Текст книги "Темные объятия"
Автор книги: Шеррилин Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Мужчина – король Айдиаг – был в воинских доспехах, его жена – в богатом уборе.
Зал был полон гостей. С кельтами соседствовали здесь люди непривычного вида и одеяния – рыжеволосые, длинноусые, в кричаще-ярких одеждах. По случаю праздника все облачились в праздничные наряды, женщины надели свои лучшие украшения.
На Тейлона гости смотрели с благоговейным восторгом. Он выглядел сильным и гордым, как настоящий принц. Приезжие галлы из уст в уста передавали рассказы о его доблести в бою.
Говорили, что он посвятил свой меч богине Морриган, что он – ее любимый воин. Рассказывали, что в битве сама богиня витает за его плечом, не позволяя врагам нанести урон его красоте или затупить его меч.
Но никто из них не подозревал, какая буря бушует сейчас в душе гордого принца.
– Спокойнее, сынок! Что ты пляшешь на месте, словно жеребенок! – с улыбкой прошептала ему королева.
– Вспомни себя, Ора! – поддразнил ее муж. – Когда ты выходила за меня замуж, отец пригрозил тебя к стулу привязать, – ты никак не могла стоять спокойно во время произнесения обетов!
– Верно, но я тогда была намного его моложе!
Тетя положила руку ему на плечо. Тейлон судорожно вздохнул, увидев, как галльский ко рольЛльюд подводит к нему прекрасную юную деву.
– Дейрдра, моя дочь, – представил ее ко роль.
Дейрдра в самом деле была красавицей – этого Тейлон не мог не заметить. Волосы цвета спелой пшеницы, сияющие синие глаза...
Но с Ниньей не сравнить. Ни одна девушка на свете не может сравниться с его Ниньей!
Спейрр инстинктивно отступил.
Дядя подтолкнул его к невесте.
Дейрдра призывно улыбнулась. Глаза ее светились восхищением.
Спейрр снова шагнул назад.
На этот раз его подтолкнула тетя.
– Ну, сынок, что ты должен сказать?
– Я...
Разумеется, Спейрр помнил, что должен сказать невесте. Супружеские обеты он выучил наизусть.
Но сейчас слова застряли у него в горле.
Он не мог ни говорить, ни дышать.
Он снова попятился, – и снова дядя и тетя подтолкнули его навстречу судьбе. Навстречу многим десяткам тоскливых, безнадежных лет.
– Спейрр! – в голосе дяди послышалась предупреждающая нотка. – Скажи то, что должен сказать!
Сделай это – или потеряешь все.
Сделай это – и потеряешь то единственное, ради чего стоит жить.
Перед глазами у него стояло лицо Ниньи. Слезы в уголках глаз – слезы, которые она тщетно пыталась скрыть.
Спейрр стиснул зубы, решительно выдвинул вперед подбородок.
– Я этого не сделаю!
С этими словами он повернулся и бросился прочь. Изумленная толпа легко расступилась перед ним. Спейрр выбежал из королевского дома.
Через несколько секунд, опомнившись, дядя и тетя бросились за ним. Они нагнали Спейрра на полпути к коню. Дядя схватил его за руку, рванул к себе.
– В чем дело? – гневно воскликнул он.
– Спейрр, что с тобой? – более мягким тоном вторила ему Ора.
Спейрр смотрел на них, обдумывая, какими словами объяснить им то, что творится у него на душе.
– Я на ней не женюсь!
– Разумеется, женишься! – сурово ответил дядя. – Черные глаза его пылали гневом. – Марш назад, в королевский дом, и заверши обряд, как положено!
– Nae! – упрямо ответил юноша. – Я на ней не женюсь – я люблю другую!
– Кого? – хором спросили король и королева.
– Нинью.
Оба недоуменно переглянулись.
– Во имя всех демонов, что еще за Нинья? – спросил король.
– Дочь торговца рыбой? – спросила королева.
Эти два вопроса прозвучали одновременно, а в следующий миг до короля дошел смысл слов, сказанных женой.
– Дочь торговца рыбой?! – прорычал он и протянул руку, чтобы отвесить племяннику затрещину.
Но Спейрр перехватил его руку. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз позволял дяде себя бить.
– Ты с ума сошел?! – взревел король, вырвав руку. – Откуда ты вообще ее знаешь?
Спейрр напрягся, ожидая приговора. Теперь-то его уж точно изгонят из клана, как когда-то изгнали его мать.
Ну и демоны с ними!
Пусть думают о нем что хотят! Нинья – единственный человек, чье мнение для него важно. Она одна любит его таким, как он есть.
И он ее не предаст, пусть даже верность ей разрушит его жизнь.
Все лучше, чем прожить жизнь без нее.
– Я знал, что вы не поймете. И понимаю, что должен вернуться и жениться на дочери галльского короля. Но не могу. Просто не могу. – Он устремил умоляющий взгляд на тетю – быть может, хоть она его поймет? – Я люблю Нинью. И не хочу жить без нее.
– Ты молод и глуп, – отозвался дядя. – Позволяешь сердцу управлять твоей жизнью, – совсем как твоя мать. Если сейчас ты не исполнишь свой долг, – никогда тебе не избыть материнского позора. Для всех ты останешься презренным отродьем шлюхи. Так что вернись и заверши обряд. Живо!
– Nae ! —твердо ответил он.
– Спейрр, не упрямься, иначе мне придется тебя изгнать!
– Что ж, изгоняй.
– Nae! – вдруг вмешалась в их спор королева.
Взгляд ее затуманился, как всегда, когда ее глазам открывался тайный мир богов и духов.
– Посмотри на него, Айдиаг. Взгляни в его глаза. Разве ты не видишь в них волю богов? Эта Нинья предназначена ему судьбой. Они – родственные души. Они должны быть вместе.
Король вполголоса выругался.
– Какой был бы союз для нашего клана! – вздохнул он. – Мы бы упрочили мир между нашими народами, и никто бы уже не оспорил наследственные права Спейрра... Но с волей богов я спорить не стану. – Он хлопнул Спейрра по плечу. – Иди, Спейрр. Иди к своей Нинье, – а я вернусь в королевский дом и постараюсь уладить скандал. Будем молиться, чтобы обошлось без войны.
Спейрр не верил своим ушам. В первый раз дядя проявил к нему доброту и милосердие.
– Ты... серьезно?
Король недобро прищурился:
– Беги, парень, пока ко мне не вернулся рассудок!
Упрашивать Спейрра не пришлось – словно на крыльях, он бросился к своему коню. Но на полдороге развернулся, вернулся к тете и дяде, крепко обнял обоих.
– Спасибо! Спасибо вам!
Птицей взлетев на коня и сунув нога в стремена, он направил скакуна к своим наследственным землям.
Черный жеребец мчался по бездорожью сквозь лес, продираясь через подлесок, разбрызгивая грязь из-под копыт. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, играли на доспехах принца. Спейрр без устали понукал коня. Быстрее! Еще быстрее!
Он летел к своей Нинье...
Мать сунула Нинье в руки потрепанную корзину с десятком на редкость вонючих рыбешек.
– И куда мне с ними идти? – уныло спросила дочь.
– Отнесешь кузнецу. Он хотел купить рыбы, а твой брат ушел на реку. Так что иди – и больше ничего слушать не хочу!
Нинья стиснула зубы. Как же она ненавидела продавать рыбу! Особенно семейству кузнеца. Скорее она согласилась бы вытерпеть порку, чем идти к нему в дом. Его дочка Нала, ее ровесница, такая же крестьянка, как и другие деревенские жители, воображала себя по меньшей мере принцессой. И не было для нее большего удовольствия, чем издеваться над теми, кто ниже ее по положению или беднее ее.
А Нинья чувствовала, что сегодня издевательств не вытерпит. Сердце ее и без того было переполнено горем.
Сегодня ее Спейрр женится на другой. Он для нее навсегда потерян.
Смахнув ладонью слезы, Нинья вышла из лачуги, где жила вместе с отцом, матерью и братом, и направилась в другую часть деревни, где обитали односельчане побогаче и поприличнее – с подветренной стороны от домов торговца рыбой, дубильщика и мясника.
– О Спейрр! – вздохнула она. Вновь полились слезы, – теперь Нинья их уже не вытирала. Один -единственный день без Спейрра превратился в томительную вечность – как же сможет она прожить без него всю жизнь? До сих пор только он один давал ей силы жить. Ради него она терпела и позор отцовской работы, грязь и рыбную вонь родного дома, и вечную угрюмость отца, и ворчание матери. Ради тех драгоценных часов, которые проводила с ним вместе.
Но теперь это счастье для нее навсегда потеряно.
Он вернется с молодой женой. Придет время – и королева понесет от него ребенка...
Сердце пронзила невыносимая боль. Нинья брела по деревенской улице, не видя, куда идет, думая об одном: у нее никогда не будет детей от любимого. Никогда больше она не прижмет его к сердцу.
Подойдя к дому кузнеца, она увидела, что Нала сегодня не одна. Девушка стояла во дворе в компании друзей: были здесь трое деревенских парней и их подружки – из тех девиц, что (как часто слышала бедная Нинья) ни за что не станут дружить с замарашкой, от которой воняет рыбой!
– Ой, смотрите, кто к нам идет! – сморщив носик, объявила Нала. – Рыбная торговка со своим вонючим товаром! Не дышите, иначе всех стошнит!
Нинья приподняла голову. Она не позволит злым словам ранить себя. Сегодня у нее и так достаточно горя.
Молча она сунула корзину в руки Нале.
Та взвизгнула и отскочила, уронив корзину.
– Фу! Нинья, какая же ты вонючка! Такую не захочет ни один мужчина – правда, Диарг?
Диарг окинул Нинью наглым взглядом:
– Ну, не знаю, не знаю. Судя по тому, что мы видели пару дней назад в лощине, – помните, со Спейрром? – я бы, пожалуй, ее отымел. Но только зажав нос!
Лицо Ниньи запылало: при мысли о том, что кто-то видел их со Спейрром, ее охватил ужас.
– А ты, Аберт, что скажешь? – Диарг подтолкнул локтем своего приятеля.
– Да уж, покрыть ее пару раз и я бы не отказался. Но жениться на такой? Увольте. Оставим ее Спейрру – видно, грязь в его вкусе!
Их грубый смех гудел у нее в ушах погребальным колоколом.
Забыв о корзине, Нинья бросилась бежать... но остановилась, услышав стук конских копыт.
Кто-то спешил сюда. Очень спешил. Конь мчался, как ветер, подбадриваемый мощным голосом всадника. Вся деревня затихла в ожидании.
Из леса вылетел Спейрр, и люди боязливо расступились перед ним.
Нинья смотрела на него, не в силах пошевелиться.
Спейрр в сверкающих доспехах был прекрасен, как никогда. Он словно составлял одно целое со своим черным жеребцом – волшебное существо, совершенное по красоте и силе.
И он мчался так, словно все демоны Аннуина гнались за ним по пятам.
Нинья не сомневалась, что он проскачет мимо нее и свернет к своему дому.
Но, поравнявшись с девушкой, он натянул поводья.
Взмыленный конь встал на дыбы, хрипя и роняя наземь клочья пены.
Спейрр спрыгнул с седла и заключил Нинью в объятия.
Сердце ее отчаянно забилось, однако она боялась радоваться. Боялась того, что может означать его неожиданное появление.
— Fiu ? —неуверенно обратилась она к нему. «Фиу» означало «принц»: на глазах у людей Нинья не осмеливалась назвать его по имени. – Чего ты хочешь?
Он, не отрываясь, смотрел на нее, и янтарные глаза его светились так, словно в них пело еголюбящее сердце.
– Тебя, любовь моя, – прошептал он. – На всю жизнь, пока смерть не разлучит нас. Нин, стань моей женой!
Мир перед ней затуманился слезами.
– А как же твой дядя?
– Он желает нам счастья.
Дрожащими руками она обняла возлюбленного и прижалась к нему.
– Ты моя, драгоценная моя Нин! – прошепчет он ей. – Никто кроме тебя, мне не нужен!
– И тебя не смущает, что от меня пахнет рыбой?
Он рассмеялся:
– А от меня – потом и лошадью, так что мы – прекрасная пара!
Только он мог найти такой ответ!
Слезы побежали по щекам Ниньи: она рыдала от счастья, не стыдясь своих слез.
Спейрр вернулся к ней! Никогда, никому больше она его не отдаст! Теперь они будут вместе – навсегда!
Навсегда...
Саншайн проснулась с ощущением безмятежного счастья – и сонно улыбнулась, ощутив рядом с собой Тейлона.
Что ей снилось? Она не могла припомнить... но, кажется, он. Рядом с ней – и во сне, и наяву.
И это было прекрасно.
Саншайн взглянула на часы. Полдень. В это время она должна продавать свои работы на Джексон-сквер.
Но вставать совершенно не хотелось.
Перевернувшись на другой бок, она уткнулась Тейлону в спину. Положила голову ему на плечо, погладила татуировку на груди. Какой он теплый! Какой... домашний!
– Хорошо, что ты дома, милая. – Эти слова он прошептал на языке, который она слышала всего один раз, – прошлой ночью, когда они занимались любовью. Но Саншайн прекрасно поняла, что он сказал.
Приподнявшись и заглянув ему в лицо, она увидела, что он по-прежнему крепко спит.
– Тейлон!
Он не шевельнулся.
– Спейрр! – прошептала она. Откуда взялось это имя? Никогда прежде она его не слышала, но почему-то ясно понимала, что называть Тейлона следует именно так.
Веки его затрепетали. Он взглянул на нее непонимающим, сонным взглядом.
– Ты чего-то хочешь?
Саншайн покачала головой.
Он закрыл глаза, перекатился на другой бок и снова заснул.
Ну и ну! Что такое здесь творится?
Откуда ей известно это имя? Почему Тейлон на него откликнулся?
Может быть, она услышала его во сне?
Саншайн снова попыталась припомнить свой сон. Но разрозненные воспоминания ускользали от нее, словно песок утекал сквозь пальцы.
И вдруг, лежа к нему спиной, она явственно увидела внутренним взором сцену – не из сна, нет, но живую и очень яркую.
На небе клубились тучи. Тейлон-подросток, обнаженный, распростерся лицом вниз на каменной плите. Вокруг стояли другие плиты, величественные и мрачные: всё вместе отдаленно напоминало Стоунхендж – но лишь напоминало. Саншайн не сомневалась, что никогда не видела этого места – ни на фотографиях, ни наяву.
Над Тейлоном возвышался суровый черноволосый человек в развевающемся черном одеянии. Он размеренно хлестал мальчишескую спину кожаной плетью.
Саншайн видела лицо Тейлона. Он смотрел прямо на нее. В глазах его стояли непролитые слезы, но губы были упрямо сжаты.
«Встретимся позже», – прошептал он одними губами – и она кивнула в ответ...
Саншайн села на постели.
Ей вспомнился ее сон – во всех подробностях. Вскочив, она схватила мобильный телефон и выскочила за дверь – не хотела, чтобы Тейлон услышал, о чем она будет говорить с матерью.
– Саншайн? – услышала она в трубке голос Старлы. – Где ты? Сторм говорит, ты куда -то исчезла, даже не позвонив!
– Извини, мам. Просто забыла позвонить. Ты же меня знаешь, я вечно все забываю. Послушай, я хочу кое о чем тебя спросить. Помнишь, много лет назад вы с бабулей меня загипнотизировали и провели регрессию в мои прошлые жизни?
– Да, и что?
– Вы сказали, что в прошлой жизни я жила в Англии времен кельтов. Так?
– Так.
– Мама, ты помнишь что-нибудь еще? Кем я была?
– Ох, честно сказать, не помню. Надо позвонить бабуле – она -то наверняка все помнит. А что случилось? У тебя какой -то испуганный голос.
– Потому что я на самом деле испугана. Кажется, я только что вспомнила кое -что из прошлой жизни. Или не вспомнила... даже не знаю, как это назвать. Все это так странно, что и описать невозможно.
– Ты со Стивом?
– С Тейлоном, мама. Его зовут Тейлон. Да, с ним.
– Думаешь, в прошлой жизни ты была с ним знакома?
Саншайн оглянулась на дверь и судорожно сглотнула.
– Если честно, мам, – похоже, в прошлой жизни я была его женой.
7
Вскоре после заката Ашерон постучал в дверь Зарека.
Большую часть дня он провел у Артемиды, обсуждая сложившуюся ситуацию. Зарек поднял на ноги всю новоорлеанскую полицию, копы караулят его за каждым углом. Что же теперь делать?
УАртемиды на этот счет было очень определенное мнение.
– Ашерон, дорогой мой, – говорила она скучающим тоном, изящно раскинувшись на своем белоснежном троне, – я тебе уже не раз объясняла, что с ним делать. Все, кроме тебя, давно уже поняли, что он за человек. И в Новый Орлеан я его отправила главным образом для того, чтобы ты своими глазами убедился в том, насколько он безнадежен. Убей его – и дело с концом.
Но Эш не мог с ней согласиться. Лучше кого бы то ни было он понимал неукротимую ярость Зарека, его потребность во всех окружающих видеть врагов – и всегда бить первым.
Вот почему он выпросил для Зарека еще один шанс – последнюю возможность доказать, что он человек, а не бешеный зверь, которого из милосердия остается лишь прикончить.
Эш терпеть не мог о чем -то просить Артемиду. Но не мог и обречь Зарека на казнь, пока еще оставалась надежда.
Он снова постучал, на этот раз громче. Быть может, Зарек спит на втором этаже и его не слышит?
Дверь медленно отворилась.
Эш вошел – и оказался в полной темноте. Но зрение Темного Охотника позволяло ему видеть во тьме, как днем. Усилием мысли затворив за собой дверь, он медленно двинулся вперед, «прощупывая» дом с помощью своих сверхъестественных чувств.
Ага. Зарек – слева, в гостиной.
Включать отопление бывший раб не стал, так что в доме стоял пронизывающий холод. Должно быть, на Аляске Зарек привык к морозам, так что обычная для новоорлеанского февраля погода его не беспокоила.
Эш остановился на пороге. Зарек, обнаженный по пояс, в черных тренировочных брюках, спал на полу возле викторианской софы. Он лежал спиной к нему и при появлении Ашерона даже не шелохнулся. Однако Эш не верил, что Зарек спит.
По остроте и тонкости сверхъестественного восприятия бывший раб не уступал самому Ашерону – и, конечно, не позволил бы чужаку войти в свое логово незамеченным. Без сомнения, он бодрствует и готов к бою.
Эш устремил взгляд на обнаженную спину Зарека. Кожа его была гладкой и чистой – если не считать вытатуированного дракона, обвивавшего пояс. Но так было не всегда. Эш помнил времена, когда спина Зарека была сплошь испещрена безобразными глубокими рубца ми– такими, что сам он невольно поморщился, в первый раз увидев эти страшные следы.
В доме отца Валерия Зарек был мальчиком для порки. Всякий раз, когда Валерию или его братьям случалось набедокурить, – доставалось ему.
Кнут оставил свои следы не только на спине Зарека. Шрамы обезобразили его руки и ноги, грудь и лицо. Рубцы, пересекавшие щеку и левый глаз, сделали его уродливым и страшным.
В смертной жизни Зарек смотрел на мир одним глазом, ходил, сильно хромая, и с трудом владел правой рукой.
Перейдя черту и став Темным Охотником, Зарек поначалу не находил в себе сил взглянуть Ашерону в лицо. Он всегда опускал глаза и вздрагивал всякий раз, когда Ашерон к нему обращался.
Обычно Ашерон предоставлял новым Темным Охотникам выбор: оставить на себе полученные при жизни шрамы – или полностью исцелиться. Но в этом случае о выборе речь не шла. Бедняга был так изуродован, что Ашерон исцелил его сам – немедленно, ни о чем не спрашивая.
А затем начал учить его драться и давать сдачи.
Надо сказать, Зарек оказался непревзойденным учеником. Ярость, накопившаяся в нем за долгие годы унижений, вырвалась наружу и дала ему невероятную силу.
К несчастью, она же превратила его в неуправляемого психопата.
– Ну что, великий Ашерон? Так и будешь на меня любоваться – или, для разнообразия, скажешь что-нибудь? – не поднимаясь, поинтересовался Зарек.
Эш вздохнул.
– Что тебе сказать, Зет? Сам знаешь все, что я скажу. Напрасно ты напал на полицейского. Тем более – на троих сразу.
– А что мне оставалось? Тихо-мирно ждать, пока они наденут на меня наручники и препроводят в участок, оставив в обезьяннике дожидаться солнца?
Эш понял, что вступать в дискуссию бесполезно.
– Что произошло?
– Они увидели, как я расправляюсь с даймонами, и попытались меня задержать. Я просто защищался.
– Просто защищался? У одного сотрясение мозга, у второго сломана челюсть, у третьего – три ребра. Хороша самозащита!
Зарек вскочил на ноги и смерил его гневным взглядом.
– Сами виноваты – надо было держаться от меня подальше, я их об этом предупредил!
Эш ответил Зареку не менее разъяренным взглядом. Этот парень умудрялся выводить его из себя быстрее, чем Артемида – а это о многом говорит!
– Черт тебя подери, Зет! На что ты рассчитываешь? Рано или поздно – и скорее рано – моему терпению придет конец, и я перестану вступаться за тебя перед Артемидой!
– В чем дело, ваше высочество? Плохо переносите возражения и критику? Да, такое случается с детишками из хороших семей. Растут на приволье, всеобщие любимчики, делают что хотят, и никто им слова не скажет... Интересно, отчего ты вообще стал Темным Охотником? Кто-нибудь тебе на ногу наступил и не извинился?
Эш прикрыл глаза и сосчитал до десяти. Медленно. А потом еще раз.
Зарек смотрел на него с обычной злобной ухмылкой. Бывший раб его ненавидел, но Эш не принимал это близко к сердцу, зная, что Зарек ненавидит всех и каждого.
– Знаю, что ты обо мне думаешь, великий Ашерон! Тебе меня жаль. Но я не нуждаюсь в твоей жалости! Думаешь, я забыл, как ты смотрел на меня при первой встрече? Ты старался этого не показывать, – но я -то помню ужас в твоих глазах!
Ты решил сделать доброе дело. Подобрал несчастного калеку, обогрел, отмыл, исцелил... И что же, думаешь, за это я буду лизать тебе башмаки и целовать задницу? Не дождешься!
Эш глухо зарычал. Больше всего ему сейчас хотелось схватить этого ублюдка и как следует шмякнуть об стену.
– Не доводи меня, Зет. Не забывай: только я стою между тобой и такой ужасной загробной жизнью, которую даже ты не в силах себе вообразить!
– И что с того? Ну, убей меня. Думаешь, я этого боюсь?
К несчастью, нет. Зарек ничего не боялся и ни в грош не ставил собственную жизнь – ни в прежние времена, ни сейчас, став Темным Охотником. Но никогда Эш по доброй воле не приговорит Охотника к вечным мукам в Царстве Теней. Сколь ужасна эта участь, ему, увы, известно не по слухам.
– Сбрей бороду, сними серьгу, спрячь свои чертовы когти. Веди себя тихо и не попадайся на глаза копам.
– Это приказ?
Взмахнув рукой, Эш поднял Зарека в воздух и чувствительно приложил головой о потолок.
– Хватит испытывать мое терпение! Ясыт тобой по горло!
Зарек только расхохотался:
– В Диснейленде работать не пробовал? За такой аттракцион будешь бабки грести лопатой!
Эш зарычал громче, обнажив клыки, – в его рыке слышались злость и бессилие.
Чем напугать человека, которому плевать на все, включая собственную жизнь? С Зареком он чувствовал себя беспомощным, словно отец с великовозрастным сынком -хулиганом.
Подавив в себе желание свернуть этому психопату шею, Эш опустил его на пол.
Едва ноги Зарека коснулись пола, он как ни в чем не бывало подошел к своей сумке, достал пачку сигарет.
Пожалуй, больше дразнить Ашерона не стоит. Он подошел к опасной черте. Как бы там ни ныло, Ашерон способен испепелить его одним щелчком пальцев. Но вряд ли на это решится – ведь в нем до сих пор слишком много человеческого. Ашерон сохранил в себе сострадание к людям – слабость, которую Зарек никогда не понимал. Его никто не жалел – с какой стати он будет кого-то жалеть?
Он зажег сигарету.
– Канал и окрестности сегодня патрулирует Тейлон, – поворачиваясь к дверям, сказал Ашерон, – а ты возьми на себя район между Джек - гон -сквер и Эспланадой.
Зарек выпустил клуб дыма.
– Все указания на сегодня?
– И, ради самого Зевса, Зет, обойдись без глупостей!
Ашерон открыл дверь взглядом и скрылся.
Зажав в зубах сигарету, Зарек пригладил спутанные черные волосы.
«Обойдись без глупостей!»
А что такого он сделал?
Разве он виноват, что неприятности следуют за ним по пятам? Впрочем, что правда, то правда: сам он от них не бегает. Много лет назад он научился грудью встречать удары и терпеть боль.
Зарек стиснул зубы, вспомнив прошлую ночь. Он увидел на улице пару даймонов. Прислушавшись к их разговору, узнал, что они собираются сделать с Саншайн. Пошел за ними, довел до темного переулка, где можно было без свидетелей с ними разобраться...
И вдруг, откуда не возьмись, – трое дуралеев -копов и четыре пули в бок!
Поначалу Зарек ничего плохого не замышлял. Собирался сдаться полиции, а потом позвонить Нику, чтобы тот выкупил его под залог. Но один из копов треснул по его спине дубинкой – и все благие намерения Зарека отправились прямиком в ад.
Мальчиком для порки ему больше не бывать!
Он не позволит себя трогать. Никому. Никогда.
Солнце стояло высоко над болотом. Тейлон спал безмятежным сном, а Саншайн, сидя у порога его хижины, заканчивала пейзаж, заказанный ей Камероном Скоттом. И пыталась понять, что она здесь делает.
Зачем она вообще отправилась сюда ночью вместо того, чтобы ехать, как собиралась, ночевать к брату?
Внезапное «откровение» об их прошлой совместной жизни порядком ее напугало.
Итак, она была его женой. Тихой покорной женушкой, для которой в любимом муже был сосредоточен весь мир. Этакой идеальной домохозяйкой.
При этой мысли Саншайн вздрогнула. Она вообще не хочет замуж!
Больше – ни за что.
Для женщины брак – ловушка. Вышла замуж – и прощай, свобода! Бывший муж наглядно объяснил ей, что хочет видеть мужчина в своей жене: кухарку, горничную, прислугу – плюс секс по первому требованию.
Друзья считали их с Джерри Ганье прекрас нойпарой. Познакомились они в художествен нойшколе. Байронический вид, томный взгляд, мерные кудри до плеч... словом, Саншайн влюбилась по уши.
Было время – смешно вспомнить: считала, что без него не может прожить ни дня.
Она наивно полагала, что они с Джерри – две горошины из одного стручка. Он – многообещающий молодой художник? Она тоже. Он работает без устали? Она тоже. Она уважает его творческие порывы, – и он, разумеется, будет уважать ее потребность творить...
Однако вышло совсем не так. У Джерри, оказывается, были свои представления о браке. Творить будет он, а жена (она же служанка, она жедобрая мамочка) должна обеспечивать ему нееусловия для этого. Его потребности, его желания – всегда на первом месте. Ее нужды – по остаточному принципу.
Вместе они продержались два года, четыре месяца и двадцать два дня.
Положим, не все было так плохо. В чем -то Джерри ей нравился до сих пор. Порой она скучала по его обществу. Иногда даже задумывалась о том, что жить одной как -то тоскливо... Но ни за что на свете больше не собиралась отвечать за то, куда кто -то другой засунул свои носки! Боже правый, она и собственные -то носки с трудом находит! И никогда больше не будет (бросать работу и бежать в магазин, потому что у кого -то другого закончились яйца, необходимые ему для изготовления красок! Сам он, разумеется, в магазин не пойдет. Он очень занят. Он творит. А ее творчество может подождать. В этом вопросе Джерри был тверд, как скала.
Нет, никогда больше она не согласится полностью раствориться в мужчине! Ей нужна собственная жизнь.
Тейлон – отличный парень, но в этом, кажется, очень похож на нее. Одиночка, превыше всего ценящий независимость. Им хорошо вместе, но, похоже, по большому счету они несовместимы.
Она рано встает и пишет при свете дня – он спит весь день напролет и бодрствует ночью. Она любит тофу и мюсли, он – кофе и гамбургеры.
С Джерри у них было одно расписание, одинаковые взгляды и вкусы, – и чем это кончилось? Если уж с человеком, очень похожим на нее, она не смогла ужиться, – с Тейлоном и подавно ничего не выйдет.
Нет, надо выбросить из головы дурацкие фантазии и вернуться к своей жизни.
Скоро Тейлон встанет, они пообедают, а потом она попросит отвезти ее домой.
Тейлон спал неспокойно – впервые за многие годы ему снилась жена. Прежде она не присутствовала в его снах – по той же причине, по которой не впускал ее в свои мысли. Не осмеливался. Воспоминания о Нинье могли разорвать ему сердце.
Но сегодня она была с ним. Во сне они снова были вместе.
Сидя у ярко горящего очага, она шила детскую распашонку. Нинья была на последних месяцах беременности, но в глазах Тейлона выступающий живот ее не портил – она оставалась той же красавицей, той же чудной, соблазнительной Ниньей, при взгляде на которую у него вскипала кровь и сердце наполнялось любовью.
Ни суровое дядино воспитание, ни недоброжелательность сородичей не могли научить Тейлона любви. Что значит быть любимым – он узнал только от Ниньи.
Проворно работая иглой, она напевала ту же колыбельную, которую пела ему, совсем малютке, мать.
Боги, как измучился он сегодня вдали от нее! Как устал от битвы, от крови, от непосильных требований, возложенных на него кланом после гибели дяди!
Устал от косых взглядов и шепотков за спиной.
Он еще совсем молод, но сейчас чувствовал себя древним стариком, и на сердце у него лежал тяжелый холодный камень.
Пока не увидел Нинью. Она одна умела отогревать его душу. Рядом с ней ему всегда становилось легче и теплее.
Как же он ее любит!
Он подошел к ней, сел у ее ног, положил голову ей на колени. Малыш у нее в животе протестующе дернул ножкой.
– Ты вернулся! – проговорила она, опустив руку ему на голову.
Он молчал. Не мог сказать ни слова. Ему сегодня не хватило сил даже на то, чтобы снять с себя доспехи или смыть кровь.
Он не мог ждать ни секунды – должен был ощутить ее нежное, успокаивающее прикосновение, должен был убедиться, что она с ним и в безопасности.
Она одна могла облегчить его сердечную муку.
Королева Ора погибла. Страшной смертью. Она не вышла к полуденной трапезе, Тейлон отправился ее искать – и нашел в лесу изувеченное тело.
Это страшное зрелище он не забудет, даже если проживет тысячу лет. Оно навеки останется в тайниках его памяти – рядом с воспоминанием о матери, умирающей у него на руках.
Чуть позже Тейлон подслушал, как воины шепчутся об этом убийстве.
« Это проклятие богов! — объяснял своему брату дюжий Парт, не подозревая, что Тейлон стоит у них за спиной и слышит каждое слово. — Он – сын шлюхи. Его мать легла с друидом и породила на свет проклятое потомство. Теперь все мы за это заплатим. Боги покарают всех нас.
— Что же, ты хочешь в бою оспорить право Спейрра на корону?
— Только глупец станет вызывать Спейрра на бой – ведь в битве и сам Кухулин [22] с ним не сравнится!
— Тогда молись всем богам, чтобы он тебя не услышал!»
Тейлон зажмурился и стиснул зубы, тщетно стараясь стереть из памяти жестокие слова. Он знал – этот шепот будет преследовать его до конца жизни.
– Спейрр! – Нинья погладила его по щеке.– Они все убиты?
Спейрр кивнул. Рядом с телом тетки он нашел галльский кинжал – ясное указание на убийц. Доставив тело домой, собрал воинов и отправился мстить северным соседям.
– Теперь я в самом деле проклят, Нин, – с трудом вымолвил он. Много лет он жил, беспрерывно доказывая всем, что грехи родителей не имеют над ним власти, – и что же? Все -таки оказался проклят – за собственный грех. – Надо мне было послушать тебя после того, как погиб дядя. Не следовало мстить северному клану. Теперь все, что мне остается, – жить в страхе и гадать, что отнимут у меня боги в следующий раз.
В глубине души он уже знал, что они отнимут. Нет у него более драгоценного сокровища, нет на земле более дорогого ему человека, чем женщина, которую он сейчас держит в объятиях.
И она умрет.
Из -за него.
Его вина. Все это – его вина.
Он навлек гнев северных богов на себя и на всех, кто ему дорог.
Теперь – наказания не остановить. Нинью не спасти.
Невыносимая боль раздирала его душу.
– Я принес жертвы Морриган, но друиды говорят, этого недостаточно. Что же мне делать?
– Но, быть может, это последняя смерть? Быть может, на этом все закончится?
Всей душой Спейрр надеялся на это! Потому что иначе...
