Текст книги "Темные объятия"
Автор книги: Шеррилин Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
Nae! Он не может потерять Нинью! Пусть боги возьмут все, что угодно, – только не ее!
Сон перенесся в будущее: прошло несколько недель – и теперь жена Тейлона в муках рожала на свет его дитя.
В спальне было сильно натоплено. Измученная Нинья изнемогала от жары, и повитуха растворила окно. На улице крупными хлопьями падал снег.
Нинья всегда любила снег, – и эта картина показалась им обоим добрым предзнаменованием. Быть может, вместе с появлением на свет ребенка для них начнется новая жизнь, откроется новая надежда?
– Тужься! – приказала повитуха.
Нинья пронзительно закричала и впилась ногтями ему в руку. Тейлон склонился к ней, прижал ее к себе, прильнул щекой к щеке.
– Я здесь, любовь моя. Я тебя держу. Не бойся.
Тело его жены изогнулось в страшном напряжении, затем расслабилось... и на руки повитухе вылетел крошечный младенец.
Нинья тихо и счастливо засмеялась. Тейлон поцеловал ее в щеку и крепче прижал к себе.
Но радость их длилась лишь мгновение. Как ни старалась старуха, ребенок не кричал.
– Он мертв, – объявила женщина.
Эти слова прогремели у него в голове погребальным колоколом.
– Nae ! —воскликнул он. – Он просто спит! Разбуди его!
– Nae ,мой triath .Твой сын родился мертвым. Мне очень, очень жаль.
Нинья забилась в рыданиях.
– О Спейрр! Прости, что я не смогла стать для тебя хорошей женой и родить тебе сына! Прости, что подвела тебя!
– Не говори так, Нин! Это неправда!
В ужасе и скорби, прижимая к себе убитую горем жену, он смотрел, как повитуха обмывает и одевает крохотное тельце его сына.
Он не мог оторвать глаз от мертвого младенца.
Десять крошечных пальчиков на руках, девять на ногах. Щетка густых черных волос. На маленьком личике – безмятежный покой. Здоровый на вид, красивый... самый прекрасный ребенок на свете. Его сын.
Почему же он умер?
Почему не смог жить – или не захотел?
Тейлон не мог с этим смириться. Все существо его протестовало против смерти, протестовало яростно и страстно. Быть может, еще осталась надежда... быть может, сейчас, вот сейчас он все -таки закричит...
Ведь это – их сын!
Их драгоценный первенец.
Еще несколько дней назад он брыкался в животе у матери – ему не терпелось выбраться наружу. Он был здоров и силен, как и его мать. Для смерти не было причин... кроме преступления Тейлона.
Это он убил собственного сына.
Глаза его наполнились слезами. Сколько раз он, полный любви и отцовской гордости, клал руку жене на живот и прислушивался к тому, как шевелится там его маленький сын!
Они считали дни до рождения малыша. С ним связывали все свои надежды, все мечты.
Но теперь он никогда не узнает, каким мог бы стать мальчик, которого он уже полюбил всем сердцем. Никогда не услышит его звонкого голоса, не увидит его улыбки.
– Прости меня, Спейрр! – снова и снова, рыдая, повторяла Нинья.
Сжимая ее в объятиях, он шептал ей слова утешения. Он должен быть сильным. Ради нее.
Тейлон поцеловал ее и смахнул слезы со щек.
– Не плачь, любовь моя. У нас еще будут дети...
Но в глубине души он знал: этому не бывать. Бог Камул будет преследовать и следующих его детей, а Тейлон не позволит себе еще раз провести Нинью через такое испытание. Он слишком ее любит.
...Прошел час. Тейлон все еще сжимал жену в объятиях, – но теперь прекрасное лицо ее побелело как полотно, а Тейлон лишился последней своей надежды.
Нинья истекала кровью.
Как ни старалась повитуха, ей не удалось остановить кровотечение. Никакие средства не помогали. Наконец она объявила, что надежды нет, и вышла, чтобы дать мужу и жене попрощаться друг с другом.
Никогда еще Тейлон не переживал такой невыносимой, рвущей душу муки.
Нинья умирает. Его возлюбленная покидает его навеки.
Как жить без нее?
Как дышать?
Он прижимал ее к себе, как ребенка. Алая кровь текла по его рукам, вся постель уже пропиталась кровью, – но Тейлон этого не замечал. Он смотрел только на жену.
Я тебя не отпущу! Живи ради меня!
Если бы он мог перелить в нее собственные жизненные силы!
Мысленно он обещал богам все, что пожелают, – собственную жизнь, свои земли, свой народ... Все, что угодно. Только бы не отнимали у него сердце. Как он будет жить без того, что составляло суть его жизни?
– Я люблю тебя, Спейрр, – прошептала она.
Он пытался ответить – и не смог: душили
слезы.
– Не оставляй меня, Нин! – прошептал он, наконец, крепче прижимая ее к себе. – Что я буду делать без тебя?
– Заботиться о Сиаре, как ты обещал своей матери. – Она подняла дрожащую руку, погладила его по щеке. Рука была холодной. – Мой отважный Спейрр! Сильный, благородный... Я буду ждать тебя на другом берегу, пока Бран [23] не соединит нас снова.
Он прикрыл глаза. По щекам его струились слезы.
– Я не смогу жить без тебя, Нин. Не смогу!
– Ты должен жить, Спейрр. Ты нужен нашему народу. Нужен Сиаре.
– Но мне нужна ты!
Она подняла на него огромные, полные страха глаза.
– Я боюсь, Спейрр. Не хочу умирать. Боюсь остаться одна, без тебя. Мне так холодно...
– Я тебя согрею!
Как безумный, он укрывал ее все новыми мехами, растирал ей руки. Если ей будет тепло, – может быть, она останется с ним... может быть...
Только бы ей было тепло...
– Почему так темно? – слабеющим голосом спрашивала Нинья. – Так скоро... Нет, не хочу! Я хочу остаться с тобой... хоть ненадолго... пожалуйста...
– Я здесь, любовь моя. Здесь, рядом с тобой. Я тебя не отпущу.
Она попыталась снова погладить его по щеке, но уронила руку. На подушку скатилась единственная слеза.
– Прости, что я была тебе плохой женой, Спейрр. Прости, что не дала тебе счастья, которого ты заслуживаешь.
Ответить он не успел – она содрогнулась в последний раз и затихла.
В гневе и в отчаянии Тейлон запрокинул голов у,и из груди его вырвался яростный боевой клич.
– За что?! – ревел он, обращаясь к небесам. – Будь ты проклят, Камул, за что?! Я провинился перед тобой, – так почему ты не убил меня?
Боги, разумеется, молчали. Даже Морриган покинула его, оставив сражаться с болью в одиночестве.
«– С какой стати боги станут помогать отродью шлюхи, недостойному даже лизать сапоги пригородных мужей?
— Взгляни на него, король Айдиаг! Он слаб и хил, как и его отец. Из него ничего не выйдет. Зачем нам кормить его и одевать? Убьем, как щен ка, — иного он не заслуживает!»
Голоса из прошлого хлестали его невидимым кнутом, растравляя и без того невыносимые раны.
Но был там и другой голос – детский голосок Ниньи, в тот день, когда он спас ее от разъяренного гусака...
«– Ты принц?
— Я– никто, – ответил он.
– Нет, я знаю, ты принц! Только благородный воин станет спасать простую крестьянку от страшного гуся!»
Только с ней он чувствовал себя добрым и благородным.
Только с ней ему хотелось жить.
Как могла драгоценная Нин его покинуть?
Долгие часы сидел он, содрогаясь от рыданий, над телами жены и сына. Снаружи ярко светило солнце, но в душе его царил непроглядный мрак. Родные жены стучали в дверь, просили впустить их, позволить приготовить мертвых к погребению. Тейлон молчал.
Он никому их не отдаст.
Со дня первой встречи они с Ниньей не разлучались больше чем на несколько часов.
Ее любовь и дружба вели его сквозь мрак. Она давала ему силы. Она была лучшей частью его самого.
– Что же мне делать, Нин? – шептал он, уткнувшись в ее холодеющую щеку. – Что же мне теперь делать?
Он остался один. Совсем один.
На следующий день он похоронил ее и сына в лощине, где они играли детьми. И сейчас, стоило прикрыть глаза, – он видел перед собой ее сияющее, разрумянившееся личико, слышал звонкий смех. Вот она, незаметно подкравшись к нему, засовывает за шиворот снежок – и с радостным визгом пускается наутек, а он – за ней в погоню...
Она обожала снег. Больше всего любила, запрокинув голову, ловить ртом снежинки. Пушистые белые звездочки таяли у нее на лбу, сверкали в косах...
Было что -то извращенно -жестокое в том, что она умерла в день снегопада. В день, когда должна была радоваться жизни.
Тейлон на миг задумался о том, как хорошо было бы жить на юге, в теплых странах, где не бывает снега. Теперь снежные зимы всегда будут напоминать ему об умершей возлюбленной.
О боги, почему она его покинула?
Стоя на коленях в снегу, Тейлон стонал и рычал от бессильной ярости. В сердце его не осталось ничего, кроме бесконечного горя.
В свежей могиле перед ним лежала, прижимая к груди мертвого сына, его прекрасная жена. Он не смог ее защитить, не смог согреть. Не смог взять за руку и повести туда, куда она захочет...
Узкая девичья рука легла ему на плечо.
Обернувшись, он увидел нежное личико сестры. Сиара? Давно ли она здесь?
– Я с тобой, Спейрр! Я тебя никогда не оставлю.
Не вставая с колен, Тейлон обнял ноги сестры и зарыдал. Она – единственное, что у него осталось. Ради нее он готов сразиться с самими богами.
Нинью он защитить не смог, но защитит Сиару.
Любому, кто попробует ее обидеть, придется иметь дело с ним...
Тейлон проснулся перед самым закатом – и сразу же почувствовал, что он просыпается один.
Никогда прежде он об этом не задумывался. Но сейчас...
Такой тоски, такой безнадежности он не ощущал уже много столетий. С той самой ночи, когда Ашерон научил его прятать свои чувства глубоко в подсознании.
Но сегодня пустота и одиночество его жизни давили ему на грудь, мешали дышать.
Пока, вдохнув, он не ощутил в кровати и у себя на коже странный аромат.
Пачули и скипидар.
Саншайн!
При мысли о ней – яркой, горячей, отважно идущей по жизни, – его лицо вмиг разгладилось.
Однако, перевернувшись на другой бок, он обнаружил, что ее нет рядом.
Тейлон нахмурился.
– Саншайн!
Оглянувшись вокруг, он не увидел ее в доме.
– Отстань от меня, ты, ползучая пара туфель!
Голос раздался из -за двери. Тейлон удивленно поднял бровь, хотел встать, но не успел – дверь растворилась, и в дом влетела очень сердитая Саншайн. По пятам за ней следовала Бет с мольбертом в зубах.
– Отдай мольберт, животное! Не смей ковырять в зубах моими кистями!
Тейлон почувствовал, как невольно расплывается в улыбке.
– Бет! – окликнул он крокодилицу. – Ты что это делаешь?
Бет открыла пасть, и Саншайн тут же выхватила свой мольберт. Крокодилица повернулась к Тейлону и издала долгое протяжное шипение, стуча хвостом по земле и недовольно скосив на гостью круглый желтый глаз.
– Она говорит, что загнала тебя домой, потому что скоро сядет солнце, а в темное время суток кто -нибудь может тобой поужинать, – перевел он.
– Скажи этому болотному чудовищу, что я и без нее собиралась домой, так что совершенно незачем... Ой! Я что, и вправду разговариваю с крокодилом?
– Все нормально, – ухмыльнулся Тейлон. – Я с крокодилами каждый день разговариваю.
– Да, но... не обижайся, но ты все -таки немного странный.
Кто бы говорил!
Саншайн отпихнула ногой Бет, захлопнула дверь и поставила мольберт в угол.
Тейлон смотрел на нее с интересом – особенно когда она наклонилась и на виду оказались округлые ягодицы, обтянутые джинсовой тканью.
– Ты давно встала? – спросил он.
– Несколько часов назад. А ты?
– Только что проснулся.
– Ты всегда так долго спишь? – спросила она.
– Да, я ведь всю ночь на ногах.
– По -моему, ты вывел понятие «сова» на новый уровень, – улыбнулась она.
Саншайн присела рядом с ним на матрас и вытерла перемазанные краской пальцы о джинсы. Это простое движение вновь привлекло внимание Тейлона к тому, как женственны ее бедра, как хорошо было бы провести рукой от колена и выше – к самому центру ее женской сути...
От этой мысли он почувствовал, что снова готов к бою.
– Хочешь, приготовлю тебе завтрак? – тем временем спросила Саншайн. – Правда, в холодильнике у тебя в основном то, чего в рот брать нельзя, если тебе дорога жизнь. Но могу, например, сделать омлет из яичных белков.
Тейлон поморщился, представив себе, каков должен быть на вкус омлет из одних белков. Должно быть, еще хуже соевого сыра!
Надо сделать доброе дело – приучить Саншайн хотя бы к шоколаду и взбитым сливкам... Но за этой мыслью тут же последовала другая – какова -то будет на вкус она сама, покрытая взбитыми сливками? Помнится, ночью они собирались провести такой эксперимент, но как -то руки не дошли...
А Саншайн, не подозревая о ходе его мыслей, гнула свою линию:
– Неужели ты никогда не слышал о хлопьях из отрубей? Или о цельнозерновом хлебе?
– Не -а. Никогда. – Он провел рукой по ее плечу и шее, ощутив пальцами удивительную нежность кожи. М-м-м, до чего же приятно к нейприкасаться!
А она продолжала читать ему лекцию о здоровой пище:
– Будешь и дальше питаться гамбургерами – считай, тебе очень повезет, если доживешь до шестидесяти! По-моему, в плитке шоколада витаминов больше, чем во всем том, что я нашла у тебяна кухне!
Тейлон лишь улыбнулся в ответ.
Что в этой женщине так его заворожило? Вог сейчас она читает ему мораль, а он, вместо того чтобы разозлиться, готов слушать ее вечно.
Хорошо, когда о тебе заботятся. Когда кому -то небезразлично, что ты ешь. Пусть даже при том что приходится выслушивать нравоучения.
– А что скажешь, – прервал он ее, – если я предложу перекусить тобой?
Ответить Саншайн не успела – он прижал её ксебе и решительно завладел ее губами.
Саншайн застонала от наслаждения, упиваясь его неповторимым вкусом, чувствуя у своего недра его напряженное мужское естество.
Один поцелуй – и вновь она была готова без остатка раствориться в нем.
Не успела Саншайн опомниться, как уже снова была в постели, а Тейлон, склонившись над ней, расстегивал пуговички ее джемпера, и груди ее ныли, нетерпеливо ожидая его прикосновений.
– У тебя отлично получается меня отвлекать! – сообщила она.
– Правда? – не поверил он, целуя ложбинку меж ее грудей.
– М-м-м-м! – подтвердила она.
Обхватив ее груди, Тейлон легонько укусил ее нежную кожу под подбородком, – и по телу Саншайн пробежала сладостная дрожь.
Запустив руки в его буйную шевелюру, она притянула его к себе. Две косички на виске щекотали ее. Все тело горело, словно в лихорадке, ожидая слияния с его телом.
Прикрыв глаза, Тейлон вдохнул ее запах. Какая же она мягкая, нежная, теплая... женственная. Гладя руками ее смуглое тело, языком и зубами он продолжал дразнить уголки ее шеи и плеч.
Она со стоном обхватила его руками.
О, эта женщина прекрасна – прекрасна во всем! И запах ее, и вкус, и то, как она трепещет, распростертая на постели, прижатая к матрасу его сильным телом...
Рука его скользнула под черное кружево лифчика. Ахнув от восторга, Саншайн обвила его ногами. Вообще -то Тейлон терпеть не мог прикосновений к коже грубой джинсовой ткани – поэтому никогда не носил джинсы. Но сейчас об этом даже не вспомнил.
Расстегнув застежку ее лифчика, он обхватил рукой трепещущую грудь. Провел ладонью по напряженным узелкам сосков, наслаждаясь их упругостью и жаром.
А затем – двинулся к ним дорогой поцелуев.
Прижимая его голову к своей груди, Саншайн выгнулась ему навстречу. Он нащупал языком один сосок, обежал вокруг него, лизнул, – и она едва не закричала от наслаждения. Казалось, он знал какой-то секрет, позволяющий легчайшим прикосновением доводить женщину до чувственного экстаза.
И в этот миг произошло нечто странное: Саншайн как будто провалилась в прошлое – на много лет назад...
Тогда, в прошлом, Тейлон обнимал ее так же, как сейчас.
Но цвела весна, и они лежали в траве на берегу тихого озера. Она боялась, что кто-нибудь их здесь застанет, – но любовь и желание были сильнее страха.
Приподнявшись на локте, юный Тейлон расшнуровывал свободной рукой завязки ее платья. Светло-карие глаза его потемнели от страсти.
– Я всегда хотел тебя, Нин!
Прошептав эти слова, он наклонился к ней и обхватил губами сосок освобожденной груди. Она застонала от сладостного, неведомого прежде ощущения. Никогда ни одному мужчине не позволяла она трогать себя здесь. Не позволяла любоваться своим телом.
И сейчас ей было стыдно, но любовь и желание были сильнее.
Давным-давно мать рассказала ей все, что должна знать девушка о потребностях и желаниях мужчин. О том, как они, овладев телом женщины, берут в плен ее душу и сердце.
Еще тогда она решила, что не отдаст себя никому, кроме Спейрра. Только ему она позволит все. Только ему с радостью будет принадлежать и телом и душой.
Он приподнял подол ее платья, и тайны ее тела открылись его жаркому, жаждущему взгляду. Она вздрогнула, когда он раздвинул ей ноги, чтобы взглянуть на самую потаенную часть ее существа.
Страх требовал сомкнуть колени, но она заставила себя повиноваться Спейрру. Она открылась для него – и затаила дыхание, когда он обжег ее пламенным взглядом, полным почти невыносимого желания.
Он провел рукой по ее животу и бедру. Затем пальцы его скользнули на внутреннюю сторону бедра – от этого прикосновения ее бросило сразу в жар и в холод. Она закрыла глаза и застонала, чувствуя, как он осторожно касается ее трепещущей девственной плоти.
От его поглаживаний, от нежной игры с ее естеством у нее кружилась голова. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Вот он раздвинул ей ноги чуть шире – и скользнул пальцами вглубь, в узкую влажную расщелину.
Она застонала, ощутив, как он меняет позу, как напряженное мужское орудие упирается ей в бедро.
– Посмотри на меня, Нинья!
Она открыла глаза.
В его взгляде читалась не одна только страсть, – в нем горело неугасимое пламя любви.
– Еще не поздно. Если ты скажешь, что не хочешь, – я уйду и не причиню тебе никакого вреда.
– Я хочу тебя, Спейрр! – прошептала она. – Только тебя!
Склонившись, он нежно поцеловал ее в губы, а затем скользнул вглубь ее существа.
Острая боль пронзила ее, когда Спейрр прорвал преграду ее девства и заполнил ее целиком. Она закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Он прижал ее к себе, укачивая, как ребенка.
– Ты так прекрасна! – хрипло выдохнул он. – Лучше, чем я мог себе вообразить... лучше всего на свете!
– Сколько женщин было у тебя, Спейрр? – вдруг спросила она – и тут же ужаснулась собственным словам. Но она была юна и наивна – и хотела знать.
Он замер, взглянул ей прямо в глаза.
– Ни одной, Нин. Я, как и ты, девственник. Другие женщины предлагали мне себя, – но мечтал я только о тебе.
Сердце ее застонало от любви. Она обвила его ногами, обхватила ладонями его лицо, притянула к себе так, что лица их почти соприкоснулись...
– О, Спейрр! – прошептала Саншайн.
Тейлон застыл в ее объятиях.
В последние полторы тысячи лет этим именем не называл его никто, кроме Сиары. И лишь одна женщина на свете произносила его имя гак, как сейчас Саншайн.
Дело даже не в том, как она его назвала... От звучания ее голоса у него по спине побежали мурашки.
– Как ты меня назвала?
Саншайн прикусила губу, осознав свою ошибку. Ну вот, теперь решит, что она назвала его именем другого мужчины! Он -то своей прошлой жизни не помнит. По -хорошему, она тоже помнить не должна. Понятия не имеет, откуда являются к ней эти воспоминания.
Знает только, что они ее до смерти пугают.
Ее бабушка глубоко верила в реинкарнацию и свои убеждения вложила и во внучку. Однако Саншайн твердо помнила наставления бабули Морганы: та говорила, что в нормальном состоянии – не погруженный в гипноз, не подвергнутый специальному воздействию – человек свою прошлую жизнь не помнит. И помнить не может.
Почему же она вспомнила Тейлона?
– Я просто закашлялась, – соврала она. – А ты что, подумал, что я тебя как -то назвала?
Тейлон расслабился. В самом деле, кажется, ему начинает мерещиться всякая чертовщина. Может быть, оттого, что эта женщина пробуждает в нем воспоминания, много лет назад похороненные в глубинах сердца. Или, возможно, из -за чувства вины.
Ведь он хочет ее с такой силой, с такой огненной страстью, как не хотел никого и никогда, – кроме Ниньи.
Но Саншайн – совсем другая. К ней его тянет, даже когда он этого не хочет. Когда борется со своим желанием.
Вот она зарылась руками в его волосы и притянула его к себе, чтобы легонько укусить за подбородок. Ее нежные руки, ее теплое тело...
Он наклонился и прильнул губами к ее пле чу,ощутив солоноватый вкус пота.
Испустил глубокий удовлетворенный вздох...
И тут – очень вовремя! – зазвонил телефон!
Выругавшись, Тейлон поднял трубку. Это был Ашерон.
– Сегодня ночью оставайся у себя и охраняй женщину.
Тейлон на миг нахмурился. Откуда Ашерон знает, что Саншайн сейчас с ним? Впрочем, равнее спросить, может ли Ашерон чего -то не знать!
– Помнится, ты велел мне держаться от нее подальше!
– Ситуация изменилась.
В этот миг Саншайн укусила его за сосок. Тейлон едва не застонал. Не так -то просто будет держаться от нее подальше!
– Ты уверен, что сегодня ночью я не нужен?
– Уверен, – отрезал Ашерон и повесил трубку.
Тейлон отшвырнул телефон и с широкой улыбкой повернулся к Саншайн. Определенно, эта ночь будет куда лучше предыдущей!
