Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

Москва, Большой Харитоньевкий переулок, д. 21. Здание Президиума ВАСХНИЛ.

11 октября 1938 года, 09:00.

– Здравствуйте, Анеч – ка, – спешащий вниз по расписной «сказочной» лестнице палат Волковых-Юсуповых президент ВАСХНИЛ вдруг замирает у статуи золотого льва, впервые увидев Олю в форме лейтенанта госбезопасности.

– Доброе утро, Николай Иванович, знакомьтесь – это моя помощница Маша, – она незаметно дёргает за рукав высокую эффектную брюнетку, увлёкшуюся рассматриванием причудливых росписей на стенах и сводчатых потолках клети парадного входа, – у вас всё готово?

– Очень приятно, – наклоняет голову тот, по очереди пожимая руки девушкам, – да всё как договаривались. Прошу пройти в Столовую палату.

Поднявшись по застеленной красной ковровой дорожкой ступеням и войдя внутрь обе застывают от открывшегося перед ними великолепия, словно сошедшего с картин Васнецова: расписанного золотом свода, забранных ажурной решёткой окон с мутными стёклами под бычий пузырь, притулившимся по углам изразцовых печек и гладкого в шахматную клетку паркета.

– А там, где когда-то стоял трон самого Ивана Грозного, – Вавилов с видом завзятого экскурсовода указывает в сторону нескольких современного вида столиков с микроскопами, рядос с которыми прохаживались несколько человек, – мы устроили небольшую выставку, для, так сказать, неверующих. Мои ассистенты приготовили гистологические препараты, отражающие различные события из жизни хромосом, а рядом с каждым микроскопом положили красочные картинки в лубочном стиле, чтобы любой Фома, посмотрев в окуляр и увидев настоящие хромосомы, смог тут же ознакомиться с упрощёнными картинками и прочесть пару строк с объяснениями.

– Объяснить своим оппонентам их заблуждения решили, – неопределённо хмыкает Оля, – Маша, пойди посмотри экспозицию, ты же биолог тебе интересно будет… Скажите, Николай Иванович, найдётся тут у вас тут местечко откуда можно будет наблюдать всё здесь происходящее, оставаясь незаметной?

– Конечно, Анечка, какие царские палаты без подземных ходов и потайных окошек!

– Отлично, мне попозже ваш кабинет понадобится на некоторое время.

* * *

В Столовой палате, громко разговаривая между собой и посмеиваясь, появляется группа мужчин среднего возраста, проигнорировавших гардероб, в одинаковых серых длиннополых плащах и, сдвинутых на затылок, тёмных фетровых шляпах. Вавилов, сразу заметив процессию, спешит навстречу.

– Трофим Денисович, товарищи, – радушно улыбается он, – очень рад что вы нашли время перед заседанием посетить Президиум. Тут мои коллеги как раз подготовили несколько интересных препаратов хромосом, хотите ознакомиться?

– Посмотреть? Отчего ж не посмотреть? – Лысенко насмешливым взглядом окидывает ассистентов Вавилова, напряжённо переминающихся с ноги на ногу у столиков с микроскопами, – Вона сколько людей, в поте лица своего трудилась над картинками этими.

Из-за спины «народного академика» послышались подобострастные смешки. Не снимая плаща, Лысенко, а за ним и другие члены его команды копируя вожака, бочком присаживался на стул, не подстраивая окуляр, на секунду заглядывал в микроскоп, бросал несколько более длительный взгляд на лежащую рядом картинку, неопределённо хмыкал и переходил к другому столику. На осмотр экспозиции всей командой ушло не более пяти минут. Лишь маленький вертлявый человек из свиты надолго застрял у одного из столиков, оживлённо обсуждая что-то с высокой молодой черноволосой женщиной, они поочерёдно присаживались к микроскопу, записывая что-то карандашом на листке бумаги.

– Исай, ты с нами, – теряет терпение Лысенко, – или уже в вейсманисты-морганисты записался?

Человечек, чертыхаясь. поспешно прячет бумагу в карман плаща, что-то ласково шепчет женщине и, подхватив со стола шляпу, неохотно бредёт к начальству.

– Трофим Денисович, – склоняется Вавилов к академика и просительно шепчет ему на ухо, – пройдёмте ко мне в кабинет, нам надо с вами кое-что обсудить.

– Ну пойдём, поговорим, – узкие губы Лысенко в насмешливой улыбке растягиваются в ниточку, – хлопцы, погодите меня здесь…

* * *

– Катенька, что там за шум? – раздражённо кричит Вавилов, поднимаясь с кресла.

– Николай Иванович, тут товарищи из НКВД… – вслед за секретарём в просторный кабинет, обставленный дорогой старинной мебелью, входят вохровцы, ведущие под руки давешних брюнетку и человечка.

– Обращаю внимание всех, – гробовым голосом начинает Оля, подходя к столу для заседаний, – органами государственной безопасности пресечена попытка шпионажа, товарищ Вавилов, мне нужен ваш кабинет для проведения следственных действий.

– Я – Мария Кёгель, гражданка третьего Рейха, у меня имеется дипломатическая неприкосновенность, требую немедленно сообщить о моём задержании в Германское посольство, – истерично выкрикивает она.

– Я, я… – коленки Презента явственно задрожали.

– Этого не может быть, – руки Лысенко безжалостно терзают шляпу.

– Молчать! Всем… – Оля стучит кулаком по столу, стаканы на стеклянном подносе звонко звякают, – гражданин Презент, что вы спрятали в карман плаща, там в зале?

– Я думал, что она ассистентка… попросил её номер телефона… – мямлит он, протягивая ей бумагу.

– Так, что тут у нас, номер телефона… чей он? – головы собравшихся поворачиваются в сторону немки.

– Я требую встречи с представителем посольства Третьего Рейха… – закусывает губу женщина.

– Нет так нет, – насмешливо улыбается девушка, переворачивает листок – выяснить кому он принадлежит мне не составит труда… а это что, колонка цифр… шифровка?

– Это провокация! – возмущенно выдыхает всей грудью Презент.

– Ничего, наши специалисты разберутся… Посторонних прошу покинуть кабинет… да-да, товарищ Вавилов, вас тоже, здесь останутся только задержанные… последите за ними чтоб не разговаривали, – кивает Оля вохровцу, выходя вместе с остальными в приёмную, – надеюсь, что все понимают, что в интересах следствия разглашение обстоятельств случившегося запрещено (все согласно закивали)… Ну а чтобы не было соблазна (Оля выразительно посмотрела на секретаршу), вы сейчас дадите об этом подписку. Понимаю, что присутствие здесь сотрудников НКВД и последовавшие задержания могут вызвать нездоровые слухи, поэтому на вопросы коллег вам следует отвечать, что здесь арестована воровка, укравшая крупную сумму денег у командированного из Одессы, всё понятно?

– Да… ясно.

– Вот и отлично, товарищ Лысенко, попрошу вас задержаться, надо будет проехать на Лубянку и дать письменные показания…

– Так у меня выступление через час, – глубоко посаженные глаза академика часто замигали, – и выборы потом…

– Так это ваш сотрудник или не ваш? – хмурится девушка.

– Он работник моего института.

– Вы несёте за него ответственность или нет?

– У меня двести человек в коллективе, кто ж знал, каждому в душу не залезешь…

– Маленькая ложь, Трофим Денисович, рождает большое недоверие, – рука девушки ложится на отполированное тысячами прикосновений дерево перил, – многие ваши сотрудники подтвердят, что Презент был вашим близким другом…

– И такое бывает в жизни… кажется знаком с человеком давно, не один пуд соли с ним съел, а выходит, что не черта ты его не знаешь… Вы, товарищ Мальцева ещё молоды…

– Вы написали поручительство за Презента, когда в Одессе в прошлом году он был задержан милицией по обвинению в растлении несовершеннолетней? – желваки заиграли на скулах Оли.

– А вы неплохо подготовились, я смотрю, – одними губами улыбается Лысенко, зло глядя на девушку, – матерьяльчик подготовили… Понимаю теперь откуда ветер дует: дармоеды эти столичные, шаркуны паркетные, что в палатах царских сибаритствуют, науськивают вас. Ничего, посмотрим ещё чья возьмёт…

– Ни чья не возьмёт, – улыбается в ответ девушка, – НКВД в последнее время начали поступать сигналы о неутешительных результатах так называемой яровизации… не надо возражать, дослушайте до конца. Органы провели своё негласное расследование, факты подтвердились. В этой грязной истории оказались замешаны обе ваши группировки: одна прикрывала её сверху, другая толкала снизу. Но хуже всего, что вы ввели в заблуждение партийное руководство, исполнительную власть и весь советский народ.

Лысенко нервно передёрнул плечами, но промолчал.

– Чтобы как-то разрешить ситуацию, товарищ Берия поручил мне, – Оля поправила орден Ленина на груди, – провести с вами и товарищем Вавиловым разъяснительную беседу и предложить вам снять свои кандидатуры с выборов Президента ВАСХНИЛ. С Николаем Ивановичем я уже поговорила и он с нашими предложениями согласился. Есть мнение, что Президентом должен стать академик Сиваченко, учёный-механизатор, а вам заняться вашими непосредственными обязанности – выводом высокоурожайных сортов сельхозкультур. Было бы неплохо, чтобы вы предложили его кандидатуру совместно.

– Кхм-кхм, что будет с Исаем? – хрипит академик.

– Не беспокойтесь, товарищ Лысенко, вас эта история не коснётся, однако настоятельно советую уволить его по статье. В любом случае к вам в Одессу он больше не вернётся: кроме сегодняшнего, на нём ещё висит дело о растлении несовершеннолетней, Прокуратура возобновляет его, как незаконно прекращённое.

* * *

– Правда, что ль? – за вуалькой шляпки, не могу разглядеть выражение глаз подруги.

– Правда, – кивает она, – позвонила Шейнину, он запросил дело из Одессы и своей властью задержал Презента на сорок восемь часов…

– А что за необходимость была именно сегодня идти в Большой на «Травиату»?

– Вот именно «идти» необходимости не было никакой, – ворчит подруга, стуча каблучками по Красной площади, – можно было на машине подъехать. А сегодня потому, что открытие сезона наверняка будет кто-то из Политбюро, да и президиум ВАСХНИЛ в полном составе там быть должен…

– Какие-то проблемы?

– Думаю нет, но подстраховаться надо, – Оля крепко сжимает мою руку, – вдруг у кого-нибудь из академиков появится соблазн переиграть выборы.

– Задачу понял, обеспечить нам лучшие места, желательно в «царской ложе»… – жёсткий захват сменяется ласковым поглаживанием.

* * *

– Вы заранее, товарищ Чаганов, не могли предупредить? – понижает голос комендант Большого театра Рыбин, страдальческая гримаса искажает его узкое лицо, – сегодня самого Хозяина на театре ждём, открытие сезона, как-никак… ложи белетажные давно все разобрали наркомы да секретари.

– А ложи первого яруса? Подальше от сцены… с десятой по двенадцатую? – безуспешно пытаюсь встретиться взглядом с его смотрящими в разные стороны глазами.

– Есть шестая по левой стороне, – не заглядывая в бумаги быстро отвечает Рыбин и решительно поднимается, – идёмте скорей, если там пока никого, я их на балкон пересажу… польта оставьте у меня здесь.

Немного отстав от худого длинноногого коменданта, мы с подругой подходим к полуоткрытой двери ложи.

– Но почему?! – доносится оттуда возмущённый мужской голос.

– Понимаете, товарищ Бонвинтик, – бубнит Рыбин, – касса продала двойные билеты…

– Но мы пришли первыми! Пусть пришедший позже и идёт на балкон. И вообще, я – орденоносец!

Оля надувает губки, с тяжёлым сердцем переступаю порог ложи и в тамбуре перед собой вижу нахохлившегося гроссмейстера Ботвинника, тычущего себе в грудь на орден «Знак Почёта».

«Некрасиво получилось, но назад дороги нет».

– Что двойные билеты? – лихорадочно соображаю я, спиной ощущая горячее дыхание подруги, – может быть тогда сделаем так: одно отделение смотрите в ложе вы, другое-мы?

– В «Травиате» три отделения… – из-за спины Ботвинника на нас с подругой насмешливо смотрит его спутница, жгучая брюнетка.

– На заключительное отделение бросим жребий, – тушуется гроссмейстер, заметив ордена на моей груди.

– Всем места хватит, – весело резюмирует Оля, – девочки сядут вперёд, а мальчики сзади на стульях с высокими ножками. Идёт?

– Идёт! – смеется черноглазая.

– Сей минут стулья организую, – облегчённо выдыхает Рыбин.

– Отлично, давайте знакомиться, – пропускаю Олю вперёд, – я – Алексей Чаганов, это моя невеста Аня.

– Я – Михаил Ботвинник, моя жена – Гаянэ.

– Очень приятно, – произносим хором и хохочем.

– Позвольте, – осеняет меня вдруг при внимательном взгляде на жену гроссмейстера, – я вас видел в Ленинграде в Мариинском, вы – балерина, танцевали вместе с Улановой в «Лебедином озере».

– Верно, – польщённо улыбается Гаяне, – вы, Алексей, человек известный, а чем Анечка занимается?

– Заканчиваю мединститут, – приходит мне на помощь Оля, – ну и охраняю товарища Чаганова… от чересчур настойчивых поклонниц.

Наш смех тонет в аплодисментах публики, в правительственной ложе появляются Сталин и Киров. Сзади открывается дверь, внутрь протискивается служитель нагруженный стульями, за ним маячит Рыбин.

– Алексей, товарищ Сталин приглашает тебя с Аней к себе в ложу… – неожиданно из-за спины коменданта выглядывает коротко стриженная голова Власика.

Гаянэ удивлённо глядит на Олю, Ботвинник хватает меня за руку. – Товарищ Чаганов, мне нужно с вами поговорить, – с мольбой смотрит он на меня, – после спектакля? Пять минут, не больше.

– Хорошо, ждите нас после спектакля под колоннами, – шутливо подмигиваю ему я, – но с вас партия в шахматы со мной…

При первых нотах грустной мелодии увертюры великой оперы занимаем кресла рядом с Кировым, вождь приветливо кивает нам.

* * *

– Товарищ Чаганов, – в первом перерыве гуляем со Сталиным по пустому фойе, примыкающему к правительственной ложе, – будьте готовы в конце месяца к отплытию в Амстердам. Там вы встретитесь с известным вам господином Дэвисом и его супругой, у них возникли вопросы по нашему дальнейшему сотрудничеству. Проведёте переговоры с госпожой Пост по возможности ускорения поставок алюминиевого завода. Господин Дэвис сейчас в должности посла в Бельгии, по дороге в домой он сделает остановку в Амстердаме, где к нему присоединится жена, любительница шахмат. В это время в Голландии как раз будет проходить шахматный турнир сильнейших гроссмейстеров.

– Понимаю, товарищ Сталин, супруги не хотят афишировать свои контакты с нами.

– Правильно понимаете, товарищ Чаганов, они сами выбрали место и время встречи. Все ваши встречи с Дэвисом и Пост будут происходить в порту, на их яхте «Си клауд». Вам запрещается сходить на берег в течение всего времени пребывания в Голландии, постоянно будете находиться на нашем судне, на советской территории под надёжной охраной, ну за исключением самих переговоров.

– Товарищ Сталин, в Брюсселе находится штаб-квартира компании «Юнион Майнер дю О-Катанга», той самой, которая добывает уран в Африке. По её отчётам выходит, что около тысячи тонн руды компания завезла в Бельгию. Для полноценной атомной программы этого может и не хватить, но на первом этапе будет большим подспорьем при ее развёртывания. В случае войны Германия сможет легко захватить эти запасы урана.

– А сколько у нас урана сейчас? – пыхнул трубкой вождь.

– Полторы тысячи тонн уже в Союзе, пятьсот тонн – в пути.

– Так поручите это вашему коммерсанту, как его Мак Ги?

– Он попробовал, но у него не вышло. Мак Ги считает, что после того как он скупил весь добытый уран в Бельгийского Конго, на рынке возник интерес к урановой руде. Возможно, что «Юнион Майнер» хочет набить цену на неё, но может быть что ситуацией заинтересовались иностранные разведки…

Сталин останавливается в задумчивости посреди фойе, не обращая внимания на третий звонок.

– Хорошо, товарищ Чаганов, мы проверим ваши предположения…

– И ещё одно, товарищ Сталин, – тороплюсь я, так как вождь повернул в сторону ложи, – ко мне обратился сын академика Ипатьева, он руководит НИИ высокого давления в Ленинграде. Там получен материал с уникальными изоляционными свойствами. Над похожими материалами сейчас работают в Англии, САСШ и Германии. Мы считаем, что у нас в стране тоже нужно в срочном порядке организовать производство полиэтилена.

«Похоже, слышал о таком»…

– Готовьте ваши предложения, – кивает вождь, – а сейчас пойдём послушаем Барсову, она сегодня чудо как хороша.

* * *

– Слушай, совсем забыл, заметили тебя твои васхнилововцы? – проводив членов правительства, идём с Олей по Щепкинскому проезду, вдоль здания Большого театра.

– Не то слово, – хохочет она, – у Лысенко челюсть отвисла… когда «генетики» с «мичуринцами», ты не заметил, они в амфитеатре прямо под нами сидели, в антракте решили засвидетельствовать своё почтение вождям, то их охрана тормознула на лестнице… а тут мы с товарищем Кировым навстречу под ручку…

– Под ручку?! – опешил я.

– Фигурально выражаясь… Ты что ревнуешь? Он же старый уже…

– Ему всего пятьдесят два.

– Действительно, – подруга на секунду замолкает, по её лицу блуждает счастливая улыбка, – как же повезло нам с тобой, Трубин.

Из открытых дверей театра на Театральную площадь, сплошь заставленную автомобилями, хлынула хорошо одетая публика.

– Мы здесь! – радостно машет рукой озябшаяГаянэ. Ботвинник водружает обратно на нос роговые круглые очки с толстыми линзами и, подхватив под руку жену, спешит нам навстречу.

«Неужели даже спектакль не досмотрели, так боялись нас пропустить»?

– Предлагаю зайти к нам в гостиницу «Москва», – неуверенно начинает гроссмейстер, отпуская руку жены, – на третьем этаже есть неплохой буфет, выпьем кофе, там тихо, можно спокойно поговорить.

– Отличная идея, – подхватывает Оля, – а мы с Гаянэ – вина…

– Товарищ Чаганов, – горячо начинает Ботвинник, уже не слыша последних Олиной слов, – вы, наверное, слышали, что скоро в Голландии пройдёт шахматный турнир. Его проводит радиокомпания «АВРО»…

«Страшно порой становится от таких совпадений, АВРО-турнир, что-то я о нём слышал»…

– … Организаторы, помимо главного приза в тысячу гульденов, объявили, что победитель или второй призёр, в случае если победит чемпион мира Алехин, получает право на матч за шахматную корону…

«Есть».

Как-то в детстве у районной библиотеке рядом с мусорным баком, нашёл я списанную подшивку журнала «Шахматы в СССР» за 1938 год. Принёс тяжеленую, пахнущую плесенью кипу бумаги домой и спрятал под кровать. В то время, в период матча Ботвинник – Петросян, все мои школьные друзья заболели шахматами, разыгрывали партии, публиковавшиеся во всех центральных газетах. Ненадолго приобщился к шахматам и я, поскольку достать «64», приложение к газете «Советский спорт» было для меня затруднительно, то повышал свой уровень, таская из-под кровати и читая эти пожелтевшие от времени листы. В итоге даже попал в сборную школы, играл на первой доске в городской командной Олимпиаде на уровне второго разряда, но футбол всё-таки победил.

Один из тех номеров «Шахмат в СССР» был посвящён АВРО-турниру…

– … Дело в том, товарищ Чаганов, – Ботвинник легко открывает передо мной тяжёлую гостиничную дверь, – я в течении последнего года провёл большую работу: подшлифовал дебютную теорию, улучшил технику, сейчас в санатории в Покровском-Стрешнёве подтягиваю физическую подготовку… Я готов к тому, чтобы победить в этом турнире, а в матче с Алехиным побить его!

«Надеюсь, это фигура речи».

– Отлично, товарищ Ботвинник, так от меня что требуется?

– … Вы, наверное, слышали, что товарищ Крыленко, наш председатель шахматно-шашечной секции Высшего Совета Физической Культуры, недавно был отправлен в отставку со своего поста в наркомате юстиции…

«Понял, Крыленко потерял весь свой административный вес: а вопрос организации такого матча ведь не только финансовый, но и политический. Или не уверен в силе Ботвинника? Испугался поражения советского шахматиста от эмигранта»?

– … И ещё…. он ненавидит Алехина и даже слышать не желает об организации матча с его участием. Но другого пути к шахматной короне нет, только победа действующего чемпиона в матче! «Проблема… Вопрос: а нужен ли нашей стране шахматный чемпион? Это же в чистом виде культивирование профессионального спорта… с его неизбежными атрибутами: ложью о гроссмейстерах-любителях, подкуп их высокими гонорарами в валюте, кумирами – агентами влияния западных спецслужб. С другой стороны, привлечение к интеллектуальной деятельности молодёжи, миллионов людей всех возрастов, отвлечение их от выпивки, праздности. Наш советский чемпион – это живой символ, сильный аргумент в идеологическом споре двух систем. Есть о чём задуматься»…

– Вы хотите, чтобы я передал вашу просьбу об организации матча в правительство? – выбираем столик с видом на Манежную площадь.

– Не только это, – вешаем наши плащи на стоящую рядом резную вешалку, – не согласились бы вы, товарищ Чаганов, стать председателем нашей секции в ВСФК?

– Спасибо за честь, товарищ Ботвинник, но ввиду большой нагрузки на основной работе, вынужден отказаться. Почему бы вам самому не занять эту должность, товарищ Ботвинник?

– Хорошо, я как заместитель председателя шахматно-шашечной секции ВСФК, – не сдаётся гроссмейстер, – продолжу исполнять всю административную работу.

– Но чем же я заслужил такую должность? – кручу головой по сторонам, девушки, махнув на нас рукой, сами пошли к стойке бара.

– А Крыленко чем заслужил? – горячится Ботвинник, – играет на уровне третьего разряда, постоянно пропадает в горах, возглавляет по совместительству секцию альпинизма.

– Я, товарищ гроссмейстер, – в голове мелькает отличная мысль, – недавно просматривал «Вестник ВАКа» и обратил внимание, что вы в прошлом году защитили диссертацию по теме управления синхронными двигателями, это так?

– Так, – непонимающе кивает он головой.

– Переходите ко мне на работу в НИИ Автоматики начальником отдела, будете заниматься любимым делом, – девушки с бокалами в руках возвращаются к столику, – квартиру хорошую получите в Москве…

– Миша, мы же давно хотели переехать в Москву, – Гаянэ с надеждой смотрит на мужа, – сколько уже можно мотаться туда-сюда в ВСФК?

– … а я так и быть займусь организацией матча.

– Согласен, – быстро отвечает Ботвинник, – только если станете и председателем секции.

– Согласен, а не хотите проверить кандидата на высокий пост? Вдруг он офицера с турой путает, несите шахматы.

– Ну-у, это надолго… – недовольно морщится Оля.

– Нет-нет, от силы пару минут, – успокаивает её Гаянэ.

* * *

– У меня белые, – по-хозяйски поворачиваю доску и толкаю королевскую пешку на два поля вперёд, – играю французскую защиту, только вы мне не мешайте…

Улыбнувшийся гроссмейстер послушно отвечает – е6. В стиле блиц делаем четыре хода, а на пятом – я, то есть американский гроссмейстер Файн, применяю домашнюю заготовку: забираю чёрную пешку «С» своей ферзевой.

«Такие времена: в известном дебюте, уже на пятом ходу можно было свернуть с проторённого пути»…

Ботвинник, не раздумывая, бросается в осложнения: временно жертвует коня, закрывается конём от шаха и вдруг застывает со слоном в руках, понимая, что партия уже проиграна… чернопольный слон, которого он сейчас держит в руках в игру уже не вернётся.

«Вот так, наверное, и смотрел он на доску тогда в Амстердаме в первом туре не понимая, как такое могло произойти в его любимом дебюте, который всегда служил ему верой и правдой и за белых, и за чёрных».

Гроссмейстер, набычившись, в раздумьях нависает над доской, Оля вопросительно смотрит на Гаянэ, та недоумённо пожимает плечами.

«Ну, положим, эта партия была бы проиграна Ботвинником, если бы перед ним сидел хотя бы твёрдый мастер. А так на доске ферзи, по паре ладей, лёгкие фигуры и большая часть пешек».

Через полтора десятка ходов со мной было покончено… Гроссмейстер, сняв очки и вытерев пот со лба откидывается на спинку стула, Гаянэ с тревогой смотрит на мужа.

«Наука вам будет, товарищ Ботвинник… Без этого досадного проигрыша на старте первое место в турнире вам будет, конечно, обеспечено… Хотя кто знает, вся борьба в турнире может пойти по-другому. А вот дебютный репертуар вам надо расширять, а то так и будете нарываться на домашние заготовки типа этой. Сильным личностям, впрочем, нотации не нужны. Ботвинник умеет учиться на своих ошибках, что он доказал в матчах-реваншах со Смысловым и Талем, поэтому я ему этого не сказал, это я ему подумал».

* * *

– Что это было? – заглядывает мне в глаза Оля, когда мы оказались на улице, – зачем тебе такое ярмо на шею?

– Дышать хочу полной грудью… – не отвожу взгляда.

– Это понятно, сама такая, – кивает головой подруга, – ладно хорошо, а почему не выиграл, я же видела как гроссмейстер вдруг взмок, он что в ловушку угодил?

– Да в ловушку, только чтобы воспользоваться ей надо быть сильным шахматистом.

– Хочешь сказать, – скептически щурится Оля, – что его память больше твоей или он считает варианты быстрее?

– Не больше и не быстрее… даже наверняка наоборот. Вот только толку от этого чуть. Если просто перебирать все возможные варианты на пять ходов вперёд, то их число огромно – единица с тринадцатью нулями… то есть, самому мощному компьютеру потребовалось бы на это несколько часов. Причём расчётное время на каждый дополнительный ход в глубину растёт по экспоненте…

– А почему тогда говорят, что гроссмейстеры могут заглядывать вперёд на десятки ходов?

– Лукавят… на самом деле два сильных игрока просто знакомы с позицией, которая может возникнуть через десяток ходов (кто-то до них уже её играл) и вот в этой позиции при домашнем анализе один из них сворачивает с протоптанной тропинки на несколько ходов в бок. То есть на самом деле расчёт за доской для гроссмейстера будет вестись на те же пять ходов. К тому же, человек не перебирает все варианты, а быстро отсекает бесперспективные ветки дерева решений. Впрочем, что-то подобное было реализовано и компьютерных программах, всё, за исключением интуиции…

– Опыт нужен, – глубокомысленно замечает подруга, – и талант.

– … Да, кстати, – наши подковки застучали по брусчатке Красной площади, а головы синхронно повернулись к горящим окнам Сенатского дворца, – не успел тебе сказать, Хозяин приказал нам готовься: через неделю вместе с Ботвинниками отплываем в Амстердам, они на шахматный турнир, мы – на встречу с Мэрджори…

Оля равнодушно кивает.

– Ты знала?! – ревниво заглядываю ей в глаза.

– Точно – нет, но Игнатьев намекнул недавно… это ты пассажиром едешь, а мне нужно больше времени на подготовку. Послушай, а ведь миссис Пост за полиэтилен низкого давления ничего не пожалеет! Она на одной упаковке в одних только Штатах без «фуд энд драг» озолотится…

«А что, может быть… за такую технологию она всё что попросим даст: и нефтепереработку поможет наладить, и получения карбида титана… и кредит гарантирует на это всё».

– Эх, времени мало, – подхватываю под руку подругу, – вот бы было хорошо бухнуть ей на стол образец…

– Только почистить надо его от бутиллития, – тоже ускоряет ход Оля, – а то пиндосы и без нас справятся…

* * *

– Владимир Николаевич, Чаганов на проводе. Прошу прощения за поздний звонок.

В телефонном справочнике «вертушки» недавно появился и номер Ипатьева.

– Добрый вечер, Алексей Сергеевич, – в трубке послышался доброжелательный голос академика, – ничего страшного, я обычно после трёх ложусь… бессонница знаете ли.

– Вы не заняты? А то хотелось бы с вами кое-что обсудить прямо сейчас…

– Приезжайте, буду рад.

От меня до дома в Брюсовом переулке где жил Ипатьев на машине всего пара минут, минуту на проверку документов в парадном заспанным вохровцем и хозяин квартиры из прихожей провёл меня прямо к себе в кабинет: заваленный бумагами письменный стол, массивный кожаный диван, два кресла и большой камин, обложенный белой керамической плиткой.

– Владимир Николаевич, нужна помощь… – начинаю с места в карьер.

– Слушаю вас, – академик широким жестом предлагает садиться.

– … Из своих источников я получил сообщение из-за границы, что в одной из лабораторий недавно был синтезирован полиэтилен с огромным молекулярным весом…

Лицо академика мгновенно стало очень серьёзным.

– … реакция проходила при атмосферном давлении и комнатной температуре, инициатором полимеризации выступал бутиллитий…

– Любопытно, любопытно… – Ипатьев легко поднялся из глубокого кресла и возбуждённо заходил по кабинету, – обычно в качестве катализаторов полимеризации мы применяем щелочные металлы. Литий тоже работает, в частности при синтезе бутадиеновых каучуков, но натрий больше подходит. Бутиллитий, почему? Он же не стабильный, небольшая его часть обязательно распадётся – получится катион лития и анион бутила… хм, а ведь последний вполне способен отобрать одну валентную связь у одного из атомов углерода этилена… и что получается? Новый анион, который присоединит к себе мономер! И пошла расти цепь! Теперь понятно почему у полиэтилена большая молекулярная масса – цепь будет расти до тех пор, пока в округе плавают свободные мономеры… Гениально просто.

– Не могли бы вы, Владимир Николаевич, в своей лаборатории синтезировать его для меня? Немного, грамм сто, но он нужен мне срочно в течение трёх дней.

– Не вижу трудностей, – улыбается академик, заметив с какой тревогой я жду ответа, – конечно бутиллитий весьма чувствителен к действию влаги и кислорода воздуха, ну так надо вести синтез в атмосфере азота или аргона. Если не обнаружатся подводные камни, то полагаю, что завтра к вечеру я смогу начать синтез.

– Отлично, увы вынужден попросить вас сохранять ваши эксперименты в тайне: раннее раскрытие этих данных может помешать закупке нужного заводского технологического оборудования и поставить в опасное положение мои источники.

– Понимаю, но не слишком ли вы, Алексей Сергеевич, торопитесь: сотни граммов или килограммов продукта получить можно всегда, но будет ли эта технология успешной при валовом производстве?

– Приходится рисковать, уж очень заманчивые перспективы разворачиваются…

В кабинете раздался узнаваемый звонок «вертушки», хозяин поднимает трубку.

– Да у меня, товарищ Киров.

«Блин, забыл… у нас же сегодня „политинформация“».

– Алексей, отменяется наша встреча, – у Кирова как всегда хорошее настроение, – встретимся завтра на Телецентре.

«Отлично, остаётся время обсудить с Ипатьевым вопрос о переходе его сына под моё крыло да и набросать вчерне список потребного оборудования будет нелишним».

Москва, ул. Шаболовка 37, Телевизионный центр.

12 октября 1938 года, 11:30.

Директор МТЦ, обливающийся потом невысокий плотный мужчина запутался в дверях многочисленных комнат, таблички к ним ещё не были прикручены, и беспомощно замолчал, просительно глядя на меня.

«Товарища надо убирать, не булочной заведует»…

– Сюда, товарищ Киров, – прихожу ему на помощь, – здесь ничего интересного, гримёрные для артистов и дикторов, кабинет режиссёра, а вот тут у нас – студия. Она полностью изолирована от внешних звуков: имеет двойной потолок, причём внутренний подвешен на пружинах, плотно закрывающиеся акустические двери. Это – звукопоглощающие щиты, открывая и закрывая которые можно регулировать характер звучания. Прямо под нами комната эхо-эффектов, она позволяет создавать у слушателей впечатление приближающего или удаляющегося голоса. Вид микрофонов вам, конечно, знаком, а эти два железных яшика на колёсах с объективами называются телекамерами…