Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

«Он что, это для нас с Олей разжёвывает»?

– Вы были знакомы с лордом? – Сталин отрывается от набивки новой трубки.

– … Лично нет, но, служа за границей много лет и встречаясь со множеством людей, знавший его, составил о нём определённое представление. Ренсимен принадлежит к той категории британский сановников, которые царствуют, а не управляют. Работать он не любит, вот и в Праге на переговорах практически не появляется: на чехов смотрит свысока, общение с ними ограничивает официальными рамками, зато постоянно гостит в замках Судетских баронов, где в поездках его охраняют гейнлейновские штурмовики. Весь дух миссии лорда Ренсимена, который проводит линию премьер – министра Чемберлена, по отношению к правительству Чехословакии гласит: «Вы должны у ступать ещё больше». В общем, этот источник утверждает, что лорд в ближайшее время объявит, что «в интересах сохранения мира» Судетскую область надо изъять из Чехословакии и передать в Германию. Сейчас же, как он говорит, идёт работа над планом по созданию на территории страны венгерских и немецких автономных районов.

– Как вы, Алексей Алексеевич, считаете будут дальше развиваться события? – вождь сжимает в кулаке так и не зажжённую трубку.

– На мой взгляд, в Лондоне уже принято решение о передаче Судет германцам и в скором времени мы увидим дипломатическое закрепление этого факта. Территория области имеет огромный промышленный потенциал, но самое важное, что вместе с заводами и фабриками, с прогерманским населением в руки Гитлера без боя перейдут мощные пограничные укрепления, построенные при помощи французских специалистов по образу и подобию «линии Мажино», взять в лоб которые немецкая армия на данный момент неспособна…

– А это значит, – согласно кивает вождь, – и оставшаяся территория страны вскоре упадёт к его ногам.

– Объём производства тяжёлой промышленности всей Чехословакии сравним с британским и германским, – решаюсь прервать возникшую паузу в разговоре, – они же своими руками создают равного себе по силе противника, неужели англичане не понимают этого?

– Всё они понимают, – Сталин вспоминает о трубке и чиркает спичкой, – усиливая Гитлера британцы рассчитывают столкнуть нас на поле боя: хотят ослабить и нас, и германцев.

– И самое прискорбное, – Игнатьев наполняет нарзаном пустой бокал Оли, – что противопоставить их плану отдать Чехословакию на съедение Гитлеру нам нечего. Даже если предположить невозможное, что чешское руководство обратится к России за помощью, поляки и румыны не пропустят наши войска через свою территорию.

– Предполагать невозможное мы не станем, Алексей Алексеевич. У Чехословакии всё есть чтобы защитить себя самостоятельно: и укрепления на границы, и первоклассное вооружение, и армия, по численности сравнимая с германской. Не хватает одного: воли сражаться за свою страну. И у руководства, и у народа…

– Поэтому нам следует уже сейчас, – Игнатьев делает глоток из своего бокала, – исходить в своих прогнозах на будущее из нового расклада сил в центральной Европе, включая Испанию.

«Глубока колея истории, не выбраться из неё никак. Все всё понимают, но ничего сделать не могут. С нашими предсказаниями, которые будут похожи на слова „Капитана-Очевидность“ или без, – острый Олин взгляд, будто прочитав мои мысли, зло сверлит мне щёку, – ну хорошо-хорошо, я попытаюсь, как договаривались, в конце концов, что я теряю».

– А почему бы нам не ответить ударом на удар? – старшие товарищи с удивлением глядят на меня, – в своё время товарищ Ежов ознакомил меня с показаниями Тухачевского и его подельников. В них говорилось о встречах заговорщиков с представителями германского генштаба…

– В самом факте таких встреч в зарубежных поездках нет ничего предосудительного, – быстро возражает Игнатьев, – это была его работа… я тоже встречался с германскими генштабистами.

– Тухачевский выполнял поручения правительства… – поддерживает его вождь.

– В показаниях Якира, кажется, – во рту становится сухо, – есть такой момент, что во время его встречи с фон Браухичем, недавно назначенным главнокомандующим сухопутными войсками, они в шутливой форме обсуждали, что неплохо бы было одновременно устроить военные перевороты в Германии и СССР. Наверное, есть схожие свидетельства и у других. Насколько мне известно у Гитлера напряжённые отношения со многими генералами, взять хотя бы недавнее «дело Фрича-Бломберга», поэтому он может с радостью ухватится за возможность посчитаться со своими врагами в армии и генштабе. Почему мы должны хранить в тайне эти сведения?

– Гитлер не поверит нам, – морщится Игнатьев.

– Может быть до конца и не поверит, – выдыхает дым Сталин, – но при случае использовать в своих целях сможет.

– Что это нам даст, товарищ Чаганов? – не сдаётся «генерал», – на место уволенных придут другие.

– Если организовать неудачное покушение на Гитлера, – подаёт голос Оля, – то увольнением не обойдутся, особенно если следы приведут к верхушке армии. Еще можно немного подправить показания наших заговорщиков, включить в них наиболее талантливых германских военных и разведчиков.

– Вот вы, Алексей Алексеевич, сказали что на их место придут другие, не хуже, – как по нотам разыгрываем «домашнюю заготовку», – возможно и так, но отличаться от уволенных и расстрелянных будут тем, что отбирать их будет лично Гитлер, карьерой они будут обязаны ему. Быть может часть из них придёт из СС и тогда мнение фюрера по военным вопросам станет для генералитета решающим…

«Задумались, с ходу предложение не отвергают – уже хорошо».

– …А передачу документов можно организовать через президента Бенеша, – более уверенно продолжаю я, – он сейчас в трудном положении…

– Не передать документы, а продать, – перебивает меня Оля, – так им доверия будет больше. За миллион германских марок!

Игнатьевым весело хмыкает, Сталин расчёсывает концом трубки усы.

– …будет рад угодить и нашим, и вашим. Пусть позвонит Гитлеру, чтобы тот прислал в Прагу за документами своего эмиссара… с деньгами.

– Хм, предложение интересное, – Игнатьев так и остался с недопитым бокалом в руке, – думаю надо сделать так, чтоб о предстоящей передаче компрометирующих материалов заранее узнали в ведомстве адмирала Канариса. Интересно узнать: к кому первому он побежит с этим известием к генералам или Гитлеру?

– К англичанам он побежит, – Сталин открывает окно, пахнущий озоном свежий воздух врывается в дымную комнату, – Алексей Алексеевич, готовьте ваши предложения по операции. Вот только любые действия по подготовке покушения на Гитлера, настоящего или мнимого, запрещаю. Слишком большие ставки на кону, чтобы рисковать отношениями с Германией, как, впрочем, и с Великобританией. Британцы пытаются использовать Гитлера, как таран против СССР, дают в руки фюрера железный наконечник к нему. Наша задача – направить его остриё на Англию, ну а если это не удастся, то хотя бы ослабить удар немецкого тарана по нам. Вот исходя из такой установки и планируйте вашу операцию.

– Товарищ Сталин, разрешите вопрос? – совсем по-ученически тяну руку вверх, – Для того, чтобы направить Гитлера на Запад, а не на Восток, надо каким-то образом замириться с ним, но это невозможно из-за войны в Испании. Нет, я не предлагаю отдать ему Испанию, но может быть пойти пока на её раздел? Просто выходит сейчас, что мы воюем там, в том числе, и за интересы Англии, косвенно защищая от немцев британский Гибралтар.

– Это вы правильно заметили, товарищ Чаганов, – «учитель» удовлетворённо взмахнул рукой с зажатой в ней трубкой, – вот пусть передача этих «документов» и будет первым шагом с нашей стороны в «налаживании отношений».

Москва, завод «Темп», улица Большая Татарская, 35.

2 октября 1938 года, 10:00.

– Здравствуйте, товарищи, – отдёргиваю чёрную занавеску, закрывающую половину боковой стены моего кабинета, – прошу проходите, рассаживайтесь. Посетители нерешительно занимают места в амфитеатре: тринадцать стульев расставлены полукругом перед стеной с ученической доской и деревянными щитами. К ним пришпилены листы ватмана, густо испещрённые таблицами, схемами и графиками. Тринадцать пар глаз с пытливо глядят на меня: все они, двенадцать мужчин и одна женщина, знакомы друг с другом, но не всем из них понятна причина их сегодняшней встречи на заводе по производству телевизоров.

– Думаю, что не все из вас обратили внимание на вчерашнее постановление Совнаркома об образовании трёх Спецкомитетов, – чуть ослабляю галстук, затянутый с непривычки, – а тот, кто обратил, вряд ли связал его с моим предложением вам новой интересной работы по специальности, на которую вы все дали согласие. Ну разве что, кроме Игоря Васильевича….

Взгляды собравшихся обратились к сидящему в центре Курчатову.

– … а связь, между прочим, самая непосредственная. Правительством принято решение о развёртывании работ по атомной энергии….

В кабинете раздался громкий вздох.

– … Работа эта будет проводиться в Спецкомитете?2 при СНК по вопросам Радиопромышленности, Автоматики и Связи…

Указка в моих руках скользит по большому листу, на котором показана структура Спецкомитета.

– Наркомат Радиопромышленности, Связи, номерные НИИ, – перечисляет худой, начинающий лысеть, мужчина с узким лицом, – а где же мы?

– Вы, товарищ Александров, вот здесь, – обвожу указкой прямоугольник с надписью «Лаборатория?2».

– А почему номер два? – смеётся Зинаида Ершова, – Это чтобы никто не догадался?

«Связь времён, однако. Ну и на удачу».

Отдёргиваю занавеску ещё и на свет появляется скрытый до сих пор лист: с именами собравшихся и их сферами ответственности, на минуту в кабинете повисает абсолютная тишина.

– Более подробно каждого отдельно с нашими планами вас ознакомит товарищ Курчатов, а я коснусь общих вопросов. Правительство ставит перед нами следующую задачу: в кратчайшие сроки создать атомную бомбу, работы над которой по данным нашей разведки уже разворачиваются в Германии, САСШ и Великобритании. На первом этапе нам необходимо создать атомный котёл, где топливом будет выступать металлический уран, а замедлителем – сверхчистый графит. Каждый из вас будет возглавлять одно из направлений работы, которое в перспективе оформится в научно-исследовательский институт или завод, но, скорее всего, в целую отрасль промышленности. Вашей сферой ответственности будет научный результат, всеми административными и производственными делами займутся специально назначенные люди, кандидатуры которых подбираются. Вам предстоит трудная работа, которая потребует всех ваших сил и времени, поэтому правительство приняло решение о полном государственном обеспечении вас и ваших семей. Вы получите личные автомобили и дачи в Подмосковье.

– Коммунизм. Ни дать, ни взять… – шутливо протянул худой чернявый парень, – да, но что я буду делать с дачей в Подмосковье, если циклотрон у меня в Ленинграде?

– Циклотрон переводим в Москву, товарищ Неменов.

– Как в Москву? – хмурится тот, – А с фундаментом, стенами, крышей как быть? Мы же всем городом его строили.

– Все работы из соображений секретности будут сосредоточены в одном месте, – ещё немного сдвигаю занавеску, открывая подробную карту Москвы и ближнего Подмосковья, – вот здесь, недалеко о Центрального Аэродрома и Покровского-Стрешнева правительство выделило нам большой участок. На нём находится недостроенное здание травматологического института, его тоже передали нам. Дачи, где вы будете проживать расположены в самом Покровском-Стрешнево. Кстати о секретности, с этого дня во всех документах выходящих за пределы Спецкомитета и, желательно, во внутренней уран следует именовать кремнием. После совещания вы получите кодификатор и инструкции по поддержанию режима секретности. Хочу подчеркнуть, что никакие государственные органы, за исключением руководителя Спецкомитета и руководителя Научно – Технического Совета товарища Курчатова, не вправе требовать от вас отчёта о вашей работе, никаких справок, ничего…

– Даже НКВД?

– Даже НКВД, товарищ Харитон. Кроме того, вы и ваши близкие получают правовой статус схожий со статусом депутата Верховного Совета: то есть ни вы, ни члены вашей семьи не подлежат судебной ответственности, иначе как по решению Президиума Верховного Совета, все уже возбуждённые дела должны быть прекращены, а вступившие в силу приговоры – отменены. А теперь я передаю слово вашему научному руководителю, пожалуйста Игорь Васильевич.

Передаю указку поднявшемуся со стула Курчатову и занимаю его место.

– Как уже сказал, Алексей Сергеевич, после этого совещания я проведу встречи с каждым из «апостолов», как он нас называет…

– Апостолов ведь двенадцать, – деланно веселится черноглазый крепыш, – или ты, Игорь, у нас на должности Иисуса?

«Похоже на ревность. Ну да, формально они с Курчатовым сейчас в званиях равны, оба – членкоры».

– Что, женщину за апостола не посчитали, товарищ Чаганов? – толкает меня в бок Ершова, буквально засветившаяся после моих слов об отмене приговоров (ещё не знает, что муж освобождён и ждёт её дома).

– Виноват, – отвечаю в тон, – просто закон божий у нас в школе отменили.

Шуток по этому поводу не последовало, тридцатилетние «апостолы» вдруг серьёзно посмотрели на своего двадцатипятилетнего начальника.

«Ничего я не ошибся, Курчатов настоял на включение Алиханова в круг избранных».

– Кхм, – прочистил горло Игорь Васильевич, – итак, мною, как руководителем Научно – Технического Совета предложены, а руководством Спецкомитета утверждены две программы: номер 1 – по созданию первого в мире экспериментального уран-графитового котла и номер 2 – по широкому развёртыванию ядерных исследований. Приоритет отдаётся первой программе. На данный момент завершено проектирование котла, завершено строительство бетонированного котлована под него, в ВИМСе под началом Зинаиды Васильевны начата переработка образцов поступившей урановой руды, на Московском Электродном заводе получены первые килограммы сверхчистого графита с сечением захвата нейтронов ядрами углерода меньше четырёх на десять в минус двадцать седьмой квадратных сантиметров…

– Откуда у нас такой графит? – по-свойски перебивает докладчика очень молодой парень, похожий на студента, в белой рубашке с короткими рукавами, – только не говори, что для выплавки алюминия требуются электроды такой чистоты.

– Это я заказывал у них, товарищ Зельдович, – прихожу на помощь, вопросительно взглянувшему на меня Курчатову, – для тиглей электрической печки. Золото в них плавят на Ленинградском монетном дворе.

«Студент» смотрит на меня с недоверием, но нет больше подробностей не будет. На самом электродном заводе мы залегендировали столь высокие требования тем, что графит используется для синтеза алмазов.

– Скажите, товарищ Чаганов, – снова подаёт голос Алиханов, – а чем объясняется выбор графита, как замедлителя?…

«Меня проверяет или показывает, что Курчатов для него не „Иисус“»?

– … Тяжёлая вода перспективнее, – продолжил он менторским тоном, – в ней скорее всего возможно получение «цепи» и с природным ураном…

– Ваша идея понятна, товарищ Алиханов, – солидно киваю я, – но вместо обогащения урана, нам понадобится «обогащать» воду. У вас есть где-нибудь в запасе пятнадцать тонн тяжёлой воды? Это как раз её минимально необходимый объём для осуществления ядерной реакции в нашем котле. Может быть у вас технология или опыт для её получения?

– А опыт обогащения урана у вас есть? – горячится мой оппонент.

– Нет, такого опыта у нас тоже нет, – спокойно отвечаю я, – поэтому поиск подходящих технологий мы и записали в Программу?2. Пока же мы ставим себе цель добиться результата насколько возможно оставаясь в рамках более простых технологий: не обогащение урана, а химическое выделение элемента с атомным номером 94, который по своим свойствам близок к урану 235; не добыча тяжёлой воды, а очистка графита.

«Апостолы» согласно закивали головами.

«Первый шаг к завоеванию авторитета».

– Мы тебя, Абуша, как раз на проект тяжеловодного реактора и собирались поставить, – по-доброму улыбается Курчатов.

– Кроме того, есть серьёзные основания предполагать, – ещё добираю солидности, – что…

«Элемент с атомным весом 94… не соскакивает с языка. Сейчас актиноиды еще неизвестны, поэтому уран в таблице Менделеева стоит под вольфрамом, а это значит, что недавно открытые Курчатовым на циклотроне Радиевого института радиоактивные элементы: 93 (будущий Нептуний) и 94 (будущий Плутоний), находятся соответственно под рением и осмием».

– … бомба на основе «осмия» (брови части собравшихся подпрыгивают кверху) получится более мощной и лёгкой, чем на 235-ом уране.

– Алексей Сергеевич, – радостный профессор Тамм, пользуется моментом пока другие переваривают сказанное мной, – кто входит в понятие «член семьи»?

– Ваш родной брат, Игорь Евгеньевич, входит. Он освобождён и уже едет в Москву. Вот, кстати, кто не знаком – это товарищ Мальцева…

Только сейчас собравшиеся замечают Олю, которая тихо вошла в кабинет и встала у двери.

– … по всем подобным вопросам, а также связанным с секретностью и охраной, обращайтесь к ней.

– Разрешите мне вопрос, – «студент» с невинным видом протирает свои очки-консервы носовым платком, – товарищ Мальцева, кто вы по званию в НКВД?

В белом платье «а-ля Орлова» подруга обворожительна, «апостолы» не могут отвести от неё своих глаз.

– Отличный вопрос, товарищ Зельдович, – улыбается Оля, – дело в том, что Спецкомитет не находится в составе НКВД и не охраняется его сотрудниками. Мы правительством наделены правом, точно таким же как другие оборонно-промышленные наркоматы, самим сформировать вооружённую военизированную охрану. То есть, все вооружённые люди, которых вы иногда будете встречать – это сотрудники нашего Спецкомитета и относиться к ним нужно как к своим коллегам: уважать и во всём помогать. А должность моя – помощник председателя Спецкомитета по режиму.

В комнате раздался резкий звон «вертушки».

– Товарищ Чаганов, не могли бы сейчас подъехать ко мне? – в трубке раздаётся хрипловатый голос вождя.

– Да, конечно, могу, товарищ Сталин. «Мой авторитет в коллективе теперь обеспечен».

– Хорошо, захватите с собой Мальцеву, машина за вами послана, – в трубке послышались гудки.

– Прошу прощения, товарищи, я должен срочно отъехать. Сейчас мой секретарь проведёт вас в корпус, который выделен для работы здесь на территории НИИ-48, пока не закончится ремонт вашего помещения в Покровском-Стрешнёве.

Москва, завод «Темп», улица Большая Татарская, 35.

2 октября 1938 года, 16:00.

– Ну, что скажешь? – после долгой беседы на Ближней даче, поездки на Садово-Черногрязскую в Лабораторию?1, как теперь стал называться Центр Дешифровки, и возвращения к себе, не сговариваясь, поспешили на круговую аллею – поговорить.

– Ситуация развивается по законам жанра, – Оля по привычке, находясь в месте, где её могут видеть посторонние, начинает говорить как «чревовещательница», почти не двигая губами, – Сталин хочет замкнуть на себя информационный канал, связанный с дешифровкой радиоперехватов. Это, кстати, говорит о твоём серьёзном успехе в этом деле: твой источник информации посчитали надёжным и важным.

Вождь на встрече между делом сообщил, что меняется порядок передачи расшифрованных радиограмм противника из Центра: до этого их копии шли напрямую в Разведупр Красной Армии, в Главное Управление Госбезопасности и Особый сектор ЦК, то теперь – только в адрес Секретариата Сталина, который станет направлять их другим адресатам.

– Разочаровался в «коллективном руководстве»? – поворачиваю голову к подруге, – Сам захотел стать «силовиком»?

– Не-ет, – протягивает она, – скорее уверенность стал терять в способностях своих соратников после провалов на Дальнем Востоке, вот и решил усилить свою спецслужбу: наверняка не только меня одну приняли в Особый Сектор, ну и заодно разделил источники информации, сделал их независимыми.

Вдобавок в беседе со Сталиным всплыла тема прослушки зарубежных посольств в Москве. Это была главная тема нашего вызова к вождю: «гвоздь со шляпкой» снова включён в план работ, причём сроки – очень жёсткие, до конца года наше чудо подслушивающей техники должно поселиться в кабинетах немецкого, английского, французского и американского посольств.

«Самый простой путь, ввиду недостатка времени, просто скопировать удачный образец, хорошо проявивший себя на даче Ежова, но низкая частота задающего генератора – 800 мегагерц, определяли большой размер антенн приёмо-передатчика. А ведь появилось добавочное требование – пост оператора должен стать мобильным, всё оборудование должно умещаться в кузове „полуторки“. Поэтому решение задачи надо искать на пути увеличения частоты, это уменьшит размеры и антенны, и „гвоздя со шляпкой“».

– Скажи, – Оля тревожно смотрит мне в глаза, – немцы придумали что-то новое, чего не было в нашей истории?

Это была основная причина моего вызова к Сталину: уже две недели Лаборатория?1 не может выдать ни одной дешифровки.

– Что придумали немцы я не знаю… но мне и раньше было ясно, что ту дыру, что существовала у них с повтором ключа шифрования в процедуре установления связи, они рано или поздно закроют. Вот подгадали смену процедуры к вводу войск в Чехословакию. Никакой неожиданности для меня не произошло, но от этого не легче. РВМ – слишком медленная, справиться с возросшим числом радиограмм не способна. Мы уже почти год как ведём работы по ферритовой ЭВМ. По нашему проекту она будет работать в пятьдесят тысяч раз быстрее, чем релейная. Ферритовая память на четыре кило-слова уже заработала… ну что ты смеёшься? Да, всего восемь килобайт, но они позволяют загрузить в оперативную память программный код и данные. Можно будет как страшный сон забыть перфоленточный ввод и вывод – вот где было реальное бутылочное горлышко. В дальнейшем планируем наращивать вычислительную мощность путём добавления процессоров…

– Многоядерный процессор? – удивлённо щурится подруга.

– Типа того…. предусмотрены буферы обмена данными между ними.

– А вдруг немцы пронюхают, что мы их читаем и заменят «Энигмы» на что-нибудь другое? – Оля берёт меня за руку и прижимается ко мне боком.

– Теоретически – возможно, но практически – нереально. Уже сейчас у них в войсках и во флоте десятки тысяч «Энигм», начать их замену – это полностью дезорганизовать военную и гражданскую связь. Они даже число одновременно устанавливаемых роторов изменить не могут: три – для Вермахта и пять – для Кригсмарине и Абвера. Максимум что смогут – это добавить новый тип ротора и число перемычек на коммутационной панели, но это для нас, имея такую вычислительную мощность, какой обладает ФВМ, не критично.

– Понятно…. а когда мы начнём бриттов читать?

– Не знаю, – чуть отстраняюсь от подруги, – там вообще тёмный лес. Это об «Энигме» известно всё, а что там у англичан – тёмный лес: все знают о «Блетчли-парк», где её взломали, но ничего о британских кодах. Мне, например, что главой их криптографической службы является Алистер Деннистон.

– Ну да, – Оля не замечает моего движения и продолжает жаться ко мне, – это я тоже знаю. Как думаешь, пока «Блетчли-парк» ещё пустой, стоит нашпиговать его нашими «гвоздями» и прикупить какую-нибудь хибарку по-соседству?

– А толку? Там же только дешифровщики… а вот где находятся шифровальщики – неизвестно. Хотя нет, где-то я читал, что Деннистон сидел в здании, где на верхнем этаже располагалась Ми-6.

– Ми-6, говоришь, – пальцы подруги железной хваткой сжали мою руку, – этого достаточно, «номер квартиры не нужен»…

– Что, весь подъезд решила грохнуть? – смеюсь, а сам вглядываюсь в немигающие глаза Оли, пытаясь найти в них весёлые искорки…. и не нахожу.

– Расслабься, – улыбается подруга, – никаких взрывов, только прослушка, но аппаратуру надо сделать ещё меньше: автомобилям въезд в Сент-Джемсский парк, он как раз напротив, запрещён. Подойдёт, например, детская колясочка.

– Даже не думай, я вообще категорически против вывоза «гвоздя» за рубеж: в приёмнике стоит магнетрон.

– Я тебя не ограничиваю, сделай на несекретных компонентах, но так чтобы один человек мог такую аппаратуру переносить.

Обгоняем дворника, подметающего редкой метлой недавно заасфальтированную дорожку от опавших листьев.

«Легко сказать… из несекретных радиокомпонентов ничего подходящего нет. Из секретных – „жучок“ на стержневых лампах тоже не подходит и по габаритам, и по потребляемой мощности: от десятков до сотен ватт. Опять же из секретных, наиболее перспективен наш с Лосевым „пятачок“ на туннельных диодах (размерами с рубль, выходная мощность – десять милливатт), но на коротких волнах, как это есть в оригинальной конструкции, нам в центре Лондона никто работать не даст. Значит надо переходить на УКВ в сантиметровый диапазон. А что, выходную мощность можно ещё уменьшить, чтобы полутора вольтового элемента хватило на подольше, а где-нибудь снаружи здания поставить маленький ретранслятор чтобы в прямой видимости хватало метров на сто-двести».

– Слушай, Лёшик, а в какой пятилетке у тебя запланирован лазер? Отличный звукосниматель, между прочим, с оконного стекла.

– На эту пятилетку запланирован, но для твоих целей не так уж и подходит – габариты велики. А до полупроводникового лазера ещё далеко, к светодиодам накачки мы даже не подступались. Мы с германием толком не научились работать, кремний очистить не можем, а для светодиодов нужен арсенид галлия и другие материалы. Нельзя перепрыгнуть через определённые этапы, так как на них отрабатываются не только тысячи нужных материалов, но и технологическое и контрольно-измерительное оборудование. У нас во всём Союзе инженеров меньше, чем в «Радиокорпорейшн», это чтобы ты понимала, как мы отстаём сейчас от Запада.

– Да понимаю я, понимаю, – вздыхает Оля, – ну если не лазером, то пьезо-датчик чувствительной какой-нибудь приклеить к стеклу? Окна в Англии, не как у нас – одинарные, плющ на стенах растёт, касается стёкол… Да и в плющ этот самый чёрта можно спрятать, а не маленькую коробочку.

«Богатая мысль, туннельный диод меньше булавочной головки. Даже если попадёт в руки врага, уйдёт много времени чтобы выяснить что это такое, из чего сделано и какие функции оно выполняет. А выяснив это, всё равно не сильно продвинешься в понимании как самому сделать подобное».

– Ладно, так уж и быть, дам команду нашим электронщикам, – беру подругу под локоток, – будет тебе «жучок» с пьезодатчиком и УКВ-передатчиком.

– Спасибо! – локоток Оли непостижимым образом ускользает из моей ладони, – и ещё одно, ты не против, что в Лабораторию будет приходить небольшая группа, человек 10–12 армейцев? Семён Михайлович готов профинансировать постройку спортзала. Будут проходить курс спецназа вместе с нашими вохровцами? И мне не мотаться по Москве?

– Не может быть и речи. Пока не будет готов промышленный реактор по производству плутония на Урале, мы будем использовать для наработки наш «котёл». Фонить он будет прилично, так что никаких спортивных и жилых помещений в радиусе одного километра быть не должно. И вообще, тут же стадион «Динамо» не так далеко, хочешь директору позвоню? Уверен, уважат живую легенду советского футбола.

– Что серьёзно так опасно? – хмурится Оля.

– Смотри, согласно расчётов на максимальной мощности, на который мы будем плутоний нарабатывать, безопасная граница находится на расстоянии четырёхсот метров, дистанционный пульт управления мы запланировали в главном здании – это примерно километр. Так что, если соблюдать инструкции, то практически безопасно. Готов проходить у тебя еженощную проверку на этот предмет.

Памятуя о крутых повадках подруги, заранее разрываю дистанцию.

* * *

– Нет, товарищ Лавочкин, – в ангаре аэродрома в Подлипках я специально заговорил громче, работники, облепившие стоящий в нём самолёт, обратились в слух, – ваше КБ остаётся в моём подчинении, наши планы, финансирование и сроки остаются прежними. Вам даже на смену вывески не придётся потратиться, так как её не наблюдается…

Вокруг послышались облегчённые вздохи и смешки.

– … Ну показывайте наше детище, товарищи. Собравшиеся расступаются, сквозь раскрытые двери ангара вечернее солнца подсвечивает гладкие стремительные обводы истребителя.

«Не узнать…. разительные перемены… если сравнивать его с деревянным макетом: эллипсовидные крылья с „обратной чайкой“ и такое же изящное хвостовое оперение – уничтожены как класс. Их место заняли обычные трапециевидные плоскости. Исчезли все крыльевые пулемёты, вместо них поверх мотора бок к боку из под обтекателя выглядывают дула двух синхронных ШКАСов. Вал мотора закрыт заглушкой»…

Все пытливо смотрят на меня, ждут реакции.

– Красавец… Красивый самолёт будет хорошо летать… – обхожу машину вокруг и неожиданно для себя выдаю крылатую фразу, чем окончательно запутываю ситуацию с её авторством.

– Семён Алексеевич, – стараюсь перекричать загудевшую толпу, – а что у нас с пушечным мотором? Что говорит товарищ Климов?

– Это он и есть, – Лавочкин берёт меня под руку и выводит наружу из нагретого солнцем помещения, – Владимир Яковлевич лично распорядился, чтобы два первых пушечных мотора направили нам. Он очень доволен вашим прибором…

Два тепловизора с охладителем Шубникова-Седова на базе двигателя Стирлинга (больше похожие пока на действующие макеты) были отправлены в Рыбинск (Климову) и Пермь (Швецову) месяц назад в сопровождении авторов.

– … и Аркадий Дмитриевич тоже благодарил и обещал, что М-62 мы получим уже в конце месяца.

– Отлично, – потираю руки, – когда запланирован первый полёт обновлённого ИП-2?

– И-289, – поправляет Лавочкин и испытующе смотрит на меня, – нам из наркомата авиапромышленности спустили такое распоряжение. И завод наш получил такой же номер.

– Ну что ж не буду я, Семён Алексеевич, наводить тень на плетень. Скажу правду, действительно, во время моего отсутствия в Москве, «для лучшей управляемости наркоматом» был составлен документ о передаче КБ и завода в НКАП, но подписан он не был. Нам товарищ Сталин дал целый год, в течение которого мы остаёмся самостоятельными. За это время мы должны доказать, что чего-то стоим. Иначе нас ждёт расформирование и слияния с другими КБ, более успешными, но в любом случае ровно через год и завод, и КБ переходят под крыло НКАПа. Проще говоря, чтобы выжить как организация наше КБ должно победить в конкурсе на истребитель. Слышал я, что грядёт большая реорганизация в авиационной промышленности: нарком планирует укрупнить основные КБ, а у заводских, нестоличных и вновь образованных, отобрать право на самостоятельные разработки, оставить только сопровождение тех самолётов, что их завод серийно выпускает.