Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, товарищ старший лейтенант госбезопасности,-…

– Тамбовский волк тебе товарищ! – кричит следователь, брызжа слюной вокруг.

– … чашка Петри с штаммами бактерий, что я передала доктору медицинских наук Ермольевой, взята мной из лаборатории НИИ-48 по указанию товарища Чаганова, – устало повторяет Оля, не обращая внимания на крики, – они предназначалась для проведения опытов по тематике Всесоюзного Института Экспериментальной Медицины… Я что арестована? Почему у меня изъяли орден, знаки различия и ремень?

– Нет, про «арестована» и дальше не надо… – Родос бегом возвращается к столу и заглядывает из-за спины стенографистки в протокол.

Его взгляд на секунду тонет в вырезе её летнего платья, вольнонаёмная сотрудница поощряющее расправляет плечи.

– Кхм, о чём это я? Ах да, – спохватывается следователь, – на этой чашке английское клеймо и надпись: «лаборатория доктора Флеминга». Кто такой этот доктор Флеминг?

– Не было там никакой надписи… – отвечает Оля, не поднимая головы.

– Вот на таких мелочах шпионы обычно и засыпаются, это тоже не пиши, Катенька, – молодая симпатичная девушка зарделась, – а наши специалисты не поленились, внимательно под микроскопом изучили чашку и надпись нашли…

Закончив фразу, стенографистка поднимает голову.

– … Итак, гражданка Мальцева, – продолжает красоваться перед ней Родос, – вы продолжаете утверждать, что, передавая эту чашку Петри в ВИЭМ гражданке Ермольевой, вы выполняли задание своего начальника Чаганова?… Что молчите? Да или нет?… Не хотите отвечать… Хорошо, давайте узнаем, что по этому поводу показывает ваш начальник.

– Начиная со «что молчите?» писать не надо, правильно, Борис Вениаминович? Наградив подчинённую поощрительным кивком, следователь величественно движется к телефону.

– Соедините меня с санаторием «Океанский», – грозно произносит он в трубку, – пусть пригласят к аппарату майора госбезопасности Горбача.

– Горбач тоже в «Океанском»? – захрипела Оля, – можно воды, пожалуйста?

– Что, нет на месте? – следователь кивает и указывает стенографисте на графин с водой, – разыщите, передайте что его вызывает следователь по особо важным делам Родос из Москвы. Это срочно!

– Вы отпустили заговорщика, – желваки заиграли на скулах девушки, – Чаганов в опасности.

– Прекратите нести бред, – взрывается он, бросая трубку на рычаг, – мы ничего не нашли на Горбача! Он – чист!

– Горбач – заговорщик! – поднимается со стула Оля.

– Молчать! – загораются чёрные глаза Родоса, а его рука тянется к кнопке вызова охранника.

Маленький девичий кулачок снизу вверх подбрасывает тяжёлый подбородок мужчины, открывая гладко выбритую скулу, в которую тут же пикой впивается её острый локоток. Следователь ойкает, его грузное тело валится назад и начинает безвольно оседать на пол, скребя ремнями портупеи по тумбе письменного стола и царапая паркет каблуками сапог. Оля бросается к стенографистке, стоящей к ним спиной и наливающей воду в стакан.

– Только пикни, – у носа Кати появляется остро заточенный карандаш, – и не будет глаза. Тихонько опускаешь стакан… молодец, будешь слушаться и тогда всё у тебя будет хорошо, пойдём…

Оля, приобняв за талию, ведёт стенографистку к стулу, та замечает лежащего на полу Родоса, её глаза широко раскрываются…

– А-а-а! – Пронзительный девичий крик прерывается мозолистой ладонью.

– Я всё расскажу, гражданин начальник, – без паузы вступает Оля, взяв Катю за горло, – только не бейте! (и шёпотом) Знаешь вохровца, что сидит за дверью? (та отрицательно машет головой) Платье снимай. (глаза стенографистки снова округляются) Давай, быстро.

Девушка дрожащими руками хватается за подол и, путаясь, тянет платье через голову, Оля тем временем достаёт из верхнего ящика письменного стола своё удостоверение, орден и наган.

– А как же я буду? – глотает слёзы Катя, видя, как быстро скинув гимнастёрку и юбку, похитительница облачается в её платье.

– Я верну, обещаю… туфельки тоже давай… и это, надень пока моё. Катя, а тебе форма идёт… Ну-ну, не плачь… садись вот так… хорошо, смотри мне в глаза… (Оля нащупывает две точки на затылке девушки и слегка придавливает их)… дыши глубже… вот так… поспи.

Обмякшее тело стенографистки, поддержанное крепкой рукой, сползает на пол рядом с начавшим шевелиться и мычать Родосом. Оля рывком обрывает телефонный провод, сгребает свои вещи в Катину матерчатую сумку, суёт листки протокола допроса в папку, лежащую на столе и, прижав их к груди по дороге к двери слегка задевает ногой приподнявшуюся голову Родоса.

– Хорошо, Борис Вениаминович, – «стенографистка» на секунду замирает в двери, – одна нога здесь другая там.

Поднявшийся со стула вохровец так и замирает, не спуская глаз со стройных ног девушки, летящей по коридору к боковой лестнице.

«Нечего даже пытаться выйти отсюда через проходную по Катиному удостоверению, – девушка в нерешительности останавливается на лестничной клетке, – спиной к вохровцу не повернёшься, будут сличать лица внимательно… Здание Управления стоит на крутом обрыве, спускающемся к заливу, потому все машины подъезжают к центральному входу. На нижних этажах окна забраны решёткой, на верхних, кажется, нет и есть ещё крыша. Тогда быстрее наверх, молодые девушки на Дальнем Востоке – предмет пристального внимания»…

Два молодых водителя, больше часа «загоравших» в ожидании начальства на небольшом «пятачке» сбоку от Управления, застывают с открытыми ртами при виде представления, разыгрывающегося перед их взорами: молодая девушка, не обращая внимания на всплывающий пузырями подол голубого шёлкового платья, начинает спускаться по водосточной трубе с крыши. Её голые ноги в туфельках под цвет платья сами находят опору, ступая на чугунные ухваты, вбитые в каменную стену, а мускулистые руки уверенно перебирают по жестяной трубе.

– Ах… – синхронно выдыхают парни, когда кусок штукатурки из-под ноги отважной скалолазки летит вниз к их ногам.

Третий этаж… второй… первый… Последний раз сверкнув белыми бёдрами и обеими руками обуздав взлетевший к поясу подол, Оля оборачивается к застывшим водителям.

– Поспорила с девчонками из вохра, – девушка снимает с шеи болтающуюся сумку, достаёт красное удостоверение и трясёт им перед оловянными глазами парней, – мальчики, будете моими свидетелями…

– …ой, лиф у платья немного порвался, – Оля прикрывает руками грудь, – кто из вас свободен? Тут недалеко, я покажу…

* * *

– Как я люблю это место, – маршал облегчённо откидывается на спинку бамбукового кресла и любуется открывшимся видом на Амурский залив с террасы трёхэтажного особняка белого камня, который в санатории называют «домиком Блюхера», – тишина, спокойствие…

– Да, красота, – в один голос поддакнули расположившийся рядом Горбач и стоящий рядом адъютант маршала.

Последний даёт знак двум девушкам, закончившим сервировать стол, чтобы уходили.

– Ты тоже садись, Михаил, – кивает ему Блюхер, – выпьем вместе в первый и, может быть, в последний раз, как пить дать, погонит меня со службы Сталин. – Не говорите так, товарищ маршал… – деланно пугается адъютант, споро наполняя рюмки и подкладывая на тарелку шефа вяленого лосося и красной икры.

– Вы видели, как сегодня на переговорах, – перебивает его Блюхер и залпом, как воду, выпивает рюмку водки, – товарищ Апанасенко – то, товарищ Апанасенко – сё. Тут рядом стоит командующий фронтом, маршал, но его никто не замечает, как нету его… никому не интересно его мнение… ни Сталину, ни Будённому, никому…

Блюхер вновь резко наклоняется к столу и выпивает рюмку адъютанта.

– Думаете, что всё так серьёзно, товарищ маршал? – Горбач поспешно берёт свою в руки.

– Звоню Поскрёбышеву, он отвечает – у Сталина совещание. Понятно, что занят, только раньше находилась у него минутка поговорить с товарищем Блюхером, откладывал все дела, а сейчас – короткий разговор. И трубку бросает… холуи хорошо чуют, настроения хозяина.

– Так, может быть, с другой стороны зайти? – старший майор греет в руках рюмку.

– С какой такой другой? – Блюхер наливает себе из запотевшего графинчика.

– Помните, товарищ маршал, майора госбезопасности Чаганова? Того, что товарища Кирова спас? Так он сейчас в этом санатории долечивается, здесь неподалёку, в одном из охотничьих домиков. Пригласите его к себе, скажем, на морскую прогулку, и поговорите с ним в непринуждённой обстановке. Не откажется майор личное письмо передать…

– А что, дело говоришь, майор, – Блюхер прикрывает глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям после третьей выпитой, и медленно выдыхает, – организуй это дело…

– Товарищ Горбач, – на террасе появляется порученец маршала, – вас к телефону.

– … это ты отлично придумал! – счастливо улыбается маршал, – рано ещё списывать Блюхера со счетов.

– Разрешите ответить на звонок, товарищ маршал? – поднимается со стула старший майор.

– Давай быстро, – большая голова Блюхера утвердительно мотнулась.

Адъютант начинает потчевать шефа закусками, Горбач спешит на выход и, проходя мимо порученца, шепчет: «Останься, послушай тут».

– Как в больнице?! Как это произошло? А Мальцева в сознании? Стенографистка исчезла… – костяшки пальцев старшего майора, сжимающие трубку, побелели, – Цикановскому уже доложили? Он выезжает? Хорошо, держите меня в курсе.

* * *

– Ну ещё, Верочка, один кружок, – поднимаю голову и искоса смотрю на сержанта НКВД, неотступно следовавшего за нами во время прогулки по аллеям парка, а теперь присевшего на скамейку, откуда виден весь наш маршрут, – и на сегодня хватит.

– Ой, товарищ Чаганов, – защебетала медсестра, – будет мне на гоняй за это от Анны Алексеевны: только первый день как кризис миновал, а вы от каталки отказались и уже такую нагрузку себе даёте…

– … «и звала его не по имени и даже не имени отчеству, а по фамилии: товарищ Бендер». Кстати, Вера, а почему вы Аню по имени отчеству называете, а она вас просто по имени? Вы же почти ровесники.

– Потому, товарищ Чаганов, – охотно отвечает она, – что в больнице по имени-отчеству называют только врачей, а медсёстры до пенсии остаются Надями и Верами.

«Куда Оля запропастилась, четыре часа уже прошло»?

– А где и когда ты Анну Алексеевну в последний раз видела? – мелкая гравийная крошка скрипит под нашими ногами.

– Так перед самым отъездом в коридоре, она с какими-то военными уходила. Крикнула мне, что сама приедет в санаторий через час из кого-то БэДэ…

«Большой Дом? В НКВД»?

– В каком звании были те военные? – спрашиваю я безразличным голосом.

– В сапогах, двое молодых, а один такой солидный… – закусила губу девушка, – фуражка с синим верхом и красным кантиком. А ещё смешной такой случай со мной случился: я тут в санатории перед уколом в главный корпус бегала шприцы стерилизовать и там встретила товарища Горбача, а с ним рядом – ну вылитый вы, товарищ Чаганов. Фигура, рост, цвет волос, глаз… причёска – не отличишь… даже отметина на голове. Я опешила, стою смотрю на него, глазами хлопаю, а он внимание на меня не обращает, нос задрал, привык, видно, что его с вами путают.

– Горбач видел тебя тогда?

– Нет, он спиной ко мне стоял, – насторожилась Вера, заметив моё озабоченность, – сказал тому, похожему, что б был готов к шести, встречаемся, мол, на причале и так, не оборачиваясь, пошёл по коридору…

– Во что был одет тот похожий?

– В форму военную… сапоги, фуражка…

«Мой двойник из „НИИ-ЧаВо“? Если да, то что он здесь делает с Горбачом»?

– Сколько времени? – мои швейцарские часы растворились в тумане войны.

– Около шести, я думаю…

«Надо делать ноги, но как оторваться от соглядатая»?

Из боковой аллеи появляется женская фигура в белом халате, подходит к нашему сержанту, развалившемуся на скамейке, и склоняется над ним.

– Чаганов, Вера, помогите! – раздаётся до боли знакомый командный голос.

– Анна Алексеевна, ну наконец-то! – радостно взвизгивает медсестра, – пациент меня совсем не слушается! А что с товарищем случилось?

* * *

Медсестра круглыми глазами смотрит на разгром, учинённый в доме в наше отсутствие: сломанный стул, перевёрнутый стол, разбитый графин и стаканы. На полу лежит связанный полотенцами Горбач с кляпом во рту и что-то мычит, Оля привычными движениями на автомате вяжет руки и ноги сержанту, выпрямляется и смотрит на часы.

– Шесть пятнадцать, – выдыхает она, перехватывает взгляд Веры и подмигивает ей, – так надо, это японские шпионы, а я – лейтенант госбезопасности. Чаганов подтверди. Вера начинает заваливаться назад, и я едва успеваю подхватить её.

Горбач начинает биться на полу и рычать, Оля вынимает кляп из его рта.

– Мальцева, ё* *ь, ты сорвала операцию, которую мы готовили полгода!

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

11 августа 1938 года, 18:00.

– Проходите, товарищ Берия, – Сталин, вопреки обыкновению встречать гостей в центре кабинета и здороваться с ними за руку, остался сидеть за письменным столом, – докладывайте. Нарком, не глядя на собравшихся членов Политбюро, быстрым шагом проходит к столу для заседаний и встаёт у его дальнего от вождя торца.

– Как вы все, товарищи, уже наверно слышали, – хриплым голосом начал он, – три часа назад во Владивостоке застрелился маршал Блюхер…

– Это точно? Сам застрелился? – перебивает его Ворошилов в непривычном для него, но также тщательно отглаженном, как раньше военная форма, гражданском костюме, – или, может быть, помогли ему?

– Судмедэксперт ещё не дал своего заключения, но, как докладывает Цикановский, на первый взгляд – сам.

– Это который Минаев, что под началом Курского работал? Бывший эсэр… – подаёт голос Пятницкий.

– Рассказывайте всё с начала, товарищ Берия, – хмурится Сталин и поднимается со стула, – всю предысторию.

– Хорошо, – кивает нарком, – примерно полгода назад, пересматривая дела арестованных при товарище Ежове военных, вновь назначенный начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю старший майор Горбач обнаружил протокол допроса расстрелянного полковника Разведупра Тарханова. В нём полковник показывает, что на Дальнем Востоке бывшим начальником Политуправления РККА Гамарником в армии, НКВД, партийных и советских органах была создана глубоко законспирированная подпольная организация….

– Этот мог, – вздыхает Молотов, – царь и бог был на Дальнем Востоке. В одном лице совмещал и партийную, и советскую власть. Блюхер при нём на побегушках был.

– … которая ставила целью захват власти в стране, путём вооружённого мятежа на Дальнем Востоке, в Сибири и подготовки условий для переворота в Москве. Организация, как я уже сказал, была разбита иерархические ячейки, где каждый её член знал…

– Нам не надо объяснять, товарищ Берия, – улыбается Киров, – тут все с младых ногтей в таких состояли.

В кабинете раздался весёлый смех, который подбодрил насупленного наркома.

– … короче, после самоубийства Гамарника при товарище Ежове удалось выявить лишь несколько таких ячеек. Перед нами товарищем Сталиным была поставлена задача вскрыть эту организацию, не прибегая к арестам без разбора, как это планировалось при прежнем руководстве НКВД. Поэтому показания Тарханова были засекречены, тем более конкретных данных они содержали мало. Работа по проникновению в организацию продвигалась медленно, точнее, просто стояла на месте…

– Надо было тебе, Лаврентий, Блюхера арестовать, – почёсывает скулу, сидящий рядом Микоян, – и допросить его хорошенько…

– … у нас не было уверенности, что Блюхер вообще состоит в организации, – нарком тянется за графином, – слишком явно он конфликтовал с Тухачевским… В общем решили мы «в тёмную», не раскрывая целей операции, подключить еще одного нашего сотрудника, точнее, сотрудницу чтобы она могла свежим взглядом взглянуть на ситуацию… нет ли саботажа в Управлении Дальневосточного края.

– И она вмиг разоблачила Горбача, который скрыл важный документ, так? – из-за спины Берии раздался насмешливый голос Сталина.

– С Минаева надо было начинать, – ворчит Пятницкий, дождавшись когда стихнет смех, – он у вас, товарищ Берия, продолжает возглавлять контрразведку без утверждения в ЦК.

– Временно исполняющим обязанности, – жадно глотает воду вспотевший Берия, – не хватает опытных людей… Затем после отказа двигателя самолёт с Чагановым…

– Более чем странного отказа…

– Подождите, товарищ Пятницкий, не мешайте, – на выручку наркому приходит Ворошилов, – он и так сбивается всё время.

– …Расследование этого авиапроисшествия продолжается…. кхм, в результате совместной с моряками операции Чаганов был освобождён и, кроме того, нами были захвачены в плен атаман Семёнов, японский офицер генштаба капитан Накамура и германский дипломат Штольце, сотрудник военной разведки…

– Хороший улов. – потирает руками Каганович, ловя взгляд вождя.

– …но наиболее ценной добычей оказался шифроблокнот японца. Все радиограммы он успел уничтожить, однако в блокноте остались несколько неиспользованных листов. Самого капитана нам всё равно придётся отпустить, японская сторона согласилась выдать за него ближайших соратников атамана, на чьих руках кровь сотен советских людей, но пока он находится у нас, мы решили устроить радиоигру. Органам было известно, что с нашей территории время от времени, ведутся радиопередачи, причём корреспондентом является радиостанция на территории Маньчжоу-Го: удалось запеленговать место откуда приходит подтверждение приёма, так называемая «квитанция», последняя такая – пришла из района озера Хасан. Считалось, что передачи ведут японские шпионы, поскольку основным местом выхода в эфир был район Владивостока, где проживает довольно большое число японцев. Поскольку Накамура давать показания отказался, то мы вплотную занялись его радистом, также попавшим в плен. И вот на допросе он показал, что все передачи велись на русском языке…

– Свои, значит… – загудели собравшиеся.

– …да свои, – продолжил Берия, дождавшись тишины, – поэтому видимо нам и не удавалось расшифровать эти радиограммы. Японский радист не понимал, что передаёт и принимает, поэтому ничего больше полезного сообщить не смог, кроме частоты и времени следующего сеанса связи. И вот, наконец, два дня назад пришла шифровка, в которой некто Пансоф сообщает о предложениях Апанасенко в Москву по линии разграничения войск и по уточнённой линии границы, почти дословно цитирует.

– Тогда выходит, Коба, что хвалёный «Айфон» постороннему прослушать можно? – привстаёт с места Молотов.

– Или, что вероятнее, – быстро отвечает Берия, – утечка произошла из штаба армии или фронта… А в конце радиограммы он просит срочно передать ему денег, пятьсот тысяч рублей на непредвиденные расходы…

– Ничего себе аппетиты, – присвистнул Каганович.

– … мы за эту срочность сразу уцепились и предложили через три дня встретиться в море в нейтральных водах у одного из небольших островов. Ещё мы задали вопросы о здоровье Чаганова и его местоположении… Пообещали за его голову десять миллионов рублей.

– Вы что же это, сознательно натравливали их на Чаганова? – возмущённо кричит Киров.

– И в мыслях не было, мы планировали использовать в качестве приманки двойника Чаганова, нашего сотрудника. Понимаете, товарищи, мы хотели чтобы враги проявили свою суть, это называется у нас «момент истины»…

– На живца решили ловить, – понимающе кивает Ворошилов, – и что дальше случилось?

– Случилось то, чего мы не ожидали, – опускает голову Берия, – поскольку Чаганов личность известная, а в госпитале могли быть глаза и уши заговорщиков, то решили на всякий случай его открыто перевезти из больницы в тот же санаторий, где планировалась операция, чтобы уже там произвести подмену. Мальцеву, которая тоже, как и Чаганов, была не в курсе нашей операции, пригласили в местное управление НКВД, для прояснения некоторых вопросов, возникших к ней. В ходе беседы, наш сотрудник, случайно упомянул, что Чаганова в санаторий «Океанский» повёз старший майор Горбач. Мальцева, которая считала Горбача заговорщиком, возмутилась этим: между ней и следователем Родосом возник конфликт. Надо отметить, что Родос превысил свои полномочия, вёл себя с Мальцевой грубо и пытался арестовать её: в результате она нейтрализовала следователя и отправилась на помощь Чаганову…

– Постойте, постойте, как это «нейтрализовала и отправилась»? – Пятницкий вытаращил глаза на наркома, – а где была охрана Управления? Как ваш следователь позволил ей себя «нейтрализовать»?

Последнее слово секретаря ЦК было буквально пропитано ядом.

– Если вас интересуют детали, товарищ Пятницкий, – глаза Берии потемнели от злости, – то Мальцева отправила его ударом кулака в нокаут, затем заставила обменяться одеждой стенографистку, которая тоже находилась в кабинете, её она каким-то образом усыпила без рукоприкладства. Вышла из допросной, дежурный вохровец принял её за стенографистку, поднялась на крышу и спустилась по водосточной трубе. И всё это при свете дня…

– Не может быть… без посторонней помощи? – … почему без помощи, с помощью, – в голосе Берии неожиданно послышались завистливые нотки, – спрыгнув на землю, Мальцева попросила водителя начальника городского Управления НКВД Гвишиани подвезти её в санаторий «Океанский», что находится в 20 километрах от Владивостока, тот охотно согласился…

В кабинете послышали негромкие смешки.

– … к тому времени пришла в себя стенографистка и сообщила, что Мальцева называла Горбача заговорщиком и намеревалась отправиться в «Океанский» спасать Чаганова. Капитан госбезопасности Гвишиани дал приказ срочно выставить охрану на въезде в санаторий, у палаты Чаганова и на всякий случай у «домика маршала». Запретил без его разрешения впускать кого бы то ни было внутрь. Но Мальцевой на его автомобиле уже удалось проникнуть внутрь санатория…

– Почему Горбач и Гвишиани не поставили вас в известность о происходящем? – подал голос, молчавший до сих пор Жданов.

– Они пытались связаться с Цикановским, но он был недоступен, ехал на поезде из Хабаровска во Владивосток.

– А что дальше-то было? С водителем? – интересуется Каганович, оглядываясь по сторонам.

– Мальцева «нейтрализовала» Горбача и освободила Чаганова, – зло усмехнулся Пятницкий, – а Блюхер со страху застрелился… или его застрелили чтоб не болтал. НКВД оказалось не на высоте.

– Да, здесь вы правы, товарищ Пятницкий, – сжимает кулаки Берия, – ответственность за провал операции лежит полностью на мне. Прошу Политбюро рассмотреть вопрос о моём снятии с работы.

На лицах собравшихся отражается весь спектр чувств: от злорадства до сожаления и от интереса до скуки.

– Спасибо, товарищ Берия, – Сталин подходит к наркому и жмёт ему руку, – ступайте и продолжайте работать, мы сообщим вам о нашем решении.

* * *

– Ну рассказывай, Лаврентий, – вождь открывает стеклянную дверцу посудного шкафа и достаёт хрустальный графин с рубиновой жидкостью, – какая муха тебя укусила сегодня на политбюро? Попробуй, какое вино из Гори мне на прошлой неделе прислали…

Невысокий резной столик в кабинете Кремлёвской квартиры уставлен вазами с южными фруктами, лёгкая штора слегка колышется под летним ветерком из открытой форточки.

– Товарищ Сталин, – нарком не замечает налитого бокала, – вы же сами обещали при моём назначении отпустить, если не будет получаться… отвык я от чекистской работы. Правильно товарищ Пятницкий говорит… я же строитель, а не…

– Пятница у нас, конечно, товарищ в этом деле авторитетный, – мягко перебивает его Сталин, – но в вопросах кто друг, а кто враг и сам не раз попадал впросак. Ты, Лаврентий, угощайся. Чует моё сердце дело не только в этом, так?

– Да вы правы, товарищ Сталин, – делает глоток из бокала Берия, – не только… Не чувствую я себе хозяином в наркомате. Некоторые сотрудники, чувствуя поддержку высоких покровителей, творят что хотят. Например, вот этот случай со следователем Родосом: согласен, что он превысил полномочия и перелом челюсти ещё долго ему будет об этом напоминать, но если бы это была не Мальцева, то его действия можно было бы рассматривать вполне законными.

– Что такое? – хмурится вождь.

– Дело в том, что когда эта девушка обратилась напрямую к товарищу Кирову по поводу «панацеи» для Чаганова, я приказал провести проверку. Оказалось, что уже почти год, то есть с того момента как я вступил в должность, в микробиологической лаборатории Всесоюзного Института Экспериментальной Медицины ведутся работы по этой теме… по договору с ОКБ Чаганова. Полгода назад Мальцева принесла Ермольевой, заведующей этой лаборатории, принесла чашку Петри, такое плоское блюдце с крышкой, с образцом какой-то бактерии, которая очень помогла продвинутся в работе над лекарством. Наши люди отыскали эту чашку, Мальцева по какой-то причине, видимо в связи с отъездом, не успела забрать её обратно, изучили её и обнаружили на ней интересные надписи на английском языке…

Сталин берёт папиросу «Герцеговина Флор» и чиркает спичкой.

– … надписи были незаметны при обычном освещении, но при скользящем, то есть при угле падении луча близком к нулю, удалось их прочитать. Оказалось, что чашка эта из лаборатории доктора Флеминга, английского микробиолога из Лондона…

Вождь глубоко затягивается и медленно выпускает дым через нос.

– … Вы понимаете, товарищ Сталин, сотрудники НКВД без ведома начальника вступают в контакт с представителями иностранного государства: пятьдесят восьмая статья. Допускаю, что они действуют в нашу пользу, но как я могу работать в таких условиях?

– Я вас понял, товарищ Берия, – тремя большими затяжками вождь заканчивает папиросу, – наверное действительно давно уже следовало забрать их от вас… Поступим, следующим образом: вы даёте им отпуск для поправки здоровья в сочинский санаторий, а я за это время подумаю куда перевести Чаганова с Мальцевой от вас. По рукам?

– По рукам, товарищ Сталин. – облегчённо улыбается нарком.

– Одну вещь я не понял из твоей записки, Лаврентий, – вождь поднимается со стула, давая понять что разговор окончен, – этот Флеминг тоже работает над «панацеей»?

– Достоверно неизвестно, – тоже встаёт Берия, – после открытия им в 1928 году лекарственного вещества, пенициллина, публикации в научных журналах постепенно сошли на нет, но я дал задание нашей резидентуре в Лондоне проверить ситуацию, вполне может быть что секретятся англичане.