Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Интересно, – в голове мелькает отличная мысль, – а что, кроме микроскопа генетики других инструментов не знают? Вот, например, рядом с вами сидит ваш брат – физик, насколько я знаю, один из специалистов в области рентгеноструктурного анализа…

– Ну я бы не стал так о себе говорить, – улыбается младший брат, – но немного занимался этим вопросом.

– Пусть так, так почему же вы не объяснили Николаю Ивановичу: чтобы рассмотреть объект неразличимый в видимых лучах надо переходить на лучи с меньшей длиной волны, рентгеновские – наилучший кандидат. Хотя, с другой стороны, у вас в ВАСХНИЛ десятки институтов, в которых работают тысячи учёных, не только ботаники. Неужели никому такая простая мысль в голову не пришла?

– Насколько я знаю нет, – смущается академик, – была у нас раньше идея применить лучи Рентгена для облучения живой клетки, чтобы воздействовать на гены, но чтобы получить их рентгеновскую фотографию-нет… Серёжа, это вообще возможно?

– Кхм, – пожевал губами физик, – теоретически, думаю, вполне возможно… правда до сих пор этот метод применяется только для определения структуры кристаллов или кристаллитов, используется дифракция рентгеновских лучей. Однако не исключаю, что с практической реализацией могут возникнуть трудности…

Вавилов-старший, как ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, обиженно поворачивает голову от брата ко мне.

– Такой аппарат уже существует, – добавляю загадочности в свой голос и делаю эффектную паузу, – этот аппарат работает… и, более того, работает сейчас в полусотне метров от нас… в этом самом здании.

– Что за аппарат? Покажите пожалуйста, Алексей Сергеевич, – братья оказываются на ногах, готовые тут же бежать по указанному направлению.

– Покажу, не вопрос, – тянусь к телефонной трубке, – товарищ Коломиец, зайдите ко мне пожалуйста на минутку и товарища Цукермана захватите с собой.

– Мы сейчас увидим ген? – хриплым голосом прошептал академик.

– Пока только двух людей, построивших прибор, который позволит заглянуть в клетку… и не только. В теории он может стать в десять тысяч раз зорче, чем лучший световой микроскоп.

* * *

– Товарищ Бланк, – провожая гостей, выхожу в приёмную и передаю «Грымзе» листок бумаги, – разузнайте мне, пожалуйста, всё об этом персонаже…

Бывших чекистов не бывает, мой секретарь продолжает снабжать меня информацией из святая святых НКВД, сегодня об Исае Презенте.

«Надеюсь, что в обратную сторону: из Спецкомитета в ГУГБ поток информации всё же меньше».

– … и разыщите мне Мальцеву.

В ту же секунду её стройная фигурка в белом платье, проявляется на чёрном фоне двери, «Грымза», не удержавшись прыскает в кулак. Оля недовольно передёргивает плечами и первая проходит в кабинет.

– Зачем это я тебе понадобилась? – подруга усаживается на кожаный диванчик в углу, грациозно закидывает нога на ногу, вызывающе поднимая подбородок.

«Хороша чертовка! Нет, сейчас не успеть – столько дел»…

Подхожу к столу, включаю «белый шум», затем к окну – открываю форточку и, старательно отводя глаза от девушки, описываю сложившуюся ситуацию в ВАСХНИЛ со слов академика Вавилова.

– Что скажешь? – завороженно гляжу на кожаную туфельку, пляшущую на оттянутом, как у балерины, носке.

– Ты, конечно, прав что Вавилова надо убирать из президентов, – Оля прерывает молчание, легко поднимается и в одно мгновение оказывается рядом со мной у подоконника, легко толкнув плечом, – вот только оставлять за ним кроме ВИРа ещё и Институт Генетики… Сам посуди, какой из него генетик? Ботаник-да, путешественник – определённо, но не физик и не химик; организатор – посредственный, наплодил институтов, а чем они занимаются толком не знает; в людях плохо разбирается, в общем по-моему мнению – ВИРа с него вполне достаточно. Пусть развивает свою коллекцию семян – при деле будет и голову сохранит.

– Я свёл его с Коломийцем и Цукерманом…

– Нет, для изучения строения ДНК и смежных вопросов нужен другой человек, серьёзный учёный.

– Так Сергей Иванович – физик, поможет брату…

– Не уверена я, – жёстко прерывает меня Оля, – руководить и возглавлять, по-моему, привыкли, а так чтоб самим работать… рассказывал мне о них один дедушка, который занимался реабилитацией старшего Вавилова.

«Ну как можно на тебя обижаться»?

– Кто тогда смог бы? – покладисто притупляю взгляд.

– Нужен биохимик, величина типа академика Баха, директора Института Биохимии Академии Наук… но старенький он уже. Из его учеников, пожалуй, лучший – профессор Владимир Энгельгардт. Его, кстати, неплохо бы также привлечь для работы в Спецкомитете – по радиационной биологии.

– А что делать с Лысенко? Считаешь, что пусть становится президентом?

– Ни в коем случае, – поджимает губы подруга, – лучшая кандидатура на пост президента ВАСХНИЛ – какой-нибудь механизатор или экономист… Лысенко же пусть продолжает заниматься в Одессе селекцией. Это ремесло сейчас идёт бок о бок с шаманством, требует интуиции и большой удачи: всего этого у Лысенко – с избытком.

– Хорошо предположим даже, что он с этим согласится, но с чего ты взяла, что команда Лысенко примет такой расклад? За ним стоит Презент, который имеет на него большое влияние, да и другие, небось, спят и видят себя в столичных кабинетах ВАСХНИЛ.

– Презента я беру на себя, – досадливо машет рукой Оля, – я вот что подумала, не лучше ли будет развернуть основные работы по генетике у нас в Спецкомитете?

– Это ещё зачем? Что общего с нашей тематикой? Своих забот у нас мало?

– Не так уж мало, – подруга порывисто оборачивается ко мне и обидчиво закусывает губу, – слыхал о «меченых атомах»?

– Ты имеешь ввиду радиоактивные изотопы? – примирительно кладу руки Оле на плечи.

– Да, фосфора и серы…

«Их десятки, хотя если говорить о „меченых атомах“ с большим периодом полураспада, то для лаборатории лучше всего подойдёт фосфор-32, а для серы – 35-й».

– Слыхал о таких и зачем они тебе?

– Сможешь их получить?

«Как мне нравится, когда она так застывает с широко раскрытыми глазами».

– Смотря чем будешь расплачиваться, – тонкие брови девушки взлетают вверх, я на всякий случай разрываю дистанцию, – найдём, я думаю, подходящую форму оплаты…

– Я серьёзно! – наступает на меня она со сжатыми кулаками.

– Если серьёзно, – поднимаю руки сдаваясь, – то в нашем котле запросто получим, просто бомбардировкой нейтронами: фосфор-32 из серы-32, а серы-35 из хлора-35-го. Но зачем они тебе?

– Серьёзно? – я попадаю в жаркие девичьи объятия.

– Абсолютно, так зачем?

– Будем проводить классический эксперимент Херши-Чейза… – объятия размыкаются, передо мной теперь учёный-фанатик с горящими глазами, – по доказательству, что генетическая информация находится в ДНК! Понимаешь, сейчас у генетиков идут большие споры, где находятся эти самые гены: в белках или ДНК. Так их эксперимент позволит разрешить этот спор…

«Люблю я слушать о генах, в изложении для чайников».

– … Опыт проводим на бактериофаге Т2, он состоит из белковой оболочки и ДНК и ещё он любит кишечные палочки…

«Без натурализма, пожалуйста»…

– … берём две группы палочек: одна питается… средой с добавлением фосфора-32, другая – серы-35. К обеим группам добавляем бактериофагов, они заражают палочки, вводя в них свой ДНК. Кишечные палочки, используя изотопы в пище, строят новое поколение фагов. Да забыла сказать, что фосфор содержится в ДНК, но отсутствует в белках, а сера – наоборот. Таким образом, в одной группе мы получаем фаги с мечеными серой белки, в другой – с мечеными фосфором ДНК.

– А-а, понял, затем надо взять свежие бактерии и «меченные» фаги, позволить фагам инфицировать палочки своей ДНК и разделить фаги и палочки: в одной группе с фосфором будут радиоактивные палочки, а в другой – нерадиоактивные. То есть, получается ДНК передаёт наследственность.

– Точно! – получаю поцелуй в награду.

– Так может быть тебе самой этим и заняться? – прижимаю подругу к себе, – Бах и Энгельгардт, конечно, большие учёные, но прав на это открытие у них не больше, чем у тебя.

– Не хочу закончить жизнь как Розалинд Фрэнклин, – отстраняется Оля, – положила свою жизнь на алтарь науки, а её конкуренты присвоили себе плоды её труда, распилив Нобелевскую премию.

«Это да, не повезло женщине: работать с рентгеновским излучением сейчас очень опасно».

– Сделаю для тебя полностью автоматический рефлектометр, выставишь рабочую скорость образца, максимальный угол поворота и свободна… а ещё лучше: аппарат к РВМ присоединить, поставлю тебе удалённый терминал в кабинет, ни один луч к тебе не прикоснётся! Будешь результаты на плоттер получать, межплоскостные расстояния на АВМ за минуту получать и всё это без отрыва от разоблачения шпионов. А если здраво рассуждать, то хватит тебе по стенам лазать, пора остепеняться… в обоих смыслах.

– Серьёзно? Мне двадцати ещё нет… – расправляет плечи Оля, – и вообще на себя посмотри, тебе учёную степень давно надо было присвоить, по совокупности заслуг.

«Заслуг, блин, по компиляции и плагиату… Не хочет подруга заниматься наукой. Я бы сам может быть и подумал о научной карьере, если бы не было нужды карабкаться наверх по лестнице исполнительской власти».

Заглянувшая без стука в кабинет «Грымза» краснеет и отводит глаза, а я с сожалением снимаю руку с Олиной талии…

– Тут объективка на Презента…

Москва, Фрунзенская набережная.

9 октября 1938 года, 19:00.

– Ты опоздал… – капризно закусывает стройная девушка в строгом чёрном пальто подхватывает под руку высокого плотного мужчину, – я тебя уже десять минут жду.

– Извините… – тот безуспешно пытается высвободить руку из неожиданно крепкого захвата.

– Да прекратите вы вырываться на нас уже внимание обращают… – зло зашептала она, – я от Петрова. Павел Иванович в командировке, теперь будете держать связь со мной. Он же вас предупреждал позавчера.

– Да-да, конечно, но я не ожидал встретить девушку… так всё стремительно.

– А вы, Герхард, хорошо говорите по-русски, акцент какой-то странный, не немецкий…

– Китайский… – смеётся мужчина, с удовольствием поглядывая голубыми глазами на энергично вышагивающую рядом спутницу.

– Открывайте зонт скорее, кажется, начинается дождь. Да, на китайский немного похоже…

– Мой отец работал инженером на КВЖД, сам я родился в Харбине и моими первыми языками были русский, китайский и немецкий, да-да, именно в таком порядке… Над моим немецким долго ещё смеялись одноклассники в Бреслау, когда мы после революции из Маньчжурии. Но я понимаю, вы…

– Ольга, зовите меня Ольга, товарищ Кёгель.

– … не для того, камрад Ольга, позвали, чтобы выслушивать мои мемуары.

– Вы правы, Герхард, – не доходя до недавно открытого нового полного машин и пешеходов Крымского моста, Оля тянет спутника на пустынный, стоящий рядом на деревянных опорах в пятидесяти метрах старый мост, с разобранными трамвайными путями, – есть новости из Берлина?

– Правильнее будет сказать слухи, – порыв ветра едва не вырывает тяжёлый брезентовый зонт из рук мужчины, – как я уже сообщал, неделю назад наше посольство посетил личный эмиссар Гейдриха гауптштурмфюрер Шеленберг… Камрад Ольга, вам не кажется подозрительным мужчина, уже долго идущий за нами?

– Это мой человек, не беспокойтесь, Герхард.

– Это был короткий визит, в тот же день мы провожали Шеленберга на Белорусском вокзале в Берлин. Говорят, что он привёз в посольство два чемодана с золотом… Чемоданы я сам помогал нести, никому из обслуживающего персонала к ним не подпускали, очень тяжелые…

– А с послом Шуленбургом этот гауптштурмфюрер встречался?

– Вы знаете, Ольга, нет. Даже как-то демонстративно нет, ни с военным атташе, ни с представителем абвера. Из всех работников посольства он выбрал почему-то моего начальника советника Хильгера. С ним он крепко выпил тем вечером, отмечая «удачную покупку»… А сегодня утром Хильгер, он очень выделяет меня из остальных работников торгово-промышленного отдела, сообщил по секрету, что в верхушке Вермахта раскрыт заговор, почище, чем фронда Фрича – Бломберга: он назвал имена генералов Бека, Гальдера, фон Браухича, фон Трескова. Это всё известные в армии генералы. Сейчас в Берлине идут повальные аресты. Отзывают в Германию посла Шуленбурга, говорят он тоже участник заговора, да – арестован помощник Канариса – Остер. В столице такая неразбериха, что на неделю задержался ввод войск в Судеты.

Девушка с непроницаемым лицом увлекает немца под арку с подсвеченной электрическим светом надписью: «ЦПКО им. М. Горького».

– Я вижу, что моё сообщение не явилось для вас неожиданным, камрад Ольга? – разочарованно протягивает он, заметив отсутствие интереса у девушки.

– Нет-нет, товарищ Кёгель, ваши данные очень важны для нас, – улыбается она, направляясь к едва различимой в темноте чёрной «эмке», припаркованной на боковой аллее, – а я такая серьёзная, потому что пытаюсь запомнить ваши слова точь – в точь. Сюда!

* * *

– Костя, – хлопает меня по плечу Оля, плюхаясь на заднее сидение, – включи печку, мы продрогли.

«Щас, только за дровишками сбегаю. Откуда в „эмке“ печка? – поворачиваю ключ и жму на педаль зажигания до тех пор, пока не затарахтел мотор, – привыкла, понимаешь, смотреть на мир из окна моего персонального автомобиля ЗИС-101».

Ввиду особой секретности предстоящей операции, мы решили ограничиться только своими: ты да я и «Гвоздь», который неделю назад перешёл из «наружки» НКВД в Спецкомитет в Олино подчинение.

– Вечер в хату, – давний друг, полностью амнистированный (в числе ряда других раскаявшихся уголовников) Прокуратурой по моему ходатайству год назад, садится рядом на пассажирское сидение и аккуратно без стука прикрывает за собой дверцу.

– Итак, товарищи, – Оля не замечает вопросительного взгляда немца, – сегодня вечером мы проводим операцию в германском посольстве. Цель операции – установка прослушивающего устройства. Герхард, твоя задача – пройти в свою комнату на втором этаже главного здания посольства и открыть в ней окно, в конце операции, соответственно, закрыть его за мной. Гвоздь, ты отвлекаешь охрану у входа и страхуешь меня снаружи. Костя, ты ожидаешь нас на улице Герцена…

«Ну не совсем так… Гвоздю с немцем об эндовибраторе знать не обязательно… прослушка и прослушка»…

Первоначальное его устройство, что было опробовано на ежовской даче, подверглось кардинальной ревизии: во-первых, место тончайшей мембраны из золота, занял тонкий кружок из пьезокерамики, который заметно лучше справляется со своей задачей быть подвижной стенкой акустического резонатора микрофона; во-вторых, благодаря радикальному повышению задающей частоты генератора, размер стержня-антенны уменьшился до трёх сантиметров и стал «гвоздь» больше походить не на гвоздь, а на портновскую булавку с крупной головкой.

Технология закладки эндовибратора также изменилась: теперь стало достаточным сделать глубокий прокол длинным острым шилом в любом деревянном предмете (мы остановились на спинке любимого кресла посла), вставить в него стержень булавки, предварительно аккуратно смазав изолятор, к которому крепится шляпка, клеем.

Оля начинает давать пошаговые инструкции Кёгелю и Гвоздю, свои – я получил заранее.

– Вопросы есть? – в голосе подруги прорезается металл, – нет, ну тогда, Костик, ходу…

«Ходу… легко сказать, – берусь за рычаг переключения скоростей и отжимаю муфту, – сто лет не водил машину с ручной коробкой передач».

* * *

– Шумел камыш, дере-евья гнулись… – Гвоздь, безнадёжно фальшивя и натурально пошатываясь, бредёт по узкому переулку, недавно переименованному в улицу Станиславского, со стороны улицы Герцена.

– Эй, гражданин, – скучающий на посту у главного хода в посольство Третьего Рейха милиционер охотно поворачивается на шум, – прекращай давай, тут не положено…

В это мгновение за его спиной возникает чёрная тень, бесшумно перемахивает невысокую кирпичную ограду и растворяется в темноте внутреннего дворика.

– Алексей Алексеевич, – облегчённо выдыхаю я в телефонную трубку, – всё, можно выключать…

– Оставайтесь на линии, – голос Игнатьева, в отличие от моего, совершенно спокоен.

«Не вопрос, телефонная будка в двадцати метрах от посольства на углу Елисеевского переулка – идеальный наблюдательный пункт… Стоп, что это»?

Вместе с огнями посольства неожиданно гаснут редкие уличные фонари, окна окрестных домов и… прекращается шипение телефонной трубки.

«Твою мать, тут же до Центрального телеграфа по прямой двести метров… Неужели и ему тоже отрубили питание? Вроде не должно, да даже если так, то современная телефонная связь работает от батарей… хотя может быть тысяча причин почему после выключения питания вырубается телефон: от неисправной батареи до отсутствия освещения в комнате телефонисток… Надо просто подождать пока на телефонной станции включат резервное питание… Чёрт»!

В германском посольстве вдруг зажглись фонари над входом и послышался отдалённый звонок сработавшей сигнализации и звук разбитого стекла. Буквально через минуту из дверей соседнего здания выбегают два мордоворота и сломя голову бегут к посольству. Кручу головой в поисках Гвоздя и нигде не нахожу его.

«Откуда у немцев генераторы?… Не припомню, чтоб кто-то говорил о них, но в любом случае, как же быстро они включили резервное питание. Теперь если Олю задержат, то Абвер начнёт носом землю рыть: вполне могут и эндовибратор обнаружить, и Кёгель под подозрение попасть, как соучастник… Беда… телефон молчит. Самому же мне по инструкции остаётся только побыстрее уносить отсюда ноги и ждать своих неподалёку, в условном месте на Тверском бульваре».

* * *

– Какой молодец камрад Гвоздь! – Герхард после пережитого стресса впал в восторженное состояние и его не остановить, – настоящий герой, я бы на его месте ни за что не догадался… принял удар на себя, отвлёк эсэсоввцев… Я чуть не кинулся его обнимать, когда увидел как Гвоздя выводят из кабинета посла… а у него из кармана торчит японский пресс-бювар с серебряной инкрустацией…

Оля, сидящая рядом с немцем на заднем сиденье эмки, мрачно покусывает губы. – … а как он допросе держался… Меня как переводчика пригласили… рубаху на груди разорвал… вся синяя от татуировок: Гитлер, говорит, ваш буржуям прислуживает, а они кровь нашу рабочую пьют…

«Не удивительно, как-никак „социально близкий“».

– …Разозлил Гвоздь их очень сильно, один эсэсовец полез в драку, другой его держит…. – Кёгель повернувшись влюблёнными глазами смотрит на мою подругу, – отвлёк он их, так что камрад Ольга смогла через разбитое окно уйти незамеченной… По абсолютно гладкой стене, заметьте!

«Полегче, приятель: на чужой кровать рот не разевать».

– Товарищ Кёгель, а жена ваша в курсе ваших убеждений, работы с нами? – пытаюсь напомнить восторженному немцу о семейных ценностях.

– Натюрлих, товарищ Чаганов, без подробностей, конечно, моей повседневной работы.

«И кому был нужен этот маскарад, – укоризненно смотрю на Олю, – если моя будка известна каждой собаке»?

– Они в НКИД уже сообщили насчёт Гвоздя? – ещё больше мрачнеет Оля.

– Позвонил советник Хильгер, когда приехал в посольство.

– А занимается жена чем, – упрямствую я, – «киндер, кюхе, кирхе»?

Кёгель сначала непонимающе смотрит на меня, на Олю, затем, сообразив, чуть заметно улыбается.

– Нет, товарищ Чаганов, моя жена коммунистка со стажем, а в конспиративной работе даже поопытнее меня.

– Поопытнее, говорите, – задумчиво произносит подруга, – а по-русски она говорит?

– Мария родилась в Москве, – словоохотливо рассказывает Герхард, – её семья давно жила в России, так что в империалистическую войну даже не была интернирована, во время гражданской вернулась в Германию, где я с ней и познакомился на одном из митингов КэПэГэ. Мария состояла в студенческой организации, правда после прихода к власти Гитлера её отчислили из университета…

– А на кого она училась? – быстро спрашивает Оля.

– На биолога.

– Очень хорошо, – улыбается подруга, впервые за сегодняшний вечер, – гони, Лёша!

«Легко сказать, гони… по мокрой дороге, на „лысой“ резине, – плавно с опаской нажимаю на газ, – просто бич какой-то, шины сгорают за пару месяцев, из-за этого половина машин в гараже простаивает. Да и вообще положение с автомобильными шинам в стране – аховая: натуральный каучук-дорог, за него приходится платить валютой, синтетический, бутадиеновый, ни в какое сравнение с натуральным по своим качествам не идёт, но и его не хватает. Несмотря на то, что три завода по производству синтетического каучука работают на полную мощность (скоро будет запущен четвёртый), ситуация не улучшается».

Все заводы производят каучук по двухстадийному методу академика Лебедева: сначала из пищевого сырья (пшеница, картофель, свекла) производится спирт, из которого получают бутадиен (на одну тонну бутадиена идёт двадцать тонн пшеницы), а затем уже из него в присутствии натриевого катализатора синтезируют каучук. В Баку продолжаются опытные работы по получению спирта из нефти методом сернокислотной гидратации, но до промышленной установки там ещё далеко.

ВАСХНИЛ ведёт работы по культивации кок-сагыза, каучуконоса из рода Одуванчиковых, но и здесь тот же недостаток, что и с каучуком Лебедева – для выращивания каучукового сырья нужны значительные посевные площади, не считая огромного количества ручного труда.

«Куда ни кинь – всюду клин. Похоже, долго ещё будет решаться эта проблема».

На Зубовском бульваре, не доезжая ста метров до метро, торможу двигателем.

– Герхард, – Оля, прощаясь, задерживает руку Кёгеля в своей, – мне надо срочно встретиться с вашей женой. Не беспокойтесь, ничего такого, что произошло сегодня, не будет, обещаю.

– Располагайте нами, камрад Ольга…

«И чего я на него взъелся? Наш ведь человек»…

– Ну, удалось? – подруга пересаживается ко мне на переднее сидение. – Всё нормально, успела, даже удачно вышло с этим разбитым окном… запах от клея быстрее выветрится. Мне к Игнатьеву надо на Пушкинскую…

– Не вопрос, командир, тысяча…

– А чего так дорого? – смеётся Оля.

– Сама посуди, шофёр-то у тебя – цельный нарком.

* * *

– Чаганов слушает, – поднимаю трубку городского, Грымза, уходя домой, переключает все телефоны на меня.

– Здравствуйте, Алексей Сергеевич, это Владимир Ипатьев звонит, – сразу узнаю глухой голос сына Владимира Николаевича.

– Добрый вечер, Владимир Владимирович, – напольные часы начинают бить двенадцать ночи, – какими судьбами?

– Простите за поздний звонок, мы тут с товарищем в командировке в Москве, – зачастил сын, – приезжали в ФИАН с одним изобретением, но нас отшили не разобравшись… а оно очень важное…

– Хорошо, заходите ко мне, – с сожалением гляжу на кипу неподписанных бумаг, – вы где у отца дома?

– Нет, мы в гостинице… в десяти минутах от вас.

«Выходит, так и не помирились».

– Жду, захватите с товарищем паспорта.

«Слухи о том, что ко мне запросто можно прийти даже с проектом вечного двигателя, распространились в околонаучной среде широко, „ходоки“ в моём кабинете не редкость. Интересно, что на этот раз вышло из НИИ Высокого Давления»?

Быстро беру из кипы очередную бумагу.

«Что тут у нас? Проблемы с изоляцией на самолётной РЛС… Ясное дело, напряжение двадцать киловольт, место на самолёте всегда не хватает, провода идут близко друг от друга, нужна надёжная изоляция, иначе – пробой… Однако тут не всякий каучук подойдёт („опять каучук“), температура окружающей среды меняется быстро и в широком диапазоне».

* * *

В кабинет бочком проходят ленинградские гости: невысокий плотный Ипатьев и длинный худой брюнет с пышной шевелюрой.

– Динцес, инженер НИИВД, – рука у инженера что ни на есть рабочая, в мозолях.

– Что ж, товарищи, времени у нас мало. Прошу садиться и показывайте ваше изобретение.

– Абрам, – командует Ипатьев.

На свет появляется коробка «Казбека», а в ней небольшой бесформенный беловатый кусочек непонятной субстанции.

– Это полиэтилен, – спешит пояснить Динцес в ответ на мой вопросительный взгляд, – продукт полимеризации этилена…

«Так в жизни не бывает. Только подумал об изоляторах, а тебе уже через пять минут полиэтилен подгоняют».

– У вас в институте что, ведутся работы по полимерам?

– Нет это мы, так сказать, инициативно вне плана, – криво улыбается Ипатьев, – наш институт сейчас на перепутье: ФИАН уехал в Москву, мы остались в Ленинграде на Ватном острове. Ходят слухи, что нас нефтяникам хотят отдать…

«Ну понятно, не хочет к отцу под крылышко, гордый».

– …А я институт вижу в системе Академии Наук… правда не выходит ничего из этого, товарищ Вавилов говорит, что денег нет.

Ленинградцы испытующе смотрят на меня.

«Можно подумать у меня их куры не клюют… надо выяснить для начала, что у них в коробочке лежит».

– Расскажите как вы синтезировали полиэтилен, по рецепту английской компании «Ай-Си-Ай»?

«Удалось, в конце концов, наладить у себя работу службы технической информации».

– Нет, товарищ Чаганов, – горячо возражает Динцес, – мы всё сами… их патент наоборот всё запутывает… давление дали «выше 500 атмосфер», температуру «ниже 400 градусов», про кислород вообще сказали – «небольшое количество»… Пришлось повозиться… смесь оставалась жидкой, то «взрывалась», то есть термически разлагалась на мономеры, пока не подобрали режимы: температура – 180 градусов и давление две тысячи атмосфер.

«И получили десять грамм продукта… с научной точки зрения – блестящее достижение, а с практической – почти ноль. Нужны тонны полиэтиленовой плёнки, для чего надо разработать и изготовить бесчисленные компрессоры, дезактиваторы, дозировщики, холодильники, реакторы, смесители, не считая контрольно-измерительных приборов… Не потянет страна ещё один Спецкомитет».

– Владимир Владимирович, сколько у вас сотрудников в НИИ?

– Двадцать шесть человек, – в глазах Ипатьева загорается огонёк надежды.

«По сути – не самая крупная лаборатория».

– Ну хорошо, – встаю со стула, давая знать посетителям, что приём окончен, – я беру вас к себе, думаю, никто возражать не будет… готовьте документы. Какая у вас ёмкость реактора?…

– Три литра.

– Готовьте техзадание на опытно-промышленную установку объёмом 25 литров…

«Химиков надо подключать из „Главкаучука“… сами не справимся»…

– Полиэтилен оставьте, отдам его на исследование.

В дверях ленинградцы галантно пропускают Олю.

– Полиэтилен? – склоняется она над коробкой, – наши синтезировали? Высокого давления?

– Высокого, впору реакцию в стволах морских пушек проводить… стоп, а что бывает низкого?

– Бывает, конечно, – затараторила подруга, – полиэтилен высокого давления, он же низкой плотности в основном на плёнку годится, а из полиэтилена низкого давления делают всё остальное: тару, трубы, корпуса… Для ПЭВД катализатором служит кислород, для ПЭНД – катализаторы Циглера-Натта.

– Дальше, – нетерпеливо дёргаю её за рукав.

– Всё… я же не химик, – огрызается Оля, – органическая химия у нас в институте была, но краткий курс.

– Так может найти Циглера с Наттом и допросить как следует? – зло ухмыляюсь я, подруга надолго задумывается, – Прости, я пошутил… неудачно.

«А ведь я тоже учил органическую химию… давай вспоминай… про полиэтилен точно ничего, о каучуках – тоже. Нет, было что-то на семинаре по физике, преподаватель, кажется Кукушкин, говорил, что цепные реакции могут быть не только ядерными, но и химическими… и пример привел виниловой полимеризации: это когда молекула-инициатор, в данном случае бутиллитий, запускает цепную реакцию: литий самопроизвольно отваливается, образуется положительный ион лития и отрицательный – бутила, к нему притягивается мономер этилена, забирая одну связь. Снова образуется отрицательный ион, к которому спешит новый мономер и полиэтиленовая цепь начинает расти до того момента, пока не съест все запасы этилена в сосуде. Самое интересное в том, что по исчерпании мономера реакция останавливается, но не умирает, достаточно подкинуть ещё этилена и она продолжится. Её так и называют „живой“».

– Послушай, а твой Циглер случайно не из бутиллития состоит? – нарушаю раздумья подруги.

– Нет, он там какой-то сложносоставной, не знаю, врать не буду… а бутиллитий – это просто соединение бутила и лития, является инициатором синтеза бутадиен-стиролового каучука, который получают при помощи «живой» анионной полимеризации…

– Откуда знаешь?

– … тоже лекции посещала…. из него автомобильные шины делают. Это стереорегулярный сополимер, то есть в нём мономеры бутадиена и стирола чередуются в одной цепи. Стирол даёт покрышкам твёрдость, а бутадиен гибкость.

«И всё равно для производства бутадиена нужен этиловый спирт».

– А вот за что бы я отдала полжизни, – мечтательно закатывает глаза подруга, – так если б кто-нибудь разъяснил мне как синтезировать, или хотя формулу привёл металлоценовых катализаторов, знаю что при их помощи полиэтилен становится пуленепробиваемым!

«„Мечты, мечты…“, пришёл бы кто-нибудь и решил проблему… А эти кто-то мы с Олей и есть… Бронежилеты, автомобильные покрышки – это хорошо»…

– … но стране бы для начала хотя такую задачу решить, – неожиданно для себя заканчиваю мысль вслух, – как наладить производство этилового спирта не из пшеницы, чтобы в войну не встать перед выбором: людей кормить или шины изготавливать.

– Нефтехимию надо развивать в стране, – зло выкрикивает подруга, – а не делать всё подряд из спирта: этан и бутан получать пиролизом нефти, а из них этилен и бутадиен, тогда и не будет такого выбора!

«Блин! – резко поворачиваюсь в сторону письменного стола, – фу-ух, всё-таки, на автомате включил генератор белого шума, а то раскричались мы тут».