Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

«Была, не была… может первый и последний раз выпадает возможность выступить на таком совещании».

– Можно мне слово, товарищ Сталин?

– Пожалуйста, товарищ Чаганов.

– Я вот о чём подумал, товарищи. Вы все помните вопрос товарища Будённого о радиосвязи танка с артиллерией? Важный вопрос. Я стал вспоминать структуру нашего мехкорпуса и никакой артиллерии там не обнаружил… Есть две мехбригады, почти пятьсот танков и больше сотни бронеавтомобилей, одна стрелковая бригада, батальон связи, а артиллерии нет…

– При выполнении боевого задания артиллерия мехкорпусу будет придаваться, – усмехнулся Шапошников.

– А в германской танковой дивизии, – киваю я, – имеется артиллерийский полк из двух дивизионов, одна танковая и одна мотопехотная бригада. Я это к чему, то, что командир германской танковой дивизии общевойсковой командир на поле боя, у него в руках танки, мотопехота и буксируемая или самоходная артиллерия, все его войска движутся в походе с одной скоростью. Наш мехкорпус впервые с приданной артиллерией встретится уже на поле боя, это в лучшем случае, так как неясно поспеет ли она вообще за ним ведь скорости быстроходного колёсного танка и гаубицы на конной тяге слишком разные…

«Как-то круто я забираю, – лица Будённого, Шапошникова и Кулика насупились, – полощу их перед Сталиным, нажить врагов нетрудно».

– Я прекрасно понимаю, – меняю тон с прокурорского на адвокатский, – что штаты мехкорпуса и его вооружение утверждены Тухачевским…

«Впрочем, уже два года прошло с его расстрела, но никто не поторопился эту ошибку исправить».

– … и именно он принял решение заменить артиллерию в мехкорпусе танками. Формально Тухачевский был прав, если принять за правду его выражение: «танк – это повозка для пушки», «а по сути издевательство». Калибр пушечки на танке с полевой гаубицей ни в какое сравнение не идёт. Что делать? Увеличить калибр, добавить брони, так возник танк прорыва Т-35, но беда в том, с таким весом он не может взобраться на маленькую горку и самостоятельно вылезти из лужи, не всякий мост ему подойдёт, а стоящая сейчас на вооружении германской армии 37-миллиметровая пушка пробивает его лобовую броню с пятисот метров. Не получается совместить большую пушку, крепкую броню и подвижность в одном танке. Германцы пошли по другому пути: уничтожение противотанковых пушек противника они поручают гаубицам, стреляющим с закрытых позиций или самоходным дальнобойным пушкам большого калибра, которым не нужна толстая броня, как и их танкам, ведь бой они будут вести не против пушек, а против пулемётов противника.

– Да, посалил он нас в лужу, – Федоренко оглядывается по сторонам в поисках поддержки.

«Раз никто не перебивает, то можно продолжить».

– Также понятно почему Тухачевский сократил количество пехоты вдвое по сравнению с немецкой танковой дивизией. Не хватало автотранспорта, его грузоподъёмность мала, требовалось большое количество топливозаправщиков, в общем колонна на шоссе растягивалась бы на десятки километров. Без мощных грузовиков тут делу не поможешь. Вот и выходит: тут чуть подправил, там чуть изменил, а результат получается прямо противоположный…

Застывший Сталин сжимает в кулаке потухшую трубку.

«Опять молчание, ну что ж, продолжу выборочное цитирование воспоминаний Гудериана и Меллетина».

– Откуда вы знаете, что германцы будут действовать так? – разлепляет он побелевшие губы.

– Выводы делаю из структуры и штатного состава немецкой танковой дивизии и вооружения, которое они имеют. Ещё книгу их генерал Гудериан написал, называется «Внимание, танки», много чего интересного из неё можно почерпнуть…

«И не надо смотреть на меня внимательным взглядом, товарищ Шапошников, у товарища Берзина книгу взял, уже с переводом».

– Я двумя руками за, – прихлопывает ладонью по столу начальник ГАУ, – сколько раз просил в АБТУ: «Дайте мне мощный скоростной артиллерийский тягач»…

– А зачем вам такой тягач, товарищ Кулик? – багровеет Федоренко, – ваши гаубицы развалятся, ведь у них наибольшая скорость на шоссе 12 километров в час?

– Подрессорим, переобуем, за нами дело не станет, вы лучше, товарищ Федоренко, подумайте на чём мне боеприпасы подвозить мне будете.

– И много чего еще, – опережаю готового осадить спорщиков вождя, – стрелки, ремонтники, сапёры, медики, связисты с их вооружением, боеприпасами и оборудованием тоже должны быть на колёсах, зенитчики, штабисты – все должны двигаться с одной скоростью. Нужны сотни, если не тысячи большегрузных автомобилей, причём своих, а не получаемых из народного хозяйства по мобилизации. Если хоть чего-то из перечисленного не будет, то мехкорпус превратится в обычную дивизию, которая не сможет быстро взломать оборону противника и к исходу того же дня оказаться в сотне километров от фронта в его тылу. Немцы специально создают технику для таких подвижных войск, а мы приспосабливаем ту, что есть в наличии.

«Фу-ух, всё сказал, а теперь – сами решайте, у вас ведь большие звёзды в петлицах. Главное, что мои слова услышали все и никто не сможет от них отмахнуться».

– И всё-таки, – начальник Генерального штаба зашёлся в кашле, – положим о германской танковой дивизии вы, товарищ Чаганов, узнали в Разведупре, но откуда вам известна структура нашего мехкорпуса?

– Кх-м, – подкручивает ус Будённый, – это я распорядился допустить Чаганова и его инженеров в 5-й мехкорпус, чтоб на живом танке они могли испытать их связь, да и сам за ними следом прокатился в Кубинку.

– И в башню танка сами полезли, товарищ маршал? – спросил кто-то из конструкторов.

– Представьте себе, в Т-35, – приосанился Будённый, – чин-чином, на место командира, поездил на нём даже из пушки пострелял на полигоне и хочу вам доложить, товарищ конструктор, что тому, кто этот танк построил, я бы руки оторвал. Этот человек пороха не нюхал: командир танка должен крутить головой на все стороны, чтобы указать цели для всех своих пяти башен, так как в них сидят бойцы, которые смотрят наружу через замочную скважину. После каждого толчка танка или выстрела из пушки цель убегает, её снова надо искать в прицел. Наводчик не видит куда попал его снаряд и не может дать поправку. Командир, значит ему должен подсказывать, при этом стрелять из пулемёта и заряжать свою трёхдюймовую пушку. Это мыслимо?

– Вместо того, чтобы членовредительством заниматься, – хмурится вождь, – вы бы, товарищ Будённый, в своей епархии разобрались: на вооружение танк принимали всё же военные. А ещё лучше межведомственную комиссию создать, вдруг и с другими танками та же история…

Краем глаза замечаю, как Алымов, помощник Федоренко, переведённый из Горького в Москву, делает мне знаки. С постановкой дизеля Ендрашика на валовое производство у него снова задержка: с тем оборудованием и на тех площадях в Рыбинске, что передали товарищам из Барселоны, особо не развернёшься. К сегодняшнему дню успели собрать из испанского задела только пару десятков дизелей. Нужно расширяться. Алымов предложил начальнику АБТУ организовать их производство в Уфе, но тот никак не решится – на него давят специалисты из НАТИ, пытающиеся протолкнуть в производство свой двигатель «Коджу-Нати».

– … Поступим так, товарищи, – Сталин возвращается к своему столу, – с завтрашнего заседания Совета Труда и Обороны танковый вопрос снимается, приглашённые специалисты возвращаются по домам. В месячный срок Генштаб, ГАУ и АБТУ проведут анализ текущего состояния танковых частей, перспектив их развития и применения. Через месяц соберём расширенное совещание Совета, где заслушаем доклады наркома обороны, начальника генштаба и наркомата оборонной промышленности. Все свободны.

– Товарищ Федоренко, – придерживаю за локоть, поднявшегося начальника АБТУ, – надо что-то решать с Уфимским заводом и решать быстро, если будете медлить, то завод у наркомата оборонной промышленности отнимут авиаторы, такие разговоры уже идут. Товарищ Климов им очень интересуется…

– Это точно? – взмокший Федоренко тянется за носовым платком.

– Сам слышал, – делаю честные глаза, – организуйте сравнительные испытание на стенде, проведите, в конце концов, автопробег, хотя нет, это долго. Да и проводили уже четыре года назад такой пробег Москва-Тифлис-Москва, в нём участвовали оба дизеля, оба успешно прошли испытания. Уверен, что через месяц вопрос станет только острее, стране нужны большегрузные автомобили.

– Это вы о каком испытании? – к нам, мягко ступая по паркету, подходит вождь.

– Об испытании дизеля, товарищ Сталин, того самого, что товарищ Алымов вывез из Барселоны, – подталкиваю вперёд сконфузившегося инженера, – помните, в начале года я передавал вам записку по этому поводу?

– Мой помощник по двигателям, – мгновенно ориентируется Федоренко.

– Припоминаю, – вождь испытывающе смотрит Алымову в глаза, – как успехи у испанских товарищей? Устроились на новом месте в Рыбинске?

Поскрёбышев с новыми посетителями за спиной озабоченно заглядывает в кабинет, замечает нас и быстро закрывает дверь.

– Да всё хорошо, товарищ Сталин, собрали первые дизели компании «Ганц» из привезённых из Барселоны деталей.

– Скажите, товарищ Алымов, – вождь жестом приглашает нас садиться, – что случилось с нашим дизелем, над которым работал товарищ Брилинг? Пять лет уже прошло, а «воз и ныне там».

– Тут такая история, товарищ Сталин, – загорячился Алымов, – в 1935-ом году руководством наркомата тяжёлой промышленности было принято решение доработать дизель «Коджу» с целью замены дорогого алюминия на сталь и чугун. Кроме того, в это же время немецкая компания «Бош» прекратила поставки свечей зажигания, форсунок и насосов высокого давления. Пришлось налаживать их производство у себя, но очень они сложны оказались в изготовлении, особенно форсунка, до сих пор толком не можем отладить техпроцесс.

– Понимаю, – в глазах вождя заиграли озорные огоньки, – «Коджу» оказался только снаружи русским, а изнутри немец немцем…

У Федоренко нервно дёрнулся кадык.

– … Ну а ваш «Ганц» чем тогда лучше?

– Дизель инженера Ендрашика нам больше подходит, товарищ Сталин, – глаза Алымова горят, он не замечает волнений своего шефа, – форсунка полуоткрытая с клапаном, без всяких прецизионных частей, насос не бошевский, а тоже свой простейший. Поршни чугунные, почти весь из стали и чугуна, без дорогих материалов. Тяжёлый, свыше девятисот килограмм, но новый «Коджу»-то из стали не намного легче…

– А для грузовика не слишком тяжёлый?

– … Не слишком. Отличный семитонник выйдет. «Испано-Сюиза» делала на нём прекрасные грузовики Т-69 делала, тоже сначала хотела бошевское оборудование повторить, но не смогли и стали выпускать на дизеле Ендрашика. Мы потом Т-69 в «тизнаос» на этом самом заводе в Барселоне переделывали…

– … Не слишком. Отличный семитонник выйдет. «Испано-Сюиза» делала на нём прекрасные грузовики Т-69, тоже сначала хотела бошевское оборудование повторить, но не смогли и стали выпускать на дизеле Ендрашика. Мы потом Т-69 в «тизнаос» на этом самом заводе в Барселоне переделывали…

– «Тизнаос», это что за зверь?

– Любые грузовики, товарищ Сталин, на которые навешивалась броня. На наш мы ставили четыре «Гочкиса», а сверху башню от танка Т-26. Чтобы уменьшить нагрузку на грунт ставили вместо одного два колеса пакетом. На заводе производили также и меньшие дизеля той же конструкции – мощностью 75 и 50 лошадиных сил, их ставил на и Додж, и на Форд.

– Народное творчество, ну хорошо, товарищ Федоренко, за этот месяц организуйте сравнительные испытания двух дизелей…

– Коджу-1 и Коджу-2, – вставляю я свои пять копеек, – чтоб не вздумали подыгрывать одному из них из политических соображений…

– … правильно, товарищ Чаганов, – одобрительно засмеялся вождь, – пятисотчасовые успеете провести?

– Так точно, товарищ Сталин успеем, – обливается потом начальник АБТУ.

* * *

– Здравствуйте, Николай Петрович, это вас Чаганов беспокоит.

– Здравствуйте – здравствуйте, Алексей Сергеевич, – в трубке зазвучал добродушный голос профессора Сажина, – только что закончили спектрографирование стекла ваших очков. Вскрылась тайна вашего «неофана» – никакой это не новый элемент, а хорошо известный неодим…

«Неодим! Гранат, легированный ионами неодима – активная среда лазера, работающего в ближней инфракрасной области, его кпд в двадцать раз выше рубинового. Вот им уже можно резать и сваривать и сверлить всё что угодно, а дальномеры, прицелы»…

– Точнее, это стекло с оксидом неодима, редкоземельного металла из группы лантаноидов.

– Скажите, Николай Петрович, у нас в стране имеются месторождения неодима?

– Хм, слышал, что есть в Швеции и на юге Германии… вот Вениамин Аркадьевич подсказывает, передаю ему трубку.

– Здравствуйте, Алексей Сергеевич, – в трубке послышалось взволнованное дыхание профессора Зильберминца, – в Китае есть, в тридцати километрах от границы с Монголией, район Баян-Обо, это примерно 110-й градус восточной долготы и 42-ой северной широты. Я в конце двадцатых бывал в тех краях, богатейшее месторождение, и неодим там есть, у меня до сих пор сохранились образцы. Хотите, чтобы я сделал повторный анализ?

– Здравствуйте, Вениамин Аркадьевич, – подхожу к стене с огромной картой СССР, – нет ничего не вижу, пустыня правда неподалёку дорога к монгольской границе…

– Так и есть, там даже посёлка нет, имеются выходы руды на поверхность, можно добывать открытым способом.

– … да, пожалуйста сделайте, ещё хотелось бы получить сколько-нибудь неодима, – заметив в дверях кабинета Рокоссовского, машу ему рукой чтобы заходил, – неплохо было бы также составить список с подробным описанием всех известных месторождений, я договор пришлю.

– Сколько лет, сколько зим, рад вас видеть, Константин Константинович, – попадаю в крепкие объятия комкора, – куда получили назначение в Москву, Ленинград?

– Нет, в Сибирь, – засмеялся он, кивая на карту, – в Забайкальский округ, вместо Конева, места знакомые в двадцатых служил там, в Монголии. А вы почему моими местами интересуетесь?

«Дошли, значит, до руководства несколько дешифровок от Кима с предупреждением, что японские генералы из Маньчжоу-Го не оставили мыслей о реванше за Хасан. Решили усилить командование в Забайкалье „испанским“ героем».

– А это, просто очень богатое месторождение очень редкого минерала, – тыкаю пальцем в точку на карте, – вот здесь, очень ценного.

– Бывал в этих местах, – Рокоссовский внимательно рассматривает обозначения на карте, – почитай всю границу проинспектировал, на конях с разъездами Монгольской кавдивизии. В этом районе сплошные пески, редко встретишь маньчжурских пограничников. Я сейчас прямо из Генштаба, встречался с направленцем, так, судя по его карте, части Китайской Красной Армии находятся примерно в ста километрах южнее на правом берегу Хуанхэ.

– Удалось хоть поесть сегодня? – меняю пока тему.

– Только что из-за стола, но от чая не откажусь.

– Организуем, – хватаюсь за телефонную трубку, попутно включаю «глушилку».

* * *

– Такие дела, – прихлёбываю чай из своей кружки, – попали, как говорится, из огня, да в полымя. Конечно, радиоперехваты стопроцентной точности не дают, но по моим оценкам следует от японцев ждать крупной провокации уже в мае. Они начали подготовку к ней полгода назад со строительства ветки от КВЖД…

– Да я слышал об этом от направленца, – комкор понимающе кивает головой, – выходит по всему, что японцы хотят границу подправить, по крайней мере, перенести её на рубеж реки Халхин-Гол. Если это так, то трудно нам придётся.

– Почему?

– С дорогами у нас швах, – Рокоссовский с чашкой в руке подходит к карте, – от Соловьёвска до Керулена километров двести, просёлочная дорога, скорее даже направление на карте. Оттуда до Тамцак-Булака около двухсот пятидесяти, но уже шоссе… хотя когда я там был просёлок просёлком. Приличное шоссе по меркам Монголии имеется между Троицкосавском – Уланбатором и Тамцак-Булаком, но это больше тысячи километров, а железная дорога аж в Верхнеудинске, это ещё добавить двести километров.

– Проще нормальную дорогу построить от Соловьёвска до Керулена, а ещё лучше узкоколейку, что скажете, Константин Константинович?

– Может быть, может быть, от Соловьёвска до станции Борзя на КВЖД восемьдесят вёрст… – на минуту задумывается он, – но, пожалуй, всё же лучше узкоколейку от Борзи до Соловьёвска, её я могу сделать своими силами, а оттуда шоссе до Керулена силами местных с помощью нашего 57-го корпуса.

– А что если, пользуясь моментом, что японцы напали, ударить по ним и на юге Монголии? – выдаю мысли вслух, – а китайская Красная Армия ударит нам навстречу. Так получим сухопутный коридор с ними. Китайские товарищи будут поставлять нам руду, мы им оружие…

– Это вопрос политический, – удивлённо смотрит на меня комкор, – будет приказ – ударим, тем более что наступать придётся вдоль шоссе.

– Понимаю, буду работать над этим. Вы с Головановым уже встречались?

– Не успел.

– Обязательно надо увидеться, он ведь к вам в Читу собрался с инспекцией авиации округа. А что если завтра? Мы с ним затеяли на Софринском полигоне показ нашей новой техники для армейского и флотского руководства. Хотите, поедем вместе? Отлично, звоню Семёну Михайловичу.

Московская область, артполигон «Софрино».

9 декабря 1938 года, 09:00.

Скучающий часовой на въезде в полигон, издали заметив мой ЗИС, принимает бравый вид.

«Как изменилось всё вокруг с 1935-года… добротный КПП, аккуратно почищенная от снега асфальтированная дорога, изгородь… наверное всё же только со стороны шоссе». Костя притормаживает, начкар скользит намётанным взглядом по нашим с Рокоссовским лицам, даёт знак подчинённому и тот распахтвает ворота. Через десять минут мощный мотор выносит машину на вершину плоского холма.

«А где бревенчатые блиндажи наблюдательного пункта»?

Их место заняли бетонные капониры с бронеколпаками на крыше. У открытой железной двери сооружения, в специально отведённом месте курят несколько человек в военной форме и гражданке. Водитель подруливает к пустому автобусу, стоящему на большой, посыпанной гравием площадке. Рядом с ним устроена импровизированная выставка достижений отечественного ВПК. «Интересно будет посмотреть что новенького появилось у наших конкурентов из НИИ-3 наркомата боеприпасов (бывшего Ракетного НИИ)».

Не успеваем остановиться как неподалёку паркуется ЗИС Будённого, а за ним ещё несколько машин сопровождающих. Маршал принимает рапорт начальника полигона и проходит к экспозиции. Курильщики бегом занимают свои места у своих стендов, Рокоссовский обнимается с Головановым, а я спешу к своим.

«Подкузьмил нас Хруничев… одна молодёжь осталась в нашей, бывшей „звёздной“, ракетной лаборатории, как бы не опростоволоситься перед военными».

– Начнём с вас, товарищ Слонимер, – слышится рядом зычный голос Будённого.

– Докладывать будет инженер Победоносцев, – высокий дородный мужчина в гражданском с чёрной повязкой на левом глазу отвечает на рукопожатие маршала.

– Бронебойная бомба калибра 203 миллиметра БРАБ-203, – худощавый молодой человек начинает заученную речь, поворачиваясь к чертежу, висящему у него за спиной, а все слушатели смотрят на уменьшенный макет бомбы перед ним, – предназначена для поражения тяжёлых бронированных кораблей с бронёй толщиной до ста миллиметров. По конструкции схожа с бетонобойной авиабомбой того же калибра, но отличается тем, что в её боевой части имеется бронебойный наконечник конструкции адмирала Макарова с противорикошетной воронкой…

«Что там за устройство? – вытягиваю шею, чтобы рассмотреть чертёж, – на носу бомбы нашлёпка, это наверное и есть воронка Макарова, дальше боевая часть, в хвосте семь пороховых шашек и оперение точно как у РС-ов. И всё? Вообще никакой системы наведения и стабилизации? Нет, ни за что в корабль такой с высоты не попасть. Это надо снижаться сильно. За этим и сделали пороховой ускоритель для разгона бомбы, какой прирост скорости хотят получить? 200 метров в секунду… По идее нормально, но ПВО корабля прицелиться не даст».

– …Ракетно-зенитный снаряд калибра 132 миллиметра, – Победоносцев переходит к соседнему стенду, – предназначен для создания завесы на пути летящих строем бомбардировщиков… «Вместо боевой части – груз, подвешенный на парашюте на длинном шнуре. Когда бомбер задевает шнур, по нему сверху вниз к цели начинает скользить осколочная граната с мгновенным взрывателем. Чего только не придумают».

– … для пуска РЗС-132 используется зенитная установка по два снаряда на каждой. Позиция состоит из 24 установок, высота постановки завесы 800 и 4000 метров.

Дальше последовало представление РСа в виде ракеты воздух-земля и воздух-воздух.

«А „Катюшу“ ещё не успели сделать, жаль».

– Ну давай, товарищ Чаганов, – к нашему стенду подходит Будённый, – показывай, что у тебя в загашнике…

«Пожалуй так будет лучше, – замечаю, как облегчённо вздохнул Челомей, наш докладчик».

– Наш НИИ-48, товарищ маршал, недавно занялся этой тематикой, – наши конкуренты снисходительно улыбаются, – но мы тоже стараемся…

Раздвигаю шторки, закрывающие чертёжную доску с чертежом, Челомей снимает покрывало с макета бомбы, лежащей на столике. Раздаются удивлённые возгласы, кто-то присвистнул.

– … Самонаводящаяся бронебойная авиационная бомба, – торжественным голосом объявляю я, – СБРАБ-400, длина – 4 метра, диаметр – 40 сантиметров, размах крыльев около 2 метров, вес боевой части 250 кэгэ. Предназначена для поражения крупных кораблей с толщиной брони до 130 миллиметров или, с другой боевой частью, бетонированных огневых точек толщиной до трёх метров…

– Самонаводящаяся, это как? – подкручивает ус маршал, – сама гоняется за супостатом?

– Работает она так: штурман самолёта с большой высоты от трёх до десяти тысяч метров, пользуясь штатным прицелом, сбрасывает нашу бомбу на цель. Недолёт, перелёт или боковое отклонение может составлять до полукилометра. На высоте примерно двух тысяч метров у бомбы включается её «глаз», – покалываю на макете носовую часть, закрытую чёрным обтекателем, – который находит цель, а управляющее устройство выдаёт команды на закрылки крыльев на поворот в одну из четырёх сторон. Бомба, как самолёт, меняет курс в сторону цели…

– Про устройство «глаза» расскажите подробнее, – перебивает меня кто-то из ракетчиков.

– … Всё расскажем, ничего не скроем, но это разговор долгий. Сейчас только скажу, что «глаз» очень зоркий, может увидеть человеческое лицо с расстояния сто метров.

«Дезинформация… это могли японцы на никелевом болометре своей „Ке-Го“, наш же фотоприёмник на сернистом свинце в сто раз чувствительнее. Казалось бы что хорошего? Будет реагировать на всё подряд. Ан нет, если никелевый болометр не разбирает температуру цели, важна лишь интенсивность излучения, то сернистый свинец в нормальных условиях температуру ниже двухсот градусов не „видит“ вообще, зато раскалённые трубы завода или крупного корабля заметит с расстояния в десять раз больше. А вообще удачная у японцев получилась конструкция, грех не воспользоваться, тем более, что гироскоп, всю пневматику и органы управления взяты от нашего аналога ФАУ-1».

– Зачем задние крылья? – спрашивает Победоносцев.

– Парирует крен.

– А на хвосте что такое с кучей отверстий? – вопросы посыпались со всех сторон.

– Воздушный тормоз, – играть в блиц мне не трудно, – бомба деревянная, на скорости больше 500 метров в секунду развалится. Ну ещё также он препятствует закрутке вокруг своей оси.

– Отставить вопросы, – не выдерживает Будённый, – сказано, получите ответы под подписку. Так, а что это ещё у тебя, товарищ Чаганов, под простынкой?

– А это, товарищ маршал, – перехожу к следующему столику и отбрасываю покрывало, – ручная пусковая зенитно-ракетная установка, так сказать оборонительное оружие пехоты от низколетящих самолётов.

– Не заряжено? Макет в натуральную величину, понятно, – Будённый с интересом рассматривает связку из восьми гладких труб, перехваченных на концах двумя железными обручами, затем берёт установку за ручки и сразу правильно прилаживает её к себе на плечо, прицеливается.

– К стандартному двадцатимиллиметровому снаряду, – продолжаю я, – методом закатки присоединяется камера сгорания из тонкостенной трубы длиной 17 сантиметров, в неё вкладывается топливная шашка…

– Где пороховую шашку взяли на двадцать миллиметров? – выкрикивает кто-то из «ракетчиков».

– Сами изготовили в мастерской из подручных материалов, – послышался недоверчивый гул, – а шашка, кстати, не пороховая, уступает, правда, по удельному импульсу баллиститным порохам процентов на 30, но, как говорится, за неимением гербовой… Камера сгорания завльцовывается сопловым дном из технического фарфора, сопла обеспечивают закрутку снаряда для стабилизации его полёта.

– На какую высоту стреляет? – не удерживается и маршал от вопроса.

– До четырёхсот метров. Вес снаряжённой пусковой установки шесть килограмм, предусмотрена быстрая перезарядка с помощью сменной кассеты.

– Лёгкая, хорошо, – одобрительно крякнул Будённый, возвращая ПЗРК на стол, – ну а по танкам не пробовали стрелять?

– Не пробовали, товарищ маршал, начальная скорость не велика всего 250 метров в секунду, хотя по бронемашинам накоротке попытаться можно.

– Вот, товарищ Слонимер, возьмите на заметку, – маршал легко на каблуках поворачивается к начальнику НИИ-3, – может использовать, как вы её назвали?… «Колос»… для удара по моторизованной пехоте. А, кстати, где М-1, почему не вижу?

– В Шиханах, товарищ маршал, – смутился он, оглядываясь по сторонам, – там же РСы со спецснаряжением.

«Шиханы… выходит они будущую „Катюшу“ на химическом полигоне испытывают».

– Ах, да, мне докладывали, – хмурится Будённый, – что-то у вас с кучностью совсем плохо…

– Работаем над этим, товарищ маршал, – покраснел Слонимер.

– С кучностью? – влезаю в чужой разговор, – товарищ Слонимер, вы знакомы с работой товарища Лангемака у нас в НИИ по улучшению кучности стрельбы РСами? Нет, мы же у вас на полигоне их проводили…

– Что такое? – заинтересовался маршал.

– Я недавно вступил в руководство…

– … так вот, товарищ Лангемак предложил слегка закручивать снаряд, – вижу начальник «ракетчиков» готов возразить, – слегка, всего пара оборотов в секунду, на дальность практически не влияет, а вот на кучность значительно. У вас есть в институте наш отчёт, посмотрите… и ещё он там критикует компоновку установки М-1, говорит, что при залпах её сильно раскачивать будет, предлагает продольное расположение направляющих вместо поперечного.

– Где сейчас Лангемак? – пытается сдерживаться Будённый.

– Всех моих ракетчиков перевели в ЦАГИ.

– Немедленно командировать Лангемака в НИИ-3, назначить главным по этому делу, – рубит слова маршал, – у нас на М-1 большие надежды…

«Подмигнул мне… неужели дивизион „Катюш“ в штат мехкорпуса собрались включать».

– … Ладно, соловья баснями не кормят, – спокойным голосом продолжает он, – как говорил мой коновод Лёшка Жидов: «Будем посмотреть». Веди, товарищ Захарченко.

– Сюда, товарищ маршал, – начальник полигона показывает дорогу военным к главному бункеру, – а вас, товарищи инженера, попрошу в боковой капонир.

* * *

– Опять мимо, – расстроенный Будённый отрывается от бинокля, – плохо, товарищ Слонимер.

Третий БРАБ, как и два предыдущих, оставив в небе дымный след, зарылся в снег в полукилометре от цели, невысокого круглого деревянного помоста (диаметром десять метров), обитого кровельным железом с небольшим костерком посередине. Невидимый отсюда ТБ-3, с которого сбрасывались бомбы, пошёл на посадку на полигонный аэродром.

– Баллистика у бомбы с реактивным ускорителем меняется, товарищ маршал, – сбивчиво оправдывается тот, – при пользовании штатным прицелом нужно вносить поправки…

– Кто же вам не давал, – раздражённо отвечает Кулик, повернувшись спиной к длинной узкой смотровой щели бункера, вдоль которой выстроились военные и, примкнувшие к ним, мы с начальником НИИ-3.

– Мы вносили, но видимо этот прицел отличается от нашего, на котором работали мы…

– Это как ты себе понимаешь, – легко взрывается начальник ГАУ, – пристрелку этими дурами на каждом прицеле проводить? Не напасёшься их…

– Четвертый, зона свободна, работу разрешаю, – слышу негромкий голос авиадиспетчера местного аэродрома, расположившегося неподалёку с рацией на столе.

– Это Михеев? – подхожу к нему, показывая на наушник, – разрешите поговорить с ним.

– Пожалуйста, товарищ Чаганов, – диспетчер снимает с себя и передаёт мне гарнитуру.

– Иван Васильевич, здесь Чаганов.

– Здорово, Лёша, – послышался хрипловатый голос бывшего пилота «Максима Горького».

– Привет, пусть твой штурман проговаривает всё, что делает и видит.

– Сделаем, он вас слышит…

– Принято, это Иванов говорит….освобождаю крылья бомбы… все распрямились полностью, встали на защёлки…. открываю клапан гидросистемы…. есть давление масла….

«Хороший мы сварганили пульт управления, всё есть манометры, датчики, индикационные лампы»…

– … гироскоп раскрутился, – продолжает штурман, – включаю накал ламп…. высотомер установлен на 1000 метров…. высота шесть тысяч, скорость 340…. вижу цель…. сброс!

– Пошла родимая, – послышался голос Галлая, третьего члена экипажа нашего ДБ-3, лежащего на месте стрелка, – вытяжной шнур сработал…. тормоза расправились….

– Сброс, – крикнул я, все поспешно примкнули к смотровой щели.

Пошли тягучие секунды ожидания.

– Задёргалась! – торжествующе закричал Галлай.

Задёргалась или пошла зигзагами, означает, что головка самонаведения захватила цель и заработала система управления перекладывая закрылки и включая элероны.

Не успеваю освободится от гарнитуры, как послышался многоголосый вздох.

– Точно в колышек! С шести тысяч… – Будённый, Кулик и другие двинулись на меня раскрыв объятия.

– Страусов не пугать, – срывается с языка, – пол бетонный.

Остановившиеся военные удивлённо смотрят себе по ноги и в этот противно задребезжал полевой телефон, связист срывает трубку. Самые сообразительные уже готовы были рассмеяться, но осеклись…

– Да, здесь, товарищ Поскрёбышев, передаю трубку… вас, товарищ Чаганов.

– Слушаю.

– Вы на колёсах? – послышался искажённый помехами голос сталинского секретаря, – срочно в Кремль, вас вызывает товарищ Сталин.

«Какой убогий аппарат, – отпускаю кнопку связи и рассматриваю крашеный фанерный ящик, – как-то проводную связь я упустил, а она ведь пока основная в армии».

Москва, Кремль, Кабинет Сталина.

9 декабря 1938 года, 11:00.

«Необычный сегодня состав участников, – Поскрёбышев мягко без стука закрывает за мной дверь, – Молотов, Берия и Микоян… похоже выволочку мне собрались устроить, вот только за что? Микоян… речь скорее всего пойдёт о внешней торговле… хочет контакты с госпожой Пост переключить на себя? Хотеть не вредно, сама Мэрджори вряд ли захочет… Берия. Что-то случилось с МакГи? Не хотелось бы… Молотов в хорошем настроении, что-то улыбаясь шепчет на ухо, сидящему рядом с непроницаемым лицом, Микояну… со времени второй поездки в Штаты я у него не в фаворе. Чую, будет разбор персонального дела»…