Текст книги "Война. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Одного прямо… в десяти шагах снял, – тяжело дышит лейтенант, сам легко раненый в плечо, шагая рядом с плащ-палаткой, на которой мы с Васильевым несём потерявшего сознание Лукашенко. – он скатился по склону… мне прямо под ноги…. а у него на поясе фляжка на тонком ремешке… лёгкая из белого железа… в брезентовом чехле… дай, думаю, воды испью…. я, значит, колпачок отвернул, пробку вынул…. а она в нос шибает… водка там была ихняя, саки называется… Васильев вдруг заходится в нервном смехе и роняет свой конец плащ-палатки. Мошляк, деловито снимает фляжку, наливает в колпачок мутноватую жидкость и заставляет моего напарника сделать глоток.

– … такой вот значит он есть, этот «самурайский дух», – вновь пускаемся в путь. – пьяные они в атаку идут… потому так громко кричат… храбрости им сс… водка добавляет. Уже почти в самом низу, на выходе из дубняка, оставив двоих бойцов с «Максимом» на тропе делаем привал. Выглядываю из травы и смотрю на небо: не послышалось, горизонт чернеет от множества едва различимых на глаз точек.

«Сколько же там самолётов? Сто… двести»? Через несколько минут, когда воздушная армада занимает половину небосклона и становятся видны очертания самолётов, картина проясняется: в первой и второй волнах – до сотни серебристых СБ, сверху и снизу их прикрывают десятки юрких истребителей, а замыкают строй полсотни огромных угловатых архаичных ТБ-3, призванных видимо, как слоны Ганнибала, сокрушить любую оборону противника.

«Приплыли… сам видел сегодня на аэродроме в Ворошилове как оружейники при помощи лебёдок подвешивали к подкрыльевым бомбодержателям этих слонов трёхметровые сигары ФАБ-1000»…

– П***ц. – Вторит моим мыслям кто-то сзади.

«Как же так… ну, положим, И-15-ые были уже в воздухе, когда я передавал радиограмму, наверняка, все они были без раций, но на то, чтобы бомберам сообщить, времени же было предостаточно. Что с ними не так»?

– Разговорчики! – Прикрикнул Мошляк. – Отдаю боевой приказ: всему личному составу укрыться в русле того ручья…

Лейтенант неосторожно дёргает раненой рукой в направлении небольшой заросшей расщелины, сбегающей вниз с вершины сопки, лицо его мертвецки бледнеет.

– Чаганов, на вас бойцы из лагеря, Васильев – первый секрет…. – полетели команды Мошляка.

– А что, может и получиться… русло глубокое и узкое…. вьётся вниз по склону и впадает в Хасан неподалёку от нашего убежища…. воды по щиколотку, – стучат мысли по темечку в такт буханью моих сапог по каменистой тропинке.

Не таясь, пролетаю с десяток метров по открытому месту до зарослей камыша и врываюсь в «штаб» сквозь «стену».

– Подъём! Все за мной! Старшина, поможешь майору! С собой взять только оружие и боеприпасы! – Противореча своему приказу, левой рукой хватаю «разгрузку Вассермана», а правой продолжаю прижимать к груди искорёженную рацию. – Не отставать!

* * *

– Лейтенант госбезопасности Мальцева на проводе, – тонкие пальцы девушки, крепко сжимающие деревянную ручку телефонной трубки, белеют. – соедините с комкором Смушкевичем.

– Товарищ Смушкевич в кабинете у командующего, – укоризненно отвечает его секретарь. – позвоните часа так через два, сейчас я могу только принять телефонограмму…

– Послушай меня, капитан, – зашипела Оля, как змея. – я звоню по поручению Генерального комиссара госбезопасности товарища Берия. Если ты прямо сейчас не позовёшь комкора к аппарату, я тебя в лагерную пыль сотру…

Стоящий рядом Ким невольно вздрогнул от разительной перемены, которая произошла за секунду в облике милой девушки.

– Одну секундочку… – в голосе секретаря одновременно послышались раздражение и испуг.

– Ну что? – Оля прикрывает трубку ладошкой, поворачивается к Киму, склонившемуся над «Бебо».

– Товарищ Меркулов уже едет в Управление, будет на связи минут через десять.

– Комкор Смушкевич на проводе…

– Здравия желаю, товарищ Смушкевич, – глаза Кима лезут на лоб: это уже третья интонация и громкость, которыми окрашивается голос девушки за последнюю минуту, теперь это – голос коллеги, знающего себе цену.

– … Мальцева здесь. Мне из особого отдела доложили, что майор госбезопасности Чаганов вылетел с майором Рычаговым на самолёте У-2 с аэродрома Воздвиженка вылетел в Новокиевку, где должен был приземлиться в полдень. Что вам известно об этом? Где Чаганов, Рычагов, самолёт?

– Ничего неизвестно, – замялся комкор. – да, я распорядился помочь, но…

– Нашей службой около 13:00 перехвачена японская радиограмма, – в последних словах Оли зазвучали металлические нотки. – что советский двухместный самолёт с бортовым номером 29 был сбит зенитчиками, его обломки упали в озеро Хасан у подножия высоты 150. Это сопка Заозёрная, так?

– Я сейчас уточню, – в трубке послышалось шуршание и едва различимые слова. – почему сразу не доложили?…

– Вы что-то скрываете от органов, комкор? – Голос Оли снова вернулся к первой интонации. – Не советую, происшествие находятся на личном контроле товарища Берии.

– Нет-нет, я ничего не скрываю, товарищ Мальцева, – голос Смушкевича дрогнул. – вот, в 12:30 Чаганов вышел на связь, доложил, что самолёт попал в туман и просил начальника ВНОС сориентировать их по месту, но связь быстро прервалась. Затем… в 13:40 получена радиограмма от Чаганова, что они с Рычаговым живы и находятся районе сопки Заозёрная, в подразделении лейтенанта Мошляка. Врут японцы, живы они! Правда в данный момент с трёх сторон охвачены вражескими войсками.

– Немедленно вышлите туда самолёт – разведчик, гидросамолёт, истребители. Необходимо срочно эвакуировать товарища Чаганова!

– Кхм, тут такое дело… – виновато добавляет комкор. – В 14:05, как только позволила погода, согласно приказа командующего начались бомбовые и артиллерийские удары по японским войскам…

– И по Заозёрной тоже? – Повысила голос девушка.

– Да, тоже.

– Почему же вы не отменили удар? – Почти кричит она.

– Мне не доложили… я был на совещании в кабинете у товарища Апанасенко…

– Отменяйте сейчас, у вас же есть связь!

– Хорошо, я только доложу командующему. Начальника шифровального отдела ко мне… – вторая часть фразы командующего авиацией прозвучала совсем тихо.

– Зачем шифровка, просто открытым текстом отмените операцию! – Взрывается девушка.

– Но я не в праве… это дело командующего Группой Войск… в открытую запрещено… и как я могу действовать через голову командиров авиаполков.

– Делайте что хотите, но, если в результате вашей бомбардировки пострадает товарищ Чаганов, вас ждёт трибунал. Мой вам совет, действуйте быстро и ничего не бойтесь, товарищ Берия в эту минуту уже звонит наркому обороны. – Оля расстроенно кладёт трубку.

– Товарищ Ким, – девушка уже на ногах. – доложите товарищу Меркулова, что я выезжаю на железнодорожный вокзал, надеюсь утром быть в Ворошилове.

* * *

– С-сука, – Смушкевич раздражённо бросает трубку ВЧ на рычаг. – советует она, знаешь куда засунь свои советы…

– Что же делать, товарищ командующий? – Подаёт голос капитан, заботливо подставляя стул начальству.

– Что делать, что делать? Выполнять указания… всяких б***ей… – Скрежещет зубами комкор. – Пиши приказ…

– Но бомбовозы уже в воздухе, – секретарь растерянно смотрит на часы. – а радиосвязи с ними всё равно нет.

– Дошло наконец, – криво усмехается Смушкевич. – передашь телефонограммы в Кневичи, Ново-Никольск и Шкотово. Всё чтоб было чин чином, время передачи, кто принял. Ой чует моё сердце, что эта мадам ещё много крови у нас выпьет, особенно если с её хахалем что-то случится…

– Так может вам лучше, товарищ командующий, – вкрадчивым голосом продолжает секретарь. – поручить это дело Сорокину? Это ж в основном его подчинённые из 1-й Армии будут наносить бомбовые удары. Он всё равно в Кневичах прохлаждается…

– Дело говоришь… – веселеет комкор.

– … просто так кратко и передать приказание, – воодушевляется капитан. – «приостановить бомбовые удары по району сопки Заозёрная до особого распоряжения. Ответственным за доведение и исполнение данного распоряжения назначить комдива Сорокина».

* * *

Ударная волна от близкого взрыва огромной бомбы вначале оттолкнула меня от стенки нашего убежища, к которую мы вжались в ожидании конца света, а через мгновение дважды сильно сверху хлопнула по ушам. День за секунду превратился в ночь, каменная пыль абразивом прошлась по открытым глазам, обожгла глотку и забила ноздри. Недолгое затишье и вдруг в полной темноте подо мной задрожала земля, это сверху по ней забарабанили, поднятые взрывом в воздух камни. Накрываю «хрустальный сосуд» руками, сворачиваюсь в позу сидячего эмбриона: ноги прикрывают причинное место, на плечах – разгрузка Вассермана. С каждой секундой сила ударов каменного дождя неуклонно ослабевает, в наше убежище начинает проникать свет.

– Кхм-кхм, есть кто живой? – Сбрасываю жилет и как собака отряхиваюсь.

Прямо передо мной, на том месте, где сидел Рычагов – земляной холмик, из которого торчит его грязная пятка. Берусь за неё двумя руками и изо всех сил тяну на себя.

«Застонал, дышит… значит, будет жить».

Перехожу к соседнему холмику, кто-то начинает мне помогать… русло пересохшего ручья начинает оживать, послышались хриплые команды лейтенанта, которые почти никто не исполняет, думаю, по причине массовой контузии – не слышат просто. Через четверть «реанимационных» мероприятий обнаружилось, что в строю осталось десять человек, четверо бойцов, включая Бобарыко, погибли, остальные – легко и тяжело ранены. За это время справа и слева от нас в отдалении раздалось ещё несколько подобных по мощности взрывов.

«Предположим, что скорость звука в скальных породах в десять раз выше, чем в воздухе, тогда выходит, что остальные „царь-бомбы“ взорвались примерно в километре от нас на севере и юге, то есть в районе „бутылочных горлышек“, где граница проходит буквально в сотне метров от берега озера».

– Товарищ Чаганов, – уставший лейтенант приваливается к отвесной земляной стенке, рядом с ним присаживается на корточки старшина. – пошептаться надо.

«Пошептаться… как же, кричит как иерихонская труба».

Мошляк левой здоровой рукой лезет в сапог и достаёт аккуратно сложенную карту, старшина помогает ему её развернуть. Сажусь сам рядом и с удовольствием вытягиваю ноги.

– Значица так, – указательный палец лейтенанта с чёрным ногтем заскользил бумаге. – мы сейчас находимся здесь. Основной задачей вверенного мне головного отряда первого батальона 118 стрелкового полка было скрытно пройти узкий участок границы, разведать обстановку и выслать проводников для обеспечения прохода усиленной роты нашего полка. Задумка была такая, чтоб в случае обострения обстановки усилить гарнизон на отбитой нами сопке Заозёрная. Но японские милитаристы опередили нас: под покровом ночи вновь захватили сопку и отрезали наш отряд от основных сил полка…

– Товарищ майор, как же так? – Неподалёку от нас трое бойцов окружили Рычагова. – Почему ваши продолжают бить по своим? Вам же послали радио… Что теперь их родным мы скажем? Все обернулись на четыре трупа, лежащих в стороне.

– Молчать! – В лесу загремел голос Мошляка. – Видите, ранетый он. Вам троим, я смотрю, больше всего повезло… Берите оружие и давайте наверх, шагов на двадцать разойдётесь… охранение организуйте. Японцы тоже могут скоро в себя прийти…

Бойцы без пререканий сразу подхватили винтовки и, цепляясь за корни деревьев, стали карабкаться наверх по крутому склону. Из уголка глаза лётчика скользнула вниз по щеке коричневая слеза.

– … Короче, – грустно выдохнул лейтенант. – на текущий момент во вверенном мне подразделении половина бойцов неходячие, бросить их и прорываться к своим мы не можем…

– Так и оставаться нам здеся нельзя, – покусывает ус старшина. – сами же говорите, очухаются японцы и снова полезут.

– Это я так просто сказал… – морщится от боли Мошляк. – не до нас им скоро будет. Наступление скоро наше начнётся, аккурат после того, как бомбовозы назад к себе повернут…

И действительно, в этот момент вновь раздалось гудение авиационных двигателей, сквозь рассеявшийся дым проклюнулось голубое небо и в нём несколько серебристых СБ, плывущих на восток.

– …, но, конечно, начеку нам всем быть нужно.

«Я бы на этот счёт не был так уверен. Не дай бог прознают японцы, кто здесь и тогда точно не пожалеют сил и средств чтоб захватить меня в плен».

– Товарищ лейтенант, не мешало бы нам запасной план составить…. – лейтенант со старшиной удивлённо повернулись ко мне.

– Что за план?

– А такой, я – довольно хороший пловец-разрядник, – гордо расправляю плечи. – минут за тридцать это озерцо свободно переплыву, помощь вызову.

– Заливаешь… – читаю по глазам у своих собеседников.

– Я серьёзно, – хмурю брови. – в 25 метровом бассейне кролем 400 метров за четыре с половиной минут проплывал…

«Стоп, что я несу? Это в семидесятых – норматив перворазрядника, а сейчас, по-моему, – как бы не мировой рекорд… Хотя мои слова протеста у слушателей не вызывают… не в теме они».

– Как бы, товарищ Чаганов, не вышло с вами как с Чапаем, – качает головой Мошляк. – японцы с вершины из пулемёта всё вокруг пристреляли… Видели что с вашим самолётом сделали?

– Решето, – согласно кивает старшина. – а что, если, товарищ лейтенант, поплыть ночью? Хотя без напарника всё равно опасно… помочь-то случись что, некому. Мы тут все в нашем полку – степняки из Туркестана, плавать толком не могём… один Лукашенко из Белоруссии, сказывает у них там на море крабы да ботаны (креветки)… во-о, почище местных Дальневосточных… да только вот ноги ему перебило – не пловец он.

– Поставят нас со старшиной к стенке если не убережём вас, товарищ Чаганов, – тяжело вздыхает лейтенант. – и правильно сделают…

«Вполне вероятно».

– В общем так, – с трудом поднимается на ноги командир. – отряду подъём, перекатами по десять шагов по руслу выступаем к камышовому лагерю. Старшина, командуешь арьергардом. Мне выпала задача переносить неходячих раненых и их оружие, медленно со всеми предосторожностями минут за двадцать спустились к заросшему камышом устью ручья, где чуть не напоролись на японских солдат, вдруг загомонивших неподалёку. Сквозь жиденькую зелёную завесу с высоты своего роста я смог видеть двух вражеских пехотинцев: оба в тонкой серой обтягивающей форме, рыжих ботинках и касках в чехле. В одной руке они держали длинные с примкнутым штыком винтовки, а другой – растягивали мою шинель, изрешечённую осколками и политую кровью Рычагова.

Глава 3

Район озера Хасан, Штаб 118-го стрелкового полка.

31 июля 1938 года, 01:00.

– Доложите обстановку, товарищ Базаров. – Апанасенко опирается на край стола, всю поверхность которого занимает большая карта, столешница заскрипела и накренилась.

Сгрудившиеся вокруг карты командиры подхватили керосиновые лампы, стоящие по углам столешницы, по брезентовым сводам палатки заметались большеголовые тени. Командир 40-й стрелковой дивизий полковник лет сорока с орденом Красной Звезды подался вперёд и выдвинулся на свет из-за плеча Мехлиса, стоящего рядом командующим.

– Вверенная мне дивизия, – резво начал полковник. – силами 118-го полка при поддержке 40-го отдельного танкового батальона сегодня в 17:00 вступила в огневой бой с японцев милитаристами.

– Где 119-й и 120-й полки? Гаубичный полк?

– На марше, – из тени на помощь Базарову пришёл начштаба, майор. – прибытие ожидается сегодня, начиная с 16:00.

– … Противник оказывает бешеное сопротивление… – продолжил командир дивизии.

– Собаки бешеные их что ли покусали? – Недовольно прерывает его Апанасенко. – Ты мне на карте покажи.

Базаров, начальник штаба дивизии, комполка и старший лейтенант танкист совместными усилиями, согнувшись над картой и забирая друг у друга резную деревянную указку, показывают армейскому начальству обстановку.

– Что вам известно о группе Мошляка? – Мехлис берёт за рукав комполка Солёнова и отводит его от стола.

– После того, как японцы отрезали его от основных сил полка ничего не известно. Состав группы: 20 штыков, два станковых пулемёта. Лейтенант Мошляк, опытный надёжный командир, коммунист.

– Та-а-к… понятно, – выпрямляется Апанасенко, грозно постукивая указкой по ладони. – давай я тебе, полковник, своими словами расскажу, что ты тут натворил. Ты без разведки противника, без артподготовки, на участке шириной в сто пятьдесят шагов бросил в атаку в лоб двадцать танков и две роты бойцов. Десять танков застряли в болоте и их сейчас добивают японцы, остальные – не смогли преодолеть противотанковых заграждений и отошли назад. У пехоты – двадцать пять убитых, сорок раненых. Тоже вернулись на исходные и ещё у тебя боеприпасы на исходе. Правильно я говорю? Да-нет?

Базаров молчит, опустив голову.

– Товарищ командующий, товарищ армейский комиссар 1-го ранга, – из тени появляются лысая голова и петлицы бригадного комиссара. – мы выправим положение. Мы вызвали на соревнование 32-ю дивизию полковника Берзарина, мы вам торжественно клянёмся, что первыми водрузим красный флаг на вершине сопки Заозёрной!

– Да итить… твою мать! – Апанасенко с силой стучит указкой по столу, пробивая дыру в карте, точно попав в злополучную вершину.

Тёмная полоса появилась над воротом гимнастёрки комкора и, расширяясь, быстро поползла наверх захватывая всё его лицо. Все, включая Мехлиса, с опаской вжимают голову в плечи и завороженно смотрят на остриё указки. В палатке становится так тихо, что снаружи проникает многоголосый комариный писк.

– Ну тогда слушай, чего я командовать буду… – с трудом справляется с гневом комкор. – война идёт, нет больше границы! Бить будешь вдоль берега реки Туманной, вот эту понтонную переправу разнесёшь на… понял нет? Ты сам ставишь задачи и даёшь цели своим пушкарям. Да пусть не скромничают, лупят на всю глубину докуда дотянуться смогут, хоть бы и на другой стороне реки, жэдэ станцию – в первую очередь. Чего сам не сможешь достать, обращайся к летунам, к Сорокину… я распорядился, чтоб твои заявки на бомбёжку исполнял вне очереди. Апанасенко переводит дух.

– А Берзарин будет бить тебе навстречу. Вот когда вы встретитесь вот здесь, окружите японцев, тогда вместе и пойдёте на штурм Заозёрной, если к тому времени они лапки вверх не подымут, понял да? Дальше, свяжись с моим начальником оперативного отдела, он тебе данные сообщит о выявленных огневых точках противника, что твой лейтенант по радио передал. Сам тоже на жопе не сиди: разведка – вот что для тебя главное. Ещё одно… ровно в два ноль-ноль организуй огневой налёт на своём фронте из всех стволов, самолёт разведчик будет сверху летать фотографировать всё, понял нет?

– Не было у Мошляка рации, – шепчет на ухо начштабу майор Солёнов. – да и не пойму я как разведчик будет ночью снимки делать? Темно ведь…

Тот недовольно шикает на комполка.

– Корпусное управление разворачивается в Краскино, – по тону Апанасенко стало понятно, что совещание заканчивается. – завтра в 16:00 жду вас там с предложениями по операции.

– Товарищ командующий, – адъютант поспешно прикрывает за собой полог палатки. – есть связь с Москвой!

У части собравшихся от удивления вытягиваются лица.

* * *

– Хорошо тут у тебя, капитан, прохладно, – Апанасенко с сожалением поднимается из удобного вращающегося кресла. – жалко, что твой ледник в дороге не работает, а то б нас с товарищем Мехлисом отсюда б пушкой не выбили, правильно я говорю? Благодарю за службу! Через полчаса выезжаем.

Вагонная дверь прицепа передвижного «Айфона» мягко поехала в сторону и в лицо военным пахнул тёплый липкий воздух. От штабной палатки отделились две фигуры в морской форме и поспешили навстречу, но путь им преграждают рослые бойцы комендантской роты.

– Товарищ комкор, капитан 3-го ранга Горшков по-вашему приказанию прибыл… – начал доклад высокий моряк, Апанасенко делает удивлённое лицо.

– Вы от Кузнецова? – Перебивает его Мехлис. – Пропустите, это по моей просьбе они здесь, Иосиф Родионович… пройдёмте в палатку. Так прошу всех покинуть помещение… Ваня, проследи чтобы нам никто не помешал.

В центре палатки у карты остаются четверо.

– Представьте вашего спутника, товарищ Горшков. – Мехлис берёт в руки указку.

– Старшина Пётр Бойченко, лучший пловец и вообще спортсмен в моей бригаде…

– Постойте-постойте, – Апанасенко хлопает себе по щеке, убивая комара. – это не тот ли Бойченко, который чемпион страны по плаванию?

– Это мой брат. – Расправляет плечи старшина.

– … его команда каждый год побеждает гонки на шлюпках, ворошиловский стрелок, комсомолец, не женат, – продолжает доклад капитан 3-го ранга, – согласно распоряжения начальника Политуправления Тихоокеанского флота, мною также отобраны двадцать лучших матросов с кораблей 7-ой бригады. Также по его приказу отобрал две небольшие плоскодонки типа «Кавасаки» и вооружил их пулемётом «Максим» на носу.

Горшков замолкает, теперь уже все вопросительно смотрят на Мехлиса.

– О том, что вы сейчас услышите, никто кроме нас четырёх узнать не должен, – карикатурно большеносый деформированный профиль армейского комиссара на брезентовом куполе палатки заколыхался под ударами дождевых капель. – даже ваше начальство, эти сведения совершенно секретны. Вчера в полдень в районе сопки Заозёрная потерпел крушения наш самолёт У-2, на борту которого находился майор госбезопасности Чаганов. Пилот и пассажир выжили и попали в расположение разведгруппы лейтенанта Мошляка, Чаганов позднее выходил на связь по радио и сообщил об этом, но сеанс неожиданно прервался. Есть подозрение, что японцы начали охоту за ним с целью взять в плен. Чаганов является носителем высших государственных секретов, поэтому его попадание в руки врага необходимо не допустить в любом случае. Не жалея ни своей, ни чужой жизни, вы, старшина, обязаны спасти товарища Чаганова. Как заместитель наркома обороны, приказываю: группе старшины Бойченко на двух рыбачьих судах сегодня ночью пересечь озеро Хасан, высадиться на берегу в районе сопки Заозёрная, произвести поиск и найти Чаганова. Доставить его на борт судна и вывезти на нашу сторону. По возможности, организовать эвакуацию всей группы Мошляка в количестве 20-ти человек. Товарищ Горшков организует связь с группой и обеспечение её всем необходимым. Повторяю: без самого Чаганова или без… его тела вам, старшина, лучше не возвращаться. Товарищ Апанасенко, обеспечьте запрет на полёты авиации на этим районом.

* * *

«Что за чёрт? Скоро уже светать будет, а ДБ-3, звук двигателей которого третий час доносится с неба, как будто нарочно обходит наше новое убежище стороной».

Вчера, счастливо избежав встречи с японским патрулём, мы, стараясь не шуметь, поднялись метров на двадцать метров вверх по склону по дну ручья и свернули в его старое русло, ещё больше заросшее травой и кустарником.

– Вмиг нас найдут, – перевёл дух Мошляк на развилке, глядя на глубокие следы на влажном песке, оставленные отрядом, – одна надежда на ливень…

И через час, как по заказу, разверзлись хляби небесные, едва мы успели разбить новый лагерь: неплохо расположились, на склоне, в углублении, образованном корнями упавшего под откос, дерева. Даже перекусить не успели, хотя в общем-то особо и нечем было… большая часть съестного осталась в вещмешках в старом лагере, где сейчас хозяйничают японцы. За какие-то минуты высохшее русло ручья превратилось в бурную горную реку, сметающую всё на своём пути, увлекающую за собой крупные камни и валуны.

Скрепя сердце, ввиду нехватки оставшихся в строю бойцов, Мошляк был вынужден поставить меня на «собачью вахту» в нижний секрет вторым номером к пулемётчику Аниськину. Молодой обстоятельный боец грамотно выбрал позицию на пригорке: в сектор обстрела его «Максима» попала большая часть, ставшего мне почти родным, галечного пляжа, сильно пострадавшего от мини-Хиросимы.

«Клюёт носом „деревенский детектив“… Ничего, пусть подремлет немного, так даже лучше… его постоянное кряхтение и нервные почёсывания прекратились наконец и стали слышны далёкие звуки».

Плоский фонарь идёт в карман галифе, инфракрасный фильтр от него заворачиваю в фетровый футляр и кладу в нагрудный карман – звук моторов бомбера, гулкие выстрелы и разрывы растаяли вдали.

«Не вышло подать знак… И что Мошляк упирается? Всё равно другого выхода из создавшейся ситуации, чем отправить меня вплавь за подмогой, – нет. Лукашенко совсем плох, а из лекарств в „жилетке“ – один аспирин… нет еды, мало боеприпасов. Ударить кулаком по столу? Не прокатит… устав бойцы знают на зубок».

Со стороны воды слышится едва различимый стук мотора, но вскоре вновь наступает тишина.

«Интересно, Оля уже здесь? Вполне вероятно, что уже ставит на уши местное начальство. Провожая сюда, давала разные советы по выживанию, а под конец незаметно меня перекрестила… Ким, кажется, заметил, но виду не подал».

С громким шипением в небо со стороны сопки взмывает осветительная ракета, освещая жёлтым светом всё вокруг, в том числе две деревянные посудины с пулемётами на носу метрах в трёхстах от берега. Они бесшумно по инерции, как «летучие голландцы», скользят к берегу. Толкаю в бок Аниськина и командую: «Подъём»!

В то же мгновение с горы по воде ударил японский пулемёт.

– Вон он там, наверху! – Тычу рукой в сторону огневой точки врага, Аниськин крутит ствол, но он упирается в пригорок в трёх метрах от нас.

– Давай, разом взяли! – Вскакивает на ноги пулемётчик. Вместе с двух сторон берёмся за колёса, зарывшиеся в тяжёлый грунт, рывком поднимаем пулемёт и, скользя в грязи, тащим его наверх. Со стороны озера раздаются ответные очереди, ракета гаснет и наступает полная темнота.

– Где? Где? Не вижу… – крутит головой пулемётчик.

Глаза, привыкшие к темноте, снова слепит жёлтая ракета, взлетевшая с плоской вершины сопки.

«Сам не вижу… – замелькали в голове обрывки мыслей, разгоняемые адреналином, – как их разглядишь в этих зарослях…. а наши – как на ладони, не спрячешь большие лодки в камышах… Сколько от них до японцев? С полкилометра? Даже поменьше… Как нарочно поджидали. Ловушка?… Перебьют всех как в тире»…

Нос первой лодки утыкается в заросли камыша в десятке метров от остова У-2 к очередям пулемёта добавились винтовочные хлопки. Вода между лодками вспухает от десятков фонтанов, деревянная рубка брызнула битым стеклом и крупными щепками.

– Полундра! – Через низкий борт в воду посыпались люди в чёрных бушлатах, пулемёт на носу замолк.

Мотор, идущей следом лодки, громко затарахтел, она резко тормозит, останавливается в паре метров от зарослей и начинает медленно сдавать назад, при этом её пулемётчик продолжает палить в белый свет как в копеечку.

– Не вижу… – трясёт головой Аниськин.

– Какая разница, бей на звук, жги самураев!

Громкий глухой звук застучавшего «Максима» закладывает уши ватой, брезентовая патронная лента рвётся из рук, огненная корона у дульного среза пулемёта подсвечивает дьявольским светом безумный профиль «детектива» с вылезшими из орбит глазами и ощерившимся ртом. Двести пятьдесят патронов на ленте пропадают в ненасытном чреве пулемёта меньше, чем за минуту и вот я уже скольжу на заднице вниз по мокрой траве за вторым коробом.

«Последний, больше нет».

У японцев, судя по звуку, недостатка в боеприпасах нет – к первому ручнику присоединяются ещё два с вершины сопки. Подхватываю свою длинную винтовку и – в обратный путь.

«Точно ждали их…. шинель!.. – вдруг, как молния, пронизывает меня догадка, – сложили два и два… поняли что подстрелили крупную птицу… быть может даже фамилию мою сумели прочитать на подкладке… если так, то просчитали, что наши наверняка пошлют помощь… с другой стороны, должны были и на наш поиск выставить крупные силы… не успели до темноты, да и дождь мог помешать… тогда жди облавы с рассветом»…

– За смертью посылать… – бурчит себе под нос Аниськин.

«Да сколько меня не было то, минуту?… А как всё изменилось вокруг». Предрассветная прохлада с гор достигла озера, сгущая невидимую дымку водяного пара, клубящегося над тёплой водой, в молоко непроницаемого для осветительной ракеты тумана.

«Как не повезло морякам! Всего бы десяток минут повременили и высадились бы по-тихому, а так постреляли всех как уток… понятно, что торопились, хотели успеть до рассвета». Дальний берег озера окрашивается лёгким розовым цветом, как на акварели: чем ближе к зрителю, тем темнее тон. Японцы прекращают огонь, лишь изредка вновь возникшую тишину разрывает короткая беспокоящая очередь.

– Что тут у вас? – Близкий знакомый шёпот сзади застаёт нас с первым номером врасплох.

– Тут такое было, тащ старшина… – начинает многословно докладывать Аниськин. «А может и не всех постреляли… остался кто-то в зарослях… в помощи нуждается».

– Значица так, – после небольшого раздумья заключает старшина, – командир считает, что японцы утром начнут нас искать. Здесь на сопке мы долго не продержимся, поэтому пока есть время будем отступать в камыши. Думаю, если из морячков кто в живых остался, тоже там будет прятаться. Отсюда приказ – выдвигаемся в лагерь.

Напарник, ещё не отошедший от горячки боя, порывисто вскакивает на ноги, левой рукой хлопает по прицельной планке, правой – берётся за ленту… Неожиданно тёплая волна накрывает меня сверху, липкой пахучей гущей брызжет в лицо, растекается по груди, наваливается всей тяжестью, опрокидывает на спину и только после этого по ушам бьёт сухой треск пулемётной очереди.

– Майор, ты жив? – сильные руки тянут с меня тело Аниськина, голова которого безвольно мотнулась на шее, открывая обезображенное выходным отверстием пули лицо.

– Я в порядке… – и тут же острый желудочный спазм выворачивает меня на изнанку.

– Прямо в затылок, не почувствовал ничего… – шепчет старшина, а сам уже колдует над пулемётом и не глядя суёт мне свою фляжку. – ты на вот, выпей чуть.

Успеваю сделать два больших глотка прежде, чем спирт перехватывает дыхание и обжигает горло.

– Давай, берись за ноги, спрячем его в расщелине.

– Нет, старшина, погоди, – расстегнув пуговицы на вороте и манжетах гимнастёрки, стягиваю её с себя через голову. – снимай с него…

– Это правильно, товарищ Чаганов, – мгновенно схватывает мою мысль старшина, – это чтоб самураи подумали, что убили вас, хорошо придумали… и документы оставляете? Тоже верно, не узнать теперь Аниськина по фотографии.

«Кроме партбилета, у него нынче особая цена».

* * *

– Лейтенант госбезопасности Мальцева, – кричит Оля, стараясь заглушить работающий неподалёку электрогенератор, быстро проводит перед глазами адъютанта заместителя наркома обороны своим служебным удостоверением и прячет его в нагрудный карман гимнастёрки, – товарищ Мехлис ждёт меня.

– Да-да, конечно, – кадык молодого полковника дёргается вверх, карие глаза мутнеют от гипнотического блеска ордена Ленина на груди девушки, – только там сейчас…