Текст книги "Лунное сердце - собачий хвост"
Автор книги: Сергей Чебаненко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
Но все закончилось благополучно. Мы приземлились в бескрайних степях северного Казахстана, и специальная команда леших эвакуировала меня и Аннушку с места посадки вместе с магической капсулой.
Центральный Комитет Колдовской партии присвоил нам звание Героев Лукоморского Союза с вручением памятной медали и золотых статуэток Змея Горыныча. Я был назначен начальником Центра подготовки магов-космонавтов, а Аннушку избрали председателем Союза колдовских женщин.
13
…Прошли годы. В последнее время все чаще говорят о возвращении людей на Луну. Вчера меня снова вызывал в Старый Замок на Лысой горе Морфий Марихуанович Гашишев. Он уже давно переквалифицировался из секретаря ЦК Колдовской партии в советники Президента Лукоморской Федерации.
– Есть мнение, – сказал господин Гашишев, показывая глазами на потолок, – что человеческие экипажи космических исследователей должны сопровождать на Луну хорошо подготовленные кадры наших луновых. Вам, дорогой Никанор Никифорович, надлежит возглавить эту работу.
Конечно, возглавлю. Разве ж я отказываюсь?
Дома я поделился новостью с Аннушкой.
– Старий тчорт! – когда Аннушка злится, у нее всегда прорезается ее застарелый немецкий акцент. – Седина в бороду – бес в репро! Тьебя снова потянуло к кратерним дефкам?
– Успокойся, любимая, – я обнял ее за плечи и притянул к себе. – От должности зама лунного коменданта тебя еще никто не освобождал. Как ты посмотришь на то, чтобы полететь на Луну вместе со мной?
– А как же наши детьи? – озабоченно спросила Аннушка, но я уже видел, что в ее зеленых глазах засияла радуга. – Наши внуки и прафнуки?
– Всех берем с собой, – я махнул рукой. – Места на нашей лунной базе хватит всей семье!
Она обхватила меня руками и подарила, наверное, самый горячий поцелуй за все годы нашего знакомства.
14
Мы возвращаемся на Луну.
А как же иначе? Если на Луне будут жить и работать люди, то мы, луновые, обязательно должны быть рядом. Чтобы вовремя предостеречь, помочь и спасти.
И как только первый космический корабль землян стартует к Луне, семья луновых Райниковых в полном составе тоже высадится на просторах Селены.
…Правда, у меня есть некоторые сомнения относительно участия в нашей новой лунной эпопее одного еще совсем маленького моего внучонка.
Он днями и ночами просиживает в интернете и выискивает статьи о Марсе, четвертой планете Солнечной системы.
На стене в детской спальне он фломастером нарисовал конструктивную схему марсианской станции “Викинг”, а из домашнего пылесоса смастерил действующую модель марсохода “Оппотьюнити”.
По ночам он вылезает на крышу и сквозь окошко на чердаке смотрит в самодельный телескоп на Красную планету, надеясь таки отыскать на ней знаменитые искусственные каналы.
Я незаметно наблюдаю за ним и тихо улыбаюсь в седые усы.
Хотите – верьте, хотите – нет, но я абсолютно точно знаю, кто станет нашим первым лукоморским комендантом на Марсе, нашим первым марсовым.
Может быть, там, на марсианских просторах, мой повзрослевший внук встретит свою единственную и настоящую любовь – какую-нибудь местную голубокожую Аэлиту.
Скажите, разве это плохо, если мои правнуки будут говорить по-марсиански?
Ларец старца Нинелия
1
Космолет “Еруслан Лазаревич” стартовал тринадцатого числа тринадцатого месяца тринадцатого года в тринадцать часов тринадцать минут по лысогоровскому времени. И этот факт сам по себе был добрым предзнаменованием для успеха всей нашей миссии.
– Ключ на старт! – гортанно проклекотал оператор наземной связи.
В наушниках шлемофона громко заскрежетало. Солдатики из местной войсковой части, пыхтя от натуги и обливаясь потом, поворачивали огромный ржавый ключ в замке, отпирающем стартовые фиксаторы пускового устройства.
– Заклинание! – оператор связи громко зевнул в эфир. Для него наш старт был одним из сотен за последний месяц. А как доказано многочисленными научными работами, лучшего всего здоровому сну на рабочем месте способствуют именно обыденные и рутинные события.
Ведьмочки из заклинательной команды тоненькими звонкими голосочками завели свою привычную предстартовую песенку:
– Мы сейчас пускаем РОГ,
Чтобы он на небе смог
В космос перейти порог!
РОГ, РОГ, РОГ! Смог, смог, смог!
РОГ – реактивный орбитальный гравицап – это сейчас мы, космолет “Еруслан Лазаревич” из знаменитой серии космических кораблей “Алмаз”. Дважды лауреат премии “Честь и гордость” Космического Флота Лукоморского Союза, между прочим.
Командир нашего космолета домовой Пипелий Пипелович Пипелов, для краткости именуемый всеми просто Пипелыч, довольно хрюкнул и суетливо заворочался, поудобнее устраиваясь в кресле – ложементе. С годами у него появилась дурная привычка сладко посапывать во время выведения космического корабля на орбиту.
– Протяжка! – сообщила Земля все тем же ленивым тягучим голосом.
Бортовой компьютер “Кот Баюн” заводил носом, принюхиваясь к выполненным в виде связки сосисок записям с полетной документацией. Манипулятор мышь, попискивая от усердия, тут же принялся протягивать связку через кошачий мозг в направлении от левого уха к правому.
– Продувка! – сказал оператор. Обычно в этот момент он по сложившейся на космодроме традиции начинал ковыряться грязным мизинцем в своей левой ноздре и сморкаться.
По команде шесть Змеев Горынычей реактивной тяги, установленных по периметру первой ступы нашего космолета, начали, пофыркивая, прочищать огненные горла.
Я покосился влево. Третий член нашей космической команды, бортинженер Жердяй Игошин, меланхолично посасывал через трубочку апельсиновый сок из большой пластиковой бутылки. Водяной – он и есть водяной. Никакого космоса ему и даром не надо: дай только похлебать чего-нибудь жидкого да вовремя смени памперсы. Чащоба, млин. Как был выходцем из тьмутараканьских болот, так им и остался.
– Старт! – надсадно рявкнул в эфире оператор.
Горынычи в хвостовой части ракеты дружно выдохнули пламенем, разметав пыль и плесень на ржавом железе стартовых конструкций. Космолет дрогнул, приподнялся на реактивной тяге и медленно пошел вверх.
– Позвездячили! – проплямкал губами в микрофон Пипелыч. Это тоже наша старая и добрая традиция – начинать каждый полет исторической фразой, с которой ушел в свой бессмертный рейс к звездам первый космонавт планеты Гагара Юрский.
Жердяй Игошин вытащил из губастого рта трубочку и с сожалением отодвинул бутылку с соком в сторону. Пить на старте считалось в семействе водяных дурным тоном: под воздействием перегрузки жидкость льется из трубочки как вода из водопроводного крана. Никакого кайфа.
– Тридцать секунд, полет нормальный, – оператор шумно всхрапнул в наушниках.
Я повернулся к иллюминатору. Было хорошо видно, как с соседних пусковых площадок в голубизну небес поднимались дымные белые стрелы стартующих ракет. Массовый старт – это всегда завораживающее зрелище. Жаль, что в последние годы из-за нарастающего как котящийся с горы снежный ком миролюбия нашего Колдовского правительства наблюдать массовые запуски можно все реже и реже.
Сигнальный филин над пультом управления тревожно замигал большими круглыми глазами и трижды угукнул. Пипелыч испуганно вскинулся со сна, влип носом в замигавшие красным лампочки световой индикации и недовольно крякнул:
– Неполадки на разгонном блоке Д первой ступы. Левушка, займись!
– Есть, командир! – я принялся отстегивать фиксирующие ремни на кресле.
Гм, “Левушка, займись”… Мог бы и не говорить, сам знаю свои обязанности. Жердяйчик наш Игошин, хоть по штатному раскладу и записан бортинженером, но в бортовых системах ракеты – ни бум-бум. Водяные – они больше по собственно космической технике специализируются. Да еще в том, чтобы поплавать всласть. Без разницы где: можно внутри герметичного контура орбитальной станции или космического корабля. А можно и за бортом, в открытом космическом пространстве. И не случайно, что первый космонавт, который свободно воспарил на околоземной орбите вне корабля, – Леонтий Лексейшин, – был водянистого роду-племени.
Ну, а самому Пипелычу покидать свой пост и вовсе не резон. Где это видано, чтобы командир, “Заслуженный домовой Лукоморского Союза”, тратил свое драгоценное время на всяческие поломки и отказы? Да еще во время запуска – самой скучной операции в любой космической миссии.
Поэтому кто у нас на борту универсальная палочка – выручалочка? Я, леший Левиафан Дормидонтов, пилот. И копаться во всяких неисправностях мне сейчас предстоит собственными волосатыми ручками.
Я выбрался из кресла, с помощью лома и материнского колдовского слова открыл люк в теплозащитном экране на полу пилотского отсека и полез в образовавшийся лаз.
Орбитальный рабочий модуль, через который мне пришлось пробираться, был почти сплошь заставлен деревянными ящиками с аппаратурой, запчастями и провиантом. Но погрузку на космодроме я делал сам, поэтому плутать мне долго не пришлось, и уже через пару минут я добрался до спиральной трубы, связывающей наш космический корабль со всеми ступами ракеты-носителя. Подложив под себя толстый том бортового журнала, чтобы не протереть штаны скафандра во время спуска, я оттолкнулся от отполированных до блеска бортов спирального лаза и скользнул вниз, заботливо подгоняемый в спину постепенно нарастающей перегрузочкой.
Мне всегда нравилось скользить по спиральной дорожке, проложенной между топливными баками ракеты. В качестве баков для хранения окислителя и горючего – живой и мертвой воды, то есть, – у нас используются гигантские водяные жабы. По команде с Земли щекотуны – тараканы начинают пощекотывать горловины жаб, и те отрыгивают воды в большущие рабочие клизмы. Направляющие шланги клизм вставлены в подхвостовые отверстия Змеев Горынычей. В змеевских желудках живая и мертвая вода соединяются, химически реагируют и производят высокотемпературный газ, который через разинутые пасти Горынычей вырывается во внешнее пространство, создавая реактивную тягу. Эта тяга сейчас и толкает нашего “Еруслана Лазаревича” в звездные выси космического пространства.
Я скользил по спиральному рукаву, тычась в упругие животы жаб, и насвистывал веселую песенку про то, что до старта есть еще четырнадцать минут и можно вполне успеть выпить бутылочку тинного пива. Настроение было хорошим, несмотря на неисправность, которая дожидалась меня в двигательном отсеке первой ступы. Я вернулся из отпуска на югах, встретился со старыми друзьями, снова приступил к любимой работе в космосе. Чего еще нужно молодому пилоту-лешему для маленького сиюминутного счастья?
Неисправность, впрочем, оказалась совершенно пустяковой. Это я понял с первого же взгляда, как только съехал верхом на бортжурнале в двигательный отсек.
Одна из голов четырехголового Горыныча в секции Д вместо того, чтобы высунуться в выходное отверстие ступы и дружно изрыгать пламя в единой связке с братскими головами, отворотилась внутрь двигательного отсека и с зажмуренными глазами хлюпала носом.
Я подошел к диссидентствующей голове и ласково потрепал ее по холке. Она приоткрыла треугольный зеленый глаз и уставилась на меня.
– В первый раз летишь? – негромко осведомился я.
Голова шмыгнула носом и кивнула.
– Высоты, значит, боишься? – я ласково погладил ее за ухом.
Она всхлипнула и виновато угукнула.
– Мне тоже, когда первый раз в космос летел, было страшно, – признался я. – Так знаешь, что я сделал?
Голова распахнула оба глаза и заинтересовано повела ушами в мою сторону.
– Я закрыл глаза, чтобы не бояться, и спокойненько делал свое дело! – врать, конечно, не хорошо, но сейчас меня оправдывали высокие педагогические цели. – А потом стал постепенно открывать глаза и посматривать с высоты… Знаешь, какая Земля красивая из-за облаков? Видела когда-нибудь?
Голова качнулась из стороны в сторону. Понятное дело, где ж ей видеть. Молодняк же, зелень еще не облетанная, последний выпуск школы Змеев Горынычей.
– Хочешь, покажу? – я ткнул пальцем в выходное отверстие ступы. – Просовывай сюда головку и открывай пасть. А потом, когда начнешь работать, медленно открывай глазки – и любуйся!
Пару секунд голова еще сомневалась, но потом решилась, зажмурила глаза и нырнула в выходное отверстие. Мгновение спустя я услышал гулкий рев заработавшего змеиного горла. Блок ракетных двигателей Д вышел на нормальный рабочий режим.
Я привязал веревку лебедки к поясу скафандра, сунул горсть лесных орехов белке, крутившей колесо, и заскользил по спиральному коридору вверх, обратно в пилотский отсек.
2
Как известно, космическое пространство открыл наш отечественный естествоиспытатель Козьма Навтин.
Задумавшись после жаркой баньки и ведра выпитого холодного пива над природой окружающего мироздания, Козьма сын Фокия решился на мысленный эксперимент и стал постепенно исключать из располагавшейся вокруг него Вселенной отдельные элементы. Раз – и вывел за скобки толстенькую и шаловливую банщицу Марфушку. Два – и пренебрег воздушной атмосферой. Три – и избавился от вод океанских, морских и речных. Четыре – и мысленно отправил в небытие целиком всю твердь земную.
И вот когда Козьма Навтин совершил весь этот мыслительный прорыв, он оглядел полученный результат внутренним взором и обнаружил себя висящим в безвоздушном пространстве, утыканном сверкающими иглами звезд, петляющими вокруг Солнца планетами и туманными пятнышками далеких галактик.
Неприятный холодок пробежал по спине великого естествоиспытателя от основания шеи и до самого седалища. Козьма Навтин сообразил, что в своих мысленных экспериментах зашел слишком далеко от жарко натопле6нной бани и ласковых рук шаловливой Марфушки, и решил сделать временную остановку на широкой дороге познания.
Обнаруженному в результате эксперимента звездно-планетному простору отечественный ученый с присущей ему научной скромностью подарил собственное имя и впредь стал именовать его козьмосом.
Позднее, уже после женитьбы великого естествоиспытателя на банщице Марфушке и постепенной его переориентации от вопросов устройства мироздания к проблемам ведения домашнего хозяйства, ученики Козьмы Навтина совершенно логично нарекли науку по изучению и завоеванию заоблачных пространств козьмонавтикой. Правда, при регистрации открытия в международных научных организациях слова “козьмос” и “козьмонавтика” из-за плохого перевода трансформировались соответственно в “космос” и “космонавтику”. Но на радостях за успехи отечественной науки этого никто не заметил.
На практические рельсы новую науку поставили тоже наши лукоморские ученые. Гениальный водяной, учитель-самоучка из провинциальной Калюжи, Кости-в-тин Цыцька-Ловский обосновал возможность применения Змей Горынычей и летающих ступ в единой связке и вывел формулу взаимодействия живой и мертвой воды. А домовой из Житомира, Серьга Король-Королевич, выйдя на волю из застенков полицейского управления, где он по злобному навету отсидел без малого десять годочков, быстро сориентировался в новой политической и научной обстановке и вместе с коллегами – тоже из бывших затворников царских башен – создал первые наши беспилотные и пилотируемые космолеты.
Поочередно отстрелив обе ракетных ступы, полетевшие к земле на расправивших крылья Змеях Горынычах, “Еруслан Лазаревич” вышел на заданную космическую орбиту. Пока наземный центр управления полетом разбирался в том, какой программой полета загрузить наш экипаж, я прилип носом к стеклу иллюминатора и занялся созерцанием открывшихся взору земных красот.
Сколько уж лет летаю в космос, а так и не привык к этой открывающейся взгляду лепоте. Ясно-голубые воды морей и океанов, снежно-белые спирали циклонов и сизые воронки тайфунов, зелено-бурый коктейль полей и лесов… Вот сверкает на солнце сапожок Италианского Царства в Срединном море. Вот темными горками торчат над белесыми облаками острые коленки горных пиков Тибетской Шамбалы. Целит в левый бок дремлющей между океанами Африки песчано-желтый кулачок Мадагаскара. Антарктида, божественно красивая земля, раскинула белое подвенечное платье среди серо-синих вод Южного полюса. Красота! Сердце замирает от восторга и счастья.
Но в этот раз долго любоваться земными красотами мне не пришлось. От Земли в космическое пространство поперла такая военно-техническая мощь, что стало совершенно не до любования красотами Мадагаскаров и Антарктид.
Сначала расстарались наши. Родной Лукоморский Союз поскреб по сусекам, поднатужился и зашпулил в космос все, что хоть в малой степени могло летать. И закружились над планетой похожие на лампочки для карманных фонариков одноместные “Востоки”, пахнущие нафталином “Спирали”, транспортные “Союзы” во всем множестве своих разнобуквенных модификаций. Гроздями развесились престарелые “Салюты” и многомодульные “Миры”, расправили бело-черные крылья косяки “Боров” и “Буранов”. Ну, и наши “Алмазы” высыпали на орбиту в едином полковом строю – все как один, сто сорок три боевых машины.
– Парад намечается, что ли? – Жердяй недоуменно пожал плечами и перевел взгляд на приколотый к стене пилотского отсека томик перекидного календаря. – Гм, так не день же Революции… И про новый партийный съезд ни слова не говорили… Пипелыч, а может быть какой-нибудь пленум ЦК? Внеочередной…
– Закройся по-тихому, Жеря, – осадил Игошина командир. – Наше дело маленькое. Дан приказ – летаем. А для чего летаем – нам потом скажут. Может быть.
То, что в воздухе пахнет отнюдь не внеочередным партийным пленумом, стало ясно уже через полвитка. Из-за бугра в полном составе полезла в космос летательная техника Соединенного Пятидесятья Американы. “Меркурии” и “Джемини”, “Аполлоны” и “Скайлэбы”, “Шаттлы” и целые россыпи новеньких, прямо с монтажных стапелей “Орионов”. Я такого богатства космической техники не видел даже в американском музее имени президента Кеннеди, в который в прошлом году забрел по “горящей” туристической путевке.
Еще через полвитка во всю свою орбитальную мощь проклюнулись и все остальные члены мирового космического клуба – Центронебесная народная республика Китаяния, Персидская Шахозадерия, Африканский союз Мумба-Юмба и вообще все, все, все. Даже горное княжество Хитриони вывело в космос какую-то устаревшую колымагу с нарисованной на борту оранжевой революционной розой. Революционному княжеству, впрочем, не дали развернуться в его полную силу, рявкнули со всех сторон в эфире, чтобы не путалось под ногами, и, принудив к спуску революционный кораблик, заботливо пронаблюдали, чтобы он мирно приземлился где-то в кавказском Загорье.
– Вот те нате хрен с морковкой, – удивленно просипел Пипелыч, разглядывая в иллюминатор все техническое великолепие земной цивилизации и почесывая указательным пальцем до синевы выбритый затылок. Высшая степень задумчивости и озадаченности, между прочим.
– Неужто Третья Всепланетная начинается? – Жердяюшка хищно повел своим коротким носиком, как будто пытаясь по запаху определить наступление состояния войны. В воздухе пилотского отсека ничем военно-неожиданным не пахло, поэтому Игошин чуть успокоился и пытливо воззрился на проплывающие за окном земные просторы. – Нет, на Третью Всепланетную вроде бы не похоже. Ярких вспышек не видно, дымные грибочки тоже не наблюдаются.
– Значит, орелики, ждет нас обычная демонстрация нашей военной мощи и пресечение наглых провокаций распоясавшейся заморской военщины, – констатировал Пипелыч, посасывая погасшую курительную трубку. – Обычное, скажем прямо, дело.
Пресекать вооруженные провокации в космическом пространстве только на моей памяти нам выпадало раз пять или шесть. Когда наземным правительствам надоедало усердно бороться за мир во всем подлунном мире, они созванивались, договаривались и бросали на околоземную орбиту свои срочно мобилизованные космические флоты. Потом пару недель над планетой шли очень интенсивные военные маневры с пулянием друг в друга из всех видов боевого оружия. Когда ресурсы сторон истощались и правительствам надоедала военная кутерьма в небесах над головой, они снова созванивались, проводили длинные раунды тайных переговоров где-нибудь на курортах в Ницце и обычно к концу второго месяца “маневров” договаривались о приостановке боевых действий. Отличие от прежних маневров сегодня было в том, что в орбитальные выси поднялись не только космические корабли Лукоморья и Соединенного Пятидесятья, но и боевая внепланетная техника других мировых держав.
Впрочем, загадка массового космического старта мучила нас не долго. Уже на втором витке наш центр управления полетом стал транслировать в эфир гневную речь Генерального Колдуна Центрального комитета Колдовской партии. И сразу все стало на свои места.
Каждый школяр в самой глухой чащобе знает, что почти сто лет назад старец Нинелий вместе с боевыми соратниками совершил государственный переворот в нашем Лукоморье, позднее получивший название Великой Колдовской Революции. Поцарствовав в свое удовольствие семь или восемь лет, старец Нинелий полностью разочаровался в способностях лукоморского народа соорудить достойную жизнь из подручного материала. Старец передал власть приемникам, а сам по-тихому скрылся где-то в Швейцарских Альпах, надеясь вдали от Родины отдохнуть от ратных дел и найти духовное упокоение.
Но уже спустя несколько дней во время обычной горной прогулки он неожиданно обнаружил некий Звездный Артефакт, случайно залетевший на Землю откуда-то из глубин Галактики. Недолго думая, старец Нинелий вместе со всем своим многочисленным семейством погрузился на борт Артефакта и, пока земные правительства озабоченно искали умные мысли в собственных извилинах, отбыл в Дальние Звездные Миры неким совершенно мистическим способом. Чтобы оставшаяся на планете живность не слишком была опечалена его безвременным убытием, старец пообещал лет через девяносто-сто напомнить о себе и дать жителям Земли какой-нибудь ценный и полезный совет.
И вот свершилось! В сфере Прилунья объявился автоматический корабль, посланный из звездного далека старцем Нинелием. Аппарат громко пропищал в эфире о своем прибытии, наличии на борту долгожданного послания жителям Земли и бухнулся в лунную пыль в районе западного побережья Океана Бурь. Мол, кто первым меня найдет, тому послание и достанется.
Да, и еще… Скороговорочкой, как бы между прочим, космический зонд от Нинелия сообщил, что собирается дать рецепт превращения всех жителей Земли в Единое Мировое ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.
А мечта о ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ – это, согласитесь, самая сладкая мечта всех, живущих в подлунном мире. Тут ведь как: рождаемся мы все как один симпатичными мальчиками и девочками. Растем, веселясь и радуясь, съедая килограммы мороженого и сбивая в кровь коленки в детских забавах. А лет примерно в тринадцать – вот оно опять счастливое число вылезло! – начинается социально-генетическая специализация. Неотвратимая, как кара небесная за грехи наши.
Один обрастает волосами и становится лешим. Другой лезет на диван, непомерно полнеет и превращается в домового. Третий дни напролет лежит в ванной и вырастает в типичного водяного.
А у девчоночек дела обстоят еще хуже. Были стройные ножки – и вдруг на раз-два: пошла ковылять по свету очередная Баба Яга – костяная нога. Было симпатичное личико – а однажды утром носик вдруг вытягивается и вот уже молодая кикимора кружит головы всем встречным особям мужского пола. Нет, отдельные экземпляры таки сохраняют естественный девичий облик, лицо красивое, фигуру ладную, но вот беда – совершенно теряют пигментацию волос. И живут под солнцем белокурые навки, всего боящиеся и по-детски глупенькие.
То же самое происходит и с другими народами, только по-своему. Вот, например, в Соединенном Пятидесятье Американы у парней после тринадцати лет вдруг вытягиваются уши и растут носы – здравствуй, гоблин! Был ребенком афроамериканского цвета – станешь гремлином. Был испаноговорящим – будешь троллем. И женщины у них к четырнадцати годам – все уже сплошь валькирии, гарпии или нимфы.
Вот поэтому издавна общей всепланетной мечтой и была мечта о Человеке – совершенном и красивом существе, которое от рождения и до самой кончины будет оставаться самим собой, пребывая все в том же прекрасном облике. Над разрешением проблемы превращения разноплеменных жителей Подлунья в единое человечество десятки веков бились астрологи и алхимики, медики и генетики. Все тщетно…
И тут появляется космический зонд от старца Нинелия и на всю Солнечную систему спокойненько так объявляет, что имеет на борту рецепт обращения всех наземных жителей в ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
Можете представить, какая началась мировая котовасия? Правительство каждой из подлунных стран немедленно решило наложить свою руку на рецепт старца. Главное – стать Человеком самому, а остальные… Гм, а там будем посмотреть, так сказать…
Вот и рвануло в небо по президентским и премьерским приказам все летающее железо, которое только смогли найти в национальных закромах. Вот и высыпали на околоземные орбиты космические флота под разными флагами. Флаги-то разные, но задача у всех одна – добраться до послания старца Нинелия. Первыми добраться, понятное дело. И чтобы никто другой – ни-ни!
3
После пламенной речи нашего Генерального Колдуна, торжественного обращения Президента Соединенного Пятидесятья Американы, сюсюканья и гугуканья председателя Центральнонебесной народной республики Китаянии и прочей правительственной какофонии в эфире началась спешная постановка боевых задач всем космическим флотам.
– “Еруслан Лазаревич”, как слышишь? – в наушниках прорезался начальственный бас самого Лаптя-Хлебалова из столичной управы. – Пипелыч, ядрить тебя через колено, на связь!
– Ну, чего орешь? – командир миролюбиво зевнул в микрофон. – Марсиан разбудишь.
– Ставлю тебе боевую задачу, – Лапоть-Хлебалов пропустил шутку мимо ушей. – Под прикрытием флотилии “Алмазов” выйти на геостационар…
– Это ж какого рожна я попрусь на высоту тридцать шесть тысяч? – недовольно забурчал Пипелыч. – Через все радиационные пояса, да? Я, знаешь ли, друг мой ситцевый, забыл одеть в полет просвинцованные подштанники…
– О-отста-авить р-разговорчики! – рявкнул Лапоть. Когда руководитель нашей космической программы злился, в нем просыпались дремавшие навыки отставного прапорщика автомобильного батальона Тьмутараканьского военного округа. – Выполняй приказ!
– Знаешь, на чем я вертел твой приказ? – лениво осведомился наш командир. – На штанге стыковочного узла!
Лапоть-Хлебалов задохнулся от возмущения, беспорядочно забулькал в микрофон, а когда совладал с эмоциями, ударил ниже пояса. Не по-детски ударил:
– А вот положишь на стол партийный билет – будешь знать, как пререкаться с начальником!
– Да вертел я на антенне дальней связи и твой партийный билет, и всю твою Колдовскую пар… – начал было Пипелыч и осекся.
Лишение партийного билета Колдовской партии было ударом под самый дых. На заре космонавтики наши ребята – соколики еще могли в космические высоты по молодости лет прорываться несознательными чародейчиками. А в нынешние времена уже зась! Без красной книжечки в нагрудном кармане скафандра тебя и на версту к космической технике не подпустят.
– Ладно, твоя взяла, – Пипелыч горько вздохнул и раскрыл рабочий блокнот. – Диктуй свое полетное задание.
Ну, Лапоть-Хлебалов и надиктовал… Нам предстояло под прикрытием армады “Алмазов” вырулить аж на геостационарную орбиту. Там мы должны разыскать лунный посадочный модуль “Тугарин”, который вместе с разгонным блоком тайно был выведен на околоземную орбиту под именем спутника связи “Дальний Горизонт”. После стыковки с лунником и разгонником нам предстояло лететь к Луне, высадиться в районе западного побережья Океана Бурь и взять на борт завет старца Нинелия. Потом стартовать в космос и обеспечить доставку ценного инопланетного указания на родную Землю.
– Ну, что, мальчики, – Пипелыч захлопнул блокнот и окинул нас с Жердяем внимательным взглядом. – На большое и святое дело идем. Человечество зарождать!
– Не надо слов, командир, – Жердяй вздохнул. – Мы не на партсобрании. Свинцовых подштанников, конечно, на борту нет, но раз Родина приказывает…
– Ты, Игошин, это… Про свинцовые подштанники забудь, – толстые губы Пипелыча недовольно скривились. – Про свинец я просто так ляпнул. Чтобы там, на Земле, совсем уж о нас ноги не вытирали. Цену себе в любой ситуации нужно знать, ребята!
– А как же радиационные пояса? – лицо Жердяя удивленно вытянулось. – Они же и в самом деле излучают!
– Я пару тайных тропок знаю! – Пипелыч озорно подмигнул. – По этим тропкам и отправимся. В обход, значит, радиационных поясов.
Но тихо и мирно отбыть на геостационар для старта к Луне нам не дали. Лапоть-Хлебалов – надо понимать, впопыхах, – ставил нам боевую задачу открытым текстом и по совершенно открытому для всех иностранных ушей радиоканалу. Ну, а в Соединенном Пятидесятье, в Хьюстонах и во Флоридах всяких, тоже не дураки сидят. И по нашему варнакать еще со времен славного полета “Союза” и “Аполлона” научились.
Поэтому уже на следующем витке на нашу орбитальную группировку пошла буром вся космическая армада Соединенного Пятидесятья Американы.
– Так, голуби мои сизокрылые, – нервно хохотнул Пипелыч, едва лишь вспышки первых лучевых залпов озарили звездное пространство за стеклами иллюминаторам, – марш по рабочим местам. Жердяй – в орбитальный модуль следить за противником, а ты, Левка, к пушечке. Пощекочем животики заморским коллегам!
К пушечке – так к пушечке. Мне два раза объяснять, что и к чему не надо. “Еруслан Лазаревич” в своей кормовой части оснащен небольшим скорострельным орудием, и во время всяческих прошлых международных инцидентов я из этого орудия довольно успешно постреливал. Настолько успешно, что на борту “Еруслана” нарисованы целых пять звездочек: за два сбитых патрульных “Джемини”, парочку подстреленных крейсеров марки “Аполлон” и продырявленное правое крыло шаттла “Энтерпрайз”.