Текст книги "Лунное сердце - собачий хвост"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Неудачи с ракетой Н-1 очень болезненно воспринимались рабочими и инженерами конструкторских бюро и космодрома. Но сомнений не было ни у кого – еще 1-2 пуска и Н-1 выйдет в космос.

23 ноября 1972 года был проведен четвертый запуск ракеты. Все 30 двигателей первой ступени впервые работали нормально. Полет ракеты продолжался 107 секунд. Но при переходе на конечную ступень тяги в хвостовом отсеке произошел взрыв...

В чем же причина четырех подряд неудач с запуском ракеты Н-1? О плохой организации работ, давлении сверху и недостаточном финансировании уже говорилось выше. Все это, конечно, не могло не сказаться на советском лунном проекте, но все же главная причина была, видимо, в другом. Нельзя не заметить, что во всех четырех катастрофах причина была одна – несовершенство первой ступени, конкретно – двигательной установки.

Мощные ракетные двигатели для Н-1 могли создать в те годы только в одном КБ в нашей стране. Руководил этим КБ академик В.П.Глушко, один из пионеров ракетной техники в нашей стране, создатель первых советских жидкостных двигателей. В начале 60-х годов Королев обратился к Глушко с просьбой создать для Н-1 большой двигатель на водородно-кислородном топливе. Но Главный конструктор советских двигательных систем ответил отказом: Глушко, несмотря на весомые успехи США в этой области, считал, большие кислородные двигатели бесперспективными для целей космонавтики. В одной из своих книг он писал: “Жидкий кислород далеко не лучший окислитель, а жидкий водород никогда не найдет себе практического применения”.

Разошлись взгляды Королева и Глушко и по вопросу о компоновке первой ступени ракеты Н-1. Если Королев предлагал собрать двигательную установку из трех десятков малых двигателей, то Глушко настаивал на создании меньшего числа больших двигателей – по его мнению, большое число двигателей было бы труднее синхронизировать.

Королев оказался без двигателя для Н-1. Помочь вызвалось КБ Н.Д.Кузнецова в Куйбышеве, которое до этого разрабатывало авиационные двигатели для самолетов А.Н.Туполева. Работа шла трудно, опыта создания космической двигательной установки ни Кузнецов, ни его инженеры не имели. И все же к концу 60-х годов двигатель был создан. Но стендов для наземной отработки связки двигателей практически не было, на Н-1 ставились во многом еще “сырые” и непроверенные агрегаты. В этом, видимо, и кроется причина всех четырех катастроф сверхмощной советской

ракеты. Правда, потом, уже в конце 70-х, инженеры КБ Н.Д.Кузнецова все же довели ресурс двигателя до 14 тысяч секунд (для успешного старта ракеты было достаточно, чтобы двигатель отработал 150-170 секунд).

В 1973-начале – 1974 года В.П.Мишин и его сотрудники продолжали доработку ракеты. Было собрано шесть Н-1, две из них доставили на Байконур и стали готовить к старту. Пятый запуск был намечен на август, шестой – на конец 1974 года. На этом планировалось испытания Н-1 завершить и сдать ракету в эксплуатацию.

Но планам этим не суждено было сбыться. В мае 1974 года В.П.Мишин был снят с должности Главного конструктора королевского КБ. На его место был назначен В.П.Глушко.

Произошла не просто смена лидера. Вместе с В.П.Мишиным из КБ ушли ряд видных ученых и специалистов. Были закрыты некоторые космические программы, и в первую очередь лунный проект.

Все шесть собранных ракет Н-1 были уничтожены. В.П.Глушко распорядился отобрать у В.П.Мишина пропуск на территорию КБ и экспериментального завода.

С ликвидацией последних экземпляров Н-1 Советский Союз потерял не только возможность достигнуть Луны, но и способность выводить на околоземную орбиту полезные нагрузки массой порядка 100 тонн. Если бы советская сверхтяжелая ракета была бы доведена до стадии эксплуатации, многоразовый корабль “Буран” мог бы стартовать в космос еще в конце 70-х годов. 85-тонный орбитальный комплекс “Мир”, строительство которого в космосе ведется с февраля 1986 года из отдельных 20-тонных кораблей-блоков, мог быть выведен на орбиту одним пуском ракеты-носителя Н-1. Можно спорить, нужен ли нам был собственно лунный проект, но большая ракета стране была крайне необходима.

 

 

Проиграл ли СССР “лунную гонку”?

 

Со времен перестройки принято считать, что Советский Союз проиграл так называемую “лунную гонку” Соединенным Штатам Америки. Зримым подтверждением этого факта всегда являлась высадка на лунную поверхность 21 июля 1969 года Нила Армстронга и Эдвина Олдрина, а также пять последующих лунных экспедиций американских астронавтов.

Однако, детальный анализ лунных проектов СССР и США дает основания полагать, что вывод о проигрыше “лунной гонки”, мягко говоря, спорный.

 

Вымпел на Луне

Советский Союз после запуска первого искусственного спутника Земли очень хотел закрепить и развить свое первенство в космосе. Особенно это касалось межпланетных полетов. Ближайшей целью космической экспансии стал естественный спутник Земли – Луна. К ней планировалось отправить космическую станцию, которая врежется в лунную поверхность со второй космической скоростью и доставит на Луну маленький вымпел с надписью “СССР”.

 2 января 1959 года космический аппарат “Луна-1” ушел к Луне. Но, увы, в саму Луну он не попал и 4 января пролетел около спутника Земли на расстоянии около 6 тысяч километров. Поскольку, аппарат стал двигаться вокруг Солнца, его тут же – чтобы не признавать неудачу космической миссии – окрестили “первой искусственной планетой”.

 Только 14 сентября 1959 года космический аппарат “Луна-2” попал в Луну, и советский вымпел был доставлен на лунную поверхность. Это была большая победа советской науки и техники. Но поскольку США не имели аналогичной космической программы, вряд ли следует считать эту победу выигрышем одного из этапов “лунной гонки”. Победа была, а вот гонки – не было.

 

Исследовать Луну с близкого расстояния.

Американцы начали запуски к Луне 17 августа 1958 года. Космический аппарат “Пионер” должен был достичь окрестностей Луны, затормозиться и стать ее спутником. Но ракета с космическим аппаратом взорвалась после старта. Еще трижды американцев преследовали неудачи – ракеты-носители не смогли сообщить космическим аппаратам вторую космическую скорость, и “Пионеры” падали на Землю. И только 3 марта 1959 года задача космической программы была частично выполнена – “Пионер-4” пролетел мимо Луны и передал на Землю научные данные. Это был успех американской космонавтики, но он опять же не имел никакого отношения к космической гонке с СССР – у Советского Союза в те годы аналогичной программы исследования Луны просто не было.

 

С фотоаппаратом вокруг Луны

7 октября 1959 года советская станция “Луна-3” облетела вокруг спутника Земли по баллистической траектории и впервые в истории науки сфотографировала его “тыльную” сторону, которая никогда не бывает видна с поверхности Земли.

Фотографирование обратной стороны Луны – это великое достижение советской науки. Но к “лунной гонке” оно опять же не имеет никакого отношения: у американцев просто не было аналогичной космической программы.

 

Фотосъемка Луны с близкого расстояния

В начале 1960-х годов США предпринимали попытки доставить на лунную поверхность контейнеры с научной аппаратурой, то есть фактически совершить жесткую посадку на лунную поверхность. Но старты трех космических аппаратов оказались неудачными. Поэтому на второй модификации аппаратов “Рейнджер” поставили несколько телекамер, чтобы показать поверхность Луны с близкого расстояния. В июле 1964 года “Рейнджер – 7” блестяще выполнил поставленную перед ним задачу и передал несколько тысяч изображений Луны вплоть до того момента, как он врезался в лунную поверхность.

Это был значительный успех американцев, но он опять же никак не связан с “лунной гонкой” – программы, похожей на американскую программу “Рейнджер”, у Советского Союза не намечалось.

 

Первая посадка на Луну

В 1964 – 1965 годах СССР предпринял пять неудачных попыток посадить космическую станцию на поверхность Луны. Удачной оказалась только шестая попытка: в феврале 1966 года космический аппарат “Луна-9” первым высадился на Луне и передал на Землю фотоизображение лунной поверхности.

У США была своя программа высадки на Луну автоматических аппаратов “Сервейор”. “Сервейор-1” совершил посадку 2 июня 1966 года – на три месяца позже советской космической станции. Следовательно, поскольку у СССР и США были похожие и конкурирующие друг с другом космические программы, нужно признать: гонку по высадке на Луне автоматического аппарата Советский Союз выиграл.

 

По орбите вокруг Луны

В апреле 1966 года советская космическая станция “Луна-10” стала первым искусственным спутником Луны.

У американцев аналогичная программа называлась “Лунар Орбитер”. Первый “Лунар Орбитер” вышел на окололунную орбиту в августе 1966 года, на четыре месяца позже советского космического аппарата.

Американская программа “Лунар Орбитер” и программа советских спутников Луны по своей конечной цели – запуск окололунного спутника –близнецы. Следовательно, СССР блестяще выиграл этот этап космического соревнования.

 

Облет Луны и посадка на Землю

15 сентября был успешно запущен космический аппарат, получивший название “Зонд-5”, – Советский Союз начал испытания космического корабля для облета Луны человеком. После облета Луны “Зонд” вернулся к Земле и произвел приземление по баллистической траектории.

У американцев не было программы облета Луны и возвращения на Землю автоматических аппаратов. Поэтому этот успех советской науки и техники тоже не может считаться выигрышем СССР в космической гонке.

 

Полет животных вокруг Луны

10 ноября к Луне отправился “Зонд-6”. Космический аппарат облетел Луну и вернулся на Землю. Полет вокруг естественного спутника Луны впервые совершили животные – черепашки.

И снова нет оснований считать этот успех СССР победой в пресловутой “лунной гонке” – США не планировали полеты животных вокруг Луны.

 

Облет Луны человеком

Программа полетов автоматических кораблей “Зонд” была прологом к пилотируемому полету вокруг Луны советских космонавтов. Космонавты, прошедшие подготовку по лунной программе, обратились с письмом в Политбюро ЦК КПСС, в котором просили разрешения на проведение пилотируемого полета к Луне. На Байконуре был подготовлен к запуску комплекс “Протон-К” – “Союз 7К-Л1”, и 8 декабря 1968 года космонавты были готовы к полету. Но высокий риск полета и продолжающиеся появляться на ракете-носителе неполадки не позволили осуществить этот запуск.

21 декабря 1968 года Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс стартовали к Луне на борту космического корабля “Аполлон-8”. Впервые люди покинули околоземное пространство. Спустя три дня корабль вышел на окололунную орбиту и несколько раз облетел вокруг Луны. К новому году космонавты успешно вернулись на Землю.

А что же лунная миссия советских космонавтов? После осуществления полета “Аполлона-8” актуальность осуществления пилотируемого облета Луны в рамках программы “Союз 7К-Л1” пропала. Космический корабль запустили в январе 1969 года в беспилотном варианте. На этапе выведения на околоземную орбиту произошла авария ракеты-носителя “Протон-К”. Система аварийного спасения космического корабля не сработала. Если бы на борту “Союза 7К-Л1” в том полете были космонавты, они неминуемо бы погибли… Руководство СССР приняло решение отказаться от пилотируемого облета Луны.

Итак, вроде бы США выиграли этот этап соревнования в космосе: американские космонавты первыми облетели Луну.

Но и тут есть кое-какие нюансы, на которые хотелось бы обратить внимание. Хотя, и в СССР, и в США планировалось на первом этапе исследований Луны человеком совершить пилотируемый облет естественного спутника Земли без посадки на ее поверхность, но в США этот этап был только промежуточным, а главной целью с самого начала была высадка человека на Луну. А вот в СССР был специальный проект пилотируемого облета Луны, не связанный с высадкой космонавта на ее поверхность. Именно этот специальный проект зимой 1968 – 1969 годов и не был доведен до осуществления.

Кроме того, советский проект предусматривал облет Луны по баллистической траектории без выхода космического корабля “Союз 7К-Л1” на окололунную орбиту. Американцы же сразу намеривались вывести “Аполлон” на орбиту вокруг Луны без баллистических пролетов. И блестяще справились с этой задачей.

То есть опять гонки аналогичных по своей конечной цели космических проектов СССР и США не было.

 

Высадка космонавтов на Луну

Где американцы первенствовали бесспорно, так это в высадке на Луну человека. Как уже говорилось выше, в июле 1969 года космонавты США первыми ступили на поверхность Луны.

Правда, и здесь не обойтись без кое-каких замечаний. Американскую программу высадки на Луну президент США Джон Ф. Кеннеди громогласно провозгласил 25 мая 1961 года. А советский проект высадки человека на лунную поверхность окончательно оформился только к 1964 году.

Уже в октябре 1961 года состоялся первый полет экспериментального прообраза американской лунной ракеты – “Сатурна-1”. Сама лунная ракета “Сатурн-5” впервые взлетела 9 ноября 1967 года. Первую попытку запустить свою ракету-носитель Н-1 для осуществления лунной экспедиции СССР предпринял только в феврале 1969 года. Ракета взорвалась после старта и упала на Землю. Неудачными оказались и еще три попытки стартовать в 1969, 1971 и 1972 годах.

Кроме того, на американскую программу высадки на Луну человека было затрачено 25 миллиардов долларов. Советское правительство выделило на эти же цели в несколько раз меньшую сумму…

То есть на деле получилась не “лунная гонка” двух равных по силам участников, а очередное соревнование в стиле “Догоним и перегоним Америку!” да еще при весьма скудном финансировании советской лунной программы.

 

Еще две блестящих победы СССР

В 1970 году, уже после высадки на Луну американских космонавтов, советская космическая станция “Луна-16” в автоматическом режиме совершила посадку на Луну, выполнила забор лунного грунта и доставила его на Землю. В том же году на Луну высадился советских самоходный аппарат – “Луноход-1”.

Это огромный успех СССР, но опять же рассматривать его в качестве победы над американцами в некой “лунной гонке” нет смысла: у США просто не было в разработке аналогичных проектов.

 

Проиграл ли СССР “лунную гонку”?

На основании изложенных выше фактов можно прийти к выводу, что “лунной гонки” между СССР и США фактически не была. Да, была конкуренция при осуществлении некоторых сходных по конечной цели космических проектов. Какие-то удалось первыми выполнить американцам, какие-то – Советскому Союзу.

Но то, что принято называть “лунной гонкой”, на самом деле было осуществлением серии национальных проектов исследования Луны СССР и США. Никакой глобальной “лунной гонки” между Советским Союзом и Соединенными Штатами – не было.

Поэтому СССР эту “лунную гонку” и не проигрывал.

 

 

Лунное закулисье

 

Предисловие

 

В июне, в самом начале полуторамесячного отпуска, который любезно предоставил мне и Инге Лаукайте наш куратор по “школе миростроителей” Чеслав Волянецкий, я решил упорядочить свой журналистский “архив” – ужасно надоел этот огромный ворох бумаг, сложенный в картонный ящик.

Покопавшись в бумажных залежах, с удивлением обнаружил, что если в определенном порядке рассортировать их, то часть бумаг сама собой складывается в некое подобие документальной повести о событиях, которые имели место осенью минувшего 1968 года. Я же выступлю не столько автором нового опуса, сколько его составителем, поскольку среди найденных в “архиве” творений обнаружились не только мои интервью с крупными советскими учеными и конструкторами, но и документы, написанные другими людьми, – увы, не опубликованные в свое время по той или иной причине.

Мартын Луганцев, 21 июля 1969 года

 

 

Глава 1

“Нас напутствовал Циолковский”

(Интервью журналиста Мартына Луганцева с профессором М.К.Тихомировым)

 

– Михаил Клавдиевич, вас называют одним из основоположников нашей космонавтики…

– Это распространенное заблуждение, – он решительно прерывает меня и хохочет. – Вымыслы и домыслы злопыхателей!

Мы сидим на веранде дачи, которая принадлежит моему собеседнику, профессору Тихомирову. На покрытом белоснежной скатертью столе огромный самовар, тарелочки с вареньем и выпечкой, блюдца и чашечки с чаем. Тихомиров охотно согласился встретиться и ответить на мои вопросы, но попросил приехать к нему на дачу. Сказал, что слегка приболел и не хотел бы возвращаться в Москву. Инга тоже собиралась поехать со мной, но в последний момент начальник отдела откомандировал ее на стройку в Останкино – там завершалось строительство нового всесоюзного телецентра, и “Новые известия” намеревались напечатать об этом фоторепортаж.

– Но именно так о вас говорят и Сергей Павлович Королевин, и Василий Павлович Михеев, и многие другие ваши коллеги, – я настойчиво продолжаю гнуть свою линию. Для “затравки” будущей статьи мне нужно, чтобы Тихомиров рассказал о становлении нашей отечественной космонавтики. А его роль в этом становлении действительно трудно переоценить. – Вы были заместителем Главного конструктора по программам первых пилотируемых ракетных полетов. Вы предложили общую схему нашей знаменитой ракеты Р-7. Вы разрабатывали первый спутник и орбитальный корабль “Восток”…

– О, вы основательно подготовились к беседе, Мартын Андреевич! – Тихомиров смеется. Смех у него негромкий, похожий на легкое покашливание. – Глядишь, я и в самом деле почувствую себя корифеем! Зазнаюсь и остаток жизни проживу с задранным носом!

– Но ведь все это правда! Вам есть, чем гордиться.

– Это не совсем правда, – Тихомиров утирает носовым платком выступившие от смеха слезы и качает головой. – Во всех этих разработках участвовало очень много толковых и умных ребят. Настоящих конструкторов и проектантов. Как у нас принято говорить, мастеров своего дела.

– Однако общее направление работ всегда задавали вы. Не спорьте, пожалуйста, – я жестом останавливаю уже готового возразить Тихомирова, – я действительно хорошо подготовился к нашей встрече и перерыл целую кучу книг. Кроме того, вы единственный из руководителей нашей космической программы, кто лично встречался с Константином Эдуардовичем Циолковским незадолго до его кончины.

– С Константином Эдуардовичем я действительно встречался, – соглашается Тихомиров, но тут же лукаво щурится:

– Но знал бы кто, о чем мы с ним говорили!

– Ну, и о чем?

– Вопреки распространенному мнению, о перспективах космонавтики мы тогда говорили очень мало. Константина Эдуардовича интересовали больше вопросы философского характера. Вселенная, жизнь, человек… Место человечества на полотне гигантской картины мироздания. Н-да… Он, кстати, к концу жизни пришел к выводу, что без посторонней помощи человечеству будет очень трудно освоить даже нашу собственную Галактику.

– Это как же? – слегка опешил я. – Какая еще посторонняя помощь?

– А вот так, – Тихомиров пожимает плечами. – Циолковский считал, что уже на первом этапе космических исследований очень желательно объединение человечества с другими родственными цивилизациями для исследования дальней Вселенной. Без такого объединения продвижение людей в глубины Галактики может быть серьезно затруднено. А то и вовсе невозможно. Даже до ближайших звезд мы в одиночку вряд ли доберемся.

– Ничего себе! Значит, если мы на просторах Солнечной системы не встретим каких-нибудь братьев – марсиан, нам так и вековать до конца времен на собственной планете?

– Вполне может быть, – Тихомиров чуть прищуривает глаза, будто пытается сфокусировать взгляд и заглянуть в будущее. – Хотя Константин Эдуардович мог и ошибаться. Ведь он до самой своей кончины так и не решился опубликовать эту свою гипотезу. Решись он на это, можно себе представить, какой всплеск интереса к космическим исследованиям последовал бы в философской среде!

“Нет, пора потихоньку выгребать из этих философских джунглей на просторы практической космонавтики, – мысленно убеждаю я себя. – У меня что в повестке дня значится? История практической космонавтики. А мы все дальше и дальше отклоняемся в философские дебри”.

– Михаил Клавдиевич, – я решаюсь круто изменить линию нашего разговора, – а когда, по-вашему, началось становление советской практической космонавтики? Во времена Циолковского, как я понимаю, и Королевин, и вы все-таки больше занимались отработкой ракет и их двигателей, чем подготовкой к штурму космоса. Или я не прав?

Тихомиров задумывается на несколько секунд, откинувшись на спинку плетеного кресла.

– Знаете, Мартын Андреевич, в тридцатые годы мы как-то не отделяли одно от другого. Да, конечно, собственно ракетами мы занимались больше, хотя и о космических полетах тоже мечтали. Но в более отдаленной перспективе. Не забывайте, что Ракетный научно-исследовательский институт, в котором мы работали вместе с Королевиным, был все-таки полувоенной организацией. От нас руководство страны ожидало, прежде всего, военных разработок. Мы делали ракетное оружие. А космонавтика… В практическую плоскость наши космические исследования перешли уже после войны. Когда Королевина в сорок четвертом году освободили из “шарашки”… Кстати, вы в курсе, что Королевин шесть лет провел в местах не столь отдаленных?

– Знаю, – киваю я. – По ложному доносу. С июня тридцать восьмого…

– Ага, да… Так вот практической космонавтикой мы начали заниматься уже после войны. В сорок шестом Королевин, Михеев, Чертков, другие наши товарищи отправились в Германию, чтобы изучить на месте ракеты Вернера фон Брауха и всю технологию ракетного дела. Тогда среди немецких разработок и были найдены эскизные проекты двухступенчатой ракеты дальнего действия. Вторая ступень этой ракеты была похожа на ракетный самолет и после запуска практически оказывалась в космическом пространстве. Хотя, конечно, и не могла еще совершить полет вокруг земного шара – та немецкая ракета в целом еще не обладала требуемой мощностью.

– Насколько мне известно, немцы так и не смогли испытать эту ракету…

– Кто его знает… Есть версия, что в январе и феврале 1945 года Вернер фон Браух решился на два пилотируемых пуска своего чудовищного детища. Но оба запуска пилотируемого варианта немецкой “Фау” оказались неудачными. Поэтому сегодня и фон Браух, и его соратники предпочитают не говорить на эту скользкую для них тему. Никому не хочется, чтобы история пилотируемой космонавтики начиналась с двух смертей.

– Как я понимаю, мы в практической космонавтике пошли свои собственным путем…

– Да, мы сразу отыскали свою собственную тропинку. Которая, как принято говорить, со временем превратилась в широкую дорогу.

– С чего все началось, Михаил Клавдиевич?

Морщинки сгущаются вокруг его глаз.

– Пожалуй, все началось в августе 1944 года. Польские партизаны обнаружили фрагменты разбившейся “Фау-2”, и советское командование для изучения этих обломков отправило в Польшу специальную группу…

Тихомиров отхлебывает уже подостывший чай из чашки, и начинает рассказывать. О том, как в первые же дни после войны наши специалисты обнаружили в Германии очень крупную боевую ракету, которая по своим возможностям существенно превосходила любую из тогдашних экспериментальных советских ракет. О том, как стали прикидывать, как можно использовать это “немецкое наследство”, и Тихомиров с коллегой Колей Черныхиным пришли к идее создать на базе модернизированной “Фау-2” пилотируемую ракетную систему для исследования космического пространства.

 – Но реализовать наш замысел оказалось не так-то просто, – на лбу Михаила Клавдиевича обозначаются глубокие морщины. Взгляд скользит в пространство мимо меня. Тихомиров снова мысленно переживает те уже далекие события двадцатилетней давности. – Свой проект мы назвали ВР-190 – предполагалось, что “Фау” с пилотируемой капсулой на борту поднимется на высоту примерно 190-200 километров над Землей. Обратились в Минавиапром с предложением о внедрении проекта. Вот тут-то и начались бюрократические рогатки… Министерство в тот послевоенный год было буквально завалено военными разработками: авиация становилась реактивной, требовалось перепрофилирование предприятий и строительство новых заводов, испытательных баз и аэродромов. А тут мы со своим мирным проектом изучения космоса. Нас с Николаем стали откровенно “динамить”, притормаживать наш проект. Тогда мы набрались смелости и в мае написали письмо лично товарищу Сталину. Каким-то чудом наше письмо таки дошло до адресата, Иосиф Виссарионович ознакомился с проектом и прямо на обложке написал очень конкретную и короткую резолюцию: “Реализовать!”. Одно слово Сталина – и все бюрократические препоны словно ветром сдуло! Ну, а тут еще в 1946 году был создан специальный комитет по ракетной технике, который возглавил Лаврентий Павлович Берия. Наш проект, естественно, подчинили этому комитету. Среди всех ракетных разработок, которые Берия в те годы курировал, наш с Колей Черныхиным проект был единственным, в котором на ракете должен был стартовать человек. И наш ВР-190 стал “любимым детищем” Лаврентия Павловича…

 Пять лет спустя проект вышел на стадию практической реализации. Летом и осенью 1951 года состоялись шесть пусков ВР-190 с собаками на борту. И только когда техника была уже полностью отработана, решились на пилотируемый полет. Еще до начала испытательных пусков, в марте 1951 года, была отобрана группа из семи будущих космонавтов. Сергей Анокин, Петр Долгов, Ахмет-хан Султан, Анатолий Павлин, Федор Бурцин, Алексей Ледовский, Андрей Митков – сегодня имена этих людей известны всей планете. А в начале пятидесятых о них знали немногие. Создание отряда космонавтов не афишировалось. Во-первых, руководство в Кремле очень не хотело, чтобы кто-то перехватил у СССР идею ракетного прорыва к звездам. А во-вторых, четверо из ребят – ракетолетчиков параллельно с подготовкой к полетам на ВР-190 работали и по совершенно секретной военной тематике. Они участвовали в отработке крылатой морской ракеты “Комета” в качестве пилотов – испытателей.

Собаки во время испытательных полетов летали парами. Конструкторы считали, что и в первый полет с людьми на борту должны отправиться тоже два испытателя. Но Берия вызвал Тихомирова в Кремль, внимательно выслушал и сказал: “Пусть в первых двух полетах участвует по одному летчику. Если все пройдет хорошо, будем запускать людей парами”. Лаврентий Павлович был жестким человеком, но осторожным. И хорошо понимал, что случись что-то во время первого пуска сразу с двумя пилотами, Сталин бы ему этого не простил никогда.

– Пятого мая 1952 года испытатель Сергей Анокин сел в кресло пилота капсулы ВР-190, – Тихомиров пробует ладонью бок самовара:

– Остыл. Еще чаю хотите?

– Нет, Михаил Клавдиевич, спасибо.

– Ну, тогда я обойдусь и остывшим, – он наливает в чашку теплой воды из самовара, добавляет немного заварки и отпивает:

– Ну, вот и замечательно. Для моих скромных вкусов, так вполне подходящий напиток… Анокин совершил первый полет в одиночку. Волновались мы в день старта страшно. И Берия тоже очень волновался. Прилетел на космодром за два дня до пуска, ходил по монтажным залам и все проверял едва ли не лично. Сережа Анокин мне уже потом, лет через пять после своего полета, рассказал прелюбопытнейшую историю. Перед самым стартом, когда Анокин и его дублер Ахмет-хан Султан уже одели свои высотные скафандры, Берия взял Анокина за локоть и отвел в сторону, подальше от чужих глаз и ушей. Вытащил из внутреннего кармана своего маршальского кителя маленький пистолет и протянул его Анокину: “Сережа, в этой штучке пять патронов. Тебе хватит. Спрячь ее где-нибудь, чтобы никто не видел, понял?” “Лаврентий Павлович, – начал Анокин, – я не понимаю…” “Чего ты не понимаешь? – резко прервал его Берия. – Что мы с тобой оба заложники – не понимаешь? Если в полете что-то пойдет не так, – лучше застрелись. Даже если выживешь после аварии, нам с тобой обоим будет крышка, понимаешь? Можешь поверить, лучше тебе будет застрелиться, чем попасть в руки ребят с Лубянки”. Повернулся и пошел. Анокин, конечно, взял пистолет с собой. Мало ли что… Вот такие были времена тогда, Мартын Андреевич… Слава Богу, что полет прошел без замечаний.

– Да… Я представляю, что вы чувствовали в тот день…

– Ну, всю гамму наших чувств представить себе трудно, – Тихомиров грустно улыбается. – Мне в те минуты, когда ракета с Анокиным ушла с пускового устройства, казалось, что у меня просто останавливается сердце. Ведь если бы что-то случилось… Анокин бы наверняка погиб. У нас ведь на ракете даже системы катапультирования не было. Авиационщики в те годы так и не смогли предложить ничего, что нас, создателей ракеты, устроило бы в полной мере. Сережа Анокин очень рисковал… Мартын Андреевич, поверьте, эти пятнадцать минут после старта первой капсулы ВР-190 были, наверное, самыми страшными в моей жизни… Сергей все время был на радиосвязи, подробно докладывал о всех особенностях полета – перегрузках, невесомости, колебаниях капсулы… Но я бы тогда полжизни отдал бы, чтобы быть в ракете вместо него!

Несколько секунд Тихомиров сидит молча, потом продолжает:

– Наконец, от поисковой группы по радиосвязи пришло сообщение об успешной посадке капсулы. Чуть позже поступил доклад и от самого Анокина, что он жив-здоров, самостоятельно выбрался из ракеты и находится на вспаханном поле около какого-то села, ожидая бригаду встречающих. Что тут началось! Все выскочили из командного пункта, смеются, орут, обнимаются. Берия тут же организовал две или три бутылки коньяка, стаканы, и мы без закуски, стоя среди астраханской степи, выпили за успех нашего первого космического пуска. Вот такой он был человек, наш Лаврентий Павлович: в кармане пистолет на случай неудачи, а в машине – бутылки с коньяком для того, чтобы отпраздновать победу. Кстати, о победе… Мартын Андреевич, знаете, когда у капсулы ВР-190 появилось наименование “Победа”? Да вот тогда и появилось, после тоста “За нашу победу!”, произнесенного прямо в степи. Берия подозвал меня и говорит: “Михаил Клавдиевич, готовь информацию об этом запуске для ТАСС. Сегодня у нас какое число? Пятое мая? Через четыре дня будем отмечать седьмую годовщину нашей победы над фашистской Германией. Товарищи, ни у кого нет возражений, чтобы присвоить нашей капсуле ВР-190 наименование “Победа”?” Сами понимаете, возражений не нашлось. Так с тех пор и стала ВР-190 “Победой”…