Текст книги "Лунное сердце - собачий хвост"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Конечно, годы берут свое. Сегодня в космонавтику пришло много молодых ребят – леших, домовых, водяных. Полным ходом осваивают космос и наши женщины – кикиморы, бабки-ежки и навки. Поговаривают, что вскоре снова начнутся дальние полеты к Луне. Будут экспедиции к Марсу и Венере. Полетят, конечно, молодые магические специалисты, колдуны-космонавты новой формации, но… Но не зря же существует поговорка: старый леший и в буреломе не заблудится.

Там, на межпланетных кораблях, наверняка найдется местечко и для меня, первого лунового. Будет постепенно уменьшаться голубой шарик Земли за бортом летящего к Марсу или Венере космического корабля. И будет разворачиваться впереди широкий звездный путь, у которого нет и не может быть конца…

 

 

Лунный дозорный

(сага о лунной любви)

 

1

Я мучился уже больше часа, но подопытная мышь все никак не хотела заходить внутрь теремка.

– С-скотина! – в сердцах выругался я, сконцентрировал свою магическую сущность и произнес входное колдовское заклинание.

Мышка-норушка в ответ презрительно фыркнула, демонстративно улеглась на бок и стала издевательски покачивать в пространстве длинным хвостиком. Мол, видели мы ваше колдовство, доктор наук Дюдюльников, на конце этого самого хвостика. “Нас, мышей лабораторных, – говорил весь ее вид, – колдовством не проймешь! К нам особый подход нужен!”

Она слегка повела носом в сторону холодильника, который стоял в углу лаборатории. Наверняка ведь сыр учуяла!

– А вот ничего ты не получишь, – строгим тоном сказал я. – До завершения эксперимента кормить не буду! Так и знай!

Я сделал глубокий вдох, собираясь продолжить воспитательный процесс в повышенной звуковой тональности, но на мышкино счастье телефон на рабочем столе разразился пронзительной трелью. Я снял трубку.

– Домовой Дюдюльников? – из динамика повеяло ледяным холодом. Голос произносил слова негромко, но четко. – Никанор Никифорович? Вам надлежит завтра ровно в девять часов утра явиться на Лысую Гору в Центральный Комитет Колдовской партии. В келье номер триста двадцать пять вас примет секретарь ЦК товарищ Морфин Марихуанович Гашишев.

 

2

Товарищ Гашишев оказался невысокого роста крепко сбитым водяным, одетым в ладно скроенный темно-синий водолазный костюм и белоснежную рубашку. Среди копны аккуратно уложенных темных волос были едва заметны тонкие нити уже пробивавшейся седины. Вишнево-красный нос секретаря ЦК Колдовской партии венчали крупные роговые очки, похожие на маску ныряльщика. Маленькие черные глазки товарища Гашишева цепко впились в меня, и, казалось, пробуравили до самых костей.

 – Рад вас видеть, товарищ Дюдюльников, – Морфин Марихуанович указал рукой на ряд стульев около стола для заседаний и произнес дежурную фразу:

– Располагайтесь, будьте, как дома!

Я присел на ближний от рабочего стола партийного бонзы стул, а сам хозяин кабинета грузно опустился в огромное кожаное кресло.

Несколько секунд он молча изучающе сверлил меня цепким взглядом, потом пододвинул к себе раскрытую папку-скоросшиватель и принялся читать вслух:

– Дюдюльников Никанор Никифорович, двадцати восьми лет отроду… Доктор маго-физических наук. Член Колдовской партии Лукоморского Союза с одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Партийные взносы уплачены… Тэ-э-экс…

Он отложил в сторону папку с моим делом, еще раз окатил меня ледяным взглядом и сказал:

– Как вы знаете, три года назад на Луне создана наша колдовская база. Центральный Комитет Колдовской партии принял решение направить на нее специального представителя, который будет не только достойно представлять наш Лукоморский Союз в качестве коменданта Луны, но и сможет выполнить обширную программу научно-магических исследований. Станет не просто луновым – лунным исследователем, а настоящим дозорным нашей партии – лунным дозорным!

Морфин Марихуанович сделал шумный вздох, словно ему не хватало воздуха. Я давно заметил: чем с большим воодушевлением оратор произносит речь, тем острее ощущает он кислородную недостаточность. Морфин Марихуанович сейчас был у верхней кромки атмосферы, почти на пороге полного вакуума.

– Специальная комиссия под моим руководством, – Гашишев приосанился, словно стараясь еще раз подчеркнуть свой высокий партийный статус в общественной иерархии нашей колдовской державы, – изучила около ста тысяч личных дел членов партии, целую гору секретных отчетов Комитета магической безопасности. Изучила и остановила свой выбор на молодом колдунисте и ученом-маге Никаноре Никифоровиче Дюдюльникове.

Он замолчал и уставился на меня, явно стараясь оценить мою реакцию на услышанное.

А реакция была двоякой. Внешне я просто окаменел: налилось тяжестью тело, застыл стальным штырем позвоночник, лицо сделалось похожим на гипсовую маску. А внутри… Сердце словно обрело маленькие крылышки и стремительно взвилось куда-то в небесные выси. Я едва смог сдержать радость и ликование.

О полете на Луну я мечтал давно. Завалил все инстанции – от нашего профкома до Президиума Академии магических наук – своими просьбами направить меня на подготовку к космическому полету. И стал отовсюду получать очень вежливые, но категоричные отказы. “Уважаемый доктор наук Дюдюльников Н.Н., в настоящее время наша организация не проводит набор в отряд космонавтов”.

Товарищ Гашишев нетерпеливо кашлянул, прерывая затянувшуюся паузу. Я понял, что должен что-то ответить.

– Я горжусь доверием Родины и Центрального Комитета, – наконец, выдавил я из пересохшего от волнения горла. – Это большая честь для меня. Я приложу все свои силы, чтобы выполнить задание родной Колдовской партии!

Так я стал космонавтом и луновым.

 

3

Запуск лунного маго-корабля с Байкодрома состоялся точно в срок. Едва мой лунолет набрал скорость, я включил маленький радиоприемничек, чтобы послушать по “Магическому маяку” последние новости. Динамик крякнул и сообщил торжественно-звенящим голосом:

– Говорит Лысая Гора – столица Лукоморского Союза. В эфире – специальный выпуск новостей. Новое большое достижение колдовской науки и магической техники! Сегодня в сторону Луны осуществлен запуск маго-корабля “Дядька Черномор”. Пилотом-космонавтом корабля является гражданин Лукоморского Союза, доктор маго-физических наук Дюдюльников Никанор Никифорович…

Голос еще долго распинался о моих научных заслугах, чистой партийной биографии и прочей ерунде, но я не слушал. Я закрыл глаза, расслабился и уснул. Подготовка к космическому полету так утомила меня, что трое суток – фактически весь путь к Луне – я самым безмятежным образом проспал. Просыпался только чтобы поесть, немного привести себя в порядок и доложить в Колдовской центр управления полетом о своем самочувствии.

Посадка на Луну прошла спокойно и без проблем. Высадив меня около самой колдовской станции, “Дядька Черномор”, полыхнув на прощание факелом работающего ракетного двигателя, по постепенно изгибающейся траектории ушел в черное лунное небо.

Я остался совершенно один среди острых пиков гор и иззубренных окружностей кратеров, океанов и морей сухой пыли, множества хаотически разбросанных валунов и камней…

 

4

На пятые сутки пребывания на лунной поверхности я обнаружил, что являюсь не единственным обитателем Луны.

В тот вечер я закончил подготовку метлы Бабы-Яги к полету над лунной поверхностью для проведения обзорной фотосъемки. Деревянная палка с веником на конце и фотокамерой “Полароид”, закрепленной на ее верхней оконечности, круто взмыла в черное небо и легла на расчетный курс. Я проводил ее взглядом, повернулся, чтобы идти домой, и удивленно охнул.

Примерно в полусотне метров от меня вокруг небольшого кратера кружили в хороводе полтора десятка девиц в длинных разноцветных сарафанчиках. Девушки были на удивление стройны, отличаясь высоко вздернутыми плечиками, плавностью движений и приятной худощавостью слегка заостренных лиц. Время от времени они бросали в мою сторону игривые взгляды, весело похохатывали и негромко о чем-то переговаривались друг с другом.

Я крепко зажмурил глаза, сосчитал до десяти и снова распахнул веки. Девушки не исчезли. Они все так же продолжали кружить вокруг кратера в веселом хороводе.

Одна из них, одетая в розовое платьице длиной почти до самых пят, вышла из общего круга, подбоченилась и звонким молодым голосом завела частушку:

– Мой любимый не простой –

Он дозорный луновой:

В океане и на море

В лунном он стоит дозоре!

Закончив петь, девушка хихикнула, взмахнула беленьким носовым платочком и снова вошла в хоровод. На смену ей выскочила другая девушка – с темными длинными косичками, в голубом сарафанчике:

– Меня с Марса мужичок

Звал с собой на пикничок.

Иноземцу отказала –

К луновому я сбежала!

Она подмигнула мне, весело прыснула в маленький кулачок и смешалась с танцующими вокруг кратера подругами.

Третья девушка, которая отделилась от хоровода, была облачена в зеленое с желтыми кружочками платье. На высокие худенькие плечики был небрежно наброшен большой цветастый платок. Пританцовывая по лунному грунту ножками в красных сапожках на высоком каблуке, девушка пропела:

– Мой миленок в корабле,

Улететь хотел к Земле!

Она взмахнула цветастой косынкой, и остальные девицы дружно подхватили:

– Я его не отпустила,

Поцелуй свой подарила!

С этими словами лунные девушки разомкнули круг хоровода и веселой стайкой ринулись ко мне. Я же стоял истукан истуканом, совершенно не зная, как мне реагировать на столь массовое проявление девичьего внимания.

Девушки в сарафанчиках окружили меня плотным кольцом. Даже сквозь толстую ткань скафандра я ощутил прикосновения их нежных рук. Заливаясь радостным смехом, они принялись по очереди целовать меня в стекло гермошлема. И не успел я перевести дыхание, как вся нижняя часть стекла оказалась усеяна характерными отпечатками губной помады.

Похохатывая, озорницы одна за другой устремились к ближайшему кратеру и нырнули в густую черную тень, которую отбрасывали два крупных валуна на краю кратерной воронки.

Я снова остался один среди тишины и холодного безмолвия лунного пейзажа.

– Нужно немедленно вернуться на станцию, выпить брома, валерьянки и… И стаканчик водки, – произнес я вслух и опасливо покосился на отпечатки девичьих губ на стекле гермошлема. В отличие от лунных девушек оттиски губной помады не исчезли.

– Валерьянку и бром пить не стоит, а вот водочки прими всенепременно, – прозвучал хрипловатый голос у меня за спиной.

 

5

Я резко обернулся.

В двух шагах от меня стоял пожилой неказистый мужичок, одетый в стоптанные сапоги со смятыми в гармошку голенищами, старенькую ватную телогрейку болотно-зеленого цвета и надвинутый почти на самые глаза серенький бесформенный картуз. Из-под распахнутой телогрейки выглядывала вылинявшая тельняшка, неумело подштопанная на груди широкими нахлестными стяжками. В уголке губ незнакомца торчала свернутая из пожелтевшего газетного обрывка толстенькая самокрутка, которой он периодически попыхивал, выпуская изо рта облачка сизого дыма.

– Гуляют девки, – сказал мужичок и кивнул небритым подбородком в сторону кратера, в котором только что исчезла стайка веселых девиц. – Солнышко ведь к вечеру клонится. А когда ж молодежи гулять, как не по вечерам?

Я шумно проглотил застрявший в горле ком и выдавил:

– А… Э… А вы, простите, кто?

Мужичонка некоторое время с недоумением взирал на меня, а потом лицо его расцвело доброй улыбкой:

– Ах, прости старика… Проклятый склероз! Забыл представиться!

Он за козырек приподнял кепку и сообщил:

– Меня Мироном Федотычем кличут. Ты можешь звать просто – Федотычем. По должности я – лунный староста. Староста всея Луны, так сказать.

Он почесал согнутым пальцем темечко, снова нахлобучил картуз на голову и продолжил:

– Из валунного рода мы. Валунный то есть. А ты, стало быть, Никанор Никифорович Дюдюльников? Лунный дозорный Лукоморского Союза, так? Мы намедни про тебя по радио передачу слушали…

– В-вы… – я никак не мог совладать со своей речью. Губы пробирало дрожью. – Ва… Ва… Валунный?

– Валунный, – подтвердил мужичок и кивнул в сторону кратера, в котором скрылись танцевавшие девушки. – А озорницы наши – это девы лунные. Сиречь кратерные.

– К-к-кратерные? – меня трясло в нервной лихорадке.

– Кратерные, – валунный Федотыч глубоко затянулся и выпустил в пространство длинную струю сизого дыма. – Потому, как живут в кратерах!

– Живут, значит, в кратерах… – я сделал глубокий вдох, пытаясь унять колотившееся где-то под горлом сердце. – А там…

Я ткнул указательным пальцем в сторону видневшихся на горизонте округлых холмов и цепи лунных гор.

– А там живут холмовые и горные, – с готовностью пояснил Федотыч. – А есть еще русалки – девы луноморские, ребята массконные да всякие там чуды талассоидные…

– Этого не может быть, – горячо возразил я. – Луна – это абсолютно безжизненное тело. На нем нет ни жизни, ни нежити!

– Это кто ж тебе сказал такую чушь? – осведомился Федотыч, попыхивая самокруткой.

– Наука это говорит! – с жаром выпалил я. – На Луне нет ни естества, ни колдовства!

– Хреновая у тебя наука, если она не замечает совершенно очевидных вещей, – спокойно сделал вывод Федотыч и лукаво прищурил левый глаз:

– И меня, значитца, нету?

– Н-нету, – я энергично замотал головой. – Вы мне просто кажитесь!

На лбу у меня выступил холодный пот. Чертовщина какая-то! Я стою и разговариваю с призраком, с собственной галлюцинацией! Эх, вот ведь беда какая! Спятил ты от одиночества, доктор наук Дюдюльников!

Федотыч молча с любопытством рассматривал меня, докуривая самокрутку.

– По-моему, я окончательно сошел с ума, – сказал я сам себе вслух. – Может, на солнце перегрелся. А может, у меня кислородное голодание началось…

– У тебя началось острое алкогольное недопивание. На почве полного непотребления алкоголя, – подправил мой диагноз Федотыч, отстрельнул пальцами окурок в сторону и окинул меня критическим взглядом:

– Да, братец… Без бутылки ты, пожалуй, и в правду не разберешься… Так что, нальешь стаканчик горькой за знакомство-то али нет? Посидим, погуторим, покумекаем… Заодно и избушку свою покажешь.

Он кивнул в сторону видневшегося из-за камней купола лунной станции.

– Хорошо, пойдемте, – лунный призрак упорно не желал исчезать. И я сделал вывод, что мне действительно лучше поскорее убраться на борт станции. Принять водочки, лечь, отоспаться, – может быть, глюки и рассеются. Сами собой. Ведь не в самом же деле я спятил?

Я повернулся и молча зашагал к куполу. Федотыч бодренько засеменил рядом.

В тамбуре я снял скафандр, а Федотыч тщательно вытер об половик подошвы своих сапог и отряхнул полы телогрейки.

– Пропылился я тут маленько, – пожаловался он. – Ветерка на Луне не бывает… Вот и налипает на тебя постепенно все это лунное пылевое безобразие.

Я осторожно приблизился к нему и тронул за рукав телогрейки. Рукав, вопреки моим ожиданиям, оказался вполне материальным.

– Чудак ты чудило, – усмехнулся Федотыч, проследив взглядом за моей рукой. – Думал, что я привидение, так?

– Думал, – утвердительно кивнул я.

– Нет, – покачал головой лунный гость. – Я – не призрак, я самый что ни на есть реальный субъект!

– Но этого просто не может быть! – в отчаянии вскричал я. – Луна – это безжизненное космическое тело!

– Вот заладил, – Федотыч досадливо поморщился. – Безжизненное, безжизненное… Было безжизненное, а сделалось самым жизненным! Пошли выпьем, что ли? Или ты так и будешь гостя в сенях маять?

Мы отправились на кухню, я достал из холодильника запотевшую бутылочку “Лысогоровской” и колбасную нарезку. Поддел зубчиком вилки металлическую пробку и плеснул на треть водки в два граненых стакана.

– Ну, за здравие, – Федотыч легонько чокнулся своим стаканом о мой и залпом опрокинул водку в рот. Крякнул, занюхал рукавом телогрейки и потянулся за колбасной нарезкой.

Я тоже одним глотком выпил водку и взял колечко колбасы.

Некоторое время мы молчали, пережевывая “лукоморскую особую”.

– Ладно, – махнул рукой Федотыч. – Не буду тебя терзать неизвестностью. Наливай по второй, и я тебе все расскажу.

 

6

…В начале нынешнего века в глухой восточно-сибирской тайге вблизи реки Подкаменная Тунгуска было большое поселение подлунного народа. Жили в бревенчатых избах, просто и некооперировано – без людей, то есть. Да и какие в тех местах могли быть люди? На сотни верст вокруг непроходимая тайга, темные чащи да топкие болота. Правда, изредка случалось, что охотники за дичью или золотишком в своих исканиях забредали и сюда, в самую глушь, но им так умело отводили глаза, что незваные пришельцы покидали берега Подкаменной Тунгуски в полном и непоколебимом убеждении, что на ее берегу нет ни единой души – ни живой, ни неживой.

Жили в подлунной деревне весело и дружно. Лешие и бабки-ёжки в лесу промышляли: кто зверье мелкое добывал, кто грибы собирал, кто травы целебные выискивал. Водяные и русалки славились на всю округу рыбной ловлей – таких сомов и щук, бывало, поднимали со дна, что ни одну вывихнутую от удивления челюсть потом вправляли знахари-эскулапы да бабки-ворожки. Ну, а домовые и белокурые навки, само собой разумеется, шарились больше по домашнему хозяйству. Навки хлеба пекли знатные и компоты варили разные, а домовые кузнечным и скорняжным делом занимались.

Так оно жилось – велось аккурат до раннего утра 30 июня 1908 года от Рождества Христова.

В то страшное утро народец подлунный проснулся от диких воплей бабы-яги Парашки – нашей самой вещательной вещуньи:

– Ой, беда! Ой, летит!

Народ, знамо дело, двери и окна пораспахивал, наружу спросонья выглядывает, интересуется: что, мол, да где?

Смотрят, бежит по улице деревенской тетка Парашка. Босая, расхристанная, волосы нечесаные торчат во все стороны. Бежит и орет, что есть мочи:

– Ой, чую! Ой, горе летит страшное!

И тычет толстым пальцем куда-то в ясное утреннее небо на западе.

Людишки подлунные на двор повысыпали, колдовские чары сотворили и тоже прислушались. Коллективно, значит.

И точно – большая беда с неба летит. Целит угроба небесная точнехонько в самый центр нашей деревни.

А надобно сказать, Никанорушка, что лет за десять до этого было гениальное по своей прозорливости предсказание англицкого подданного Гербертия Уэлльского: ожидать, мол, следует вскорости нашествия с кровавой марсиянской планеты. Прилетят на Землю осьминогии сухопутные, ходить будут на избах трехногих да народ человеческий – а заодно и нас, народец подлунный, – жечь лучами непонятными, истреблять смертно.

Прав оказался иноземец Гербертий. Стоим мы всем миром посреди улицы деревенской и вправду чуем: летит страсть небесная, несет внутри себя треножники проклятые.

Что тут сделалось! Мужики растерянно репы чешут, бабы голосят, ребятишки орут. Паника, одним словом. Неуправляемая политическая ситуация, понимаешь ли…

Ты, Никанор, водочки плесни-ка… Благодарствую… Эх, хорошо пошла, вернуться не обещала!

Да… Я как увидел такое дело, рев этот многоголосый да страх всеобщий, призадумался, но не растерялся. Вышел посеред улицы, кинул шапку под ноги и крикнул, что есть мочи:

– Братия и сестры мои! Народец подлунный!

Голос у меня тогда был еще молодой, зычный. Мгновенно установилась тишина.

– Нешто так и сгинем все вместе? – спрашиваю громко. – Не дадим отпора тварям небесным?

Вижу, оклемываются постепенно наши мужички с бабами. Приумолкли, призадумались. Да и у ребятишек соплей поубавилось. Проняло их, значит. Упали мои слова на благодатный грунт, то есть.

– А ну-ка, – говорю громовым молодецким голосом, – встанем все дружно за землю отеческую! Соединим в одно целое чары да магию нашу и врежем силушкой богатырской по вражине марсиянской!

И поняли меня, родные мои, послушались. В единый большой круг стали мы все, от мала до велика – и ёжки-бабки, и водяные, и лешие с русалками, и домовые с навками.

555

– Повторяйте за мной, – кричу я, – заклинание! Слог за слогом, слово за словом!

Поднимаю взгляд, смотрю на запад. А там, на небе, уже ярким шаром мчится прямо к нам снаряд небесный, вражеский.

Эх, и врезали же мы по тем тварям небесным, Никанорушка! Земля-матушка затряслась, Подкаменная Тунгуска дыбом стала, ветер неодолимый деревья аки спички валить начал. И, не дойдя версту-другую до земли, рванула прямо в небесах гадость марсиянская – даже щепочки от нее не осталось.

Да вот только впопыхах оплошали мы. В формуле магической синус с косинусом перепутали да в знаменателе в седьмом после запятой знаке логарифма натурального ошиблись.

Тварь небесная рассосалась бесследно, но из-за ошибки нашей коллективной на ее месте возник эффект всасывающий. Я и чихнуть не успел, как между Землей и Луной образовался гиперпространственный коридор, охватил основанием всю нашу округу аккурат на шесть сотен верст и в одно мгновение перекинул ее с груди Земли-матушки на поверхность Луны-тетушки.

Ты, Никанор Никифорович, давеча прав был. Луна безжизненная была. До нашего появления здесь, значит. Таки не соврала твоя земная наука. Не было на Луне ни реальной жизни, ни магически-колдовской. Голый безжизненный и пыльный шар от полюса и до полюса.

Но когда деревня наша возникла на лунной поверхности, случилось вот что. Сила тяготения Луны, которая в шесть раз меньше земной, да полное отсутствие атмосферы вплоть до вакуума в одно мгновение разодрали, растянули нашу деревеньку с ее окрестностями по всей тверди лунной. Произошло то, что мы потом назвали разшестерением. Была одна избушка – стало шесть в разных частях Луны. Был один леший – разделился на шесть совершенно одинаковых колдовских сущностей. Вместо одной русалки – гляди-ка, шестеро шлепают платьями-ластами по сухой поверхности морей лунных. Ну, и нас – Федотычей то есть – тоже стало шестеро. И все силы наши колдовские да магические тоже на шесть долей поделились.

Сначала, конечно, непривычно было. Идешь, бывало и думаешь: что там и как там мои пять шестых делают? Не болеют ли? Не в кручину ли с безнадегой впали по Земле-матушке, навеки потерянной?

Потом постепенно все наладилось. Установили связи вокруглунные, почтовое сообщение наладили. Обжились, одним словом. Правда, пришлось немного переквалифицироваться в связи со сложившимися обстоятельствами. Русалки сделались морячками лунными, домовые – валунными, лешие – горскими. Ну, а навки стали девами кратерными.

Меня же на выборах общелунных избрали местным старостой. Выборы, кстати были демократические, на альтернативной основе, – из шести одинаковых Федотычей народец наш лунный именно меня и выбрал.

Вот так теперь и живем здесь, хлеб жуем да воду пьем.

…Федотыч закончил свой рассказ, вытащил вилкой из банки с соленьями огурец и аппетитно захрустел.

– Слушай, Федотыч, – мы уже после первой бутылки окончательно перешли на взаимное и демократичное “ты”, – а я все-таки в толк не возьму, как вы выжили? Без воздуха, без воды…

– Не догадываешься? – валунный удивленно вскинул седые брови. – Так ведь вся живность, озера, деревья, что были в округе на шестьсот верст около селения нашего, тоже на Луне оказались. И тоже здесь разшестерились. Так что у нас вдоволь теперь и атмосферы колдовской, и водички, и зверья всякого.

Он весело подмигнул и залпом допил из своего стакана остатки водки.

– Неужели за столько лет вы так и не смогли подать весточку о себе на Землю? – я вытащил из холодильника третью бутылку водки и замороженную курицу. – Хоть словечком колдовским? Хоть миганием магическим?

– Пытались, – икнув, закивал Федотыч. Свой мятый картуз он уже давно снял и отложил в сторону. Его волосы были достаточно коротко и аккуратно острижены, на макушке головы розовел островок небольшой лысенки. – Но ведь наше колдовское слово, Никанорушка, теперь тоже поделено на шесть. То есть мощности магической не хватает, чтобы дотянуться до Земли. Радио наши умельцы лунные тоже придумали, изобрели, значит. Слушать земные колдовские новости мы нынче уже можем. А вот самим что-нибудь передать – нет, энергетически пока не тянем…

Он похрустел огурчиком и продолжил:

– Ты нашим девам лунным сразу приглянулся. Вот и уговорили они меня пойти с тобой на прямой контакт. Установить дружеские связи с полномочным представителем Земли-матушки. Со всеми вытекающими отсюда дипломатическими последствиями.

– За это стоит выпить, – я открыл новую бутылку водки и сунул курицу в духовку.

– Слушай, Никанор, – Федотыч хитро подмигнул, – а что мы с тобой вдвоем-то квасим? Прямо, как алкоголики какие… Может, девчонок позовем? Знаешь, какие у нас тут лунные бабцы водятся? У-у-ух!

 

7

 Земля установила дипломатические отношения с Луной всего за пару суток. ЦК Колдовской партии сразу же предложил Независимой Луне войти в состав Лукоморского Союза шестнадцатой союзной республикой. Федотыч почесал в затылке, принял с бодуна на грудь рюмашку водочки и дал согласие. Вселунный референдум, оперативно проведенный уже на следующий день, единогласно утвердил решение лунного старосты.

И начались трудовые лунные будни…

Днем я самым добросовестным образом работал на лунных просторах на благо мировой колдовской науки. А вечером мы с Федотычем и кратерными девушками устраивали развеселые сабантуйчики. Я, было, завел с местными девами два-три романчика с легкой претензией на серьезность. Но, увы, из этого ничего путного не получилось. Сильно мешало разшестерение лунного народа. Вы можете себе представить, что такое одна шестая любви? А шестая часть интимной близости?

А вот с компьютерным мозгом колдовской лунной станции у меня установились достаточно близкие, я бы сказал, даже дружеские отношения. Раз в неделю мы резались с ним в бильярд или перекидывались в картишки. Компьютерный мозг при этом отчаянно жульничал, совсем как мой бывший коллега по Звездному городку леший Пашка. Это было настолько похоже, что, в конце концов, я так и стал именовать этого представителя искусственного интеллекта – Пашкой и частенько посылал его “к лешему”.

После новогодних праздников я собрался съездить к Морю Дождей: где-то там полтора года назад затерялся советский космический аппарат “Луноход-1”. В одно прекрасное лунное утро он просто не вышел на связь. Версии были разные – исчерпалось топливо, нарушилась герметичность приборного контейнера. Версии – версиями, а разобраться я хотел самостоятельно. Комендант Луны – должность ответственная. И выполнять свои служебные обязанности, поддерживать порядок на вверенном мне небесном теле, я намерен был со всей серьезностью и строгостью.

– Поезжай, поезжай, – дружески напутствовал меня Федотыч. – Может, заодно и с гангреной нашей разберешься!

– Какой еще гангреной?

– Да, живет в тех краях кто-то… Или что-то, – Федотыч нахмурился и раздосадовано взмахнул рукой. – Никак в толк не возьму, откуда оно и взялось! Спрашивали его не один раз: ты кто? А оно в ответ все одно и тоже: гангрена да гангрена! Лютое, что стерва болотная!

На следующий день я вывел из гаража колдовской глайдер “Сивка-Бурка” и отправился к побережью Моря Дождей.

 

8

Глайдер шел над лунной поверхностью легко и быстро. Пейзажи вокруг расстилались привычные, лунные. Я за время пребывания на Луне уже научился смотреть на мир разшестеренным взглядом лунян, и поэтому наслаждался красотой местных садов и полей, тенистой темнотой рощ и свежестью полей, жмурился от ярких бликов солнечных лучей в водах местных речушек и озер. Несколько раз, когда я проезжал мимо лунных поселений, за мной с радостным визгом бросались вслед лунные ребятишки. Мне дарили свои чарующие улыбки кратерные девы, крепкие валунные парни не один раз помогли мне сориентироваться среди раскинувшихся вширь и вдаль лунных просторов.

По моим расчетам до района, где затерялся “Луноход” оставалось не более пары километров, когда перед носом моего глайдера словно из-под… э-э-э… луны вырос большой заостренный камень, похожий на огромный драконий клык. На гладкой поверхности камня, обращенной ко мне, на немецком языке крупными готическими буквами было написано:

“Ферботен! Ахтунг, минен!”

– Шутники лунные! – хмыкнул я. Наверняка, надпись сделал кто-то из местных кратерных дев. Сейчас, наверное, смотрят на меня откуда-то из-за камней и хихикают. Тоже мне, фрау немецкоязычные.

Я огляделся вокруг, ожидая увидеть стайку веселых девчонок в традиционно разноцветных сарафанчиках. Но лунный пейзаж был пуст. Пуст во всех спектрах – и в реальном, и в колдовском, и в разшестеренном. Точнее сказать, в реальном мире по-прежнему существовали и кратеры, и валуны, и парочка извилистых трещин в лунной коре. А вот народа лунного, растений и живности лунной – как не бывало. Хоть шаром покати.

Это было очень странно. Впервые с тех пор, как я познакомился с Федотычем и лунным народцем, я остался на Луне действительно в одиночестве.

Я еще раз внимательно прочитал надпись на камне, пожал плечами и, заложив крутой левый вираж, обогнул препятствие. На всякий случай щелкнул на пульте тумблером металлоискателя, но огонек замигал успокаивающим зеленым цветом: это означало, что в округе на версту-другую никаких металлов, – а значит, и мин, – не найдено.

За камнем с надписью начиналась лунная гряда, и некоторое время мой глайдер летел вдоль нее, слегка отклоняясь на запад от района, где предположительно сгинул космический вездеход. Я двигался параллельно строю скалистых пород, стараясь найти проем среди вздымающихся вверх камней, чтобы перебраться на другую сторону гряды.