355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сэм Борн » Последний завет » Текст книги (страница 6)
Последний завет
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:52

Текст книги "Последний завет"


Автор книги: Сэм Борн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 9

Иерусалим, вторник, 15:17

Мэгги вошла в комнату, которую Дэвис предоставил в ее распоряжение на территории консульства. Это был дежурный кабинет для всех высокопоставленных гостей, прибывших из Вашингтона. Письменный стол, компьютер, телефон, Интернет. Все, что нужно. И ничего лишнего.

Первым делом она проверила электронную почту. Так и есть: письмо от Лиз – ответ на сообщение, которое Мэгги оставила на телефонном автоответчике сестры и в котором коротко рассказала о своей внезапной командировке в Иерусалим. В теме письма от Лиз значилось: «Ты снова стала человеком!»

Итак, дорогуша, цепь наконец-то лопнула, и ты сорвалась. Прекрасно. А известно ли тебе, что я создала твою копию? Нового своего персонажа во «Второй жизни»? Да-да, в той самой сетевой игрушке, на которую, по твоему выражению, я променяла реальный секс. Нет, серьезно, я создала персонажа, в которого запихала все твои вводные, и сунула его в те самые декорации, которые сейчас окружают и тебя, – мирный переговорный процесс на Ближнем Востоке! Только попробуй сказать мне, что это не здорово! Кстати, онлайн-Мэгги очень похожа на тебя. Ты можешь сама в этом убедиться! Выпадет минутка, перейди по этой ссылочке…

Слегка заинтригованная Мэгги последовала совету сестры. Лиз все уши прожужжала ей в свое время про «Вторую жизнь», пылко настаивая на том, что это не очередной леденец для помешанных на компьютерах дебилов, а со всей тщательностью воссозданная имитация реальной жизни, позволяющая игрокам использовать свой творческий потенциал на полную катушку. Лиз буквально окунулась в эту игру и всячески пыталась втянуть в нее сестру, во всех красках расписывая прелести онлайн-путешествий и онлайн-общения – и не с какими-нибудь орками или гномами, а реальнейшими людьми, другими игроками. И все это – не поднимая задницы из кресла перед домашним компьютером!

Все это было Мэгги глубоко чуждо. Но сейчас Лиз все же удалось пробудить в ней легкий интерес. Сестра создала ее онлайн-клона и заставила его спасать мир на просторах виртуального Ближнего Востока? Мэгги было известно немало компьютерных программ-симуляторов, на которых студенты отрабатывали полученные на лекциях знания, в том числе и учебные дипломатические стратегии… Но «Вторая жизнь» – это было другое. Мэгги посмеялась, глядя на своего персонажа, и узнала на форуме игроков о том, что многие слышали о ней и даже знали, что она сейчас в Иерусалиме. Выходит, информация об этом уже успела просочиться в газеты.

Внезапно экран замер, и его перекрыло открывшееся служебное окошко, которое проинформировало Мэгги о том, что «Вторая жизнь» находится на сервере, не входящем в перечень разрешенных для локальной консульской сети.

«Ну и пожалуйста…» – испытав легкое разочарование, подумала Мэгги.

Она пробежалась по остальным входящим письмам. От Эдварда не было ни строчки. Интересно, что теперь с ними будет? Они поговорят еще разок-другой в этой жизни? Или Эдвард просто попросит забрать из квартиры те ее вещи, которые он не успел выбросить на свалку?

Закрыв почту, она решила пробежаться по заголовкам онлайн-версий «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». В первой, разумеется, нашлась заметка ближневосточного собкора об инциденте на митинге в Тель-Авиве и к тому же приводилась краткая биография погибшего. Мэгги внимательнейшим образом с ней ознакомилась.

…Впервые о Шимоне Гутмане услышали на родине сразу по окончании «шестидневной войны» в 1967 году, в которой он, по свидетельствам газет, не раз отличился на поле брани. Вдохновленный выпавшей счастливой возможностью присоединить к Израилю «исторические территории» Иудеи и Самарии, находившиеся на Западном Берегу реки Иордан, Гутман и группа его сторонников изобрели поистине скандальный способ создания израильского плацдарма в городе Хевроне, который до того момента буквально кишел арабами. Переодевшись туристами, они сняли несколько комнат в гостинице, принадлежавшей палестинцам, а по истечении срока попросту отказались съезжать, провозгласив отель израильской территорией. Объясняясь в связи с этим инцидентом с властями Израиля, Гутман настаивал на том, что Хеврон всегда был и должен вовеки остаться еврейским поселением и что его связь с прошлым древней Иудеи прочнее, чем у каких бы то ни было других городов. «Здесь было взращено древо Авраамово, здесь великий предок наш разбил свой шатер, – говорил он в многочисленных интервью, которые раздавал в 1968 году. – Здесь гробница патриархов, где погребены Авраам, Исаак и Иаков. Что мы без Хеврона? Ничто!»

В конце концов Гутман договорился с властями о том, что покинет гостиницу и перенесет лагерь своих сторонников на холм северо-восточнее города, где вскоре и было основано еврейское поселение Кирьят-Арба. С тех пор минуло уже много лет, и сегодня Кирьят-Арба разросся до размеров большого современного города. Остается только гадать, что станется с ним, если мирный договор с арабами будет все-таки подписан. Утверждают, что историческое соглашение будет заключено уже на этой неделе.

Нет, ну это многое объясняет… Гутман был вне себя от гнева, понимая, что по условиям сделки основанное им когда-то поселение отойдет арабам. И не оно одно, если уж на то пошло. С тех пор он не раз пытался воздействовать на власти Израиля, убеждая их в отказе от «политики соглашательства и национальной измены». Несколько лет назад он взобрался на крышу одного из домов в Газе и оттуда громогласно клеймил своих врагов. Теперь, когда Мэгги узнала о давнем инциденте в Хевроне, она поняла, что подобные акции были вообще в духе Гутмана. Он был прирожденным актером. Обыватели – в зависимости от своих политических симпатий – называют таких либо пламенными трибунами, либо клоунами.

Мэгги навела справки о погибшем в поисковой системе «Гугл», которая выдала ей несколько ссылок на англоязычные сайты, цитировавшие израильские газеты. Прочитанное гармонично дополняло то, что она уже знала о Гутмане. Если кратко, он был отличным солдатом, который с годами превратился в крайне правого экстремиста, специализировавшегося на откровенно скандальных и эпатажных выходках. На одном из сайтов она даже смогла загрузить видеофрагмент одной из публичных акций с участием Гутмана. Тот выступал перед довольно большой толпой своих сторонников на каком-то холме. При этом каждый второй митингующий яростно размахивал израильским флагом – от такого количества звезд Давида у Мэгги зарябило в глазах. Ей стало ясно, что оператор заснял этот перфоманс в одном из израильских поселений.

Гутман смотрелся весьма импозантно. Густую седую шевелюру вольно развевал ветер; грудь колесом, говоривший об отменном аппетите небольшой животик, перехваченный широким ремнем. В глазах – пламенная страсть.

«Палестинцы, обратитесь к истории! – торжественно вещал Шимон Гутман. – И она скажет вам, что евреи пришли на эту землю первыми! Эта земля принадлежит и будет принадлежать только нам! Вся – от края и до края!..»

Воистину он говорил то, что думал. И в нем действительно угадывалось некое сходство с ястребом. Он мог полезть к премьер-министру на том митинге. Увлечься. Кричать слишком громко, подойти слишком близко и… Его застрелили. Точка.

Но как же тогда относиться к словам его вдовы? Тот разговор все не выходил у Мэгги из головы. Рахель готова была поклясться чем угодно: ее мужу открылась какая-то великая и страшная тайна, он получил доступ к какому-то важнейшему документу и понял, что сделанное им открытие способно изменить все… Мэгги машинально опустила глаза на запястье. Ей показалось, что она до сих пор чувствует, как Рахель сжимает его своими крепкими пальцами. Бедная, бедная женщина… Возможно, горе затмило ей разум до такой степени, что она набросилась на совершенно незнакомого человека, каким являлась для нее Мэгги, с бредовыми измышлениями…

Мэгги знала, что, потеряв близких, люди порой начинают видеть преувеличенный смысл или значение в случившейся трагедии. У них просто не укладывается в голове, что причина гибели может быть банальной. И тогда они начинают говорить о том, что погибший либо предвидел свою смерть, либо пал жертвой злых сил, либо хотел спасти мир… Может быть, это как раз случай Рахель Гутман?

Мэгги потерла внезапно занывшее запястье.

В дверь постучали, и в следующее мгновение на пороге возник Дэвис.

– Итак, мисс Костелло, правительство Соединенных Штатов приняло решение о применении своего секретного оружия.

– Вот как? О чем это вы?

– О вас.

Дэвис тут же поделился последними новостями. Палестинская делегация, потрясенная гибелью археолога, пригрозила уйти с переговоров. И одновременно высказала открытые подозрения в том, что к смерти Нури приложил руку Израиль.

– Ваша задача – сделать так, чтобы на них вновь снизошли покой и здравый смысл. Идемте. Через пять минут начнется ваша аудиенция у заместителя госсекретаря.

Мэгги собрала в стопку свои бумаги и уже хотела было выключить компьютер, как вдруг ее взгляд упал на веб-страничку израильской газеты «Хаарец», которую она открыла несколько минут назад в попытке узнать что-то новое про Гутмана. Она решила наскоро пробежать глазами первую полосу – вдруг наткнется на что-нибудь интересное относительно последнего убийства…

Она быстро отыскала заметку, посвященную гибели Нури. Речь шла о классической расправе палестинских боевиков над тем, кого они подозревали в измене. Ни слова о возможной причастности израильской стороны. Заметка сопровождалась любительской фотографией, на которой был Нури. Пожилой археолог с роскошными густыми усами весело улыбался в объектив камеры и держал наготове стаканчик с чем-то явно бодрящим. Рядом с Нури кто-то стоял – очевидно, друг или родственник, потому как по-приятельски обнимал Нури за плечи. Однако это было все, что влезло в кадр, или, скорее, второго человека просто отрезали.

Мэгги уже стала подниматься из-за стола, но тут в фотографии ей почудилось что-то знакомое… Но что?.. Она пристально вгляделась в лицо археолога – нет, никогда не встречалась с этим человеком. Что же привлекло ее внимание?.. А впрочем, ладно. Сейчас у нее не было времени гадать. Поизучает снимок в следующий раз…

ГЛАВА 10

Рамалла, Западный Берег реки Иордан, вторник, 16:46

Скоротечность путешествия ее поразила. Всего пятнадцать минут назад она села в черный консульский «лендкрузер» и тот вырулил на улицу Агрон, и вот уже шофер, сержант морской пехоты Кевин Ли, сообщил ей, что они пересекают Зеленую демаркационную черту, которая разделяла «исконный» Израиль и те территории, которые евреи захватили в результате «шестидневной войны» в 1967 году.

Несмотря на свое название, граница существовала лишь в сознании местных жителей и ничем не была отмечена: ни будок с охраной, ни шлагбаумов – ничего. Дома как дома, деревья как деревья, улицы как улицы.

– Даже местные обыватели не всегда бывают уверены, пересекли они Зеленую линию или еще нет, – объяснял сержант Мэгги.

Мэгги пялилась в окно. Неудивительно, что переговоры протекают столь тяжело и вокруг них ломается столько копий. В проекте мирного соглашения содержался пункт о разделе Иерусалима между двумя сторонами и о присвоении ему статуса «столицы двух государств». Но Мэгги просто не представляла себе, каким образом можно было достичь этого на практике. Западная и восточная части Иерусалима настолько срослись и переплелись между собой, что отыскать между ними разделительную линию просто немыслимо. Это даже не сиамские близнецы. Это нечто единое.

– Ну, теперь вы в курсе, что у них тут творится, – весело проговорил Ли. – Но это еще цветочки. Посмотрите направо – это Израиль, а теперь посмотрите налево – это Палестина.

Увиденное обрушило все недавно пришедшие Мэгги на ум гуманистические, всеблагие мысли. Разница между пейзажами по разные стороны дороги была разительна, даже шокирующа. Арабская сторона представляла собой то ли свалку, то ли вечную стройку. Наполовину возведенные стены из серого кирпича, голые арматурные скелеты домов, всюду мусор, ржавые канистры, запустение. Израильский же город был почти неотличим от любого американского – за исключением того, что он был выстроен из иерусалимского камня.

– Все очень просто. Справа люди живут, слева – прозябают, – вынес суровый приговор увиденному сержант Ли.

Какое-то время они ехали молча. Мэгги внимательно разглядывала окрестности. Можно прочитать хоть тысячу листов аналитических материалов и изучить с карандашом в руке сотню самых подробных карт, но ничего не сравнится с рекогносцировкой на местности. Мэгги знала это по опыту Белфаста и Белграда и не сомневалась, что Иерусалим не станет в этом смысле исключением.

– Эй, смотрите-ка… – вновь привлек ее внимание шофер. – Видите?

По обе стороны дороги тянулись длинные цепочки людей.

– Вы можете остановить? – попросила Мэгги. – Я хочу подойти к ним.

Ли свернул к обочине, колеса прошуршали по гравию.

– Сначала позвольте мне, мэм. Надо убедиться, безопасно ли здесь.

«Мэм…»

Мэгги попыталась прикинуть разницу в возрасте между ними. По всему выходило, что сержанту Ли чуть больше двадцати, теоретически, чисто теоретически, она могла бы быть его матерью.

– Все чисто, мисс Костелло. Можете выходить.

Мэгги вышла из машины и пригляделась к выстроившимся у дороги людям. Цепи тянулись по обе стороны до горизонта, прерываясь лишь у дорожного полотна. Люди стояли, взявшись за руки, многие держали транспаранты. Мэгги сразу обратила внимание на то, что все они были одеты в оранжевые одежды – традиционный цвет политического протеста. Транспаранты гласили: «Ярив посеет кровь и смерть», «Арестовать изменников» – и тому подобное в том же духе. У одного из пикетчиков был в руках портрет-карикатура израильского премьера, которого художник нарядил в традиционный палестинский головной убор, который в свое время прославил на весь мир Арафат. На другом портрете премьер щеголял в униформе нацистского офицера-эсэсовца…

Женщина, державшая в руках эту карикатуру, заметила Мэгги и крикнула:

– Хотите спасти Иерусалим? Присоединяйтесь к нам!

У нее было чистейшее нью-йоркское произношение. Мэгги приблизилась.

– Это акция «Живое кольцо вокруг Иерусалима», – пояснила демонстрантка. – Мы защищаем вечный и неделимый город, который всегда принадлежал и всегда будет принадлежать евреям. Мы будем стоять здесь до тех пор, пока Ярив и вся его преступная клика не сгинут и Иерусалим не будет спасен.

Мэгги вежливо кивнула, а женщина между тем заговорщически понизила голос:

– Будь моя воля, я бы выступала за более активные действия. Меня не послушали. Но ничего. Вы походите здесь, и скоро узнаете, что люди думают о готовящемся предательстве.

Мэгги виновато указала в сторону машины, давая понять, что у нее нет времени. А демонстранты тем временем запели. Вразнобой, но с большим чувством. Это была красивая мелодия…

Сержант Ли захлопнул за ней дверцу и вернулся за руль, а Мэгги меж тем размышляла над увиденным. Яриву приходится по-настоящему туго. С одной стороны, палестинская сторона, с другой – собственная оппозиция… Что он может поделать вот с этими людьми, которые приготовились стоять здесь до победы?..

Движение по дороге не было оживленным. Лишь изредка им попадались джипы с эмблемой ООН на бортах и БТРы израильской армии. Других машин не было.

– А где, собственно говоря, палестинцы-то?

– Они эту дорогу не любят и обходят кружным путем.

Они доехали до блокпоста, и Ли притормозил, пристроившись в конце небольшой очереди. Здесь был разрешен проезд только представителям международных организаций, врачам и журналистам. Одна из табличек гласила: «Остановись у черты! В случае проезда без разрешения мы открываем огонь!»

Шофер забрал у Мэгги ее паспорт и вместе со своими документами подал через окошко проверяющему. Тот скользнул внимательным взглядом по салону. Он был совсем молод, этот паренек – худой и смуглый, на вид не старше восемнадцати. Наконец он дал сержанту Ли знак, что проезд разрешен, и они миновали какой-то неприглядный амбар, на стене которого почему-то красовалась вывеска: «Отель „Сити Инн“». Амбар был весь изрешечен пулями. Шофер перехватил взгляд Мэгги.

– Палестинцы держали здесь оборону в течение двух недель. Армии пришлось с ними изрядно повозиться. – Он вдруг улыбнулся. – Полагаю, после этого номера здесь стоят недорого.

Еще пару минут они ехали по относительно цивилизованным кварталам, а затем пейзаж радикально переменился. Вокруг по-прежнему было царство иерусалимского камня, но попадались убогие дома, а многие и вовсе были заброшены. Вывески на иврите исчезли, сменившись табличками на арабском. Каждая из них, впрочем, дублировалась и по-английски: «Автосалон аль-Рами», «Исламский банк Аль-Акса»… На углу одной из улиц Мэгги заметила ветхий, продавленный диван, на котором сидела стайка подростков. Они смолили сигаретки и не спускали внимательных взглядов с американского джипа. То и дело дорогу «лендкрузеру» перебегали смуглые детишки, возвращавшиеся из школы и сгибавшиеся под тяжестью огромных рюкзаков.

На стене почти каждого дома красовались фотопортреты мужчин и подростков, забранные в рамки под цвет национального флага Палестины.

– Мученики, – прокомментировал Ли.

– Шахиды-самоубийцы?

– Да, но не только. Также дети, которые имели неосторожность стрелять в израильских поселенцев, а потом были пойманы с поличным и убиты.

Машина подскочила на выбоине, и Ли крепко выругался. Мэгги вновь обратила взгляд за окно. Так всегда происходит на гражданской войне. Всегда наступает момент, когда люди начинают убивать детей своих врагов. А дети становятся солдатами и с рождения ходят увешанные оружием. Мэгги видела это и раньше, в других местах. Гражданская война – она везде одинакова. У нее вдруг предательски задрожали губы, и ей стоило немалого труда вновь овладеть собой.

Машин по-прежнему было мало, но улицу заполнили арбы и прохожие, которые не особенно-то охотно сторонились. Один раз им попалась целая стайка женщин в черных шалях, закрывавших лица до глаз. Ли терпеливо ехал за ними до тех пор, пока они не соизволили свернуть в переулок. Затем он не без труда втиснул «лендкрузер» меж двух фургонов, доверху нагруженных фруктами: персиками, яблоками и киви. Проезжей частью пользовались буквально все, даже домашний скот. Это был настоящий Вавилон.

– Вот и добрались наконец, – сказал вдруг Ли.

Они притормозили у здания, которое выглядело гораздо представительнее, чем остальные, – во всяком случае, стены ничем не были заляпаны, окна поблескивали чисто вымытыми стеклами. На крыльце висела табличка, благодарившая правительство Японии и Евросоюз за помощь в возведении здания. Все ясно – палестинское министерство.

Их встретили в вестибюле и отвели в просторный зал с длинным угловым диваном. Вслед за ними в дверях показался приземистый официант с пластмассовым подносом, на котором стояли два высоких, как рюмки, стакана с горячим мятным чаем. Взгляды присутствующих были устремлены на Мэгги и ее спутника. Люди сидели рядком на длинном диване, курили и прихлебывали чай или кофе. Словно таксисты в своей дежурке в ожидании новых заказов. Это была охрана министра. А попросту говоря – прихлебатели, которых влиятельная родня устроила на тепленькое местечко, где особенно не приходилось трудиться.

– Господин аль-Шафи ждет вас. Пожалуйста, проходите.

Оказывается, это была приемная. Мэгги, подхватив свой черный кейс, пошла за одним из охранников, который провел их через внутренние двери в следующую комнату – гораздо более скромную по размерам, настоящий рабочий кабинет. Министр был не один. На диване и на стульях вдоль длинного стола разместились несколько его приближенных. На дальней стене красовался портрет Ясира Арафата, а рядом с ним календарь, иллюстрированный картой Палестины. Художник был явно активистом ООП, так как карта включала в себя не только Западный Берег реки Иордан и Сектор Газа, но также и территорию всего нынешнего Израиля.

Халиль аль-Шафи поднялся из-за стола, чтобы пожать Мэгги руку.

– Мисс Костелло, – на хорошем английском сказал он. – Стало быть, вы решили временно вернуться к работе. Специально ради того, чтобы заглянуть в нашу песочницу и помирить малолетних драчунов, не так ли?

Мэгги не удивилась осведомленности палестинца. Ее предупреждали, что она будет встречаться отнюдь не с дураком. Аль-Шафи просидел в израильской тюрьме более пятнадцати лет. И посадили его не только по обвинению в причастности к терроризму, но и за вполне конкретные убийства. Организация освобождения Палестины подняла его на знамя своей борьбы, и благодаря этому он стал легендарной личностью, символом сопротивления «израильской агрессии». В тюрьме он выучил иврит и английский и на трех языках – ежемесячно – писал воззвания к палестинскому народу, которые распространяла на воле его жена. Тон этих посланий каждый раз бывал разным. В зависимости от ситуации. Иногда он призывал к политическому сплочению, иногда – к оружию. Три месяца назад израильтяне выпустили его из тюрьмы. Мирный процесс только-только начинался…

Сейчас аль-Шафи был неофициальным лидером как минимум половины всех палестинцев – тех, кто поддерживал не ХАМАС, а движение Арафата ФАТХ. [7]7
  ФАТХ – Движение за национальное освобождение Палестины; основано в 1956 г.; исторические лидеры: Ясир Арафат, Садах Халаф, Халиль аль-Вазир, Фарук Каддуми, Махмуд Аббас.


[Закрыть]
Как ни странно, но официального статуса в партии у аль-Шафи не было, но все хорошо знали – без его разрешения там даже чихнуть не решались.

Мэгги пригляделась к нему. Фотографии не могли помочь ей составить о нем цельное впечатление. На них обычно был изображен небритый мужчина с грубыми чертами лица, более смахивавший на бандита, чем на политика. Но тот, что стоял сейчас перед ней, явно хорошо образован и весьма умен.

– Мне дали понять, что игра стоит свеч. Что вы и израильтяне были буквально в шаге от заключения мира.

– В том-то и дело, что были.

– А теперь нет?

– Разумеется, нет. Израильтяне днем ведут с нами дипломатические беседы, а по ночам продолжают нас уничтожать.

– Вы говорите так уверенно, словно не допускаете никаких иных трактовок случившегося. А между тем я слышала, что палестинцы не раз убивали своих соотечественников. По разным поводам.

В глазах его сверкнул гневный огонек, на что Мэгги ответила спокойной улыбкой. Это была чисто профессиональная реакция. Более того, она намеренно добивалась от собеседника вспышки недовольства ее прямотой. Это должно послужить ему намеком на то, что Мэгги не какая-нибудь легкомысленная дурочка, которую можно не принимать во внимание.

– Ни один палестинец не посмел бы поднять руку на героя своего народа, каковым являлся доктор Нури. Плоды его трудов – предмет нашей национальной гордости. С одной стороны. А с другой – удар по гегемонии израильской точки зрения на историю.

Тут Мэгги очень уместно вспомнила, что аль-Шафи защитил в тюрьме докторскую по политологии…

– Все это мне известно. Но кто знает, чем доктор Нури занимался в свободное от основной работы время?

– Поверьте мне на слово: уж кто-кто, а доктор Нури был просто не способен на предательство интересов своего народа.

– Да бросьте. Мы оба с вами хорошо знаем, что он не являлся большим поклонником палестинской администрации, так называемого правительства национального единства, и терпеть не мог движение ХАМАС.

– А вы прекрасно осведомлены о наших делах, мисс Костелло. Ахмад Нури сознавал, что эта власть является единственно возможной на данном этапе. Что это правительство национального единства, способное увлечь за собой самые разные слои нашего народа. И когда ФАТХ создал коалицию с ХАМАС, доктор Нури спокойно принял это.

– Можно подумать, у него была возможность публично возражать. И потом… насколько мне известно, лица, сотрудничающие с противником, обычно не афишируют свою деятельность. Так как же вы беретесь со всей определенностью утверждать, что доктор Нури не имел сношений с израильтянами?

Аль-Шафи смерил Мэгги долгим, нехорошим взглядом.

– Послушайте, уважаемая. Я лучше вас знаю свой народ и лучше вас способен отличить предателя от честного человека. Палестинец может склониться к измене лишь по молодости, от нищеты или от отчаяния. Когда представляет собой удобную мишень для шантажа или когда у врага есть то, в чем он остро нуждается. Все это не могло иметь никакого отношения к доктору Нури! Да и в конце концов…

– …он ничего не знал из того, что могло бы заинтересовать израильтян, – неожиданно продолжила его мысль Мэгги. Ей и самой эта очевидная идея только сейчас пришла в голову. – Пожилой ученый, который всю свою жизнь прокопался в земле… Ему нечем было поделиться с врагом.

– Д-да… вы правы… – Аль-Шафи несколько растерялся. Его собеседница слишком быстро уступила. Он не мог понять, где же тут подвох. – Стало быть, вы теперь понимаете, что убить его могли только израильтяне?

– Во всяком случае, эта версия объясняет странный акцент убийц, подслушанный очевидцами.

– Именно. Так вы согласны со мной?

– Допустим, это были израильтяне. Зачем им понадобилось убивать Нури?

– А зачем они убивают палестинцев на протяжении последних ста лет? Сионисты громогласно твердят нам о мире, но это ложь. Наглая и беспардонная ложь! На самом деле мир им совершенно не нужен. Даже вреден. Они его боятся. Поэтому всякий раз, в самую последнюю минуту, они отказываются от мирных соглашений. Или провоцируют нас, чтобы мы отказались. И продолжают нас уничтожать. Вы спрашиваете: зачем им понадобилось убивать палестинца? О Аллах, вы совсем из другой вселенной. Вы ничего здесь не понимаете. Американская пресса обвиняет нас в том, что на переговорах наши лидеры не обмениваются рукопожатиями со своими оппонентами. Вам этого не понять! Да отсохнет рука каждого, кто когда-либо пожмет руку израильтянину!

– Но если израильтяне захотели вас спровоцировать, почему они выбрали такую странную жертву? Не выгоднее ли было, уж извините, устроить какую-нибудь локальную резню, чем лишать жизни престарелого ученого-отшельника?

– Они не идиоты. Если они устроят резню, мировое сообщество будет не на их стороне. Если же они ловко спровоцируют нас на отказ от переговоров, мировое сообщество их поддержит, а нас заклеймит. Как вы не понимаете? Израильтяне – коварная и насквозь лживая нация. Вот с кем нам приходится мириться!

Какая-то фальшивая нотка резанула слух Мэгги. Она насторожилась. В речи аль-Шафи в последние минуты все чаще стали проскальзывать «митинговые» фразочки и словечки. Он говорил на повышенных тонах, напыщенно, глаза его метали молнии. Похоже вел себя один из полевых командиров во время войны в Югославии… И как только Мэгги вспомнила тот случай, она тут же все поняла. Ну конечно! Аль-Шафи не ей все это говорил. Все эти напыщенные слова предназначались для слуха тех его собратьев по оружию, которые находились в кабинете.

– Доктор аль-Шафи, не могли бы мы поговорить наедине?

Тот знаком попросил остальных удалиться.

– Спасибо. Мне показалось, что вы хотели мне что-то сказать. Одной, я имею в виду.

– Я все рассказал, – уже совершенно другим тоном отозвался аль-Шафи.

– Вы сказали, что убийцами доктора Нури могли быть переодетые израильские боевики.

– Верно.

– Но что-то подсказывает мне, что вы сами не очень-то верите этой версии. Мне показалось, есть что-то такое, о чем вы не могли говорить в присутствии своих коллег.

– Теперь я понимаю, как вам удалось заработать себе столь высокую репутацию, мисс Костелло. Вы просто читаете чужие мысли. – Он невесело усмехнулся.

– Благодарю за лесть, доктор аль-Шафи, – улыбнувшись в ответ, сказала Мэгги. – Вы подозреваете ХАМАС, не так ли? – Тот промолчал, и она расценила это как подтверждение своей догадки. – Но зачем им было убивать его? Из-за того только, что он критиковал их движение?

– Вспомните, что сделали талибы в Афганистане. Они провели акцию, которая привлекла внимание всей мировой общественности.

– Взорвали гигантские статуи Будды, вырубленные в скале?

– Точно. А зачем они это сделали? Эти статуи красноречиво свидетельствовали о том, что и до ислама на этой земле существовали цивилизации, древние и великие. Пророк еще не появился на свет, а за их плечами уже были сотни и сотни лет расцвета. Фанатики не способны спокойно принять такие вещи.

– Вы полагаете, что в этом кроется причина гибели несчастного Нури? Он раскопал несколько горшков, и ХАМАС увидел в этом измену исламу?

Аль-Шафи откинулся на спинку своего кресла и вздохнул.

– Не только ведь в ХАМАС дело, мисс Костелло. На них оказывают давление исламисты всего мира. И они обвиняют их в том, что ХАМАС участвует в мирных переговорах с Израилем.

– «Аль-Каида»?

– И не только. Они самым пристальнейшим образом наблюдают за тем, что здесь сейчас вершится. И ХАМАС нужно как-то оправдаться перед ними. Напомнить им о том, что, несмотря на все обстоятельства, ХАМАС по-прежнему с ними. Вот Нури и подвернулся им под руку.

– Но зачем они тогда придали этой акции вид казни изменника? – Мэгги озвучила вопрос и сама задумалась над ним. – Или вы полагаете, они нарочно так сделали, чтобы все подумали на израильские спецслужбы? Чтобы спровоцировать палестинскую администрацию на уход с переговоров?

– Звучит все очень логично.

Мэгги поняла, что этому человеку можно верить. Первое впечатление о нем оказалось ошибочным. Так бывает, и довольно часто, несмотря на расхожую поговорку о том, что первое впечатление всегда верное.

Аль-Шафи провел рукой по своей окладистой бороде.

– Уважаемый доктор, может быть, вам еще есть что мне сказать?

Он поднял на нее сумрачный взгляд, который Мэгги с профессиональной сноровкой выдержала. А он вдруг поднялся, вышел из-за стола и принялся расхаживать взад-вперед, сосредоточенно глядя себе под ноги.

– Час назад у меня был сын Ахмада Нури. Он выглядел очень взволнованным.

– Неудивительно.

– Нет, вы не поняли. Он сообщил, что все утро разбирался в отцовских вещах, пытаясь наткнуться на что-нибудь, что могло бы помочь ему понять причину случившегося. Отыскал какие-то письма, в том числе электронные, и среди них одно странное послание от человека, прежде ему не знакомого.

– Сын не обязан знать лично всех приятелей своего отца. Может быть, коллеги Нури-старшего просветили его?

– Нет. Личная помощница отца также не вспомнила этого человека. А она, между прочим, отвечала за всю переписку Нури с внешним миром. И не первый год.

– Может, романтическая связь?

– Письмо прислал мужчина.

Мэгги озадаченно посмотрела на него:

– И что же… Сын полагает, что этот человек мог иметь какое-то отношение к смерти его отца?

Аль-Шафи лишь утвердительно кивнул.

– Может быть, он даже решил, что этот человек стал причиной гибели Нури?

Аль-Шафи неопределенно пожал плечами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю