Текст книги "Последний завет"

Автор книги: Сэм Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 2

Вашингтон, воскресенье, 09:00

– Подъем, сонное царство, подъем! Нас ждут великие дела!

– Какие, к черту, дела…

– Вставай, вставай, хватит нежиться!

– Не…

– А тебе известно, что ничто на свете не способно так взбодрить человека, как чашечка обжигающего ароматного кофе… выплеснутая на живот?

– Что?! – тут же взвизгнули под одеялом.

Мэгги Костелло рывком села на постели и с трудом разлепила глаза. Она всем сердцем ненавидела утро как время суток и была убеждена, что воскресный сон до обеда необходимо занести отдельной поправкой в Конституцию в качестве священного и неотъемлемого права каждого законопослушного гражданина.

Разумеется, Эдвард был категорически против. Окинув его сонным взглядом, Мэгги решила, что тот был на ногах минимум часа три. Среда меняет людей. Раньше он таким не был. В Африке, где они познакомились, Эдвард дрых днями и ночами, как откормленный домашний кот. Но переезд все изменил. Теперь Эдвард слыл образцовым вашингтонцем и каждый божий день не позже шести часов утра легкой трусцой выбегал из дома. Прижимая к груди скомканную подушку и подслеповато щурясь, Мэгги разглядела его потемневшую от пота футболку. Ну, так и есть. Значит, пока она тут спала и никому не мешала, он уже успел сбегать до парка Рок-крик, покружить там часок-полтора по аллеям и вернуться обратно. Умеют же люди…

– Оторвись от подушки и поднимайся! – приказал Эдвард уже из ванной. – К вечеру мы должны обставить наше жилище до последней комнаты с шиком и блеском! Я уже набросал примерный планчик – что сначала делать, что потом. Помни, у нас на это всего один день. Зато весь.

– Не весь… – еле слышно пробормотала Мэгги, едва сумев разлепить губы. По утрам в воскресенье к ней всегда являлась пара-тройка клиентов, у которых не было возможности выбраться к ней в будние дни.

– Точнее, не весь, – будто услышав ее, прокричал Эдвард сквозь плеск воды. – Не забудь, у тебя сначала встреча.

Мэгги без сил повалилась на постель и подтянула к себе телевизионный пульт. Раз уж ее заставили проснуться в такую рань, это надо чем-нибудь компенсировать. Хотя бы утренним ток-шоу или «Новостями». Блаженно сомкнув веки, она наугад ткнула пультом в сторону телевизора и нажала кнопку.

«…Иерусалим замер в тревожном ожидании после того, что случилось вчера вечером на многотысячном уличном митинге. Напомним, что во время выступления перед собравшимися премьер-министра на него была совершена попытка покушения. Сейчас еще трудно сказать, в какой степени это событие повлияет на переговоры о мирном урегулировании конфликта на Ближнем Востоке, которые продолжаются вот уже несколько дней в Иерусалиме и обещают увенчаться…»

– Дорогая, я серьезно! Твоя парочка пожалует к нам уже через двадцать минут. Я уже обратил внимание, что эти люди никогда не опаздывают.

Мэгги, по-прежнему не размыкая глаз, увеличила громкость. Ведущий Эй-би-си разговаривал то с собкором в Иерусалиме, то с правительственным репортером в Белом доме. Из его слов выходило, что американская администрация прикладывает все силы к тому, чтобы досадное происшествие не отразилось на переговорном процессе.

«Какой ужас!» – подумала Мэгги.

Какой-то дурацкий инцидент, возможно, чистой воды провокация, поставил под угрозу многодневный труд десятков людей, которым удалось наконец посадить израильтян и палестинцев за стол переговоров и вплотную приблизиться к достижению согласия. Нет, речь идет вовсе не о высокопоставленных политических деятелях, госсекретарях и дипломатах – эти-то привыкли вылезать на первый план в самый последний момент, чтобы лишний раз засветить свои физиономии перед камерами и вкусить плоды достигнутого не ими. Речь о рядовых специалистах – психологах и аналитиках, посредниках и переговорщиках, – которые кропотливо и на протяжении многих недель, если не месяцев, трудились во имя того, чтобы эти переговоры стали возможны.

«Бедные, какое невезение…»

Мэгги искренне переживала за них, ибо все они были ее коллегами.

«…Итак, друзья, в Вашингтоне и на всем Восточном побережье девять пятнадцать, и мы продолжаем…»

– Я, между прочим, смотрю!

– У тебя нет на это времени, – парировал Эдвард, загородивший экран своим мускулистым торсом.

– Слушай, с каких это пор ты стал так заботиться о моем рабочем расписании?

– Ну кто-то же должен о нем заботиться. – Он забросил полотенце на плечо и улыбнулся. – И потом, Мэгги… Твое воскресное расписание – это и мое расписание. Если опоздаешь с чем-нибудь с самого утра, то потом не нагонишь и все остальное. Это аксиома. Ты должна быть благодарна мне за то, что я работаю твоей ходячей записной книжкой.

– Ладно, уговорил. – Мэгги наконец заставила себя подняться с постели и потянуться. – И будь по-твоему: я тебе благодарна.

– А политика тебя вообще больше не должна интересовать! Сколько уж времени прошло, а ты все туда же. Какое тебе дело, что происходит где-нибудь на другом краю света? Это больше не твои проблемы, Мэгги.

Мэгги вновь отметила, как сильно он изменился после переезда в Вашингтон. Словно три года назад она знакомилась с совершенно другим человеком, который щеголял в потертых расхоженных сандалиях и мятой рубашке поло. Нет, он как был красавчиком, так им и остался. Сильный, подтянутый мужчина с правильными чертами лица. И все же… Мэгги живо припомнила свои дублинские школьные годы и как они с девчонками говорили про таких ребят, что на них «напал пафос». Перебравшись в Вашингтон, Эдвард получил неплохую должность в министерстве внешней торговли и быстренько перенял местную манеру выглядеть, вести себя и одеваться. Теперь он неизменно был чисто выбрит, не вылезал из строгого, с иголочки костюма и, в сущности, слился с окружающим его деловым пейзажем настолько органично, что с расстояния десяти шагов его можно было легко спутать с совершенно незнакомым мужчиной. Вашингтон овладел его душой и сердцем и крепко там поселился. Все белые мужчины походили здесь один на другого будто близнецы. Теперь, даже если сильно поскрести, весьма трудно было бы извлечь из-под этой лощеной оболочки прежнего Эдварда – веселого и беззаботного бессребреника, развозившего гуманитарную помощь по грязным африканским лачугам… того самого Эдварда, в которого она когда-то влюбилась.

Впрочем, они сошлись далеко не сразу. Вскоре после их знакомства Эдварда услали в длительную командировку в Южную Америку, а когда он наконец вернулся, настало время и Мэгги собирать чемоданы – она отправилась на Балканы. Это был привычный образ жизни для людей их профессий, и с этим ничего нельзя было поделать. В конце концов, чуть больше года назад, их пути-дорожки вновь пересеклись на Африканском континенте. Мэгги тогда пребывала в глубочайшей депрессии из-за одного эпизода, о котором она до сих пор не могла вспоминать без содрогания… И Эдвард очень вовремя оказался рядом и подставил ей свое мужское плечо. Она никогда не забывала об этом.

Освежившись прохладной водой и выбравшись из душа, она услышала писк интеркома в прихожей. Стало быть, клиенты уже стоят у ее порога и готовятся его переступить. У нее есть две минуты на то, чтобы обтереться мохнатым полотенцем и одеться. Мэгги заметалась по ванной, затем швырнула полотенце на пол и вернулась в спальню. Забрав волосы в небрежный хвост, она распахнула шкаф, схватила первые же попавшиеся на глаза туфли и серый кардиган почти до колен.

Уже в прихожей она быстро и внимательно глянула на себя в зеркало. Ничего, сойдет. Она тоже изменилась после переезда в Вашингтон. А особенно изменился ее гардероб. Лиз, ее младшая сестра, ехидно обзывала его «монастырской лавкой „У Святого Эдварда“».

– Ну как, сестричка, что новенького прикупила себе в своей лавочке «У Святого Эдварда»? Посмотри на себя! Тебе никто не говорил, что на свете, помимо черного, белого и серого, бывают и разные другие цвета? Что это за свитер, прости Господи? Да мы обе в него влезем и еще поставим туда телевизор! Знаешь, Мэгги, кто так одевается? Безнадежно растолстевшие старые девы. От кого ты прячешь свою фигуру? Да знаешь ли ты, что в Вашингтоне другой такой нет? Слушай, а может, ты работаешь на ФБР в качестве агента под прикрытием? Или от кого-то скрываешься?

Мэгги всегда в таких случаях только отмахивалась от Лиз. Но в душе понимала, что та права.

– У меня такая работа, что я не должна привлекать к себе внимание. Если хочешь, я должна казаться призрачной. Разговаривая со мной, муж и жена, которые находятся на грани развода, должны видеть не меня, а друг друга.

Лиз лишь презрительно хмыкала в ответ на такие объяснения.

– Ты сама так не думаешь, а просто тупо цитируешь какой-нибудь ваш заумный учебник по психологии!

И опять Лиз была права. Мэгги никогда не говорила ей, что в Вашингтоне на нее вдруг стал серьезно «давить» вкус Эдварда. Но Лиз и сама догадалась. Отсюда и взялась эта «монастырская лавка»… Еще три года назад Мэгги жить не могла без узких топиков и мини-юбок, самая длинная из которых не закрывала колени. Но после переезда Эдвард вдруг перестал все это одобрять. Он никогда не ставил ей ультиматумов, но и не забывал давать советы вроде:

– Знаешь, мне кажется, вот этот цвет пойдет тебе больше…

Или:

– Не думаю, что стоит сейчас так выходить. Все-таки не лето на дворе, да и вообще…

В какой-то момент Мэгги поймала себя на мысли, что влияние Эдварда в вопросах одежды стало определяющим. Влияние это в конечном итоге приучило ее одеваться более скромно и менее сексуально. И оно все нарастало.

Она не жаловалась Лиз. Во-первых, та и без того терпеть не могла Эдварда. С самого начала. Ну вот так бывает. Увидишь незнакомого человека, и хочется думать, что эта встреча с ним будет последней в твоей жизни. И Мэгги считала, что нет никакого смысла подливать масла в огонь. К тому же жаловаться было бы несправедливо по отношению к Эдварду. В конце концов, Мэгги не особенно-то сопротивлялась и нынешняя манера одеваться вполне ее устраивала. Она привыкла. И потом… Да, когда-то она любила выглядеть «секси». Ну и чем это все закончилось?.. Нет, Мэгги не собиралась повторять прошлых ошибок.

Она распахнула двери перед Кейти и Брэдом Джордж и провела их в кабинет. Мэгги работала штатным психологом в администрации Виргинии и специализировалась на разрешении супружеских споров. Это была принудительная спецпрограмма, в которой обязаны принять участие все, кто решил развестись. Стандартный курс включал в себя шесть посещений психолога. Мэгги не ставила перед собой цели во что бы то ни стало сохранить семью. Она лишь помогала людям цивилизованно разрешить их проблему – чтобы они разошлись мирно, без судебных тяжб и скандалов. Во всяком случае, власти Виргинии ждали от нее именно этого.

Она усадила Джорджей, напомнила, на чем остановились в прошлый раз, и спросила, удалось ли им за прошедшее с последнего посещения время самостоятельно уладить еще какие-то вопросы. Покончив с преамбулой, Мэгги закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди и жестом дала супругам понять, что теперь настала их очередь говорить. Они восприняли это слишком буквально и с ходу продолжили ссору, которую, очевидно, начали еще по дороге сюда.

– Дорогая, я еще раз повторяю, что буду счастлив оставить тебе дом и машину. Но на одном условии…

– Чтобы я не смела высунуть нос на улицу и ни на минуту не отходила от твоих детей!

– От наших детей, Кейти. Ты хотела сказать: от наших…

Они переживали «второй переходный возраст», который настигает каждого человека где-то сразу после сорока. У Мэгги он был еще впереди. Но пара принадлежала к одному поколению, а у нее складывалось впечатление, что она сидит в одной комнате с инопланетянами. Она слушала их и не понимала. Кейти искренне возмущалась тем, что Брэд собирался оставить за собой летний домик в Нью-Гэмпшире. Брэд парировал это тем, что она все равно там почти никогда не появлялась. Зато когда он привез туда больного отца, она пальцем не пошевелила, чтобы помочь старику и поухаживать за ним. Кейти тут же припомнила мужу, как «по-свински» он обошелся уже с ее родителями, когда те приехали повидаться с внуками.

Мэгги решила, что пора сворачивать лавочку. Четыре недели Джорджи исправно посещали ее на дому и за все это время не восприняли, кажется, ни одного ее слова. Они слышали только самих себя. Поначалу Мэгги избрала тактику «доброго полицейского». Она старалась не вмешиваться в их яростные споры, почти ничего не говорила и только мягко, понимающе улыбалась. Когда эта тактика себя не оправдала, Мэгги ее сменила. Почти целую неделю она вела себя предельно активно, твердо и властно держа в своих руках все нити разговора. Мэгги не церемонилась, часто прерывала своих визави, а когда ей что-то не нравилось, прямо высказывала свои претензии, не обращая внимания на реакцию Джорджей. Но и эта тактика не сработала. За все время, что они провели вместе, не произошло никаких мало-мальских подвижек в их отношении друг к другу и не удалось разрешить ни одной, даже самой пустяковой, «предразводной» проблемы.

– Мэгги, вы видите? Нет, вы только полюбуйтесь на это! Это же уму непостижимо!

Мэгги в который раз пожалела о том, что после переезда в Вашингтон взялась за эту работу. Тогда ей это казалось более чем логичным. В вакансии было четко сказано: психолог по разрешению конфликтов. Именно им она и была. Разводами, положим, до того момента никогда не занималась, но ведь профессия-то та же. Что еще ей оставалось делать? Вернуться к прежнему? Она даже думать об этом боялась… После того, что произошло. А все остальное ей годилось: разводы, хозяйственные споры, мелкие управленческие конфликты – какая разница.

Но, черт возьми, Джорджи, сами того не желая, практически убедили ее в том, что она тогда совершила большую ошибку, подавшись со своим резюме в администрацию Виргинии.

– Послушайте, Мэгги, вы можете мне объяснить, на каком основании она тут лепит из меня монстра? Я ведь четко сказал, что оставляю ей дом. Машину. Дам разумное содержание с учетом всех ее запросов. Я не привык бегать от ответственности. Чек всегда со мной, и я готов подписать его в любую минуту. Но неужели я не имею права просить в ответ того, что и без моих просьб является очевидным?

– Ничего себе! Да ты просто хочешь контролировать каждый мой шаг!

Брэд одарил жену снисходительной улыбкой и вновь обратился к Мэгги:

– Хорошо, назовем это моим условием. Но, видит Бог, это очень, очень простое условие! Если Кейти хочет получать от меня деньги на содержание и воспитание наших детей… Я прошу в обмен всего лишь одного: чтобы она занималась именно этим – содержанием и воспитанием наших детей. И больше ничем, потому что любое другое занятие непременно снизит эффект основного!

– Другими словами, Мэгги, он не заплатит мне ни цента, если я не брошу работу и не превращусь в вечную домохозяйку. Нет, вы понимаете, к чему он клонит?

Мэгги вдруг уловила в голосе Кейти что-то новенькое и решила ухватиться за это. А вдруг…

– Как вы думаете, Кейти, зачем вашему мужу необходимо, чтобы вы бросили свою работу?

– Кейти, не ломай комедию, мы с Мэгги уже устали от твоих фантазий! Говори по существу!

– Брэд, я задала вопрос вашей жене и жду ответа именно от нее.

– Хорошо, хорошо… – Брэд рассмеялся.

– Не знаю, Мэгги… Он говорит, что так будет лучше для детей.

– Но вам кажется, что за этим кроется что-то иное?

– Да.

– Господи, Кейти, опять ты за свое!

– Брэд, я разговариваю сейчас с вашей женой.

– Да пожалуйста…

– Продолжайте, Кейти.

– Порой у меня такое ощущение, что Брэд… что ему нравится моя зависимость от него.

– Понимаю. – Мэгги заметила, что Брэд вновь что-то хочет сказать, и, мягко улыбнувшись, покачала головой. – А как вы думаете, Кейти, почему ему это нравится?

– Не знаю. Может быть, ему нравится видеть, что я слабая. Вы в курсе, что его первая жена была алкоголичкой? А вам известно, что как только она вылечилась от своей зависимости, он тут же расстался с ней? Она бросила пить – и Брэд мгновенно бросил ее!

– Не смей впутывать в это дело Джули! Это уже переходит всякие границы!

Мэгги делала записи в своем блокноте, одновременно не спуская внимательных глаз с супругов. Ловкий трюк, которому она долго училась, но он того стоил.

– Эдвард, а теперь давайте послушаем вас.

– Эдвард?..

– Прошу прощения, Брэд, конечно! Извините меня. Что вы можете сказать в ответ на слова Кейти о том, что вам нравится видеть ее слабой и вы препятствуете тому, чтобы она обрела независимость? Кейти, я ведь правильно вас поняла?

Брэд говорил долго и горячо. Он с негодованием отверг все выдвинутые против него обвинения и, в частности, сообщил высокому суду, что давно хотел расстаться с Джули, целых два года, но считал недостойным бросать ее в трудную минуту. Мэгги на несколько секунд отвлеклась. Ей показалось, что в прихожей опять запищал интерком и Эдвард с кем-то по нему говорит. Потом послышался звук шагов, причем у Мэгги было полное впечатление, что в квартиру вошло по меньшей мере двое… Кто же?

Уже жалея о том, что своими вопросами вторглась не совсем в свою сферу – скорее это была та половина поля, на которой обычно играли психотерапевты, – Мэгги решилась на еще один резкий поворот.

«Пора заканчивать этот балаган…»

– Брэд, какие у вас барьеры? – неожиданно перебила она его.

– Что-что, простите?

– Барьеры. То, чем вы точно, абсолютно ни при каких обстоятельствах не можете поступиться. То, на чем не готовы строить компромиссы. Кейти, вас это тоже касается. Подумайте оба. Выпишите каждый свои.

Мэгги передала им листочки бумаги и карандаши. Супруги тут же начали молча строчить. А Мэгги вновь вдруг припомнилась монастырская школа для девочек в Дублине. Лето, экзаменационная сессия, монашки-училки, внимательно следившие за тем, чтобы их воспитанницы не пользовались шпаргалками. Только сегодня она сама оказалась в роли училки…

Она исподволь принялась наблюдать за сосредоточенными лицами Джорджей. Вот сидят перед ней два человека, мужчина и женщина, взрослые, неглупые, нормальные… Когда-то они настолько сильно влюбились друг в друга, что решили пожениться, делить вместе стол и кров… Родили детей… Когда они с Эдвардом увиделись в Африке во второй раз, она мечтала примерно о том же и слышать больше не хотела ни о каких зонах вооруженных конфликтов, ни о каких «горячих точках», ни о каких переговорах, ни о кофе и сигаретах в режиме «нон-стоп», двадцать четыре часа в сутки, ни о каком спасении мира… Она, взрослая, неглупая, нормальная тридцатипятилетняя женщина, мечтала о доме, семье, уюте и покое. И пусть эти мысли посетили ее на пятнадцать лет позже, чем всех ее школьных подруг. Не важно. Главное, что они вообще ее посетили.

– Брэд, вы закончили? А вы, Кейти?

– Нет, я еще многое не записала!

– Мы говорим о непреодолимых барьерах, но далеко не все наши пожелания являются таковыми. Нужно уметь подходить к ним избирательно. Не забывайте, что у нас сложилась конфликтная ситуация. Каждый из вас обязан в первую очередь думать о компромиссах. Но прежде – определить для себя личные барьеры. Их не может быть много.

– А сколько?

– Давайте ограничимся тремя на каждого из вас.

– Тремя?! Да вы издеваетесь, Мэгги?!

– Вовсе нет. Это правило. Правила здесь устанавливаю я.

– Хорошо… – Кейти растерянно пробежалась глазами по своему длиннющему списку и начала неуверенно зачеркивать отдельные строчки.

Мэгги терпеливо ждала.

– Итак?

– Первое – это содержание на детей. Мои дети не должны нуждаться. Им необходима финансовая стабильность.

– Хорошо. Второй барьер?

– Дом. Дети привыкли к нему, они ничего, кроме него, не видели. Я не хочу, чтобы им пришлось начинать все заново на другом месте.

– Логично. Третий?

– Дети остаются у меня, я являюсь их матерью и хочу оформить полное опекунство. Это мое твердое условие.

– Кейти, ты бредишь?! – вскричал ее муж.

– Нет, Брэд. Сначала покажи свои барьеры.

– Слушай, мы с тобой про твое полное опекунство говорили уже тысячу раз!

– Брэд, Кейти права, познакомьте нас со своими барьерами.

– Отлично! Превосходно! Итак, я хочу забирать детей на День благодарения, я хочу, чтобы в этот день мои родители садились за один стол со своими внуками. Это мое первое условие, и я на нем настаиваю.

– Хорошо, продолжайте.

– Я хочу иметь право видеться с ними, когда мне этого захочется. Вот так, чтобы я просто снял трубку и сказал… ну я не знаю… «Привет, Джоуи, старина, сегодня суперфинал, я заеду за тобой в четыре…» Вы понимаете меня, Мэгги? Я хочу иметь доступ к моим детям без всяких там судебных бумажек и печатей. И не тогда, когда мне скажет она, а когда это скажу я.

– Даже не мечтай об этом, Брэд.

– Кейти, мы с вашим мужем еще не закончили. Ваш третий барьер?

– У меня еще несколько важных…

– Мы решили, что их всего будет три.

– Хорошо… – Брэд набычился, сосредоточенно разглядывая носки своих туфель. – Я не дам Кейти ни цента, если она откажется посвящать детям все свое время.

– Прошу прощения, Брэд, но мне кажется, что вы тем самым просто зачеркиваете первый барьер вашей жены. А так делать нельзя.

– Отлично, тогда я скажу по-другому. Я буду платить за содержание и воспитание моих детей лишь в том случае, если получу гарантию, что эта услуга будет оказана им по высшему разряду. А это значит, что за детьми должна присматривать их мать, ибо никакая няня, никакой детский сад не сравнятся с родной матерью.

– Но это же несправедливо! Ты используешь наших детей, чтобы шантажировать меня! Я же не прошу тебя бросать твою работу, почему же ты требуешь этого от меня? Так нечестно, Брэд!

И спор разгорелся с новой силой. Мэгги вновь перестала для них существовать. Крики, взаимные обвинения, полускрытые угрозы, заламывание рук и слезы – полный джентльменский набор.

«Ну а что я хотела? Чего еще можно ждать от людей, которые видеть друг друга не могут, но которых жизнь связала по рукам и ногам общими обязательствами? Они не могут просто плюнуть и разойтись в стороны. Но они и не могут разделить между собой то, что их связывает. Дай им волю, они вцепятся друг другу в горло…»

Мимолетное воспоминание всплыло в ее голове, и Мэгги, вздрогнув, прогнала его… Смахнув с виска бисеринку пота, она вдруг успокоилась. Видение из прошлой жизни было болезненным, но навело ее на одну мысль.

– Кейти, Брэд, прошу тишины. Я приняла решение. Наши встречи не несут в себе никакой практической пользы. Они только отнимают у нас у всех время. Поэтому… будем считать, что курс окончен.

С этими словами Мэгги торжественно захлопнула тонкую папку, которая лежала у нее на коленях.

Супруги Джордж потрясенно смотрели то на нее, то друг на друга. В комнате воцарилась идеальная тишина. Мэгги чувствовала на себе прожигающие насквозь взгляды, но делала вид, что ничего не замечает, и деловито завязывала на папке тесемки.

– О бумагах не беспокойтесь, я отвезу их завтра в администрацию. Насколько я понимаю, у вас у каждого есть личный адвокат, не так ли? Что ж… мы не смогли разрешить наших проблем, но по крайней мере выявили самые болезненные точки. Это тоже работа, за которую адвокаты скажут нам всем спасибо. На суде. – Мэгги решительно поднялась со стула, мягко улыбнулась окаменевшим Джорджам и бросила им прощальное напутствие: – Суда не бойтесь. Все будет хорошо, я уверена. Полагаю, вас обоих устроит то решение, которое в итоге будет принято.

Брэд вдруг начал сокрушенно качать головой и бормотать что-то себе под нос.

– Брэд?

– Вы не можете так поступить с нами, не можете…

– Как? Простите, я не понимаю.

Мэгги бросила папку себе на стол, сложила руки на груди и изобразила на лице вежливое удивление.

– Вы не можете нас вот так просто… бросить!

Тут опомнилась и Кейти.

– Вы нужны нам, Мэгги, разве вы не понимаете? Мы без вас не справимся!

– Уверяю вас, вы на себя наговариваете. Вам делать ничего не придется, все сделают адвокаты. Бракоразводный процесс – одна из самых банальных и простых процедур в судопроизводстве, это я вам точно говорю.

Мэгги остановилась перед окном и тут услышала, как в прихожей вновь запищал интерком. Да, клиент идет сегодня косяком…

– О, Мэгги, вы не понимаете! Нам там не поздоровится, я это печенкой чую! – горячо причитал Брэд. – Из нас выкачают кучу денег и распустят на таких условиях, что хоть в петлю лезь, я уж знаю, я слыхал, как у нас все делается в судах! Не обрекайте нас на это, пожалуйста, не бросайте нас!

Ага, сработало.

– Обещаю, мы все сделаем, как вы скажете! Все! – не унимался Брэд. – Давайте попробуем, а? В самом деле, давайте! Помогите нам! Кейти, ну что ты молчишь?

– Мэгги… – У той задрожали губы. Она была согласна на все.

– Да, собственно, уже поздно как-то помогать. Вы же сами видите. Мы не смогли договориться даже по самым базовым вопросам. И я гарантирую вам, что ничего страшного и трагичного в суде нет и быть не может. Это рутина, пустая формальность, которая лишь закрепит все официально и цивилизованно.

– Нет-нет, Мэгги, так не пойдет! Мы затем и пришли к вам, чтобы вы избавили нас от суда! – Это наконец прорвало Кейти. – Да и если подумать, мы не ставим друг перед другом невозможных задач. Вы попросили нас выставить барьеры, мы их выставили. Вы попросили сократить их число – пожалуйста. Я чувствую, что решение где-то близко!

Мэгги резко обернулась от окна.

– Даю вам еще десять минут. Ни секундой больше.

На самом деле все заняло пятнадцать. Но спустя четверть часа они расстались, довольные друг другом. Более чем. Кейти и Брэд договорились делить сумму, выделяемую на воспитание их детей, пропорционально доходам каждого. Брэд подписался на большие деньги, так как он и зарабатывал больше. Также они решили, что если все-таки Кейти решится уйти с работы и ее денежный вклад сократится до нуля, то Брэд добавит что-то из своего кошелька лично для нее. Он назвал это «щедрым стимулом». Дети останутся жить с матерью, но в выходные у отца будет право забирать их к себе. И разумеется, на День благодарения.

На прощание Брэд и Кейти поочередно обняли Мэгги, а потом на радостях обнялись и сами, что вызвало у их «психотерапевта» улыбку. Оставшись одна, Мэгги вернулась в свое кресло, чтобы перевести дух. Может быть, в этом выход? Может быть, именно таким способом ей – не сразу, конечно, но в конечном итоге – удастся компенсировать то, что она сама же и натворила год назад? Шаг за шагом, пусть медленно, но, может быть, ей удастся в конце концов возместить потерю…

Она потешила себя этой иллюзией не больше минуты. А потом взглянула правде в глаза. Если всерьез надеяться на полновесную компенсацию за то, к чему привела та ее давняя трагическая ошибка, ей придется сидеть в этой комнате с супружескими парами до скончания веков… без выходных, сна и перерывов на обед! И даже в этом случае компенсацию нельзя будет считать полной.

Она глянула на часы. Пора. Эдвард небось уже ждет ее в машине со своим чертовым планом, согласно которому они отправятся в многочасовое путешествие по всем мебельным салонам города.

Вздохнув, она поднялась и вышла из комнаты. За дверьми ее ждал сюрприз. В небольшом закутке, который Мэгги называла про себя «приемной», небрежно листая один из старых номеров «Вог», ее поджидал незнакомый мужчина – один из бесчисленных вашингтонских близнецов. Костюм, галстук, белоснежная сорочка, сверкающие туфли… И все это в воскресенье. Мэгги не узнала его, но это вовсе не значило, что они не встречались раньше. В этом городе все белые мужчины походили друг на друга, как оловянные солдатики из одного набора.

– Доброе утро. У нас с вами назначена встреча?

– О нет. О встрече мы не договаривались, но у нас возникла… э-э… нештатная ситуация. Это не отнимет много времени.

Нештатная ситуация? О чем это он?..

– Хорошо, я сейчас. Вот только…

Не договорив, она отправилась на кухню в поисках Эдварда. Тот как раз прощался с неким господином, чья униформа указывала на то, что он имел честь представлять здесь одну из компаний, занимавшихся грузоперевозками.

– Дорогой, что происходит?

Ей показалось, что тот слегка переменился в лице.

– Ты умеешь подкрадываться. Честно говоря, я полагал, что ты еще не закончила с этими Джорджами. Э-э… дело в том, что… Я все объясню… Они занимали слишком много места, портили общий вид и работали пылесборниками. Я избавился от них. Их больше нет.

– Ты о чем, Эдвард?!

– О твоих ящиках, которые простояли в гостиной почти год. Ты обещала распаковать их сразу же после переезда, но так и не удосужилась это сделать. Мне ничего не оставалось… Я пригласил этого любезного джентльмена, он погрузил их в свой фургон, и, собственно, все.

Мэгги перевела потрясенный взгляд на любезного джентльмена. Тот, видимо, понял, что назревает буря, и начал торопливо запихивать подписанную Эдвардом квитанцию в кармашек своего оранжевого комбинезона. Теперь-то ей все стало ясно. Хотя она и отказывалась верить своим ушам. Издав какое-то нечленораздельное, но, безусловно, гневное восклицание, Мэгги промчалась мимо Эдварда к противоположному выходу из кухни и оказалась в гостиной. Двух ящиков, которые давно прижились в углу комнаты у самого окна, не было. Ковер на том месте темнел ровными прямоугольниками. Всхлипнув, Мэгги устремилась обратно.

– Негодяй! Как ты посмел?! Это же мои личные вещи! Письма, фотографии… вся моя жизнь, черт бы тебя побрал! И ты хочешь сказать, что просто вышвырнул все это на свалку?!

Заметив, что грузчик уже испарился, Мэгги бросилась вдогонку. Лифт был уже на первом этаже, и ей пришлось ждать, когда он поднимется. Наконец через минуту-полторы она выскочила на улицу и стала озираться по сторонам. Фургон, чуть погромыхивая по асфальту, весело удалялся от нее на приличной скорости. Мэгги побежала было за ним, потом стала размахивать руками и кричать, но все тщетно. Она лишь успела скользнуть глазами по рекламе, приклеенной к заднему стеклу, – ей запомнилось несколько первых цифр телефона и название компании: «Нэшнл римувэлс».

Всплеснув руками, она отправилась восвояси. Поднявшись в квартиру, она сразу же ушла к себе в кабинет и дрожащими пальцами стала набирать справочную. Узнав нужный телефон и удостоверившись в том, что именно он значился на рекламном постере, она быстро набрала его и начала считать гудки. После четвертого или пятого на том конце провода включился автоответчик: «К сожалению, наша компания не осуществляет перевозок и доставок по воскресным дням. В будни мы работаем с девяти тридцати…» Мэгги швырнула трубку на аппарат. До завтра ждать бессмысленно. Ее несчастные пожитки не переживут эту ночь.

Она вернулась в кухню на негнущихся ногах, без сил опустилась на круглую барную табуретку и глухо проговорила: