Текст книги "Последний завет"

Автор книги: Сэм Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 32

Восточный Иерусалим, четверг, 09:40

Уже во второй раз за эту неделю Мэгги отправилась в дом, где отпевали покойника. Как ни удивительно, но раньше в своей карьере она с подобным не сталкивалась, хотя знала некоторых коллег, взявших себе за правило бывать на похоронах, поминках и панихидах. Они там работали и, между прочим, добивались успеха. Ей вспомнились переговоры по заключению перемирия между враждовавшими сторонами в Северной Ирландии. В один из дней, когда до подписания соглашения оставались считанные часы, в пабе убили двух друзей, один из которых был католиком, а другой протестантом. Убили, конечно же, с тем, чтобы сорвать переговоры. Но вышло как раз наоборот. После того случая люди вконец осознали, до какой степени им надоела лившаяся с обеих сторон кровь. Переговорщики побывали на панихиде и прихватили с собой представителей враждующих сторон. Все вернулись оттуда с утроенной решимостью добиться прекращения кровопролития. Мэгги тогда находилась в Южном Судане и каждый вечер слушала отчеты из Ирландии по коротковолновому приемнику, сквозь помехи. А когда прозвучала наконец новость о том, что Дублин и Лондон подписали соглашение, она плакала…

Иерусалимские убийства были отчасти похожи. Но лишь отчасти. В них было гораздо больше непонятного, чем в дублинских. Начать с Шимона Гутмана… Можно принять версию о том, что его убийство – попытка срыва переговоров. Но с другой стороны, охрана премьера действовала в соответствии с обстановкой. Гутман вел себя на митинге неадекватно и рвался к трибуне премьера. Его поведение было подозрительным. Теперь Ахмад Нури… А почему бы не предположить, что он действительно работал на израильскую разведку и получил по заслугам, как предатель палестинского народа? В конце концов, его смерть была обставлена соответствующим ритуалом. Рахель Гутман вполне могла покончить с собой. Налет на кибуц тоже можно было объяснить банальными причинами. И лишь убийство Авейды, за которое взяла на себя ответственность никому не известная израильская группировка, явно ставило целью сорвать переговоры. Но и за это поручиться было нельзя. Мало ли за что могли зарезать на улице араба-лавочника…

Так что Мэгги отправилась в дом Авейды не совсем с той же целью, что и дублинские переговорщики. Она шла не оплакивать двух юношей – араба и еврея, – которых убили противники мира. Она вообще не собиралась никого оплакивать, если уж на то пошло. Ею двигала одна мысль – разобраться в том, что происходит.

В доме толклось множество людей, как она и предполагала. Здесь было шумно, выли женщины. Протиснувшись вперед, Мэгги увидела пожилую даму, завернутую в какую-то бесформенную черную хламиду, а вокруг убивались более молодые товарки. Лицо старой женщины было каменным и залитым слезами.

Мэгги вдруг поняла, что перед ней невольно расступаются. Она шла вперед и разглядывала собравшихся. Одни то и дело быстро проводили по своим лицам ладонями, сложенными домиком, другие стояли на коленях, били земные поклоны и молились. Словом, это было место, куда пришло горе.

Мэгги прошла еще чуть вперед, мимо старой женщины, и увидела позади нее другую, примерно своих лет. В отличие от остальных она была одета хоть и просто, но по-европейски. Она не плакала, а тупо смотрела прямо перед собой и, казалось, ничего не видела и не слышала.

– Миссис Авейда?

Женщина не отреагировала на оклик Мэгги.

– Миссис Авейда, я из команды посредников, которая прибыла в Иерусалим из… из-за рубежа, чтобы способствовать установлению на этой земле мира. – Мэгги вовремя удержалась от упоминания Америки. Вряд ли это обрадует людей в этом доме. – Я пришла, чтобы выразить самые искренние соболезнования вашей семье. Мне очень жаль, что эта трагедия пришла и в ваш дом.

Женщина по-прежнему не шевелилась и ничем не показывала, что видит или слышит Мэгги. Тогда Мэгги опустилась на корточки и коснулась рукой ее плеча. Та даже не вздрогнула, словно ничего не заметив.

Вдруг перед ними возник какой-то молодой человек. Он схватил Мэгги за локоть и горячо заговорил на ломаном английском:

– Спасибо! Я говорю «спасибо»! Мы все говорим «спасибо», Америка. Спасибо, вы здесь. Спасибо!

Мэгги кивнула ему и мягко улыбнулась.

– Он простой человек. Продавать помидоры и яблоки. Он никого не убивает. Кто его убивает? Зачем?

– Да, я понимаю… Это ужасная трагедия…

– Мой двоюродный старший брат. А я его двоюродный младший брат. Сари Авейда.

– Скажите, Сари, вы тоже работаете на базаре?

– Конечно! Мы все работать на базаре! Много лет, много!

– А что вы продаете?

– Мясо. Я мясник, продавать мясо. А мой брат продавать шарфы и шали для голова. Кефийе. Вы знаю, что такое кефийе?

Мэгги тут же вспомнила Арафата.

– Да, конечно. У вас у всех одна фамилия? Авейда?

– Да, Авейда. Семья Авейда. Одни Авейда этот дом.

– Скажите, а кто-нибудь из ваших братьев торгует антиквариатом?

Сари озадаченно нахмурился.

– Драгоценности, древности? – попробовала уточнить Мэгги.

– О, конечно, драгоценности и древности! Конечно, конечно! Мой другой двоюродный старший брат, он продавать драгоценности и древности. У него свой лавка. Хороший лавка, много товар.

– Вы точно знаете, что он продает древности?

– Да, да, древности! Горшок, тарелка, деньги… Старая, старая… Много веков!

– А можно с ним увидеться? Он сейчас здесь?

– Нет, он уходил. Он сейчас дома. Я показываю его дом, вы иду со мной?

– Спасибо, Сари. – Мэгги вновь улыбнулась. – А как его зовут? Тоже Авейда?

– Конечно, Авейда. Мы семья Авейда. Его тоже зовут Афиф.

ГЛАВА 33

Иерусалим, четверг, 10:05

Они шли по узеньким кривым улочкам Старого города, застроенным все тем же светло-коричневым иерусалимским камнем, и Мэгги думала: а ведь никто в этом семействе и не подозревал, что они хоронят… не того Афифа. Нет, это было не случайное убийство, но злоумышленники просто перепутали человека. Мэгги не сомневалась в этом. Они зарезали зеленщика, думая, что он торговец древностями.

Мэгги вынула из кармана телефон, чтобы набрать Ури, и увидела, что ей пришло текстовое сообщение. От Эдварда. Должно быть, он отправил его посреди ночи.

«Нам нужно решить, что делать с твоими вещами. Эд».

Сари Авейда увидел, как изменилось выражение на ее лице, и истолковал его по-своему:

– Не волнуюсь, Мэгги! Мы уже близко!

Она удалила сообщение, так и не ответив на него, и набрала номер Ури.

– Привет, это я. Афиф Авейда на самом деле цел и невредим. Убили его брата, которому не повезло родиться его полным тезкой. Убили явно по ошибке.

– Погоди, погоди, я ничего не понимаю.

– Я только что была в доме Авейды, где оплакивают убитого. Но убили зеленщика, а не торговца антиквариатом. Последний жив-здоров, и мы сейчас идем к нему. Уверена, что именно о нем твой отец упоминал в телефонном разговоре с Барухом Кишоном. Все это очень интересно и даже уже страшновато. Я сейчас поговорю с Афифом и потом перезвоню тебе, хорошо?

Как и большинство тех, кто говорит по мобильному на ходу, Мэгги смотрела себе под ноги. Когда же она убрала телефон обратно в карман и подняла глаза, то увидела, что идет одна. Сари куда-то исчез. Очевидно, он ушел вперед, полагая, что Мэгги держится позади него. Она остановилась и стала оглядываться по сторонам. Узкие и темные переулки ответвлялись через каждые пять метров справа и слева. Сари мог свернуть в любой.

Она прошла несколько шагов вперед до первого из них. Там царил полумрак, вдали висела бельевая веревка с какими-то тряпками, а под ней двое мальчишек гоняли консервную банку. Может, стоит пойти туда, попросить их отвести к взрослым и разузнать у них дорогу…

Чья-то рука в перчатке вдруг грубо зажала ей рот и с такой силой дернула назад и в сторону, что у Мэгги хрустнули шейные позвонки. Пытаясь оторвать ее от своего лица, Мэгги закричала. Точнее, она хотела крикнуть, но лишь захрипела в кожаную перчатку.

Не давая ей опомниться, ее куда-то потащили, в какой-то очередной переулок. Мэгги ничего не соображала и не сопротивлялась. Ее охватила паника. А в следующую минуту ее так приложили спиной к каменной стене, что она едва не задохнулась от боли в позвоночнике и ребрах. Рука по-прежнему зажимала ей рот.

Кто-то стоял напротив нее, его лицо почти полностью закрывала лыжная шапочка. Мужчина приблизил свое лицо почти вплотную, и она услышала:

– Не лезь, ты поняла? Не лезь.

– Я не…

Он встряхнул ее, и она вновь ударилась затылком о стену.

– Я сказал – не лезь.

– Куда? – прохрипела Мэгги.

Он вдруг убрал свою руку от ее лица и крепко обхватил ее за плечи. У Мэгги голова раскалывалась от боли. Ей даже казалось, что у нее раскроен череп и по шее течет кровь. Или это был пот?..

Вдруг она услышала другой голос. Слева от себя. Точнее, этот человек, присутствия которого она раньше не замечала, говорил, наклонившись к самому ее уху.

– Ты знаешь, о чем мы, Мэгги Костелло.

Странный голос. Он говорил по-английски явно с акцентом, но Мэгги не знала, что это за акцент. Русский? Немецкий?.. И сколько тут еще бандитов, скрывающихся в сумраке узкой подворотни? Может быть, есть и третий? С ножом? Подбирающийся к ней справа? Мэгги была в ужасе, у нее все болело.

Кто-то вдруг вцепился ей в бедро, и она почувствовала, как в кожу впились ногти…

– Ты слышала, что я сказал, Мэгги? Ты поняла меня?

Сердце готово было выпрыгнуть из груди, Мэгги отчаянно напрягала слух, пытаясь распознать этот странный акцент, и дико озиралась.

В следующее мгновение говоривший наклонился к ней еще ближе и залез языком Мэгги прямо в ухо. Она содрогнулась и попыталась отстраниться от этого жуткого человека, но ее держали крепко. Она крикнула было, но рот вновь накрыла грубая рука в перчатке. А в следующее мгновение рука того второго человека вдруг переместилась с ее бедра… к промежности. Сильные пальцы сжались, и Мэгги стало очень больно.

Слезы брызнули у нее из глаз, и она вообще перестала что-либо видеть. Мэгги изо всех сил попыталась вывернуться, но не смогла даже пошевелиться. Грубая рука то сжималась, то разжималась у нее между ног… И вновь голос:

– Нравится? Не очень? – Рука вдруг исчезла. – А если не нравится, тогда не лезь в это дело, Мэгги Костелло. В противном случае мы вернемся и продолжим с тобой.

ГЛАВА 34

Иерусалим, четверг, 11:05

В это утро они всегда совещались у Ярива на кухне – он и несколько его самых приближенных людей. Так повелось еще в те времена, когда он только начинал свою карьеру в большой политике. Каждое утро четверга они подводили итоги рабочей недели, анализировали события, разбирали ошибки и делали прогноз на следующую неделю. Они собирались на кухне в бытность Ярива министром обороны и министром иностранных дел, и когда он был оппозиционером, и когда олицетворял собой государственную власть. Даже когда Ярив был начальником Генерального штаба, они тоже собирались на кухне и вели свои разговоры. Ибо что ни говори, а пост начальника Генштаба – это тоже политика.

В последнее время произошли некоторые изменения в составе тех, кто имел право посещать эти совещания. На них по-прежнему приходили двое бывших однополчан Ярива – один из них был теперь большим рекламным боссом, а другой сколотил себе состояние на импорте. По-прежнему на всех совещаниях сидела его жена Рут, мнению которой почти во всех вопросах Ярив доверял. Правда, на кухню уже не заглядывал его сын Алуф. Он был убит в Ливане три года назад. Вместо него в совет был введен Амир Таль. Об этом прознали и цинично обыграли сей факт израильские газетчики, присвоившие Талю статус «приемного сына премьера» и прозвавшие его Алуф Бет – Алуф-второй.

Совещания происходили неизменно на кухне. Рут готовила кофе и яблочные штрудели. Все удобно располагались на двух диванах и неспешно переговаривались. Но не сегодня. Амир Таль сказал Яриву, что не стоит из-за разговора тет-а-тет отправляться к нему домой. Да, сегодня совещание они проводили вдвоем.

Переговоры благополучно зашли в тупик. Собственно, никаких переговоров между сторонами уже не велось. Участники являлись каждое утро в дом правительства как на работу, но не общались друг с другом, а вели самостоятельные «консультации». Ни израильтяне, ни палестинцы не хотели злить американских посредников, и формально переговорный процесс еще продолжался.

Ярив сознавал, что главное дело его жизни – достижение мира между Израилем и арабами – под угрозой. Ему нелегко приходилось в эти дни. Кто только на него не давил: и правые, мобилизовавшие поселенцев для этого идиотского «Живого кольца» вокруг Иерусалима, и американцы, и арабы. Он вдруг вспомнил своего предшественника, сидевшего в этом же кабинете несколько лет назад и покинувшего его после провала кэмп-дэвидских переговоров, когда страну захлестнула очередная волна насилия.

Остервенело щелкая семечки и качая головой, он честно признался Амиру Талю, что пребывает в растерянности.

– Я бы еще понял, если бы ХАМАС накрыл нас ракетным ударом, – говорил он, мрачно глядя перед собой. – Я бы понял, если бы меня пытались убить шахиды, как это было с Рабином и Пересом, ведь если твой враг в шаге от успеха – ему надо помешать. Обвязывайся динамитными шашками и со своим Аллахом в башке лезь на абордаж. Это понятно… Я бы даже не удивился возрождению из небытия «Махтерета»…

Они оба знали, что такое возрождение весьма возможно. В восьмидесятые некоторые поселенцы и религиозные фанатики славились проведением подобных акций – посылали взрывчатку по почте или начиняли ею припаркованные машины. Им удалось таким способом убить и покалечить ряд влиятельных палестинцев.

– Я бы не удивился, если бы они сейчас взорвали какую-нибудь детскую площадку, на которой резвятся палестинские дети. Или даже мечеть.

Он мог не уточнять, какую именно мечеть имел в виду. Представители движения «Махтерет» всегда мечтали о взрыве одной из главных мусульманских святынь – Куполе Скалы, возведенном на Храмовой горе. Израильские экстремисты хотели стереть его с лица земли, чтобы на его месте заново отстроить Иерусалимский храм.

– Но это? Вот это как понимать?! Какого дьявола зарезали араба-торгаша? Какого черта палестинским боевикам потребовалось нападать на кибуц, да еще и ночью? Если хочешь сорвать переговоры, проведи показательную акцию! Средь бела дна! С большой кровью!

– Может, это, так сказать, первое предупреждение?

– Если бы они взорвали несколько жилых домов – вот это было бы предупреждением. Всякий раз, когда они хотели, они предупреждали нас подобным образом.

– Аль-Шафи говорит, что он тут ни при чем.

– Я и не сомневался. А ХАМАС?

– Эти тоже все отрицают, но…

– Но им не так сразу веришь, да? Ты прав. А что с тем торгашом? Кто взял ответственность за эту пакость? «Защитники единого и неделимого Иерусалима»? Я не верю! Кто они такие вообще? Откуда они вылезли? Почему я раньше о них никогда и ничего не слыхивал? В мире немало маньяков, которые рады взять на себя ответственность за все, что угодно – вплоть до последствий стихийных бедствий, – лишь бы чуток прославиться. А по мне, так это здорово смахивает на банальную уличную поножовщину.

– Ну, не обязательно…

– В каком смысле? – Скорость, с которой премьер теперь лузгал семечки, поражала всякое воображение. Если бы к нему сейчас подключили динамо-машину, он бы давал приличное электрическое напряжение.

– Дело в том, что мы сейчас копаем убийство Гутмана и там выясняются любопытные детали. Мы установили наблюдение за его сыном Ури. В последние дни он здорово спелся с американкой Мэгги Костелло из Госдепа.

– С той переговорщицей? А что у них может быть общего?

– Похоже, Рахель Гутман что-то такое успела сказать ей накануне смерти. А поскольку сами переговоры сейчас считайте что умерли, американцы позволили Мэгги посвятить себя детективному расследованию. Как я понял, она сумела убедить свое начальство в том, что дело Гутмана-старшего поможет им пролить свет на причины проблем, возникших на мирных переговорах.

– И?..

– Ну и ей удалось установить, что профессор Гутман и тот первый убитый палестинец были знакомы и даже сотрудничали по линии науки. А сейчас все идет к тому, что к этому делу можно будет подшить и последнее, ночное убийство.

– Продолжай.

– Нам не хватило времени, чтобы установить подобающее наблюдение за квартирой, в которой они побывали прошлым вечером – я имею в виду квартиру правого журналиста Баруха Кишона в Тель-Авиве. Пришлось импровизировать и писать голоса с улицы. Качество, сами понимаете, невысокое. Но все же нам удалось установить, что перед самым уходом Костелло и Гутман-младший наткнулись на какую-то бумажку, на которой было записано арабское имя…

– Какое?

– Афиф Авейда.

– Это тот, которого зарезали этой ночью?

– Так точно. Как мы поняли, в последнем своем разговоре с Кишоном по телефону Гутман-старший упоминал это имя. И вот Авейды уже нет с нами…

Ярив задумался. Долгое время в кабинете стояла тишина, если не считать щелканья семечек.

– Кто еще в курсе? – наконец спросил премьер.

– Вот именно, господин премьер-министр. Вот именно. И я очень рад, что мы сейчас говорим наедине.

– То есть ты хочешь сказать…

– Что военная разведка – это единственные люди, кроме нас с вами, кто имеет доступ к результатам нашей прослушки.

– Я твой намек понял. Не могу поверить. Неужели ты думаешь, что Йосси бен-Ари, министр обороны правительства Государства Израиль, ведет свою собственную, и притом такую грязную, игру? Неужели ты думаешь, что это он распорядился зарезать того лавочника?

– Я могу сказать лишь одно: если его люди прослушали все записанное в квартире Кишона, они получили имя Афифа.

– Но зачем? Зачем ему это?

– Убивать Авейду? Не знаю. Но я предлагаю смотреть на вопрос шире. Я даже соглашусь с мисс Костелло в том, что дело Гутмана откроет нам глаза на многое.

– Это опять намек? Ты веришь в то, что Йосси решил саботировать мирный процесс и задался целью сорвать переговоры? Чтобы свалить меня и сесть в это кресло самому? Господи…

– Я этого не утверждаю, но…

– Кто ему в этом может подпевать?

– Моссек, возможно. Да еще, может быть, начальник Генштаба.

– Военный заговор…

– Я ничего не утверждаю.

– Если не они, то кто еще?

– Если мы говорим, что это не банальная уличная поножовщина, а преднамеренное убийство человека, о котором в разговоре с Кишоном упоминал Гутман-старший, тогда подозревать в первую очередь стоит тех, кто знал о связи Афифа и Гутмана.

– Мисс Костелло и Ури.

– Вполне годятся на роль подозреваемых.

– Бред, ерунда! Амир, это не очередная компьютерная игрушка из жанра квестов. Это жизнь!

– Я хочу отработать все мыслимые версии.

Премьер-министр откинулся на спинку кресла, смяв ладонью пустой пакетик из-под семечек, и вздохнул.

– Так что ты предлагаешь в итоге?

– Ничего…

– Ты предлагаешь мне поверить в то, что внутри моего правительства имеются люди – военная верхушка, если быть точными, – которые намерены сорвать мирные переговоры и таким способом сменить государственную власть в Израиле?

– Вам прекрасно известно отношение военных к тому, что вы пытаетесь сделать. Им никогда не понравится наш уход из Газы, сворачивание поселений на Западном Берегу Иордана, а меньше всего – грядущий раздел Иерусалима.

Ярив вдруг грустно усмехнулся:

– А я тащил Йосси вверх. Сделал его генералом… Выходит, Брут тоже с ними…

– Каковы ваши указания, господин премьер-министр?

– Твои люди, которые занимаются этим делом, должны закрыться ото всех, кроме нас с тобой. Проверь каждого на благонадежность. Тех, кто работает на военных, убери из своей команды. Каждый твой человек должен считать достижение успеха на мирных переговорах делом всей своей жизни. Если надо, привлеки взамен уволенных левых. Да хоть наркодилеров, мне плевать! Мне от них нужна лишь стопроцентная лояльность и профессиональная подготовка. Как только закончишь чистку в рядах, пусти своих людей по следу Моссека и бен-Ари. Все их телефонные переговоры, встречи с кем бы то ни было – мне нужно все. Я хочу читать их электронную почту, эсэмэски, я хочу знать, бумагой какого цвета они подтирают себе зад в туалете!

– Считайте, что это сделано.

– И знай: я делаю все это только ради того, чтобы доказать тебе безосновательность твоих подозрений! И еще…

– Да?

– Не спускай глаз с Костелло и Гутмана-младшего. Ни на секунду. Как только они во всем разберутся, в чем я почему-то уже не сомневаюсь… Я хочу, чтобы они поделились своим открытием со мной лично.

ГЛАВА 35

Иерусалим, четверг, 11:11

Мэгги не знала, сколько времени пролежала в той темной подворотне – пять минут или пару часов. С тех пор как бандиты швырнули ее оземь и скрылись, она не двигалась. И не смотрела им вслед. И даже не воспользовалась мобильным, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Мэгги пребывала в состоянии шока, все тело ныло, ежесекундно напоминая ей о случившемся.

Наконец мало-помалу она начала приходить в себя. В голове даже забрезжила мысль, что, в сущности, ей повезло – все могло обернуться куда как хуже…

И в этот момент к ней протянулась рука.

Мэгги не без труда подняла глаза и увидела перед собой женщину. На лице той была написана жалость. Она проговорила:

– Я вас видела. Вы та американка, что заходила в дом к Авейде. Что вы здесь делаете? Как вы тут оказались?

Она помогла Мэгги подняться с мостовой и отряхнуться. Мэгги пару раз охнула, ощутив резкую боль в ребрах. Болело и в промежности. И едва только она почувствовала эту боль, как губы ее поджались, а в глазах вновь показались слезы.

Женщина повела ее вдоль по переулку в ту сторону, где была натянута бельевая веревка. Затем они спустились по низеньким ступенькам в крошечный дворик и прошли через него в дом. Мэгги оказалась в небольшой комнате. Справа были телевизор и диван, на котором сидел ребенок и рисовал – возможно, тот самый, ранее гонявший со своим братом консервную банку. Слева располагались кухонный стол и газовая плита.

Женщина, усадив Мэгги за стол, поставила на огонь чайник. Она предложила своей гостье мятный чай. Мэгги вяло кивнула, хотя и понимала, что помочь ей сейчас могла только здоровенная кружка крепкого кофе пополам с бренди. Случайно она взглянула на свои руки, безвольно лежащие на столе. Кончики пальцев подрагивали, как у пьяной. Господи, Господи… куда ее занесло? Двадцать лет назад это еще можно было объяснить любовью к приключениям и неизведанному. Но сейчас-то? Как вышло, что она вновь оказалась черт-те где в полном одиночестве и в окружении людей, среди которых были те, кто желал ей зла?

– Добро пожаловать в мой дом, – вдруг раздался в комнате мужской голос.

Мэгги вздрогнула от неожиданности и глянула на дверь. На пороге стоял мужчина средних лет с узким, почти дочерна загорелым лицом и коротко остриженными волосами – черными пополам с седыми, – в выцветшем синем костюме без галстука. Женщина обернулась, и они о чем-то быстро заговорили друг с другом по-арабски. Очевидно, жена рассказывала мужу о том, при каких обстоятельствах познакомилась с Мэгги, так как она то и дело кивала в сторону гостьи.

– Теперь вы в безопасности и вам ничто не угрожает, – сказал мужчина. Он говорил с сильным акцентом, но довольно правильно. Но Мэгги этот факт не успокаивал. А его улыбка прямо-таки нервировала. Было в ней что-то… неприятное. Ей вдруг захотелось, чтобы он ушел и оставил ее в покое. Но хозяин никуда не собирался. Он действительно вышел на минутку, но тут же вернулся с пепельницей в руках и плотно прикрыл за собой дверь. – Так вы американка?

– Я из Ирландии, – машинально уточнила Мэгги и вдруг отметила про себя, что не узнает собственного голоса.

– Из Ирландии? Это хорошо. Я видел ирландцев. Хорошие люди. Но работаете вы ведь на американцев, да?

Он все улыбался этой своей поганой улыбочкой, на которую Мэгги не могла смотреть. Хозяйка дома вновь спасла ее, принеся чай. Мэгги получила возможность опустить глаза и заняться кружкой и сахарницей.

– Как вы тут оказались?

– Набиль! – повысив голос, резко сказала его жена.

«Наверно, тоже хочет, чтобы он отстал от меня…» – подумала Мэгги и наконец вспомнила о телефоне. Она вынула его из кармана и тут же увидела сообщение от Ури: «Где ты?»

Она уже хотела было набрать его номер, но Набиль вдруг быстро навис над ней и даже протянул руку, как бы желая выхватить телефон.

– Не надо! Не звоните! Зачем звонить? Мы позаботимся о вас. Все, что захотите!

Мэгги отчаянно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Где угодно, только не в этой комнатушке, затерянной в лабиринте бесчисленных переулков, в которые даже солнце не могло отыскать дорогу. Ей также захотелось сорвать с себя всю одежду и встать под горячий душ, чтобы помочь измученному телу забыть… чтобы оно не напоминало о случившемся…

– Пожалуйста, скажите мне, если вы работаете на американцев, почему вы пришли сюда одна? Где ваша охрана? – Улыбка на узком лице хозяина дома, казалось, стала еще шире. – Неужели тут нет никого, кто бы сопровождал вас, приглядывал за вами?

Руки Мэгги, до того безвольные и холодные, вдруг вспотели и стали горячими. Она метнула взгляд на дверь. Та была закрыта.

Женщина принесла еще чаю, а потом забрала мальчишку и ушла с ним в другую комнату. Мэгги осталась наедине с ее мужем. Ей было ужасно не по себе. Она понимала, что необходимо срочно связаться с консульством, с Дэвисом, с Ури, да хоть с Лиз в Лондоне… Но она боялась, что мужчина отнимет у нее телефон и вообще… перейдет к активным действиям…

Мэгги мучительно размышляла о том, как ей поступить. И в конце концов пришла к выводу, что надо что-то делать… Надо выбираться отсюда. Набравшись духу, она медленно встала из-за стола, небрежно потянулась, будто расправляя затекшие плечи, и направилась к двери.

– Эй, куда же вы идете?

Мэгги, не оборачиваясь, ответила:

– Мой отель в западном Иерусалиме. Спасибо за чай. Я, пожалуй, пойду.

– Но почему бы вашему отелю не быть в восточном Иерусалиме? Здесь красиво. И кстати, есть приличная гостиница – «Американская колония». Там останавливаются все европейцы. А вот американцы – никогда. Почему? Неужели вам хочется видеть только еврейские лица?

Мэгги не собиралась спорить. «Господи, что за страна… Даже выбор отеля может явиться поводом для ссоры и политических заявлений…»

– Нет, вы все неправильно поняли, – ни о чем не думая и не спуская глаз с двери, проговорила она и взялась за ручку. Дверь оказалась заперта.

Тем временем Набиль поднялся со своего места и подошел к ней сзади. У Мэгги от страха подгибались колени, она боялась вздохнуть. Сейчас… вот сейчас он схватит ее за горло или за волосы и швырнет назад… Вместо этого хозяин протянул руку, надавил на дверь сильнее, и та распахнулась. Мэгги быстро вышла из комнаты в маленький дворик. Набиль последовал за ней.

– Можно еще вопрос? Как вы все-таки сюда попали? Вот именно здесь нет ничего, что могло бы привлечь иностранца.

– Я навещала семейство Авейда…

– Да, жена сказала мне. А как вы забрели именно сюда?

– Я хотела повидаться с Афифом Авейдой. С другим Афифом.

– А, знаю. Давайте я покажу дорогу.

– Нет-нет, спасибо. Я уже передумала. Хочу просто вернуться к себе в номер и отдохнуть.

Но Набиль не слушал – крепко взял ее под локоть и потащил из переулка. Мэгги не сопротивлялась, только вяло передвигала ноги, чтобы не упасть. Правда, на сей раз она внимательно смотрела по сторонам и то и дело оглядывалась. Куда он ее тащит? Может, на второе свидание с теми ужасными людьми? И кстати, в самом ли деле Сари хотел проводить ее к своему двоюродному брату? А может, он нарочно завел ее в ловушку?

Бежать? Бессмысленно. Глупо. Куда она побежит? Не пройдет и пяти минут, как она заблудится в этих чертовых улочках и переулках…

По мере того как они приближались к базару, вокруг становилось все многолюднее. Мэгги в какой-то момент заметила впереди двух девушек, одетых по-европейски и с любопытством глазевших на выставленные в одной из витрин кальяны. Может, стоит окликнуть их? Подбежать к ним? Ну хорошо, подбежала, а дальше что?..

Набиль вел ее уже вдоль торговых лавочек. Их со всех сторон окружали барабаны из козьей кожи, вязаные коврики и шали, деревянные и серебряные статуэтки. Вокруг было все больше туристов. Вот прошла пожилая пара немцев, что-то громко обсуждая. Вот утиной стайкой прошмыгнули японцы со своими неизменными фотоаппаратами. Ознакомительные материалы, которыми ее снабдил в Вашингтоне Бонхэм, не врали – после длительного упадка, вызванного второй интифадой, торговля в Старом городе потихоньку оживала и иностранные туристы вновь потянулись в восточную часть Иерусалима. Кстати, здорово способствовали этому процессу и начавшиеся в доме правительства мирные переговоры. Город был полон христиан-паломников и заезжих мусульман, пожелавших лицезреть Купол Скалы, а также иудеев, мечтавших спрятать записочку в трещинах Стены Плача…

Они свернули к мясным рядам, и Мэгги едва не затошнило от увиденного. Ободранные кроваво-красные туши висели на ржавых крюках, а под ними натекали целые лужи крови… На одном из прилавков были выставлены бараньи головы с ввалившимися глазами… В воздухе стоял тяжелый мясной дух…

– Мы почти уже пришли. Еще минута-другая – и мы на месте.

Набиль свернул в очередной проулок, оказавшийся царством сувениров. Мэгги почувствовала облегчение от того, что мясная торговля осталась у них за спиной, а людей вокруг при этом меньше не стало. Наконец он подвел ее ко входу в одну из лавчонок.

– Ну вот, пришли. Это магазин Афифа Авейды.

Она вошла вслед за ним в погруженное в полумрак тесное помещение. Набиль за руку поздоровался с молодым торговцем и что-то быстро сказал ему по-арабски. Мэгги уловила лишь одно слово: «Америка».

Молодой человек скрылся за занавеской и вернулся в сопровождении своей более пожилой копии. На втором человеке был английский свитер и очки в темной оправе. Он занял свое место за конторкой перед витриной с ювелирными украшениями и улыбнулся гостям:

– Рад познакомиться. Спасибо тебе, Набиль, что показал дорогу.

Мэгги обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как уходил Набиль.

– Спасибо! – крикнула она ему в спину.

Набиль на поверку оказался обыкновенным порядочным человеком, который пожелал помочь ей – точно так же, как сначала помогла его жена. Мэгги стало стыдно за свои подозрения. Паранойя… А впрочем, чему удивляться, принимая во внимание то, что с ней произошло до встречи с этой четой добрых палестинцев?..

Едва она подумала об этом, как между ног у нее вновь заныло, а память услужливо вытянула на поверхность последние слова того страшного человека: «А если не нравится, тогда не лезь в это дело, Мэгги Костелло. В противном случае мы вернемся и продолжим с тобой».

Ей вновь стало не по себе.