Текст книги "Стражи Хейвена"

Автор книги: Саймон Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 100 страниц)

Пес хихикал весь остаток пути до главного двора.

Там, как всегда, толпился народ – огромная бурлящая толпа заполонила пространство от стены до стены. В основном здесь толкались крестьяне, съехавшиеся со всей страны, чтобы припасть с молитвой к ногам Шамана и послушать его поучения о вероломстве монархов. И, что еще более важно, постичь его радикальную концепцию крестьянских прав. Приезжие разбивали палатки и ставили навесы по всему двору, каждый с собственным очагом и собственным столбом ядовитого черного дыма.

Поскольку рубить деревья им запрещалось, они жгли навоз. Уборные соорудили повсеместно, так что недостатка в топливе не ощущалось. Харальд, когда был жив, не пытался отправить крестьян восвояси, поскольку понимал: по доброй воле они не пойдут, а устраивать в собственном замке кровавую баню – каковая неизбежно явилась бы результатом любой попытки выгнать их силой, ему не хотелось. Поэтому крестьяне находились здесь, с семьями и скотом. Коробейники и торговцы также наличествовали, равно как точильщики, клоуны и фокусники. Им приходилось выдерживать жесткую конкуренцию, ибо финансовые возможности покупателей-крестьян были весьма ограничены.

Шаман обитал в собственной простой палатке, которая была не лучше, чем у других. Она стояла в дальнем углу двора. Вокруг палатки Шамана оставалось свободное пространство – отчасти из почтения к учителю, но в основном потому, что Шаман не любил, когда люди подходили к нему слишком близко, и не гнушался кидаться в них чем под руку попадет, если они слишком его донимали.

Шаман нетерпеливо приплясывал у входа в палатку, пока Чанс и Чаппи медленно пробирались сквозь плотную толпу. Густой жар и вонь от такого количества животных и людей, собранных в столь ограниченном пространстве, были почти невыносимы. Аллен пытался дышать ртом, но это не помогало. Крестьяне бросали на квестора сердитые, подозрительные взгляды. Они охотно устроили бы королевскому лакею «темную», но одного взгляда на огромный топор и здоровенного пса хватало, чтобы призадуматься, и каждый благоразумно решал: «Пусть начнет какой-нибудь другой нечастный дурак, а там…»

Шаман долгие годы прожил отшельником в Лесу, и это оставило неизгладимые следы. Костлявая фигура, облаченная в нечистое тряпье, лицо покрыто синей краской, поверх которой красовался нарисованный белой глиной стилизованный череп. Обширная всклокоченная седая грива и борода безнадежно спутались и свалялись. Рот неизменно кривился в безрадостной ухмылке, а глаза были яркими, как у человека, одержимого тревожными и неожиданными истинами. Ногти у него были длинные, заостренные и крайне грязные. Двигался он стремительно и порывисто, как зверь. Животных, деливших двор с крестьянами, странным образом тянуло к Шаману, и нередко казалось, что в их обществе он чувствует себя лучше, нежели среди собратьев по людской расе.

Он был колдун. Все это знали.

Шаман коротко кивнул Чансу и Чаппи, когда те, наконец, остановились перед ним. Ближние крестьяне подползли к палатке, чтобы подслушать перлы мудрости, каковые могли слететь с бледных губ учителя. Он сгреб горсть звериных экскрементов и швырял ими в паломников, пока те не отступили на почтительное расстояние. Аллен тут же решил, что руку Шаману подавать не станет. Вонь, исходящая от старика, заставила его поморщиться. Вблизи она становилась просто ужасной. Даже вездесущие мухи держались подальше от святого угодника.

Отогнав крестьян, запыхавшийся Шаман повернулся к гостям, и Чанс заставился себя выдавить вежливую улыбку. Он мог не любить Шамана и не одобрять его действий, но как квестор обязан был выслушать все стороны в споре и любого жалобщика. Чаппи сильно прижался к бедру своего друга и поджал хвост. Шамана пес невзлюбил с самого начала. Звериные повадки старика раздражали его, хотя он и чувствовал магнетическое притяжение, действовавшее на других животных. Чаппи ощущал исходящую от проповедника магию… И нечто еще, очень похожее на безумие – или сознание, вытесненное за пределы обычных человеческих возможностей.

– Прекрати ворчать, – тихонько велел собаке Чанс, не переставал вежливо улыбаться хозяину палатки.

– Не верь ему, – предупредил пес. – Он что-то скрывает.

– А кто в наши дни ведет себя иначе? Просто помолчи и позволь мне вести беседу. И что бы ни случилось, не кусай его. Бог знает, что от него можно подцепить.

– Кусать его? Да я его и на спор бы не тяпнул! К тому же у него блохи. Я вижу, как они скачут.

– Сэр! Как мило с вашей стороны пригласить меня. Это честь для нас. Чем могу служить?

Голос Шамана напоминал хриплое карканье, и Чансу пришлось напрячь слух, дабы разобрать, что он говорит.

– Чанс. Королевский квестор. Сын сэра Чэмпиона. Да только король теперь мертв. Так перед кем же ты отчитываешься теперь, сын сэра Чэмпиона?

– Юридически – перед королевой как регентом. И перед королем Стефеном, когда тот достигнет совершеннолетия. Фактически я полагаюсь на мою честь и здравый смысл. Мое дело справедливость. В этом отношении ничего не изменилось.

Шаман засопел.

– Слыхал о вновь прибывших. Хок и Фишер. Приехали расследовать убийство Харальда. Дельные ребята?

Чанс нахмурился:

– Позвольте, я не совсем…

– Способны найти убийцу? Кого они станут поддерживать в политическом плане? Перед кем они отвечают?

– Они нейтральны, как и я, – осторожно произнес Чанс. – У них богатый опыт в распутывании лжи и обнаружении убийц. Честные и порядочные люди. Я безмерно восхищаюсь ими. Возможно, они единственные настоящие герои, которых мне доводилось видеть. Даже при том, что их методы порой… достойны сожаления. Вы хотите, чтобы я устроил вам встречу с ними?

Шаман поскреб ребра и отвел глаза.

– Я найду их, когда они мне понадобятся. Не верю в героев. Никогда не верил. – Он посмотрел на крестьян, занимающихся своими делами и старательно изображающих безразличие. – Видишь их. Всех. Они стали бы героями, если бы я позволил. Они продолжают приходить ко мне за помощью, советом или утешением. Единственный способ удержать их на расстоянии вытянутой руки – орать на них или швыряться чем попало. Иногда бить. Но они все равно возвращаются. Я хотел только научить их стоять на собственных ногах и думать о себе. Не зависеть ни от кого. Ни на кого не полагаться, даже на меня. Но чтобы разрушить вековое послушание и тысячелетнее низкопоклонство, требуется время. Я часто гадаю, доживу ли я до того момента, когда они перестанут во мне нуждаться. Он вздохнул и снова посмотрел на Чанса. Отшельником я был счастлив. Живешь себе один, никому ничего не должен. Просто человек в мире с лесом и с самим собой. Во время Войны демонов я был солдатом. Мне больше не хотелось драться. Никогда. Я нуждался в мире и тишине лесов. Подальше от цивилизации. И постепенно я обрел душевный покой… Но потом меня обнаружили крестьяне. Стали приходить. Сначала за мелким колдовством для лечения. Потом за советом, потому что все знают, что отшельники люди мудрые. Я не сумел заставить их понять, что меня нужно просто оставить в покое. А потом я увидел, как эти славные люди страдают, и голодают, и умирают из-за новых налогов Харальда. Слишком высокие цены. И я был вынужден прийти сюда и выступать от их имени. Больше некому.

Чанс напряженно слушал. Шаман никогда столько ему не говорил. К тому же он впервые добровольно сообщал какую бы то ни было информацию о себе и своем прошлом. Итак, Шаман сражался в долгой ночи. Вероятно, видел гибель друзей и семьи. Это многое объясняло. Юноша не сомневался: Шаман пытается что-то ему сообщить. Он собирается с духом, чтобы поведать нечто важное.

Аллен постарался придать лицу самое располагающее выражение. Он ведь являлся квестором и не без гордости полагал, что кто угодно может говорить с ним о чем угодно. Любой может обратиться к нему за справедливостью или помощью.

И тут вдруг сбоку возникло какое-то волнение. Оба, и Чанс, и Шаман, резко обернулись, и момент был упущен.

Из Шамановой палатки вылезла Тварь, и Чаппи бросился вперед, чтоб прижать ее к стене. Оба зверя рычали и скалились друг на друга. Тварь, которая превосходила пса размерами, явно боялась его.

Это существо вышло из глубины лесов, чтобы сопровождать Шамана. Крупная, с низким лбом, короткой шеей и широкими волосатыми плечами. Чрезмерно длинные руки свисали ниже колен. Горбатое тело напоминало человеческое и заросло густой, темной, сальной шерстью, прикрытой рубахой – такой грязной, что определить ее первоначальный цвет не представлялось возможным.

Даже в сгорбленном состоянии создание достигало человеческого роста. Оно бугрилось огромными мускулами. Тварь была медлительна, но коварна и быстро выходила из себя, а порой в злобных кроваво-красных глазах проглядывал почти человеческий разум.

Как и Шаман, она ела и гадила, где придется. И люди терпели ее, потому что она была при Шамане. Чанс не знал точно, кем приходится Тварь Шаману: телохранителем, или домашним животным, или даже товарищем. Но демона он отличить умел. В любом другом месте подобное существо мгновенно убили бы или, по крайней мере, загнали обратно в Черный лес. Но в этом, как и во многом другом, Шаман установил собственные правила. Видимо, его загадочная магия помогала Твари выживать при прямом солнечном свете. Юноша с удовольствием прикончил бы Тварь, но пока старик держал ее в узде, не стоило наживать себе нового врага в его лице.

Все, кроме Шамана, ненавидели Тварь. И Тварь ненавидела всех, кроме Шамана.

Чанс ухватил Чаппи за ухо и потянул, но пес не сдвинулся с места. Вся шерсть на нем стояла дыбом. Он безостановочно рычал, словно поблизости гремел бесконечный сердитый раскат грома. Шаман энергично пинал пса по ребрам, но Чаппи ловко уворачивался, выдирая ухо из пальцев Чанса. Тварь слабо царапала воздух когтями и жалобно подвывала. Шаман поднял руку, и в воздухе затрещала магия. Чанс мгновенно встал между псом и Шаманом с топором наголо.

– Остановись немедленно, или, клянусь, я зарублю тебя на месте.

Толпа сердито заворчала. Крестьяне бросились защищать своего вождя. Шаман резко кивнул и повернулся к Твари. Он заговорил негромко, спокойным и ободряющим тоном. Тварь подползла к нему, скорчилась у его ног и потерлась головой о колени хозяина, а он потрепал ее по плечу.

– Дай я убью ее, – упрашивал Чаппи. – Ей же это просто необходимо.

– Может быть, – негромко ответил Чанс. – Но не сейчас. Не здесь. Если нас не убьет Шаман, это сделает толпа. Я не готов перебить толпу невинного народу только потому, что ты не в состоянии держать себя в лапах.

Юноша снова повернулся к Шаману. Некоторое время двое мужчин задумчиво разглядывали друг друга, прикидывая, смогли бы они в случае необходимости убить один другого. Может, они и не враги, но абсолютно различные убеждения разделяют их навеки.

– Вам пора, – прокаркал Шаман.

– Меня ничто не задерживает, – согласился Чанс. Он повел пса впереди себя через недовольную толпу. Чаппи что-то ворчал под нос, но Аллен не слушал. Он оглянулся на Шамана, но ни проповедника, ни Твари уже не было. Они могли просто уйти в палатку, но квестор почему-то так не думал. Никто в точности не знал, какими силами обладает Шаман, но все были отлично осведомлены о том, что за годы, проведенные в одиночестве в глубине лесов, он выработал в себе всевозможные сверхъестественные умения. Шаман приходил и уходил, и никто не знал, как или почему. Чанс заставил пса слегка прибавить шаг.

Шаман обнаружил Хока и Фишер, когда те шли по пустынному коридору и, вынырнув из бокового прохода, заступил им дорогу. У его ног рычала Тварь. Хок и Фишер выхватили оружие прежде, чем успели об этом подумать. Давно миновали времена, когда их могли застать врасплох. Они с интересом разглядывали Шамана, но их главное внимание было приковано к Твари. Они видели ее раньше, давным-давно. Некогда у короля Иоанна имелся старый друг и советчик – астролог. Они выросли вместе и были ближе, чем братья. Астролог был мудрым и могущественным человеком, но хотел большего. И он предал короля и Лесную страну в лапы князя демонов. В награду князь демонов превратил красивого, умного человека в коварного, уродливого демона, который больше не помнил, кем он когда-то являлся. Тварь исчезла, когда Руперт призвал Радугу, и все решили, что она тоже отправилась в изгнание. А теперь – вот она, двенадцать лет спустя, пугающая тень из прошлого.

– Я – Шаман, – представилось пугало, стоящее рядом с Тварью таким хриплым голосом, что им пришлось напрячься, дабы разобрать слова. – У этого несчастного нет имени. Он просто Тварь и мой спутник. Да, он демон, но находится под моим покровительством. Он не представляет для вас опасности. Уберите оружие.

Внезапно Тварь подалась вперед. Ее кроваво-красные глаза шарили по лицу Хока, затем переметнулись к лицу Фишер. Существо нахмурилось, мысли медленно текли по его уродливой морде, и в глазах проснулось что-то похожее на воспоминание. Тварь жалобно вскрикнула и, трясясь и вздрагивая, спряталась за спиной Шамана.

Шаман потрясенно оглянулся, затем уставился на Хока и Фишер.

– Он не любит посторонних. Хотя обычно они не оказывают на него такого воздействия. Он безвреден. Как правило. Я нашел его много лет назад в лесу, полумертвого от голода. Жалкий тип, один-одинешенек. Я присматривал за ним. Кто-то же должен присматривать за ними, жалкими, когда они одни-одинешеньки.

Хок и Фишер медленно убрали оружие. Хок рассматривал сине-белую маску на лице Шамана и старательно не морщил нос от дурного запаха.

– Твой товарищ выглядит опасным, – сказал он, наконец. – Тебе следует обращаться с ним очень осторожно. Нельзя предугадать, когда он бросится на тебя.

– Меня защищает моя магия, – коротко ответил Шаман. – Нам с вами надо поговорить. Квестор отзывается о вас очень хорошо, но он простая душа и стремится видеть в каждом только доброе. Я лучше знаю. Мне виднее. Вы уверены, что сумеете найти убийцу Харальда?

– Именно этим мы и занимаемся, – ответила Фишер. – Потребуется некоторое время, но…

– Время уходит, – прервал ее Шаман. – Грядут перемены, и их не остановить. Это место – выгребная яма, полная интриг и заговоров. Не верьте никому. Все лгут. Они старой закваски и должны уступить дорогу новому. Они это знают и негодуют. Они сделают все, чтобы удержать власть.

– Насколько нам известно, вы выступаете за права крестьян, – уточнил Хок. – И за демократию. Как это получилось?

Шаман фыркнул:

– Кто-то же должен выступать за права крестьян. Кто-то, кому есть дело до них самих, а не только до той политической силы, которую они собой представляют.

– Замысловатое умозаключение для простого отшельника, – заметила Фишер.

– У меня было много времени, чтобы пораскинуть мозгами, одному-то в лесу, – парировал Шаман.

– Что ты думаешь о покойном короле? – спросил Хок.

– Дурак, – отрезал Шаман и принялся обеими руками теребить колтуны в длинной седой бороде. – Он не видел, что его время миновало. С юга надвигались перемены, а он не смог приспособиться. Кто-то принес его в жертву на алтаре необходимости. Вы обнаружите тьму подозреваемых.

– Он был таким плохим королем? – поинтересовалась Фишер.

– Не верьте королям, – заявил Шаман. – Слишком много власти для одного человека. Иоанн, Харальд, даже Руперт, который уехал… Никому нельзя доверить абсолютную власть над ближним. Неважно, насколько чисты его намерения. Если король – это страна, а страна – это король, то любой болван способен увидеть, к чему это приведет. Иоанн был слабак, Харальд – неудачник, а Руперт удрал. Никто из них не был достоин короны. Сотрите все. Начните заново. Ловите момент. Пусть из смерти Харальда получится что-то хорошее.

– Кто, по-твоему, убил его? – спросил Хок. – Не мог ли это оказаться один из твоих последователей, уставший ждать перемен?

– Нет, – ответил Шаман. – Я бы знал. Ни их, ни меня и близко не подпускали к королевским покоям. Его хорошо стерегли. И не зря. Ищите убийцу среди его родичей. Харальд должен был знать убийцу, чтобы впустить его. Проверьте ландграфа, сэра Роберта. Прожженный политикан, всегда готовый приспособить свою совесть к текущему положению дел. Короля охраняли гвардейцы сэра Вивиана – почему они ничего не видели и не слышали? У кого хватило денег и влияния купить их молчание?

– Как насчет Магуса? – спросила Фишер. – Он человек огромного могущества.

– Если он вообще человек, – возразил Шаман. – Я не уверен, что он принадлежит к человеческому роду. Я чую в нем что-то еще. Не все демоны – чудовища.

– Где ты находился, когда убили Харальда? – резко спросил Хок.

– Я был один. У себя в палатке. Медитировал. Я скучаю по уединению лесов.

– Свидетели есть? – уточнила Фишер.

– Только Тварь, – широко ухмыльнулся Шаман, обнажив ужасные зубы. – Можете спросить его, но ему нечего сказать.

– Стало быть, алиби у тебя нет, – констатировал Хок.

– Подозревайте меня, если вам так хочется, – ответил Шаман. – Мне все равно. Я сказал все, за чем приходил. Я бы пожелал вам удачи, но мне безразлично, кто убил Харальда. Значение имеет только то, кто и что придет ему на смену. Эта баба из Герцогства под горой не годится на роль королевы. Развратная сука, которой на все наплевать. Спит с кем попало. Думает, никто не знает. Я знаю! Я знаю все, что важно. Чем скорее ее сместят с поста регента, тем лучше. Отошлите ее обратно в Герцогство, где ей и место.

– А принц Стефен? – спросила Фишер.

– Дайте ему новую жизнь, – предложил Шаман. – Отпустите его. Дайте ему надежду и честный шанс. Не навлекайте на него проклятие. Не заставляйте быть королем.

Он резко повернулся и удалился, Тварь потащилась за ним. Хок и Фишер смотрели им вслед, пока те не пропали из виду.

– В замке, набитом психопатами и уголовниками, это самая странная встреча, – заявила Фишер. – Чувствовал, какая от него вонь? Удивительно, как гобелены не побурели и не начали загибаться по краям.

– Отшельники не славятся любовью к мылу и воде, – пояснил Хок. – Или общественными добродетелями. Меня больше заботит эта Тварь. Ты ведь тоже его узнала?

– Разумеется. Превращенный астролог. Думаешь, стоит предупредить Шамана?

Как мы сможем это сделать, не открывая ему, кто мы такие? И, по-моему, они вполне счастливы вместе. Кроме того, как с ним поступить? Отослать его обратно в Черный лес? Хладнокровно убить его?

– Он предатель, – холодно ответила Фишер. – Он заслуживает смерти.

– На мой взгляд, убить его было бы проявлением доброты, – не согласился Хок. – В нем наверняка осталось достаточно от прежнего «я», чтобы помнить, чем он был и чем никогда не станет. Меня больше беспокоит то, что он, кажется, знает.

– Кому он расскажет? – возразила Фишер.

– Не могу отделаться от неприятной мысли. Какие еще приветы из прошлого нас подстерегают? Какие еще старые призраки могут наблюдать за нами из теней?

Хок и Фишер переглянулись, припоминая прежние дни, когда их звали Рупертом и Джулией, и все казалось гораздо проще.

Внезапно в стороне послышался шум. И тут кто-то, спрятавшийся в тени, включил вспышку. Ослепительный сполох яркого света, такой острый и болезненный для глаз, что и Хок, и Фишер невольно вскрикнули. Вспышка длилась всего мгновение, но глаза, привыкшие к полумраку замковых коридоров, утратили зрение. Хок и Фишер топтались на месте, безрезультатно протирая полные слез глаза. И пока они оставались беспомощными, из бокового прохода на них набросили утяжеленную сеть. Капитаны принялись бороться с толстыми веревками, но только еще больше запутались. И как только стало ясно, что они совершенно парализованы, набежало с десяток мужчин в черных капюшонах, которые яростно набросились на супругов с тяжелыми деревянными дубинками. Хок и Фишер слышали приближающиеся шаги, но по-прежнему оставались ослепленными. Они попытались вытащить оружие, но сеть не позволяла. На плечо Хоку с силой опустилась дубинка. Он услышал, как треснула под ударом ключица, и упал на одно колено. Зрение постепенно прояснялось, но прийти в себя ему не дали. Дубинки обрушивались на пленников снова и снова, молотили их по спине, по плечам и по руке, которую Хоку удалось поднять, чтобы защитить голову. Капитан различал хриплое дыхание нападавших. Побои заставили его опуститься на оба колена. Он слышал, как рядом кричит Фишер. Попытался вытащить топор, но утяжеленные жгуты не пускали.

Руку, которой он защищал голову, сломали. Очередной удар пришелся по ребрам, и весь бок вспыхнул болью. Хок вскрикнул, изо рта его хлынула кровь. Хотел отползти, но отступать оказалось некуда. А дубинки атаковали со всех сторон, и мука сделалась почти невыносимой.

Хок по-прежнему совсем рядом слышал вопли Фишер. Тогда он подтянул ее к себе и закрыл своим телом, лишив врага второй жертвы. Капитан стиснул зубы, отказываясь кричать и тем самым подарить удовлетворение неизвестному врагу. Все его тело теперь пылало от боли, а удары все сыпались и сыпались. Кровь заполнила рот и стекала по разбитым губам. Много лет прошло с тех пор, как Хок принимал побои вот так, чувствуя себя совершенно беспомощным. Он теснее прижал к себе Фишер, заслоняя ее от палачей. Краем сознания он понимал: враг не собирается их убивать. Мечи справились бы с подобной задачей гораздо быстрее. Нет, это было явным предупреждением, показательной поркой. Если он выдержит, то останется жить. И тогда кто-то заплатит за это покушение собственной кровью.

Дубинка скользнула по измочаленной руке и ударила в висок. Хок почувствовал, как подалась под ударом черепная коробка, и на некоторое время все померкло.

Очнулся от голосов. Избиение прекратилось. Послышался топот бегущих ног, удаляющихся и приближающихся. Постепенно Хок позволил себе поверить, что тяжкое испытание позади. Он позвал Фишер по имени, но ответа не расслышал. Чувствовалось, как по лицу течет кровь. Разлепив глаз, он сквозь слезы и кровь разглядел сэра Вивиана и его гвардейцев. Они тянули и дергали сеть, пытаясь распутать ее, и Хок против воли закричал, когда резкие движения тряхнули его измученное тело. После этого гвардейцы стали двигаться более осторожно. Им пришлось разрезать веревки мечами. Хок слышал, как Фишер окликает его, и попытался ответить, что с ним все в порядке, но во рту скопилось чересчур много крови.

Наконец капитанов освободили от пут и усадили на пол спиной к холодной каменной стене. Фишер взяла Хока за уцелевшую руку и ободряюще стиснула ее. Сэр Вивиан опустился на корточки перед ними. По выражению его лица можно было судить, насколько паршиво они выглядят. Принц набрал воздуху, чтобы заговорить, и левое легкое взвыло – в него воткнулись сломанные ребра. Изо рта у Хока вместе со стоном потекла кровь.

– Не пытайтесь пока говорить, – неожиданно ласково произнес сэр Вивиан. – И, ради бога, не двигайтесь. Мы послали за целителем.

– Люди… в черных капюшонах. – Каждое слово Хоку приходилось силком проталкивать между разбитых и опухших губ. – Изабель?

– Я здесь, – откликнулась Фишер. – Ты защитил меня. Спас. Мой герой.

– В следующий раз… ты прикроешь… меня.

– Договорились.

Оба беззвучно рассмеялись, морщась от боли, причиняемой малейшим движением. Сэр Вивиан удивленно покачал головой:

– Вы, стало быть, крепкие орешки. Я удивлен. А теперь заткнитесь, черт бы вас побрал, и не двигайтесь до прибытия целителя. В мою смену умирать не положено. Капитан Хок, ваш партнер ранена, но, кажется, не слишком тяжело. Вы, со своей стороны, выглядите отвратительно. Сломанная рука, треснувшие ребра, бог знает, какие еще внутренние повреждения. И вам не захочется знать, на что похоже ваше лицо. Так что сберегите шутки. Поразительно, что вы до сих пор живы.

– Это был урок, – ответил Хок. – Дабы показать, что мы не неприкосновенны. И, может быть, чтобы отвлечь нас. Мы подбирались слишком близко… к кому-то. Или чему-то.

– Верно, – согласилась Фишер, – смутно различая собеседников из-под распухших век. – Мы расслабились, Хок. Слишком привыкли полагаться на нашу репутацию.

– Кто напал на вас, неизвестно, – сказал сэр Вивиан, поняв, что потерпевшие отнюдь не намерены затыкаться и сидеть тихо. – Удрали, будто кролики, едва завидев нас. Мы все заметили черные капюшоны. А поскольку у них хватило ума прихватить оружие с собой, единственными уликами остаются несколько следов в лужах крови на полу. Эти ребята профессионалы. За короткое время вы обзавелись тут немалым количеством врагов, но мне кажется, что это скорее всего люди Арлика. Показательные избиения – обычная практика там, откуда они родом. А вы унизили герцога перед всем двором в тронном зале.

– А вы не можете тронуть его… потому что он герцог, – закончил Хок.

Сэр Вивиан помрачнел.

– Если мне удастся собрать достаточно улик, я найду виновных и заставлю их поплатиться за это. Дипломатическая неприкосновенность не безгранична. Никто не может учинить подобное в мою вахту и уйти безнаказанным.

– Вы рассердились, сэр Вивиан, – заметила Фишер. – А мне казалось, мы вам не нравимся.

– Не нравитесь. Но покуда вы здесь, вы находитесь под моей защитой, как и все остальные. Я серьезно отношусь к своим обязанностям. Трусливая засада, вроде этой, просто верх гнусности. Я этого так не оставлю. А вот, наконец, и целитель. Где вас черти носили, Лемарк?

– Я прибыл, как только смог, – отозвался спокойный неторопливый голос.

Хок болезненно медленно повернул голову и увидел седовласого старца с саквояжем в руках, излучающего свойственную всем первоклассным целителям атмосферу компетентности. Хок всегда подозревал, что всех целителей первым делом учат симулировать эту атмосферу. Лемарк посмотрел на Хока и Фишер и опустился на колени перед Хоком, внимательно разглядывая его, но не прикасаясь.

– Да-а, выглядишь ты неважно. Я видывал потоптанных лошадьми людей, которые были в лучшем состоянии, чем ты сейчас. – Он пощупал пульс и заглянул в глаз. – Где болит, сынок?

– А где не болит? – отозвался Хок. – Дайте мне все, что у вас есть, сэр целитель: я должен быть на ногах и в сознании. У меня много работы.

– Многие мои пациенты так говорят, – непреклонно ответил Лемарк. – Но в долгосрочной перспективе быстрое исцеление оборачивается печальными последствиями. Я целитель, а не волшебник. Моя магия не починит вас по-настоящему, только поможет вашим телам самовосстановиться путем ускорения естественных процессов заживления. Глядя на тебя, я вижу с десяток переломов и вероятное сотрясение мозга. Капающая с твоего подбородка кровь говорит мне все, что нужно знать о внутренних повреждениях. По моему профессиональному мнению, для естественного выздоровления тебе необходима хотя бы пара недель постельного режима.

– У нас нет пары недель, – хрипло проговорила Фишер. – Делайте, что нужно. Мы потерпим.

– Любое заклятие, достаточно сильное, чтоб поставить вас на ноги сразу, высосет ваши жизненные силы и опустит их до опасного уровня, – сурово произнес Лемарк. – Это может приблизить вас к смерти гораздо быстрее, чем ваши нынешние раны. И, кстати, это дьявольски больно. Я настоятельно рекомендую…

– Давайте, – отрезал Хок.

Лемарк посмотрел на Вивиана:

– Неужели их нельзя заставить проявить благоразумие?

– Скорее всего, нет, – ответил сэр Вивиан. – За работу, доктор.

Лемарк недовольно покачал головой и, порывшись в своей сумке, извлек тонкую изящную палочку из материала, похожего на слоновую кость, обвитую двумя зелеными змеями. Лемарк кивнул сэру Вивиану, а тот махнул дюжине гвардейцев, чтобы те подошли и держали раненых. Затем целитель склонился над пациентами, бормоча вполголоса. У Хока хватило времени разглядеть двух змеек, обвившихся вокруг палочки и восхититься реалистичностью резьбы, когда Лемарк замолчал и выбросил палочку вперед. Змеиные головки метнулись к лицам больных и вонзили зубы в щеки Хоку и Фишер.

Оба закричали, когда безжалостные потоки жестких энергий хлынули в их тела через змеиные клыки. Их трясло и подбрасывало, пока змейки делали свою необходимую, но болезненную работу, а гвардейцы изо всех сил сжимали раненых.

Сломанные кости вставали на место с мучительной точностью, расщепленные края смыкались, а порванные мышцы формировались вокруг них заново. Отбитые и поврежденные органы отрастали снова, а левое легкое у Хока наполнялось воздухом. Кровь неслась по венам, сердца быстро и больно колотились в грудных клетках.

Процесс исцеления оказался куда более болезненным, нежели только что перенесенные побои. Минуло несколько невыносимых мгновений. А потом все кончилось. Змеи разжали зубы, зеленые головки убрались обратно на палочку, гвардейцы отпустили руки и отошли.

Хок и Фишер дрожали, их ладони непроизвольно сжимались и подпрыгивали на коленях. Лица были мокрыми от холодного нота, а зрение сделалось острым почти до боли.

Хок тяжело сглотнул и попытался замедлить дыхание. Чувствовал он себя так, будто только что пробежал несколько марафонов спиной вперед, да все в гору. Бесконечная усталость пригвоздила их к месту, но глубоко внутри они вновь ощущали себя целыми и невредимыми, словно промытыми ледяными вешними водами.

Супруги переглянулись и неуверенно улыбнулись друг другу. Лица их снова приняли обычный вид: никаких тебе лиловых ртов и распухших глаз, а струйки нота почти смыли кровь.

Капитаны с усилием поднялись на ноги, опираясь друг на друга. Сэр Вивиан понимал, что предлагать помощь не стоит. Он грозно сопел и бросал на Лемарка сердитые взгляды.

– Они по-прежнему выглядят препаршиво. Их же ветром сдует.

– Ну да, – подтвердил Лемарк, закрывая черный саквояж. – Они за несколько секунд выбрали жизненные ресурсы нескольких месяцев. Сила к ним вернется, но медленно. – Он укоризненно посмотрел на Хока и Фишер. – Я бы посоветовал вам не переусердствовать, но мы все понимаем, что это пустая трата времени. Скажу вам следующее: если вы в ближайшее время перенапряжетесь, то умрете от истощения. Вы больше не можете полагаться на свои внутренние резервы.

– Поняли, – кивнул Хок. – Спасибо вам за помощь, сэр целитель. Счет пришлите регенту. Юридически мы гости королевы, чем и собираемся воспользоваться.

– Так я и знал, что попусту сотрясаю воздух, – проговорил Лемарк. Он повернулся и зашагал прочь по коридору с видом человека, умывающего руки.

– Как вы себя чувствуете? – спросил сэр Вивиан.

– Стоит хорошенько чихнуть, и я рухну, – признался Хок, осторожно пробуя ребра. – Но работать могу.

– Со мной то же самое, – доложила Фишер. – Кто бы ни подослал этих громил, ему придется попытаться еще раз. А расплата подождет. В конце концов, отложенная месть всегда самая сладкая.

– Нам надо побеседовать наедине, сэр Вивиан, – сказал Хок. – Мы можем пойти в какое-нибудь безопасное место?