Текст книги "Стражи Хейвена"

Автор книги: Саймон Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 100 страниц)

7. ТАЙНОЕ ЗЛО

Теперь, когда гостей поубавилось, гостиная казалась огромной. Кресло с телом Кэтрин отодвинули в дальний угол. Окоченевшая, покрытая скатертью мертвая Кэтрин возвышалась в кресле, как призрак. Стражи и гости сгрудились возле пустого камина. Все сидели молча, не сводя друг с друга настороженных глаз.

Хок и сейчас хмурился. Фишер понимала его беспокойство и держала меч на коленях. Доримант ерзал на самом краешке кресла, утирая лоб платком. Жара стала почти невыносимой – ведь гостиная была наглухо закрыта. Гонт сидел прямо, уставившись в пустоту. С того момента, как все покинули лабораторию, он не промолвил ни слова. Сталкер протянул ему стакан вина, но чародей только тупо посмотрел на него. Тогда Сталкер почти силой заставил его сделать первый глоток, после чего Гонт механически осушил стакан. Сталкер заметил, что Хок смотрит на него подозрительно, и заговорщически прошептал:

– Не бойтесь. В вине сильное успокоительное. Пусть уснет, это сейчас для него лучшее лекарство.

Хок медленно кивнул.

– Вы, наверное, замечательный фокусник, сэр Сталкер. Я даже не заметил, как вы что-то добавили в вино.

– А я и не добавлял, – усмехнулся Сталкер. – Вспомнил свой старый трюк с алкоголем, только на этот раз я превратил вино в наркотик. Просто, но эффективно.

Хок задумался, и Сталкер снова вернулся в свое кресло. Он взглянул на часы, потом на капитана.

– Ваше время истекает. Осталось всего полчаса, и заклятие спадет. Если Хайтауэр сказал правду, у вас немного шансов найти второго убийцу.

– А для этого и не нужно много времени, – спокойно ответил Хок. – Я знаю, кто убийца.

– Ты уверен, Хок? – осторожно спросила Фишер. – Ошибиться нам нельзя.

– Я уверен. Все встало на свои места. Я очень много времени потратил на выяснение, кто и почему убил Блекстоуна, но не слишком думал о том, как он был убит. А не зная этого, я не мог никого обвинить.

– Но теперь ты можешь?

– Да, – ответил Хок.

Он неторопливо обвел глазами собравшихся, словно стараясь усилить их нетерпение. Сталкер с интересом наблюдал за ним, положив руку на эфес меча. Доримант почти падал со своего кресла, сидя на самом его краешке. Гонт, напротив, был спокоен, глаза его слипались от успокоительного.

Наконец Хок решился.

– Давайте вернемся немного назад, – медленно заговорил Хок. – Предстояло сложное дело. Трудность его заключалась в том, что убийц действительно было двое и двигали ими совершенно различные мотивы. Вот почему не сработало Заклятие Истины. Когда я спрашивал вас, не вы ли убили Блекстоуна и Боумена, разумеется, убийцы совершенно честно отвечали «нет», потому что никто действительно не убивал двоих, каждый из преступников убил только одного.

Первый убийца – лорд Родерик Хайтауэр. Под влиянием полной луны в нем проснулась жажда крови. Именно данный фактор превратил его в зверя и толкнул на убийство Эдварда Боумена. У жертвы не оставалось никаких шансов спастись. Если бы Хайтауэр не встретил в коридоре Эдварда, он несомненно нашел бы себе кого-нибудь другого. Он же убил и свою вторую жертву, колдунью Визаж, пока его жена находилась в ванной. Я думаю, что ее он убрал умышленно. Она почувствовала странный запах на месте убийства Боумена, и у нее хватило времени понять, что это значило. Вот почему Хайтауэр убрал ее, как только предоставилась возможность. Ну а свою жену, леди Элен, он убил, потому что у него не осталось сил бороться со своим звериным инстинктом. Удивительно, как он еще так долго сумел оставаться в эту ночь человеком!

Но все время среди нас находился второй убийца, человек, убивший Вильяма Блекстоуна и его жену Кэтрин. И снова дело осложнилось в силу ряда внешних обстоятельств. Начнем с того, что дверь была якобы заперта изнутри. Затем Кэтрин вонзила в тело кинжал и ввела нас в заблуждение относительно способа убийства. Но своим признанием она прояснила ситуацию. Бокал в комнате Блекстоуна все время занимал меня. Вино должно было быть отравленным, однако ведь Гонт, попробовав его, утверждал, что оно безвредно. Но кому-то все-таки потребовалось выкрасть бокал из комнаты, чтобы убедить нас в том, что причина смерти Блекстоуна именно в отравленном напитке. Иначе зачем идти на такой риск и прятать бокал?

– Значит, Вильям был отравлен? – спросил Доримант.

– В некотором роде, – ответил Хок. – Убил его яд, но умер он от магии.

– Это невозможно! – воскликнул Гонт, выпрямившись в кресле, – Ведь на нем одет защитный амулет, который для него сделала Визаж. Хороший амулет, я сам испытал его. Пока Вильям носил его, магия была для него безвредна.

– Так оно и есть, – подтвердил Хок. – И именно из-за этого он и умер.

Гонт удивленно взглянул на него, но вспышка активности уже прошла, и успокоительное снова стало оказывать свое действие. Доримант подался вперед, и просто удивительно, как он еще удерживался в своем кресле. Сталкер задумчиво нахмурился. А Фишер смотрела на мужа так, словно была готова разорвать его за медлительность. Она жаждала концовки рассказа, а он тянул…

– Схема оказалась весьма простой, – продолжил наконец Хок. – Поскольку не осталось следов яда и Кэтрин не убивала мужа, мы предполагаем – смерть Блекстоуна наступила от естественных причин. Как же он умер? Причина в амулете и бокале с вином. Убийца налил в бокал отравленное вино и наложил на него трансформирующее заклятие, таким образом превратив напиток в совершенно обыкновенный. А затем он передал бокал Блекстоуну. Но как только советник взял его в руки, на вино подействовал амулет. Чары спали, и вино снова превратилось в смертельный яд. Блекстоун должен был умереть, войдя в спальню. Он упал на пол и выронил бокал, который откатился в сторону и вышел из сферы действия амулета. Яд снова перестал действовать. Именно такое вино Гонт и пробовал без всякого риска для своей жизни. А позже убийца проник в комнату и похитил бокал. Он знал, что подробный анализ напитка выявит в нем содержание яда. Если бы все шло по плану убийцы, смерть Блекстоуна приписали бы сердечному приступу, а уж потом можно было потихоньку заменить бокал. Но ситуация осложнилась, и убийце пришлось действовать быстро.

– Гениально, – пробормотал Гонт.

– Да, но возможно ли? – усомнился Доримант. – Так ли все происходило на самом деле?

– Да, – ответил Гонт. – Вполне могло быть. Вот почему умерла Кэтрин! Незадолго до смерти Визаж она пыталась вспомнить, кто передал Вильяму этот последний бокал с вином. Она была уверена, что видела того человека, но припомнила не сразу. Кэтрин должна была умереть, потому что убийца боялся, что она его вскоре опознает.

– Правильно, – согласился Хок. – Итак, мы установили, каким образом умер Вильям Блекстоун. Теперь перейдем к подозреваемым. Гонт, Доримант, Сталкер. Вас трое, но только у одного имелись причины желать смерти Советника.

Гонт мог наложить на вино трансформирующее заклятие, он знал об амулете и к тому же он алхимик и чародей. Но ведь у него имелась суккуб, обладающая огромной властью и возможностями, характерными для подобных существ. Если бы Гонт намеревался убить Блекстоуна, у него были средства выполнить свой план так, чтобы на него не пала даже тень подозрения. Уж ему-то никак не выгодно убивать Советника в собственном доме – расследование могло обнаружить суккуба. Чародей никогда не стал бы рисковать любимым существом.

Доримант. Одно время я подозревал вас. Вы были очень привязаны к колдунье Визаж, и ревность могла бы стать убедительным мотивом. Если бы вы предположили, что Блекстоун стоит между вами и Визаж… Но вы ни на грош не смыслите в магии. Вы даже не знали, как действует Заклятие Истины.

Хок медленно повернулся к Сталкеру.

– Это были вы, сэр Сталкер. Вы слишком часто демонстрировали нам ваш маленький фокус. Один раз, когда вы убрали алкоголь из бокала Визаж, я не обратил на это внимания. Но успокоительное, приготовленное для Гонта, уже ваша ошибка. Как только я это увидел, все встало на свои места. Я удивлялся, почему Блекстоун взял бокал, раз уж он решил остановиться. Он взял его, потому что вы сказали ему, что в вине нет алкоголя. И еще один факт: когда была убита Визаж, вы последним покинули гостиную. С вашим опытом вам вполне хватило времени убить Кэтрин, пока внимание всех отвлечено другим.

Но я совершенно не понимал мотива ваших поступков. До тех пор, пока не узнал, что вы де Феррьер. Следующий проект Блекстоуна – удар по детской проституции и тем, кто контролирует такой бизнес. Мы с Фишер работали в этой области, пока нас не отправили на Чандлер Лейн на поиски вампира. Нас отозвали, потому что мы слишком близко подобрались к главному боссу, контролирующему преступный бизнес. Человеку влиятельному и уважаемому, правда, имеющему склонность истязать детей. Де Феррьеры тоже отличались такими наклонностями, не так ли? Мы никогда не узнаем, сколько детей было замучено и убито во время их страшных ритуалов. Вы оказались этим человеком, Сталкер! Именно вы отозвали нас! И именно из-за этого вы убили Блекстоуна. Во время своего расследования он обнаружил вашу причастность к этому грязному делу и собирался передать вас Страже, как только соберет достаточно доказательств. И он их несомненно нашел. Вы спорили с ним, обещали ему золотые горы, но Блекстоун был честным человеком. Вам не удалось ни купить его, ни запугать. И тогда вы решили убить его. Позволить ему рассказать миру правду о вас вы не могли. Это подорвало бы вашу репутацию, развеяло вашу легенду, которой вы так гордились.

Вы тщательно спланировали убийство, Сталкер. Ведь именно вы подкинули Визаж идею защитного амулета. Ирония судьбы, не так ли? Надев амулет, Блекстоун сам помог своему убийце. Если бы не Кэтрин, вы спокойно вышли бы из этого дома, а ваш заученный трюк остался бы никем не раскрытым. Адам Сталкер, я арестовываю вас по обвинению в убийстве Вильяма и Кэтрин Блекстоунов!

Сначала никто не мог вымолвить ни слова, потом Сталкер хрипло рассмеялся.

– Я же говорил, что вы крутые ребята! Вы докопались до сути. И если бы не эта сучка Кэтрин… Я забыл, какая она дотошная. У нее всегда оставался ясный ум, да еще к тому же она актриса. Если бы Кэтрин не начала мутить воду, вы бы никогда в жизни ничего не узнали. Но раз уж правда вышла наружу, я не собираюсь представать перед судом!

Хок едва успел вскочить, как Сталкер внезапно бросился на него с мечом в руках. Хок покатился по полу, а меч рыцаря в щепки разнес спинку кресла, в котором он только что сидел. Хок мгновенно вскочил, держа наготове топор. Фишер тоже выставила свой меч. Гонт и Доримант напряженно следили за происходящим.

– А у тебя неплохая реакция, Хок, – прохрипел Сталкер. – Но устоять против меня у тебя нет никаких шансов. Единственный человек, который мог бы меня остановить, это Гонт, но после моего напитка ему не под силу встать на ноги. Через несколько минут заклятие спадет – и я выйду отсюда. Стража обнаружит пустой дом, полный трупов, а я буду уже далеко. Останется еще одно нераскрытое дело, в Хейвене таких полно.

– Ты никуда отсюда не выйдешь, – прошипела Фишер, поднимая меч.

– И ты, крошка, хочешь остановить меня?

– А почему бы и нет? Я встречалась с подонками еще похлеще тебя!

Сталкер презрительно усмехнулся и двинулся вперед. Его длинный меч со свистом разрезал воздух прямо перед ее лицом, Фишер увернулась и парировала удар, с трудом скрыв, сколько усилий ей для этого потребовалось. Меч рыцаря был невероятно тяжел, а сам Сталкер фантастически силен, практически подтверждалось все, что говорилось о нем в легендах. Она попыталась задеть его незащищенную ногу, но он с легкостью отразил удар. Хок приблизился к жене, вращая топор над головой. Сталкер свободной рукой схватил ближайшее к нему кресло и швырнул его в Стража. Одна из ножек задела Хока по голове, и он упал. Фишер снова бросилась на Сталкера. Рыцарь рванулся ей навстречу, воспользовавшись своим преимуществом. Изабель была вынуждена отступать, парируя его удары и ожидая момента, когда он откроется. Но такой момент не наступал. Да, она хорошо управлялась с мечом, но противник оказался сильнее.

Искры сыпались во все стороны, комнату наполнил лязг мечей. Хок поднялся на ноги и потряс головой, чтобы прийти в себя. Сталкер слегка нахмурился. С двумя ему не справиться – он это прекрасно понимал. Внезапно повернулся и с яростью бросился на Дориманта. Тот сжался в кресле, и удар прошел мимо. Фишер кинулась защитить беднягу, и Сталкер в последнюю минуту обернулся и подсек ее под колени. Она рухнула, хрипя, как в агонии. Сталкер занес меч, готовясь прикончить ее, но возле него уже вырос Хок, обеими руками раскручивающий свой топор. Рыцарю пришлось отступить.

Сталкер и Хок стояли лицом к лицу, их оружие сверкало в свете ламп. Меч и топор поднимались и опускались, противники нападали и отражали нападения, не прося и не даруя пощады. Все происходило очень быстро, поединок не должен затянуться. Сталкер использовал разные хитрости и запрещенные трюки, какие только знал, но на Хока они не подействовали. Сталкер почувствовал, что устает и теряет силы. Он стал слишком часто использовать один и тот же прием, и Хоку наконец удалось разрушить его защиту и выбить меч у него из рук. Сталкер зашатался, защищаясь онемевшей рукой, и прислонился к стене, переводя дыхание.

– Твоя взяла, Хок. Десять лет назад ты не сумел бы даже подойти ко мне… Но только десять лет назад, – он перевел дыхание. – Это не моя вина, ты же знаешь. Ты и представить себе не можешь, что значит вырасти в таком доме, видеть все, что здесь творилось… Какое будущее меня ждало? Мои родные были просто отвратительны, отвратительны все без исключения, и они хотели, чтобы и я стал таким же. Остановить их я не мог, я был всего лишь ребенком, и я сбежал. Я стал героем, я помогал другим, потому что когда сам нуждался в помощи, мне было некому помочь. Но я был уже заражен, яд разложения проник в меня. Я боролся, долго боролся… Пытался купить этот дом и сжечь его дотла, чтобы он больше не притягивал меня. Это не моя вина? Не моя вина! Я не выбирал, кем мне стать.

– Я видел, что ты сделал с той девочкой в «Голове Пони», – сказал Хок. – Я скорее убил бы себя, чем сделал такое.

Сталкер кивнул, соглашаясь с ним, и продолжил:

– Я никогда не был таким смелым. До сегодняшнего дня. Я же сказал вам, что не предстану перед судом…

Он вытащил из-за голенища сапога кинжал и быстро вонзил его себе в сердце. Потом рухнул на колени, посмотрел на Хока, упал на пол и затих. Хок осторожно подошел к нему и перевернул тело. Никакой реакции. Хок попытался прощупать пульс. Адам Сталкер был мертв.

– Кончено, – прошептал Доримант.

– Да, – подтвердил Хок, устало поднимаясь на ноги. – Думаю, теперь все.

Он взглянул на Фишер.

– С тобой все в порядке, девочка?

– Жить буду, – лаконично ответила Изабель, ощупывая раненую ногу.

– Он был одним из лучших, – сказал Доримант, печально глядя на тело Сталкера. – Я никогда не любил его, но всегда им восхищался. Он величайший герой Королевства. И ведь он действительно совершил те подвиги, о которых сложили легенды.

– Да, я согласен, – решил Хок. – И поэтому мы скажем, что всех убил Хайтауэр. Оборотней воспринимают однозначно. Легенда о Сталкере нужна Хейвену больше, чем правда о нем.

– Вы, наверное, правы, – согласился Доримант. – Прошлое человека уходит вместе с ним.

Дом внезапно закачался, словно оседая. Напряжение в воздухе исчезло.

– Запирающее заклятие, – сказала Фишер. – Его действие кончилось. Пойдем из этого чертова дома.

Они посмотрели на Гонта, мирно спящего в кресле.

– Вы идите, – отозвался Доримант, – а я подожду, пока он проснется. Кто-то должен же рассказать ему нашу версию. И еще… Я обещал Визаж, что присмотрю за ней. Я не хочу оставлять ее здесь одну среди чужих.

– Хорошо, – согласился Хок. – Мы ненадолго. Что вы теперь будете делать, Доримант, ведь Блекстоун мертв?

– Подумаю, – ответил Доримант. – По крайней мере, на званые обеды ходить не буду долго.

Все невесело засмеялись. Стражи вышли. Они прошли через холл к закрытой входной двери. Хок минуту колебался, потом пинком распахнул ее. Свежий ветер подул им в лицо, прогоняя ночную духоту. Солнце уже встало, и на небе собирались долгожданные тучи, в воздухе пахло дождем. Хок и Фишер некоторое время стояли на пороге, наслаждаясь утренней прохладой.

– Во всем виновата жара, – произнесла Фишер. – Она будит в людях самое худшее.

– Да, – кивнул Хок. – Но только тогда, когда есть что будить. Пойдем, девочка, пора…

Они захлопнули за собой дверь, вышли в сад и направились вниз по холму к центру города. Даже при ярком утреннем свете Хейвен – мрачный город.

Победитель получает все
1. ОДЕРЖИМЫЕ

В любом городе существуют излюбленные кровавые развлечения. Где-то предпочитают традиционные жестокие забавы, такие, как травля медведей или петушиные бои, где-то низменные инстинкты жителей удовлетворяются зрелищем гладиаторских боев. В портовом городе Хейвене предпочтение отдавали самому кровавому и самому грязному виду развлечений – политике. А главным шоу несомненно становились выборы – время знамен и парадов, речей и торжеств, бунтов и массовых побоищ. В этот период улицы заполнялись возбужденными людьми, ворам и карманникам прибавлялось работы, а для хозяев таверн и трактиров наступала золотая пора. Всякая работа в городе прекращалась, поскольку предвыборная лихорадка охватывала буквально каждого жителя. И только городская Стража выстаивала по две смены кряду, тщетно пытаясь не допустить, чтобы Хейвен превратился в поле битвы.

Осень считалась в Хейвене лучшим временем года. Днем было еще достаточно тепло, а по ночам не слишком холодно. С океана постоянно задувал бриз, шли частые, но не затяжные дожди, заставляя жителей вдвойне ценить ясные дни. Именно в такую погоду человек переставал мириться со своей участью домоседа и старался почаще выбираться из дома, чтобы насладиться хорошими деньками в преддверии холодов. А тут еще и такое событие – выборы. Разумеется, на улицах яблоку негде было упасть. К полудню закон и порядок в городе уже переставали существовать. Хорошо, что на выборы отводилось только двадцать четыре часа. Иначе неизбежно возникли бы разного рода потрясения, и дело могло дойти до гражданской войны.

Капитаны городской Стражи Хок и Фишер неторопливо шагали по Рыночной улице, и суетливая толпа поспешно расступалась перед ними.

Форменный черный плащ Стражей Хок надевал редко – он мешал в бою. Но в город на выборы съехалось множество чужестранцев, а плащ выполнял роль мундира, поэтому в такие дни Хок носил его постоянно, небрежно накинув на плечи.

Происхождение Хока часто служило темой для разговоров – всех особенно интересовал вопрос, были ли его родители женаты. Точно никто этого не знал, и прошлое Хока оставалось тайной, а сам он не собирался ее раскрывать. В общем, Хок ничем особенным не выделялся. Был скорее худощавым и жилистым, чем мускулистым, хотя у него уже начал появляться животик.

Как и Хок, Изабель Фишер надела черный форменный плащ, а ее рука лежала на эфесе меча, который она носила на левом бедре.

Хока и Фишер знали все жители Хейвена. Во-первых, они прославились неподкупностью, что само по себе выделяло их среди Стражей, которым платили немного, а загружали работой по горло. И, во-вторых, наводили порядок, чего бы это им ни стоило.

Стражи неторопливо двигались по Рыночной улице, наслаждаясь теплом раннего утра и поглядывая на снующих торговцев. В дни выборов толпы людей приносили немалую прибыль продавцам пирожков, сувениров и мелким заклинателям.

Вдоль всей улицы протянулись лавки. Здесь можно было увидеть сооруженные на скорую руку палатки из дерева и ткани и солидные семейные предприятия с яркими шелковыми навесами. Отовсюду раздавались оглушающие крики продавцов, и чем хуже был товар, тем сильнее надрывался его владелец, цветистыми выражениями заманивая покупателей.

Стойки с дешевыми спиртными напитками выделялись традиционными вывесками: «ВЫПИВКА ЗА ПЕННИ. ЗА ДВА ПЕНСА – ПЕЙ ДОПЬЯНА». Рядом наливали пиво. Его раздавали бесплатно – подарок консерваторов. Последние предпочитали пьяных избирателей, которые либо проголосуют за консерваторов из благодарности и в надежде на новую бесплатную выпивку, либо будут слишком пьяны, чтобы поддерживать оппозицию. А поскольку очень пьяные люди предпочитают спать, а не бунтовать, Стражи не имели ничего против такого обычая.

Палатки торговцев не только заполняли всю улицу, но и залезали в боковые проулки. Тут продавались флаги, пиротехника, маски и разнообразные сувениры. Словом, здесь всегда можно было выбросить деньги на какую-нибудь безделушку. Северная окраина слыла самым бедным и самым опасным районом Хейвена. Здесь приходилось нести дежурство Хоку и Фишер – отчасти потому, что они были лучшими из Стражей, но главным образом потому, что и в рядах Стражи у них имелось немало врагов. В Хейвене нелегко жилось просто честному человеку…

Хок с тоской взглянул на лавку, предлагавшую сосиски с пряностями на деревянных вертелах. Кушанье выглядело очень аппетитно, если не обращать внимания на мух. Изабель решительно потащила мужа в сторону.

– Нет, Хок. Мы не знаем, какое мясо они кладут в эти сосиски. Ты не можешь позволить себе провести весь день в нужнике со спущенными штанами.

Хок засмеялся.

– Конечно, ты права, Изабель. К тому же, если не ошибаюсь, поблизости есть таверна, где нам на обед предложат прекрасного омара.

– Рановато для обеда.

– Хорошо. Съедим омара на ленч.

– В последние дни ты слишком много думаешь о еде, – заметила Изабель с неодобрением. – Даже удивительно, что пояс на животе у тебя еще застегивается.

– Надо же мне иметь какое-нибудь хобби, – парировал Хок.

Некоторое время они шли молча, посматривая по сторонам. Люди в толпе улыбались им или делали вид, что не замечают Стражей. Хок и Фишер отвечали на приветствия однообразными вежливыми кивками. Улыбкам они не доверяли.

Хок прожил в Хейвене только пять лет, но иногда ему казалось, что он провел здесь все пятьдесят. Он часто тосковал по родине, особенно осенью. В Лесном Королевстве в это время года лес окрашивался в золотисто-бронзовые цвета, его звуки и запахи тоже менялись – большие деревья готовились к зиме.

Хок тихонько вздохнул и обвел взглядом мрачные каменные дома и грязные булыжные мостовые Хейвена. Ничего не поделаешь, он превратился в городского жителя.

Впереди раздался грохот взрывов, и рука Хока уже потянулась за топором, но тут он сообразил, что это всего лишь очередной фейерверк.

Избиратели любили фейерверки. Без конца небо прорезали яркие фантастические вспышки, окрашивая облака в различные цвета. Кое-кто пытался выписывать в небе огненные начертания слов, но лозунги перемешивались друг с другом, превращаясь в тарабарщину. Приверженцам разных партий фейерверки быстро наскучили, и они начали пускать ракеты и шутихи друг в друга. Раздались крики, вопли и даже стоны. К счастью, пиротехника была недостаточно мощной, чтобы кого-нибудь ранить. Хок и Фишер не вмешивались. Пусть толпа развлекается.

Внезапно их внимание привлекла какая-то свалка впереди, и они ускорили шаг. Толпа в конце улицы забыла про фейерверки, занятая более увлекательным зрелищем. Слышались одобрительные крики и свист

– Похоже, драка, – флегматично произнес Хок, вытаскивая топор.

– Да, наверное, – согласилась Фишер, доставая меч. – Пора напомнить о себе.

Они двинулись вперед, и толпа с неохотой расступилась, освобождая дорогу Стражам.

Хок нахмурился, увидев, что именно привлекло внимание людей. Две группы расклейщиков плакатов, пустив в ход кулаки, дубинки и все, что нашлось под рукой, отчаянно дубасили друг друга. Зрители подбадривали соперников и заключали пари на исход схватки.

Поскольку большая часть избирателей была неграмотна, главные политические партии не могли рассчитывать на газеты. Они делали ставку на митинги, на уличных певцов и предвыборные плакаты. Плакаты обычно не отличались изысканностью, представляя собой всею лишь короткие лозунги, напечатанные очень большими буквами. Особенно был популярен такой: «СОВЕТНИК ХАРДКАСТЛ – ДРУГ ТОРГОВЦЕВ», хотя трудно сказать, что это – похвала или оскорбление.

Плакаты появлялись повсюду: на стенах, в витринах… Отряд опытных расклейщиков мог оклеить плакатами весь Хейвен за два часа. Если, конечно, хватит клея. И если никто не будет мешать. К несчастью, большая часть расклейщиков половину своего времени тратила на то, чтобы срывать плакаты враждебных партий. Когда две такие группы встречались, политические разногласия выражались во взаимных оскорблениях и открытых стычках – к удовольствию тех, кто оказался поблизости. В Хейвене любили простую, открытую, а главное – жестокую политику.

Хок и Фишер, стоя впереди толпы, с интересом наблюдали за сражением. Соперники не были профессионалами, они больше толкались и пихались, чем дрались. Хок решил, что можно пойти дальше и не мешать забаве. Драчуны не причиняли неприятностей никому, кроме себя, а зрители, заключая пари, были слишком заняты, чтобы лезть в драку. Кроме того, хорошая потасовка помогла бы немного разрядить обстановку. Неожиданно Хок увидел ножи, заблестевшие в руках дерущихся, и с сожалением вздохнул. Ножи – это другое дело.

Он шагнул в гущу схватки, схватил ближайшего расклейщика плакатов, угрожавшего кому-то ножом, и ударил его физиономией о стену. Расклейщик потерял сознание и повалился. Его противник ринулся на Хока с ножом, но Фишер сбила его с ног одним ударом кулака. Друзья тех, с кем так жестоко обошлись, двинулись было вперед, но застыли на месте, увидев зловещую ухмылку Хока и сверкающий топор в его руке. Кое-кто повернулся, чтобы бежать, но Фишер с мечом перекрыла им дорогу к отступлению. Немногие из тех, кто продолжал драку, остановились, поняв, что произошло Зрители загудели и засвистели, осуждая Стражей, но Хок бросил на них всею один взгляд, и они замолчали. Затем он обратился к расклейщикам плакатов.

– Вы знаете правила, – сказал Хок ровным голосом. – Никаких ножей. Теперь пусть все вывернут карманы. И шевелитесь, если не хотите, чтобы мы с Фишер помогли нам.

На тротуаре выросла внушительная гора ножей, кастетов и дубинок, а также амулетов и ладанок. Хок с отвращением посмотрел на драчунов.

– Будете играть не по правилам – забудете об играх вообще. Ясно? Теперь убирайтесь отсюда, пока я всех не арестовал за бродяжничество. Одни идут на север, другие – на юг. Если сегодня вы еще раз попадетесь мне, я отошлю вас к родным изрубленными на кусочки. Ну, живо!

Расклейщики исчезли, прихватив раненых. О том, что здесь происходило, свидетельствовало лишь несколько разорванных плакатов на мостовой. Хок столкнул гору оружия в канаву с водосливом. Затем он и Фишер повернулись лицом к толпе и заставили ее рассеяться. Только после этого Стражи спрятали оружие и продолжили обход.

– У тебя хороший удар, Изабель.

– Потому что мои намерения чисты.

– И потому, что ты носишь кастет под перчаткой.

Фишер пожала плечами.

– Мне кажется, в целом мы вели себя очень дипломатично.

Хок удивленно поднял брови.

– Дипломатично?

– Конечно. Мы же никого не убили.

Хок иронично улыбнулся. Фишер фыркнула.

– Послушай, Хок, если бы мы вовремя не вмешались, драка наверняка перешла бы в настоящий бунт. И скольких человек нам пришлось бы убить, чтобы подавить его? – Фишер покачала головой. – Мы уже пережили пять бунтов с тех пор, как была объявлена дата выборов, то есть за последние два дня. Этот город сошел с ума.

– С чего ты взяла? – удивился Хок. Фишер засмеялась. Хок тоже улыбнулся, хотя ничего смешного тут не было. – Не думаю, что потасовка могла бы перерасти в бунт. У расклейщиков плакатов нет времени на такие вещи. Нам не стоило столь круто обходиться с ними.

– Нет, стоило. – Фишер строго взглянула на Хока. – Мы же в Хейвене, разве ты забыл? Хейвен – самый жестокий и нецивилизованный город в Нижних Королевствах. Единственный способ поддерживать здесь порядок – жестокость.

– Мне кажется, я в это больше не верю.

Они некоторое время шагали молча.

– Вспомни случай с Блекстоуном, – наконец произнесла Фишер.

– Да. Эта колдунья Визаж была бы жива, если бы они с Доримантом доверились нам. Но они не сделали этого, а держали рты на замке, потому что боялись нашей репутации. Боялись того, как мы можем с ними обойтись. Мы слишком долго торчим в этом городе, Изабель. Мне не нравится, что он сделал с нами.

Фишер взяла мужа за руку.

– На самом деле здесь почти так же, как в любом другом месте, милый. Просто в Хейвене все делается в открытую.

Хок вздохнул.

– Может быть, ты права. Впрочем, если бы мы арестовали расклейщиков, я не знаю, куда бы мы их поместили. Тюрьмы переполнены – того и гляди лопнут.

– А до выборов осталось больше двенадцати часов. – Фишер покачала головой. – Почему бы им не начать гражданскую войну и не успокоиться?

Хок улыбнулся.

– Примерно сорок лет назад так и случилось. Победили реформаторы, и в результате во всех Нижних Королевствах было введено всеобщее избирательное право. В те времена подготовка к выборам служила предохранительным клапаном. Людям позволялось немножко посходить с ума. Они выпускали лишний пар, а город избавлялся от напряжения, которое могло привести к гражданской войне. После окончания голосования победившие объявляли всеобщую амнистию, все возвращались к делам, и спокойствие восстанавливалось.

– Здесь все жители – сумасшедшие, – заявила Фишер. – Все до единого.

Хок усмехнулся.

– Таков Хейвен.

Они шли молча, останавливаясь лишь для того, чтобы пугнуть карманника или сделать внушение расходившемуся пьянице. Вокруг толпились люди, распевая песни и смеясь и вообще стараясь извлечь максимум удовольствия из праздника. Воздух был полон запахов пищи, вина и горящих шутих.

Прямо перед Стражами по улице маршировал оркестр, размахивая яркими флагами и громко прославляя консерваторов. Хок и Фишер остановились, чтобы пропустить музыкантов. В этот момент к ним подошел коренастый мужчина в кольчуге, с дубинкой в одной руке и с кружкой для сбора подаяний – в другой; бросив быстрый взгляд на лица Стражей, он поспешил ретироваться. Толпа между тем закидывала оркестр гнилыми овощами и конскими яблоками. Хок, глядя, как знаменосцы с застывшими улыбками и оскаленными зубами разбегаются во все стороны, подивился: где это консерваторы откопали таких идиотов и кандидатов в самоубийцы, осмелившихся показаться на Северной окраине. Но флаги у консерваторов были красивыми.

– Я буду очень рада, когда дурацкие выборы закончатся, – заявила Фишер, как только они двинулись дальше. – Мне уже давненько не приходилось так тяжело. Никогда в жизни не видела столько пьяных и уличных забияк. И столько наперсточников!