Текст книги "Стражи Хейвена"

Автор книги: Саймон Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 100 страниц)

– Про утешение можете забыть, – мрачно заметила Фишер. – Мой папенька никогда не заботился ни о ком, кроме себя. Он всегда был лишь хладнокровным политиканом и если чем и занимался, то бесконечными интригами. Для него собственные дети – лишь пешки в честолюбивых замыслах. Отец пережил четырех жен, и ни по одной из них никогда не скучал, хотя они оставили ему девять дочерей. Фишер холодно улыбнулась. Но он сам вырыл себе яму. Дочерей он расценивал исключительно как собственность, которую можно сплавить замуж в обмен на власть и влияние за пределами Герцогства под горой. Папенька всегда хотел стать больше чем просто герцогом. Но при отсутствии сыновей, которые помешали бы нам развернуться, мы, дочери, росли сами по себе. И все до одной научились у дражайшего родителя быть такими же, как он. Правда, в моем случае он посмеялся последним, когда подписал мой смертный приговор. – Она выплевывала слова, дрожа от гнева. Хок тихонько положил ей руку на плечо, но бывшая принцесса едва заметила этот жест, погрузившись в горькие воспоминания.

– Как бы то ни было, – неловко произнес Чанс, – он ясно дал понять, что вновь желает видеть Лес и Горы единым королевством. Словно в стародавние времена, еще до того как первый герцог Старлайт поднял мятеж и сделал Герцогство отдельной страной. А если Стефен станет королем, то сможет по закону претендовать на оба престола, поскольку у герцога нет сыновей и некому наследовать его трон. Разумеется, это лишняя причина тому, что немалое число людей предпочли бы видеть его высочество мертвым уже сейчас. Основные политические партии…

– На твоем месте я бы заказал еще выпить, – перебил Чаппи, снова перевернувшийся на спину. – Похоже, рассказ займет некоторое время.

– На самом деле все вовсе не так сложно, – заторопился посланник. – Просто Трещина впервые открыла доступ в Лесное королевство всевозможным новым философским учениям, политическим и религиозным доктринам. В частности, воображение многих захватили идеи демократии и конституционной монархии. Демократы вообще имели бы все шансы стать партией подавляющего большинства, если бы тотчас не разбились на десятки мелких, постоянно ссорящихся группировок. И у каждой – собственные догмы-догмищи и цели-целищи. Перечисляю их по очереди. Мы имеем: сэра Вивиана, сторонника медленных, осторожных перемен и реформ; ландграфа сэра Роберта Хока, которому нужен марионеточный монарх и выборный парламент; и Шамана – этот ратует за политику искупления и насильственное смещение нынешних власть предержащих. Единственное, в чем они сходятся, – все трое не желают видеть регентом королеву Фелицию.

– Я знаю еще одну причину, по которой мы ушли из политики, – сообщила Фишер. – У меня от нее голова болит.

– Э-э… все еще хуже, – отозвался Чанс. – Видите ли, с момента вашего отъезда население Лесного королевства разительно переменилось по своему составу. Большая часть коренных жителей погибла в период Войны демонов. Когда долгая ночь закончилась, имел место массовый приток переселенцев из Редхарта и с Гор. Они захватывали пустующие фермы и землю. Ими же оказались заняты все рабочие места, необходимые для поддержания инфраструктуры страны. Но даже новые иммигранты едва спасали Лесное королевство от голода и вряд ли могли предотвратить банкротство. Страна опасно близко подошла к краю полной катастрофы. Лес крайне нуждался в помощи и не мог позволить себе роскошь выбирать – в каких формах эта помощь будет ему оказана.

В результате население Лесного королевства нынче гораздо более… скажем так, разнообразно, нежели раньше. Новые жители неизбежно приносят с собой собственные традиции – политические, религиозные и социальные. Словом, созрела почва для перемен. С открытием Трещины ситуация еще более усложнилась. Прежде чем Харальд поставил у врат стражу для предотвращения чрезмерного оттока людей, Лес потерял огромное количество коренного населения. Король также организовал таможню, наложив тяжелые пошлины на все товары, прибывающие с юга. Это оказалось одновременно и хорошо и плохо. Хорошо потому что таможенные сборы направляются на восстановление разрушенной страны. И плохо – поскольку на севере теперь все дороже, чем на юге. Большая часть Леса по-прежнему мертва и пребывает в запустении после долгой ночи. Для его освоения требуется любая доступная помощь. В результате огромную часть продовольствия приходится ввозить с юга, что делает продукты дорогими. А голодные люди обычно думают брюхом. Король Харальд был одним из немногих оставшихся в живых героев Войны дeмонов. Это едва ли не единственная причина, удерживавшая страну от открытой революции. И вот его не стало…

– А что Черный лес? – спросил Хок. – Он по-прежнему заперт в своих первоначальных границах?

– Теперь да. Там теперь тихо. Чащобы, служившей барьером, больше нет, но в наши дни демоны редко отваживаются вылезать из темноты. Когда они это делают, мы в основном шугаем их обратно.

– С каких это пор, – Фишер вздернула бровь, – Лес стал столь снисходителен к демонам? Гадкие злобные твари! Они убили столько хороших людей. Включая и твоего отца.

– Вы не понимаете, – медленно произнес Чанс. – Я все гадал, проникла ли правда о демонах так далеко на юг.

– Какая правда? – насторожился Хок.

– Простите, – замялся посланник. – Нелегко говорить вам это. Когда Синяя Луна и долгая ночь миновали, а князь демонов был… изгнан, все, чего коснулась Дикая магия, вернулось в нормальное состояние. Включая мертвых демонов, которые снова превратились в мертвых людей. Вы никогда не задумывались над тем, откуда брались все эти тысячи новых демонов? Каждый мужчина, женщина или ребенок, погибшие в долгую ночь, восставали снова, превращенные в демонов во всем многообразии их чудовищных форм. Вот почему демоны всегда убивали свои жертвы. Они плодили новых демонов.

– О боже! – выдохнул Хок. – Я и понятия не имел… Мы же все сражались с родными и друзьями и убивали их снова и снова… – Он сердито взглянул на Чанса. – Мы могли превратить демонов обратно в людей? Если бы знали. Тогда.

– Вы же не знали, – ответил молодой человек. – Не могли знать. И за истекшие двенадцать лет никто не придумал такого лекарства. Хотя Магус настойчиво утверждает, будто работает над этим.

– В то время мы без счета убивали демонов, уверенные, что наше дело правое, – проговорил капитан. – Если бы мы сразу схватились с самим князем демонов, победили его раньше… Сколько людей мы могли бы спасти от страшной участи – превратиться в живой кошмар!…

– Ч-ш-ш, – Фишер накрыла его руку своей. – Мы не знали. И никак не могли знать. Сменим тему, Чанс. Расскажи нам о замке. Там происходит что-нибудь новенькое?

– О да, – с готовностью откликнулся Аллен. – Когда князь демонов пропал, остатки старого заклинания астролога развеялись вместе с ним, и некогда утраченное, а теперь вернувшееся южное крыло опять сделалось совершенно нормальным. Однако появилось нечто новое, причем в самой середине замка. Опрокинутый Собор. Подобное довольно сложно объяснить, но будьте ко мне снисходительны. Все это по большей части лишь недавно вновь открытые знания, выкопанные в самых старых отделах замковых библиотек. Знания, забытые несколько столетий назад, а может и запрещенные. Собор существовал прежде замка. Его выстроили очень давно, так давно, что история с тех пор успела стать легендой, а легенда – мифом. В те незапамятные дни строительство храмов являлось одновременно искусством и наукой. Храмы строились для конкретной цели: прямого сообщения с Богом. Все здание, самые его формы, углы и тяги все имело смысл и цель. Завершенное здание было устроено так, чтобы резонировать, словно гигантский камертон. Когда люди молились в храме, строение вбирало в себя их веру и направляло вверх, прямо к Богу, в одном сверхчеловеческом звуке. И Господь слышал и посылал обратно свою любовь, которую высокая башня Собора трансформировала в приемлемую для людей форму. Так осуществлялось прямое сообщение с Богом. Говорят, в те дни власть Добра лучами расходилась от Собора, омывая своей благодатью всю страну. И сам Лес, и его народ росли прямыми и честными, сильными и уверенными в любви Господа.

Потом все пошло наперекосяк. Некто, наделенный дьявольской магической силой – я сознательно использую определение «дьявольской», – опрокинул храм. Вместо того, чтобы вздыматься к небу, огромное здание теперь вонзилось глубоко в землю. И то, что раньше воссылало молитвы к Богу, теперь направляет смертные голоса к… чему? Кто их слушает? В общем, благодать ушла из Леса, и по стране распространились новые, более темные веяния. Первый Лесной король приказал выстроить вокруг Опрокинутого Собора Лесной замок. Замок как бы заключил его в кольцо. Затем, при помощи магии, строители слегка разбалансировали храм с остальным строением, тем самым навеки запечатав Собор в самом себе. И больше там никто никому не молился. Древние чары оказали своеобразное влияние на физическую природу замка – внутри он гораздо больше, нежели снаружи. А потом, во время Долгой ночи, то ли в начале, то ли в конце ее, что-то разрушило старое заклятье, и Опрокинутый Собор возвратился. Первая группа разведчиков, посланная туда королем Харальдом, не вернулась. Так же как вторая, третья, и четвертая, хотя каждую последующую команду вооружали все лучше и лучше, а также увеличивали численность исследователей. Магус, при всей его хваленой силе, даже близко ни разу туда не сунулся. Назад вернулся только один, из пятой группы. Он совершенно обезумел. Нечто, встретившись и пообщавшись с ним, разрушило его сознание. С тех пор несчастный произнес только одно слово: «Жареный».

– И что это значит?

– Мне известно не больше вашего, – пожал плечами Чанс. – Магус попытался допросить его своими методами, но спустя всего несколько минут вывалился из лаборатории, блюя и дрожа всем телом. С тех пор безумца держат в строгой изоляции – для его собственной и нашей безопасности. Король Харальд объявил Опрокинутый Собор запретным абсолютно для всех и повелел Магусу наложить мощные охранные магические барьеры, дабы полностью отгородить проклятое здание от остального мира. В настоящий момент ученые просматривают все старые библиотеки страны в поисках дополнительных сведений. А тем временем в небе появляются странные огни. Странные голоса звучат глубоко под землей, а потомство рождается с двумя головами, говорящими на неизвестных языках.

– Господи! – против воли содрогнулась Фишер. – И люди до сих пор живут в замке с этой штуковиной у себя под боком?! Как они это выносят?

– А как вы уживались с пропавшим южным крылом? – задал встречный вопрос Аллен. – Не забывайте, за двенадцать лет ко многому можно привыкнуть.

– Если бы мы знали, мы бы вернулись, – произнес Хок. – Мы думали, все зло уничтожено. Нам следовало быть умнее.

– А как насчет Даров преисподней? – внезапно поинтересовалась Фишер. – Несколько лет назад прошел слух, будто один из проклятых мечей вернулся.

– Да, ответил Чанс, «Волчья погибель». К счастью, он недолго пробыл среди нас и не успел причинить существенного вреда, прежде чем снова пропал. О том, чтобы «Яркая вспышка» опять всплывала на поверхность, после того как ее утратили в Долгой ночи, сведений не поступало, а «Скалолом» уничтожен.

– Мы знаем, – кивнула Фишер. – Мы были там. Князь демонов сломал проклятый меч о колено. Я слышала его предсмертный крик.

Чанса передернуло.

– Я слышал все легенды, но вы меня то и дело сражаете наповал. Вы действительно видели князя демонов, воплощение тьмы на земле? Каков он из себя?

– Я больше не помню, – ответила женщина. – Я приложила столько усилий, чтобы забыть. Но он до сих пор иногда снится мне.

– Прошлое редко отпускает насовсем, – заметил Хок. – А будущее не перестает предъявлять свои требования. Верно, сын сэра Чэмпиона?

– Осталось рассказать совсем немного, – заверил Чанс.

– Хорошо, – раздалось из-под стола.

– Ландграфы Золота, Серебра и Меди теперь уже не те, что раньше, – продолжал посланник. – При таком сокращении населения также сократились и поступления от налоговых сборов. Королю Харальду пришлось просить помощи в восстановительных работах у Редхарта и Гор. За эту помощь он заплатил продажей большой доли горнодобывающих концессий. Ландграфы совершили последний, отчаянный рывок к власти и проиграли. Их время прошло. Теперь ландграф только один: сэр Роберт Хок. Один из многих, кто борется за демократию и права крестьян.

Его главным политическим противником является эта загадочная личность, Шаман. Многие годы он прожил отшельником в глубине леса, вдали от всего, хоть отдаленно напоминающего цивилизацию, и желал только одного – чтобы его оставили в покое. Но мало-помалу Шаман приобрел репутацию Божьего человека и духовного лидера, и крестьяне обратились к нему за помощью. Этот человек обладает странной магией. Он испытывает отчаянную потребность быть полезным. В прошлом году он вдруг явился прямо в Лесной замок и заявил, что пришел требовать честного обращения с крестьянами, а то, мол, хуже будет. Гвардейцы попытались его вышвырнуть, но Шаман превратил их всех в маленьких глупых зеленых прыгучих тварей. Навстречу ему вышел Магус, некоторое время они молча пялились друг на друга, а затем придворный маг повернулся и ушел, заявив, что здесь он ничего не может поделать. Король отказался встречаться с Шаманом, поэтому старик разбил лагерь в главном дворе и угощает длинной проповедью о правах крестьян любого, кто достаточно долго стоит неподвижно.

– Терпеть не могу потенциальных святых, – заметил Хок. – Все, кого я встречал, представляли собой изрядный геморрой для государства.

– И последняя нерадостная новость, ваше высочество, – сказал Чанс. – Как вы наверняка помните, большая часть воинов Лесного королевства полегла в Долгой ночи. Дабы сохранить армию достаточно сильную, чтобы у Редхарта и Гор не возникало мыслей о вторжении, пока Лес еще уязвим, Харальд призвал большое число наемников. Костяк армии Лесного королевства на данный момент составляют профессиональные бойцы из дюжины стран, не связанные с Лесом ничем, кроме конвертов с жалованием. Они истощают нашу экономику и крайне непопулярны в народе. Харальд использовал их для того, чтобы удерживать крестьян в узде и вводить новые налоги.

– С этим придется что-то делать, – согласился Хок.

– Ты серьезно рассчитываешь одолеть целую армию? – поинтересовалась Фишер.

– Почему бы и нет? Мы и раньше так делали.

– Знаю! У меня до сих пор шрамы.

– Вы хотите сказать, что согласны вернуться в Лесное королевство? – уточнил Чанс.

– Похоже, в нас нуждаются, – ответил Хок. – Я всегда знал, в чем состоит мой долг. И следует подумать о безопасности моего племянника. Но если мы возвращаемся в Лес, то не как принц Руперт и принцесса Джулия. С этими именами слишком много связано. Мы отправимся туда как Хок и Фишер, два следователя, которым Руперт и Джулия поручили найти убийцу Харальда и уладить дело. Для пущей убедительности я напишу письмо. Среди моего барахла до сих пор где-то валяется моя королевская печать.

– По-моему, идея неплохая, – поддержала мужа Фишер. – У меня нет ни малейшего желания снова становиться принцессой Джулией. Слишком много ограничений. Кроме того, я уже не та, что раньше.

– Никто не таков, – заметил Чанс.

– Что порой во благо, – резюмировал Хок. – Но вот что я вам скажу. Если мы и впрямь покидаем Хейвен навсегда, нам сначала придется уладить кучу дел.

– Верно, – согласилась Фишер.

3. КОНЦЫ В ВОДУ

Когда капитаны объявили, что ненадолго забегут к себе на квартиру, прежде чем двинутся куда-либо дальше, Чанс не знал, чего и ожидать. До сих пор принц Руперт и принцесса Джулия не разочаровывали его, но они ничем не походили на тех людей, каких молодой человек воображал найти в конце своего путешествия на юг. Аллен не мог сказать точно, чего или кого он ожидал, но ничто из содержащегося в легендах, официальных и неофициальных, не подготовило его к встрече с Хоком и Фишер. И уж точно посланник не чаял обнаружить, что двое величайших героев Войны демонов ютятся в однокомнатной квартирке над убогим семейным кафе.

Райончик оказался тихий, и прохожие кивали Хоку и Фишер если и не с теплотой, то, по крайней мере, вежливо. Стоял полдень, и из открытой двери кафе струились аппетитные ароматы свежеприготовленной еды. Чанс был голоден. Капитаны дружно прошествовали мимо открытой двери кафе и направились к скрипучей деревянной лестнице, пристроенной к боковой стене здания. Судя по тому, как выглядели вытертые деревянные ступени, сооружение не красили и не ремонтировали с самого момента постройки. Чанс полюбовался, как лестница трясется и прогибается под весом супругов, громко вздохнул и полез следом. Ему потребовались все его силы, чтобы оттащить Чаппи от кафе и загнать упирающееся животное на деревянные ступени.

– Мы сняли ее, когда только приехали в Хейвен, – пояснила Фишер, обернувшись через плечо. – Предполагалось, что это только временное пристанище. Пока не присмотрим что-нибудь более приличное или хотя бы менее отвратительное, но как-то не сложилось. Мы так и не собрались переехать. Все равно нам редко удается проводить здесь много времени. По-моему, неплохое место. Зимой тепло, летом прохладно, и никто не беспокоит. В кафе нас угощают бесплатно, потому что грабители, воры и рэкетиры быстро научились обходить его за три версты.

– И хорошо здесь кормят? – вежливо поинтересовался Чанс.

– Бесплатно, – повторил Хок.

– Лучше не придумаешь, – сделал вывод Чаппи.

Шаткая лестница, наконец, уперлась в толстую деревянную дверь с тремя тяжелыми стальными замками и всевозможными защитными рунами и символами, глубоко врезанными в дерево. Хок извлек связку ключей, с которой помимо них свисала кроличья лапка и нечто подозрительно напоминавшее костяшку человеческого пальца. Он отпер все три замка, толкнул дверь, а Фишер протиснулась мимо и метнулась в комнату с мечом наголо. Она быстро огляделась, убрала оружие в ножны и жестом пригласила остальных войти.

– Осторожность не бывает излишней, особенно в Хейвене, – небрежно пояснила она. – За годы, проведенные здесь, мы обзавелись кучей врагов. Приходим однажды домой, а нас тут чугунный голем ждет. К счастью, он оказался слишком тяжел для здешних перекрытий и провалился прямо в кафе. Я слышала, они до сих пор используют его брюхо вместо духовки. Чувствуйте себя как дома, а мы с Хоком подхватим кое-какое барахлишко.

Пока Хок запирал дверь и задвигал два тяжелых засова наверху и внизу, Чанс заинтересованно озирался. Квартира представляла собой одну длинную комнату, занимающую весь верхний этаж здания. Три узких окна были забраны решетками, а ухитрившийся просочиться внутрь скудный свет только подчеркивал царивший внутри полумрак. Фишер зажгла лампу, и теплое золотистое сияние залило часть комнаты. Мебели оказалось немного, вещи лежали кучами прямо на полу, который покрывали ковры и коврики всевозможных расцветок и качества, местами вытертые до основы. Все выглядело так, будто покупалось на барахолке. Но при всем этом в квартире царила теплая уютная атмосфера.

Чанс пустился бродить по комнате, разглядывая всякие штуки и пытаясь составить по ним представление о характерах Хока и Фишер, но единственное слово, немедленно пришедшее ему на ум, было «олухи». Квестор не мог не заметить охранные знаки, вырезанные на подоконниках и даже на стенах и потолке. Он узнал парочку самых простых заклятий, и по спине у юноши пробежал холодок при мысли о том, что пыталось забраться сюда в недалеком прошлом.

– Здесь есть и невидимая защита, – небрежно заметил Хок, копаясь в смятых простынях неубранной постели. – У людей всегда хватает смелости нанести удар с безопасного расстояния, а Хейвен кишит наемными колдунами.

Чанс кивнул, заметив висящую на одной стене косичку чеснока рядом с двумя скрещенными серебряными кинжалами и большой чашей со святой водой.

– У вас неприятности с вампирами и оборотнями? – спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

– Только время от времени, – откликнулась Фишер, стягивал сапоги и с удовольствием шевеля пальцами. – Подобные вещи в городе вроде Хейвена являются просто орудиями труда.

На соседней с «орудиями труда» стене прилепилось простое распятие, и Чанс машинально перекрестился.

– Вижу, вы по-прежнему храните свою веру, даже так далеко от дома.

– Надо же во что-то верить в этой помойке, – отозвался Хок, с сомнением разглядывая пару скатанных носков.

– Со времени вашего отъезда в Лесной Церкви очень многое изменилось, – поведал Чанс. – Она сделалась куда более организованной и влиятельной, чем прежде. Долгая ночь вселила страх божий в сердца многих.

– Мы как-то раз видели небеса, – сообщила Фишер, натягивая обшарпанные сапоги. На взгляд Чанса, точно такие же, как только что снятые. Или, по крайней мере, нечто очень на них похожее.

– Вы хотите сказать, вы умирали? – неуверенно переспросил Чанс.

– Да, – ответил Хок. – Но мы с этим справились.

Квестор решил не уточнять. Он не был уверен в том, что ему хочется услышать ответ. Он обернулся, чтобы посмотреть, что за пакость затеял там Чаппи. Пес радостно скакал по комнате, все обнюхивая и суя нос в каждый темный угол, какой находил. Зверь обнаружил что-то на полу, проглотил и тут же быстро выплюнул. Чаппи осознал, что Чанс на него смотрит, и расплылся в улыбке:

– В интересное место ты меня притащил, Аллен! Я знавал конюшни, где все лошади страдали метеоризмом, – и то там пахло лучше, чем в этой клоаке. И у вас тут мыши, Я нашел несколько какашек, если кому интересно. И целую кучу одежды, по которой прачечная кровавыми слезами плачет. Вы, ребята, тут вообще хоть раз прибирались?

– От нас как раз ушла прислуга, а новую мы еще не наняли, – ответил Хок. – А я-то гадал, куда я его засунул!

Он поднял нечто, оказавшееся маленькой куколкой из перекрученной раффии. Ее украшали тонкие цветные ленточки, каждая из которых была унизана мелкими плотными узелками.

– Что это? – вежливо поинтересовался Чанс.

– Ну, он начинал карьеру в качестве ловца сновидений, но я попросил одну нашу знакомую волшебницу расширить его полномочия. Не скажу точно как, но сделанного не воротишь. На сегодняшний день в задачи этой маленькой кукляшки входит генеральная защита от всех видов агрессивной магии. В активном состоянии ее хватит ненадолго, но пока она бодрствует, практически ничто и никто не сможет нас достать.

– Вы полагаете, нам понадобится подобная охрана? – удивился Чанс.

– Это Хейвен, – ответила Фишер. – И перед отъездом мы собираемся заварить тут дьявольскую кашу. – Она задумчиво поглядела на куколку, которую муж держал в руках. – Помню, как он к нам попал. Дело Собирателя Душ и Мандалы Ужаса.

– Ага, – кивнул Хок. – Паршивая история.

Мгновение супруги глядели друг другу в глаза, а затем вернулись к раскопкам в кучах имущества.

Половину одной из стен занимал книжный шкаф, забитый в основном дешевыми «страшками». Юноша вытащил парочку наугад и увидел знакомые аляповатые обложки с наполовину выпадающими из блузок растрепанными девицами цыганского вида на фоне нависающего над ними каменного дома с единственным освещенным окном. Бывали времена, когда у квестора возникало сильное ощущение, что изобретатель печатного станка за многое должен ответить. Когда Чанс учился в школе на севере, чтение не было таким обыденным делом. Он сунул книжки на место, и Хок краем глаза уловил движение.

– Знаю, – согласился он, ничуть не смутившись. – Но они дешевые и веселые, а когда ни свет ни заря приползаешь домой после двойной смены, нужно что-нибудь не слишком заумное, чтобы расслабиться. Мне нравятся стремные штучки, Изабель по большей части предпочитает романтический элемент.

– У нас есть и другие книги, – обиженно заметила Фишер, но в не суматохе смогла припомнить ни одного названия.

Чанс продолжил обход длинной комнаты, осторожно переступая через пустые винные бутылки и отвергнутые за непарностью носки. На широкой деревянной доске стояла большая головоломка – она была почти собрана. Картина представляла собой лесную сцену с высокими деревьями и распускающейся зеленой листвой. Комментарии показались квестору излишними. Каждый по-своему справляется с тоской по дому.

– Мы бы давно ее закончили, – поделилась Фишер, пытаясь запихнуть в рюкзак что-то большое, шерстяное и неподатливое. – Но у Хока только бортики хорошо получаются. И он потерял несколько последних кусочков.

– Я их не терял! – запальчиво возразил тот. – По-моему, они отсутствовали в коробке с самого начала. И я не только рамочки умею. В основном мне просто не хватает времени.

– Ты все еще дуешься, что мы не купили тот горный пейзаж, который ты хотел.

– Я его не хотел, – произнес Хок тем бесконечно терпеливым тоном, который так бесит женщин. – Я просто сказал, что там больше оттенков и его, должно быть, труднее собрать.

Хок и Фишер вышли на середину комнаты и молча огляделись. Они нагрузились огромными заплечными мешками, лопающимися от «предметов первой необходимости». Куколка из раффии выглядывала из Хокова мешка, словно бдительный часовой. Чаппи подошел и уселся у ног Чанса, радостно что-то жуя. Аллен предпочел не выяснять, что именно.

– Нам и вправду пора, – сказал Хок.

– Да, – согласилась Фишер.

Ни один из них не двинулся с места.

– Немного за десять-то лет. Но я всегда знал, что мы здесь проездом.

– Милый, нам все равно много не взять. Это замедлит передвижение.

– Знаю. Но я буду скучать по этому месту. Трудно представить, что стоит закрыть за собой дверь, и мы его больше не увидим.

– Вот и хорошо. Все равно мы тут мхом зарастали.

– Не хочется уезжать, – признался Хок. – Здесь было уютно. Безопасно. Никто здесь не заставлял меня изображать легендарного героя.

– Мы не обязаны идти… – медленно начала Фишер.

– Обязаны, – отрезал Хок. – Каникулы закончились.

Они тщательно заперли за собой квартиру, ибо в противном случае их отъезд привлек бы к себе лишнее внимание, и навьючили поклажу на коней, реквизированных Хоком в ближайшем стойле. Капитан отправил Чанса с Чаппи туда, где те остановились, чтобы забрать их лошадь и вещи, пока они с женой зайдут попрощаться в Штаб-квартиру Стражи. Супруги двинулись в путь. Сколько раз ходили они по этим улицам! Теперь, прощаясь, они как будто смотрели на все другими глазами. После стольких лет бесчисленное множество пороков Хейвена примелькалось, а звуки и пейзажи сделались привычными и потому незаметными. Для Хока и Фишер настало время последнего крестового похода на Хейвен, последней попытки восстановить справедливость, воздать достойным и покарать виновных. И плевать, что скажет на это закон.

В Штаб-квартире, как всегда, царила суета. Множество людей, самой разнообразной внешности и цветов кожи, сновали туда-обратно. Никто не обращал на Хока и Фишер особого внимания, пока супруги привязывали снаружи коней и давали на лапу констеблю, чтобы тот приглядел за животными (ибо в противном случае к моменту возвращения хозяев от лошадей остались бы одни подковы), а затем целеустремленно направились к главным складам.

Кладовщик громко возражал против их незапланированного визита и требовал необходимых бумаг. Хок наградил его тяжелым взглядом, Фишер положила ладонь на рукоять меча, и чинуше срочно куда-то понадобилось. Он удалился едва не бегом, а все клерки за столами внезапно очень заинтересовались своей работой. Супруги тем временем принялись непринужденно расхаживать по складу, набивая карманы всем, что понравится.

А выбирать было из чего. Прикомандированные к Страже ученые постоянно придумывали что-нибудь новенькое, дабы помочь беднягам, обходящим дозором город, выжить на неприветливых улицах Хейвена. Хок и Фишер нагрузились ударными гранатами, зажигательными устройствами и таким количеством метательных ножей, сколько поместилось на поясе. Хока особенно привлекли хаос-бомбы. Оружие новое, практически не проверенное, не испытанное в полевых условиях и, как всякий опытный образец, дорогое. По слухам, они обладали потрясающей разрушительной силой, и капитану этого было достаточно. Он сунул все шесть в поясной мешок и с надеждой огляделся в поисках еще какого-нибудь добра. Фишер невольно улыбнулась. Муж всегда обожал новейшие игрушки.

Не возникло у них разногласий и по поводу другой новинки – наркотических бомбочек, заполненным черным опийным порошком. В первый и единственный раз, когда эти штуки применили в полевых условиях, одна такая малютка пропитала порошком целую комнату и преступники и стражи просто уселись в кружок, взялись за руки и ухихикивались, пока не прошло действие наркотика.

– Как насчет новых наручников? – спросил Хок. – Предполагается, что они гарантированно неснимаемы.

– Не думаю, – ответила Фишер. – Во-первых, я не собираюсь никого арестовывать, и, во-вторых, в последний раз беднягу пришлось из них вырезать. По-моему, у нас достаточно игрушек. Давай устроим налет на Картотеку, прежде чем о нас пойдут слухи.

Хок неохотно кивнул. Они быстро покинули склад и зашагали по коридору. Встречным хватало одного взгляда на их решительные лица, чтобы поспешно убраться с дороги. Картотека в данный момент наслаждалась периодом наибольшей организованности, благодаря недавно заведшемуся там полтергейсту. Невидимый дух имел пунктик на тему порядка, и отныне все лежало на местах. Порядок этот не отличался особой логичностью или удобством, но, по общему мнению, нечто всегда лучше, чем ничего. Делалось все возможное, чтобы «барабашка» чувствовал себя как дома. Однако ответственный бюрократ, некто Отто Гриффит, длинный костлявый субъект с пришибленным лицом, по-прежнему рассматривал Картотеку как свою личную территорию и защищал ее отчаянно и злобно.

– У вас ведь нет ордера? – потребовал он у едва вошедших Хока и Фишер. – Вы никогда не утруждаете себя соблюдением процедуры отчетности! Что ж, на сей раз командование Стражи – на моей стороне. Они сказали, что я не обязан ничего вам выдавать, если вы не представите мне должным образом заполненные бланки запроса. В трех экземплярах.

– У нас нет на это времени, – ответил Хок. – И ордера я тебе не дам.

Он кивнул Фишер, они подхватили переполненные лотки со входящими и исходящими документами и подбросили их в воздух. Бумаги разлетелись, словно перепуганные птицы, и неохотно осели, рассыпавшись по всему полу. Лицо Отто Гриффита сменило несколько интересных оттенков, и вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется.

– Дикари! Варвары! – Он выкарабкался из-за конторки и принялся хватать разбросанные бумаги, прижимая их к груди, словно раненых возлюбленных.