Текст книги "Найти тебя"

Автор книги: Санта Монтефиоре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Глава 10

Прошло уже три дня, а тело Роберта так и не нашли. Пендрифт окунулся в печальную атмосферу траура. Ни у кого, даже у завсегдатаев трактира «Корма корабля и пираты», этого рассадника сплетен и интриг, больше не оставалось ни единого сомнения относительно версии самоубийства. Семья Монтегю скорбела по Монти, за исключением, пожалуй, Элизабет, которая продолжала упорно настаивать на том, что ее сын не мог пойти на такой отчаянный шаг.

Отец Далглиеш большую часть времени занимался тем, что отвечал на вопросы горожан. Воздух в комнате для приема посетителей уже стал спертым от запаха духов плачущих женщин, которые все любили Монти, но не как любовника, а как достойного и доброго человека, который к чужим проблемам относился как к собственным и всегда был готов протянуть руку помощи. Почему, вопрошали они, человек, который имел все, ради чего можно было жить, взял и расстался с жизнью? Отец Далглиеш старался быть на высоте, отвечая на их вопросы, вооружившись багажом знаний, которые он приобрел, учась в семинарии. Во время этих посещений он начал постепенно понимать, что собой представлял человек, которого все знали как мистера Монти. Буквально ни один житель города не остался обделенным его вниманием, была ли то просто пара слов, которыми он перекинулся с посетителями в трактире «Корма корабля и пираты», или оплата счетов для лечения маленького Райана Крэддика. Как бы ни влиял Монти на судьбы людей, не было и тени сомнения в том, что он оказывал положительное воздействие на их жизнь. И постепенно отец Далглиеш стал ловить себя на мысли, что он, так же как и другие, не может объяснить себе нелепую смерть Монти.

– Зачем, – спрашивал он себя, повторяя вопрос, который ему столько раз задавали прихожане, – понадобилось человеку, который имеет все, ради чего стоит жить, кончать жизнь самоубийством?

Однажды, в четверг утром к нему пожаловал нежданный посетитель.

Отец Далглиеш сидел за своим письменным столом, просматривая корреспонденцию, на которую у него просто не хватало времени последние несколько дней, как вдруг услышал стук в дверь. Он тяжело вздохнул. Без сомнения, еще одной встревоженной душе понадобилась его помощь. Он отложил в сторону ручку.

– Входите, – произнес он.

Молодой викарий по имени Хоуэл Брок выглянул из-за двери.

– Извините, что побеспокоил вас, святой отец, но пришла леди, она хочет видеть вас. Говорит, что это важно.

– А она представилась?

– Нет, но сказала, что пришла по личному вопросу. – Брови отца Брока взметнулись вверх. – На ней шляпа и темные очки, – добавил он. – Очень таинственная особа.

Отец Далглиеш сгорал от любопытства. Он встал, поправил жилет, а затем последовал в комнату для приема посетителей. Мисс Ходдел драила захудалой шваброй пол коридора, выложенный плиткой. Увидев священника, она выпрямилась и, опираясь на рукоятку, стала вытирать грязную руку о свой цветастый фартук.

– К вам пожаловала Грета Гарбо, – с усмешкой произнесла она. Не обращая внимания на ее слова, отец Далглиеш открыл дверь.

На самом краю дивана, неуклюже примостившись, сидела незнакомка. На ее коленях мирно дремал маленький пушистый пес. Она казалась поразительно красивой в черном строгом пиджаке и юбке, а черные туфли из кожи ящерицы были плотно приставлены друг к другу. Ее шею облегало бриллиантовое колье с единственной жемчужиной, маленькая шляпа была приколота в одном месте к волосам, с нее на лицо женщины падала тонкая сетчатая вуаль. Увидев его, она не улыбнулась, а лишь сняла свои темные очки, под которыми скрывались ледяные голубые глаза, бывшие хоть и холодными, но пленительными. Сердце отца Далглиеша остановилось – она была копией своей дочери.

– Меня зовут Памела Бэнкрофт Монтегю, – произнесла женщина с американским акцентом. – Мой муж – Роберт Монтегю. – При упоминании его имени она потупила взор, так что ее длинные черные ресницы чуть коснулись щек. Ее макияж был нанесен аккуратно, но все же ни пудра, ни помада не смогли скрыть выражения горя на ее лице. Она гладила собаку рукой, затянутой в перчатку.

– Я сожалею о вашей потере, миссис Бэнкрофт Монтегю, – сказал священник, опускаясь в кресло напротив.

Она с трудом вдохнула и покачала головой.

– Мой муж был приверженцем католической церкви, я уверена, вам это известно.

– Вы правы.

– А я, напротив, не придерживаюсь ни одной веры. Я атеистка.

– Вы не верите в Бога?

– Я не знаю, – пробормотала она, не решаясь посмотреть ему в глаза.

– Ну, тогда вы агностик. – Он улыбнулся, стараясь ее поддержать.

– Это ведь не так уж плохо, правда?

– Господь существует, миссис Бэнкрофт Монтегю, независимо от того, верите вы в Него или нет. Он терпеливо ждет, пока вы раскроете свое сердце и устремите к Нему глаза. Его любовь является безусловной.

– Я хочу поверить, святой отец. Очень хочу. – Она услышала, как мисс Ходдел постучала шваброй об пол. – Этот разговор останется между нами, не так ли? – прошептала она.

– Конечно.

– Я не хотела бы, чтобы семья моего мужа узнала о том, что я приходила сюда.

– Одну минутку, – сказал священник, вставая. Отец Далглиеш прошел к двери, открыл ее, и раскрасневшаяся мисс Ходдел буквально ввалилась внутрь. Она выпрямилась и пригладила свой фартук. – Не будете ли вы так любезны, мисс Ходдел, заварить нам чаю? А затем можете убрать и мой кабинет. На днях я заметил, что там довольно пыльно.

– Я хотела бы стереть пыль с ваших книг, святой отец, – раздраженно сказала она.

– Боюсь, у меня по-прежнему нет времени, чтобы их все рассортировать.

– Как вам угодно, – сказала она, наклоняясь для того, чтобы поднять железное ведро с грязной водой. – Хотя это очень плохо для моей спины. – Уходя, она бросила взгляд в комнату, туда, где, повернувшись спиной к двери, сидела незнакомка.

– У меня нет никого, к кому бы я могла обратиться, – продолжала Памела, когда отец Далглиеш вернулся на свое место. – Видите ли, я должна быть сильной ради своих детей.

– Ради Селестрии и Гарри, – добавил он, кивнув головой.

– Вы познакомились с ними. К сожалению, в тот день, когда вы приходили на ленч, у меня был приступ мигрени. Они периодически повторяются. Знаете, Монти был моей опорой в жизни, святой отец. Он был для меня целым миром. И сейчас, когда его не стало, я чувствую себя совершенно одинокой.

– А как же насчет семьи вашего мужа?

– Все они типичные англичане, если вы понимаете, что я имею в виду. Пенелопа ведет себя так, как будто ничего не случилось. Мильтон стал очень тихим и сдержанным. Арчи измотан и довольно слаб сейчас. Джулия, его жена, страдает так же, как и я, но поджимает губы и виду не подает. Это все выглядит так благородно, а ничего иного и нельзя ожидать от истинных членов семейства Монтегю, но все мои чувства видны как на ладони, и я боюсь стать для них настоящей обузой.

– А как насчет ваших детей?

– О, слава богу, Гарри нетрудно отвлечь от утраты, но вот Селестрия убедила себя в том, что ее отца убили. Хотя, наверное, она имеет полное право так думать, не правда ли? Маленькие девочки просто боготворят своих отцов. По крайней мере большинство из них. – Она опустила глаза.

– Селестрия упоминала о своем дедушке, который живет в Нью-Йорке, – сказал он. – Полагаю, это ваш отец.

– Да, верно, это мой отец. – Ее лицо стало вдруг жестким. – У нас с ним были сложные отношения, Селестрия же просто обожает его. Я отвезла ее в Америку на время, пока шла война. Гарри еще тогда не родился, так что мы жили там с ней вдвоем. Мой отец всегда был чужим человеком для меня. Знаете, из тех людей, у которых никогда не хватает времени на своих детей, но которые наивно полагают, что подарками смогут компенсировать образовавшуюся брешь в общении. Он был слишком увлечен своим бизнесом. Кроме того, он хотел сына, Ричарда Бэнкрофта III, который бы возглавил его бизнес-империю, когда ему самому придет время уйти на покой. А вместо сына получил Памелу. Это было не очень хорошо. Я думаю, что к тому времени, когда Селестрия приехала к нему погостить, он осознал, что упустил, потому как ну просто выплескивал на нее фонтан своей любви и привязанности. – Она горько усмехнулась. – Я так и не простила его за такую несправедливость. Но Селестрия думает, что дед – это свет в окне. – Внезапно она замолчала, вспомнив, где находится, и добавила: – Она считает его идеальным.

– Я думаю, что при подобных отношениях вы не радовали его частыми посещениями.

– Мы когда-то вместе отдыхали с неделю в его нелепом роскошном замке в Шотландии, но я ненавидела тамошний холод. Как, впрочем, и моя мама, которая предпочитает оставаться в Америке. Зато мы частенько ездили на весь июль на остров Нантукет, где я в детстве проводила летние каникулы и где мы ни разу не были за последние два года. Знаете, то одно, то другое… – Ее голос стал еле слышен.

– Селестрия, должно быть, скучает по нему.

– Она была опустошена, когда мы вернулись в Лондон в конце войны. Девочка не узнала своего отца и ужасно скучала по дедушке. Монти прилагал невероятные усилия, и в конце концов они стали не разлей вода. Ну, он обладает этой редкой способностью очаровывать. Было невозможно не полюбить его. – Ее голос снова стал тихим, когда она начала говорить о нем. – Лондон выглядел каким-то серым по сравнению с Нью-Йорком. Послевоенные продовольственные пайки и все такое прочее. К этому было довольно трудно привыкнуть. А потом родился Гарри, мой драгоценный Гарри. – Ее глаза засветились. – Он тоже любил своего отца, но всегда был моим маленьким мальчиком. Дети легко находят способ, как продолжать жить несмотря ни на какие невзгоды, не так ли? Гарри не может, как я, долго находиться в подавленном состоянии. Сейчас он снова в лесу со своими кузенами, ставит капканы на хищников и охотится на зайцев с Дэвидом. Интересно, какие мысли одолевают его ночью, когда нечем себя отвлечь?

– Только кажется, что дети реагируют на утрату близких людей легче, чем взрослые, но это вовсе не означает, что у них в душе не остается шрамов. Они просто совершенно по-другому справляются с этим, вот и все.

– Мое сердце истекает кровью, когда я думаю о той боли, которую Монти причинил нашему сыну. Разве он не думал об этом той ночью, когда расставался с жизнью? С его стороны это самый эгоистичный поступок, который только можно себе представить. И вот теперь мои дети остались без отца, а я вдова. – Она начала плакать. – Да и черный цвет мне совсем не к лицу.

– Миссис Бэнкрофт Монтегю… – начал было отец Далглиеш, но Памела, театрально всхлипывая, не дала ему договорить.

– Что же мне делать? Как мне дальше жить? Ему следовало и меня с собой забрать.

– Вам надо подумать о детях. Вы им сейчас очень нужны.

– Я никому не нужна. Такова горькая правда. Я никудышная мать. – Она со щелчком открыла черную дамскую сумочку, лежащую на диване возле нее, и вытащила белый носовой платок. Промокая глаза, она продолжала: – Видите ли, Монти никогда не было рядом. Он часто разъезжал по делам. Когда мы только поженились, все было иначе. Он вкладывал деньги в очередную аферу, которая или приносила ему большие деньги, или срывалась, но он оставался со мной. Затем, уже после войны, он открыл офис в Париже, проводя неделю там, а неделю – в Лондоне. Неделя со временем переросла в две. Мне становилось все труднее удерживать его уговорами. Я никогда не могла его остановить. По возвращении он старался выглядеть хорошим семьянином, и по большому счету таким он и был. Он покупал мне роскошные подарки, не уставая повторять, насколько я красива, водил Селестрию в торговый дом «Fortnum and Mason» на дегустацию различных сортов чая, а Гарри – в магазин детских игрушек «Hamleys», откуда тот выходил счастливый, с новейшим железнодорожным набором или еще чем-нибудь. Он был практически безукоризненным, но в то же самое время чертовски далеким от идеала. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он, как легкий парусник, скользил по океану нашей семейной жизни, едва касаясь волн, никогда не ныряя вглубь. Между нами не было настоящей духовной близости, и мыслями своими он тоже никогда откровенно не делился. Монти всегда держался… – она старалась подобрать подходящее слово, – обособленно, как будто его сердце не принадлежало нам, а мысли витали где-то далеко, однако он всегда был очаровательным, забавным, душой любой компании. Поверьте, мне завидовала каждая замужняя женщина в Лондоне. Но реальность была менее очаровательной. – Она вздохнула и изящно всхлипнула. – Я просто хотела, чтобы он был рядом со мной. Его бизнес со временем расширился, и ему приходилось все больше и больше времени проводить в Париже. Казалось, он всюду хотел успеть. Наверное, мне не следует упрекать его, ведь он так усердно трудился ради нас. Вы подумаете, что я ужасно избалована, святой отец, но иногда мне кажется, что он без остатка отдавал себя людям, которых практически не знал, а на нас у него просто не оставалось сил.

– Я вовсе не думаю, что вы избалованы, – мягко произнес отец Далглиеш. – Мне кажется, что вы просто сбились с пути, вот и все.

– А смогу ли я когда-либо найти дорогу к себе? – спросила она, сдерживая всхлипывания. – Я даже не знаю, в каком направлении идти.

– Господь поможет вам.

– Но если я Его не вижу, как мне знать, что Он где-то там?

– Закройте глаза и загляните в свое сердце.

– Все так говорят. Как я могу заглянуть в свое сердце? Ведь внутри головы у меня нет глаз.

Отцу Далглиешу захотелось рассмеяться. Но Памела была невероятно серьезной.

– Когда в следующий раз вы увидите яркие краски заходящего солнца, остановитесь на минутку и полюбуйтесь закатом. Или же вам доведется созерцать какой-нибудь красивый вид, открывшийся вашему взору, волшебный рассвет, услышать пение птиц на закате дня, и вы будете потрясены великолепием природы, а ваше сердце переполнится меланхолическим чувством благоговения. Обратите тогда свой разум к Творцу, которому мы всем этим обязаны. Позвольте Его любви влиться в ваше сердце. Встаньте и скажите: «Я открываю свое сердце Тебе, Господь, для того чтобы ты мог наполнить его своей любовью и исцелить меня».

Всхлипнув, она положила платок обратно в свою сумочку, со щелчком закрыв ее.

– Я постараюсь, – сказала она мягко. – Я верю, что Господь может собрать все кусочки моей растерзанной души воедино.

В этот момент мисс Ходдел постучала в дверь. Слегка пошатываясь, она вошла в комнату, неся перед собой поднос с чашками и заварочным чайником, завернутым в желтый стеганый чехол, который она же и связала. Отец Далглиеш подскочил, чтобы ей помочь.

– Я пойду наверх и прилягу, если вы не возражаете. Я вчера навела порядок в вашем кабинете и не хочу возвращаться к этому занятию до тех пор, пока не возникнет в этом крайняя необходимость. Может, я и сама побалую себя чашкой чая. Да, сейчас трудные времена. – Она с наслаждением глазела на изысканно одетую посетительницу, надеясь втянуть ее в разговор. Отцу Далглиешу пришлось практически силой вытолкать ее за дверь.

– Вы, несомненно, заслужили чашку чая, мисс Ходдел. Спасибо, что обслужили нас.

Мисс Ходдел вернулась на кухню, нахмурив брови, и принялась за пирожное, в то время как отец Далглиеш оставался в комнате с посетительницей еще час.

Наконец они вышли, и отец Далглиеш проводил миссис Бэнкрофт Монтегю до дверей.

– Я всегда вам очень рад, приходите в любое время, когда сочтете нужным. Надеюсь увидеть вас на мессе в воскресенье. Думаю, в церкви вы найдете огромное утешение.

Она повернулась к нему и взяла его руку в свою.

– Я хочу, чтобы вы знали, святой отец, я нехороший человек.

– Я не осуждаю людей, миссис Бэнкрофт Монтегю. Я не имею на это никакого права и нисколько в этом не заинтересован. Я лишь указываю им путь, который, как я считаю, является наиболее верным. Мы все грешны.

– Игольное ушко и все такое прочее, – ответила она, ухмыльнувшись.

– Так вы все-таки знаете Писание.

– Немного, – сказала она, улыбнувшись. – В моей семье можно запросто нахвататься таких выражений.

Спускаясь по дороге, ведущей от церкви, она с удивлением почувствовала, что на душе ей стало намного легче.

Никто не хотел погружаться с головой в дела Монти, и меньше всего Памела, которая предпочла бы лучше залечь, как медведь, в зимнюю спячку. Все наконец сдвинулось с мертвой точки благодаря телефонному звонку от семейного адвоката мистера Скрунтера, который просил очень срочно с ним встретиться. Уже прошло больше недели со дня исчезновения Монти. Ничего больше так и не обнаружили. Воды поглотили все его следы, и секрет последних минут его жизни остался навсегда погребенным на недоступном морском дне из каменистых скал.

Офис мистера Скрунтера находился в соседнем городке Ньюки, на главной улице, над агентством по продаже недвижимости, специализирующимся на сдаче в аренду симпатичных домиков на побережье. Арчи вызвался сопровождать Памелу и Селестрию, так как никто из них толком ничего не смыслил в делах Монти, хотя и сам он имел о них довольно смутное представление. Арчи формально являлся исполнителем воли брата, поэтому решение пойти туда было очень правильным, хотя Монти официально еще не мог считаться умершим из-за отсутствия тела. Конечно, полиция проведет расследование, и будет подано прошение в суд, чтобы получить свидетельство о его смерти. И все же Монти поступил по отношению к семье крайне безответственно: по меньшей мере мог бы оставить им тело для захоронения.

Мистер Скрунтер невесело поприветствовал их, пожав руки и пробормотав слова сожаления сквозь свою густую седую бороду.

– Это действительно печальный день, – произнес он, провожая их в свой офис. В комнате царил полумрак, а в воздухе стоял запах сырой шерсти и несвежего сигаретного дыма. – Я знавал мистера Монти еще молодым человеком, когда он отправился в Бразилию на поиски золота. Тогда он был бесстрашным. Кто бы мог предвидеть такой конец?

– Какой позор, что у него не хватило мужества взглянуть в лицо проблемам, какие бы они ни были, – произнес Арчи, присаживаясь.

Мистер Скрунтер прошел на своих негнущихся ногах к стулу Корнуолл был не самым подходящим местом для тех, кого мучил артрит. Он осторожно сел и облокотился на кожаную обивку кресла, пуговицы на его жилете чуть не разошлись, с трудом удерживая его огромный живот.

Он снял очки с линзами из горного хрусталя и принялся протирать их кусочком белой ткани, перед тем как надеть их на свой большой нос, напоминающий по форме картошку.

– Боюсь, у мистера Монтегю был целый букет проблем, – сказал мистер Скрунтер с видом директора, обсуждающего поведение своевольного ребенка с его родителями.

– У Монти? – переспросила Памела. – Проблемы?

Мистер Скрунтер наклонился вперед и открыл большую черную папку. Он поднял подбородок и мельком взглянул поверх очков. На носу его виднелась небольшая поросль кучерявых белых волосков.

– Уверен, вы знаете, что Имперские объединенные инвестиции прекратили свое существование два года назад. – Он замолчал, услышав, как Памела сделала резкий вздох.

– Его бизнес прекратил существование? – переспросил Арчи, застыв от ужаса. Он повернулся к Памеле. – Тебе об этом что-либо известно?

– Нет. – Она нахмурила брови, пребывая в полном замешательстве. – Должно быть, Монти начал что-то другое, так как последние два года он трудился как проклятый.

Мистер Скрунтер отрицательно покачал головой и снова поднял глаза.

– Боюсь, что все его дела были закрыты в последние шесть месяцев. Бэкингемская трест-компания и холдинговая компания «Сент-Джеймс» тоже прекратили свое существование. Нелегко вам об этом говорить, миссис Монтегю, но у вашего мужа были серьезные долги.

– Это, должно быть, какая-то ошибка, – прервал Арчи. – Почему же тогда пару недель назад он ездил по делам в Париж?

– Он сказал, что у него миллион фунтов под менеджмент! – доказывала Памела. – Надеюсь, он не потерял все это?

Мистер Скрунтер с серьезным видом покачал головой.

– Он потерял большую часть на фондовой бирже. Все инвесторы потеряли свои деньги. Оставшееся он забрал себе.

– И что он сделал с этими деньгами? – спросила Памела.

– А вот этого, боюсь, я не смогу вам сказать, миссис Монтегю, потому что сам не знаю. Он приходил ко мне последний раз в четверг и хотел уладить дела на случай своей преждевременной кончины. Конечно же, я ничего не подозревал о его намерениях.

– Он пришел к вам за день до вечеринки? И что он сказал? – Памела взглянула на Селестрию, которая сидела тихо, стараясь уловить каждое слово. Ее губы были непреклонно сжаты, и, когда она посмотрела на мать, выражение ее лица не изменилось.

– Он был возбужден, сказал, что потерял все. Может, поэтому он и ездил в Париж, чтобы узнать, что можно еще спасти.

– Почему он не рассказал обо всем мне? – сказала Памела, отпрянув к спинке стула. – Если все его предприятия стали банкротами, на что же мы тогда, черт побери, живем?

– Сбережения, инвестиции… – Мистер Скрунтер сделал паузу. – У вашего мужа когда-то было много денег, миссис Монтегю.

– Так куда же они все подевались?

Мистер Скрунтер пожал плечами.

– Я не знаю. Я знаю только то, что он мне сказал. А именно – что у него ничего не осталось.

– Что ж, тогда это объясняет, почему он свел счеты с жизнью. Он не мог дальше жить с мыслью о том, что он нас так сильно подвел, а рассказать нам обо всем не сумел, – сказала Селестрия. – Все кругом только и говорят, какой чудесный Монти, ведь он решает их проблемы. И куда это привело его самого? К большим неприятностям. Он просто никому не мог сказать «нет». Он даже предложил оплатить вечеринку в честь твоего дня рождения, дядя Арчи. – Арчи выглядел озадаченным. Джулия, как и обещала, сохранила все в тайне. – Да, да, я подслушала разговор папы и тети Джулии в библиотеке за неделю до вечеринки. Она плакала. Ну, и папа сказал, что выручит ее.

– И снова Монти пришел на помощь. – Арчи шумно вдохнул через нос. Он не любил обсуждать свои проблемы с чужими людьми, и ему было невыносимо думать, что его собственная жена попрошайничала.

– Он также оплатил счета за лечение сына миссис Крэддик, – продолжала Селестрия, бросив взгляд на мать. – Создается впечатление, что папа заботился обо всех, кроме себя.

– Каждому помогал? На какие средства? Если у него у самого не было денег? – Внезапно Памела стала белой как полотно. Ее челюсть отвисла, а рот стал широким, как у акулы. – О боже! – в ужасе воскликнула она. – Он замахнулся и на мое приданое. Я чувствую это.

Мистер Скрунтер, кашлянув, сказал:

– Два года назад мистер Монтегю переписал дом в Белгравии на ваше имя, миссис Монтегю, таким образом уходя от любого налога на наследство в случае его смерти.

– Он сделал это в то самое время, когда рухнули Имперские объединенные инвестиции? – спросил Арчи.

– Да.

– Он, однако, оставил нам пищу для размышления, – сказала Памела, пренебрежительно фыркнув. – Мне совсем не хочется думать, что мы остались без гроша в кармане.

– Смерть мистера Монтегю, очевидно, стала для всех вас полной неожиданностью. Однако я бы предположил, что он ее очень тщательно спланировал. Мне жаль, что он держал вас всех в неведении. Возможно, мне следовало вам что-то рассказать раньше. – Адвокат почесал бороду.

– Вы не могли злоупотребить доверием своего клиента, мистер Скрунтер, – дипломатично произнес Арчи. – Мы все понимаем.

– Если бы я знал, что избавлю вас от всех этих забот, то нисколько не колебался бы, – добавил мистер Скрунтер.

Возвращаясь на машине домой, Памела сидела молча, глядя в окно. Теперь, по крайней мере, им был известен его мотив, каким бы непостижимым он ни казался. Арчи сжимал руль автомобиля: над Пендрифтом неожиданно нависла серьезная угроза. Он надеялся обратиться за помощью к Монти, но теперь ее ждать было неоткуда, разве что с небес. Его жена не призналась ему, что придала огласке их денежные проблемы. Разве она могла догадаться, что он и сам был не прочь сделать то же самое? Он чувствовал себя обессиленным от одной только этой мысли, но отчаяние не оставляло ему альтернативы. Сейчас он не знал, что делать и к кому обратиться. Селестрия наблюдала за каплями дождя, которые, извиваясь, скользили по оконному стеклу, а мелкий дождь падал из серых туч, низко висящих в небе. Атмосфера уныния царила как снаружи, так и внутри салона. Никто не проронил ни слова, все сидели, окунувшись в свой безмолвный мир, пытаясь примириться с неожиданной информацией о человеке, которого, как они полагали, хорошо знали.

– Почему он не поделился со мной? – спросила Памела спустя какое-то время. – Это меня буквально сводит с ума. Если он жив, я его сама убью!

– А ты бы поняла? – без задней мысли произнес Арчи.

– Очевидно, он так не думал, – ответила Памела. – Я не расспрашивала его о бизнесе, мы не имели привычки говорить на эту тему. Он считал, что это мужской разговор, который лучше вести за стаканчиком портвейна в конце ужина, что он с успехом и делал у Уайта. Не было никакой необходимости распространяться о делах еще и дома.

– Ты ведь не уверена до конца в том, что папа добрался и до твоих денег? – спросила Селестрия. – Да и как бы это стало возможным?

– Он ведь открыл счет, дорогая. И, конечно же, имел к нему доступ. Я никогда даже не заглядывала туда. Я просто тратила деньги, когда они мне были нужны. Твой дедушка подарил мне их, когда я выходила замуж. В ту пору это была кругленькая сумма. Я поверить не могла, что смогу когда-нибудь все истратить. И уж тем более не ожидала такого от своего мужа.

– Если мне не изменяет память, по закону этой страны, пока вина обвиняемого не доказана, он не может считаться преступником!

Селестрия рассердилась на мать за то, что та уже обвиняла ее отца в краже.

– Я позвоню в банк, как только мы доберемся домой, – сказал Арчи сквозь стиснутые зубы. – Не волнуйся, Памела, мы выясним всю подноготную.

– Я не вынесу этого, – театрально сказала она, слеза потекла тонкой струйкой по ее мертвенно-бледному лицу. – Я думала, что хорошо знаю человека, за которого вышла замуж, и в итоге потеряла все. И если он все-таки добрался до моих денег, то что мы будем делать? Как я буду платить за обучение Гарри и за наш дом? Как мы сможем без денег содержать его и, о боже, как мы будем оплачивать услуги нашего штата? Мы станем очень бедными и бездомными. Ну почему Монти не подумал об этом, когда выбросился в море?

– Он наверняка подумал и поэтому-то убил себя, – сказал Арчи. – Он просто не мог смириться с мыслью, что так всех подвел.

– А что скажет твоя мать? – воскликнула Памела. – Могу только представить себе!

– Я не собираюсь ей об этом рассказывать, – твердо сказал Арчи. – Зачем лишний раз причинять ей боль?

Памела с неодобрением подняла брови.

– Не волнуйся, я ей обо всем расскажу сама! – произнесла она с сарказмом.

Арчи скрипел зубами. Эта женщина могла положить конец его терпению. Просто удивительно, как он еще не вышел из себя. Разве она знает значение слов «очень бедный»? Вот он и Джулия действительно рисковали, по сути, потерять все, лишившись Пендрифта, и им совершенно не к кому было обратиться за помощью, а избалованная Памела что-то там кричала о бедности, казалось, напрочь забыв о своем отце-миллионере. Или она не могла сопротивляться слишком уж заманчивой возможности взять инициативу в свои руки в этой драматической ситуаций?

В ту ночь Арчи, переодевшись в своей туалетной комнате, которая соседствовала с комнатой его жены, готовился ко сну. Из граммофона доносились звуки классической музыки, гармонировавшие с приятным цветочным запахом масла для ванны, которым обычно пользовалась его жена. Все уже улеглись спать, измученные и эмоционально, и физически. Шок, который испытала Джулия оттого, что чуть не потеряла Баунси, вызвал в ней неистовство преданности. Она читала ему рассказы, обнимала при каждом удобном случае и заходила в его комнату пять раз за ночь, чтобы проверить, укрыт ли он одеялом. Самоубийство Монти было ужасным ударом для всех, но Арчи знал, что Джулия не переставала благодарить Господа за то, что море поглотило его брата и пощадило их сына. Для нее оба были каким-то мистическим образом связаны: мужчина в обмен на мальчика. Как будто в пучине моря притаился ужасный монстр, которому нужно было принести в жертву человеческую душу, – сюжет, напоминающий древнегреческий миф.

Он не спеша вошел в комнату жены. Она причесывалась, сидя у своего туалетного столика, ее взгляд был совершенно отрешенным, казалось, что она не узнает себя в зеркале. Увидев, что он вошел, Джулия моргнула и посмотрела на него.

– Дорогой, у тебя все в порядке? – спросила она, как будто только сейчас заметила, насколько встревоженным он был.

Он уверенно кивнул, но было понятно, что все совсем не в порядке. Она встала и подошла к нему. Он не сдвинулся с места, и Джулия обняла его.

– Все дело в Пендрифте? – прошептала она.

Его дыхание стало прерывистым, когда он из последних сил попытался взять себя в руки.

– Я не знаю, что и делать, – ответил он. – Я тебя разочаровываю.

– Ты меня не разочаровываешь. Пока мы все вместе, я согласна на жизнь и в шалаше.

– На самом деле ты так не думаешь, дорогая. Ведь Пендрифт – твоя величайшая любовь, которая стоит на втором месте после детей.

Она отпрянула и сердито посмотрела на него.

– После моих детей? После моих детей и тебя. Ты – моя величайшая любовь, Арчи. Запомни, я полюбила тебя прежде, чем полюбила их.

– Это так мило с твоей стороны.

– Я не стараюсь быть милой. Я стараюсь быть честной. Я бы предпочла, чтобы ты все продал и мы жили в довольстве, чем существовать вот так, в постоянном беспокойстве, редко общаясь и не видя друг друга.

– Если бы я продал Пендрифт, никто из нас не был бы счастлив. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Мы связаны с Пендрифтом кровными узами. Он – наша часть, словно еще один ребенок. Продать Пендрифт – все равно что отрубить себе руку или вырвать кусок собственного сердца. Ты можешь представить себе малыша Баунси или Уилфрида и Сэма в каком-нибудь другом месте? Пендрифт – это все, что они когда-либо знали. Я скорее продам картины и мебель, чем навсегда потеряю наш дом. Нет, должен быть другой путь.

– Я думаю, Арчи. Нэнни стареет. Самое время ее отпустить. Это никак не связано с тем злополучным утром или тем, что нам нужно экономить деньги. Я просто хочу сама присматривать за Баунси. Возможно, мы могли бы поселить ее в одном из домиков на ферме, дать ей небольшую пенсию.

Он с недоумением взглянул на нее.

– Ты уверена?

– Я чуть не потеряла Баунси. Он – самая большая драгоценность. Я не хочу упускать ни минуты его взросления.

Он поцеловал ее в лоб.

– Если это то, чего ты действительно хочешь, я тебя поддерживаю. Баунси лучше находиться рядом с матерью.