Текст книги "Найти тебя"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
– Нуззо скоро будет здесь. Я поднимусь наверх, чтобы немного освежиться.
Селестрия быстро проскользнула перед носом у миссис Уэйнбридж, чтобы та не заметила, как она плачет.
Захлопнув за собой дверь спальни, Селестрия на какое-то мгновение прислонилась к ней спиной и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.
– О боже, – простонала девушка, ее всю еще трясло от этой нелепой случайной встречи. – Что мне делать? – Потерев лицо рукой, она начала лихорадочно кусать заусеницу большого пальца. Затем подошла к окну и выглянула во двор, погруженная в свои мысли.
Отсюда открывался вид на колокольню маленькой церкви, примыкающей к монастырю. Селестрия не могла видеть город мертвых, хотя он раскинулся прямо внизу, но ощущала приятный запах лилий, идущий от того склепа, как будто цветы этим стойким запахом желали посмеяться над ней. Никто и никогда не позволял себе обращаться к ней в такой грубой форме. Она чувствовала себя униженной, разозленной и, к своему ужасу, немного испуганной. Она молила Господа, чтобы Он избавил ее от встречи с тем ужасным человеком. «Давай сделаем то, зачем приехали, и вернемся домой, – говорила она себе мысленно. – Я не хочу оставаться здесь ни минутой дольше, чем того требуют обстоятельства».
Глава 19
Спустя полчаса она вышла во двор, чувствуя себя намного лучше, и увидела, как Уэйни разговаривает с Нуззо. На нем были нарядный черный костюм с жилетом и отутюженная белая рубашка. В руках он держал берет, а его тонкие седые волосы торчали кудрявыми пучками в разные стороны. Итальянец хитро улыбнулся, обнажив большие щели между довольно маленькими зубами, поднял свои круглые турмалиновые глаза на Селестрию и вежливо поклонился.
– Добрый день, госпожа, – произнес он голосом сладким, как тростниковый сахар. Он явно завоевал сердце Уэйни, это было видно по ее пухлым щекам, покрывшимся румянцем, как у молодой девчонки, которая влюбилась первый раз в жизни.
– Доброе утро, Нуззо, – ответила Селестрия, удивляясь, как Уэйни удается общаться с ним, несмотря на его плохое знание английского языка. Казалось, он прочел ее мысли.
– Я говорю чут-чут английский, – сказал он и продемонстрировал меру своих познаний с помощью большого и указательного пальцев, поднеся их прямо к носу как пинцет.
– Немного – все же лучше, чем ничего, – оживленно промолвила Селестрия. – Ты готова, Уэйни?
Старая женщина кивнула, сжав свою сумочку.
– Всегда готова! – произнесла она, затаив дыхание, и вышла за Нуззо на солнечный свет.
Селестрия с лязгом закрыла за ними тяжелую деревянную дверь. Очутившись на улице, она бросила мимолетный взгляд через грунтовую дорогу на город мертвых, который стоял в неподвижности и спокойствии, одновременно и надеясь, и страшась, что грубый шотландец неожиданно появится из-за ворот. Нуззо оставил повозку на широкой сосновой аллее, ведущей в город.
Он помог им забраться в нее со всей обходительностью настоящего сказочного рыцаря. Миссис Уэйнбридж охотно подала ему руку, как лениво подумала Селестрия, с единственной целью – чтобы продлить приятный момент. Селестрия проворно вскочила в повозку, и Нуззо при этом практически не обратил на нее внимания – его взгляд был прикован к Уэйни. Как только они уселись, он вынул из кармана своего жилета бумажный пакет.
– Яблоки, – сказал он и протянул им два блестящих красных яблока.
– Какая забота! – со вздохом произнесла Уэйни, угощаясь одним, а другое передавая Селестрии.
– А я уж подумала, что ты не доверяешь итальянцам, – прошептала Селестрия.
– Так оно и есть, – ответила та, вертя в пальцах яблоко. – Но я получаю удовольствие оттого, что хоть кто-то опекает меня. Одному Богу известно, что я вот уже пятьдесят лет не получаю никаких знаков внимания со стороны мужчин. Как только Алфи добился меня, он сразу же прекратил за мной ухаживать. Все мужчины таковы: готовы на все, чтобы достичь цели, а потом ты становишься им безразлична.
Кипарисовые деревья своими кронами почти касались ясного голубого неба, в вышине которого над утесами парили большекрылые птицы. Море слегка волновалось, и небольшие волны переливались в лучах солнца, как золотые цехины. Спустя некоторое время они услышали звон маленьких колокольчиков, доносящийся с полей, где мирно паслись овцы. Склонив головы к земле, они с аппетитом жевали дикорастущие травы и лекарственные растения. Уэйни наслаждалась красотой незнакомой местности, ее охватило романтически-авантюрное настроение, и от этого на душе стало невероятно легко. Ей нравилось буквально все: полуденная жара, запахи, исходящие от чабреца и розмарина, которые своим пышным цветом украшали эту скалистую местность. Ну и, конечно же, возможность переглядываться с Нуззо, когда тот поворачивался и каждый раз нежно улыбался ей.
Селестрия думала о своем отце и о том, что бы он сказал о ее поездке в столь далекие края, узнав, что единственной целью, которую она преследовала, было найти виновного в его смерти и отомстить. Девушка была уверена: он бы гордился такой дочерью. Пусть даже ей ничего не удастся выяснить, по крайней мере она хоть что-то попыталась предпринять.
Селестрия встряхнула головой, и порыв свежего ветра, подувшего с моря, взлохматил ее волосы и наполнил их едва уловимым ароматом сосен. Она ощутила тепло солнечных лучей на своей коже и посмотрела на далеко раскинувшийся перед ней горизонт. От всего этого в ней пробудились сладкие меланхолические чувства. Проезжая мимо скал, они увидели свору неопрятных детишек, слонявшихся вокруг, которые приветствовали Нуззо, махая руками. А тощая игривая дворняга бежала за повозкой, так и норовя цапнуть за колесо. По пути им попались также несколько запряженных лошадей. Нуззо, сердечно улыбаясь, остановился поболтать с каким-то пожилым мужчиной, чья повозка была нагружена бревнами, предназначенными для новой библиотеки Гайтано.
Наконец Нуззо притормозил возле тропинки, ведущей в укромную пещеру. Вокруг виднелось множество следов детских ножек: вероятно, детвора любила погулять здесь после занятий в школе. Но сегодня тут стояла невероятная тишина. Надежно спрятанное в скалах от посторонних глаз, это место было похоже на тайную бухту, безмятежно раскинувшуюся вдали от остального мира. Когда они ступили на камни, три белые птички захлопали крылышками и упорхнули в небо, оставив морю водоросли, которые только что клевали.
– Как очаровательно, – произнесла миссис Уэйнбридж, снимая шляпу и поправляя волосы, дабы придать им приличный вид.
– Мне следовало бы захватить с собой купальный костюм, – произнесла Селестрия. – Я ведь не могу обнажиться перед нашим другом, правда?
Нуззо ни слова не понял из сказанного. Не теряя времени даром, он нашел место в тени и поставил туда корзину для пикника, заранее приготовленную Луиджи. Разложив подстилку, он жестами пригласил Уэйни присесть.
– Спасибо, – улыбаясь, поблагодарила она.
– Граци, – произнес Нуззо, кивая ей и прося повторить это слово за ним. Она перевела взгляд на Селестрию, но та была слишком занята: девушка уже снимала туфли, чтобы побродить по берегу.
– Граци, – повторила Уэйни.
– Браво! – с воодушевлением воскликнул Нуззо, энергично кивая. – Граци.
– Спасибо, – усмехнувшись, произнесла она.
– Спасиба, – на ломаном английском сказал он.
– Нет, не так. – Миссис Уэйнбридж повторила это слово снова, делая ударение на «о». – О… о… спасибо. – Нуззо, подражая ей, сложил губы дудочкой.
– Спа-си-бо, – произнес он, видимо, очень довольный своими успехами.
– Очень хорошо, – воскликнула она, хлопая в ладоши. Нуззо открыл корзину и вынул оттуда бутылку вина и два стакана.
– О, как приятно, – удивленно произнесла Уэйни.
– Вино, – сказал он, протягивая ей бутылку. – Вино.
– Вино, – повторила за ним миссис Уэйни. – Спасибо.
– Брависсимо! – сказал он так напыщенно, что Уэйни, не выдержав, разразилась громким смехом. Он наполнил два стакана и протянул один Уэйни.
– А мисс? – спросил он, взглянув на Селестрию, которая сейчас бродила по щиколотку в воде, закатав брюки, чтобы не намочить их.
– Не беспокойтесь о ней, – сказала Уэйни, слегка дотронувшись до его руки. Он тут же отреагировал на прикосновение теплых пальцев, взглянул на нее и нежно улыбнулся. Миссис Уэйнбридж отдернула руку, испугавшись своей собственной дерзости, и поспешно сделала маленький глоток вина.
– Оно очень хорошее на вкус. Ну же, попробуйте немного. Да, вы, вино.
– Я?
– Да, вы. Ну очень уж хорошее на вкус. – Она отпила еще чуть-чуть. Нуззо сел возле нее и поднес стакан к губам.
– Хорошо, – сказал он по-английски.
– Хорошо, – повторила Уэйни.
– Буоно, – прибавил он.
– Буоно, – повторила Уэйни.
– Ай да молодец, – произнес Нуззо, посмотрев на нее своими блестящими глазами-искорками, ведь он знал, что она не поняла ни слова. – Да еще и красавица, – едва слышно прибавил он. – Добрая и красивая.
– Вода в море холодная! – выкрикнула Селестрия, широко улыбаясь. – Но все равно замечательная.
– Иди же что-нибудь перекуси, – закричала Уэйни в ответ.
– Я не голодна, – ответила та. – Кроме того, слишком взволнована, чтобы есть.
– А чем это, позволь спросить?
Селестрия вздохнула.
– Даже не знаю. Я просто взволнована, но не знаю отчего.
В пальцах ног Селестрия ощущала легкое покалывание, волосы танцевали на ветру, и, к своему удивлению, она почувствовала, что ее сердце переполняет счастье.
– Это место восхитительное. Я хотела бы, чтобы оно принадлежало мне, было моей собственной особенной бухтой.
– Думаю, это то единственное, что твой дедушка не может позволить себе купить.
Селестрия отвернулась от них и устремила взор в даль моря. Вода здесь сильно отличалась от темно-синего океана в Корнуолле. Она закрыла глаза и подставила лицо навстречу теплому солнышку. Как же она сейчас была далека от Англии, своей матери, дядюшки Арчи и тети Джулии, дяди Мильтона и тети Пенелопы, своей бабушки и мальчишек, а также Дэвида, Лотти и Мелиссы! Сотни миль отделяли ее от родного дома. Однако именно в этой пустынной бухте ее охватило совершенно новое волнующее чувство. Здесь воспоминания обо всех тех печальных событиях, из-за которых она очутилась в этой стране, как будто канули в небытие. Селестрия вдруг почувствовала себя совершенно свободной. Она ощущала незримое присутствие своего отца прямо здесь и сейчас. Его душа принадлежала Марелатту. И каким бы ни был мотив, потянувший Монти в это место, он в такой же степени притягивал сейчас, как магнитом, и девушку.
– Думаю, нам пора покушать, – предложила миссис Уэйнбридж Нуззо, почувствовав, как в желудке начинает урчать. – Просто ты и я. – Она остановила взгляд на неправильных чертах его лица и блаженно улыбнулась. – Да и зачем нам компания?
Они вернулись в Конвенто, как раз успев на чай. Миссис Уэйнбридж пошла наверх привести в порядок свои волосы, изрядно потрепанные морским ветром. Селестрия пропустила ленч и сейчас ощущала сильный голод. Пройдя через двор мимо спящих собак хозяйки и миновав огород, где среди горшков с шалфеем и базиликом мирно дремало семейство черных котов, она зашла на кухню. Луиджи мыл грязную посуду, оставшуюся после ленча. Она почувствовала запах ризотто.
– Осталось хоть чуть-чуть? – поинтересовалась она, сняв крышку с кастрюли. – Боже, как вкусно пахнет!
– Желаете поесть? – спросил он, протягивая ей тарелку.
– Как мило! – воскликнула она.
– Госпожа Халифакс ест за столом, – продолжил он, жестами указывая в сторону комнаты. Селестрии достаточно было понять одно-единственное слово «Халифакс», не обращая внимания на все остальные.
– А, миссис Халифакс, вы тоже поздно едите!
– Я рисовала на природе и совсем потеряла счет времени, – произнесла она. – Вероятно, я даже обожгла на солнце нос. Он ужасно болит. – Она смущенно потерла его.
– Да, он немного покраснел. А я сожгла щеки, и они горят. Хотя я не обращаю на это внимания, – сказала Селестрия, присаживаясь. – Мама бы, наверное, отругала меня за то, что я так обращаюсь с кожей. Она считает, что загар вульгарен и безобразен.
– Она не права. Тебе он очень идет, – ответила Дафни. – Тебе все идет. Господь наградил тебя прекрасным лицом, и не важно, какого оно цвета.
Луиджи принес Селестрии тарелку ризотто и немного хлеба. Она не отказалась и от вина, которое он ей предложил.
– Как вы провели утро? – спросила миссис Халифакс, наблюдая, как девушка берет вилкой рис, при этом закрывая глаза от удовольствия.
– Честно говоря, это был самый восхитительный день в моей жизни, если не считать одного неприятного эпизода.
– Неприятного эпизода? О боже, звучит как-то нехорошо.
– Помните, вы сказали, что было бы неплохо посетить город мертвых?
– Ну разве он не великолепен?!
– Он прекрасен. На самом деле мы с Уэйни были так поражены, что не удержались от любопытства и зашли в один или два склепа.
– Держу пари, что вы нигде не нашли ни одного увядшего цветка.
– Вы правы, но я повстречала самого отъявленного грубияна в Италии.
Миссис Халифакс удивленно вскинула брови.
– Боже мой, должно быть, он действительно вел себя неподобающим образом! Итальянцы обычно говорят то, что думают. И кто же это был?
– Точно не знаю. Но он оказался таким пренеприятным типом, что, конечно же, я ему не представилась. – Селестрия намеренно заговорила о незнакомце: возможно, миссис Халифакс могла пролить свет на его личность. – Я просто любовалась фотографией красивой девушки, стоящей на маленьком алтаре, когда он заорал на меня во всю глотку, появившись в дверях, как какое-то чудовище. – Миссис Халифакс вдруг отложила в сторону вилку, пытаясь прервать рассказ Селестрии, но та не унималась. – Я предположила, что девушка приходилась ему дочерью. Он наверняка шотландец. Ума не приложу: что ему здесь нужно? Наверное, он пастух. Ведь в Шотландии есть овцы, не так ли? Должна признаться, что никто в жизни меня так не оскорблял. Он даже не потрудился причесать волосы и являл собой смехотворное зрелище.
Не успела миссис Халифакс произнести и слова, как на пороге двери, ведущей в гостиную, появилась мрачная фигура мужчины, заслонившая собой практически весь дверной проем, и обе узнали в нем того несдержанного человека, о котором сейчас так нелицеприятно отзывалась Селестрия.
Девушка выронила вилку в тарелку с рисом и открыла рот от удивления.
– Боже правый! – воскликнула она. – Это вы!
Он решительно подошел к их столику и протянул руку. Рукава его белой рубашки были закатаны, обнажая загорелые мускулистые руки, покрытые светло-коричневыми волосками.
– Меня зовут Хэмиш Макклауд, – не улыбаясь, произнес он. – Не могу сказать, что рад с вами познакомиться.
Глава 20
Селестрия практически потеряла дар речи. И в следующее мгновение как будто кто-то, но не она сама, представился ему и позволил взять ее руку. Затем она почувствовала прикосновение его кожи к своей, и от этого в груди что-то дрогнуло. Она ответила ему таким же пренебрежительным взглядом, но внутри все как будто обмякло и съежилось.
Наконец он заговорил прокуренным голосом с мягким шотландским акцентом:
– Мне следовало бы извиниться за то, что накричал на вас, но у меня есть оправдание – вы перешли черту дозволенного. Женщина на фотографии была моей Женой. Что касается овец, то меня мало что с ними связывает, разве что они иногда появляются в моей тарелке, умеренно прожаренные, приправленные мятным соусом, с желе из красной смородины. Я не имею привычки слишком часто причесываться, так как не вижу в этом смысла. Я ведь художник, а не офисный клерк. И если вас это не устраивает, не смотрите. Уверен, мы сможем избежать встреч друг с другом, если хорошенько постараемся. Надеюсь, я дал исчерпывающие ответы на все ваши вопросы. Если я увижу вас снова, то попытаюсь сдержаться, чтобы не накричать.
Селестрия не понимала, шутит он или говорит серьезно. Выражение его лица было ужасно строгим. Откуда ей было знать, что он стоит рядом и слушает каждое слово? Она не ответила ему на очередную дерзость, а он, развернувшись на носках и пройдя через кухню, исчез в саду. Селестрия чувствовала себя так, как будто пережила торнадо.
Миссис Халифакс снова взяла вилку и принялась за ризотто.
– Ну, моя дорогая, – как ни в чем не бывало сказала она, – я пыталась тебя предупредить, но ты просто не могла остановиться.
У Селестрии пропал всякий аппетит.
– Что он здесь делает?
– Он зять Фредди и Гайтано.
– А, – произнесла Селестрия. Теперь ей стало все понятно. – Он был женат на их дочери.
– Наталии. Она погибла три года назад. Ужасная трагедия. Упала с утеса. Мгновенная смерть.
– Мое вторжение было непростительным.
– Совсем нет, – по-доброму сказала миссис Халифакс. – Город мертвых открыт для каждого. Никто не запрещает бродить там, где тебе нравится, если ты, конечно, относишься к месту с должным уважением. Трудно представить, чтобы на территории кладбища приветствовалось появление шайки шумных ребятишек, играющих в футбол, но ты и миссис Уэйнбридж не создавали никаких проблем. Конечно же, нет. Просто Хэмиш никак не может себе найти места с тех пор, как его жена упала с утеса. Когда-то он был самым жизнерадостным человеком на свете. Обладал восхитительным чувством юмора и веселым нравом, так что в его присутствии всегда было радостно и легко. Хэмиш – талантливый пианист и художник, но, думаю, он не притрагивался к кисти с момента гибели Наталии. Боюсь, в его голове осталось место только для мрачных картин. Какая жалость, а ведь вокруг него такие прекрасные пейзажи. – Она с минуту смотрела на Селестрию. – Не волнуйся, как говорится, собака яростно лает, но не кусается. В нем просто возник разлад с самим собой, вот и все. Смириться со смертью любимого человека не так-то просто. Должно быть, он чувствует себя покинутым и одиноким. Ведь он так сильно любил ее. – Дафни печально опустила глаза и принялась доедать остатки риса. – Мой малыш ведь тоже умер… от полиомиелита. Я так и не смогла смириться с его смертью. Годы проходят, мы выглядим старше, но в душе мы по-прежнему такие, какими были когда-то, с теми же сердцами. И сейчас я тоскую по нему так же сильно, как и в тот первый ужасный год, когда его не стало. Я понимаю беднягу Хэмиша. Со временем он преодолеет эту боль, и жизнь снова возьмет свое. Конечно, пока он об этом даже не догадывается, не так ли? В конечном счете мы все должны учиться преодолевать жизненные невзгоды. Пока живешь – живи и наслаждайся, потому что момент, когда мы все встретимся на том свете, придет довольно скоро.
– Мне так жаль вашего мальчика.
– Он был прелестным малышом.
– А что случилось с ногой Хэмиша?
– Он упал с лошади во время охоты. Это случилось много лет назад, когда ему было двадцать с небольшим. С тех пор она не дает ему покоя. Временами ему становится лучше. Он не всегда ходит с палочкой. – Дафни заговорщически взглянула на Селестрию. – А он ведь привлекательный, не так ли?
– Он грубиян, – недовольно поправила она.
– Да, так оно и есть. Однако он умеет быть очень любезным.
– Не думаю, что мне это интересно.
Миссис Халифакс улыбнулась, глядя в стакан с вином.
Фредерика как раз находилась в небольшой каменной башне, которая должна была стать библиотекой Гайтано, когда на нее упала тень внезапно появившегося Хэмиша.
– Ты меня напугал, – сказала она, заставляя себя улыбнуться. Она знала, почему он был так сердит, и чувствовала себя виноватой в том, что не предупредила его.
– Что она здесь делает?
– Ты имеешь в виду Селестрию?
– Селестрию Монтегю. Какого черта она делает в Апулии?
Гайтано поднес рулетку к стене.
– Подержи другой конец, – приказал он жене, не обращая внимания на нотки негодования в голосе Хэмиша. Гайтано больше всего на свете ненавидел выяснение отношений. Его зять напоминал ему медведя с шипом в лапе еще до того, как погибла Наталия. Гайтано так привык к этому, что научился не обращать на него внимания.
– Я не знаю. – Фредерика пожала плечами, взяв один конец рулетки и поднеся ее к стене справа. – Ты только что встретил ее?
– Она разгуливала на могиле Наталии, как отвратительный американский турист, какой она и есть. Без должной вежливости.
– Это красивая могила. Тебе следует ею гордиться.
– Но это не повод для посещений. Она не должна была заходить туда и восхищаться.
– Думаю, ты вел себя очень грубо. – Она передала рулетку мужу, и он записал измерения в блокноте.
– Она дочь Роберта Монтегю, – проревел он. – Я ненавижу этого человека.
Фредерика, нервничая, посмотрела на мужа.
– У тебя нет никаких оснований для ненависти, – сказала она, выходя на солнце.
Хэмиш последовал за ней.
– Совсем наоборот. Женщины моей семьи бросались в его объятья с радостью и страстью. Зачем мне его ненавидеть? А за что мне его любить?
– Ты никогда не пытался узнать его! – прошипела Фредерика, покосившись в сторону башни.
– Думаю, я ничего не потерял.
– А знаешь почему? Потому что твое сердце закрыто, Хэмиш. Думаешь, Наталии это бы понравилось? Ты стережешь ее могилу как собака, кусая всякого, кто осмеливается приблизиться к ней. Жизнь проходит мимо тебя. Ее уже не вернешь. Факт остается фактом, независимо от того, выберешь ли ты полнокровную жизнь или жалкое существование. Наталия мертва, и ты не в силах это изменить. И никто из нас. Ты думаешь, я живу с сердцем, полным радости? Конечно же, нет, потому что мой ребенок умер. Я уже никогда не смогу подержать ее в своих руках или почувствовать апельсиновый аромат ее волос, коснуться ее кожи и почувствовать себя частью другого человека. Я выносила ее в своем чреве и воспитала в ней женщину. Я стала свидетельницей счастливых минут, которые вы подарили друг другу, но также увидела, как недолговечно было ваше счастье. Ты думаешь, я не сожалею о ее смерти каждый Божий день? Но я не виню тебя. Меня лишь возмущает твоя жалость к себе и твоя ненависть. И если Наталия смотрит на тебя с небес, то наверняка сокрушается о том, что человека, которого она когда-то полюбила и за которого вышла замуж, больше нет. Иногда я просто не узнаю тебя, Хэмиш, и это меня глубоко ранит, потому что в тебе все еще продолжает жить частица моей горячо любимой дочери. Нет, мое сердце не переполнено больше радостью, но я пытаюсь быть счастливой, как человек, потерявший конечность, но не возненавидевший от этого мир. Полагаю, что и ты будешь делать то же самое, потому что твоя ярость ничего не изменит.
– Ты не понимаешь, – тихо произнес он, тряся своей лохматой головой.
– Я уже устала от попыток понять.
– Речь не о Наталии, а о Роберте Монтегю.
– Почему бы тебе не поговорить с Селестрией? Возможно, ты поймешь, что она тебе вовсе не противна.
– Ты ничего не знаешь, Фредди. Ты смотришь на нее сквозь те же розовые очки, сквозь которые вы смотрели на ее отца.
Она вдруг внимательно взглянула на него, прикусив верхнюю губу.
– Думаю, ты поймешь, что она очень милая девушка, – быстро произнесла она.
– Мне знаком такой тип людей, и они мне вовсе не по нраву.
Фредерика вздохнула.
– А какова причина этого? Твое сердце переполнено ненавистью. Я просто тебя больше не понимаю.
Хэмиш несколько секунд колебался, и в течение этого времени они смотрели друг на друга. Наконец он заговорил, и его голос был тихим и печальным.
– Я не в состоянии объяснить это тебе, – ответил он и, тяжело опираясь на свою палочку, пошел к выходу.
– Я не хочу, чтобы ты был грубым с ней, Хэмиш, – закричала ему вслед Фредерика. – И не забудь о том, что Гайтано нужна твоя помощь в библиотеке.
– И о чем шла речь? – Гайтано вышел на солнечный свет, прищурив глаза за очками.
Фредерика покачала головой.
– Да все этот мальчик!
– Он уже мужчина, – поправил Гайтано.
– Но он порой ведет себя, как мальчишка.
Гайтано положил руку на плечо жены.
– Он молод. Он снова влюбится, и смерть Наталии останется для него в прошлом.
– Кто ж захочет его, ради Бога?
Гайтано усмехнулся и вскинул брови.
– Уж кто-то точно для него есть, поверь мне.
Она посмотрела ему в глаза.
– Если ты имеешь в виду Селестрию Монтегю, то даже не надейся.
– Насколько я понимаю, она – красивая девушка и вызов для самого сильного мужчины.
– Она дочь человека, которого он ненавидел.
– Ненавидел? Ума не приложу, как кто-то может испытывать подобные чувства к такому человеку, как Роберт Монтегю.
– Я тоже, – тихо согласилась Фредерика, заходя обратно в башню. Гайтано остался снаружи, наблюдая за тем, как сгорбленная фигура его зятя скрывается за воротами мирно спящего города мертвых. Затем посмотрел на море и почесал затылок – поведение Хэмиша сбивало его с толку.
Селестрия нашла Уэйни в спальне. Та сняла туфли и раскинулась на кровати, довольно улыбаясь.
– Уэйни, ты ни за что не поверишь, кого я только что встретила!
Миссис Уэйнбридж вздрогнула и привстала с кровати.
– О боже, у меня чуть сердце не выскочило из груди!
– Извини за беспокойство, Уэйни, но я должна с тобой поговорить.
Уэйни похлопала по кровати.
– Тогда тебе лучше присесть.
Селестрия опустилась возле нее.
– Ты не поверишь, но тот ужасный человек, который кричал на меня на кладбище, оказывается, зять Фредерики и Гайтано, и зовут его Хэмиш.
Миссис Уэйнбридж даже раскрыла рот от удивления.
– Вот так дела!
– Я сидела в столовой вместе с миссис Халифакс, делясь с ней впечатлениями от нашей неприятной встречи с незнакомцем этим утром, как вдруг из гостиной внезапно появился тот самый человек, о котором я рассказывала. Мало того, он не пропустил ни единого моего слова.
– О боже! Он хоть не накричал на тебя снова? Он наверняка не рискнул бы, постеснявшись миссис Халифакс.
– Нет, но он был отнюдь не любезен, вновь осыпав меня грубостями. Он протянул мне руку и холодно представился. Сказал, что Наталия была ему женой и что если он меня встретит снова, то изо всех сил постарается не накричать. Думаю, он был настроен весьма серьезно.
– Ему следовало бы в первую очередь извиниться, – сказала миссис Уэйнбридж с негодованием. – Где же его хорошие манеры?
– Не думаю, что они вообще у него есть. Он не сказал ни слова миссис Халифакс.
– Какая непростительная бестактность! Ведь вы же гости в его доме.
– О, мне все равно, Уэйни. Я буду просто игнорировать его. Зачем впустую растрачивать время на таких людей, как он? К тому же он явно не из высшего общества. Скорбь по усопшей – еще не повод для того, чтобы позабыть обо всех правилах приличия.
– Ты совершенно права, моя дорогая. Это будет его поражением.
Хэмиш опустился на колени перед могилой жены. Он чувствовал себя одиноким и потерянным. Его никто не понимал, даже Наталия. Вообще-то он уважал Роберта Монтегю. Он вдруг явственно представил себе красивого мужчину в панаме и льняном костюме, его беспечную улыбку и смеющиеся глаза. Очаровательные морщинки вокруг глаз, казалось, заглядывавших вам в самую душу, и бесстрастное выражение лица этого человека притягивали к нему людей, как запах нектара бабочек. Он вспомнил, что Фредерика в его кампании хихикала, вновь ощущая себя молодой. Она краснела, как девушка, и бросала на него робкие взгляды, кокетливо вертя при этом в пальцах прядь седых волос. А Наталия просто молчаливо наблюдала за Монти, как мышка, загипнотизированная котом, который задумал что-то недоброе. Свернувшись калачиком на кресле в саду, она нервно грызла ноготь большого пальца и пристально смотрела перед собой из-под густых ресниц, почти не мигая, как бы боясь что-то пропустить. Как он негодовал тогда на этого мужчину за то, что тот разбудил нечто темное и пугающее в его жене, что никогда бы не проснулось, если бы не этот опасный человек! Но какое это имело значение сейчас? Наталия была мертва.
Он закрыл глаза и прислонился к твердой каменной поверхности могилы. Перед его глазами вдруг снова всплыло ужасное видение искалеченного тела Наталии у подножия утеса, ее раскрытый рот, кровь, тонкой струйкой стекающая по бледной щеке, ее широко открытые от удивления глаза. Удивления от неожиданного падения или удивления оттого, кем она стала?
– О, Наталия! – простонал Хэмиш, прижимаясь лбом к каменной плите. – Что же ты наделала?
В тот вечер Фредерика незаметно выскользнула из дома, надев простое черное платье, в кармане которого лежали ее четки. Гайтано остался с Хэмишем, помогавшим ему оборудовать библиотеку. Было все еще тепло. Солнце, похожее сейчас на огненно-красный янтарный шар, медленно катилось к закату, придавая небу бледно-голубой оттенок. Собаки попытались было увязаться за ней, но она оставила их внутри, закрыв дверь прямо перед их носами, чтобы они не лаяли на дороге и не гоняли котов на кладбище. Воздух был плотным, пропитанным запахом сосен, а трава и листья, покрытые росой, поблескивали в лучах уходящего солнца. Женщина бесшумно подкралась к двери церкви и проскользнула внутрь.
Первое, что она почувствовала, – это тяжелый запах, идущий от свечей и ладана, и сквозь дымку увидела, как отец Пьетро повернулся посмотреть, кто зашел в церковь. Он взглянул на часы. Исповедь начиналась только в восемь часов. Увидев, что это Фредерика, он положил Библию на возвышение и улыбнулся женщине. Она ответила ему довольно скованной улыбкой, легкой поступью шагнула вперед и, перекрестившись перед алтарем, встала на колени.
– Что тревожит тебя? – спросил он.
– Мне необходимо исповедаться, – серьезно ответила она.
– Но ты пришла слишком рано. Исповедь начинается в восемь часов. – Он был из тех, кто любит придерживаться раз и навсегда установленных правил.
– Знаю, святой отец, но я не смогу прийти позже. Мне нужно развлекать своих гостей.
– Понятно.
– Пожалуйста, святой отец. Я должна покаяться в своих грехах. – Она посмотрела на него, и он сдался, увидев отчаяние в ее глазах.
– Если это не может подождать, тогда ты должна исповедаться, дочь моя.
Она вздохнула, почувствовав огромное облегчение.
– Спасибо, святой отец, огромное вам спасибо.
В воскресенье утром Селестрию снова разбудил настойчивый звон колоколов, созывающий людей Марелатта на мессу. Лениво потягиваясь в кровати, она не испытывала ни малейшего желания исполнить свой воскресный долг перед церковью. Она вдруг вспомнила отца Далглиеша, который уже практически не занимал ее мыслей, оставшись в далеком прошлом. Приехав в чужую страну, она как бы порвала всякую связь с окружавшим ее ранее миром. Ей ужасно нравилось чувствовать себя одинокой среди людей, которые, за исключением Уэйни, совершенно ее не знали. От этого чувства свободы кружилась голова. Душа девушки пенилась, как бокал с шампанским, и от этого она ощущала себя веселой, жизнерадостной и необыкновенно счастливой. Закрыв глаза, она слушала легкое чириканье птиц, звучащее на фоне колокольного звона и случайного взрыва лая стаи собак, принадлежащих Фредерике. Легкий утренний ветерок нежно касался ее кожи, насыщая ее цветочным ароматом лилий, и она лежала не шевелясь, стараясь продлить этот умиротворяющий момент.
