Текст книги "Найти тебя"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
– Я не хочу, чтобы все веселились, когда радоваться просто нечему, – продолжала старуха.
– Моя дорогая кузина, я никогда не встречал женщину, в которой было бы столько жизни… – начал Хэмфри.
– …и столько смеха, – с кислой миной вставила Элизабет. – Знаю, знаю, Хэмфри, я жизнь и душа этой вечеринки. Принеси мне чего-нибудь выпить и захвати стул, а не то я уж точно стану бестелесной душой на этом празднике, а мы ведь не хотим этого, не так ли?
– Арчи, дорогой, ты не мог бы сделать объявление? – предложила Джулия, и ее лицо вдруг омрачилось усталостью.
Арчи откашлялся.
– Внимание! – воскликнул он, важно выпятив грудь. Но никто, кажется, не заметил этого призыва.
– Громче, мальчик, нам тебя не слышно! – закричала Элизабет и принялась колотить палкой по деревянному полу, пока фарфоровая посуда не зашаталась в застекленном шкафчике, стоящем возле стены. Все тотчас прекратили болтовню и повернулись, чтобы посмотреть на Арчи.
– Джулия приглашает всех пройти в палатку, – робко произнес он. Его голос сильно отличался от голоса Монти, который всегда говорил твердо, командным тоном.
– И перед тем как мы туда отправимся, позвольте мне пожелать своему брату всего самого наилучшего. Тем более этот день рождения – особенный. Этот праздник дал мне счастливую возможность побыть среди своих родственников. Думаю, и Арчи полностью разделяет мои чувства. Кровь гуще воды, и нет в мире ничего крепче кровных уз, которые неразрывно связывают всех нас. Арчи, мой дорогой брат и друг, а также отец, муж и сын, мы все желаем тебе счастливого дня рождения и счастья в грядущих годах, и, что бы ни готовило тебе будущее, знай, что я, твой брат, всегда восхищаюсь тобой. – Лицо Джулии стало мягче от добрых слов Монти, а Арчи смущенно склонил голову. На самом деле он не чувствовал себя достойным похвалы Монти.
Пока все хлопали, Элизабет удалось добиться того, что разговор снова коснулся ее драгоценной особы.
– Думаю, это последний раз, когда я присутствую на вечеринке, Хэмфри. В следующем году у них появится еще один повод собраться вместе.
– Привет, бабушка! – воскликнула Селестрия, увлекая старушку за собой под навес в надежде, что та сядет между ней и Хэмфри.
Не успела Элизабет вымолвить и слова в ответ, как ее кузен, чьи слезящиеся глаза вдруг загорелись при виде молодой девушки, стал возбужденно говорить своим гнусавым голосом, теперь уже на несколько тонов выше.
– А, это та самая очаровательная и ослепительная Селестрия! Мне показалось, вернее, я ощутил это всем своим существом, что комната, лишь ты вошла, озарилась не земным, а небесным светом. Ты выглядишь еще прекраснее, чем обычно. – Его взгляд упал на ложбинку ее груди и задержался там на мгновение.
– Ты восхищаешься моими бриллиантами, Хэмфри? – поддразнила его Селестрия.
Он с трудом оторвал взгляд от соблазнительного выреза.
– Да, они отборные, но ты сверкаешь намного ярче, чем они.
– Не слушай этого старого надоеду! – прервала разговор Элизабет. – Будь он на пятьдесят лет моложе, я бы еще подумала!
– Ты вонзила кинжал мне в самое сердце, кузина. Нельзя же быть такой жестокой!
– Селестрия, этот наряд почти неприличный! – заявила она. – В мое время только проститутки носили платья, которые открывали взору столь интимные места. Такой наряд, как этот, может принести тебе одни лишь неприятности.
– Но ведь я люблю неприятности, бабушка!
– С мужчиной, умудренным опытом, неприятности могут показаться даже забавными. – Хэмфри вдруг покрылся потом.
– Такое платье может в корне испортить репутацию, – продолжала бабушка. – Ты ведь представительница семейства Монтегю, и тебе следует вести себя более осмотрительно. Взгляни на своих кузин. Вот какой наряд сейчас самый подходящий. Я воспитывала Пенелопу, руководствуясь принципами высокой морали, и счастлива, что ей удалось передать их своим дочерям. И твоего отца я воспитала в таком же духе. Единственной его проблемой является твоя мать. У американцев нет ни малейшего понятия о правилах приличия.
Селестрия засмеялась, когда Хэмфри подмигнул ей, выглядывая из-за завитых седых волос Элизабет.
– Я люблю американцев, – сказал он. – А твоя мама – красавица. И я очень хотел бы пригласить Памелу на танец как раз перед тем, как ей поступят предложения от других. Можно потанцевать и с тобой, Селестрия. Ты обещаешь осчастливить старика?
– Конечно же, да, – солгала она, непринужденно улыбаясь. Мысль о том, что ей придется на какое-то время прижаться к его толстому животу, уже сейчас, наверное, покрывшемуся потом, леденила ей кровь.
Хэмфри отправился под навес на поиски Памелы, не подозревая о безуспешности своей затеи. Селестрия знала, что мама отклонит его предложение прежде, чем он договорит речь до конца. Памела не отличалась терпимостью по отношению к таким людям, как Хэмфри: ведь она была белой тигрицей, а белые тигрицы ни во что не ставят каких-то там букашек.
– Бабушка, давай-ка я покажу тебе, куда лучше сесть, – предложила Селестрия, желая поскорее избавиться от скучной обязанности ухаживать за ней и раствориться в толпе гостей, которые все продолжали приезжать.
– Принеси мне пепельницу, я бы хотела покурить. – Она чопорно села на стул, прислонив свою палку к столу, и, порывшись в сумочке, наконец нащупала сигарету. Элизабет всегда затягивалась через мундштук, сделанный из слоновой кости, который ее отец привез из Индии и подарил, когда ей исполнился двадцать один год. Пока Селестрия занималась поисками пепельницы, официант поднес спичку к сигарете Элизабет и поставил перед ней бокал пенящегося шампанского на изящной длинной ножке.
Возвращаясь обратно, Селестрия неожиданно заметила очень привлекательного молодого мужчину. Какое-то время она стояла как вкопанная на ковре, делая над собой усилие, чтобы не раскрыть рот, как это часто случалось с ее кузиной Мелиссой. Селестрия пока оставалась незамеченной. Он был слишком увлечен разговором с Дэном Уилмоттом, чья привлекательность не шла ни в какое сравнение с достоинствами незнакомца. Оба смеялись, откинув головы, вид у них был совершенно беззаботный, как у людей, у которых нет никаких проблем. Внимание Селестрии привлек его квадратный подбородок, очень ей понравившийся. Он криво ухмылялся, его нос был неправильной формы, а довольно длинные темно-каштановые волосы, свисавшие со лба, наводили на мысль о том, что этот человек не лишен очаровательной самоуверенности. Сила его харизмы была столь велика, что как магнитом привлекла внимание Селестрии, находящейся на другом конце комнаты; незнакомец напоминал маяк, который, мигая, указывает кораблям дорогу домой или предупреждает о возможной опасности. Селестрия буквально остолбенела от этого мужского очарования, которое обещало, как она чувствовала, массу хлопот. Ее охватило приятное волнение, которое, словно опасная змея, медленно поползло вдоль позвоночника, вызывая жжение.
– Селестрия! – Она повернулась и увидела, как ее разгневанная бабушка, находясь в обществе двух пожилых людей, с перекошенным от гнева лицом едва удерживает пепел, грозящий вот-вот упасть с сигареты.
– Моя бабушка просто нестерпимо глупа, – сказала она, и ее губы сморщились. Селестрия подставила стеклянную пепельницу под сигарету, чтобы старуха могла стряхнуть пепел, а затем опустила ее на стол. Двое мужчин, разинув рты, во все глаза смотрели на красотку, и их меньше всего интересовала ее бабушка. Но, к их большой досаде, Селестрия не стала ждать, пока ее представят этим гостям, и поспешила на поиски прекрасного незнакомца.
Возможно, она полагала, что он найдет ее. Мужчины так обычно и поступали.
– Селестрия! – услышала она голос Дэна. Он подошел и, как давний друг, обнял ее. Если бы Селестрия в этот момент не остановила взгляд на его прекрасном спутнике, то, возможно, и ответила бы на дружеский порыв. Но в данной ситуации, чтобы совсем его не обидеть, она решила ограничиться лишь легким похлопыванием по плечу в ответ на поцелуй в щечку.
– Позволь мне представить тебя Рафферти, – сказал Дэн.
Рафферти взял ее руку и поднес к своим губам, ни на минуту не отрывая от нее глаз. Селестрия была очарована.
– Рада познакомиться с тобой, Рафферти, – ответила она. Ее взгляд из-под ресниц был почти безотказным способом заманить мужчину в ловушку. Она даже намеренно подчеркнула свой американский акцент.
– Ты американка? – удивился он, выпуская ее руку.
– Моя мама американка, а я англичанка. – Она находила это сочетание двух культур весьма экзотичным, что доставляло ей большое удовольствие.
– А я ирландец, из города Корка. Это мой первый визит в Корнуолл.
– Он погостит у нас, – сказал Дэн, сияя от радости.
– Дэн, дорогой, будь любезен, принеси мне бокал шампанского, – попросила Селестрия, коснувшись его руки своей ладонью, затянутой в перчатку. Дэн немедленно повернулся на своих отполированных черных ботинках и, с готовностью выполняя ее просьбу, растворился в толпе, чтобы найти столик, оборудованный под бар.
Рафферти, сразу же распознав ее хитрую уловку, невольно ухмыльнулся. Селестрии не было знакомо чувство стыда, и она ничуть не смутилась.
– Ты живешь здесь? – спросил он. – Какое великолепное место!
– Это фамильный дом. Вся наша семья гостит у дяди Арчи большую часть августа. Остальное время я живу в Лондоне, в фешенебельном районе Белгравия. Ты ведь бывал в Лондоне?
Он скептически рассмеялся.
– Ты, должно быть, думаешь, что я отпетый провинциал?
– Ну, кто его знает. Сразу и не определишь.
– Я учусь в Оксфорде, изучаю право и очень часто бываю в Лондоне.
– А гостишь у Уилмоттов?
– Они давние друзья нашей семьи.
Какое-то время он внимательно рассматривал девушку, пока его ленивый взгляд не остановился на соблазнительном вырезе ее платья.
– Ты так прекрасна, – прошептал он, внезапно став серьезным. Она заметила, что его глаза имели необыкновенный зеленый оттенок, как у лишайника.
– Спасибо, Рафферти.
– Думаю, тебе говорят об этом постоянно.
– Ну, девушке никогда не наскучит получать комплименты.
– Ты совсем не смущаешься, а значит, ты слышишь их слишком часто.
– А ты хотел бы, чтобы я смущалась?
– Да.
– А зачем?
– Ну, тогда бы у меня, наверное, было больше шансов.
Она засмеялась. Селестрия была не совсем уверена, говорит ли он правду или просто шутит. Рафферти пристально смотрел на нее. Она, нисколько не смущаясь и выдерживая его взгляд, тоже смотрела на него. Селестрия пыталась понять, что же таилось за этими глазами цвета лишайника, и вдруг почувствовала, как коварная змея снова обвилась вокруг ее позвоночника, и ощутила необыкновенно приятное тепло. Тут возвратился Дэн с бокалом шампанского, и момент был упущен.
Она надеялась, что за ужином ее посадят рядом с Рафферти. Теперь все трое о чем-то разговаривали – легкая поверхностная болтовня на фоне искры, пробежавшей между Рафферти и Селестрией. Они оба были охвачены затаенным и тщательно скрытым желанием. Он смотрел в ее глаза гораздо дольше, чем того требовал этикет, пару раз пальцы его рук как бы случайно коснулись ее плеч, и от этого она вдруг почувствовала невероятное возбуждение, отдававшееся где-то внизу живота. Неожиданно она вспомнила приятные ощущения от прикосновения пальцев Эйдана Куни, и мышцы ее живота сами по себе снова судорожно задергались.
В это время отец Далглиеш наблюдал за Селестрией с противоположной стороны навеса. Он стоял в окружении нескольких пожилых женщин, не преминувших воспользоваться случаем и познакомиться поближе с молодым священником. Неотрывно глядя поверх голов гостей, Далглиеш смотрел, как Селестрия разговаривает с двумя молодыми людьми. От ее красоты просто дух захватывало. Голоса, доносившиеся со всех сторон, теперь превратились в нескончаемый отдаленный гул, напоминающий звон комариного роя. Отец Далглиеш утешал себя мыслью о том, что его влечение к Селестрии было совершенно естественным, чисто человеческим, своего рода испытанием, ниспосланным ему свыше, а потому его способность сопротивляться этому искушению тем более достойна самой высокой похвалы.
«Я священник, – повторял он про себя. – Но я ведь также и человек. Дьявол может искушать меня, но я не сдамся».
– Я говорила своему внуку, что не годится посещать мессу лишь время от времени, нужно исполнять христианский долг, приходя в церковь каждое воскресенье. Тогда твоя душа очищается. Я просто не понимаю сегодняшней молодежи.
– Да, да, – не совсем внятно произнес священник. Остальные тоже закивали в знак согласия, каждый теперь норовил что-либо вспомнить и рассказать из собственного опыта. Но отец Далглиеш не делал ничего, чтобы как-то их утихомирить. Мысли его были далеко, он чувствовал, что однажды попавшее в его сердце зерно искушения стало расти.
Внезапный порыв ветра с силой ударил в палатку. От этого ее боковые части начали развеваться, шнуры, которые их держали, сильно натянулись, и через мгновение с крыши донесся звук, как от падения гравия. Гости посмотрели вверх – начавшийся ливень мог проделать в брезентовом потолке брешь и намочить их с ног до головы. Джулия нервно затянулась, скрывая свою обеспокоенность за широкой и беззаботной улыбкой. Памела же, напротив, скорее получала удовольствие от этого пикантного драматического момента. Находясь в окружении группы обожателей и о чем-то с ними разглагольствуя, она лишь поправила на плечах свой норковый палантин, чтобы ей стало теплее.
– Надеюсь, палатка не уплывет в океан, – пошутила Селестрия.
– Если погода не утихомирится, то мы не сможем разъехаться по домам, – весело предположил Дэн. – Нам всем придется остаться здесь на ночь.
– Как это замечательно! – воскликнула Селестрия. Ей очень хотелось, чтобы вечеринка продолжалась до утра.
– Поднимем же наши бокалы за то, чтобы буря не утихала! – предложил тост Рафферти. – Пусть она продолжается с громом и молнией всю ночь! Словно налет авиации, который повторяется снова и снова. – Вряд ли кто-либо из присутствующих вспоминал сейчас события последней мировой войны. Он посмотрел на Селестрию своими зелеными глазами цвета лишайника, и уголки его рта изогнулись в озорной ухмылке. Она подняла бокал.
– За непрекращающуюся бурю! – кокетливо улыбаясь, сказала Селестрия. – И за новых друзей. Мне всегда приятно познакомиться с новыми людьми.
Она случайно встретилась взглядом с отцом Далглиешем, который внимательно смотрел на нее из-под своих очков. В ответ она подняла бокал и улыбнулась ему. Он покраснел оттого, что ей удалось поймать его на горячем, и тоже поднял свой стаканчик с ликером из плодов лайма, неловко кивнув головой. Тотчас же повернувшись к дамам, сидевшим рядом, он постарался восстановить в памяти оборванную нить разговора и удовлетворительно ответить на их вопросы.
К крайнему неудовольствию Селестрии, Джулия посадила ее возле Дэна, а не рядом с Рафферти, но на это, в конце концов, можно закрыть глаза, ведь именно Дэн представил ее таинственному незнакомцу из Ирландии. По другую сторону от нее сидел Хэмфри. От количества выпитого его лицо приобрело багровый оттенок, и он был слегка возбужден. Она упала духом. Судя по его широкой улыбке, он был просто в восторге от того, где его посадили.
– А, Селестрия! – выпалил он, довольно уверенно коснувшись ее попки. – Прелестная Селестрия! – Его пальцы похотливо зашевелились, будто он дотрагивался до запретного плода, и Хэмфри театрально простонал: – Что же ты делаешь со мной, проказница!
Она удобно расположилась на стуле, положив на колени салфетку, и теперь запретный плод его желаний был надежно спрятан. Она как раз собиралась в резкой форме остудить его пыл, как вдруг за соседним столиком заметила Рафферти, тщетно пытающегося привлечь ее внимание. Он сидел рядом с Мелиссой, которая светилась от радости, очень довольная своим соседом. Рафферти взглядом дал понять Селестрии, в каком он отчаянии, и она в ответ закатила глаза под потолок. Не было ни тени сомнения в том, что они уже понимают друг друга с полуслова, а вернее, с полувзгляда, и расстояние, которое их разделяло, еще больше их сплачивало. «Ведь ясно как божий день, что он выбрал бы место рядом со мной», – подумала счастливая Селестрия и сдержанно ему улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, точнее ухмыльнулся уголком рта. В низу ее живота снова разлилась приятная теплота. Ах, как же было здорово ощущать прилив влюбленности!
Глава 5
Отец Далглиеш чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в светском обществе. Но стоило ему появиться перед своей паствой, он тотчас весь преображался. Он буквально завораживал аудиторию, цитируя тексты на латыни, будто всю жизнь только на ней и говорил. С необычайным вдохновением он призывал своих прихожан молиться так, чтобы выйти из церкви очистившимися от греха. Именно поэтому епископ поручил ему этот приход и еще два соседних, несмотря на его относительно молодые годы и отсутствие опыта. Ему был дан от Бога редкий и яркий талант, который виртуозно проявлялся в его профессиональной деятельности: он не только умел вдохновить людей, побудить их к вере, но своими проповедями он еще и залечивал души разуверившихся мужчин и женщин. Однако, когда нужно было поддержать обыденный разговор, касающийся мирских забот его прихожан, он чувствовал себя так, будто сидел за толстым стеклом, будучи не в состоянии преодолеть психологическую преграду. Это его страшно расстраивало. Но сейчас он понимал, какая перед ним стоит задача. Сидя между Пенелопой Флинт и какой-то очень бойкой женщиной, которой было далеко за шестьдесят, он сознавал, что единственный способ как-то решить проблему светского общения – это как можно больше разговаривать с мирянами. Он увидел, что Селестрия заняла место за столом на противоположном конце палатки, и почувствовал, как его сердце съежилось от досады: ему так захотелось, чтобы она сидела рядом с ним! Случайно он взглянул вниз, на свои ноги, и его бросило в пот: Далглиеш в ужасе увидел, что надел носки разного цвета, один был красным, а другой – зеленым. Быстро засунув ноги подальше под стол, он постарался скрыть свой позор от сверлящего взгляда Пенелопы. Какой кошмар – быть столь рассеянным, как можно было так неподобающе одеться!
– Твоя бабушка права, Селестрия. В этом платье ты рискуешь нарваться на неприятности. Но, как ты сама сказала, тебе они нравятся. И ведь очень нравятся! Я прав, моя дорогая?
– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, Хэмфри. Вероятно, тебе в голову ударило шампанское, – ответила Селестрия. Она почувствовала, как рука старика сжала ее коленку.
– Ты меня не проведешь, – прошептал он.
– А зачем мне это нужно, Хэмфри?
– Потому что ты выглядишь как масло, которое никак не хочет растаять во рту. Но ты ведь озорница, не так ли?
– Ты начинаешь мне надоедать, – усталым голосом произнесла она. Его рука продолжала уверенно сжимать ее коленку.
– Видишь ли, я носом чую девичьи шалости. У меня нюх как у собаки. Тебе нравится немножко повольничать, ведь так? И что тут удивительного, тебе есть с кого брать пример. В молодости твоя бабушка тоже любила проказничать. Конечно же, она не отличалась такой красотой, как ты, но была очень сексуальна. Правда, меня, ее кузена, ее шалости не касались. Но ты, ты… – Она вдруг почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. – Тебе ведь нравятся удовольствия плоти, не так ли? Ты чувственная женщина, можешь мне поверить на слово. – Его рука заскользила по девичьему бедру и уже поднялась чуть выше. – Тебе нравится ощущать прикосновения мужских рук, ведь так? Ты любишь дразнить мужчин.
– Что с твоими манерами, Хэмфри? Веди себя прилично! – сказала она громко, заметив, что привлекла внимание нескольких гостей, среди которых был и ее кузен Дэвид. – Что скажет бабушка, когда я доложу ей, что ты меня бесстыдно лапаешь? – Он торопливо убрал руку и положил ее на стол.
– Все в порядке, Селестрия? – спросил Дэвид с другого края стола. Он улыбался, но по его глазам она поняла, что он действительно встревожен.
– Да это была просто маленькая безобидная шутка, моя дорогая! – фыркнул Хэмфри.
– Для тебя, возможно, и шутка, но не для меня, – резко парировала Селестрия.
И она снова заметила, что Рафферти пристально смотрит на нее. Ей хотелось надеяться, что он видел, как старик прикасался к ней. Иногда стоит воззвать к мужскому чувству галантности. Практически в любом мужчине есть что-то от рыцаря в сверкающих доспехах. Она скорчила недовольную гримасу, всем своим видом показывая, что ей приходится терпеть, и снова закатила глаза под потолок. Затем она повернулась к Дэну с намерением поболтать, пока не кончится трапеза, и с трепетом предвкушая, когда она наконец очутится в объятиях Рафферти и они закружатся в танце по залу.
Обычно Селестрия с некоторой опаской относилась к праздничным речам за столом, предпочитая вести беседу с мужчинами, сидящими по обе стороны от нее. Но в этот вечер она вообще не хотела с ними разговаривать. И если Дэн был само обаяние, то Хэмфри являл собой его полную противоположность. Он был пьян и вел себя развязно, его рука постоянно соскальзывала под стол, чтобы в очередной раз погладить по ее бедру, наугад поднимаясь все выше и выше, казалось, он решил во что бы то ни стало не упускать столь редкую возможность подольше удержать возле себя красавицу. Селестрия знала, что если бы она рассказала о поведении Хэмфри своей бабушке, то та бы ответила, что во всем виноват ее слишком смелый наряд. Она вдруг отчетливо представила, как бабушка говорит: «Дорогуша, если бы ты была более благоразумной и не надела такое платье, то у Хэмфри не появился бы повод для искушения».
Когда ее дядюшка взял микрофон, рука Хэмфри снова поползла к ее бедру. Но это уже было слишком, она не могла больше выносить ни секунды этого кошмара. И пока Арчи проверял микрофон, слегка постукивая по нему пальцем, она выскочила из-за стола и побежала в гостиную, выходящую в холл. Девушка почувствовала на себе бархатный взгляд Рафферти и решила, что он последует за ней.
В гостиной стояла тишина, нарушаемая разве что каплями дождя, барабанящего за окном, да снующими взад-вперед официантами. В руках они держали подносы с кофейниками и фарфоровыми чашечками и, пробегая мимо нее, тихо здоровались:
– Добрый вечер, мисс.
Она набрала в легкие побольше воздуха, насколько позволял корсет ее платья, и, не торопясь, побрела в холл. Стало ясно, что Рафферти не придет. Сначала она расстроилась, но потом поняла, что, выйди он вслед за ней, все расценили бы это как проявление неуважения к ее дяде или, что еще хуже, нарушение элементарных правил приличия по отношению к дамам, сидевшим по обе стороны от него, одна из которых, между прочим, была ее кузина Мелисса.
Селестрия сложила на груди руки, выпятила нижнюю губу и начала покачивать из стороны в сторону бедрами, наблюдая, как в такт движениям ходит подол ее платья.
– Тише! – донеслось с лестницы. Оттуда, с самой вершины, припав к полу, выглядывали сквозь перила Гарри, Уилфрид, Сэм и малыш Баунси.
– Вы только посмотрите на них! – радостно воскликнула Селестрия. Никогда еще она не видела более очаровательных розовых мордашек. На них были надеты пижамы, а волосы аккуратно расчесаны заботливой Нэнни.
– М-м-м-мы шпионим! – громко воскликнул Баунси. Сейчас он еще больше заикался, наверное, из-за ночной усталости. Она вообще не могла припомнить, чтобы он ложился так поздно.
– А почему ты не в постели, Баунси? – спросила Селестрия, поднимаясь к ним по лестнице.
– Слишком шумно, чтобы спать, – искренне пожаловался Уилфрид. – Палатка как раз под нашим окном.
– Мы хотим наблюдать за вечеринкой! – сказал Гарри.
– М-м-м-м-мы шпионим, – снова повторил Баунси, и его огромные глаза еще больше расширились от возбуждения.
– А ваша няня знает, что вы здесь?
– Она не моя няня, – заметил Гарри.
– И не наша! Она возится с Баунси, – согласился Сэм.
– Вы слышите шум дождя? – спросил Уилфрид. – Он очень громкий.
– Будет гром? – спросил Сэм.
– Наверное, с молнией. Ты ведь не боишься грома и молнии, Баунси? – Малыш, казалось, несколько обеспокоился. – Ты хоть знаешь, что такое гром? – Он положил палец в рот и неуверенно кивнул. – Это когда тучки начинают весело и мило драться. Вот и все. Здесь абсолютно ничего страшного нет.
– Готов поспорить, что дождь затопит наши ловушки, – печально произнес Гарри.
– Если вам повезет, он потопит всех крыс, – сказала Селестрия. – Тогда вы отнесете их Сирилу, и он щедро наградит вас.
– А интересно на вечеринке? – с нотками зависти спросил Гарри.
– Очень. Но не тогда, когда дядя Арчи и папа выступают с речами. Уверяю вас, здесь находиться гораздо интереснее. – Она провела пальцами по густым волосам Баунси. – А вот тебе, молодой человек, пора бы отправиться в постель. Уже очень поздно. Что скажет Нэнни, когда увидит тебя здесь?
– Она не на-на-найдет меня, потому что я-я-я-я спрячусь, – сказал он с озорной усмешкой. Селестрия в ответ тоже ухмыльнулась. Все, что Баунси говорил, было смешно и вызывало улыбку. Она склонилась и поцеловала его розовую щечку.
– А теперь беги, милый. Спокойной ночи. – Она торопливо поспешила вниз по лестнице, приподняв подол платья, раздувшегося вокруг ее ног, как парашют.
Селестрия сидела на диване в гостиной и была похожа на львицу, терпеливо поджидающую своего льва. Краем уха она слушала скучные речи, доносящиеся из гостиной, о том, как сначала дядя Арчи, а потом и ее отец достигли успехов в делах и заработали право на благополучную и комфортную жизнь. Казалось, постепенно им стал нравиться звук их собственных голосов на фоне рева дождя. Она откинулась на маленькие диванные подушки и стала представлять, как она танцует с Рафферти. Тут появился Соумз.
– С вами все в порядке, мисс Селестрия?
– Просто смертельно скучаю. Ничто не исцеляет лучше, чем немного музыки и танцы.
Когда наконец разговоры стихли, она поспешила в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок и поскорее отправиться на романтическое свидание со своим прекрасным новым обожателем.
Однако все ее надежды рухнули из-за Мелиссы, ее кузины, которую она застала возле зеркала весьма взволнованной.
– Я влюблена! – на выдохе выпалила она, пристально разглядывая свое раскрасневшееся лицо в зеркале. Селестрия обратила внимание на ее разинутый рот и тут же мысленно приказала себе никогда так не делать.
– В Рафферти? – спросила она. Не стоило делать вид, что ни о чем не подозреваешь.
– Ты его знаешь? – удивленно произнесла Мелисса.
– Я познакомилась с ним до ужина. Он друг Дэна.
Она просияла.
– Тебе ведь нравится Дэн, правда? Лотти сказала, что нравится.
– Не совсем, – беззаботно ответила Селестрия. – Он очень милый, но все же не в моем вкусе.
– А Рафферти пообещал мне первый танец, – поспешно сказала она.
– Может, тогда он отдаст мне второй? – произнесла Селестрия и заметила, что выражение лица кузины сменилось огорчением. Она-то знала, как и любой другой, что не имело никакого смысла соперничать с Селестрией.
– О, я слышу звуки музыки! – воскликнула Мелисса голосом, который больше напоминал скорбный крик, и поспешно вышла из комнаты.
– А почему она плачет? – спросила Памела, шурша своим платьем и заходя в ванную комнату, чтобы напудрить носик и подкрасить губы. – Должно быть, все дело в мужчине. Так всегда и бывает.
– Она влюблена в Рафферти, – ответила Селестрия.
– В кого? – поинтересовалась ее мать.
– Он ирландец и так хорош собой, что ты и представить себе не можешь. Дэн Уилмотт привел его на вечеринку.
– Значит, он ей явно не подходит, птица не ее полета с точки зрения теории об иерархии животных, – сказала Памела, кладя свою маленькую сумочку на мраморный столик и вынимая золотую пудреницу.
– Он определенно лев, – гордо ответила Селестрия.
Памела пудрила носик.
– Теперь я понимаю, откуда ее слезы. Бедняжка Мисси, ей не следует взлетать так высоко. Она только шишки набьет, когда придется падать. Полагаю, тебе он тоже нравится.
– Он весь вечер только и делал, что смотрел на меня.
– Как дерзко с его стороны!
– Но, мама, я отвечала ему тем же.
– И ты считаешь, что это благоразумно? Ведь ты совсем ничего о нем не знаешь.
– Но он такой эффектный и обаятельный…
Мать вздохнула и убрала маленькую пуховку в футляр, закрыв его со щелчком.
– Это еще совсем не значит, что он обладает качествами, достойными тебя.
– Если ты имеешь в виду деньги, то я не знаю.
– Я не столь меркантильна, дорогая. Мне просто интересно, добрый ли он, верный? Честен ли он? Уважает ли он тебя? Или просто пришел развлечься и сорвать нежные цветочки?
– Ну нет уж, мама. Он точно не такой. По крайней мере хочется верить, что он не такой. – Она вдруг вспомнила, как Хэмфри своей горячей рукой дотрагивался до ее бедра, и решилась рассказать об этом матери.
– Хэмфри! Как это отвратительно! – произнесла Памела, просто шокированная услышанным. – Ах он грязный старик! Понимаешь, Селестрия, все мужчины одинаковы и все они хотят одного – немного плоти. Просто нужно решить, хочешь ли ты дать им это или нет.
– Но ведь папа не такой, как все!
– Да, да, и папа тоже. А почему, по-твоему, я слежу за собой, изо всех сил стараясь выглядеть молодой и красивой? Я это делаю только потому, чтобы какая-нибудь прелестная молодая особа не увела его у меня из-под носа.
Селестрия была в ужасе. Она никогда не слышала, чтобы мать так говорила об отце.
– Мне противна даже мысль о том, что папа мог бы вести себя так же развязно, как Хэмфри.
– Конечно же, он совсем не похож на него. Слава богу, он не такой! Твой папа отличается хорошими манерами и умеет соблюдать правила приличия. Он бы никогда не позволил себе заигрывать с девушкой твоего возраста в такой грубой форме, однако флиртовать ему очень и очень нравится.
Селестрия заметила нотки горечи в ее голосе. За праздничным столом ее мать позволила себе немного перебрать со спиртным и теперь, покачиваясь, стояла перед зеркалом, поправляя волосы. Селестрия немного испугалась, ведь это было отнюдь не похоже на ее маму.
– Когда твой папа сколотил свое первое состояние, он подарил мне вот эту вещь, – произнесла она, проводя пальцами по бриллиантовой брошке, приколотой к ее платью. – Он сказал, что во что бы то ни стало должен найти звезды, достаточно яркие для того, чтобы затмить звезды в моих глазах. Монти в этом весь. – Она засмеялась, и теперь ее плохое настроение смягчила теплота воспоминаний. – Я ответила ему, что даже мой отец не мог бы выбрать ничего лучше, и он так гордился собой. Я знаю, он чувствовал себя неловко, когда женился на богатой наследнице, хотел заработать деньги собственным трудом и твердо стоять на ногах. Ему ничего не досталось от моего отца, кроме меня. И Монти смог заработать деньги сам, без всякой поддержки. Думаю, мой отец очень гордится им, хотя и никогда не говорил ему об этом. О, эти мужчины, они так боятся быть сентиментальными!
