Текст книги "«Юность». Избранное. X. 1955-1965"

Автор книги: Самуил Маршак

 
Мой удел невелик. Полагаю,
Мне не слышать медовых речей.
Лучше я заведу попугая.
Благо стоит он тридцать рублей.
 
 
Обучу его разным наукам.
Научу его всяким словам.
На правах человека и друга
Из него человека создам.
 
 
Корабли от Земли улетают.
Но вселенская бездна – мертва,
Если здесь, на Земле, не хватает
Дорогого для нас существа.
 
 
Друг предаст, а невеста разлюбит,
Отойдет торжествующий враг,
И тогда среди ночи разбудит,
Вдохновенное слово —
           «Дур-рак!»
 
 
Что ж, сердись, если можешь сердиться,
Да грошовой едой попрекай.
Бог ты мой, да ведь это же птица —
Одержимая тварь – попугай.
 
 
Близоруко взгляну – и увижу:
Это он, заведенный с утра.
Подарил мне горячую крышу
И четыре холодных угла.
 
 
Так кричи над разбуженным бытом,
Постигай доброту по складам.
Я тебя, дуралея, не выдам.
Я тебя, дурака, не продам.
 

рожденному столь хилым, что должно было содержать его в опаре, дабы получил он сколько-нибудь живности.

 
Малец был в тесто запечен
И, выйдя на дрожжах оттуда,
Уже в летах, зело учен.
Подумал: «Нет добра без худа».
 
 
А был он тертым калачом,
Врал правду, но, как говорится.
Уж коли в тесто запечен.
Так что ему императрица!
 
 
Ну кто бы знал, какой обман —
Наутро лечь, в обед проснуться
И только вычистить кафтан,
Как – бац! – на рифме поскользнуться.
 
 
Пока он дрых за семерых.
Все хлебы время перемесит,
И глядь – на чашах мировых
Нас недоносок перевесит.
 
 
Первейший муж, последний жох,
Не про тебя моя побаска:
Я сам не плох, но – видит бог —
Не та мука, не та закваска.
 
 
Малец, себя не проворонь —
Ори! А нету отголоска.
Как он – из полымя в огонь —
Не можешь! В том-то и загвоздка!
 

 
Непостоянная погода —
То заморозки, то жара, —
Как непосильная свобода,
Меня преследует с утра.
 
 
И то сказать: ложусь я поздно,
Встаю с тяжелой головой
И грустно слушаю, как грозно
Гремит прибой береговой,
 
 
И грустно думаю… Когда-то,
Возможно, что еще вчера,
Росла сосна… Теперь опята
Растут на пне среди двора…
 
 
К чему бы эта чертовщина?
К разладу! К осени! К зиме?
Еще не умер – годовщина
Со дня кончины на уме,
 
 
И на душе темно от мути,
И смутно помнится мечта
Вздремнуть в бревенчатом уюте
На печке, теплой от кота.
 
 
Куда хватил! Чиновник бедный,
В кругу своих чиновных дел
Томимый скукой кабинетной,
Запечных сказок захотел?
 
 
Так вот она, твоя морока,
Твоя дорога, дуралей:
Ищи, как говорится, бога
В себе самом да слезы пей,
 
 
Да простодушно жди у моря
Погоды с первым комаром,
Да мыкай счастье или горе
С терпеньем, равно и с добром.
 
 
А если дождь без передышки,
То кто же в этом виноват;
Едва забудешься, все шишки
Тебе на голову летят.
 

Борис Шаховский

 
Шла Россия усталым шагом,
Занималась заря побед.
Я родился под ленинским стягом.
Он меня оградил от бед.
 
 
Может, я ошибался где-то,
Но по главной дороге шел,
Ведь меня, направляя к свету.
Вывел в люди боец-комсомол.
 
 
И когда в урагане металла
Падал я на днепровский лед,
Силы Партия мне давала,
И вставал я и шел вперед.
 
 
Мудрено ль, что, служа Отчизне,
Я немыслимый путь прошел.
У меня три сердца.
Три жизни:
Ленин,
Партия,
Комсомол…
 

Лазарь Шерешевский

 
На переднем крае пятилетки,
В ледяном арктическом краю,
Я вношу короткие заметки
В записную книжечку мою…
 
 
Кончик обмороженного носа
Солнце показало из-за льда.
Свет по снегу веером пронесся,
Не оставив за собой следа.
 
 
В этой кухне северной погоды
До чего ж капризное меню!
Не скупится повар на расходы —
По пять блюд меняется на дню.
 
 
Безупречно выбелены стены.
Стол белейшей скатертью накрыт,
И луна на вертеле антенны
Ледяным сиянием горит.
 
 
В кисее туманной хорошея.
Эта кухня делом занята,
Этот лед на ощупь горячее,
Чем любая жаркая плита.
 
 
Постигая сжатия и сдвиги,
Люди ловят флюгера сигнал,
Как земли поваренную книгу,
Заполняя метеожурнал.
 
 
Я пишу короткие заметки,
Я спешу прекрасное найти
На переднем крае пятилетки —
На зимовке Главсевморпути.
 

Вадим Шефнер

 
Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.
 
 
Умей отказываться начисто.
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина легких почестей.
 
 
От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности…
Отказывайся – даже тонущий —
От недруга руки тянущейся!
 

 
Они лежат, как в темном трюме,
В далеком ящике стола.
Они хотят, чтоб автор умер, —
Чтоб чья-то их рука взяла.
 
 
Увы, за всех их, взятых вместе,
Редактор и гроша не даст, —
От них ни радости, ни чести.
Они бесприбыльный балласт.
 
 
В тех не сумел я добродетель
Достойным словом увенчать,
Те – не закончены, а эти
За грусть не приняты в печать.
 
 
Не гладко с ними и не сладко
Плыть средь неведомых морей —
И глубже корабля осадка,
И ход намного тяжелей.
 
 
И все-таки я эту ношу —
Хоть ты меня озолоти —
Не прокляну, за борт не сброшу
Для облегчения пути.
 
 
Плыви, корабль мой, с грузом давним, —
Наш порт не виден вдалеке.
Пусть к пристаням своим недальним
Спешат другие налегке.
 
 
Спешат, забыв про все на свете,
К причалам славы дотемна,
А их, как хочет, вертит ветер
И клонит каждая волна.
 

 
В грехах мы все – как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят, ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.
 
 
Я был в беде, как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвертывается святой.
 

Игорь Шкляревский

 
Я жил в глухом районе Минска,
средь лая, хохота и визга,
среди старух и стариков, и
каждый вечер в семь часов
скрипел засов, скрипел засов!
Старуха ставни закрывала,
ключами ржавыми звеня.
Старуха солнце воровала
у солнцелюба, у меня!
Прекрасно и неуловимо,
как золотой плавник налима,
тонул закат во тьме кромешной,
тонул закат, всплывал рассвет,
но я не помню их, конечно,
их просто не было и нет.
Шестьсот рассветов и закатов,
и каждый месяц треть зарплаты
заплачено за тот чердак,
за тот колодец неглубокий,
где сочинял один дурак
такие солнечные строки.
А в девять ставни открывала
старуха эта, ну и дрянь!
Как будто солнце даровала —
мол, полюбуйся, ну-ка, глянь…
Все краски, отблески и звуки,
как нищему, дарила мне.
Желаю сгинуть той старухе!
Желаю солнца всей земле!
 

 
Пришло высокое прозренье,
Прекрасным душу обожгло,
Но лишь уменье,
        лишь уменье
С прозреньем вместе не пришло.
И вот его желанье гложет,
И по ночам бессилье точит.
Но так, как хочет,
        он не может,
А так, как может,
        он не хочет.
И вот лежит он,
        как покойник!
Раскинул руки и лежит.
Звезда течет на подоконник.
Листва бессмысленно шумит.
А он встает,
     как воскресает.
Но сам не знает для чего.
Он никого
    не обвиняет
И не прощает никого!
 

Степан Щипачев

 
Под южным небом в полуденный зной
Упало яблоко на шар земной.
 
 
И был отмечен
Приглушенный стук.
Стук яблока, упавшего в саду.
 
 
В тревожном мире в полуденный зной
Упало яблоко на шар земной.
 

 
Мой стих не чурался и нежности лилий.
Но в цехе до этого ли, когда
Вас лязги и скрежеты просверлили
И от грохота не уйти никуда.
Мы нервами всеми машину слышим,
А надо бы так, чтоб не мы, а она,
Работая, слышала, как мы дышим,
Как в цехе звенит тишина.
 

 
За полем, за лесом какой-то мотор
Не молкнет ни ночью, ни днем – таратор.
 
 
Не знаю, насколько там нужно такое,
Но люди в округе не знают покоя.
 
 
Я славлю наш век,
 
 
Я воздушные трассы пою,
И стих мой не вгонишь в тележную колею,
 
 
И все же нет-нет и угрюмость коснется бровей,
И мысли нахлынут, полны опасений:
Вдруг слышать отвыкнем,
Как дождь шелестит по траве,
Как падает лист осенний.
 

Геворг Эмин

 
На руках тебя носят!
Наслаждаешься своей славою?
А ведь могут руки
оказаться опорой слабою.
А ведь могут руки,
высоко тебя так несущие,
опустить на землю,
и растопчут тебя идущие…
На руках тебя носят!
О, не верь их непрочной силе!
Заслужи, чтобы люди
в своем сердце тебя носили!
 

Перевел с армянского Юрий Левитанский.

Александр Яшин

 
В осень похолодавшую
Жалко невыразимо
Ласточку зазимовавшую.
Жизнь, пролетевшую мимо.
 
 
Где уж мечтать об Индии!
Не улетела птаха.
Даже тростник, заиндевел —
Песнь замерла от страха.
 
 
Кончится жизни горение —
И нет тебя на примете,
Не одолжишь мгновения
Ни у кого на свете.
 
 
Время смывает начисто
Горе и радости буден.
Зазимовавшая ласточка
В небе парить не будет.
 
 
И никого не утешу я:
Станет землей и дымом
Ласточка неулетевшая,
Жизнь, пролетевшая мимо.
 

 
Думалось, не прибраться —
Сору в избе полно.
Может, и не стараться —
Не справиться все равно…
 
 
Словно завоеватели,
Ночь провели на полу —
Что тебе под полатями.
Что тебе в красном углу.
 
 
А помахала веничком,
Тряпкой сырой прошлась —
И оказалось, маненечко.
Ладно, что принялась.
 
 
Все уместилось в горсти,
Стоило лишь
Подмести!
 

Назад к карточке книги "«Юность». Избранное. X. 1955-1965"