Текст книги "Венецианская маска"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
Это занятие заняло у нее гораздо больше времени, чем она предполагала. Только в седьмой связке ключей она нашла нужный ключ. Уже сняв его с кольца, она услышала, что сторож возвращается. За несколько секунд она сунула ключ в карман, положила остальную связку в шкаф и задула свечу, прокралась к открытой двери приемной и прислушалась. Она услышала резкий металлический звук, когда сторож поставил фонарь на стол с мраморной столешницей, и скрип ножек стула, когда он уселся на него. Не было никакого способа пройти мимо него незамеченной. Ей придется ждать, пока он не захрапит. Но этому не суждено было случиться. Послышался скрежет трутницы, а затем пыхтение трубкой. Она села на удобную скамейку. Медленно протекали часы.
В конце концов она задремала сама и проснулась с первыми проблесками дня и рукой, прижатой к ее рту. Это была Елена.
– Тихо! Все в порядке. Сторож ушел со службы. Я знала, что-то случилось, но не могла спуститься вниз к тебе. Сестра Сильвия, которая проснулась раньше всех, как и обычно, отпустила его домой. Давай вернемся наверх, пока она занята.
Вечером Мариетта была чрезвычайно спокойна, когда надевала свое шелковое платье для концерта. Она искусно приколола веточку цветов граната к своей роскошной копне волос.
Сегодняшний вечер должен был изменить ее жизнь. Она ощущала это каждым своим нервом и каждой своей клеточкой.
Ключ был в ее шкатулке. После часа или двух, проведенных с Алексом, ключ должен быть возвращен в шкаф. К тому времени огонь, который горел в ее сердце, уме и теле, будет погашен, и она сможет возобновить нормальное течение своей жизни. Час назад она попробовала открыть ключом дверь в проход. Она ожидала, что ей придется сражаться со старым замком, но, смазанный маслом, он открылся легко.
Глава 5
Когда концерт закончился, Адрианну приветствовали бурными овациями. Алекс, который сидел во втором ряду, воспользовался этим, чтобы сделать знак Мариетте, указывая на дверь: он будет ждать снаружи.
Когда она с другими девушками вышла из здания, снова шел густой снег. Алекс стоял один, поджидая ее. Она подняла руку, чтобы он узнал ее в вуали. К счастью, эскорт из монахинь был менее наблюдательным, чем обычно, в кружащихся снежных хлопьях, и, когда она поравнялась с ним, он быстро вытащил маленький букетик цветов из-под плаща и вручил ей.
– Когда? – спросил он.
– Сегодня поздно вечером. Жди на улице между Пиетой и церковью.
Он исчез сразу же, только Елена заметила их короткий разговор.
– Хорошо сделано! – прошептала она Мариетте. – Цветы тоже. Что это?
– Зимние розы, я думаю. – Мариетта держала букет под плащом.
– Они будут выглядеть очень красиво в твоей комнате. – Елена радовалась счастью подруги.
Зимние розы были бледны, как фарфор, лишь слегка окрашены зеленью вокруг золотых тычинок. Мариетта поставила их в вазу темно-синего стекла, где они мерцали, как снежинки, в уголке ее комнаты. Она переоделась в простое черное платье и коснулась пальцами открытых лепестков, восторгаясь их хрупкостью. Затем выбрала один цветок и сунула его в закругленную петлю на лифе своего платья. Она знала, Что ей нужно подождать до тех пор, пока все успокоятся и улягутся на ночь, а сторож закончит свой первый обход.
В густо падающем снеге Алекс сбился с пути и обнаружил, что идет по изгибам и поворотам узкой улицы, как по тропинкам лабиринта. Он боялся, что может упустить Мариетту, и испытал огромное облегчение, когда наконец вышел на площадь Святого Марка, потому что оттуда знал дорогу.
Хлопья кружились вокруг его фонаря, пока он ждал у двери, из которой, как он предполагал, должна была появиться Мариетта. Время тянулось, и он спросил себя, не пришел ли он слишком поздно. Фонарь осветил высеченную в пятнадцатом веке надпись на стене церкви. Чтобы скоротать время, он счистил снег и прочитал ее. Старым венецианским шрифтом она предупреждала, что ужасное наказание и проклятия ожидают любого, кто попытается поместить незаконно в Оспедаль-делла-Пиета любого ребенка женского пола, который не был ни сиротой, ни незаконнорожденным. Он снова посмотрел на часы, ощущая все большее беспокойство.
В своей комнате Мариетта подошла к шкатулке и вытащила верхний лоток. На дне лежала маска моретты, которую она привезла из дома. Как долго она ждала случая надеть ее! Теперь время пришло, но таким образом, каким она никогда не предполагала.
Она приложила ее к своему лицу перед зеркалом. Никто не ожидал, что женщина в образе моретты будет говорить, потому что маска была легкая как перышко и держалась на лице при помощи пуговицы на внутренней стороне, которую зажимали между губ. Это была маска с особым шармом, и Мариетта видела, как глаза мужчин всегда следовали за любой женщиной, на которой она была надета. Она подняла зеркало на ручке и повернула голову в одну, а потом в другую сторону, замечая с удовольствием, что черный бархатный овал подчеркивает алебастровую гладкость ее подбородка и щек.
Но теперь можно было уходить. Она надела плащ и перчатки, прежде чем натянуть капюшон на волосы. Елена появилась в холле, как раз когда Мариетта вышла из своей комнаты.
– Я буду наблюдать за обходами сторожа, – прошептала Елена. – Оставлять дверь в сад незапертой рискованно, я отодвину задвижку в нужное время, чтобы ты могла зайти внутрь.
Мариетта помедлила и посмотрела на Елену в свете канделябра, который освещал ступени.
– Ты лучшая подруга, которая может быть, – прошептала она благодарно.
– Не бойся! Когда-нибудь я потребую от тебя услугу в тысячекратном размере, – пошутила Елена в ответ. – Если мне это когда-нибудь понадобится.
– Ты получишь ее!
Елена смотрела вниз, где ее подруга торопливо шла вдоль лоджии. У старинной двери Мариетта в темноте скользнула пальцами вниз по старому дереву, чтобы определить место замка и вставить ключ. Затем она оказалась снаружи на улице.
– Мариетта! – воскликнул Алекс с облегчением, вырисовываясь вдали среди падающих снежинок, как призрак, в своей бауте. В свете фонаря он увидел ее замаскированное лицо.
Она опустила моретту, ее глаза искрились от смеха.
– Это я, – уверила она его. – Я не осмеливалась прийти раньше. Ты долго ждешь?
Мысленно он отбросил все свое прежнее беспокойство. Она была здесь, он не разминулся с ней, и только это имело значение. Он солгал, чтобы успокоить ее.
– Время пролетело незаметно. Пойдем! Давай выберемся отсюда.
Он взял ее за руку, и они прошли под крылом Пиеты у церкви, торопясь выйти из узкого прохода на улицу Каноника. Там он завел ее в дверь ярко освещенной кофейни.
Радушное тепло обдало их волной, когда Алекс передал свой фонарь пажу. Позолоченный в стиле рококо зал был заполнен людьми, каждый стол заняли участники праздника, многие из них были в масках и костюмах. Целая компания сидела в богатых ренессансных одеждах, играл оркестр в белых париках и синих атласных жакетах и бриджах. Такие заведения часто были самыми оживленными после полуночи, когда члены неработающего класса венецианского общества любили превращать день в ночь.
Официант указал им путь среди болтовни и смеха к столу в алькове, который зарезервировал Алекс. Несколько человек посмотрели в сторону вновь прибывших, но Мариетта в маске и капюшоне была уверена в том, что ее никто не узнает. Их верхнюю одежду быстро унесли, и когда Алекс сделал заказ, официант расправил парчовые шторы, которые закрылись, обеспечив им уединение.
Ни Алекс, ни Мариетта не осознали, что в течение нескольких минут их отражения рассматривал в настенном зеркале мужчина, который сидел спиной к ним. Он был одним из членов компании, одетой в ренессансную одежду, его костюм был сшит из сапфирового и изумрудно-зеленого бархата, а маска усыпана драгоценными камнями. За мгновение до того, как шторы расположенного рядом алькова были опущены, его жена, надушенная, одетая в маску и богатое платье, с роскошными волосами, перехваченными головным убором из жемчужин, дернула за его широкий рукав и проговорила с упреком:
– Ты не слушаешь меня, Доменико! На что ты смотришь? – Анжела Торриси проследила за направлением взгляда своего супруга, но было слишком поздно, чтобы определить источник его интереса.
Он повернулся к ней с ленивой улыбкой.
– Я подумал на мгновение, что узнал кое-кого, но я, должно быть, ошибся. Прости меня, моя любовь. Что ты говорила?
Хотя он больше не позволял себе отвлечься, Доменико Торриси не мог отделаться от убеждения, что видел рыжеволосую хористку из оспедаля. Но девушка из Пиеты здесь? Это было невозможно! Тем не менее, конечно, те великолепные волосы, которые она полностью открыла, когда опустила капюшон, нельзя было ни с чем спутать. Он видел ее только раз до этого, когда произошла его стычка с Селано, но о красавицах Пиеты очень часто говорили в мужской компании, и после того вечера он услышал ее имя. Мариетта! Несколько ее почитателей очень переживали, когда она отсутствовала в хоре в течение трех недель, очевидно, из-за какого-то недомогания. Он и сам любил, как и другие мужчины, посмотреть на красивую женщину. Тем не менее не поэтому он обернулся, чтобы ответить на ее взгляд, когда уходил с концерта. Это было странное мгновение. Напряжение ее взгляда было таким сильным, как будто она произнесла его имя.
Он увидел в зеркало, что официант вернулся к алькову с кувшином кофе, блюдами из засахаренных фруктов и маленькими пирожными на подносе. Парчовые шторы раздвинулись, но недостаточно для того, чтобы дать возможность еще раз взглянуть на девушку. Любопытство Доменико осталось неудовлетворенным. Неужели она могла быть девушкой из Пиеты? Он слышал о ночных визитах в Пиету, но никогда о том, чтобы девушки выходили на свидания. Бизнес и дипломатические миссии по поручению дожа, которые заставляли его находиться вдали от дома гораздо чаще, чем он бы того желал, и давнишняя вендетта между его семьей и семьей Селано научили его никогда не игнорировать ничего, что даже слегка было загадочным или необычным. Эта бдительность хорошо служила ему во многих ситуациях, но сегодня вечером он боялся, что его подозрения не развеются.
Затем Анжела заговорила с ним снова:
– Почему бы нам не остаться здесь на ночные развлечения? У меня нет никакого желания выходить под снег и заходить куда-то еще, прежде чем мы пойдем домой.
Она всегда питала отвращение к холодной погоде и вышла сегодня вечером вопреки своему обыкновению.
Все за столом хором согласились. Доменико улыбнулся, думая, что это отличное предложение: у него был шанс снова увидеть девушку.
В алькове Мариетта и Алекс сидели на мягких и удобных сиденьях, маски лежали рядом, когда они улыбались друг другу в свете свечей. Теперь, когда официант ушел, шум разговора за парчовой ширмой казался очень далеким. Стены их алькова были раскрашены изображениями птиц и цветов, казалось, что они сидели в тайном убежище, и Мариетте не терпелось все ему рассказать о своем побеге из Пиеты.
– Выйти наружу оказалось гораздо легче, чем я воображала! – произнесла она весело. – Хотя достать ключ от двери, ведущей на улицу, было самым трудным. – Коротко и занятно она описала свое приключение, в то время как он любовался ею. Она не осознавала, что в своем простом платье без всяких украшений, кроме бледной зимней розы на лифе, она выглядела блистательно: искрящиеся глаза, роскошные медные волосы. Алекс был влюблен один или два, а может быть, три раза за время своего путешествия, но никто не волновал его так, как эта очень привлекательная юная девушка.
– Это за твой успех, который является моей удачей, – сказал он, поднимая свою чашку с кофе.
– Моя хорошая подруга Елена помогла мне в этом.
Его не интересовал никто, кроме нее.
– Существует ли какая-либо опасность того, что ключ станут искать до того, как ты вернешь его? – спросил он, протягивая ей серебряную тарелочку с пирожными.
Мариетта взяла пирожное в форме кольца, прежде чем ответить.
– Я надеюсь, что нет. Мне придется положить его обратно как можно скорее.
– Как ты справишься с этим? Это снова должно быть ночью?
– Нет. Руководители собираются только один раз в месяц, если нет какого-либо особого повода, хотя кто-нибудь из них появляется довольно часто, чтобы обсудить дела с маэстро. В любом случае понадобится только секунда, чтобы надеть ключ обратно на крючок. – Она ободряюще улыбнулась ему. – Расскажи мне о твоих путешествиях. Откуда ты начал?
– С Голландии.
Мариетте было интересно послушать, когда Алекс заговорил о путешествии через некоторые немецкие земли, чтобы спуститься вниз по Рейну. Ее глаза расширились, когда он говорил об обрывистых тропках, по которым они спускались в швейцарских горах к государствам Италии. Сцепив пальцы под подбородком, она впитывала рассказы о чудесах Флоренции и Рима.
– После тех двух месяцев в Греции, – заключил он, – мы прибыли обратно на итальянскую землю около шести недель назад.
– И куда вы отправитесь отсюда?
– В Вену и Париж. А затем снова домой. – Алекс смеялся, рассказывая о том, как они с Генри пытались избавиться от своего наставника так часто, как только было возможно. – У нас уже вызывают тошноту картины, скульптуры, мозаики и настенная живопись. Теперь мы хотим насладиться радостями венецианского карнавала.
Он говорил, что он с другом уже начинал ориентироваться в городе, хотя и не очень хорошо справился в эту ночь. Мариетта рассмеялась, когда услышала, как он заблудился.
– Ты думал о том, что мог разминуться со мной? – поинтересовалась она озорно.
– Я начинал задумываться об этом.
– Так ты собирался идти домой? – В ее глазах плясали искорки.
– Нет! – страстно запротестовал он. – Я бы ждал до рассвета.
Мариетта не была в этом уверена, хотя и надеялась, что это правда. Она знала, как ведутся кокетливые разговоры на приемах в Пиете, но это была совершенно новая ситуация. Никогда раньше она не бывала наедине с молодым человеком, и Алекс хорошо ориентировался в этом внешнем мире, в котором она неожиданно снова оказалась.
– Было очень умно с твоей стороны найти такое приятное и уединенное место для нас, чтобы поговорить, – заметила девушка беспечно. – Как ты мог догадаться, я первый раз нахожусь в кофейне. Когда бы я ни выходила за пределы Пиеты с монахинями и хором, я смотрела в окна, когда мы проходили мимо, и задавалась вопросом, каково это – сидеть за одним из столиков и проводить время за разговором. Когда я еще жила дома, у нас не было денег для удовольствий какого-либо рода, да и любая кофейня находилась очень далеко.
– Расскажи мне о своей жизни.
Его голос прозвучал очень серьезно, и Мариетта посмотрела на Алекса с любопытством. Смотрел он внимательно, хотя его красиво очерченные губы изгибались в улыбке, призванной показать, что повод для вопроса был не любопытством. Тем не менее она чувствовала, как будто он связал ее шелковой лентой. Если она расскажет слишком много о своей жизни, она обнаружит, что привязана второй лентой, а если начнет поверять надежды и мечты, она потеряет свободу, которой она пришла насладиться.
– Что ты хочешь узнать? – спросила она осторожно.
– Все вплоть до сегодняшнего дня. До этого самого момента!
– Так как ты уже знаешь обо мне кое-что, – сказала она предусмотрительно, отпивая глоток кофе, – ты должен первый рассказать о себе.
– Все, что я знаю о тебе, так это то, что ты девушка из Пиеты и поешь, как жаворонок.
Мариетта невольно дернула голову назад, чувствуя, как лента затягивается.
– Никто не использовал этого сравнения, с тех пор как я была маленькой девочкой.
– Кто говорил это? Твоя мать? Или твой отец? Возможно, брат или сестра?
– Нет. Старый друг семьи. Его зовут Изеппо. Они с женой все еще навещают меня на мой день рождения. Это он привез меня с моей матерью в Венецию.
– Расскажи мне о том дне. Это было летом или зимой? Весной или осенью?
Вихрь невидимых лент, такой отчетливый перед ее мысленным взором, кружился вокруг нее. Было уже невозможно избегать их. Наверное, он начал набрасывать их в магазине изготовителя масок, заманивая ее в ловушку с момента их первой встречи. Почему она была так безрассудна, чтобы рисковать всем своим будущим ради этой короткой встречи, которая не имела ни прошлого, ни будущего?
– Это был конец лета. – Мариетта чувствовала, как будто ее воля таяла, а ее голос живет отдельно от нее. – Мы спускались вниз по реке Брента на барже Изеппо, и я впервые увидела Венецию на закате… Казалось, это золотой город, плавающий на воде. – Она помедлила, и он понял по боли в ее глазах, что воспоминание не пробудило ничего, кроме душевного страдания.
– А потом? – спросил он мягко.
Она сделала глубокий вдох и продолжала свою историю. Алекс слушал, не прерывая, его взгляд не сходил с ее лица, он наблюдал за тонкими изменениями в его выражении, неуловимыми, как облака по небу в ветреный день. Также он не упускал и тончайшего нюанса в ее голосе. Она строго придерживалась канвы событий и не упоминала о чувствах, до тех пор пока девушка не подвела итог рассказу о своих годах дома и в Пиете.
– Только после очень долгого времени я начала понимать, как хорошо, что смерть моей матери случилась именно тогда. Это уберегло нас от боли расставания, мы ведь знали, что никогда больше не увидим друг друга снова. Я не знаю, как иначе каждая из нас смогла бы выдержать это.
– Она, должно быть, была очень храброй женщиной, – сказал он уважительно.
– Именно это сказал Изеппо, когда объяснил утром в день ее смерти, что у нее не было никакой надежды на излечение. Когда он уехал и я осталась одна с чужими людьми, казалось, будто я упала в бездонную яму и никогда снова не выберусь из нее. Мне не дает это покоя, даже когда я говорю об этом, – произнесла она неловко. – Но мне никогда не нужно было рассказывать о себе раньше.
– Я не согласен, это единственный способ, благодаря которому я могу узнать тебя или ты узнать меня.
– Моя жизнь во всем была совершенно иной по сравнению с твоей, и, тем не менее, я уже чувствую связь между нами.
Алекс наклонился вперед через стол.
– Я должен увидеть тебя снова!
Мариетта слегка отпрянула назад, почти обороняясь.
– Это должно было быть только один раз.
– Не для меня!
Нечаянно он напомнил ей о том, как долго она уже отсутствует.
– Я должна идти! – сказала она, делая беспокойное движение. Невидимые ленты могут быть разорваны, если она уйдет сейчас.
– Нет, подожди. Еще несколько минут. – Он накрыл ее свободную ладонь своей и почувствовал ее дрожь при этом прикосновении.
– Тот ключ! Я могу сделать отпечаток в одной из этих свечей. Как-нибудь я смогу передать тебе дубликат. Тогда, по крайней мере, я буду знать, что есть возможность быть с тобой снова.
Мариетта колебалась. Алекс ждал беспокойно, боясь, что она покачает головой. Затем, к его огромному облегчению, она повернулась, чтобы взять маленькую бархатную сумочку, которая лежала на кресле рядом с ней. Она расстегнула ремешки и вытащила ключ, чтобы дать ему. Когда его рука завладела ключом, она испытала прилив счастья от перспективы свободы.
Быстро он сделал отпечаток и позвал слугу, чтобы он положил его в снег на несколько минут для затвердения. Ожидая его возвращения, они разработали простой план, как Алекс смог бы передать ей ключ. Когда это было решено, он мягко сказал ей:
– Я понимаю огромный риск, на который ты пошла сегодня, и все, что связано со мной, является опасностью для тебя. В свое оправдание я могу сказать, что видеть тебя снова значит для меня больше, чем что-либо, что я могу вспомнить за всю свою жизнь. Я влюбился в тебя, Мариетта.
В тот момент, когда она приняла решение о ключе, он почувствовал, что она не сомневалась в нем.
– Я охотно верю тебе, – сказала она мягко, – но хорошо известно, что Венеция очаровывает путешественников.
Алекс наклонился к девушке.
– Только ты одна будешь держать меня очарованным всегда! – проговорил он страстно.
Она подумала про себя, что за всю свою жизнь никогда не слышала слов более красивых. Его заявление скрепило связь между ними, но она пока не осмеливалась рассказать ему об этом. Было слишком много препятствий и подводных камней.
Мариетта как раз собиралась ответить, когда официант сдержанно покашлял, прежде чем открыть шторы. Эта кофейня не была местом любовных встреч, но, когда клиенты платили дополнительно за небольшое безобидное уединение, руководство уважало их желания.
Доменико повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть на девушку, снова закрытую капюшоном и в маске, которая проскользнула мимо него со своим кавалером. Он был разочарован, ее личность осталась загадкой.
Алекс забрал свой фонарь, и они с Мариеттой вышли обратно в ночь. Снег прекратился, и она начала беспокоиться по поводу того, что оставит следы, четко ведущие к двери на улицу, но он пообещал стереть их, насыпав снег на отметины и наследив вокруг сам.
– Какие мы хитрые! – Он тихо засмеялся, опуская на землю фонарь. Затем привлек ее к себе, и она подошла охотно, чтобы прижаться к нему. Его губы, холодные от морозного воздуха, превратились в тепло на ее губах от нежности и желания. Время остановилось, но потом она отстранилась с легким вздохом. Он открыл дверь и отдал ей ключ.
– Спокойной ночи, – прошептала она. – Затем вошла внутрь, и дверь закрылась за ней.
На следующий день Алекс вернулся в магазин масок Савони. Хотя Мариетта выглядела соблазнительно в маске моретты, это имело свое неудобство, так как она не могла снять ее на публике, даже чтобы говорить.
– Добрый день, синьор, – тепло приветствовал его хозяин. – Что вы хотите сегодня? Еще одну маску?
– Да, но не для меня. Я хочу одну из лучших в той форме. – Он указал на ту, что была на Мариетте, когда он только вошел в магазин.
– Это маска Коломбины. – Леонардо снял коллекцию масок с гвоздиков и полок, чтобы разложить на прилавке. Выбор француза безошибочно пал на маску из зеленого бархата, украшенную крошечными золотыми бусинками. Это была одна из самых дорогих масок в магазине. Леонардо кивнул одобрительно. – Отличное изделие. Вы желаете к ней подходящую мантилью?
Алекс выбрал мантилью из тончайших кружев Бурано. Оба предмета были упакованы в коробки, перевязанные лентами, которые он зажал под мышкой, когда уходил. Его следующей остановкой был магазин слесаря в галантерее Мерсерии, где он оставил ранее восковой отпечаток. Два новых ключа ожидали его. Если тот, что будет у Мариетты, когда-нибудь обнаружат и отнимут, у него останется средство, чтобы пробраться внутрь и увидеть ее.
Было воскресное утро, и Жюль собирался пойти на мессу в церковь Санта Мария делла Пиета, когда появился Алекс, одетый, выбритый, в плаще.
– Я иду с вами, месье ле Конт.
Жюль напомнил себе, что оба юноши, Генри и Алекс, отсутствовали до раннего утра в своих карнавальных костюмах.
– Ты трезв? – поинтересовался он строго. – Иначе тебе нельзя будет войти.
– Да. Прошлой ночью я принял решение посетить сегодня мессу.
– Где Генри?
– Еще спит.
Жюль предположил, что Генри изрядно выпил, и было несколько удивительно, что Алекс этого не сделал. Они вышли из квартиры вместе. Снег больше не шел, и оттепель превратила его в снеговую кашу под ногами. Церковные колокола, составляющие значительную часть собственной музыки Венеции, звенели над всем городом. Двое мужчин пересекали площадь Святого Марка, которая была усыпана шутовским мусором карнавала: разбросанными лентами, разбитой яичной скорлупой, большим количеством растоптанных масок и единственной атласной туфелькой с розовой розочкой.
– Мы с Генри были здесь около двух часов ночи, – сказал Алекс, стараясь не наступить на маску, похожую на свинью, которая лежала у него на пути. – Здесь были музыка и танцы, песни и спиртные напитки, повсюду горели раскрашенные фонари. Генри в шутку обручился с замаскированной женщиной в домино, а когда увидел ее руки, понял, что она старая!
– Да, не все удовольствие на карнавале, – сухо заметил Жюль. – Как вы повеселились?
– Достаточно хорошо. – Алекс предоставил своему наставнику дать собственный комментарий этому замечанию. Нельзя было объяснить, что все в жизни теряло свой вкус, когда Мариетты не было с ним. И в Венеции особенно! Он думал, что, должно быть, сошел с ума. Это было все равно что присутствовать на самом соблазнительном банкете в мире и не иметь аппетита. Но тогда любовь была разновидностью сумасшествия. Он слышал, как это называли периодом временного безумия, и так это и было раньше. Но, хотя он видел Мариетту только три раза – в магазине, вечером на концерте и во время их ночного свидания, – он знал, что эта любовь была иной.
Когда они достигли Санта Мария делла Пиета, Алекс посмотрел вверх на оспедаль по другую сторону улицы, где они встречались с Мариеттой. Затем он обнажил голову и вслед за Жюлем вошел в церковь. В то время как оценивающий взгляд Жюля вбирал роспись линии алтаря и великолепную работу Тьеполо над головой, Алекс посмотрел вверх на зарешеченные галереи, которые окружали интерьер здания, где шорох указывал на то, что члены хора Пиеты занимают свои места. Затем вошел священник, и началась месса.
Мариетта стояла в одной из нижних галерей, расположенных, как окна, с каждой стороны церкви, и могла ясно видеть Алекса, когда он склонил голову и преклонил колени в молитве. Его мысли были сдержанны, несмотря на то что его сердце искало ее. Когда она пела соло, он знал, что поет она.
Когда служба закончилась, Мариетта слегка отстала, в то время как остальной хор пошел обратно в Пиету. Она притворилась, что ищет какую-то особую партитуру, которую не положила на место, – на самом деле она была у нее за поясом. Алексу повезло, что Жюль выразил желание поближе рассмотреть сокровища церкви, когда остальные прихожане уходили. Как бы случайно Алекс прошел к длинному с высокой спинкой деревянному сиденью, расположенному в стене, и сунул ключ за угол подушки, как они с Мариеттой договорились в кафе. Вскоре после этого он вышел из церкви со своим учителем. Только тогда Мариетта вошла в основную часть церкви, чтобы забрать ключ.
На Рива-делла-Скьявони, когда Жюль и Алекс поднимались по ступеням моста через боковой канал, хорошо одетый в белом парике дружелюбный на вид джентльмен спускался по направлению к ним. Они с Жюлем сразу же узнали друг в друге старых знакомых из Версаля, несмотря на время, прошедшее с тех пор, как они последний раз видели друг друга.
– Неужели это возможно? – воскликнул Жюль в изумлении. – Месье маркиз де Жера!
– Месье ле Конт де Марке, я решительно утверждаю! – Они обменялись сердечными приветствиями, а потом маркиз заметил Алекса. – Кто тогда этот молодой человек? Племянник или сын от другого брака?
Жюлю пришлось проглотить свою гордость.
– Ни то ни другое. Позвольте мне представить месье Десгранжа, одного из двух моих учеников, которых я сопровождаю в путешествии.
Такое признание в Версале привело бы к немедленному изгнанию, и Жюль был полностью готов к тому, что маркиз коротко кивнет и пойдет дальше. Но этого не случилось. Вместо этого его товарищ-аристократ, после того как поприветствовал Алекса, сообщил, что они с женой жили в Венеции как добровольные изгнанники, так как он тоже потерпел неудачу в Версале и лишился благосклонности короля.
– Вы должны прийти и поужинать с нами сегодня вечером, господа, – пригласил маркиз, завершая разговор. – Приводите с собой и другого молодого человека. Моя жена будет в восторге видеть вас снова, месье ле Конт. И у нас есть теперь целая компания внучек, которые радушно примут новых партнеров по танцам в лице месье Десгранжа и его друга. Вы обнаружите, что мы создали маленький Париж вдали от дома.
Упоминание танцев было указанием Алексу, что он, возможно, не сможет уйти, чтобы встретиться с Мариеттой этой ночью. Возможно, если он вернется в церковь, то окажется как раз вовремя, чтобы дать ей знать об этом. Он быстро поклонился:
– Извините меня, господа. Кажется, я оставил свою трость в церкви.
Он повернулся на пятках и бегом побежал обратно, не обращая внимания на заверения своего учителя, что он не брал ее с собой сегодня утром. Дойдя до церкви, он сдернул свою трехрогую шляпу и, войдя, увидел, что помещение опустело, а Мариетта собирается скрыться через боковую дверь.
– Мариетта! Подожди! – Он поспешил к ней. – Ты взяла ключ?
Она улыбнулась, увидев его.
– Да.
– Хорошо, – быстро проговорил он. – К сожалению, планы изменились, и я не могу прийти на нашу улицу сегодня ночью, но я буду там завтра в полночь.
– Тогда и увидимся! – Она легко взмахнула рукой, когда закрывала дверь за собой. Торопясь по узкой лестнице в Пиету, она положила руку на ключ, который заменил музыкальную партитуру у нее за поясом.
Маркиз и его жена жили на широкую ногу в палаццо Куччино, который арендовали рядом с Гранд-Каналом. В гондоле по пути туда Жюль уверял Алекса и Генри, что они насладятся самым цивилизованным и элегантным вечером за всю их жизнь.
– Сегодня не будет гротескной венецианской маскировки, – уверил он их. – Не будет шпионов Совета Трех, крадущихся в тени, и не будет кислого вина. Не будет черного одеяния для обеспечения анонимности и не будет…
– …красивых венецианских женщин, – угрюмо перебил Генри.
– Я собирался сказать, атмосферы тайны и секретов. Все будет французское! – Жюль поднес сложенные вместе кончики пальцев правой руки к своим губам и послал поцелуй уважения Франции в венецианский воздух.
Алекс подумал, что его учитель ошибался в одном: у него все-таки был секрет.
Вечер оказался именно таким, как предсказывал Жюль. Большие комнаты и богатая меблировка были такими же роскошными, как и в Париже. Присутствовали около пятидесяти их соотечественников, и не было видно ни одной мантильи и ни одной маски. Не было произнесено ни одного слова на итальянском языке за весь вечер. И оркестр в галерее менестрелей исполнял только французскую музыку.
Маркиз и маркиза де Жера были радушными хозяевами для двух десятков молодых людей помимо Алекса и Генри, нескольких пожилых путешественников и двух пар молодоженов в свадебном путешествии. Среди семьи Герард, проживающей во дворце, были внучки, которых упоминал маркиз. Их было пятеро. Одна замужем, в компании со своим мужем, другие четыре в возрасте от шестнадцати до девятнадцати, включая вдову, – и все были привлекательными молодыми женщинами.
Алексу было предназначено повести вдову к ужину. Он уже слышал, что она вышла замуж в возрасте шестнадцати лет за гораздо более старшего по возрасту мужчину, который умер год спустя. Ее платье и драгоценности показывали, что она осталась хорошо обеспеченной, но не было ничего яркого в ее одеянии. Она была серьезной и сдержанной с большими карими глазами, оттененными светло-коричневыми ресницами под тонкими изогнутыми бровями, ее волосы были красиво уложены и напудрены. У нее была мушка в форме звезды у уголка твердого маленького рта. По случаю у него была тоже мушка той же формы на правой скуле, и она прокомментировала с легкой улыбкой хороший вкус их обоих. Ее звали Луиза д'Уанвиль.
