Текст книги "Венецианская маска"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Деловой мир всегда интриговал ее, хотя у нее еще не было возможности применить свой острый ум и математические способности в этой области. Но она была богатой женщиной, способной спасти приходящую в упадок фабрику Алекса, а стать директором шелкопрядильной фабрики было заманчиво. Возможно, даже партнером со временем. Неожиданно будущее показалось многообещающим.
Мариетта из-за своего несчастья даже не заметила, что Елена едва упоминала о своей грядущей свадьбе в эти дни. Портниха и ее свита из швей регулярно посещали ее, а она даже не упоминала о том, что ей показали или что еще одно платье готово. Наконец Мариетта поняла, что ее собственная неудача набрасывает тень на счастье ее подруги. Чтобы пощадить ее чувства, Елена пыталась избегать всех разговоров о свадьбе.
– Прекрати это, – приказала Мариетта, беря Елену за плечи, сильно и нежно встряхивая ее. – Ты пытаешься избавить меня от боли и делаешь все гораздо хуже. Я хочу быть счастлива за тебя! Мне необходимо знать о платьях и драгоценностях, которые у тебя будут, и обо всем остальном. Алекс вернется так скоро, как только сможет. – Она сохранила надежду, окунувшись в работу с головой.
– Но так многое против тебя, – воскликнула Елена сочувственно. – Эта куртизанка-служанка даже украла твой костюм Коломбины и два твоих лучших платья. Она, должно быть, намотала их на себя под плащом. Я никогда не смогу простить себе то, что ничего не заподозрила, когда выводила ее из твоей комнаты и выпускала на нашу улочку.
Мариетта нахмурилась с необычной суровостью.
– У нас с тобой было достаточно ссор, когда мы были моложе, но они в прошлом, и я хочу, чтобы они там и оставались. Поэтому не серди меня. Тебя ни в коем случае нельзя винить за кражу. Когда Алекс вернется, он подарит мне другой костюм и маску. Итак, ты теперь прекратишь беспокоиться?
– Я попытаюсь, – пообещала Елена.
– Хорошо. Пожалуйста, покажи мне, что было в коробках портнихи, которые доставили тебе сегодня утром.
Елена кивнула, она была рада продемонстрировать свое новое имущество.
– Пойдем со мной.
Мариетта последовала за ней, печально гадая, где была теперь ее зеленая с золотым маска Коломбины. Если ее не бросало из стороны в сторону в пустой каюте корабля, она могла быть выброшена за борт с остальными ее вещами.
Елена нанесла еще один визит синьоре, прежде чем ей было дано разрешение переехать во дворец Селано. Ее радость оттого, что она сможет видеть Марко каждый день, была разбита вдребезги, когда она узнала, что одним из условий руководителей было, чтобы он жил до дня свадьбы в другом месте. Марко согласился, но это только увеличило его разрыв с матерью, которую он подозревал в недоброжелательном намерении, хотя та говорила, что это исходило от руководства Пиеты, а не от нее. Тем не менее она добавила еще одно условие: он не должен нарушать инструкции, которые она будет давать Елене, приходя во дворец. Он должен был оставаться вдали до дня бала, на котором Елена будет официально представлена семье Селано, друзьям и разным важным особам. Елена горько жаловалась Мариетте, которая сочувствовала ей, но ничего не могла поделать.
В последний день пребывания Елены в Пиете час отъезда наступил слишком быстро. Было много тех, кто хотел пожелать ей всего хорошего, когда она стояла, готовая к отъезду. Мариетта держала Бьянку за руку, когда они ждали своей очереди, чтобы попрощаться с ней. Сестра Сильвия, которая должна была передать ее синьоре, уже сидела в гондоле Селано. Елена обняла и поцеловала Мариетту и Бьянку.
– Выйдя замуж, я буду приходить часто, чтобы повидаться с вами обеими, – пообещала она между улыбками и слезами. Затем побежала через водные ворота в гондолу.
Когда они махали ей руками, Бьянка подняла взволнованный взгляд на Мариетту, крепко держась за ее руку.
– Я рада, что ты все еще в Пиете. Я бы не хотела оставаться здесь без тебя и Елены.
– Дело может дойти до этого через год или два, – ответила Мариетта, думая, что это могла быть возможность подготовить ребенка. – Никто из нас не может остаться в Пиете навсегда.
– Но ты ведь не уедешь далеко? – Бьянка выглядела встревоженной.
– Расстояние ничто между людьми, которые любят друг друга. Я буду писать, или ты сможешь навещать меня, и я всегда буду хотеть вернуться в Венецию, чтобы увидеть тебя и Елену. – Она не могла пока предложить Бьянке дом, но надеялась, что Алекс согласится на это, когда придет время для ее крестницы покидать Пиету.
Ребенок размышлял.
– Но я не могу писать достаточно хорошо, чтобы посылать тебе длинные письма.
– Это легко поправимо. Я собираюсь вести дополнительные уроки, которые Елена давала тебе. Может быть, нам стоит заняться твоим письмом, Бьянка? Это могло быть небольшое письмо для Елены после ее свадьбы.
Ребенок просиял, глядя на нее.
– О да!
Синьора Селано была строгим наставником и находила ошибки у Елены при любой возможности. Ее заставляли накрывать столы для огромного количества гостей, включая банкет для ста или более человек, чтобы удостовериться, что она могла проверить, лежит ли ровно единственная вилка и правильно ли поставлен стакан. Часто они с Лавинией садились с синьорой и множеством невидимых гостей есть маленькие порции большого количества блюд из меню, запланированного для дожа, приглашенного посла или какого-нибудь другого важного гостя. В обязанности Елены входило выбирать меню, и, если одно или другое блюдо не было одобрено синьорой, за этим следовало настоящее шоу. Женщина издавала небольшие крики ужаса, прикладывала салфетку ко рту и делала знак, чтобы деликатес унесли прочь, или выказывала преувеличенное отвращение к тому, что было подано. Елена, однако, держала себя под постоянным контролем и ни разу не нагрубила и не ответила тем же.
Тем не менее посредством этих заданий и других, какой бы неприятной ни была процедура, Елена быстро научилась правильно все делать. Хотя сначала ей хотелось смеяться, беседуя с воображаемым дипломатом или другим выдающимся человеком по выбору синьоры, она вскоре выучила, какие предметы могли обсуждаться, а какие нет. Одно правило ей все-таки не нравилось.
– Никогда не упоминай Пиету, разве только ссылаясь на концерт, – сурово учила синьора. – Эта жизнь теперь осталась позади. Что касается этого дома, твоя жизнь началась, когда ты пришла жить сюда, хотя в чрезвычайной ситуации ты можешь сослаться на годы, проведенные с твоей двоюродной бабушкой, так как она, похоже, была женщиной с определенным вкусом.
В вечер бала Елена очень волновалась. Она не видела Марко с тех пор, как приехала в палаццо Селано, и теперь едва могла стоять неподвижно, когда парикмахер укладывал ее волосы на подушечку по последней моде, украшая ее цветами и лентами. Затем последовало платье, широкое над боковыми фижмами бледного сахарно-розового шелка, украшенного очень тонкой газовой материей, точно подходящей по цвету к ее атласным туфлям. Когда она спустилась по лестнице и обнаружила Марко, ожидающего ее с глазами, полными любви, она подбежала к нему, не обращая внимания на изумленные взгляды и поднятые брови других членов семьи Селано, которые собрались, чтобы познакомиться с ней до приезда других гостей.
– Дорогая Елена, – приветствовал ее Марко, целуя в губы. Затем он понизил свой голос, чтобы слышали только ее уши. – Никто не имеет никакого права разлучать нас. Наконец я смогу приходить к тебе в свой собственный дом!
Она засмеялась вместе с ним.
– Теперь, когда я освоила почти все, чему синьора научила меня, возможно, это будет позволено.
– Так ты делаешь большие успехи?
– Я намереваюсь быть самой обходительной хозяйкой во всей Венеции и лучшей женой в мире для тебя!
– Как и я мужем для тебя.
Они снова поцеловались и обменялись улыбками. Затем синьора спустилась вниз в шелесте вино-красного шелка, чтобы начать представления с Еленой и Марко. Елена заметила, что все ее будущие родственники имели горделивую осанку и сверкающие глаза. Правда, были несколько кузенов мужского пола, весьма дальних родственников, которые, хотя и одетые в свои лучшие одежды, выглядели жалко по сравнению с остальными представителями их рода. Несмотря на их освященные веками семейные связи, они принадлежали к барнаботти, обедневшим аристократам, называемым так потому, что они жили в приходе Сан-Барнаба, где им предоставлялись свободные квартиры. Имея запрет от семьи и государства жениться и принуждаемые законом поддерживать свое высокое происхождение, нося шелковые одежды, как все те, кто был аристократом по происхождению, они получали скромные стипендии от Большого Совета и разрешения для своих любовниц и внебрачных детей. Было очевидно, что эти мужчины держатся еще более надменно по отношению к ней, чем остальные Селано, их презрение к ее скромному происхождению просвечивало сквозь внешний лоск угодливых манер. Пользующиеся дурной славой, беспокойные и радикальные, именно барнаботти на периферии семей Селано и Торриси поддерживали вендетту между ними в состоянии постоянной взрывоопасности.
Тем не менее для Елены самым страшным из всех Селано, кроме самой синьоры, был Филиппо, высокий мужчина с красивой чувственной внешностью и мощным телосложением. Его лицо было квадратным, с агрессивными бровями и глубоко посаженными прикрытыми веками глазами с гранитным блеском, с четким носом с высокомерными ноздрями, с красиво вырезанным подбородком. Одетый в серебряную и голубую парчу, он производил впечатление человека совершенно удовлетворенного своей внешностью; в форме его рта сквозила жестокость, и она испытала отвращение, когда он рассматривал ее своим откровенным похотливым взглядом. Хотя она пыталась избегать его во время вечера, он намеренно постоянно старался попасть в поле ее зрения, как будто они были вовлечены в какую-то тайную игру. Когда он подошел, чтобы составить ей пару в модной кадрили с грациозными благородными движениями, ее сердце упало, но она вынуждена была позволить ему вести себя на танцплощадку огромного бального зала. Как она и боялась, он ласкал ее пальцы и, когда ей нужно было проходить у него под рукой в танце, он опускал веки, чтобы заглянуть ей в декольте.
– Я никогда не думал, что ты переживешь обучение у моей матери, – сказал он с циничным изумлением, когда они продолжали танцевать, – но Лавиния мне сказала, что ты смело встретила это испытание. Это нелегко сделать. Я буду с нетерпением ждать возможности узнать тебя поближе.
– Я также слышала от Лавинии, что ты нечастый гость, если твоей матери нет в резиденции, и поэтому надеюсь, что наше знакомство всегда будет отдаленным.
Танец заканчивался.
– Не рассчитывай на это, Елена.
Она была рада уйти от него. Девушка довольно часто замечала похотливый блеск в глазах мужчин, но никогда раньше не видела такого злорадства. Это заставило ее задаться вопросом, насколько он завидовал положению Марко. К счастью, Марко заявил о своих правах на нее, и весь остаток этой волшебной музыкальной ночи они больше не расставались.
На следующий вечер они могли поговорить о бале, когда Марко пришел ужинать, получив наконец разрешение от своей матери прийти к своему собственному столу. Елена подумала, что он выглядит несколько уставшим, но потом она тоже так себя чувствовала, протанцевав до рассвета.
Услышав, что Елена была еще не во всех уголках дворца, Марко воспользовался экскурсией в качестве предлога, чтобы увести ее с собой. Синьора послала Лавинию вместе с ними в качестве компаньонки, но, по просьбе Марко, сестра следовала за ними на некотором расстоянии. Марко целовал и обнимал Елену страстно в каждом алькове и за каждой колонной. Снова и снова, когда они поворачивали за угол, они бросались бежать, смеясь, чтобы попасть в комнату задолго до Лавинии и провести вместе несколько мгновений.
Тур должен был закончиться в секретной сокровищнице. Прежде чем достичь ее, Марко отошел от главного направления в другую сторону, но Лавиния вмешалась:
– Не туда, Марко.
Елена вопросительно подняла брови.
– Что это? Какая-то тайна?
Марко кивнул Лавинии, чтобы показать, что он принял ее совет, и затем положил руку Елене на талию, чтобы повести ее к сокровищнице.
– Никакой тайны. Это скрытый салон, который содержится под замком, с тех пор как там много лет назад было совершено убийство.
Елена вздрогнула.
– Я никогда не хочу видеть его. Даже не говори мне, где он.
– Я не буду, – пообещал он. – Так же, как не будут ни Лавиния, ни мои братья. Больше никто, за исключением моей матери, не знает об этом.
Елена подумала тревожно, что палаццо Селано был похож на другие дворцы на берегу Гранд-Канала: он был смесью прекрасного и зловещего.
В сокровищнице Елена примерила несколько драгоценностей, хранившихся в жестяных коробках, и Марко водрузил ей на голову свадебную корону из золота и драгоценных камней. Лавиния, сидевшая на стуле и смотревшая на них, почувствовала острую боль мрачного предчувствия. Ни одна будущая невеста не должна надевать эту корону до дня свадьбы, но было уже слишком поздно что-либо говорить. Через мгновение она забыла свое предчувствие и смеялась вместе со счастливой парой.
Она никогда не видела двух людей более влюбленных друг в друга.
Елена чувствовала себя, как в коконе из счастья, когда ждала следующего вечера, чтобы увидеть Марко снова. Она так много раз подходила к окну, что синьора приказала ей сесть и учиться не проявлять невежливой нетерпеливости. Когда наконец послышались шаги, Елена радостно спрыгнула со своего стула, но это был Элвайз, выглядевший мрачно.
– Марко нездоровится, – объяснил он. – Сегодня утром он жаловался на ужасную головную боль, а к полудню у него возникли признаки лихорадки.
Елена побледнела.
– Я должна идти к нему!
Синьора набросилась на нее.
– Не будь смешной! Место Марко здесь, в его собственной постели, если он болен. Привези его немедленно, Элвайз.
Когда появился Марко, он качался на ногах и его поддерживал брат. Елена подбежала к нему, озабоченная румянцем и капельками пота, выступившими на висках. Он сделал усилие, чтобы улыбнуться ей.
– Я буду в порядке завтра, моя дорогая. Вот увидишь.
Когда Элвайз помог Марко дойти до постели, синьора попыталась запретить Елене входить в спальню.
– Марко – мой сын, но пока еще не твой муж, – заявила она с яростью собственницы. – Держись от него подальше!
Елена сделала глубокий вдох и в первый раз оказала сопротивление женщине.
– Отойдите в сторону и позвольте мне пройти к нему. Не заставляйте меня сталкивать вас с пути.
Синьора была изумлена этим переходом от покорного послушания к открытому неповиновению, но поняла, что Елена не уступит. Быстро повернувшись, она вошла в спальню первой.
– Я пришла, чтобы ухаживать за тобой, мой дорогой сын, – сказала она успокаивающе, но Марко с горячим желанием смотрел на Елену.
– Я хочу, чтобы ты была здесь со мной, – сказал он, поднимая руку, чтобы Елена взяла ее в свои, – но ты можешь заразиться лихорадкой.
– Я привита, – уверила она его, ее сердце сжималось от страха при виде его. – И я точно знаю, как надо ухаживать за тобой. Я делала все это и раньше в Пиете.
– Пациенты выживали? – пошутил он.
Она улыбнулась:
– Конечно.
– Это хорошо. – Он закрыл глаза, все еще держа ее руку. Его температура поднималась.
В Пиете Мариетта с волнением ожидала новостей о выздоровлении Марко. Было несколько случаев такой же точно лихорадки в оспедале, включая нескольких девушек из основного хора, и все приглашения были отменены. Она испытывала радость от многообещающих признаков выздоровления в трех самых тяжелых случаях, когда встретила сестру Джаккомину на лестничной площадке. Добрая монахиня выглядела несчастной.
– Что случилось? – спросила Мариетта в тревоге. – Неужели один из больных детей?..
– Только что пришло сообщение из палаццо Селано. – Монахиня заломила руки. – У Елены не будет никакой свадьбы. Ее жених умер.
Несколько секунд Мариетта была безмолвна. Затем слова вырвались из нее:
– Елена нуждается во мне! Она будет вне себя от горя.
– Это невозможно. Ни сестра Сильвия, ни я, ни кто-либо еще не может пойти с тобой сейчас.
– Тогда, – твердо сказала Мариетта, – я должна попросить вас отвернуться в другую сторону на некоторое время. Пожалуйста!
– О господи! – Монахиня боязливо посмотрела в стороны, качая головой, поспешила прочь, опустив глаза.
Мариетта не могла позволить, чтобы ее остановили около главной двери, поэтому, воспользовавшись случаем, взяла ключ от двери, ведущей на улочку. Быстро глянув, чтобы убедиться, что у окон никого нет, она выскользнула и закрыла дверь на ключ за собой.
– Никаких посетителей сегодня не принимают, – услышала она, прибыв в палаццо Селано.
– Синьорина Елена захочет видеть меня, – сказала она, назвав свое имя. – Я из Пиеты.
Ее заставили ждать только несколько минут, прежде чем проводили вверх по большой лестнице в спальню Елены. Ее подруга, уже в черном платье, сидела, смотря невидящими глазами из окна.
– Я знала, что ты придешь, – сказала она благодарно, не поворачивая головы.
Мариетта поспешила к ней.
– О моя дорогая Елена, я разделяю твое горе до глубины души.
Елена посмотрела на нее огромными печальными глазами.
– Но я тоже умерла. Моя жизнь ушла вместе с Марко. Поэтому я не могу плакать.
Мариетта знала, что Елена была доведена до совершенного отчаяния, но слезы были бы естественной и полезной разрядкой. Она придвинула стул и взяла подругу за руку.
– Давай посидим немного. Возможно, позднее ты захочешь поговорить.
– Сколько ты можешь оставаться?
– Столько, сколько ты пожелаешь. Это можно устроить, я уверена.
В течение долгого времени Елена не двигалась и не говорила. Затем она сказала:
– Я думаю, что должна пойти к синьоре. Бедная женщина упала в обморок, и ее вынесли после того, как Марко испустил последний вздох. Я оставалась с ним одна до рассвета.
– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
– Я лучше пойду одна. Мы с ней не были друзьями, но я хотела бы исправить это теперь. Я надеюсь, она будет чувствовать то же. Было бы хорошо, если бы мы с ней могли утешить друг Друга. Пожалуйста, подожди меня здесь.
Когда Елена вошла в салон синьоры, она обнаружила, что там были Филиппо, Маурицио и Элвайз. Виталио стоял рядом с матерью, держа в руке бокал вина. Лавиния отсутствовала. Елена вышла вперед.
– Чего ты хочешь? – холодно спросила синьора.
Ее сыновья, которые сидели, поднялись на ноги, когда подошла Елена.
– Я пришла повидаться с вами, синьора, – ответила девушка. – Я думала, мы будем нуждаться друг в друге в нашем общем горе.
Глаза женщины сузились.
– Возвращайся на свою собственную половину. Для тебя теперь нет места в этой семье. Как только похороны закончатся, ты должна уехать.
Филиппо наблюдал, как Елена закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, он повернулся к своей матери с успокаивающим жестом.
– Давай не будем опрометчивыми, мама. Елена должна оставаться здесь до тех пор, пока ее будущее не будет решено.
Гроб с телом Марко, украшенный геральдическими цветами Селано, был поставлен на возвышение, покрытое тканью из золота. Елена бросилась к нему, рыдая.
– Марко! Почему ты меня покинул? – Она поняла тогда, что все еще жила, потому что никто, кто умер, не мог чувствовать такого душераздирающего горя и проливать таких обильных слез.
Как оказалось, Мариетта не могла остаться со своей несчастной подругой. Ее уведомили от имени членов семьи Селано, что никакие посторонние не допускаются во дворец во время траура, и поэтому Елена, сломленная и обезумевшая от горя, была оставлена скорбеть без дружеской поддержки.
Опекун Елены пришел повидаться с ней на следующий день. Выразив свои соболезнования, он сказал ей, что не может быть и речи о ее возвращении в Пиету.
– Ни одна девушка не может вернуться после того, как она ушла. Это могло бы возыметь разрушительное воздействие, если в среде всех остальных будет та, кто попробовала жизнь другого сорта. Лучшее, что можно сделать, чтобы маэстро поговорил от твоего имени с одной из оперных трупп, хотя он предупреждает тебя не надеяться, что ты станешь примадонной.
– Я сознаю ограничивающие обстоятельства, – тихо ответила Елена.
– Будет ли тебе разрешено устроиться на работу – другое дело.
Елена, которая смотрела вниз на свои руки, сложенные на черном шелке платья, подняла голову.
– Что вы имеете в виду?
– Ты пришла сюда жить только потому, что руководители и я подписали передачу ответственности за тебя синьоре Селано. Твое будущее теперь в ее руках. Даже твое приданое теперь в ее власти.
– Это чудовищно! Она хочет прогнать меня отсюда. Она сказала мне это.
– Я только что разговаривал с ней, и она более не придерживается этого мнения. Новый глава Дома Селано настаивает, что неподобающе для девушки, которая была помолвлена с его братом, быть изгнанной на улицу. Ты должна оставаться под опекой его матери до тех пор, пока твое будущее не будет устроено.
– Неужели я совсем не имею никаких прав?
– Никаких.
– Вы говорите, что, если она пожелает, я могу быть выдана замуж за любого, кого она выберет для меня?
– Именно так. Ты можешь рассчитывать на то, что она постарается для тебя, но мой личный совет – никогда не иди против ее желаний. Такие люди, как те, среди которых ты сейчас оказалась, имеют абсолютную власть, и я уверяю тебя, что ты вскоре обнаружишь себя заточенной в каком-нибудь суровом монастыре, если осмелишься не повиноваться синьоре Селано.
– Закон очень суров для женщин, – ответила она горько, – если только они не могут возвыситься в исключительных случаях, как сделала она.
– Кто может сказать, что тебе однажды не представится шанс? – Он хотел помочь ей приспособиться к ограничениям, к которым ее приговорили.
– Если это когда-нибудь произойдет, – ответила она быстро, – я буду пользоваться им с милосердием и состраданием.
За день до похорон Филиппо заговорил со своей матерью о будущем Елены.
– Так как я принял все обязанности и ответственность, которые принадлежали Марко, я хочу поставить свою подпись на брачном контракте, заключенном с Пиетой, и взять Елену себе в жены. – Он сделал неторопливый жест. – У нее должно быть время свыкнуться со своим горем. Трех или четырех месяцев будет достаточно. Она молода и жизнерадостна и вскоре оправится, особенно если ей будет позволено остаться здесь. Из того, что я о ней понял, у нее есть вкус к хорошим вещам в жизни.
Он ожидал какую-нибудь колкость от своей матери, но не имел намерения позволять ей управлять им, как она управляла Марко большую часть своей жизни. Его агрессивная натура не могла подчиняться его привилегированному брату, и для него было практически невозможно чувствовать какое-либо горе, когда он наконец получил все, чего хотел, и что, как он всегда чувствовал, должно было принадлежать ему с самого начала. Это давало ему огромное удовлетворение – притязать на женщину, которую Марко выбрал в жены. Если бы он сделал Елену своей женой, это в конце концов стерло бы все следы правления его покойного брата.
– Такие, значит, дела? – Синьора Селано смотрела сквозь сына. Ничего, что принадлежало Марко, не должно было остаться невостребованным. Осознавая, что удивляет Филиппо, она безропотно кивнула. – Очень хорошо.
– Я считаю, это очень подходящее соглашение, – подчеркнул он.
– Ты упомянул период траура для Елены. Я не вижу в этом никакой необходимости. Все время, что ты будешь помолвлен с ней, я должна буду оставаться здесь, чтобы опекать ее, и ты знаешь, как сильно я не люблю находиться в Венеции во время самого жаркого времени года.
– Меня устроит скорая женитьба.
– Тогда пусть свадьба состоится через десять дней, после того как будет похоронен мой дорогой Марко. Я не могу здесь скорбеть по нему. Я вижу его везде, куда бы ни посмотрела. Только когда я снова окажусь в своем собственном доме, смогу скорбеть так, как должна.
– Я понимаю, мама. – Филиппо не был способен на жалость, но мог понять, почему она хочет остаться наедине со своими воспоминаниями и своим горем в доме, который ей нравился больше всех.
– Когда ты скажешь Елене, что она должна быть твоей женой? Я предлагаю, чтобы ты пошел к ней сейчас.
Он именно так и намеревался сделать, но быстро изменил свое мнение. Если покажется, что он следует ее совету, он никогда не будет свободен от ее вмешательства.
– Я поговорю с Еленой, когда сочту нужным, – ответил Филиппо раздраженно, – а не по чьему-либо приказанию.
Синьора Селано поняла, что переступила черту. Этот сын не Марко, который был предан ей и слушался каждого ее слова до тех пор, пока эта ужасная девчонка не стала причиной разрыва между ними. За это Елена никогда не будет прощена. Несмотря на то что на своем смертном одре Марко смягчился по отношению к ней, своей любящей матери, и их охлаждение в отношениях было исправлено, у нее остался шрам, который никогда не затянется. Филиппо будет слушать ее, только когда это будет ему удобно. Даже когда он был мальчиком, она очень сильно не любила его за упрямство и жадность.
– Делай что хочешь, – сказала она снисходительно, раздражая его еще больше тем, что, казалось, дала ему разрешение. – Но оставь меня теперь. Я устала.
Филиппо поцеловал ее руку и вышел из комнаты.
Когда наступил день похорон, Мариетта и две монахини сопровождали Елену в процессии по воде к острову, который был местом захоронения венецианцев. Гондола, в которой ехали они четверо, была в отдалении от тех, что везли главных скорбящих и менее значительных членов семьи Селано. На носу каждой гондолы трепетали традиционные ярко-красные ленты смерти, черная бархатная драпировка тянулась по воде от богато убранной и украшенной перьями похоронной гондолы, которая везла гроб, обитый геральдическими цветами и с гербом Дома Селано, к его последнему месту упокоения.
Елена, покрытая черной вуалью, как и остальные женщины, с достоинством несла свое горе. Когда все было кончено, Мариетте и монахиням пришлось оставить ее у ступеней дворца, так как они не были приглашены. Елена пошла одна, все остальные члены траурной процессии находились на значительном расстоянии впереди нее. Только лакей поклонился с сочувствием, когда она проходила мимо.
Поднявшись по мраморной лестнице, она обнаружила Филиппо, ожидающего ее. Как всегда, инстинкт сделал ее осторожной по отношению к нему.
– Похороны были суровым испытанием для тебя, Елена, – сказал он с неожиданной предупредительностью. – Я знаю, через что ты прошла. Марко гордился бы тобой.
В ее эмоциональном состоянии эти несколько добрых слов, первые, которые она услышала в этом доме с момента смерти Марко, застали ее врасплох. Когда он взял ее руку, она подумала благодарно, что он собирался повести ее в салон, где собрались остальные члены похоронной процессии. Но вместо этого он повел ее к двери маленькой гостиной, говоря, что хочет поговорить с ней, и все ее страхи вернулись. В комнате она отошла на несколько шагов от него.
– Что ты хочешь мне сказать?
Он хорошо осознавал, что является видным мужчиной, чрезвычайно привлекательным для женщин, и улыбнулся, чтобы она почувствовала себя свободнее. Как только Елена начнет забывать о его брате, все будет хорошо между ними. Его предположение основывалось на том, что она, ведя такое уединенное существование, была ослеплена тем, что предоставлял ей Марко. Он даст ей то же самое и еще больше.
– Мы поженимся, Елена, – начал он без предисловия. – Я обязан в любом случае взять на себя ответственность за тебя в этом дворце, который теперь мой. Я считаю тебя очень красивой, мне приятно это, и я с гордостью сделаю тебя своей женой. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Я могу быть щедрым, и ты увидишь это.
Она стояла потрясенная. Шок, зарождаясь в глубине ее страдания, заставил задрожать все ее тело, и она осознала, что ее зубы стучат. Филиппо подошел к ней и убрал траурную вуаль с ее лица.
– Необходимости в этой вуали больше нет. Я возьму тебя сейчас с собой в соседнюю комнату и объявлю собравшимся, что мы поженимся через неделю.
Она молчала и пристально смотрела на него. Когда он склонился, чтобы поцеловать ее, она сделала немыслимую вещь: обнажила зубы, как загнанное в угол животное. Он взял ее руку снова и болезненно сжал, как предупреждение, открывая другой рукой дверь в соседнюю комнату.
Елена была одета для свадьбы. Ни разу после своего пробуждения утром она не заговорила. Парикмахер провел больше часа, причесывая и расправляя ее волосы, чтобы они непорочно свисали вниз по спине, а передние кудри уложил, чтобы они вились по лбу. Теперь, надушенная и нарумяненная, она стояла в середине спальни, в то время как полдюжины женщин, включая Лавинию, поправляли и приглаживали драгоценное платье.
– Теперь последний штрих, – сказала Лавиния и повернулась, чтобы взять усыпанную драгоценными камнями корону невесты с бархатной подушечки из коробки, которая только сегодня утром была принесена из сокровищницы. Как раз тогда дверь открылась и вошла синьора Селано. Как и женщины, сопровождающие невесту, она была в черном, потому что все, за исключением невесты и жениха, были в глубоком трауре. Только родственники, похожим образом одетые, должны были присутствовать на свадьбе, включая довольно много тех, кто приехал на похороны и остался на свадьбу.
– Подожди, Лавиния, – приказала синьора своей дочери, которая стояла, держа в воздухе сверкающую корону. – Так как у Елены нет матери, чтобы быть с ней сегодня, это моя привилегия – короновать невесту.
Ее тонкие отягощенные кольцами пальцы взяли корону. Она была подарена невесте Селано в пятнадцатом веке венецианской аристократкой Катериной Корнаро, которая стала королевой Кипра, и с тех пор ее носили невесты семьи. Единственный внушительных размеров рубин висел в середине лба. Елена, вспоминая, как Марко положил корону ей на голову с любовью в улыбающихся глазах, еле удерживалась от слез. Острые ногти синьоры вонзились в голову невесты, когда она прилаживала корону. Елена не вздрогнула: она не чувствовала физической боли.
Синьора Селано отошла в сторону, как сделали остальные женщины, чтобы оглядеть великолепие невесты. Невозможно было отрицать красоту Елены в платье, которое было жестким от золота и сети драгоценных камней. Замена изысканными черными кружевами Бурано кремовых у глубокого выреза и манжет была сделана для того, чтобы указать, что состояние тяжелой утраты семьи было соблюдено. Филиппо также должен был надеть черный галстук и манжеты. Елена, глядя на себя в зеркало, которое держали для нее, увидела незнакомую особу в ослепительном наряде.
– Достаточно восхищения даже для невесты, – резко сказала синьора. – Время поджимает.
