Текст книги "Венецианская маска"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Глава 13
Всякий раз, когда Мариетта шла в Пиету, ей приходилось проходить мимо тюрьмы с ее арками и белокаменными стенами. Прошло пять лет с тех пор, как Доменико был заперт там, и ей казалось, что она проходит проверку на верность ему каждый раз, когда видит место его заключения. Она всегда останавливалась на Соломенном мосту, клала руки на поручни и смотрела на мост, который соединял «Колодцы» с дворцом дожа. Постоянно она мысленно возвращалась к тому дню, когда Доменико шел по этому мосту, покидая ее.
Если бы только у Доменико был сын, который смог бы возродить Дом Торриси, тогда бы для него не все было так безнадежно. Она не понимала, почему не забеременела после его возвращения из Санкт-Петербурга. Может быть, ее тело еще не оправилось после рождения мертвого ребенка? Но когда все стало в порядке, было слишком поздно: Доменико уже был в тюрьме.
Мариетта стала подниматься по ступеням Соломенного моста, перешла на набережную Рива-делла-Скьявони к Пиете, когда увидела капитана Тсено, тюремного охранника. Он заходил в ее магазин несколько недель назад, чтобы купить маски для своих трех дочерей.
– Добрый день, синьора.
Капитан тоже узнал ее и поприветствовал. Не будь она красивой женщиной, элегантно одетой, он не заметил бы ее в толпе прохожих.
Мариетта ответила на его приветствие и хотела пройти мимо, но остановилась, сообразив, что этот человек может сообщить ей что-то о Доменико.
– Вашим девочкам подошли маски, капитан?
– Очень понравились. Младшая попросила купить еще одну.
Она улыбнулась:
– У нас появились новые изделия.
– Я приведу завтра к вам в магазин свою дочь, синьора Торриси.
– Вы знаете мое имя? Вы этого не говорили, когда покупали те маски.
– Я боялся, что вы начнете спрашивать меня о вашем муже. Я пытался избежать таких вопросов.
Разочарованная Мариетта уныло улыбнулась:
– Это я и хотела сделать сейчас.
– Я догадываюсь. – Он посмотрел на нее улыбающимися глазами.
– Будьте так добры, скажите моему мужу, что видели меня. Разве я о чем-то невозможном прошу? Для него это так много значит.
Взгляд капитана стал твердым.
– Я не предоставляю предателям никаких привилегий. Таковы мои правила.
– Между прочим, я безоговорочно верю в невиновность своего мужа! – незамедлительно возразила она. – Если вы не намерены ничего для него делать, то по крайней мере укажите мне на его окна.
– В его камере нет окон.
Она со злостью посмотрела на капитана, ее глаза наполнились слезами.
– Было бы лучше, если бы мы вообще не разговаривали! Вы принесли мне только плохие новости!
Он проводил ее взглядом, когда она бросилась бежать к Пиете.
Мариетта уже не думала, что снова увидит капитана в магазине. Тем не менее он пришел и привел с собой своих трех младших дочерей. Она вела себя с ним холодно, но на детях такое отношение к нему никак не отражалось, девочки не переставали улыбаться. Когда она собиралась помочь младшей девочке выбрать маску, капитан заговорил с ней:
– Ваша помощница справится с этим. Мне нужно поговорить с вами наедине.
Она искоса посмотрела на него и проводила в свой кабинет. Капитан Тсено, не став дожидаться приглашения, устроился в кресле, затем она заняла свое место.
– Итак? – спросила она взволнованно.
Он наклонился вперед.
– Я говорил вам вчера, что не предоставляю изменникам никаких привилегий, но я готов сделать это для вас и пустить вас к нему поговорить на несколько минут. Это, – добавил он после короткой паузы, – возможно только в том случае, если и вы согласны не остаться у меня в долгу и оказать мне услугу.
– Сколько? – Ее устроит любая цена.
Он опешил, но потом возмущенно произнес:
– Вы не поняли меня, синьора. Я не беру взяток! Мне не деньги нужны от вас.
Мариетта растерялась.
– Но что же вам тогда нужно?
– У моей старшей дочери хороший голос, но с ней нужно заниматься. Я бы мог платить за нее в Пиете, но для этого она должна быть сиротой, насколько вы знаете. Я прошу, чтобы вы, Пламя Пиеты, стали ее учителем.
– Смогу ли я навещать мужа регулярно? – Мариетта видела, как для него важно, чтобы именно она взялась обучать его дочь, поэтому решила извлечь из этого выгоду.
– Это невозможно. Я рискую слишком многим. Все, что я могу позволить, это письма, которые буду доставлять ему раз в месяц.
– Как насчет писем от него мне?
– Раз в год.
– Так редко? – спросила она возмущенно.
Он помешкал и кивнул.
– Тогда два раза.
Это устроило ее.
– Я сделаю из вашей дочери певицу, если, конечно, у нее есть голос, как вы говорите, – пообещала она, – но взамен я хочу провести одну ночь с моим мужем без охраны. И если вдруг еще выдастся возможность увидеть его, я хочу, чтобы вы мне пообещали, что позволите с ним встретиться снова. И наконец, если он когда-нибудь заболеет, мне разрешат ухаживать за ним.
У капитана был такой вид, будто он сейчас взорвется.
– Невозможно! Это мне будет стоить моей должности. У меня жена и семеро детей, которых я должен содержать, синьора!
Он оттолкнул кресло и вскочил на ноги, чтобы покинуть комнату, но Мариетта внешне оставалась совершенно спокойной, хотя ее сердце бешено колотилось – она осознавала, на какой риск сейчас идет.
– Я опытная певица, – сказала она наконец. – Ваша дочь нигде не получит лучшего обучения.
Тяжело дыша, он снова сел на свое место.
– Если заключенный заболеет, – начал он, – вам сообщат, и вы сможете послать ему лекарства. Я не могу позволить больше этого.
Мариетта поняла, что получила столько, сколько могла.
– Приводите вашу дочь ко мне завтра, после закрытия магазина. Тогда же и скажете, когда смогу прийти в тюрьму.
Когда он ушел, она почувствовала, что очень утомилась от напряженной беседы, и положила голову на руку. Она снова увидит Доменико! Даже поверить в это трудно.
Лукреции, дочери капитана Тсено, было четырнадцать. Яркая девочка с черными, отливающими голубым волосами и большими круглыми карими глазами была невероятно похожа на отца. Ее голос, хотя совершенно нетренированный, обещал многое. Мариетта поделилась с капитаном своим мнением.
– Лукреции придется много заниматься самой помимо занятий со мной. Я готова взять ее к себе, как помощницу в магазин, что позволит нам заниматься в любое удобное время.
И отец, и дочь были только рады такому положению дел. Лукреции выделят свою комнату, и она будет работать в магазине определенное количество часов.
– Благодарю вас, синьора, – сказал капитан Тсено, протягивая сложенный листок бумаги Мариетте, когда они с дочерью уже уходили. Развернув листок, Мариетта увидела, что там написана дата, время и указание, чтобы она надела маску. Она должна быть в тюрьме в десять часов вечера следующего четверга.
Попозже Мариетта сообщила о своих планах Себастьяно.
– У тебя вышло то, что еще никому не удавалось, – сказал он, радуясь ее удаче. – Передай Доменико, что его друзья не забыли его и трудятся над его делом.
– Обязательно.
– Я провожу тебя к тюрьме в четверг, а утром встречу.
– Не стоит, – ответила она, хотя ей было приятно, что о ней заботятся.
– Тем не менее это меньшее, что я могу сделать для тебя и Доменико.
Ночь, когда Себастьяно отвез Мариетту к тюрьме, была бархатной и звездной. Он подождал, пока ее впустят, и отправился домой.
Мариетта увидела, что капитан Тсено ждет ее на верхней ступени.
– Вы были здесь, когда мой муж был в темнице, капитан? – поинтересовалась она.
– Да, я на этом посту вот уже несколько лет. Это я вызвал тюремного врача, когда он заболел. Слабый здоровьем человек не в состоянии бороться с подземельными крысами за свой паек, а в мои обязанности входит следить за тем, чтобы предатели не умирали.
Она ужаснулась, когда капитан описал ей условия, в которых находился тогда Доменико. И в то же время ярость терзала ее из-за того, как капитан называл Доменико. Она резко остановилась на ступенях.
– Не смейте называть моего мужа предателем! Я не стану этого терпеть!
Он остановился и посмотрел на нее исподлобья.
– Я все еще могу передумать и не пустить вас внутрь.
– Так же как и я могу отказаться от занятий с вашей дочерью, – бросила она в ответ.
Через секунду или две он усмехнулся, в глазах его читалось восхищение.
– А у вас остренький язычок, когда надо. Я все-таки постараюсь попридержать свой.
Он пошел дальше, и она двинулась за ним, снова задавая ему вопрос:
– Вы говорили о пайке в подземелье. Разве мой муж не получал ту еду, которую я ему передавала?
– Преступникам здесь не полагаются никакие привилегии. Могу определенно сказать вам, что охранники прибрали все ваши передачи, но, с тех пор как Торриси перевели сюда, многое ему доходит в целости и сохранности.
– Многое?
– Вино временами исчезает.
Она поняла.
– В следующий раз я положу лишнюю бутылку для охраны.
– Ваша любезность не останется без внимания.
Они шли по невероятно холодным коридорам, маленьким площадкам, где охранники играли в карты или ужинали. Они все с нескрываемым любопытством рассматривали ее. Всякий раз, как они с капитаном шли вдоль камер, большинство которых было в кромешной тьме, из них доносились либо храп заключенного, либо шаги заключенного, который спешил к решетке, чтобы посмотреть на проходящих мимо. Некоторые принимались ругаться, другие – причитать и молиться. Когда аромат ее духов доходил до них, мертвая тишина сменялась диким криком. Один из заключенных даже разрыдался. Ее сердце сочувствовало каждому, неважно, какие преступления они совершили. Смертный приговор был бы милосерднее по сравнению с жизнью в этом аду.
– Те книги и мебель, что я посылала мужу, были ему переданы, когда он содержался в камере дворца? – спросила она, ужаснувшись от вида пустых клеток. Насколько она могла видеть, там были голые деревянные стены, испещренные рисунками многочисленных заключенных, соломенный матрац на деревянной доске и стол со стулом или скамейкой.
– У него ничего вашего не было, когда он был в подземелье, но потом доктор настоял на том, чтобы у Торриси были книги, перьевой матрац и постельное белье и чтобы ему вернули всю его одежду. Должен признаться, ваш муж – довольно сносный заключенный. Он достаточно тихо себя ведет, не теряет уверенность в себе и бреется каждый день. Не то что многие… Тем не менее государственные преступники здесь не содержатся.
Они подошли к двери, одной из тех, которые охранники открывали и закрывали на их пути. В последний раз капитан открыл дверь ключом из своей связки.
– Вот мы и пришли. Я закрою дверь снова, после того как вы войдете в камеру. В эту секцию нет других путей, поэтому никто не сможет вам помешать. Я вернусь ровно в шесть часов утра. Потрудитесь к этому времени попрощаться и приготовиться к уходу.
– Мой муж ждет меня?
– Я не должен был оповещать его. Все, что я делал, я делал для вас, как мы и договаривались.
Мариетта подумала, что Доменико спит сейчас. Капитан открыл дверь, тусклый свет свечи показал треугольную камеру, которая располагалась параллельно с охраняемым коридором. Она сразу же увидела Доменико. В бархатной ночной одежде он сидел за столом и что-то писал. Он не поднял головы. Его темные волосы поседели на висках и были затянуты в хвост черной лентой. Высокое окно в коридоре давало ему свет днем, но он не мог ничего видеть через него. Его гнетущее одиночество поразило ее, словно физический удар.
Капитан Тсено двинулся вперед, чтобы открыть камеру на том конце коридора, а она сняла маску и мантилью и побежала к мужу. Доменико услышал шуршание шелка, поднял глаза и увидел ее в дверях. Перо выпало у него из руки, чернила разлились, и он побледнел, словно не мог поверить своим глазам. Потом радость появилась на его лице, он вскочил со скамьи и бросился к ней. Она ринулась к нему в объятия. Ни она, ни он не слышали, как закрывалась дверь камеры, а за ней и коридорная дверь.
Они целовались и плакали, лихорадочно ощупывая руками лица друг друга, словно желая еще раз убедиться, что они на самом деле вместе. Она ответила на все его вопросы о Элизабетте и себе самой, о том, как у нее дела с масками, пока он вешал ее накидку поверх некоторых своих вещей на крючок. Потом, еще раз обняв ее, он отвел ее к скамейке.
– Сколько времени тебе дали, Мариетта? – Он крепко обнимал ее, вдыхая ее аромат, держа ее за руки и касаясь губами ее щеки. – Пять минут? Десять? На пятнадцать я и рассчитывать не могу.
Она улыбнулась, проведя пальцем по его подбородку, ее сердце разрывалось от того, как он похудел, ослаб и каким пустым был его взгляд.
– У нас впереди целая ночь, любимый.
Он что-то прошептал и погрузил лицо в ее волосы. Потом он опять посмотрел на нее, обвел ее взглядом и снова погладил ее локоны.
– У тебя по-новому уложены волосы. Мне очень нравится.
Она улыбнулась, поправив свои кудри: теперь волосы больше не пудрили.
– Я хотела выглядеть как можно лучше для тебя.
Затем она поинтересовалась, как он поживает здесь, в заключении, и насколько серьезной была его болезнь, но он не стал описывать ей все ужасы и утаил от нее, как едва не умер от сильного жара. У него было множество других вопросов, она отвечала на них, а когда он остановился, Мариетта сказала ему, что в кармане накидки лежит рисунок Элизабетты, несколько подарков и письма от Антонио и других двух братьев из Англии и Америки, которые она бережно хранила для него.
– Это может подождать, – сказал он, глубоко заглянув ей в глаза.
– Конечно, – согласилась она и начала расстегивать корсет платья. Он остановил ее.
– Позволь мне, – попросил он мягко.
Когда они обнаженные легли на его узкую кровать, каждого охватило такое непреодолимое желание друг друга, что первый акт любви был неистовым, стремительным и восторженным настолько, что она извивалась и пронзительно вскрикивала.
И лишь занявшись любовью во второй раз, они были в состоянии ласкать друг друга, как делали это обычно в прошлом. Каждый изгиб, каждая черточка тела Мариетты была осыпана ласками, приносящими ей трепетное и сладострастное удовольствие, а Доменико – силу и наслаждение.
За ночь свеча сгорела до конца, и Доменико зажег новую. Когда он вернулся в постель, она приподнялась на локте и спросила, как он достает все необходимое.
– Я продал пару плащей, перчатки и туфли. Охранники приобретут все, что угодно, а у меня теперь есть достаточно денег на прачечную и свечи.
– Я принесла тебе два мешочка с золотом. Я продала кольцо.
– Думаю, один ты можешь забрать. Этих денег мне хватит надолго.
Мариетта положила руку мужу на плечо.
– Возможно, твою невиновность докажут еще до того, как ты успеешь потратить четверть этих денег.
– Я доказал это с помощью тех, кто был на моей стороне, но наветы клеветников затмили судей. Кто мог подумать, что здесь, в Венеции, где самый простой горожанин имеет право на законную защиту, я, хранитель этих прав, стану жертвой лжесвидетельства!
Она радовалась тому, что он полон здоровой злости, которая свидетельствовала о том, что, несмотря на все, через что ему пришлось пройти, он не теряет духа.
– Себастьяно просил передать тебе, что, как только настанет подходящее время, он предъявит дожу петицию о твоей невиновности, подписанную многими людьми.
– Скажи ему, что я глубоко ценю его поступки, но не питаю никаких иллюзий на этот счет.
– Дож был твоим другом! Естественно…
– В его глазах я опозорил страну и его самого. Тем не менее я буду продолжать делать для Ла-Серениссимы все что потребуется, даже если это будет иметь такие последствия.
– Я знаю, правда на твоей стороне. – Мариетта нагнулась и поцеловала мужа в губы.
– Кто теперь живет в палаццо Торриси? – поинтересовался он. – Надеюсь, не Филиппо Селано.
– Нет! Я слышала, что он пытался купить его, но, так как это государственная собственность, ему отказали. Его не открывали с тех пор, как официально закрыли через несколько дней после того, как мы с Элизабеттой уехали оттуда. Думаю, ценности перевезли во Дворец дожа, но окна остаются запертыми. Поэтому замок в безопасности до твоего возвращения.
Доменико покачал головой.
– Если меня когда и освободят, то заставят покинуть республику, а в этом случае ничего из того, что принадлежало мне, не будет возвращено.
– Но мы не останемся без денег! Я сохранила все свои драгоценности, кроме одного кольца. Продав несколько украшений, мы сможем снова встать на ноги и начать жизнь заново.
– Конечно, так мы и поступим. – Он улыбнулся своим мечтам. – Покажи мне подарки, о которых ты говорила.
Мариетта встала с кровати и высыпала все содержимое карманов накидки на стол. Перетянутые веревкой мешочки с деньгами зазвенели, когда она складывала их обратно. Здесь были газеты, которые Элизабетта перевязала лентами, засахаренные фрукты, недавно изданная книга, колода карт и набор шахматных фигур, хоть и без доски.
– Я подумала, что ты сам сможешь разметить скамью или стол.
– Прекрасно!
– Я оставлю тебя, чтобы ты смог хорошенько все рассмотреть, после того как… – Она замолчала. – Я обещала Элизабетте, что одну вещь покажу тебе лично.
– Неси ее.
Доменико встал, когда она уселась на коленях на кровать и вручила ему подарок в маленькой кожаной коробочке. Он открыл ее и увидел новую миниатюру, нарисованную Элизабеттой, когда ей исполнилось девять лет. Он внимательно и долго изучал ее, а потом заговорил.
– Она все больше становится похожа на Елену. Ты знаешь, кто ее отец?
Мариетта была так поражена, что обхватила лицо руками и согнулась, причитая от охватившего ее беспокойства.
– Так ты знал! О Всевышний! И давно ты об этом знаешь?
– Я всегда догадывался, что в рождении Элизабетты есть какая-то тайна, которую тщательно от меня скрывают. Ты была такой замкнутой временами. Я боялся, что с тобой что-то неладное, но Адрианна разубедила меня в этом. Насторожило и то, что ты отказалась надевать подарок к рождению ребенка, который я привез из России, хотя неоднократно повторяла, что это лучшее, что ты когда-либо видела. Твое поведение показалось мне довольно странным. Когда мы обсудили с тобой это, все встало на свои места, и я думать про это забыл. Но потом наступил тот вечер, когда мы столкнулись лицом к лицу с Еленой в оперном театре.
Мариетта все еще не решалась поднять на мужа глаза, ее голос дрожал.
– Думаю, я знаю, что ты сейчас хочешь сказать.
– Что я увидел сходство? Да, именно так. Как только Елена улыбнулась, мне показалось, что перед нами стоит взрослая Элизабетта. В тот момент все встало на свои места. На следующий день, когда я танцевал с Элизабеттой перед зеркалом, я увидел в ней ее мать так четко, будто она сама открыла мне истину.
Мариетта провела ладонями по лицу и запустила пальцы в волосы, положив голову на колени.
– Я не знаю, как это вынести!
– Именно так я чувствую себя сейчас.
– И все же ты еще ничего не сказал!
– Я люблю девочку. Я всегда принимал ее за свою родную дочь, слишком долго, чтобы считать ее кем-то посторонним. Она не виновата в том, что так сложилась ее судьба. Что же случилось с нашим ребенком? У тебя был выкидыш?
– Ребенок родился мертвым.
– О боже!
Мариетта медленно подняла голову и отбросила волосы назад. Доменико закрыл глаза от острого душевного страдания. Запинаясь, она стала рассказывать ему, как все произошло. Но он не открыл глаза, даже не пошевелился.
Когда же Мариетта закончила свой рассказ, не забыв сказать и о том, что в Элизабетте не течет кровь Селано, он не сдвинулся с места. Должно быть, он был на пределе, так как продолжал молчать.
– Ты ненавидишь нас обеих? – прошептала она в страхе.
Открыв глаза, он посмотрел на нее.
– Если я и чувствовал когда-либо ненависть, то только не к вам с Элизабеттой. У меня было достаточно времени здесь, чтобы оценить свою жизнь и понять, что для меня важнее. Мне было спокойно, потому что я знал, что ты с нашей дочерью вместе, несмотря на то, как она была рождена.
– Я надеюсь, что после сегодняшней ночи забеременею опять.
Она не могла говорить громче, тяжесть разоблачения давила ей на голосовые связки. Он промолчал, она отвернулась от него и зажала трясущиеся губы пальцами, но тут же почувствовала, как его рука медленно отодвигает волосы с ее лица.
– Если этого не произойдет, – произнес Доменико тихо, – то вовсе не от недостатка нашей любви друг к другу.
Мариетта посмотрела на него, и он улыбнулся серьезно и придвинул ее к себе, она опустила голову на его плечо. Казалось, они вместе преодолели огромную пропасть и теперь отдыхают в безопасности на другом краю.
Когда капитан Тсено открыл дверь в шесть часов, оба были одеты и стояли обнявшись. Следуя инструкциям капитана, Мариетта и Доменико немедленно обменялись последним быстрым поцелуем, и она вышла из камеры. Как они и договорились, она не стала оборачиваться, чтобы взглянуть на него еще раз. Он не хотел, чтобы она запомнила его лицо, пересеченное тюремными решетками, хотя сам смотрел, как она удаляется.
Когда Мариетта вышла из тюрьмы, Себастьяно уже ждал ее. Слезы, которые она сдерживала при прощании с Доменико, теперь хлынули рекой, и она была благодарна Себастьяно, который помог ей забраться в ожидающую их гондолу.
После этого события, день за днем, Мариетта не могла думать ни о чем, кроме условий, в которых находился Доменико, она даже забывала поесть, а по ночам не могла спать. В магазине Лукрецию наставляла одна из помощниц, и первое занятие неоднократно откладывалось, пока Мариетта не почувствовала, что в состоянии начать обучать ее. Элизабетта, словно чувствуя, что мысли Мариетты далеко от нее, стала беспокойной и непослушной. Это доставляло Мариетте еще больше хлопот, так что порой она не могла собраться с силами. Адрианна и Елена, которым она рассказала о своем визите в тюрьму, очень волновались за нее, но ни один из данных ими советов не помог.
Однажды утром, проснувшись, как обычно, ни свет ни заря, Мариетта почувствовала знакомую тошноту. Так как причина ей стала сразу понятной, то естественный приступ рвоты она перенесла со все более нарастающей надеждой. В тот день Адрианна и другие работники магазина заметили, что настроение у Мариетты улучшилось. Уже задолго до этого Мариетта не сомневалась, что беременна. Но только в этот день она решилась сообщить новость Доменико. Письмо, которое она в конце концов получила в ответ, говорило о том, что он рад так же, как она.
Сестра Сильвия и Джаккомина вместе с Бьянкой зашли к Елене после полуденного сна, но обнаружили, что ее нет дома. Решив использовать время с пользой, они направились к Адрианне.
Бьянку попросили сходить за Мариеттой в соседний магазин. Помощница проводила ее в кабинет. Мариетта, посмотрев на нее поверх бумаг, улыбнулась, приятно удивившись, и тут же отложила кассовую книгу.
– Я мешаю тебе работать? – спросила Бьянка.
Она вытянулась и стала стройной.
– Совсем нет. Садись. Я не ждала увидеть тебя так скоро здесь снова. Ради такого случая не грех сделать перерыв.
Бьянка объяснила ей, почему она пришла.
– Мы застали синьора Селано во дворце, он предложил нам остаться на полдник, но монахини решили иначе. Он чрезвычайно озабочен моей игрой на флейте, постоянно спрашивает про мои успехи. Я сказала ему, что скоро поеду в Падую с оркестром на концерт.
– Правда? Это чудесно. Я пела там несколько раз. Это замечательный старинный город.
– Синьор Селано тоже так сказал. – Она мечтательно улыбнулась, рассеянно играя со своим медальоном на серебряной цепочке. – Я бы еще не столько услышала об этом месте, если бы мы остались. Какой же он славный человек! – Она вздохнула и опустилась на спинку кресла. – Елена не понимает своего счастья, живя в таком великолепном месте и с таким замечательным мужем.
Мариетта смерила ее задумчивым взглядом. Не мечтает же девушка о Филиппо? Несмотря на то что Бьянке было уже девятнадцать лет, из-за пиетского воспитания она легко поддастся на комплименты и улыбки опытных мужчин, хотя сама ведет себя очень скромно в мужской компании. В Пиете Мариетта часто замечала, как Бьянка постоянно краснеет и быстро убегает, когда мужчины начинают обращать на нее внимание.
– Внешность не должна сбивать тебя с толку, – посоветовала Мариетта.
Но девушка не нуждалась в ее совете.
– Я и не сужу по внешности, – ответила Бьянка, искренне веря в свои слова. – Я никогда не слышала, чтобы Елена говорила о нем плохо.
– Я уверена, ты такого от нее и не услышишь, – ответила Мариетта ровным тоном. Елена открывала тайны своего сердца только ей и Адрианне. Острое чувство ответственности за свою крестницу вдруг вспыхнуло в Мариетте, хотя она была ненамного старше Бьянки. – Я хотела спросить, не хочешь ли ты поработать в магазине масок ассистенткой. Мне нужна помощница, а у тебя будет своя комната. Мы с Элизабеттой будем рады принять тебя у себя.
Улыбаясь, Бьянка наклонила голову набок, с любовью глядя на Мариетту.
– Дорогая, милая Мариетта. Это то, чего мне хотелось больше всего, когда я росла: я хотела стать членом вашей семьи. Но теперь все изменилось. – Она понизила голос. – Мое будущее в Пиете. После трех-четырех лет в оркестре я стану преподавать в Пиете.
Мариетта прекрасно понимала, как заведенный в Пиете порядок и спокойствие привлекают девушку.
– То ли это, чего ты на самом деле хочешь?
Бьянка опустила свои густые ресницы.
– Не совсем, но это единственная возможность для меня. Человек, которого я люблю, женат на другой.
Мариетту снова охватила тревога. То, о чем она подозревала, теперь подтвердилось.
– Ты же говоришь не про Филиппо Селано?
Бьянка дерзко вскинула голову.
– Я знаю, ты ненавидишь его из-за кровной мести, но как ты можешь его судить? Ты никогда не говорила с ним и не знаешь, какие героические поступки он совершил, когда получил свои шрамы. Я уверена, что понимаю его лучше, чем кто бы то ни было, и он это понимает, просто не смеет сказать мне об этом. – Она сложила ладони между коленей. – Но ты не волнуйся. Ни он, ни Елена никогда не узнают, что я к нему испытываю. Я сказала только тебе, потому что ты моя крестная и имеешь право знать, почему я намерена остаться в Пиете.
– О, дорогая. – Мариетта почувствовала облегчение. Эта несвоевременная влюбленность скоро пройдет. В Венеции множество красивых юношей, кого-нибудь она обязательно в конце концов приметит, тем более что многие из них ходят в Пиету. – То, что ты рассказала, останется между нами. Но если ты передумаешь насчет работы в магазине, скажи мне. Даже если каким-то чудесным образом Доменико вернется из тюрьмы, ничего не изменится, потому что он согласился со мной, когда я однажды сказала, что ты поживешь у нас.
– Как ты, должно быть, скучаешь по нему! – В ее голосе слышалось сочувствие.
– Я всегда думаю о нем. Однажды он освободится, и я живу ради этого.
Бьянка оставила при себе свое сомнение на этот счет.
Адрианна первой заметила, что Елена стала реже навещать их.
– Я ничего не понимаю. Она всегда приходила на дни рождения детей, но последнее время просто посылает подарки и поздравительные открытки со слугой.
– То же происходит и с нашими прогулками, – заметила озадаченная Мариетта. – У нее находится множество причин, по которым она не может встретиться со мной.
Адрианна больше ничего не стала говорить, но ей показалось, что Елена стала реже приходить с тех пор, как Мариетта по большому секрету сообщила своим подругам о беременности.
Когда Мариетта в очередной раз встретилась с Бьянкой в Пиете, то спросила девушку, так же ли часто она видит Елену, как раньше.
– Да, – ответила Бьянка. – Вообще-то я вижу ее даже чаще, так как мы с сестрой Джаккоминой разбираем маленькую секцию в библиотеке Селано. Монахиня – знаток старинных книг, а меня она выбрала в качестве помощницы.
– А работа не мешает тебе заниматься музыкой?
– Я беру с собой флейту и занимаюсь, когда не нужна сестре Джаккомине, что случается довольно часто. – Глаза Бьянки заблестели. – Думаю, она останется выполнять эту работу столько, сколько потребуется. А у синьора Селано так много книг, сколько было, по ее словам, в библиотеке Доменико.
Мариетта все еще пребывала в недоумении.
– Не понимаю, зачем нанимать людей из Пиеты, если в Пиатсетте достаточно опытных библиотекарей. Должно быть, Елена порекомендовала своему мужу сестру Джаккомину.
Бьянка ничего не ответила на это.
– Почему ты спрашивала меня про Елену?
– Ни я, ни Адрианна не видели ее вот уже три недели. Похоже, она очень занята.
– Разве? Она постоянно заглядывает к нам в библиотеку, чтобы узнать, как у нас идут дела, а иногда слушает, как я играю на флейте, и исправляет мои ошибки.
– Ты часто видишь Филиппо? – спросила напрямую Мариетта.
– Нет. Он лишь однажды зашел в библиотеку, чтобы посмотреть, расположились ли мы и все ли необходимое у нас есть. – Бьянка покачала головой, сделав на этих словах особый акцент. – Я давно сказала тебе, что никто и никогда ничего не узнает.
Мариетта постаралась себя в этом убедить.
После того как она ушла, Бьянка вернулась к репетициям. Она стала пренебрегать любыми другими делами за пределами палаццо Селано, потому что каждый раз, приходя туда, надеялась, что Филиппо снова заглянет к ним в библиотеку. Однажды, когда он в очередной раз зашел к ним, то признался ей так, чтобы этого не услышала монахиня, что ему достаточно просто видеть ее.
– В моей беспорядочной и трудной жизни вы, синьорита Бьянка, словно луч света, – сказал он.
Это были его единственные слова, но она приняла их близко к сердцу и очень часто смущалась от удовольствия, когда думала о том, что он говорит ей такие комплименты. Она также уже знала от сестры Джаккомины, что, когда он приехал в Пиету говорить с монахинями, то предложил в помощницы крестницу его жены.
– Я всего лишь крестная дочь Елены, – оправдывалась она перед монахиней.
Сестра Джаккомина рассмеялась, уже радуясь возможности быть удостоенной такой почетной должности.
– То, как она помогала Мариетте присматривать за тобой, ухаживать за тобой, когда ты была больна, и то, как она учила тебя игре на флейте, дает ей полное право считать тебя своей крестницей, даже если она не присутствовала на крестинах.
Репетиция все тянулась, и Бьянке хотелось, чтобы время поскорее кончилось. К счастью, длительность обязательных уроков была снижена рано утром до одного часа. По крайней мере, сестра Джаккомина никогда не ходила в палаццо Селано без нее, и сегодня они тоже шли туда.
Елена собиралась уходить, когда они прибыли. Бьянка рассказала ей об их с Мариеттой разговоре.
– Она переживает, что ни она, ни Адрианна не видят тебя в последнее время.
– Я как раз иду сейчас на улицу Богородицы, – ответила Елена.
Бьянка и монахиня работали в библиотеке уже два часа, когда дворецкий принес им полдник. После этого сестра Джаккомина отправила Бьянку заниматься музыкой в соседний с библиотекой зал. Как и всегда, Бьянка оставила дверь между комнатами приоткрытой. Она установила листы с нотами на пюпитр, который она оставляла здесь, и не успела доиграть до конца второй части, как вдруг услышала, что кто-то тихо открывает противоположную дверь. Аплодисменты застали ее врасплох, и она резко обернулась. В дверном проеме стоял Филиппо.
