Текст книги "Венецианская маска"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
– Где синьор? – спросила она.
– В библиотеке, синьора.
Когда она вошла в большую уставленную книгами комнату, то увидела Филиппо в кресле у одного из окон, ноги покоились на скамеечке, трость с золотым набалдашником стояла рядом.
– Как ты, Филиппо?
Он поднял глаза, а она постаралась не онеметь от изумления при виде его израненного лица. Адрианна предупреждала ее, что говорили, будто он пострадал в дуэли, но она не была готова к глубокому шраму от рапиры через всю левую сторону лица.
– Итак, ты вернулась! Почти вовремя. Ты набрала вес, и это идет тебе. Не тревожься из-за этого. – Он указал на свой шрам. – Я сражался на дуэли с Антонио Торриси, и никто из нас не оказался победителем. Почему ты стоишь так далеко? Неужели моя внешность пугает тебя?
– Нет.
Она полагала, что, несмотря на его ужасный шрам, многие женщины по-прежнему считали его привлекательным. Она прошла вперед, чтобы поцеловать его, как он и ожидал, внутренне испытывая отвращение от того, что снова придется страдать от прикосновения его губ к своим. Когда Она склонилась вниз к нему, он сжал ее голову руками и впился ртом в ее губы. Отпустив ее, он хотел схватить ее за талию, но сморщился от боли, кожа вокруг его губ побелела, и он осторожно опустил руку рядом с собой.
– Эта проклятая дуэль! Если бы только я убил Торриси, это стоило бы того, что я сейчас испытываю. Врачи говорят, что я поправлюсь со временем, но необходимо быть терпеливым, а это никогда не было моей сильной стороной. Я провел много времени, разрабатывая план, как свести счеты с Доменико Торриси в отсутствие его брата. Он должен заплатить! Сполна!
– Что ты запланировал?
– Тебе не стоит об этом беспокоиться, пока еще ничего не решено. На это потребуется время. У тебя есть другие дела, о которых нужно беспокоиться. Теперь ты дома, и мы можем снова развлекаться. Ты также можешь петь и играть для меня. Все станет более приятным теперь, когда ты вернулась во дворец.
– Твоя мать здесь?
– Нет. Она приехала сразу же, чтобы ухаживать за мной после дуэли и бороться за мою жизнь. – Он цинично хмыкнул. – Странно, не так ли, если принять во внимание, что она никогда не любила меня или кого-то из моих братьев и сестер, кроме Марко. Я предполагаю, она почувствовала, что Дом Селано развалится на куски, если пьяный Виталио, или экстравагантный Элвайз, или даже Маурицио с его мозгами и слабым сердцем должен будет стать моим преемником. Что касается Пьетро в монастыре, он последний в ее списке. Между прочим, он был здесь. Ты пропустила встречу с ним.
Она удивилась, вспомнив, что Пьетро намеренно не уведомили о смерти Марко, пока не прошли похороны.
– Почему он был в Венеции?
– Когда казалось, что я умру, Маурицио послал в монастырь в качестве последнего средства спасения, и Пьетро приехал. Он спас мой глаз. Итак, благодаря усилиям моей матери и Пьетро я выжил.
– Смягчилась ли синьора по отношению к нему в результате этого?
– Только не она! Он совершил преступление в ее глазах, появившись на свет, когда она думала, что рожать больше не может. Моя мать никогда никого не прощает. Ты уже должна была бы понять это.
– А Лавиния в порядке?
– Вполне, но думаю, что она очень устала. Моя мать перенесла небольшой приступ, когда отправилась домой, после того как ухаживала за мной, что сделало ее наполовину инвалидом. Лавиния еще больше у нее в услужении, чем когда-либо.
Локоть Филиппо лежал на подлокотнике кресла, и он поднял руку, чтобы взять ее ладонь в свою. Она подала ему руку с неохотой.
– Я не смогу выполнять свои супружеские обязанности, как хотел бы, до тех пор, пока не избавлюсь от боли в ребрах, но ты сможешь доставлять мне удовольствие способами, которым я научил тебя.
Она не почувствовала никакого стыда, но испытала сожаление, что рапира Антонио Торриси не пронзила его сердце.
Когда Элизабетте исполнилось восемь недель, вернулся Доменико. Мариетта пошла на концерт Пиеты с друзьями и, когда вернулась домой, увидела, что он ждет. Ее сердце подпрыгнуло при виде его, похудевшего от долгого путешествия и от этого еще более симпатичного. Но его первые радостные слова напомнили ей о реальной ситуации, и она удержалась от того, чтобы броситься к нему.
– Итак, у меня есть прекрасная дочь, Мариетта!
Когда он поднял ее на руки и поцеловал, она почти простила его за то, что он обманул ее. Но тот факт, что она сравняла счет, не давал ей покоя.
Он никогда не был более нежным и любящим, чем в ту ночь. Заметив легкую перемену в ее манере, он неправильно понял причину, уверяя ее, что он вовсе не разочарован, ведь у него была такая дочь.
– Если нам суждено иметь только дочерей, – сказал он благодарно, – вместо наследника сына все получит Элизабетта и станет главой Дома Торриси, даже если мне придется сражаться за изменение закона, чтобы достичь этого.
Встревоженная его мыслями о таком шаге, она приложила кончики пальцев к его улыбающемуся рту.
– Этого никогда не должно быть! Не думай больше об этом. У нас будут сыновья. Раньше или позже появится наследник Торриси мужского пола!
– Нет нужды расстраиваться, моя любовь. – Он стал очень серьезным, видя ее беспокойство. – Я только хотел освободить твою душу.
Она долго лежала с открытыми глазами, после того как он заснул, все еще продолжая обнимать ее. Даже если бы она хотела рассказать ему правду, это было невозможно, потому что она была связана молчанием Елены. Любой ценой она должна родить сына, и поскорее. Позволить Элизабетте – Селано – унаследовать все, что сохранял Доменико, было бы огромным предательством.
Элизабетту крестили в Санта Мария делла Пиета. Адрианне и сестре Джаккомине, естественно, предложили стать крестными, но у монахини было свое мнение.
– Это не значит, что я не приняла бы с радостью эту обязанность, – объяснила она Мариетте, – но в этом случае кто мог бы быть более подходящим, чем Бьянка? Она всегда очень любила тебя и Елену, и вы обе всегда были чрезвычайно добры к ней. Хотя ей всего десять, у нее сильное чувство ответственности по отношению к маленьким детям, как ты знаешь, и доброе, нежное сердце. Она никогда не причинит вред кому-либо или чему-либо. Я думаю, она заслуживает этой чести.
Мариетта приняла предложение монахини, и Доменико согласился с этим. Ему нравилась девочка, которая приходила навестить их с монахинями несколько раз, с тех пор как он женился на Мариетте.
Реакция Бьянки вылилась в совершенный восторг.
– Да, пожалуйста! Как чудесно! Могу я держать Элизабетту во время крещения?
Мариетта, которая специально приехала в Пиету, чтобы увидеться с ней, кивнула, улыбаясь.
– Я уверена, Адрианна согласится на это.
Как и на свадьбе Мариетты, Елена смотрела из-за решеток, как крестили ее дочь. Ей было приятно, что Бьянка была крестной и держала Элизабетту на руках. В первый раз она видела свою дочь с тех пор, как отдала ее. Несмотря на намеченные планы, Елена осознала после первого расставания, что ее душевные муки будут возникать каждый раз, когда ей придется видеть, как уходит ее ребенок. Тем не менее она не пропустила это особое событие в жизни своей дочери, несмотря на острую тоску, которая ожидала ее позже. Она была рада обсудить крестины на своей следующей встрече с Мариеттой, которая всегда предоставляла ей ожидаемый отчет о развитии и здоровье ребенка. Ей было приятно, что у Элизабетты ее глаза, хотя они были не того же самого фиалково-голубого оттенка. В волосах Элизабетты начинал проявляться медный оттенок, который перекликался с оттенком кудрей Мариетты. Только когда Мариетта была с Еленой, она вспоминала, что ребенка, которого она так любила, родила не она.
К огромному облегчению Доменико и Мариетты, Антонио наконец написал, что обосновался в Женеве. Это было не только свободное государство, у него были там друзья, которым он однажды оказал гостеприимство, когда они не могли найти квартиру в Венеции во время карнавала. Ему нравилась их дочь Дженни, но ему было запрещено жениться венецианским законом. Теперь, когда правила Ла-Серениссимы больше не относились к нему, они с Дженни собирались пожениться, и он должен был войти в банковский бизнес своего тестя.
– Какое письмо с доброй вестью! – воскликнула Мариетта, когда прочитала его. Затем, зная, что Доменико очень переживает, что все его братья так далеко, она подошла, чтобы обнять его. – Ты знаешь, мы могли бы навестить его как-нибудь.
– Я думал об этом. Я мог бы даже сделать это в следующий раз, когда мне будет поручена миссия в этой области.
Доменико хмурился над письмом, которое взял у нее. Женева находилась не слишком далеко, и Филиппо мог послать наемных убийц, если он когда-либо обнаружит местонахождение Антонио. Вряд ли он будет придерживаться традиционного этикета, соблюдаемого его предшественниками.
Хотя Доменико ничего не сказал Мариетте, он понимал, что раньше или позже он сам может стать мишенью мстительного нападения Селано.
Елена также скрыла от Мариетты, что она обеспокоена возможным заговором против Доменико. Она никогда не допускалась на какие-либо собрания, которые Филиппо проводил с семьей или коллегами по бизнесу, но она начала обращать внимание на всех, кто подходил к дворцу, и подслушивала без малейших угрызений совести, когда бы муж ни уединялся за закрытыми дверями со своими гостями. Часто она улавливала только обрывки того, что говорилось, но все записывала с датой и временем, когда она это услышала. Она надеялась, что однажды ее записи помогут заблаговременно предупредить Доменико через Мариетту.
Хотя она никогда не встречалась с Доменико, его безопасность стала жизненно необходимой для нее по двум причинам: он был человеком, которого любила Мариетта, и приемным отцом ее дочери.
Со временем Филиппо полностью поправился. Его раздражение от того, что Елена не может забеременеть, подогревалось визитами его матери. Хотя она стала хрупкой внешне, ее язык не утратил своей змеиной остроты, а глаза по-прежнему пылали злобой.
– Елена никогда не сможет иметь детей, – резко говорила она Филиппо, когда они были наедине. – Освободи себя от нее и женись снова.
Он опустил голову и осторожно изучал ее из-под прикрытых век.
– Что ты предлагаешь?
– Используй свои мозги! Твои предки всегда избавлялись от бесплодных жен или любого, кто стоял у них на пути. Что случилось с тобой? Ты даже не смог убить этого Торриси, когда у тебя была возможность.
Возмущение заставило его задрожать от гнева.
– Все, мама! – заявил он свирепо, вскакивая со стула. – На этот раз ты уйдешь и никогда больше не вернешься!
Он широкими шагами ушел прочь от нее, а она пронзительным голосом кричала ему вслед:
– Идиот! Ты приведешь в упадок Дом Селано! – Трясущейся рукой она взяла свою трость, чтобы следовать за ним. Она горько раскаивалась в том, что не отравила Елену, когда у нее была сила и возможность. – Торриси одержат верх!
В коридоре он встретил Лавинию.
– Отправь эту старую каргу в ее обиталище и никогда больше не привози сюда!
Он не обернулся, даже когда услышал, что Лавиния закричала, открыв двери салона и увидев, что их мать лежит на полу. Когда ему сообщили, что синьора перенесла еще один приступ, он просто спросил, жива ли она еще. Узнав, что жива, он не отменил указаний своей сестре. Синьора была отправлена из палаццо Селано, ее речь стала невнятной и вся ее левая сторона была полностью парализована. Но ее взгляд был таким же осуждающим, как и всегда. Елена, возвращаясь во дворец, дрожала: как ни странно, блеск в глазах синьоры был сиянием злорадного триумфа.
Мариетта была огорчена невидимым барьером, который возник между ней и Доменико, с тех пор как он вернулся. Она понимала, что он осознавал это, потому что несколько раз спрашивал ее, что не так. Но она по-прежнему не могла сказать ему все, что хотела.
Сам Доменико думал, что изменение в Мариетте произошло в связи с родами, каким бы невероятным это ни казалось. Она была любящей и страстной, как и раньше, но теперь он чувствовал, что она отдалилась от него. Возможно, что-то случилось в доме Адрианны, чего никогда бы не произошло, если бы Мариетта рожала дома с надлежащим медицинским уходом. Когда он благодарил Адрианну за все, что она сделала, женщина выглядела смущенной и качала головой. Что пошло не так, о чем он не знал? Что бы это ни было, он имел право знать. Следующий раз, когда Адрианна придет к ним домой, он спросит ее об этом прямо. Она была честной разумной женщиной и должна ответить ему, что не смогла сделать Мариетта.
Такая возможность представилась во время следующего визита Адрианны. Мариетта, неся Элизабетту и держа за руку младшего ребенка Адрианны, пошла в другую комнату, где хранила вазу со сладостями. Другие три ребенка последовали за ними, и он остался наедине с Адрианной. Опыт в перекрестных допросах позволил ему застать ее врасплох прямым и неожиданным вопросом.
– Что случилось, когда родилась Элизабетта?
Ее руки невольно дернулись, и краска залила лицо.
– Как я говорила тебе раньше, был момент, когда мы все очень испугались, что не обойдется без наложения щипцов, но затем все прошло хорошо.
Голос ее звучал твердо, несмотря на то что она покраснела.
– Мариетта была при смерти? Пожалуйста, скажи мне.
– Вовсе нет. Ведь Мариетта рассказала тебе это?
Доменико кивнул.
– Она убедила меня, но ведь она знает, что значит для меня потерять ее.
– Не бойся на этот счет, Доменико.
Ему пришлось довольствоваться тем, что она сказала, потому что вернулись Мариетта и дети. Тем не менее сомнения его сохранялись. Было что-то не так, и до тех пор, пока это не будет выяснено, его отношения с Мариеттой не могут стать прежними, какими они были до отъезда в Санкт-Петербург. Оставить ее тогда оказалось тяжелее, чем он мог себе представить. Постепенно Мариетта осознала, что она позволила своему гневу превзойти все пределы. Она видела, что Доменико беспокоится о ней, и наконец решила, что это должно закончиться. Когда они вскоре приехали на виллу, которая всегда была местом, где она чувствовала себя спокойно, она нашла в себе силы поговорить с ним об Анжеле и той злосчастной папке. Они сидели рядом на террасе, муж держал ее за руку и честно объяснял, как все произошло.
– Анжела всегда интересовалась любыми романтическими ситуациями, – говорил он мягко, – и, после того как она увидела тебя и француза в ридотто, она захотела узнать, как девушка из Пиеты смогла ускользнуть из оспедаля сама. Именно поэтому она хотела, чтобы за тобой следили. Не думай, что она хотела тебе зла. Напротив, когда она узнала, что молодой человек покинул Венецию, она была очень обеспокоена, боясь, что ты будешь глубоко опечалена. Теперь ты знаешь всю правду. Что касается письма, которое она оставила мне, – сказал он в заключение, – она желала только добра и мне, и тебе. Никогда не думай, что она хотела бы, чтобы память о ней стояла между нами. Именно поэтому я приказал убрать ее портреты в свой кабинет.
– Ты сделал это для меня?
– Ты думала иначе? Мое горе излечилось до того, как я женился на тебе, надеялся, что прошлое и для тебя стало лишь воспоминанием.
– Стало, – сказала она искренне, веря в его правдивость. – Если ты хочешь, портреты Анжелы могут быть возвращены на свои первоначальные места.
– Это порадовало бы ее, но я хочу, чтобы это решила ты сама.
Мариетта жалела, что не может рассказать ему правду об Элизабетте, но это был секрет, который она будет хранить до конца своих дней. Ее утешением было то, что он любил Элизабетту, считая ее своим собственным ребенком.
Именно благодаря ему Элизабетта сделала свой первый шаг. Взволнованные крики Доменико заставили Мариетту прибежать и увидеть, как дочь смешно ковыляет по полу. Счастливые, они вместе хвалили ребенка. Элизабетта сделала несколько шагов под взглядом Анжелы с портрета, который вернули на свое место на стене.
Елена собрала настоящее досье из подслушанных обрывков разговоров, когда предупредила Мариетту, что против Доменико замышляется заговор. Говоря об этом, она волновалась:
– Я не знаю, что именно, но Маурицио бывал здесь слишком часто за последние три недели, даже чаще, чем раньше за многие месяцы. Должно быть что-то важное, чтобы вытащить его из дома. Возможно, другие нуждаются в нем, потому что он является мозгом семьи. И я знаю, что, когда они называют имя Торриси, они имеют в виду только Доменико.
– Если только не раскрыли местонахождение Антонио. Но он настороже в любом случае. Доменико знает из его писем, что он хорошо осознает опасность.
– Ты могла бы найти способ сказать Доменико быть более осторожным, чем когда-либо?
– Я скажу, – пообещала Мариетта, – как только он вернется. Он снова уехал в одну из своих командировок.
– Если у меня когда-либо появится что-то действительно важное, я адресую всю папку ему и оставлю в Пиете с пометкой «срочно». Тогда я буду уверена, что он получит ее без того, чтобы вовлекать тебя.
Мариетта решила использовать предупреждение Елены, чтобы стать еще ближе к Доменико. Она выбрала время, когда они ужинали вместе за столом под небесно-голубым балдахином из шелковой тафты. Они съели зеленый салат с белыми трюфелями, и он собирался подать ей зеленые спагетти с пряным соусом. Он любил ужинать и говорить с ней наедине после своего приезда.
Лакея отпустили, и она могла говорить свободно.
– По пути в оперу в тот вечер, перед тем как мы поженились, – сказала она, – ты говорил о своей работе для проведения реформ и о том, что у тебя много врагов. Как ты можешь быть уверен, что Филиппо не замышляет какую-нибудь месть таким путем?
– Почему ты вдруг подумала об этом сейчас?
– Не только сейчас, – ответила Мариетта. Беспокойство заставляло ее говорить более резко, чем она намеревалась. – Я часто думала о твоей работе. Если я могу чем-нибудь помочь в ней, пожалуйста, позволь мне.
– Возможно, ты уже предположила, что я вижу другие направления для следующего шага Селано, но я считаю, это маловероятно. У Филиппо мало ума, он думает быстрее, когда у него в руках рапира или стилет.
– Но Маурицио так часто бывает в палаццо Селано в эти дни! Он самый сообразительный в семье и может разработать хитроумный план.
Доменико прищурил глаза.
– Откуда ты знаешь об этих визитах? – спросил он. Его голос был опасно мягким.
Она сохраняла спокойствие.
– Я слышала, – ответила она ровно, – в женском разговоре. Всегда ходят сплетни, летают слухи.
– Я бы сказал, что источником такой информации могла быть только молодая синьора Селано. Я прав?
Она посмотрела на него вызывающе.
– Да!
Он наклонился вперед и ударил кулаком по столу с такой силой, что все, что стояло на нем, подпрыгнуло и задрожало, бокал с вином опрокинулся и залил скатерть. Его глаза пылали.
– Ты утверждаешь, что заботишься обо мне, и, тем не менее, ведешь переговоры с моими врагами!
– Елена не желает тебе ничего плохого! – крикнула она в ответ. – У нее только добрые побуждения по отношению к нам обоим!
Он мгновенно встал со своего стула, подошел и сжал ее плечи, заставив подняться на ноги.
– Где ты встречаешься с ней? В Пиете? У Адрианны? В кофейне?
Она почти кричала на него.
– Я не скажу тебе! Выясни! У тебя везде шпионы. Пусть они расскажут тебе!
– Все, о чем я попросил тебя, когда мы собирались пожениться, это прекратить дружить с Еленой, потому что это опасно для меня и для моего дома.
– Если я правильно помню, – возразила она едко, – ты приказал мне. Это была не просьба.
– Тогда, если тебя нужно просить, я прошу тебя не видеться с ней больше.
– Нет! Ты не можешь остановить меня!
– Могу. – Он освободил ее и отступил назад, тяжело дыша. – Мне нужно только сообщить Филиппо, что наши жены встречаются, и он примет более жесткие меры, чем я готов применить к тебе.
– Ты не понимаешь! – закричала она. Когда он отвернулся, она бросилась к его ногам. – Он и так уже плохо относится к ней. Ее жизнь – страдание. Он может убить ее в ярости!
Он посмотрел на рыдающую у его ног жену, и его гнев ослаб. Наклонившись, он поднял ее, и она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо, он гладил ее волосы.
– Не плачь, моя дорогая, я не буду выдавать молодую синьору. Я слышал, что Филиппо жестоко обращается с женщинами. Но ты должна сознавать, что имя Селано портит все для меня, даже твою подругу, какой бы доброй, по твоему мнению, она ни была…
Она подумала о ребенке, спавшем наверху в своей колыбели, которого он любил.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – воскликнула она в отчаянии.
– На самом деле я знаю.
– Но Елена хочет защитить тебя. – Она подняла мокрое от слез лицо. – Она рискует собой, чтобы выяснить, что могло бы угрожать твоей жизни.
Он посмотрел на нее с недоверием.
– Почему она это делает?
– У нее нет ничего с теперешними Селано. Она хотела выйти замуж за Марко, а не за Филиппо.
– Тогда, возможно, то, что она чувствовала к Марко, по-прежнему связывает ее с его семьей. Я не сомневаюсь в ее добрых намерениях по отношению к тебе, но не могу поверить в то, что она хорошо думает обо мне.
– Неужели нет ничего, что могло бы убедить тебя?
Он провел тыльной стороной пальцев по ее лицу и подбородку и легко поцеловал ее в губы.
– Ничего, Мариетта.
Глядя в его жесткое лицо, она знала, что она готова умереть, только чтобы он не узнал правду о рождении Элизабетты.
