Текст книги "Венецианская маска"

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Глава 3

В начале января 1780 года прошли семнадцатилетия Мариетты и Елены. Изеппо и его жена привезли Мариетте домашний пирог, что было традицией на ее день рождения. Они сидели по одну сторону позолоченной решетки в комнате для посетителей, а она сидела по другую, оживленно болтая. После этого пирог разделили между всеми, но кусок с несколькими сахарными цветами остался нетронутым, чтобы Мариетта отнесла его сиротам в детскую. Среди них была пятилетняя Бьянка, которой Мариетта стала крестной матерью вскоре после своего прибытия в Пиету. Адрианна, желая помочь ей преодолеть боль недавней тяжелой утраты, взяла ее посмотреть младенца в возрасте одного дня от роду, которого оставили безымянным на ступеньках. Мариетта сразу же потянулась к новорожденному ребенку, лишенному матери, как и она сама.

– Ты хотела бы быть ее крестной? – спросила Адрианна. Когда Мариетта охотно кивнула, Адрианна велела ей выбрать имя ребенку.

– Бьянка, – ответила Мариетта без колебаний. – Это такое красивое имя, и оно подходит ей.

Когда Елена стала подругой Мариетты, было естественно, что они вместе ухаживали за Бьянкой, как разделяли общие интересы во всем остальном. Когда Бьянка стала достаточно большой, Елена начала учить ее играть на рекордере [5]5
  Рекордер– вид деревянной флейты, основная флейта барочной музыки XVII – начала XVIII века.


[Закрыть]. Теперь они с Мариеттой пошли вместе, чтобы отнести маленькой девочке кусок пирога.

– Розовый! И для меня! – выкрикнула Бьянка с ликованием, когда увидела их.

Две девушки остались поиграть с ней и другими малышами, и, перед тем как уйти, Мариетта спела «Колумбину», заставив всех присоединиться.

В это время года вечерние выступления дали Елене долгожданную возможность увидеть цветные костюмы, музыку и смех карнавала, а Мариетте увидеть каждый вид маски, над которыми она когда-то работала в мастерской своей матери.

С раннего детства она знала все легенды, которые окружали традиционные маски. Многие были основаны на персонажах из комедии дель арте, но были другие, гораздо более старые по происхождению. Для нее всегда самой пугающей была белая маска бауты с ее скрытым смыслом. Она получила свое название от черной шелковой мантильи или кружева, которое полностью покрывало голову того, кто ее носил, закреплялась под подбородком, а поверх нее надевалась трехрогая шляпа, которую носили и мужчины, и женщины. Мариетта всегда думала, что нет ничего более жуткого, чем видеть таким образом одетых людей, неясно вырисовывающихся из темноты, как предвестников смерти, и сидящих в гондолах, освещенных раскачивающимися фонарями. Под этой маскировкой могли оказаться влюбленные, которые ускользнули вместе, сбившиеся с пути мужья и жены, преступник, уходящий с места преступления, сенатор с секретной миссией, шпион или любой другой человек, который хотел сохранить в секрете свою личность.

Одной чересчур холодной карнавальной ночью, когда мороз придавал особенное сверкание городу, Мариетта и ее товарки-хористки прибыли, дрожа, вместе с оркестром к водному портику палаццо Манунты у Гранд-Канала. Цветные фонари, отмечающие карнавал, освещали их, когда они входили в громадный, выстланный плитами холл, известный как андрон. По обычаю этих дворцов, он был украшен древними доспехами и оружием, многочисленными гобеленами, висящими на стенах, и люстрами из сверкающего муранского стекла, освещающими путь к богато украшенной главной лестнице. Девушек направили в сторону от потока прибывающих гостей и провели в спальню, где они могли оставить плащи и привести себя в порядок.

Девушки были в черных бархатных платьях, платье Мариетты особенно шло ей. Она закончила прилаживать алую шелковую веточку цветов граната к своим волосам и стала рядом с другими хористками, чтобы пройти в танцевальный зал, где вдоль одной стены специально для них были возведены многоярусные хоры. Когда ряд девушек двинулся вперед позади музыкантов с инструментами, Елена прошептала в ухо Мариетте:

– Еще один шаг по направлению к нашему становлению Розой и Пламенем Пиеты!

Мариетта бросила на нее смеющийся взгляд. Действительно, их приглашали петь соло больше, чем кого-либо, за исключением Адрианны. Маэстро ди Коро полностью занялся их обучением и теперь лично репетировал с ними.

Оглушительные аплодисменты приветствовали музыкантов, а затем хор, когда они вошли в танцевальный зал. Внешняя сторона хоров была обита в этот вечер зеленым бархатом с гроздьями плетеных серебряных кисточек, и высокая свеча по традиции стояла на месте каждой девушки. Музыканты расположились на платформе нижнего яруса. Огромные люстры, свешивающиеся с позолоченных потолков, вмещали сотни свечей, чей сверкающий свет усиливал ослепительные маски и богатое вечернее одеяние зрителей внизу. Смесь ароматов доносилась как от мужчин, так и от женщин – мускус, вербена, лаванда и жасмин.

Еще более громкие аплодисменты приветствовали появление Адрианны, а затем такой же теплый прием был оказан маэстро ди Коро, когда он занял свое место на подиуме. После поклона в знак признательности за теплый прием он повернулся к ярусам своего оркестра и хора, подняв дирижерскую палочку. Затем оркестр заиграл радостные первые ритмы «Времен года» Вивальди. Мариетта, которая видела оригинальную партитуру, написанную собственной рукой священника-композитора, знала каждую ноту. Музыка, казалось, растекалась, искрясь, по ее венам, когда она позволяла взгляду путешествовать по тем лицам в зале, которые были без масок. Поразительно выглядящий молодой человек лет двадцати, одетый в серовато-белый шелк и серебряное кружево, сидел с правой стороны первого ряда. Было очевидно, что его кудрявые соломенного цвета волосы сопротивлялись попыткам любого парикмахера уложить их в традиционном стиле даже при помощи помады. Он был странно привлекателен, хотя нисколько не красив, но у него были опасно прикрыты глаза, и он источал тщеславие соблазнителя. Быстрая спонтанная улыбка, которую он подарил женщине, сидящей с ним рядом, имела желаемый эффект каждый раз, потому что она нежно наклонялась к нему, что-то шепча из-за своего веера. Мариетта резюмировала, что это мужчина, с которым любая женщина должна быть осторожна. Затем ее взгляд двинулся дальше. Исключительно красивая женщина только что опустила свою серебряную маску на палочке из слоновой кости. На первый взгляд ее изумительные рубины и роскошное платье могли означать, что она была из высочайших слоев знати, но она точно так же могла оказаться куртизанкой знатного мужчины. Еще через несколько сидений дородный цветущий джентльмен уже клевал носом. Без сомнения, он хорошо поужинал и выпил, перед тем как прийти сюда. Но как можно было спать под такую красивую музыку?

Время от времени двойные двери открывались, чтобы принять случайного опоздавшего. Когда концерт шел уже полным ходом, ливрейный лакей в зале не провожал их к хозяину, а вел прямо на свободные места. Последние прибывшие завладели вниманием Мариетты. Женщина, тонкая и миниатюрная, в полумаске, вышитой розовым жемчугом, была в платье с фижмами из подходящего кружева и обладала грацией фарфоровой статуэтки. Мужчина, сопровождавший ее, был ростом более шести футов, широкоплечий, с прямой спиной, красиво одетый в шелк сизого цвета. Мариетта замерла на стуле, как будто превратилась в лед. У него была золотая маска, которая казалась чрезвычайно знакомой.

Разум говорил ей, что маловероятно, чтобы это оказалась та маска из мастерской ее матери, потому что она видела много других золотых масок, с тех пор как приехала в Венецию, но в этой было нечто, что затронуло струну памяти в ней. Обладатель маски заботливо вел под руку женщину вслед за лакеем, который указывал на два свободных места у левого края переднего ряда. Даже на расстоянии было что-то притягательное в этом человеке, и это заставляло Мариетту наблюдать за ним. Казалось, он оживил горькие воспоминания. Был ли он темным или светловолосым, сказать было невозможно, потому что его волосы были напудрены и завязаны сзади черным кольцом на затылке, как почти у всех остальных присутствующих мужчин. Очаровательная женственность его спутницы, дополняя его сильную мужественность, делала из них совершенную пару.

Внимание Мариетты к вновь прибывшим было нарушено, когда она поняла, что никто в зале не слушает их. Появление мужчины в золотой маске и его дамы имело эффект камня, брошенного в тихий пруд. Все в зале заерзали на своих местах, вытягивая шеи, и перешептываясь друг с другом. Фаустина, сопрано рядом с Мариеттой, прошептала, пристально глядя прямо вперед:

– Торриси в той же комнате, что и Селано! Какое несчастье!

Потребовалось еще полминуты, чтобы реакция публики достигла первого ряда, куда пара подошла к своим местам. Но они не успели сесть. Громкий стук с противоположного конца ряда прозвучал как предупреждение. Стул упал назад и перевернулся, когда какой-то молодой человек вскочил на ноги, чтобы посмотреть на них. Его рука взлетела к эфесу шпаги. Мариетта, наблюдавшая с расширившимися глазами, вспомнила, как впервые услышала об этой смертельной вендетте на барже Изеппо, и это было все равно что смотреть на молчаливых актеров в драме, поставленной на музыку оркестра Пиеты. Женщина в страхе придвинулась ближе к своему сопровождающему в золотой маске, но он очень спокойно подвел ее к креслу, не спуская глаз со своего врага.

Мариетта, охваченная любопытством, нарушила одно из строжайших правил хора, повернув голову, чтобы прошептать Фаустине:

– Кто это в золотой маске?

Фаустина подняла свою песенную партитуру и ответила шипением, почти не двигая губами.

– Это синьор Доменико Торриси. Говорят, что он единственный мужчина в Венеции, который любит собственную жену. Это она с ним. Другой мужчина – Марко Селано, и он более симпатичный, по моему мнению. Но они стоят друг друга. Оба одного возраста, оба отличные фехтовальщики, и, если нам повезет, мы увидим отличный блеск клинков рапир. Даже убийство!

Мариетта содрогнулась. Все то время, что Фаустина шептала, драма продолжалась. Оба мужчины вступили в пространство, которое отделяло первый ряд от подиума, где маэстро Пиеты продолжал дирижировать оркестром. Рука Доменико Торриси двинулась к эфесу шпаги, они с Марко Селано осторожно встали лицом друг к другу. Сильное напряжение в комнате стало почти осязаемым. Все, кроме тех, что сидели в первых рядах, поднялись на ноги, а люди на задних рядах взобрались на стулья, чтобы лучше видеть. Их хозяин, синьор Манунта, спрыгнул со своего места, чтобы выйти вперед, и остановился в нерешительности, не зная, кому из мужчин он должен посоветовать быть осторожным, боясь, что такое вмешательство могло подействовать как искра на трут.

Затем синьора Торриси, видя, как побелели суставы пальцев ее супруга, готовых выхватить клинок из ножен, сорвала свою маску. Ее классически красивое лицо пронзило беспокойство.

– Нет, Доменико! – выкрикнула она в отчаянной мольбе. – Нет!

Казалось, что все зрители затаили дыхание. Затем медленно хватка ослабела, и рука Торриси упала вниз от эфеса. Отовсюду послышались вздохи, как будто люди испытали облегчение или разочарование.

Мариетта стояла, завороженная всей сценой, наблюдая, как Доменико Торриси повернулся к своей жене и сел на кресло рядом с ней. Она прислонилась лбом к его плечу, и он успокаивающе провел ладонью вниз по ее руке. Марко Селано остался стоять в яростном изумлении. Затем он покачал головой и сердито занял свое место, но по его лицу было видно, что он не считает дело решенным. Мариетта заметила, как синьор Манунта наморщил лоб. Она испытывала жалость к мужчине, который запланировал такое замечательное мероприятие для своих гостей, которое чуть не сорвал неожиданный инцидент. Каким-то образом списки гостей, должно быть, были перепутаны.

Маэстро был озадачен, когда последние ноты «Времен года» не вызвали бурных аплодисментов, к которым он привык, но, когда он выразил признательность за неровные хлопки, его острый взгляд заметил позолоченную маску и присутствие члена семьи Селано. Он посчитал их совместное присутствие за вызов и поклялся себе, что завладеет вниманием аудитории, несмотря на нежелательное происшествие в первом ряду. Когда он снова поднял дирижерскую палочку, Адрианна стояла, готовая начать петь. Даже двойное присутствие Торриси и Селано не могло отвлечь внимание от нее.

В то время как прекрасный голос Адрианны покорял аудиторию, Мариетта изучала Доменико Торриси. Каким он был за сияющей золотой ширмой, покрывавшей его лицо? Она могла смотреть на него свободно, потому что он не сводил глаз со своей жены, которая все еще была явно расстроена. Прошло пять лет, с тех пор как он заказал ту маску – если на самом деле это была она, – и она сама приехала в Венецию с ней. Ее мать была так уверена, что это был каприз, придуманный молодым человеком, но эта теория опровергалась его возрастом, если ему теперь было около двадцати восьми, как она определила. Примерно столько же было и его врагу. Должна быть иная причина для такого необычного заказа. Она отметила, что у него руки красивой формы, кольцо с драгоценным камнем на каждой, кружево на манжетах, ниспадающее каскадом вокруг них. Что бы она почувствовала, если бы такая ладонь нежно путешествовала по ее руке? Или обнимала ее лицо? Или ласкала ее в еще не изведанных сферах любви? Эти любопытные созерцательные мысли нарушили ее дыхание, и она была благодарна, что песня Адрианны давала ей небольшую передышку.

Затем, когда Адрианна закончила песню, семья Торриси, хотя и аплодируя, поднялась, чтобы уйти. Было ясно, что синьора Торриси не в состоянии оставаться дольше. Ее муж заработал свое очко в любом случае, не испугавшись угрозы Селано. Было даже нечто высокомерное в том, как он отверг вызов, показав своему врагу, хотя ему напомнила об этом его жена, что гостеприимство их хозяина было так же священно, как церкви, когда дело касалось их вендетты. По-прежнему аплодируя, он вышел вперед, глядя вверх на Адрианну.

– Отлично спето! – воскликнул он сильным глубоким голосом. – Великолепно!

Отдав дань восхищения, он повел свою супругу туда, где синьор Манунта спешил к ним. Мариетта увидела, что были даны объяснения и произошел обмен извинениями, когда хозяин проводил уходящих гостей из танцевального зала. Именно тогда произошла странная вещь. За секунду или две до того как за ними закрылась дверь, Доменико Торриси оглянулся через плечо. Мариетта предположила, что он хочет удостовериться, что Марко Селано не следует за ними, но, как ни странно, ей показалось, что он посмотрел прямо на нее.

Когда супруги Торриси ушли, публика успокоилась, чтобы насладиться представлением. Даже выражение лица Марко Селано снова стало дружелюбным, когда он нашел удовольствие в том, чтобы любоваться самыми симпатичными среди исполнительниц. Он скользнул по Мариетте, чью необычную красоту признал, но, когда его взгляд достиг Елены, он смотрел долго и напряженно. У нее были красивые черты и полные юные груди, круглые, как яблоки, заполняющие лиф ее платья, а волосы были цвета бледного золота, который больше всего восхищал его. Какая досада, что эта обаятельная маленькая девственница должна быть заперта в стенах Пиеты! Кажущееся недоступным всегда самое желанное. Кто она? Интересно было бы выяснить. Почему он не заметил ее раньше?

Во время аплодисментов он беседовал со своей спутницей, но, как только хор снова поднялся на ноги, устремил свой взгляд на Елену, которая теперь и сама заметила его. Он видел, когда она почувствовала его взгляд ранее, потому что она, не поворачивая головы, двигала глазами, чтобы встретиться с его взглядом, а затем быстро отводила глаза. С тех пор она стала немного смелее, соблазнительно встречая и удерживая его взгляд. Когда он улыбнулся ей, она позволила слегка дернуться уголкам своего манящего рта. Его изумил этот кокетливый обмен взглядами с невинной девушкой из Пиеты, которая созрела для гораздо большего.

Елена, которая знала, что маэстро видел все в пределах своего поля зрения, была осторожна. Она знала, что Селано не спускал с нее глаз. Все время, что хор пел мадригал, он продолжал следить за ней. Это заставляло ее чувствовать себя странно незащищенной, а сердце громко стучало от возбуждения, в то время как щеки, казалось, горели огнем. Затем неожиданно ей пришлось подумать о другом. Когда пришло время для соло ее подруги, маэстро покачал головой, глядя на Мариетту, и сделал знак, что ей петь не нужно. Вместо этого он повел оркестр к финальной пьесе перед антрактом. Елена испытала замешательство, но она находилась слишком далеко от своей подруги, чтобы использовать их язык знаков и поинтересоваться.

Мариетта сразу же предположила причину этой отмены. Она почувствовала тошнотворное чувство беспокойства. Он, должно быть, видел, как она шепталась. Глупо было с ее стороны пойти на такой риск, и она страшилась возможных последствий этого.

Во время антракта для девушек из Пиеты подали фруктовые соки в приемной. Но, прежде чем Мариетта смогла достичь стола, где были сервированы закуски и освежающие напитки в хрустальных бокалах, торопливо подошла сестра Сильвия, чтобы вручить ей ее плащ.

– Поступило сообщение от маэстро, Мариетта. Я должна немедленно отвезти тебя обратно в оспедаль.

Мариетте не нужно было спрашивать почему. Елена быстро подошла к Ней.

– Куда ты идешь? Тебе нездоровится?

– Да, нездоровится, я объясню позднее. – Голос Мариетты дрожал.

Елена была обеспокоена.

– Что случилось? Я должна знать. – Она нетерпеливо повернулась к монахине. – Почему Мариетта такая расстроенная?

Сестра Сильвия чопорно пожала плечами.

– Я только повинуюсь приказаниям маэстро. Поэтому пойдем, Мариетта.

Фаустина смотрела, как она уходит, с чувством облегчения оттого, что она сама избежала орлиного взгляда маэстро. Мариетта пока еще не научилась держать песенную партитуру таким образом, чтобы он не мог видеть, когда губы двигались иначе, чем в песне. Она сама упрочивала свою репутацию в качестве солистки и считала свой голос равным голосу Адрианны. Раньше или позже, она была уверена, маэстро осознает это. Затем, когда она повернулась, чтобы взять бокал с соком у лакея, она увидела, что сестра Сильвия возвращается, и поняла, что она, в конце концов, тоже не избежала наказания.

– Возьми свой плащ, – приказала ей монахиня.

Гондола отвезла монахиню и допустивших промах певиц обратно в Пиету.

Девушки должны были ждать у кабинета маэстро до тех пор, пока он не вернется. Он пребывал не в лучшем настроении. Публика оказалась не полностью поглощена концертом, старое противостояние между двумя врагами нарушило спокойствие. Для людей не было необычным ходить и беседовать во время представления, но этого не случалось никогда, если он был на возвышении для дирижера.

Его гордость была оскорблена, и плохое настроение ухудшалось недостатком самодисциплины, проявленным двумя певицами. Когда они стояли перед ним, он едко укорял их.

– Хор Пиеты имеет долгую традицию, будучи совершенно спокойным во всех ситуациях, и сегодня вечером вы обе обманули мои ожидания.

Мариетта заговорила:

– Это меня вы должны винить. Я задала Фаустине вопрос, и моя вина в том, что она ответила на него.

– Ба! Она прошептала тебе первой, – фыркнул он. – Ты думаешь, что я дурак, Мариетта?

– Нет, маэстро. Но это справедливо, что, какое бы наказание мы ни получили, оно должно быть пропорционально тому, что было сделано.

Фаустина посмотрела на него вызывающе.

– Мариетта права. Она более виновата, чем я. И у меня были смягчающие обстоятельства. Казалось, что должно было произойти кровопролитие между Торриси и Селано, и я нервничала.

– Молчать! – Он проревел так громко, что девушки вздрогнули. – Никто больше в хоре не потерял голову, и ни один инструменталист в оркестре не запнулся. Я подозревал, что ты шепчешься часто, но до сегодняшнего вечера я не был уверен, что не ошибаюсь. Ты временно исключаешься из главного хора до дальнейших указаний. Теперь иди!

Фаустина вылетела из комнаты с рыданием. Маэстро повернулся к Мариетте.

– Как, ты думаешь, это выглядит для публики, когда хористка не может перестать шептаться? А? Ты разочаровываешь меня, Мариетта.

– Я прошу прощения, маэстро.

Она никогда не извинялась за какой-нибудь проступок и не намеревалась начинать теперь. Ее внутреннее чувство собственного достоинства и самоуважения не позволяли этого.

Он стал спокойнее.

– В течение следующих трех недель ты будешь отстранена от хора и свое время отдыха посвятишь занятиям. У тебя есть что Сказать?

– Нет, маэстро. Но могу ли я задать вопрос об этом вечере?

– Да, что это?

– Как случилось, что Торриси и Селано были приглашены на один и тот же частный прием?

– Синьор Манунта объяснил мне это с самыми щедрыми извинениями. Доменико Торриси много путешествует по дипломатическим делам, и иногда его жена ездит вместе с ним. Случилось так, что им было отправлено приглашение, но, когда узнали, что они будут отсутствовать в течение еще двух следующих месяцев, приглашение было послано синьору Селано. К несчастью для синьора Манунты, все пошло не по плану. Синьор и синьора Торриси неожиданно прибыли домой сегодня, увидели приглашение и в последнюю минуту решили воспользоваться шансом послушать исполнение Пиеты. К несчастью, это привело к огорчительному повороту событий.

– Боюсь, что так было для всех участников.

Он знал, что она включила себя и Фаустину.

– Я согласен. Доброй ночи, Мариетта.

Она медленно спустилась по ступенькам в свою комнату. Недостаток времени для отдыха не беспокоил ее, за исключением того, что у нее не будет возможности побыть с Бьянкой. Елене придется все объяснить ребенку. Но отстранение было сокрушительным. Она злилась на себя из-за того, что позволила какой-то тонкой связи с позолоченной маской вовлечь ее в такие неприятности.

Как только Елена прибыла домой, она сразу пошла навестить Мариетту, которая объяснила, что случилось. Елена искренне сочувствовала, хотя было видно, что у нее тоже есть что рассказать.

– А твое соло прошло хорошо? – подбодрила ее Мариетта.

– Да! – Елена возбужденно захлопала в ладоши. – Больше, чем хорошо, смею надеяться. Маэстро показал такую веру в меня. После того как вы ушли, он пришел в приемную и сказал мне, чтобы я заняла место Фаустины и пела любовную песню!

– Какая чудесная возможность для тебя! – Мариетта была обрадована, Они обе пели ту песню много раз, и она знала, как Елена могла передать нежность и страсть, которые выражали ее собственное желание любви. – Аплодисменты были бурными?

– Да! – Елена была вне себя от радости. – Сам Марко Селано вышел вперед, чтобы аплодировать мне! Ты хорошо рассмотрела его? Он симпатичный, не так ли? Как скоро он встретил враждебность Торриси!

– Я не понимаю, как можно сравнивать их, – искренне удивилась Мариетта.

– О, ты неправа, – быстро начала спорить Елена. – Все в Торриси было зловещим, пока он не отступил перед угрозой шпаги Марко.

Мариетта воздержалась от дальнейшего продолжения спора.

– Так, значит, это Марко? – игриво поддразнила она.

Елена счастливо засмеялась.

– Это я так думаю о нем. Я уверена, он хотел поговорить со мной, но не было никакой возможности. – Ее глаза сияли. – Я спросила Адрианну о нем, и что ты думаешь? Ему разрешено жениться, но он еще ни с кем не помолвлен.

– В самом деле? – Мариетта знала, как и все остальные, о суровом законе по поводу женитьбы, поддерживаемом венецианской знатью. Так как самый старший сын не становился наследником автоматически, выбирался один отпрыск мужского пола, чтобы наследовать все, и ему одному разрешалось жениться и продолжать фамилию. Это был практический способ сохранить великие состояния и власть, которая такое богатство контролировала, проследить, чтобы они не рассеивались и не ослабевали. Результатом этого было безнравственное поведение бесчисленных холостых благородных мужчин в Венеции, которое добавляло к репутации города распутство и порок. Неудивительно, что высококлассная куртизанка наслаждалась очень высоким социальным положением. Это правило, омерзительное для женщин благородного происхождения, снижало их шансы выйти замуж и толкало сотни из них в монастыри против воли.

– Завтра Адрианна расскажет мне все, что знает о семье Селано, – продолжала Елена счастливо. – Пожалуйста, пойдем со мной, и тоже все послушай.

– Да, я пойду.

Мариетта задавалась вопросом, должна ли она предупредить подругу, а затем решила не говорить ничего. Елена так невинно радовалась вниманию Марко Селано, что было бы бессердечно попытаться ослабить ее чувства, особенно если учесть, что из этого вряд ли что-нибудь выйдет.

– Что касается молодой женщины, которая была с ним, – заявила Елена, щелкнув пальцами, – ее желтые волосы – крашеные, и их цвет – грубый по сравнению с моим. – Она гордо покачала своими красивыми волосами и провела пальцами сквозь них, расхаживая по комнате почти на цыпочках, как будто ей было трудно сдержать без танца возбуждение, которое вызвал у нее вечер. – Я думаю, что я так сильно влюблюсь в Марко Селано, что это очарует его и он никогда впредь не сможет пожелать другую женщину.

Мариетта почувствовала, что обязана высказаться.

– Елена, пожалуйста, не строй пока таких надежд. Подожди и посмотри, что случится в следующий раз, когда он будет в зале.

Елена помедлила, ее лицо излучало сияние.

– Завтра он пошлет мне цветы. Ты увидишь!

Цветы не были посланы. Елена ждала напрасно несколько дней, обвиняя расхлябанность доставок, забывчивость семейных секретарей, которым доверен заказ букетов, и даже временное наводнение улицы Скьявони и площади Святого Марка. В конце концов у нее закончились оправдания, и в течение последующих нескольких дней она была необычно подавленной и молчаливой. Затем она снова оживилась и больше не упоминала Марко Селано. Мариетта, несмотря на то что знала ее хорошо, ошибочно предположила, что она выбросила его из головы.

Между тем обе девушки узнали много нового о семьях Торриси и Селано от Адрианны.

– Итак, Селано иногда приходят сюда? – Елена задавала вопрос для подтверждения.

– Да, но никогда с Торриси.

Адрианна продолжала рассказывать им все, что знала о двух великих семьях. В течение многих столетий Торриси и Селано были воителями и купцами, сборщиками налогов для дожа, банкирами иностранных королевских семей, учеными, музыкантами и поэтами. Их подозревали в убийстве и предательстве, они были отлучены от церкви со всей Венецией по двум случаям разгневанным Папой Римским, их изгоняли, они теряли огромные состояния и наживали их снова, они всегда были представлены на Большом Совете из тринадцати сотен аристократов, которые управляли Самой Спокойной Республикой под искусным руководством дожа государственными делами и заседали много раз в Высшем Совете из десяти. Гораздо более страшной была жестокость, которую они выказывали на Совете Трех в вынесении приговора подозреваемым в преступлениях против государства, – до подземных тюрем и камер пыток тюрьмы, присоединенной к Дворцу дожа. По всему городу были расположены древние почтовые ящики с львиными головами, вмонтированные в стены. Тайные обвинения против сограждан в измене государству можно было опускать в разинутые пасти львов. Они расследовались и представлялись перед Советом Трех, которого боялись и по сей день, как боялись в прошлом. Услышав все это, Мариетта подумала, как удачно, что ни она, ни Елена не могут войти каким-либо образом в эти две семьи. Она надеялась, что Елена поймет: то, что Марко Селано не прислал ей маленький букет цветов, было небесным благословением.

В те три недели, когда Мариетта была отлучена от хора, Елена солировала на публике много раз. Так как Елена ни разу не упоминала Марко Селано, Мариетта предположила, что он либо не присутствовал, либо Елена не узнала его в маске.

Обе девушки вздохнули с облегчением, когда Мариетту восстановили в хоре. Прошел только один день, как она вернулась к ежедневной практике, когда Адрианна разыскала их с Еленой.

– Я хотела бы, чтобы вы пришли в зеленую гостиную сегодня вечером в восемь часов. Руководители устраивают там маленькую вечеринку для меня. – Загадочная легкая улыбка танцевала на ее губах, когда она опередила вопрос, который, она знала, последует. – Не спрашивайте у меня ничего сейчас. Вы узнаете почему, когда придете туда.

В тот вечер, когда Мариетта и Елена пришли в Зеленую гостиную, Адрианна, одетая в платье с фижмами из бледно-лимонного шелка, приветствовала их. Их хористки-товарки и ведущие музыканты были там, как и маэстро ди Коро, преподаватели и руководители со своими женами, несколько других человек, которых девочки не узнали, но предположили, что они были покровителями Пиеты. Были поданы бокалы с вином и розданы по кругу дольки дыни. В комнате было шумно от разговоров до тех пор, пока глава руководителей не вышел вперед и официально не поприветствовал всех присутствующих. Затем он отступил назад и кивнул Адрианне, чтобы она заняла место, которое он освободил в центре комнаты.

– Я так счастлива, – начала она, – быть окруженной столь многими друзьями в этот особенный вечер, когда я должна сказать вам, что скоро покину Пиету, которая была моим домом в течение почти двадцати семи лет. Я знаю, многие люди задавались вопросом, почему я остаюсь так долго, но я предполагаю, что всегда узнаю правильный момент, когда нужно будет уходить. Теперь это время пришло, и я обсудила свое решение с нашим маэстро ди Коро. У меня есть все причины быть благодарной ему не только за занятия, но и за постоянное руководство и советы. Я всегда гордилась тем, что пою от имени Пиеты. – Она повернулась к нему. – А теперь, пожалуйста, маэстро, скажите за меня.

Он кивнул и вышел вперед, встав рядом с ней.

– Не секрет, что я считаю голос Адрианны самым великолепным из всех, что я когда-либо слышал. Тот факт, что она оставалась с нами в Пиете, укрепляя репутацию нашего заведения, известного в самых дальних уголках планеты, стоит считать величайшим счастьем для нас. Теперь Адрианна последовала велению своего сердца. Я с удовольствием объявляю о помолвке Адрианны с синьором Леонардо Савони из Венеции!

Наступила гробовая тишина, затем послышался хор поздравлений, удивленных замечаний и всеобщего изумления. Затем все это уступило место аплодисментам, когда широкоплечий и плотный мужчина среднего возраста, кого большинство присутствующих приняли за покровителя, приглашенного руководителями, вышел вперед и взял Адрианну за руку. С толстой шеей, крючковатым носом и зловещими черными бровями, которые казались странными над такими мягкими карими глазами, он был достаточно уродливым, но Адрианна смотрела на него с обожанием, как и он на нее.