Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
Информация об этом дошла до Мефистофеля с досадным опозданием.
Один из ангелов, направляясь из Рая в Чистилище на торжественное объявление победителя Турнира, вздумал на сей раз прилететь на собственных крыльях, а не переместиться с помощью магии. Во-первых, надо и крылья время от времени упражнять, чтобы не атрофировались; во-вторых, пора в кои-то веки полетать медленно и неспешно насладиться ландшафтами внизу.
Когда ангел пролетел над райскими особняками, оставив за спиной самые дорогие и желанные предместья Рая, он увидел – кого бы вы думали? – Мака! Этот парень медленно, но верно двигался по крутому каменистому склону в сторону райского дворца, вознесенного на самые высокие небесные высоты. Шел он на пределе сил, как заметил ангел, но шел – на своих двоих, и не думал сдаваться. Вот о чем поведал ангел Мефистофелю.
– И куда же он направлялся? – резко спросил Мефистофель.
– Похоже, что он намеревается встретиться с Сами-знаете-с-кем, – ответил ангел.
– Только не с Сам-знаю-кем! – вскричал Мефистофель.
– У меня сложилось впечатление, что он метит именно туда. Разумеется, он мог пойти в гору и просто так – полюбоваться пейзажем…
– Да как он мог посметь пуститься на поиски Господа! Каков наглец! Без специального мандата! Без рекомендаций и без разрешения! Без особого эскорта из праведников, безгрешность которых засвидетельствована семью печатями! Неслыханная дерзость!
– Я только передал то, что видел, – произнес ангел.
– Надо бы своими глазами поглядеть, что там происходит, – сказал присутствовавший при разговоре архангел Михаил.
Поднявшись почти к вершине горы, которая терялась в облаках, Мак узрел перед собой огромные жемчужного цвета ворота на золотых столбах. По мере приближения нашего героя створки ворот стали сами собой медленно-медленно распахиваться.
Мак смело направился внутрь и очутился в невиданной красоты саду, где каждое дерево и каждый куст взращивали на себе лишь добрые плоды и не было ни одного сорняка, ни одного вредного жучка, ничего дурного.
Тут Мак заметил, что навстречу ему торопливым шагом идет высокий бородатый человек в белом одеянии. Мак мгновенно пал ниц со словами: – Приветствую тебя, Господь!
Бородач подскочил к нему и помог подняться на ноги.
– Нет, нет! – быстро заговорил он. – Не надо мне так кланяться. Я не Господь. Боюсь, что Он не сможет поговорить с вами немедленно, как Ему хотелось бы. Однако Он послал меня, Его верного слугу, дабы сообщить вам, что Он пришел к решению отменить приговор Ананке и объявить вас победителем Турнира.
– Меня? – охнул Мак. – Но чем я заслужил такую честь?!
– Не знаю подробностей, – сказал бородач. – Однако вердикт касается не вас лично. Было решено коренным образом изменить ход мировой истории: повернуться лицом к тем, кого прежде считали презренными шалопаями и проходимцами, и вообще к простым грешным людям, не требуя больше от них совершенства, принимая их такими, какие они есть. Боги древности пытались вести человечество к сияющим высотам – и сели в лужу. Господь вместе с чистыми и нечистыми духами пытался делать то же самое – и не сумел. Его величество Закон пытался руководить человечеством – и опростоволосился. Разум также оказался никудышным предводителем. Даже его светлость Самотек покружил, покружил человечество и ни к какому берегу не прибил. А потому объявляется эра простого немудрящего человека. Вы, Мак, поступали во время Турнира крайне просто, руководствуясь потребностями минуты, вполне корыстно, но не без слабой надежды, что ваши поступки послужат более благородным целям. Поэтому вы достойны быть победителем Турнира, ибо даже легкий налет идеализма на действиях куда ценнее, куда убедительнее, нежели наличие в голове кучи великих и сложных идей, которые никак не сказываются на поступках.
Мак был ошеломлен, ошарашен, огорошен, подавлен.
– Чтобы я правил миром? – пробормотал он. – Это немыслимо, даже слушать не хочу. Говоря по совести, это звучит просто-напросто кощунственно! Да-да, это богохульство!
– Господь присутствует в каждом богохульстве, а дьявол – в каждой набожной фразе.
– Послушайте, – сказал Мак, – такие серьезные вещи я хотел бы обсудить с самим Господом.
– Ах, кабы это было возможно! – с грустью произнес бородач. – На беду, с единым Господом нельзя поговорить напрямую – даже здесь, в сердцевине Рая. Мы искали Его тут повсюду – и не нашли. Такое впечатление, что Он не то пропал без вести, не то скрывается. Кое-кто даже утверждает, что Он никогда не существовал: мол, сохранись после него хотя бы одна фотография, тогда бы другое дело… Но легенды утверждают, что было время, когда Он действительно существовал и ангелы часто навещали Его и вкушали мед созерцания лика Его. Он говорил им о том, что Рай и Ад прячутся в подробностях. Ангелы не улавливали смысла его слов. Он говорил им, что как внизу, так должно быть и наверху. Ангелы не понимали смысла его речи, пока на небесах не возникли трущобы и не начался разгул преступности.
– Преступления в Раю? – переспросил Мак. – Это что-то невероятное, не могу поверить!
– Знали бы вы, что тут творится, вы бы еще больше удивились! Все пошло кувырком примерно с тех пор, как Он объявил всем, что Он вовсе не Бог – не тот великий и единственный, вечный и сопричастный всему живому. Нет, Он лишь заместитель Господа, который занят другими делами и поручил Ему править миром. Все стали гадать: чем же это занят настоящий Господь? Многие подозревали, что Господь затеял сотворение мира в другом времени и пространстве – теперь он, с учетом ошибок, создает мир попроще, в котором все сработает как надо. По всеобщему мнению, Господь решительно разочаровался в том, как пошли дела в данной Вселенной, но, будучи джентльменом, постеснялся заявить об этом вслух. Даже не намекнул.
Мак пристально уставился на бородача в белой одежде и наконец спросил:
– Стало быть, вы все-таки Бог?
– Да, в некотором смысле. А что вы хотите сказать?
– Да так, ничего особенного, – пробормотал Мак.
– Вы, похоже, разочарованы? – спросил Бог. – Ожидали увидеть Кого-то Совсем Другого.
– Нет-нет, что вы…
– Догадываюсь, о чем вы думаете. Не забывайте, я как-никак всеведущий. Это один из моих эпитетов.
– Да, слышал. В том числе и всеведущий.
– Но загвоздка в том, что этой великой способности лучше пропадать втуне. Я бы даже сказал, что главнейшая задача Бога – сопротивляться своему всеведению, ограничивать свое всеведение, не связывать себя этим всеведением. То же касается и всемогущества. Бог не должен быть связан своим всемогуществом.
– Не связан – всемогуществом? Не понимаю, как всемогущество может связывать!
– Всемогущество – страшная помеха, если оно совмещается со всеведением и состраданием. Постоянно возникает соблазн вмешаться на стороне справедливости, исправить Зло.
– А почему бы и не вмешаться?
– Если я поставлю свое всемогущество на службу своему всеведению, результатом будет мир, в котором все работает как часы. Свободная воля навсегда покинет эту Вселенную. Никто более не будет страдать от результатов своих поступков, ибо я буду постоянным стражем, который следит, чтобы ни одна ласточка не вывалилась из гнезда, ни один человек не погиб в дорожной аварии, ни одна лань не была настигнута леопардом, ни один человек не оставался нагим, в голоде и холоде, а также не умер преждевременной смертью… Или, хуже того, отчего бы не быть последовательным и не сделать так, чтобы никто никогда не умирал?
– По-моему, это был бы прекрасный мир, – сказал Мак.
– Он кажется вам прекрасным лишь потому, что вы продумали эту возможность не до конца. Предположим, все сущее продолжает существовать вечно. А ведь у всего живого свои запросы, свои особые потребности и желания. И все эти запросы, потребности и желания следует непременно удовлетворить. И уладить бесчисленное множество других проблем. Коль скоро леопарду не позволено охотиться на ланей, нужно позаботиться о другой пище для него. Сделать его травоядным? Но кто сказал вам, что растения не испытывают боли? Быть может, им хочется быть съеденными не более, чем любому животному! Видите, какие неожиданные осложнения появляются в мире тотальной справедливости. Чтобы распутывать все эти узлы, мне придется делать буквально все самому, вмешиваться в каждый пустяк. Какой невероятно нудной станет жизнь людей, если я буду решать за них все сколько-нибудь существенные проблемы.
– Да, теперь я вижу, что вам надо хорошенько призадуматься, прежде чем что-либо сделать, – сказал Мак. – И все-таки вы всеведущи, а это большое подспорье, когда хочешь рассмотреть какой-либо вопрос со всех сторон.
– И мое всеведение говорит мне: ограничь свое всемогущество.
– А как насчет Добра и Зла?
– Я неизменно считал, что это вопрос чрезвычайной важности. На беду, я никогда не мог однозначно отличить одно от другого. Уж очень запутанный этот вопрос. Я намеренно, по собственной воле принизил в глазах других свой образ. Пусть я Бог, и Бог единственный, у меня остается право быть скромным. И у меня есть право ущемить собственное совершенство кое в чем, дабы получить право смиренно признавать, что я не есть совершенство. Даром что я всемогущ и всеведущ – я этими способностями не пользуюсь в полной мере. У меня было такое чувство, что не следует навязывать миру свою волю и давать Добру торжествовать всегда и везде. Могу ли я позволить себе быть предвзятым и односторонним и выступать всегда на стороне Добра? Будучи все-таки всеведущим, я отлично понимаю, что при глубоком и полном анализе окажется: в конечном итоге Добро и Зло равны по своей ценности и дополняют друг друга. Такая моя позиция на самом деле никаких проблем не разрешает. Но и быть рабом одностороннего подхода я не хочу. Я не раз говорил: знать все – значит ничего не знать досконально. Вот почему я предпочитаю продолжать познание вещей. Возможно даже, я уже давным-давнознаю тайную суть всех вещей. Но я упрямо не признаюсь себе в этой тайной сути, скрываю ее от себя и от мира. Я не устаю повторять: даже Бог имеет право иметь свои секреты и должен знать не все.
– Но какой же урок мне следует извлечь из всего этого? – растерянно спросил Мак.
– То, что ты свободен точно так же, как и я. Быть может, в этом немного утешения – однако же это чего-нибудь да стоит!
После такого крупного события, как Тысячелетний Турнир, всегда наступает что-то вроде затишья. Через какое-то время после объявления приговора Ананке Аззи обнаружил, что у него появилось свободное время, и ему пришло в голову поинтересоваться дальнейшей судьбой Фауста и прочих персонажей, так или иначе участвовавших в Турнире.
Фауста бес нашел в харчевне на окраине Кракова. Как это ни удивительно, за столиком с доктором сидел, потягивая пиво, ангел Бабриэль. Оба радостно приветствовали Аззи и предложили присоединиться к ним и выпить пивка.
Затем Фауст продолжил прерванный разговор с ангелом:
– Вы слышали речи этой дамочки по имени Ананке? А ведь это же была Маргарита – девчушка, которая когда-то в лепешку разбивалась, только бы завоевать мое расположение!
– Старина, не дуйтесь на нее, она не хотела вас обидеть, – говорил Бабриэль. – Просто ее устами говорила Необходимость.
– Понимаю. Но чего ради Ананке вселилась именно в ее тело? – Фауст задумался, отхлебнул пива и продолжал: – Думаю, этот выбор неспроста. У Маргариты были качества, которые требуются Необходимости, слепо управляющей судьбами людей.
– Ага! Теперь вы схватываете суть, Фауст, – удовлетворенно сказал ангел. – Стало быть, последние события вас кое-чему научили!
– Не очень многому, – ответил Фауст. – Я по-прежнему верю, что мы бы справились. Да, Бабриэль, мы, люди, смогли бы сбросить иго всяких там… Эх, если бы я…
– Не один вы пострадали, – прервал его Бабриэль. – Не люблю громких слов, но, по-моему, все человечество приложили мордой об стол, не только вас.
– А я так скажу – свинство все это! С самого начала времен все было подтасовано против человечества. Они быстро раскусили все наши недостатки и объявили, что им необходимо именно то, чего нам решительно недостает, и мы вечные неудачники, потому что у нас нет потребных качеств. А когда некоторым людям удается эти качества обрести, сверху меняют правила игры – дескать, они не то имели в виду и теперь им нужны другие достоинства! Но откуда им знать, как людям положено вести себя? Это мы придумываем себе идеальную линию поведения, а они подхватывают идею и начинают ей же нас долбить!
– В яблочко! – сказал Бабриэль. – А, старина, давайте больше не будем про небесную политику. Пропади она пропадом! Состязанию конец, а потому будем пить, веселиться, болтать о старых добрых временах…
Тут в харчевню ввалился Мак, распевая студенческую песню. За время после окончания Турнира он славно преуспел в жизни: заделался купцом и уже начал сбивать изрядный капиталец, а также обзавелся хорошенькой подружкой, напоминавшей чертами Маргариту. По возвращении из Рая Мак почувствовал новый прилив интереса к жизни и горячо взялся за устройство собственной судьбы.
Старые знакомые сгрудились вокруг него.
– Так что же Он тебе сказал? – спрашивал его Аззи.
– Кто?
– Господь, конечно. Мы же видели из Дворца правосудия, как ты взбирался на Райскую гору. Что ты там выведал?
Мак заморгал глазами и смущенно опустил голову.
– Как вам сказать… Пожалуй, я ничего особенного не узнал. Я, в общем-то, и не с Господом виделся. Так, с одним близким приятелем Господа.
– Но он сказал тебе, что именно ты победил в Турнире, так?
– Не совсем так. Я его слова понял иначе: дескать, ты, Мак, волен делать со своей жизнью все, что хочешь. Ты сам себе хозяин. Вот я и живу теперь, как хочу, а не как кто-то велит.
– И это все, что ты можешь рассказать своим старым друзьям? – разочарованно протянул Аззи.
Мак насупился и молчал. Потом снова расцвел улыбкой:
– Знаете что, я заказал столик в «Подраненной утке». Там нам зажарили отменно жирного гуся. Пойдемте! Я вас славно попотчую, поднимем бокалы за наши успехи и посмеемся над своими промашками.
Всем это предложение пришлось по душе. Только Фауст сказал, что присоединится к компании немного попозже.
Доктор вышел из харчевни и, пройдя по улице Казимирчика, вошел в изысканно оформленную кондитерскую, где у него была назначена встреча с Еленой Прекрасной, обещавшей на время удрать от фурий, которые ни на миг не отставали от нее и требовали возвращения к Ахиллу.
Елена сидела за чашечкой крепкого китайского черного чая. Она встретила Фауста ледяной улыбкой.
– Итак, лапочка, – промолвил Фауст, – ты улизнула от своих противных надзирательниц. Ты все же вернулась ко мне!
– Только для того, чтобы сказать последнее «прости», Иоганн.
– Ах, какая досада! Так ты решила окончательно? Елена энергично кивнула:
– Я возвращаюсь к Ахиллу. Ведь это в конце концов главное в образе Елены Прекрасной – принадлежать доблестнейшему Ахиллу. Когда-то меня разлучили с законным супругом Менелаем, однако я все же вернулась в итоге к нему. Теперь та же история. Я, в сущности, очень верная женщина…
– Что ж, может, это и к лучшему, – сказал Фауст без особого огорчения в голосе: Елена – штучка слишком горячая, от такой лучше подальше держаться. – Наши легендарные образы так далеки друг от друга, что мы бы никогда не ужились вместе. Мы оба привыкли повелевать, оба ощущаем себя единственными в своем роде. А все-таки жаль. Подумай, сколько упоительных моментов мы могли бы испытать на пару!
– Боюсь, что все приятное досталось бы на твою долю, – сказала Елена. – К тому же тебе больше нравятся деревенские простушки. Отчего бы тебе не сойтись опять с Маргаритой?
– Ба, откуда ты про нее узнала? Впрочем, ты никогда не признаешься. Так или иначе, с Маргаритой все покончено. Загвоздка в том, что я никогда не смог бы искренне уважать ее, пусть даже она временно побыла самой Ананке.
Тут в дверь кондитерской кто-то отчаянно забарабанил. Затем раздался треск и чавканье – одна из сестер-эриний куснула деревянную дверь, из-под которой потекла внутрь зеленоватая жижа.
– Не стоит испытывать терпение страшных сестер, – сказала Елена, поднимаясь из-за стола. – Они ждут меня.
Оставшись один, Фауст застыл, вперив невидящий взгляд в пространство.
Все его мечты, похоже, разлетелись в пух и прах. Никто более не был ему мил. Ни мужчины, ни женщины, ни духи – все оказались слишком поверхностными. Даже Ананке, и та, говоря откровенно, не блещет умом. Зато как упоительно было стоять во главе отряда лучших магов всех времен и народов! Они могли бы ввести человечество в новый золотой век! Под их руководством человечество достигло бы хоть каких-то высот… Или погибло бы при попытке!.. Однако ж не выгорело. Но погодите, придет день и… Да, придет день и человечество дорастет до Фауста. Вот тогда-то и наступит его черед!
Фауст встал и хотел уже уйти из кондитерской, как вдруг рядом засеребрилось светлое облачко, и перед ним возникла Илит, изящная, соблазнительная.
Ее появление никак не отразилось на выражении лица Фауста.
Доктор решил, что она явилась с каким-нибудь новым поручением от сил Добра или Зла, а он больше не желал иметь никаких дел с этой небесной шушерой.
– Ну, – сказал он, – чего тебе?
– Я просто подумала… – промолвила Илит, замялась и, похоже, даже покраснела.
Фауст рассеянно посмотрел на нее и так же рассеянно отметил про себя: до чего эта ведьмочка-ангелочек хороша – прямо картинка!
На ней было длинное платье изумрудного цвета с высокой талией. Лишь одна жемчужная нитка подчеркивала изящество ее лебединой шейки. Волосы были собраны на затылке, открывая взору совершенный овал ее личика.
Тем временем Илит вздохнула, набралась мужества и продолжила:
– Дело в том, что я когда-то была ведьмой и служила силам Тьмы. Затем я перешла на сторону Света. Но потом обнаружила, что в самых важных чертах они чрезвычайно похожи.
– Тут ты совершенно права, – кивнул Фауст. – Но я-то тут при чем?
– Я хотела бы еще раз начать все с начала, – сказала Илит. – И пусть моя новая жизнь не имеет никакого отношения ни ко Злу, ни к Добру. Я подумала о вас, Фауст. Не знаю, до какой степени вы правы в своих поступках, но идете вы своим собственным путем. И поэтому мне пришло в голову… вам случайно не нужен помощник?
Фауст впервые по-настоящему пристально взглянул на нее.
Воспитанная, к тому же умница, да и улыбка у нее весьма и весьма приятная…
Он невольно выпрямился и расправил плечи. И ощутил, как фаустианский непоседливый дух вновь возвращается в его натерпевшееся тело.
– Да, – сказал он, – вопрос о помощнице можно обсудить к взаимному нашему удовлетворению. Присядьте, милочка. Давайте попьем чайку. Кто знает, быть может, это начало чего-нибудь прекрасного для нас обоих.
