Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Проскакав в одиночестве с Маргаритой за спиной изрядное расстояние, Мак оказался на опушке леса. Неподалеку он увидел постоялый двор, над крышей которого вился дымок. Это очень кстати для человека, только что улизнувшего из лап смерти: тут можно прийти в себя и передохнуть. Мак остановился у постоялого двора, спешился, помог Маргарите спрыгнуть с лошади, привязал своего верного скакуна к коновязи, предварительно напоив водой из бочки, стоявшей поблизости. После этого они с Маргаритой зашли внутрь.
Хозяин заведения был занят самым обычным делом – чистил медную кастрюлю, в дальнем конце большой комнаты уютно горел камин, у которого сидел – спиной к вошедшим – и грел руки над огнем какой-то путешественник.
– Доброе утро, достопочтенные путники, – приветствовал их хозяин. – Не желаете ли по чарке коньяка для аппетита?
– Рановато для выпивки, – сказал Мак и потянув носом, добавил: – А вот от вашего горячего елового отвара не откажемся.
– Присаживайтесь к огню и отогревайтесь, – радушно пригласил хозяин постоялого двора. – Вы правильно учуяли, у меня как раз настаивается отвар еловых шишек. Сейчас принесу вам по кружке.
Мак прошел к камину и, вежливо кивнув в знак приветствия, присел у огня рядом с мужчиной богатырского вида. На незнакомце был длинный плащ с поднятым капюшоном, который скрывал его лицо. Поблизости стоял прислоненный к стене лук.
– Доброе утро, – произнес незнакомец и откинул капюшон.
Мак внимательно всмотрелся в его лицо и сказал:
– Мне только кажется или мы где-то встречались?
– Быть может, вы видели мой бюст в музее, – ответил незнакомец. – Меня зовут Одиссей, и то, как я сюда попал из предместий Тартара, составляет целую увлекательную повесть, которую я бы вам рассказал, будь у нас время. Но времени, увы, нет… Вы, часом, не Фауст?
Одиссей говорил на древнегреческом языке времен Гомера со слабым итакским акцентом, который Мак с легкостью понимал, поскольку Мефистофель пока не отнял у него дар понимать все языки, в том числе и мертвые.
– Да, – сказал Мак и тут же, спохватившись (береженого Бог бережет), уточнил: – Я имею в виду, что я его немного знаю. То есть мне приходилось как-то выполнять кое-какую работенку для Фауста под его фамилией, но теперь у меня, кажется, пропала охота продолжать в том же роде…
– Вы тот Фауст, который путешествует с Еленой Прекрасной? – спросил Одиссей.
– Нет, с ней путешествует тот, другой, – ответил Мак. – Я странствую с Маргаритой.
Он хотел было представить Маргариту, но увидел, что девушка прикорнула за столом.
– Но вы, если я правильно уловил, тоже называете себя Фаустом? – сказал Одиссей.
– В настоящее время я играю роль Фауста в состязании, которое затеяли силы Тьмы и силы Света. Однако подлинный Фауст норовит вытеснить меня вон.
– И что вы намерены предпринять в этой ситуации? – поинтересовался Одиссей.
– Говоря по правде, не знаю, – сказал Мак. – Что-то у меня совесть начинает восставать против того, что я играю чужую роль. Возможно, мне и впрямь следует плюнуть на все и уступить свое место настоящему Фаусту…
– Судя по всему, вы недурно справляетесь со своей ролью, – сказал Одиссей. – Чего ради вам отступать в сторонку? Что такого умеет этот настоящий Фауст, чего бы вы не умели?
– Ну, настоящий Фауст заправский маг, великий маг, а потому он заслуживает права быть представителем всего человечества на Турнире…
– Ничего подобного! – воскликнул Одиссей. – С какой стати человечество должен представлять такой нетипичный человек – маг-чернокнижник? Все эти чародеи-колдуны – одного поля ягода с политиками: такая же мразь, если не хуже. Неужели вы до сих пор не сообразили? Всякая магия направлена против интересов простого народа.
– Я как-то не задумывался над этим, – признался Мак.
– Магия – одна из форм власти. И владеет ею лишь горстка людей. Как по-вашему, хорошо ли, если судьбами народов станет заправлять элита из чародеев? Вот вы, хотели бы вы оказаться под властью Фауста?
– Я имел в виду лишь то, что магам известно многое, недоступное простому народу…
– А так ли уж необходимо остальному человечеству все то, что им известно? Я, знаете ли, в свое время водил знакомства с чародеями. Был у нас такой волшебник по имени Тиресий. Выдающаяся личность! Но, вы думаете, мы позволили ему руководить нами в политических или военных вопросах? Как бы не так! Нам это и в голову не приходило. У нашего предводителя Агамемнона недостатков было более чем достаточно, однако он был человек вроде нас, никогда не утверждал, что у него особые отношения с богами или духами. Бойтесь людей, которые похваляются близкими отношениями с богами!
– Но он подлинный Фауст, черт возьми!
– Может, и подлинный. Но это отнюдь не значит, что именно он является настоящим носителем фаустианского духа! Этим мятущимся духом в гораздо большей степени обладаете вы, дорогой мой Мак. Да, не удивляйтесь! Ведь вы просто человек, не больно-то образованный, без блистательных талантов, несведущий в магии – и тем не менее вы одержимы желанием самоутвердиться, царить над своими страстями и взмыть на невиданные высоты.
Мака чрезвычайно взбодрили эти речи. Он выпил большую кружку елового отвара, принесенного хозяином постоялого двора, и разбудил Маргариту, чтобы она согрелась горячим питьем. После этого Мак встал.
– Ну, нам пора в путь!
– А Фауст? – спросил Одиссей.
– Он следует за мной по пятам.
– Так-так… – произнес Одиссей. – Эй, Ахилл, ну-ка просыпайся!
С лавки в темном углу комнаты поднялся Ахилл. Прежде он был скрыт столом и Мак не заметил его.
– Чего тебе, Одиссей? – зычно спросил Ахилл.
– Готовься, дружище. Сейчас сюда нагрянет Фауст! Черт побери! Одиссей и Ахилл! Такая парочка может задержать Фауста надолго, очень надолго!
– Пошли, Маргарита, – сказал Мак.
– Иду, иду, – отозвалась девушка, подавляя зевок. Они вышли во двор, вскочили на лошадь и продолжили путь в Сен-Менеульд.
Фауст прибыл на постоялый двор минут через двадцать. Выглядел он вполне здоровым, лишь огромный кровоподтек у виска напоминал о страшном ударе о ствол дуба. Лицо Елены Прекрасной слегка обветрилось, волосы растрепались, но она была еще прекрасней, нежели всегда.
Как только Фауст вошел в комнату с камином, Одиссей устремился к нему со словами:
– Я знаю, кто вы такой! Вы Фауст!
– А я этого и не скрываю.
– И с вами Елена Троянская!
– Верно, – сказал Фауст. – Это вполне естественно. Елена Прекрасная – самая красивая женщина в мире и, следовательно, достойная спутница такому человеку, как я. Кто вы такой и чего вы от меня хотите?
Одиссей назвал себя и представил Ахилла. Хотя Фауст и был поражен этой встречей, он не подал виду.
– Будем кратки, – сказал Одиссей. – Мы здесь, чтобы вернуть Елену Прекрасную. Ваш дружок-демон не имел ни малейшего права умыкать ее из Тартара от законного супруга.
– И слышать об этом не хочу! – сказал Фауст. – Она была дана в мое распоряжение, и я не намерен с ней расставаться.
– Сдается, я уже от кого-то слышал подобные речи, – молвил Одиссей с лукавой усмешкой, намекая на события, с которых начинается «Илиада». Тогда Ахилл не пожелал добровольно уступить Агамемнону свою пленницу, девушку по имени Брисеида, на которую верховный главнокомандующий греческих войск «положил глаз», а после того как Агамемнон все-таки забрал ее себе, Ахилл пришел в великий гнев, принесший, согласно Гомеру, «ахейцам великие муки», ибо великий герой уединился в своей палатке и не принимал участия в битвах. В итоге греки чуть было не проиграли Троянскую войну. Пришлось вернуть Брисеиду Ахиллу, и он мигом положил конец натиску троянцев.
– Может, ты и слышал подобные речи, – сказал Ахилл, – сейчас это к делу не относится! Фауст должен вернуть мою жену!
– И не надейтесь! Только попробуйте отнять ее у меня!
При этих словах Фауст выхватил из-под своего плаща кремневое ружье.
– Если бы мы захотели отнять ее силой, нас бы ничто не остановило, – сказал Одиссей, – даже ваше невиданное оружие. Нет, нет, Ахилл, убери меч. У нас есть средство получше.
Одиссей вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Ответ на этот протяжный низкий мрачный звук последовал почти незамедлительно. Раздались нарастающие завывания и вопли, которые вначале напоминали беснования ветра, потом стали членораздельнее и оказались старушечьими криками.
Дверь постоялого двора внезапно распахнул порыв зловонного ветра, и внутрь влетели три фурии. Они появились в облике трех огромных черных ворон, крылья которых были будто пылью припорошены.
Со стонами и подвываниями птицы заметались по комнате, осыпая присутствующих своими вонючими испражнениями. Когда все ошалели от шума и мельтешенья крыльев, вороны внезапно приняли человеческий облик – превратились в трех длинноносых красноглазых старух в черных пропыленных лохмотьях. Алекто оказалась толстухой, Тисифона была худа как жердь, а платье Мегеры в одних местах пузырилось от жира, в других висело как на вешалке. У всех сестер глаза напоминали яичницу с вытекшим желтком.
Они сцепились руками и стали плясать вокруг Фауста, визжа, подпрыгивая, хохоча и улюлюкая, плюясь в его сторону. Доктор пытался в этом диком положении сохранить достоинство: угрюмо молчал и не пытался бежать. Однако ему было чрезвычайно трудно сохранять спокойную мину и присутствие духа, когда вокруг бесновались три старые карги.
Наконец Фауст нарушил молчание:
– Достопочтенные фрау, такое неприличное поведение с вашей стороны не даст желаемых результатов, поскольку я не принадлежу к вашей эпохе и почитаю другую небесную команду, которая пришла на смену вашей. Ввиду вышесказанного я вряд ли вострепещу, не приду в священный ужас от всех ваших скачков и ужимок – они меня нисколько не пугают.
– Вострепещу, растрепещу! Умник выискался! – выкрикнула Тисифона. – Может, мы и не сумеем причинить вреда твоему телу. Но попробуй-ка поговорить с кем-нибудь, если мы будем непрестанно орать и визжать у твоих ушей!
– Ваше поведение нелепо, – презрительно заявил Фауст.
– Очень даже лепо! – расхохоталась Тисифона. – А как тебе понравится, если мы затянем эллинскую народную, плясовую, хороводную – куплетов этак на сто? Девочки, а ну-ка хором!
Фауст даже присел от ужаса, когда старухи в три луженые глотки загорланили что-то вроде древнегреческого варианта «У попа была собака…» Так вопят гиены в пустыне в жаркий день. Нет, вой гиен – райская музыка в сравнении с хором эриний!..
Фауст стоически терпел, но уже ко второму куплету утратил способность соображать, он задыхался – и наконец в отчаянии замахал руками:
– Дамочки, помолчите минутку, дайте мне собраться с мыслями!
Бесноватые певицы разом умолкли, и Фауст, обретя драгоценную передышку, отбежал в другой конец комнаты и тихонько заговорил с хозяином постоялого двора, который тоже ошалел от неожиданного спектакля, затеянного эриниями.
Сами же сестры-разбойницы подозревали Фауста в каком-нибудь коварном замысле, поэтому покой длился не долго – сестры заговорили между собой пронзительными голосами, которые звучали так, словно шли из собственного сознания Фауста. И доктор уже не думал, а слушал внутренние голоса, навязанные ему извне. Эти голоса твердили наперебой:
– Ах, черт, в какой же жуткий переплет я попал!
– Проклятье, я сам себя не слышу из-за этого шума в голове!
– А если бы я мог думать, о чем бы мне следовало думать? О Елене?
– Как ты сможешь думать о Елене, олух, если эти старые мегеры наполнили сознание до отказа ужасом и отвращением к ним, так что никакая иная мысль не способна пробиться наружу?
В полной уверенности, что думает он сам, тогда как это эринии вкладывали в его голову всякий вздор, Фауст забормотал:
– А зачем мне сдалась Елена, пусть она и трижды распрекрасная, если голова моя лопается от посторонних голосов, которые диктуют мне рецепты приготовления пудингов с кровью и способы выиграть в маджонг! Все, сдаюсь, старухи взяли верх надо мной. – И уже совсем громко он произнес: – Ладно, если вам так уж хочется вернуть Елену Прекрасную – берите ее, чтоб вам пусто было!
Страшные старухи исчезли столь же быстро, как и появились. А с ними пропала и Елена Прекрасная.
Фауст пришел в себя и огляделся. Ни Одиссея, ни Ахилла. Он съел булочку, запивая вином. Потеря Елены больно ударила по его самолюбию, хотя, по совести говоря, ему было ни тепло ни холодно от ее присутствия. К тому же у него теперь были развязаны руки, и он мог все свое время посвятить основной цели: занять свое законное место в Турнире между силами Света и силами Тьмы.
Надо было спешить. Поэтому Фауст поспешно допил вино, заплатил и вскоре уже скакал по следу Мака.
Лесная дорога закончилась. Мак снова был на опушке, и со взгорка ему была видна деревушка Пон-де-Соммевиль, где Мак надеялся разыскать герцога Шуазеля, на которого роялисты возлагали столько упований.
Человека, который выглядел герцогом, хотя был одет в простой дорожный камзол, Мак нашел подле гостиницы на окраине деревушки. Осанистый молодой мужчина сидел за столиком на свежем воздухе и читал парижскую газету: страничку с объявлениями о продаже подержанных лошадей.
– Не вы ли герцог Шуазель? – спросил Мак.
Мужчина поднял глаза от газетной страницы и внимательно посмотрел на Мака поверх очков в проволочной оправе.
– Он самый, – промолвил аристократ.
– У меня новости о короле.
– Наконец-то! – сказал герцог Шуазель. Сложив газету, он показал Маку первую страницу с официальным сообщением, перепечатанным из «Парижского революционного вестника».
– Читали эту мерзость? Дантон и Сен-Жюст требуют головы короля и Марии Антуанетты! Прежде это называлось призывами к свержению законной власти и наказывалось со всей строгостью. А нынче публикуй что хочешь – бумага терпит, и закон терпит. И это они называют прогрессом!.. Так где же король, мсье?
– Едет сюда.
– Когда он прибудет?
– Увы, не знаю.
– Важные сведения вы принесли, – саркастически бросил герцог Шуазель, неодобрительно рассматривая Мака. – Мы тщетно ждем здесь который час – местные крестьяне, похоже, приняли нас за сборщиков налогов и готовятся поднять на вилы. А вы говорите: он в пути. Когда, я желаю знать, когда он доберется до этой проклятой деревни?!
– Точное время назвать трудно, – ответил Мак. – Королевская карета движется с предельной скоростью. Но королева подзадержалась со сборами… Так что вы уж оставайтесь тут и ждите. Августейшая чета вот-вот будет.
– Прежде сюда явятся местные мужички, – сказал герцог Шуазель, указывая на крестьян с вилами и косами, которые уже образовали огромную плотную толпу в конце улицы.
– Не обращайте внимания, – посоветовал Мак. – Глупое мужичье. Ваши гусары разгонят их одним залпом.
– Это легко на словах, мой юный друг. Вы, по всему видно, иностранец, у вас тут нет поместья. А я здесь живу, и земли неподалеку принадлежат мне, так что мне приходится поддерживать мирные отношения с крестьянами, а не то спалят мой дворец, вырежут семью… И, главное, если ссориться с крестьянами, может случиться кое-что похуже – они лишат меня «права первой ночи», а для французского синьора, сами понимаете, это страшнее смерти… Толпа, которую вы видите, лишь малая часть крестьянского войска. Чуть что, из окрестностей сбегутся тысячи мужиков и прокатят на вилах! А вы говорите – стреляйте! Себе дороже.
– Это я так, в виде предположения… – пробормотал Мак.
Тут герцог повернулся к дороге – к ним во весь опор скакал кто-то в развевающемся плаще.
– Добрый день! – сказал Шуазель, когда всадник осадил коня в десяти шагах от входа в гостиницу. – Вы кто такой?
Фауст спешился – а это был именно он, – подошел к герцогу, поклонился и произнес:
– Приказ ждать короля отменяется, ваша светлость. Вам велено удалиться отсюда со всем своим отрядом.
– Скажите пожалуйста! – насмешливо скривил рот герцог. – А вы что за шишка – королевские приказы отменять?
– Доктор Иоганн Фауст, ваш покорный слуга.
– Не верьте, ваша светлость, – вмешался Мак. – Никакой он не Фауст. Это я Иоганн Фауст.
– Прелестно! – воскликнул Шуазель. – Сразу два Фауста, и каждый с приказом, который исключает другой. Ну так вот, друзья мои, оставайтесь-ка вы тут, покуда мы не разберемся, кто есть кто. Эй, солдаты!
По знаку герцога один гусар схватил под уздцы лошадь Фауста, второй заграбастал самого доктора, который стал вырываться, но выскользнуть из железных объятий так и не сумел. Мак сообразил, что дело оборачивается совсем худо, метнулся в сторону от двух гусар, бежавших схватить его, перемахнул через низкую ограду, домчался до коновязи, мигом отвязал свою лошадь и вскочил в седло. Покуда Фауст, обещая все кары небесные, боролся с навалившимися на него гусарами, Мак нещадно бил каблуками в бока лошади, и та диким галопом несла его прочь от опасного места.
Поздним вечером Эмиль Друэ, служивший почтмейстером в Сен-Менеульде, сидел на балкончике своей спальни на втором этаже и поджидал курьеров из Парижа, несущих новости в провинцию днем и ночью. Было прохладно и тихо – самое время расслабиться после жаркого хлопотного и шумного дня. Весь день от парижских революционных властей приходили будоражащие новости. И весь день на Восток тянулись вереницы карет в панике бегущих из страны аристократов!
Друэ, человека практичного, прежде всего беспокоило одно: как дальнейшее развитие революционных событий скажется на работе почтового ведомства. Как раз сегодня за обедом он сказал своей жене: «Милочка, правительства приходят и уходят, но любые правители нуждаются в исправной почтовой связи». Однако верил ли он в это сам? Не погонят ли его с хлебного места почтмейстера при очередной смене власти? Разумеется, Друэ с коллегами внес в работу столько усовершенствований, что они совершенно запутали дело доставки почты – ни один посторонний сразу не разберется во всех тонкостях работы. «Кто бы ни пришел к власти, без меня не обойдутся!» – твердил Друэ про себя как заклинание. А вдруг-таки обойдутся? Революция – дамочка с капризами, чтобы не сказать, с придурью!..
Под его окном дремала главная деревенская площадь, залитая лунным светом. Даже в этот поздний час через нее нет-нет да и проходил кто-нибудь. Послышался отдаленный цокот копыт, эхом доносившийся со стороны лесистых холмов, по которым проходила дорога из Парижа. Два всадника въехали рысью в деревню и остановились на площади.
На второй лошади сидела Маргарита, на первой – Мак. Точнее, гражданин Мак, приодетый соответственно новой роли. Он поправил на голове шляпу революционного фасона и настороженно огляделся. Увидев вывеску «Почта», Мак направил лошадь к балкончику, где восседал Друэ, и спешился.
– Мсье Друэ? – спросил Мак. – Я хотел бы показать вам кое-что интересное.
– А кто вы такой?
– Я – особый уполномоченный парижского ревкома. Спуститесь ко мне немедленно. Пойдете со мной.
Друэ сунул ноги в деревянные сабо, набросил на плечи плащ и спустился вниз.
– Куда мы направляемся? – спросил он.
– Увидите. Ты, Маргарита, оставайся здесь и присмотри за лошадями.
Мак повел Друэ в самый конец деревни – мимо лавок, конюшен, общественного туалета, пока они не вышли в глухое место, на заброшенный лесной проселок.
– Чего ради мы сюда пришли? – несколько испуганно спросил Друэ.
– Это вторая дорога, которая ведет через Сен-Менеульд.
– Но, гражданин, этим проселком уже давным-давно не пользуются!
Мак наводил справки и отлично знал, что по этой дороге никто больше не ездит. Он знал и то, что примерно в этот момент, пока он держит Друэ в этой глуши, по главной дороге через деревню проследует желтый экипаж короля – огромная карета, называемая берлиной. Все закончится благополучно: у Друэ нет ни малейшего шанса увидеть и узнать его величество.
– Гражданин, это нелепость! – не прекращал возмущаться почтмейстер. – Этой ухабистой заросшей дорогой ни один болван не воспользуется!
– В обычное время – да, – сказал Мак. – Но сейчас особый момент… Слышите цокот копыт и гиканье?
Друэ прислушался. Мак, улыбаясь про себя, прислушивался вместе с ним. Про цокот копыт и гиканье он соврал. Тут было тихо, как на кладбище, только ветер шелестел листьями, да вдалеке лаяли собаки… да еще слышался цокот копыт и гиканье…
Когда напряженно прислушиваешься, порой черт знает что мерещится! Проклятая игра воображения…
– Слышу, слышу! – возбужденно воскликнул Друэ. – Вы правы!
– Я не привык обманывать людей, – сказал Мак. Слушай, олух, слушай, тебе и не такое послышится…
Но уши самого Мака, казалось, взбесились. Слуховая галлюцинация продолжалась. К цокоту копыт и покрикиваниям форейтора и кучера присоединился отчетливый скрип рессор тяжелой повозки, которая громко ухала на колдобинах и буграх заброшенной дороги.
Вдали, между деревьями, лунный луч блеснул на полированной поверхности, и вот из-за поворота показалась запряженная шестеркой лошадей карета в сопровождении трех конных лейб-гвардейских курьеров. Так это не слуховая галлюцинация!
Берлина медленно катила мимо Мака и Друэ, преодолевая поворот.
Друэ вытянул голову и вглядывался в окошко кареты, не задвинутое занавеской.
– Святый Боже, его величество! – тихо ахнул почтмейстер.
– Вы свихнулись, Друэ! – сказал Мак, но сердце у него упало.
Всадники и карета скрылись за следующим поворотом, а Друэ в возбуждении схватил Мака за рукав.
– Видели, кто в карете? Это сам Людовик, сомнений быть не может! Я хорошо помню его лицо – в прошлом году я был на утреннем выходе короля, где присутствовали все французские почтмейстеры! И рядом с Людовиком в карете сидела королева!
– Вам померещилось! – в отчаянии сказал Мак. – Все аристократы мордами похожи друг на друга.
– Нет, у меня точный глаз. Они, они самые! Спасибо, гражданин, что вы привели меня на этот позабытый всеми проселок. А теперь я должен бежать поднимать тревогу, чтобы короля успели перехватить!
Друэ повернулся и заспешил обратно к главной площади.
Мак сообразил, что такой поворот событий требует скорых и решительных действий. У него в кармане имелась дубинка – мешок с песком, без которого ни один уважающий себя искатель приключений не отправляется в путь. Мак быстро нагнал почтмейстера и с силой опустил дубинку на маковку его головы. Не охнув, Друэ рухнул на мшистую лесную землю.
Буквально в следующее мгновение из-за деревьев появился одинокий всадник – конь под ним скакал во весь опор. Это был Мефистофель. За его плечами ветер трепал малиновую накидку, и сам он смотрел настоящим дьяволом, погоняя высокого черного скакуна с безумными глазами и пеной на губах.
Поравнявшись с Маком, Мефистофель осадил коня и крикнул:
– Видел здесь королевский экипаж?
– Видел, – сказал Мак. – Какого лешего он поехал по этой дороге?
– Это я направил их сюда! – с гордостью сказал Мефистофель. – Перехватил на главной дороге и посоветовал ехать задами, чтобы разминуться с проклятым почтмейстером. Я говорил вам, Фауст, что помогу, и помог!
– Хорошенькая помощь! Вы чуть было не сорвали всю операцию! – возмущенно сказал Мак. – Разве я не предупреждал, что сам отлично со всем справлюсь!
– М-м-м… я просто хотел пособить… – с несвойственным ему смущением произнес Мефистофель. Ему хватило одного взгляда на лежащего без сознания почтмейстера, чтобы уловить суть происшедшего.
Бес исчез немедленно – вместе с лошадью, а Мак наклонился над Друэ. Похоже, бедняга еще не скоро придет в себя! Мак оттащил его в кусты и прикрыл еловыми ветками. После этого он побежал обратно к Маргарите и лошадям. Ему предстояло использовать еще один шанс спасти королевскую семью. Вперед, к Вареннскому мосту! Пусть Друэ валяется без сознания, но все же необходимо подстраховаться и обеспечить проезд королевской кареты через мост – и дальше, в спасительную Бельгию!
