Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Ясный день стоял в той части Чистилища, где должен был состояться суд, который определит судьбу человечества на следующие десять веков. Небо было светло-стального цвета, как рыбье брюхо. Впрочем, ничего необычного для погоды в Чистилище в это время года. Чуть раньше падал снежок, но тут же растаял. У горизонта отчетливо голубела низкая гряда Запредельных гор. Здесь слова, что в ясный день можно видеть бесконечно далеко, приобретали буквальный смысл, потому что Запредельные горы находились именно в Бесконечности.
Мефистофель и архангел Михаил сидели рядышком на самом верху высокой колонны – на этой крохотной площадке до самого последнего времени обитал Симон Столпник, легендарный самоистязатель. Теперь Симон нашел более эффективный способ терзать свой дух, и отыскал он его в одной из будущих эпох: день и ночь сидит у телевизора и смотрит подряд все телевизионные репортажи с футбольных матчей или их повторы по видику.
Архангел Михаил не был в Чистилище с тех пор, как в здешнем трактире «На полпути» обсуждал с Мефистофелем условия грядущего Турнира. Он с удовлетворением отметил, что тут ничего не переменилось: все та же нудная зыбкая серость, все так же неуловимы зыбкие краски и все так же неопределенны зыбкие контуры предметов. Зыбкость! Ее сестра – моральная двойственность! А когда долго, слишком долго живешь в сфере моральных абсолютов, так тянет на зыбкость, двойственность… Вот отчего архангел Михаил отдыхал душой в Чистилище.
– Старое доброе Чистилище, оно не меняется! – воскликнул архангел.
– Дорогой мой архангел, – промолвил Мефистофель, – если вы на миг обуздаете свою страсть к парадоксам, вы заметите, что тут очень многое претерпело изменения. Разве вы не заметили бурного строительства?
– Заметил, – ответил архангел, глядя в западном направлении, куда указывал бес. – Однако что тут могут построить прочного? Сегодня построили, завтра рассыплется, потому что строится на зыбком основании, – суть Чистилища остается неизменной. Кстати, что это там возводят?
– Достраивают новый Дворец правосудия, где объявят окончательный приговор по результатам Турнира.
– Чрезвычайно внушительное здание, – произнес архангел Михаил.
– Да, здание немаленькое, – согласился Мефистофель. – Насколько я слышал, приглашена уйма гостей, даже несколько смертных, что уж вовсе непривычно для подобного мероприятия.
– Зато справедливо, – сказал архангел. – В конце концов, ведь это их судьба будет решаться!
– Подумаешь! – фыркнул Мефистофель. – Испокон веку духи Света и Тьмы решали эти вопросы промеж собой и не спрашивали совета у людишек. Уж так повелось: мы объявляли им новые правила игры, а они покорялись – с охотой или без, это нас не касалось.
– Наука и торжество рационализма изменили подходы, – сказал архангел Михаил. – Это и есть так называемый прогресс. Неплохая штука, если не очень им увлекаться.
– Конечно, вы будете нахваливать прогресс, – скривился Мефистофель. – Уж так вы настроены – все одобрять, добрый вы наш дух!
– А вам бы только противоречить! – добродушно огрызнулся архангел.
– Что ж, вы правы. Мы в своих суждениях не вольны. Работа у нас с вами такая – расходиться во мнениях.
– Согласен, согласен. Потому-то нам и приходится привлекать непредвзятого судью со стороны.
– А кстати, где Ананке?
– Никто не видел ее в последнее время, и трудно сказать, в каком именно виде она появится. Необходимость чаще всего принимает совершенно непредсказуемые обличья. И на нее не попеняешь – у нее всегда наготове ответ: «Это необходимо». И все, никаких объяснений!
– А кто бы это мог быть? – спросил Мефистофель. Архангел Михаил долго напрягал зрение, пока не углядел человеческую фигурку – на фоне беспредельности она казалась букашкой, увиденной с верхушки небоскреба. Но зрение у архангелов отличное, потому что Михаил воскликнул:
– Да это же Мак Дубинка!
– Не может быть! – пробормотал Мефистофель, в свою очередь предельно напрягая зрение. – Это парень, с которым я работал в течение Турнира.
– Мак, точно Мак! – сказал архангел. – А не могло ли случиться так, что вы, дорогой мой демон, обознались в Кракове? Не кажется ли вам, что в Турнире принял участие отнюдь не Фауст?
Мефистофель еще раз вгляделся в бредущего к ним человека, и его губы сжались в узкую полоску. Прожигая собеседника двумя угольками глаз, он медленно произнес:
– В этом, определенно, сказалась рука доброгопровидения!
– Вы преувеличиваете мои заслуги, милейший… – сказал архангел, упрямо не отводя глаза.
– Вы правы, это действительно тот самый человек, который участвовал в Турнире. Вы уверены, что это не Фауст?
– Увы, не Фауст. Этого типа зовут Мак, он заурядный разбойник с большой дороги. Боюсь, вы ошиблись при выборе человека, чьи поступки должны предрешить судьбу человечества на ближайшие десять веков!
– А вы ошиблись в своей оценке умственных способностей бесов, если надеетесь, что вся эта проделка сойдет вам с рук!
Архангел усмехнулся, но смолчал.
– С этим мы позже разберемся. А пока что мне надо наведаться в банкетный зал – на этот раз силы Тьмы ответственны за прохладительные напитки на пиршестве, которое увенчает Турнир. – Мефистофель еще раз пронзил взглядом Чистилище. – Хотел бы я знать, куда этот субъект путь держит?
– Прочитайте дорожный знак. Он выбрал путь в Рай.
– Странно, я и не знал, что Рай в той стороне.
– Ну, дорога в Рай частенько меняет свое направление, – сказал архангел.
– Это почему же?
– Мы, силы Добра, – с апломбом произнес архангел Михаил, – стараемся не тратить времени на всякие досужие «почему?».
Мефистофель в недоумении передернул плечами. Спрыгнув со столба, оба духа направились во Дворец правосудия.
Прогуливаясь в окрестностях Дворца правосудия, Аззи внезапно столкнулся с самим Микеланджело. Он узнал великого художника по картинкам из учебника по истории искусств, который он штудировал в адском университете им. Сатаны. Микеланджело как раз клал последние мазки гигантской фрески.
– Хорошо смотрится, – одобрил Аззи, двигаясь с места на место за спиной итальянского гения. – Очень сносно.
– Будьте любезны, не загораживайте свет, – попросил Микеланджело. – Не усугубляйте здешние и без того паршивые условия труда.
Аззи покорно отошел в сторону.
– Наверно, это так упоительно – творить искусство! – сказал он.
Микеланджело хмыкнул и вытер потный лоб перепачканной тряпкой для протирки кистей.
– Никакое это не искусство. Просто подновляю свое старое творение.
– Но ведь вы могли бы и новую фреску создать, не так ли?
– Мог бы. Но для творчества нужно вдохновение, которое есть стремление ввысь. А откуда черпать вдохновение тому, кто уже поселился в раю небесном?
Аззи нечего было сказать в ответ, над этой проблемой он никогда не задумывался. Тем временем Микеланджело вернулся к работе. Понаблюдав за ним еще минуту-другую, Аззи пришел к выводу, что художник не чувствует себя уж очень обездоленным. Скорее наоборот.
Внутри дворца, в бесконечных коридорах круглого здания, опоясывавших центральный амфитеатр, уже толпились вокруг шведских столов бесчисленные духи с бокалами в руках. Они налегали на закуски и оживленно болтали. Помещение не было рассчитано на такое огромное число духов – ведь на празднество рвались все чистые и нечистые всех времен и народов. Координаторы праздника за голову хватались, потому что прибывали все новые групповые заказы на пригласительные билеты. Никого не удавалось отвадить напоминанием того, что духи вездесущи. В ответ слышалось: «Вы эти философские тонкости бросьте! Или мы присутствуем, или отсутствуем, третьего не дано!»
То был великий день, день Суда, самое значительное событие за тысячу лет, своего рода грандиозный вторник на масленице всей Вселенной, праздник праздников, время всеобщего сбора, и никто не желал пропустить эту колоссальную небесную тусовку, где можно было и общнуться с нужными духами, и славно закусить.
Духи прибывали все новыми группками, замирали перед входом во Дворец правосудия и ахали:
– Елки зеленые! Клевый дворец!
Потом они направлялись в ближайший кафетерий, где заказывали преимущественно легкие салаты, чтобы не перебивать аппетит перед разнузданной оргией, которую обещали в случае победы сил Зла, или перед чинным пиршеством, которое планировали силы Добра в случае своей победы.
Весь этот шум и толкучка приятно скрасили жизнь в Чистилище, где обычно царит мертвящая скука и развлечений не больше чем на кладбище. Постоянные обитатели Чистилища давно оставили свои упования, жили как живется, стараясь только не очень досаждать друг другу. Они тщательно избегали любых четких суждений, потому что монополия на однозначные суждения принадлежала силам Света и силам Тьмы, и те спекулировали ими как могли. Жители Чистилища слонялись по своему причудливому зыбкому миру; питались чем-то вроде пищи – безвкусной, плотной и, однако, ненасыщающей; занимались чем-то вроде любви, читали что-то вроде поэзии и кружились в чем-то вроде танцев на чем-то вроде праздников как будто бы народных плясок. Время было таким угрюмо бессобытийным, что никто не считал ни дней, ни лет. Размытость времен года тоже вносила свою лепту в нудность чистилищного бытия.
И вдруг – ошеломляющее празднество, они принимают гостей на закрытии Тысячелетнего Турнира! Какое блистательное подтверждение, что жизнь даже в самом гиблом месте способна преподносить милые сюрпризы!
В главном конференц-зале, в самом сердце Дворца правосудия, все приготовления к великому событию завершились. Зал был заполнен до предела. В одних секторах шла шумная болтовня, в других царила тишина, в частности, в секторах виртуальной реальности, куда помещались мириады зрителей, благодаря тому, что каждый из них появлялся там и исчезал оттуда со скоростью света, так что в итоге этого круговорота все зрители, последовательно сменяясь, в сущности ничего не теряли из зрелища.
Была лишь одна шероховатость – Ананке задерживалась.
Никто не сомневался, что великая богиня Необходимости появится, как только сочтет необходимым и изберет необходимый способ появления. Но в виде кого она явится? Напряжение аудитории росло. Все присутствующие вертели головами, норовя первыми угадать ее появление. Каждый мнил себя знатоком и брался выявить, в чьем образе сегодня явится Необходимость.
Но и эти подлинные знатоки только ахнули, когда два согбенных нищенствующих монаха, один слепой, другой глухой, стуча своими клюками, прошаркали по проходу к последним рядам и остановились подле девушки, сидевшей в заднем ряду.
Она легко вскочила на ноги. Немой благоговейно взирал на нее, слепой возвел озаренное восторгом лицо в ее сторону и громко провозгласил:
– Наконец-то она явилась к нам!
И вот Маргарита – с глазами широко раскрытыми и сияющими, как опалы, – стала величаво-медлительно спускаться вниз по проходу. Духи, сидевшие на ступеньках, подхватывались и расступались, чтобы пропустить ее и ее кортеж – двух монахов. Лицо девушки было цвета слоновьей кости, губы бледны, глаза сверкали, как два уголька, отраженные в глубине зеркала. О, она казалась сейчас чем-то гораздо большим, чем просто смертная женщина!
Пока она нисходила к трону, приготовленному для нее, в зале царила мертвая почтительная тишина.
Ананке вспорхнула на трон с очаровательной грацией и обвела взглядом грандиозную аудиторию.
– Наступил час великого приговора, – сказала она. – Но мне ведомо, что некто хочет прежде выступить с речью.
Одиссей встал со своего места, чуть приблизился к трону и низко поклонился Ананке, восседавшей на троне в образе Маргариты.
– Приветствую тебя, о великая богиня! Я знаю, что ты правишь всем и всеми. Но поскольку ты милостиво позволила человечеству впервые принять участие в определении собственной судьбы, позволь мне обратиться к тебе с непривычной просьбой, которая никогда не звучала на подобном суде.
– Взойди на помост и изложи свою просьбу, хитроумный Одиссей, – сказала Ананке. – Ты покрыл себя неувядаемой славой, и место твое в истории человечества заслуженно. Мы с радостью выслушаем мнение столь достойного человека.
Одиссей поднялся на помост, поправил свой плащ и начал низким раскатистым голосом:
– Я дерзну предложить всем присутствующим на рассмотрение следующее предложение. Идея моя проста. И пусть она покажется вам слишком революционной, не отметайте ее с порога, задумайтесь сперва. Итак, я предлагаю следующее: по моему глубокому убеждению, следует вернуть на Землю всех старых эллинских богов и передать судьбу человечества в их руки.
По залу пронесся ропот удивления, но Ананке подняла руку и призвала всех выслушать греческого героя до конца. Одиссей продолжал:
– Примите во внимание: вы уже прибегаете к помощи представительницы греческого пантеона богов – к помощи Ананке, богини Необходимости, сделав ее верховным арбитром в предельно важном для вас споре. Добро и Зло, бывшие совершенно отчетливыми и ясными понятиями в начале эры христианской церкви, стерлись, размылись, изменились до неузнаваемости. Теперь уже невозможно различить, где Добро, а где Зло. Вы далеко шагнули по направлению к истине, но пагубно удалились от правдивости. Прежнюю свободную диалектику Сократа и софистов вы променяли на дидактическое бубнение всякого рода догматиков: отдельных теологов, представителей разных церковных течений и сект. Простите меня за прямоту, но мне кажется, все это довольно топорно, интеллектуально нездорово и недостойно человеческих существ, одаренных тонким разумом. Чего ради вы становитесь рабами утверждений, основанных на одних эмоциях? Зачем вы проповедуете людям догму о вечном спасении, тогда как сами в нее не верите? Молю вас, верните бразды правления эллинским богам – пусть они иррациональны, пусть они не без самодурства, зато у них столько теплых человеческих качеств! Позволим же Аресу на полных основаниях бесноваться на полях битвы, ведь все равно же он ни на минуту не прекращал кровавых войн. Позволим же мудрой Афине выступать в защиту всего доброго и чистого. Вернем же на вершину Олимпа Зевса – всемогущего, но отнюдь не всеведущего и не претендующего на абсолютную мудрость. Наш вклад – греческий вклад – в сокровищницу мировой истории заключался в том, что мы предложили богов исключительно могущественных, но в отношении ума вовсе не идеальных, способных на смешные промахи и откровенные глупости. Мы обкорнали тоги сверхъестественных существ, чтобы прикрыть лоскутками от божественных одежд недостатки человеческой натуры. Давайте же наконец отбросим лицемерие и признаем открыто: новый сонм богов и духов не справился со своей работой, пора их уволить и вернуть проверенных ветеранов. Даже если итогом будет лишь возврат эстетической красоты античных времен, и тогда эта смена оправдает себя!
Одиссей закончил свое выступление. Пока он возвращался на место, в зале царил невообразимый гул: мириады духов стремительно обменивались мнениями. Однако Ананке решительно призвала всех к порядку.
– Речь Одиссея была прекрасна, и мы обдумаем его предложение. Но сейчас мы предоставляем слово другому оратору, который в своей области не менее знаменит, нежели Одиссей в своей. Прошу выслушать доктора Иоганна Фауста, который преодолел изрядные трудности по пути сюда. Итак, милости просим на трибуну, доктор Фауст.
Проходя мимо трона к трибуне, Фауст шепнул:
– Спасибо, Маргарита. За мной не заржавеет. Затем он обратился к огромной аудитории – всем духам Вселенной:
– Достопочтенный Одиссей славился в веках своей способностью очаровывать посредством искусно нанизанных слов. Увы, я лишен его дара красноречия. Поэтому я просто изложу в немудрящих выражениях несколько истин, а вы поступайте с ними, как знаете. Первое: касательно Одиссеевых аргументов. Да, классические античные боги, бесспорно, обладали некоторым обаянием, но сила правды была не на их стороне. Люди античности и их боги знали пору своего расцвета. Однако мир позабыл их религиозные взгляды быстро и безболезненно. Нам нет никакой нужды возвращать этот хлам. Ни античные, ни прочие древние боги нам не ко двору. Более того, я осмелюсь сказать: пора гнать в шею всех богов – и старых и новых. Человечество больше не нуждается в верховных существах. Сколько можно походить на одураченных рабочих, которые вновь и вновь голосуют за тех, кто их угнетает? Какая нам радость от всех этих эфемерных эфирных созданий? Чего ради нам вверять свою судьбу кучке богов, армии ангелов и демонов? Я – Фауст, и я славлю человека триумфатора, человека, который сознает все свои недостатки и все же является хозяином своей судьбы и ни при каких обстоятельствах не взывает к сверхъестественным силам! В нашей власти покончить с прежним положением вещей одним махом – разогнать навсегда весь эфирный парламент чертей и ангелов, которые морочат нам мозги двусмысленными речами и заняты нескончаемыми бесплодными перепалками между собой. Человек готов к великим свершениям и способен вдохновляться на новые подвиги духа самостоятельно, без оглядки на учение о сверхъестественном. Но если вы сочтете, что необходим переходный период, когда управление человечеством следует поручить совету мудрейших мужей, на этот случай я набросал список людей, достойных вершить судьбой мира в куда большей степени, нежели все эти лукавые боги и божки, скользкие как угри. Мое убеждение: вся власть чернокнижникам! Они и прежде правили миром, просто мы не смели себе в том признаться!
Фауст хлопнул в ладоши, и к сцене потянулась цепочка людей, которых он называл по мере их приближения:
– Разрешите представить: Калиостро! Парацельс! Сен-Жермен! Не стану обременять вас дальнейшим перечислением. Скажу одно: такой совет можно признать средоточием всей премудрости мира!
Архангел Михаил вскочил и произнес:
– Фауст, вы не в силах совершить подобный переворот!
– Это мы еще посмотрим! Вот он я, перед вами, и на ваших глазах совершаю этот переворот. Вы недооценивали способности людей в области магического! Я собрал здесь мощнейший кулак из самых искусных магов, живших на протяжении всей истории человечества. Они проникли в интимнейшие секреты матушки природы. И этих знаний они добились сами, их талант действительно принадлежит им по праву завоевателей, а не свалился неизвестно откуда, как всем этим чванливым духам. Человечество способно позаботиться само о себе, ведомое своими гениями, которые являются провозвестниками грядущих поколений ученых.
– Это выходит за всякие рамки! – вскричал архангел Михаил. – Никто вам не позволял собирать здесь шайку магов – это незаконно, это безобразие, это нарушает все мыслимые законы! Запрещено так грубо обращаться со временем и пространством – это произвол! Мефистофель, подтвердите, что я совершенно прав!
– Вы только опередили меня. Я хотел сказать то же самое! – громыхнул Мефистофель.
– Вы для меня ничто! – ответил Фауст. – Нам, магам, смешны и черти, и боги! Проваливайте вместе со своими дурацкими путаными установлениями и законами! Отныне мы становимся хозяевами собственной судьбы!
– Сгинь!!! – разом проорали архангел Михаил и Мефистофель.
Но маги выстроились полукольцом перед Фаустом и не помышляли о бегстве.
Архангел Михаил в ярости сжал кулаки и сказал:
– Пусть Ананке решает! Необходимость правит всем.
Фауст повернулся к Маргарите:
– Ананке, ведь вы же видите, что правда на моей стороне.
Маргарита кивнула:
– Да, Фауст, правда на твоей стороне.
– Тогда примите решение в мою пользу.
– Нет, Фауст, не могу.
– Почему? Но почему же?
– Потому что критерий правоты лишь один из критериев, которыми руководствуется Необходимость. Прав человек или не прав, это порой играет не самую важную роль, когда намечается колея неизбежного.
– Что же может быть выше правоты?
– Теплота чувств, Фауст, которая у тебя напрочь отсутствует. Есть еще способность любить, которой у тебя, Фауст, не имеется. А также умение управлять своими чувствами, которым ты опять-таки не обладаешь. Еще сострадание – а где оно у тебя, Фауст? То, что предлагал Одиссей, ностальгический вздор. То, что предлагаешь ты, вздор чудовищный, приглашение человечества в бездну. А потому, Фауст, невзирая на твою дерзновенную попытку, ты проиграл, и мир по-прежнему будет жить не по твоей указке.
Из зала раздались крики:
– Но тогда кто победил, если не Фауст? Силы Света или силы Тьмы?
Ананке одним взглядом заставила замолчать разгоряченный зал.
– Итак, подведем итоги. Начнем с главнейшего и двинемся дальше. Но сперва выскажусь относительно возврата древних богов и старинных религий. Это досужие сентиментальные мысли. Прошлое не возвращается, оно впадает в вечную опалу. Старые боги ушли, и ушли безвозвратно. Что касается Фауста, он не уймется, пока не станет новым предводителем человечества. Однако держите в памяти все его дурные черты: у него отчаянно холодное сердце, он на самом деле человек равнодушный, даже вести вас за собой ему лень. Ему лишь бы встать впереди, а там хоть трава не расти… Таковы были два предложения, оба рассмотрены и оставлены без последствий.
А теперь вынесем приговор тому, что есть, и решим, чему быть.
Все совершенное Маком может подлежать суду в разных плоскостях: с точки зрения результатов, с точки зрения его намерений или же в рамках споров урбанистов и сторонников деревенского образа жизни. Короче говоря, его поступки дают обильный материал для диалектической перепалки между силами Добра и Зла, которые смогут преспокойно обсасывать тонкости и нюансы в течение следующих десяти веков.
А результаты таковы:
Испытание первое.Константинополь. Икона, которую Мак спас, позже погибла. Город сожжен теми, кто якобы пришел его защитить. Зло победило.
Испытание второе.Кублай-хан потерял свой волшебный скипетр. Утрата этого скипетра лишила монгольские орды части их удачи и обуздала ярость их напора. Угроза набегов Кублай-хана на страны западной цивилизации уменьшилась. Тем самым победа на стороне Добра.
Испытание третье.Флоренция. Спасено бесценное произведение искусства. Двое мерзавцев, Медичи и Савонарола, способные еще на многие злодеяния, своей преждевременной смертью освободили мир от себя. Еще плюс на стороне Добра.
Испытание четвертое.Приобретение волшебного зеркала доктора Ди не имело существенного значения. А вот судьба Кристофера Марло имела, да еще какое. Проживи он дольше, он написал бы еще более едкие произведения против ханжества, что, в конечном итоге, идет на благо Добру. Победило Зло.
Испытание пятое.В долговременной перспективе ни спасение, ни гибель королевской четы никак не сказалось бы на демократических реформах девятнадцатого века. Они бы совершились в любом случае. Однако зло не было отвращено от конкретных людей – короля и королевы. В этом туре не оказалось победителей.
И последнее:на протяжении всего Турнира обе стороны прибегали к бесстыдному обману. И это тоже сводит результаты к нулю. А потому я объявляю результаты состоявшегося противоборства недействительными!
