Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Не будь собеседники в кабинете Фауста так увлечены своими переговорами, они бы заметили, что за одним из окон, не прикрытых ставнями, возникло и почти тут же исчезло чье-то лицо. То был Фауст собственной персоной.
Удар Летта свалил его с ног, но не оказался смертельным. Через какое-то время Фауст очнулся в полумраке Дьяволовой щели – с окровавленной головой. Собрав силы, он встал, сделал несколько неверных шагов и присел на мостовую.
Тут из дверного проема вынырнул Летт и занес дубовую палицу, чтобы или как следует оглушить, или вовсе убить злополучного ученого – уж как получится. В ту эпоху разбойники не деликатничали со своими жертвами – многого ли стоила человеческая жизнь, когда на юге Европы свирепствовала чума, на севере свирепствовали собственные феодалы, на западе – магометане, чьи несметные войска, вооруженные кривыми мечами и исступленным фанатизмом, грозили вновь переплеснуться из Андалузии через Пиренеи, дабы, как во времена Карла Великого, сравнять с землей мирные селения Лангедока и Аквитании и вырезать тамошних жителей? Разумеется, Летт о таких вещах никогда не размышлял, просто инстинктом улавливал безжалостный дух времени.
Но нанести удар он не успел. Совсем рядом раздался громкий гогот, по которому Летт сразу определил, что приближается ватага студентов – лютых врагов городских живорезов. Студенты вывалились из-за угла, заметили занесенную палицу и подняли крик. Летт пустился наутек, да так славно припустил, что опомнился за пределами Кракова на дороге в Богемию. Там он отдышался, рассудил за благо вообще не возвращаться к своему сообщнику и двинулся прочь от города – туда, куда вела дорога, на юг.
Студенты подняли Фауста на ноги, отряхнули его одежду от пыли и смахнули куриные кишки, в которые он угодил, упав под ударом в сточную канаву. Надо сказать, что тогдашние горе-архитекторы не очень-то ломали голову над проблемой очистных сооружений и прочих прелестей комфорта; в средневековом городе жили скученно, там было мало света, много вони, но был и какой-то домашний уют…
Как только Фауст окончательно пришел в себя и почувствовал, что может идти самостоятельно, он постарался побыстрее отделаться от студентов и, все еще слегка пошатываясь на ходу, поспешил домой.
Дверь его дома оказалась приоткрытой, хотя он точно помнил, что, уходя, запер ее, а домохозяйка не могла вернуться – церковная служба еще не закончилась.
Стараясь не шуметь, Фауст обошел дом и заглянул в единственное не закрытое ставнями окошко своего кабинета. Тут он и обмер: в его комнате беседовали двое мужчин, и в одном из них он мгновенно признал Мефистофеля; хоть доктор никогда прежде не встречал дьявола вживе, зато видел его несчетное число раз на картинках в алхимических книгах о нечистой силе, где портрет Мефистофеля был почти обязателен.
Фауст присел под окном и принялся слушать.
Собеседники говорили достаточно громко, и доктор мог разобрать каждое слово, но застал он только самый конец разговора и поначалу не мог сообразить, что именно происходит.
И лишь когда Мак собирался поставить свою подпись кровью на пергаментном свитке Мефистофеля, лишь тогда Фауст наконец разгадал смысл происходящего. В его доме непонятным образом очутился самозванец! И дьявол искушал не того человека!
Фауст вскочил и побежал к входной двери.
Он распахнул ее с такой силой, что массивная дубовая дверь громко ударила о стену. Тем временем Фауст уже мчался по коридору, рванул на себя дверь своей лаборатории и возник на пороге, когда Мак уже вывел последний завиток своего имени на пергаменте, а Мефистофель, с довольным видом сворачивая свиток, проговорил:
– Итак, любезнейший доктор, сейчас мы направимся на Ведьмину кухню, где наши специалисты проделают необходимые косметические процедуры, дабы подготовить вас к предстоящим грандиозным приключениям.
После этого Мефистофель воздел руки к потолку, и полыхнул огонь, в котором были различимы цвета ириса, фиалок и зловещего гелиотропа. Пламя объяло обе фигуры, и в то же мгновение они растаяли бесследно.
– Проклятье! – возопил Фауст и замер в отчаянии на середине своего кабинета, с размаху ударив кулаком одной руки в ладонь другой. – На какую-то минуту опоздал!
Фауст исступленно вглядывался в самые темные углы своего плохо освещенного кабинета. В какой-то миг ему почудилось, что на потолке он разглядел некую тень с перепончатыми крыльями летучей мыши. Но нет, комната была пуста. Оба пропали, будто их и не было, – и самозванец, и Мефистофель. Остался лишь слабый запах серы.
Он ясно понимал, что именно произошло. Этот высокий блондин с туповатой рожей вломился в его дом, где по дурацкому стечению обстоятельств ворюгу и застал Мефистофель. Вопреки своей громкой репутации дьявол оказался существом недалеким и принял эту деревенщину за него, за многоученого Фауста!
Доктор нахмурился и покачал головой. Он успел подслушать, как Мефистофель обещал Маку какие-то упоительные приключения. Стало быть, теперь он унес самозванца навстречу этим приключениям, а доктор Фауст остался с носом! Да и награда, законно принадлежащая ему, уплыла к другому… Величайший ученый прозябает в сумрачной мерзкой комнатенке в таком нудно-заурядном городе, как Краков! Неужто ему предстоит тихо-мирно доживать свою жизнь здесь, одному и в смертной скуке, словно ничего особенного и не произошло на его глазах!
Врешь, тому не бывать! Он этого не потерпит, он отправится вслед за обидчиками, дойдет до конца времени и пространства, если потребуется, разыщет Мефистофеля, изобличит низкого самозванца и займет свое законное место в порядке вещей.
Фауст рухнул в кресло и глубоко задумался. Мыслей роилось множество, голова буквально разламывалась.
Первым делом надо отправиться туда, куда ускользнули Мефистофель и самозванец. Они исчезли в клубах дыма и огня; следовательно, удалились с лица Земли. Ему предстоит унестись прочь из здешнего мира, вознесясь в эфирные пространства, где царят духи, где происходят мрачные пиры умерших и вознесенных на небеса душ, где обитают эльфы, феи, лешие, гномы и прочие существа, коим поклонялись язычники.
Тут доктор на некоторое время задумался всерьез. А готов ли он к такому перемещению? Ведь это самое решительное испытание способностей любого мага. И хотя Фауст уверенно причислял себя к черным магам первой величины, которые владеют всей полнотой эзотерических, то есть тайных, лишь самому узкому кругу лиц известных знаний, он опасался, что с годами его могущество поослабло. Как знать, вдруг немолодой организм попросту не выдержит такого испытания?..
Не успел доктор подумать это, как ему вспомнилось, что совсем недавно он всерьез подумывал о самоубийстве! И почему? Да потому, что все в жизни обрыдло, все показалось никчемным. Тогда его грядущее – вплоть до могилы – развернулось перед ним свитком с заранее предсказуемым содержанием, нудным и заурядным. Что его ждет? Ничтожное число удовольствий, много-много страданий, бесплодные ученые труды… Зато теперь, мягко говоря, его вкус к жизни пробужден! У него только что самым наглым образом умыкнули приключение! Такого свинства он не потерпит. Уж лучше погибнуть, чем остаться с носом. Шиш самозванцу! Фауст никому не позволит от его лица снимать сливки от сговора с дьяволом!
Доктор встал, подбросил поленьев в очаг, где дотлевали головешки, посмотрел, как разгорается огонь. Потом ополоснул лицо еще свежей водой из бадьи, которую слуга оставил пару дней назад, разыскал добрый кусок вяленой говядины и с аппетитом пообедал, запивая мясо ячменным пивом. Все это время он тщательно обдумывал свои дальнейшие шаги.
Понадобятся сильнейшие чары, дабы перенести его туда, куда он вознамерился попасть. Этим чарам надлежит сочетать энергию посыла и силу пребывания. Магические действия, направленные на перемещение в небесные сферы, – дело неимоверной трудности, ибо имеет целью транспортировать материальное тело (в данном случае тело самого Фауста) туда, куда обычно возносятся лишь бестелесные души. Потребно невообразимое количество духовной энергии, дабы материальное тело прорвалось в запретные ему пространства.
Фауст подошел к книжному шкафу и стал перебирать книги по кабалистике.
Нужный рецепт он обнаружил в трактате Гермеса Трисмегистуса «Вернейший способ к странствию в надзвездный мир». Но этот рецепт показался чрезмерно сложным – требовались ингредиенты столь труднодоступные, как, скажем, большой палец ноги китайца. Найдись в тогдашней Восточной Европе хоть один китаец (что весьма и весьма сомнительно, хотя в Венеции узкоглазых случалось видеть), маловероятно, что сей китаец согласился бы по доброй воле расстаться с большим пальцем собственной ноги. Фауст продолжал поиски. В конце концов он наткнулся на подходящий рецепт, более простой и без экзотических составных частей, в собственной книге «Путеводитель к Молоту ведьм». Доктор немедленно сел за приготовление смеси.
Помет летучих мышей… У него где-то в заначке есть целая склянка этого добра. Потребуется еще лягушачий стул – испражнения сразу четырех лягушек. И это найдется: в высушенном виде аккуратно хранится в наперстке. Что до чемерицы, с ней хлопот не будет, эта ядовитая травка растет в окрестностях Кракова. Ртуть в лаборатории имеется, а полынную настойку можно добыть в ближайшей лавке фармацевта… Ах, какая незадача! «Состав не подействует, коли не будет добавлено опилок подлинного креста Господня, на коем был распят наш Спаситель».
Проклятье! Его как раз угораздило использовать последние частички в прошлом месяце!
Не теряя времени, Фауст схватил кошелек, бросил в него – на случай непредвиденных расходов – бриллиант со стола, стянул тесемки и вышел на улицу.
Лавка фармацевта на ближайшем углу оказалась закрыта по случаю Пасхального воскресенья, но Фауст так долго и упрямо колотил в закрытый ставень, что фармацевт с ворчанием открыл дверь. Увы, частицы подлинного креста Господня все вышли, и никто не ведал, когда пришлют новые из Рима. Зато полынная настойка в продаже имелась, и Фауст приобрел нужное количество.
Он вышел из лавки фармацевта, в сердцах хлопнув дверью, и торопливо – насколько позволяли его тощие ноги немолодого кабинетного ученого – зашагал в сторону епископского дворца на улице Патерностер.
Слуги незамедлительно провели Фауста во внутренние покои дворца, ибо именитый доктор бывал там не раз и епископ числил его среди своих старых приятелей. Они нередко вели ученые беседы далеко за полночь, сидя за миской овсяной каши (ибо епископский желудок, как и желудок Фауста, уже был совсем не тот, что в молодости).
Тучный епископ, восседающий на мягких подушках в огромном кресле, неуверенно покачал головой:
– Друг мой Фауст, боюсь, что твоя просьба невыполнима. Недавним распоряжением папской курии запрещено продавать частицы подлинного креста Господня, дабы их не использовали в языческих обрядах.
– Да кто же говорит о языческих обрядах! – вскричал Фауст. – Мы толкуем об использовании их в алхимических опытах!
– Но с какой целью ты намерен проводить эти опыты, мой друг? С целью обогатиться?
– Поверьте, нет. Хочу исправить великую несправедливость!
– Что ж, это дело благое, – сказал епископ. – Однако не премину предупредить: остатки подлинного креста Господня нынче неимоверно выросли в цене. Ничего удивительного: ведь это товар, запас которого воистину небеспределен.
– Мне и нужен-то опилок величиной с ноготь. Велите записать на мой счет.
Епископ достал крохотную коробочку, покрытую черным лаком, где бережно хранил кусочки подлинного креста Господня.
– Как раз о вашем долге я и хотел побеседовать, – сказал он.
Фауст достал кошелек, развязал тесемки и вынул бриллиант.
– Думаю, теперь мы квиты.
Пока епископ любовался игрой света на гранях бриллианта, Фауст завернул частички подлинного креста Господня сперва в бересту, потом укутал куском старого покрывала с алтаря.
Со своей надежно упакованной добычей доктор поспешил домой. Там он разжег уголь в алхимическом горне и раздувал заунывно пыхтящие кожаные мехи, пока угли не раскалились добела, плюясь фонтанами мелких искр. После чего Фауст смешал воедино все ингредиенты. Он поставил кувшин с царской водкой на столе рядом с собой, постаравшись не пролить ни капли, так как царская водка прожигает все, что не пропитано специальным предохраняющим составом. Затем истолок в медной ступке сублимированную сурьму, положил справа пузырек с цветочной эссенцией, слева – лягушачьи экскременты, затвердевший помет летучих мышей, кристаллизованную мочу лесного сурка и комочки кладбищенской гнили. Он тщательно следил, чтобы компоненты лежали раздельно. Упаси Господи смешать их преждевременно!
А вот еще ингредиенты: винный камень, квасцы и дрожжи. Следовало добавить и нигредо – пепла, составленного Фаустом всего лишь неделю назад, из коего должна была родиться птица Феникс. Как ни хотелось доктору воочию увидеть эту прекраснейшую из аллегорических птиц, пришлось пожертвовать драгоценным нигредо. Сейчас было не время думать об эстетических усладах.
Итак, все компоненты налицо, пора начинать.
И как на грех раздался стук в дверь!
Фауст решил не обращать на него внимания, но стук упрямо повторялся, снова и снова, к тому же за дверью послышались чьи-то громкие голоса. Взбешенный, ученый оторвался от своих занятий и распахнул дверь.
На пороге стояли четверо или пятеро парней – трудно было сразу сосчитать эту егозливую молодежь.
– Вы не узнаете нас, доктор Фауст? Герр Фауст, мы же студенты вашего курса Основ алхимии! Всенепременно требуется ваш совет касательно того, отчего женское начало неизменно присутствует в непрерывно изменяющемся гермафродитическом теле Меркурия. На выпускном экзамене нас обязательно станут спрашивать об этом, а в алхимических учебных пособиях сия тема вовсе не затронута.
– Да что вы говорите, черт побери! – огрызнулся Фауст. – Предмет гермафродитизма во всей совокупности оного трактуется вкупе с эротическими символами алхимии в книге Николаса Фламеля «Новейшие поползновения в древнейшей науке» – в книге, которую я усиленно рекомендовал вам в начале учебного года!
– Но книга-то эта писана французским языком!
– А разве вам не положено сим языком владеть в должном совершенстве?
– Стоит ли трудиться, герр Фауст, ежели принцип двуполости отнесен Аристотелем к категории…
Фауст нетерпеливо взмахнул руками, призывая студентов помолчать.
– Господа студенты, – сказал он, – вы застали меня в разгар подготовки к архитрудному и архисложному эксперименту, который, может статься, войдет в анналы науки и составит эпоху в истории алхимии. Я не могу позволить, чтобы кто-либо хоть ненадолго отвлек меня. Если вам нужен совет, отправляйтесь к любому другому профессору. А не то просто отправляйтесь за советом к дьяволу. Да-да, идите к черту! Вон!
Студенты удалились восвояси.
Фауст вынужден был снова работать кожаными мехами, раздувая огонь. После этого он еще раз проверил готовность своего мудреного оборудования. Перегонные кубы уже были разогреты и готовы к работе, аппараты для возгонки были в исправности, равно как и все сосуды для дистилляции. Доктор приступил к делу.
По мере смешения в плавильном тигле ингредиенты меняли свой цвет в точном соответствии с книжным описанием процесса. Алые и зеленые струи вихрились в сверкающей жидкости, пар поднимался слоями и конденсировался в клубы тумана, которые зависали под потолком подобно прозрачным серым змеям. И вот Фауст добавил опилок с подлинного креста Господня. Несколько мгновений вещество ярко сияло в раскаленном тигле, затем почернело.
В алхимии нет признака тревожней, чем почернение какого-либо вещества в плавильном тигле. К счастью, цепкий взгляд Фауста заметил, что перед этим почернением сверкнули две серебристые вспышки. Он немедленно обратился к страницам книги «Типичные алхимические ошибки и как с ними бороться», продуктом изысканий волшебников из Каирского университета; перевел эту книгу Моисей Маймонид. Касательно данной реакции там было написано следующее: «Двойная серебристая вспышка перед почернением материала обозначает, что использованные в опыте частицы подлинного креста Господня таковыми не являются. Прежде чем продолжить эксперимент, проверьте добросовестность своих поставщиков».
Гром и молния! Опять он загнан в тупик! На сей раз тупик грозит оказаться безвыходным. Разве что опилки креста Господня можно заменить чем-либо другим.
Фауст вновь лихорадочно стал перелистывать фолианты, от которых ломились полки шкафа. Ничего. Он чуть было не разрыдался от досады и отчаяния. И тут его взгляд упал на связку книг, принесенных тем загадочным самозванцем.
Он быстро просмотрел названия и брезгливо поморщился. Сплошь лжеученые трактаты, написанные шарлатанами для продажи дуракам и невежам. Но среди этой дряни доктор узнал одну книгу, название которой было ему знакомо, хотя он до сих пор никак не мог ее приобрести: немецкий перевод антологии «Основания алхимии». Как эта достойная книга затесалась в такую компанию?
В «Основаниях алхимии» доктор Фауст натолкнулся на следующую рекомендацию: «Подлинный крест Господень внешним видом мало отличается от почти подлинного креста Господня. К несчастью, алхимические реакции с последним невозможны. Однако действенность почти подлинного креста Господня возможно усилить до потребной, если прибавить к нему равные части калия и обыкновенной ламповой сажи».
Склянка с калием была под рукой. Что касается ламповой сажи, тут сложнее, хотя если ленивая служанка давно чистила лампы, то есть надежда… Ну да, сажи в лампах более чем достаточно!
После того как калий и ламповая сажа были добавлены, в тигле начались бурные реакции, цвета менялись непрестанно. Клубы густого серого пара окутали и приборы, и самого доктора.
Когда же пар рассеялся, Фауста не оказалось в комнате. Он исчез из Кракова.
Первое зрительное ощущение Фауста: все вокруг залито жемчужно-серым сиянием. Впрочем, это ощущение продлилось лишь какое-то мгновение, покуда Спиритуальный космос перенастраивался на приятие необычного, телесного пришельца с Земли, для чего ему пришлось раздаться во все стороны. После этого Фауст обнаружил, что стоит в предместье городка, который мало чем отличается от виденных им во время странствий по Европе и вместе с тем ни одного отнюдь не повторяет.
Что и говорить, перенесся он сюда в мгновение ока. Но это вполне естественно, ибо Спиритуальное царство полностью свободно от присутствия материи, а значит, может быть сжато природными силами до невероятно малых размеров, ибо, как всем известно, природа избегает пустоты и не любит оставлять какие-либо пространства без дела, не заполняя их материей. Сам многоученый доктор Фауст преподавал студентам в Ягеллонском университете, что Духовное царство в обычном состоянии бывает размером не больше булавочной иголки. Вот до таких пределов способно сжиматься гигантское нематериальное пространство! Лишь когда в него вторгается телесный наблюдатель, оно раздается в целый мир. В этом случае пространство само себя строит, создавая внутри себя ландшафт и мир под стать той эпохе и той местности, откуда прибыл гость.
Фауст решительно зашагал к центру города, обратив внимание на вывески над рядами каких-то заведений. Ему не удалось разобрать сумасшедшей чехарды букв ни одной из этих вывесок, сколько он ни силился. Из чего ученый муж заключил, что его не ждут ни в одном из этих заведений.
И вот наконец первая внятная вывеска: «ВЕДЬМИНА КУХНЯ». Стало быть, сюда ему и надо. (Да, таково неотъемлемое свойство магических действий по перемещению в небесные пространства, что они безошибочно доставляют вас к тому порогу, за которым надлежит начаться вашим приключениям, а уж затем оставляют вас наедине с развитием событий.)
Фауст быстрым шагом приблизился к Ведьминой кухне, предельно осторожно протянул руку и легко, с опаской коснулся входной двери – а ну как его рука пройдет ее насквозь! Ведь это место задумано как жилище бесплотных душ, а бесплотное, разумеется, без затруднений проходит через другое бесплотное, они взаимопроницаемы. Как ни странно, дверь оказалась вполне материальна, и после секундного размышления доктор пришел к выводу, что на самом деле удивляться нечему: пусть обитающие здесь существа суть бестелесны, однако им приходится действовать, словно бы они из крепкой плоти, дабы хоть что-нибудь происходило в этом Духовном царстве – ведь еще древние философы подметили, что главным условием наличия событий, главным условием драмы жизни является упругость предметов и существ: лишь столкновения высекают сюжет. Но как же эфемерные существа умудряются быть в то же время упругими? Фауст пришел к заключению, что ответ только один: все здешние обитатели заключили негласный договор не терять своей твердости, не смешиваться и не протекать сквозь друг друга, невзирая на то что у бесплотности столько прелестных преимуществ в смысле свободы перемещения.
С этими мыслями Фауст вошел внутрь Ведьминой кухни и увидел ватагу мелких бесов совсем не страшного вида, которые прислуживали своим закутанным в полосатые простыни и восседающим в креслах патронам. Похоже, это было что-то вроде местного салона красоты, а мелкие бесы были не иначе как парикмахеры, впрочем, заодно и хирурги, так как они тут же с неимоверной ловкостью вырезали лишний жир с животов своих клиентов, выковыривали неуместный жир из колбасоподобных ляжек и одновременно подбивали кусками алых мышц хилые руки и тощие икры. Эти шустрые ребята соскребали грязь с тел и заодно стирали уродливые родимые пятна и удаляли бородавки. Из-под их искусных когтистых лап лица выходили совершенно преображенными – где надо было заменить кожу, дьяволята хватали из стоявших возле каждого кресла корытец, наполненных кусками кожи на любой вкус, и нашлепывали в нужные места куски свежайшей, нежнейшей кожи, доводя свои пластические операции до полнейшего совершенства.
После недолгого наблюдения Фауст догадался, что эти ловкачи не более чем ассистенты. Среди кресел прохаживалась примерно дюжина ведьм, которые наблюдали за починкой тел своих клиентов, а сами брались за самую тонкую и сложную работу. Все ведьмы как одна были одеты в живописные лохмотья, на их вытянутых головах красовались высокие конические шляпы, края которых доходили до самых бровей и подчеркивали жуть недобро горящих глаз. Тощие лодыжки зловещих дамочек были упрятаны в высокие сапоги со шнуровкой. У большинства как еще одно дополнение туалета на костлявых плечах болталось по жирному черному коту.
– А это что за явление? – воскликнула предводительница ведьм, чин которой Фауст угадал по тому, что она одна имела на шляпе черную розу из крепа. – Ты у нас кто – новый рабочий материал, который мы заказывали? Ну-ка, дорогуша, подваливай сюда! Не боись, мы тебя вмиг освежуем, и не почувствуешь, как до костей разденем.
– Я никоим образом вам не «новый рабочий материал», – надменно произнес Фауст. – Я – Иоганнес Фауст, профессор из Царства земного.
– Сдается мне, тут один с таким именем уже проходил, – сказала предводительница ведьм.
– Его сопровождал высокий тощий демон по имени Мефистофель?
– Угадал, он самый. Только на мой вкус ничуть он не тощий, а мужчина очень даже в теле!
– Дело в том, что с Мефистофелем был отнюдь не Фауст, а гнусный самозванец! Подлинный Фауст – это я!
Ведьма смерила посетителя оценивающим взглядом.
– Оно и впрямь мне тогда показалось, что для профессора тот хмырь больно желторот. А какой-нибудь документик у тебя имеется?
Фауст порылся в своем кошельке (который также перенесся вместе с ним в этот нематериальный мир, но остался целехонек и неизменен). Там доктор наткнулся на выданное ему в Люблине свидетельство, что он является тамошним почетным судьей, а также особый глиняный черепок с именем – удостоверение парижского избирателя – и серебряную именную медаль в память о Великом Сборе чародеев, проходившем в Праге два года назад.
– Так-так, по всему видать, ты действительно Фауст, – сказала предводительница ведьм. – Тот проходимец обманул и Мефистофеля, и меня, хотя у меня и мелькнуло легкое подозрение. Какое свинство! А мы его так славно омолодили – постарались не на шутку! Видел бы ты, какого красавца мы из него вылепили, – ты бы с досады все глаза выплакал!
– О, как вы ошиблись, как опростоволосились! – взвыл Фауст, скрежеща зубами. – Теперь ваш долг – проделать ту же работу надо мной!
– Разбежался! – возразила предводительница ведьм. – Уже невозможно, мы использовали почти весь отпущенный на это омоложение материал. Или все-таки рискнем попробовать? Авось что и выйдет.
Она провела Фауста к свободному креслу, затем подозвала бесенка-помощника, и они шепотом о чем-то переговорили. Фауст разобрал только конец разговора.
– Беда в том, – тихонько говорил бесенок, – что сыворотка долголетия почти целиком израсходована на других клиентов.
– Взболтай, что осталось на дне, и пусти в дело. И последки лучше, чем ничего.
– Но что Делать с его рожей? – вопросил бесенок, наклоняя голову Фауста то так, то этак. Его глазенки – черные, как агаты, и такие же твердые – пристально изучали черты докторского лица, которое ему явно не нравилось. – Если мне не выделят омолодительного набора, что я буду делать с этим шишковатым длинным носом – весь в жирных порах! А эти впалые щеки, эти губы-ниточки, этот отвратный овал лица!
– Эй, полегче! – возмутился Фауст. – Не для того я сюда явился, чтобы меня оскорбляли вкривь и вкось!
– А ты помалкивай, – огрызнулся бесенок. – Тут я профессор, а не ты, ясно?
После чего он повернулся к предводительнице ведьм и сказал:
– Ладно, морду мы ему починим и все прочее, только на этот раз не требуйте от нас невозможного. Как получится, так и получится, гарантирую, что будет сносно.
– Вы уж постарайтесь, – сказала предводительница ведьм.
Бесенок принялся работать с такой скоростью и такой энергией, что Фаусту стало не по себе. Но очень скоро он понял, что процедуры не доставляют ни малейшей боли, и расслабился в кресле. Тем временем бесенок, что-то напевая себе под нос, проворно срезал куски обвисшей кожи своего клиента – везде, где находил, – и заменял их полосами молодой упругой кожи, которую он прикладывал в нужном месте, разглаживал и придерживал, пока та почти мгновенно не приживалась. При такой проворной работе крови проливалось совсем немного.
Обновление тела закончилось полной заменой наиболее изношенных нервов, мускулов и сухожилий – раз-раз, и все готово и подклеено универсальным дьявольским клеем. Фауст поулыбался, погримасничал, подвигал всеми членами – работает!
Бесенок закончил работу и отскочил на несколько шагов полюбоваться результатом. Кивая самому себе с видом знатока, он произнес:
– Куда лучше, чем я ожидал, учитывая нехватку материалов.
Он в последний раз обмахнул клиента щеткой и предложил Фаусту посмотреться в высокое настенное зеркало.
Фауст увидел в зеркале молодого человека атлетического сложения – помнится, он был потщедушнее в свои молодые годы. Кожа утратила рыхлость и белизну, свойственные преклонному возрасту, стала упругой и приобрела румяный оттенок, характерный для людей средних лет. Более того, его зрение и слух резко улучшились. Черты лица можно было узнать, но бесенок укоротил его выступающий нос, слегка выдвинул подбородок и убрал жировые складки под ним. Словом, Фауст выглядел куда благообразнее, чем прежде, хотя даже теперь ему вряд ли удалось бы выиграть один из тех конкурсов мужской красоты, которые тайно проводились в некоторых областях Италии.
– Что ж, недурно, – констатировал Фауст, придирчиво изучая себя перед зеркалом, – но могло быть и лучше. Я имею законное право на омоложение по полной программе!
Бесенок раздраженно пожал плечами и отвернулся. Предводительница ведьм сказала:
– Лучше не заводитесь о правах. Мы вам пособили чем могли по доброте душевной. А еще говорят, что у ведьм нет сердца!.. Чтобы вас обслужили по высшему классу, вам бы пришлось принести бумагу, подписанную самим Мефистофелем или любым другим из великих князей Тьмы или Света. Только тогда мы смогли бы получить по накладной достаточное количества материала на Главной базе.
– Будет такая бумага, – сказал Фауст. – Я и многого другого добьюсь, вот увидите! Мефистофель не говорил, куда он направляется?
– Он нам не докладывает.
– По крайней мере, в каком направлении?
– Он один и знает. Столб пламени и дыма – и был таков.
Фауст понимал, что ему так эффектно не удалиться. Переместительные чары имеют достаточно ограниченную силу. Сюда они его доставили, а дальше – изволь сам. Нужно вернуться на Землю и как следует продумать план дальнейших действий.
