Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Говоря о том, кто может разъяснить загадку, Аззи имел в виду Лахесис, одну из трех богинь судьбы, которую многие считают самой мудрой. Это те самые почтенные дамы, что прядут жизненную нить человека, отмеряют ее длину и в положенный час перерезают. Но если приглядеться, основную работу проделывает Лахесис. Клото – добродушная старушка, чья обязанность – из кудели недифференцированного бытия прясть отдельные нити, и эту обязанность она выполняет машинально: ее пальцы проворно работают сами по себе, а она тем временем погружена в сладостные воспоминания о давнопрошедших временах. Атропос, вторая сестра, занята тем, что перерезает нить человеческого существования, и тут она полностью зависит от указаний Лахесис: ну-ка, сестричка, эту нить перережь здесь, а эту вот – здесь; чик, чик, и все новые жизни, так сказать, летят в мусорную корзинку. Словом, работенка нехитрая, поэтому у Клото и Атропос остается масса свободного времени, чтобы перекинуться в картишки и бесконечно гонять чаи со сладкими кексами – главной пищей богинь судьбы. Лишь Лахесис приходится задумываться в ходе работы, вынося приговор, сколько тому или иному человеку суждено прожить; кое-кто верит, что она же выбирает и то, как именно человеку доведется умереть.
Внешне это высокая прямая пожилая леди с суровым выражением школьной директрисы; будучи дочерью Хаоса и Ночи, она связана родством с богиней Необходимости, которая приходилась ей прабабушкой. Лахесис исправно посещает прабабушку по всем важнейшим праздникам, а в остальное время прилежно корпит над бесчисленными нитями: неустанно проверяет каждую на прочность, определяет долю всякого человека.
Парки, богини судьбы, являли собой остатки мифологической эпохи, и многим может показаться странным их присутствие в мироздании рядом с христианскими ангелами и средневековыми бесами. Эти и многие другие очевидные парадоксы и несоответствия убедительно и окончательно разъяснены в общей теории духовного поля, даром что в существование названного духовного поля можно только верить, ибо никто его не видел и не щупал.
Было совсем не просто попасть в гости к сестрам-разбойницам, как за глаза называли богинь судьбы. Они обитают в собственном мирке за пределами времени и пространства, а этот мирок соединен с остальной Вселенной прочной нитью причинно-следственной связи. И тем не менее Аззи чувствовал, что ему следует непременно общнуться с Лахесис – будучи правнучкой несравненно мудрой богини Необходимости, она унаследовала частицу ее мудрости и имела репутацию тонкого знатока психологии сил Тьмы и сил Света, хорошо разбиралась в побудительных мотивах действий тех и других.
Аззи начал с того, что прошвырнулся по магазинам в поисках небольшого подарка – Лахесис обожала получать подарки, и в небольшом храме в греческом стиле, где три сестры обитали и трудились, имелась довольно большая кладовка специально для даров. Кладовую комнату приходилось снова и снова расширять, потому что богинь попросту заваливали подарками все те, кто хотел умаслить их и добиться каких-либо изменений в своей судьбе. Найдя прелестное серебряное ситечко для заварки чая древнекитайской работы, Аззи отправился в сторону крохотной красной звездочки на краю той части космического пространства, которая известна под названием Угольный Мешок. Там он сделал глубокий вдох и нырнул в никуда.
Его подхватил и завертел вихрь тамошних турбулентных потоков, но в конце концов Аззи был выброшен в нужном месте – на каменистом поле, у края которого виднелся кирпичный домик, в коем жили «сестры-разбойницы», а чуть за ним гораздо большее по размерам здание – тот самый храм в греческом стиле для хранения подарков, которыми люди осыпали богинь из поколения в поколения – в надежде заслужить смягчение судьбы и продление жизни хотя бы на несколько лишних лет…
– Добро пожаловать, голубчик, – приветствовала Лахесис, широко распахивая дверь. – Атропос, Клото, посмотрите, кто к нам пожаловал!
– Ах, да никак это милый юный бесенок Аззи! – воскликнула Атропос. Чик, чик – не унимались при этом ее ножницы. В воздухе плавали ошметки льняных нитей.
– Будь внимательней, сестрица! – упрекнула ее Лахесис. – Последнюю жизнь ты обрезала сантиметра на три прежде положенного! А ведь сантиметр равен десяти годам человеческой жизни!
– Что за беда, – мягко огрызнулась Атропос. – И эти годы человек растратил бы столь же бессмысленно, как и все прочие.
– Это не наше дело, – сказала Лахесис. – Мойра, дающая материал для нити жизни, отпускает человеку отмеренный отрезок времени, который тот волен истратить по своему усмотрению. Никто не вправе сократить этот отрезок времени – ни Бог, ни смертный, ни сам дух творения.
– А, будет тебе! – вмешалась Клото. – Кому-нибудь другому отпущу жизни на несколько сантиметров больше, вот и квиты.
Лахесис осуждающе пожала плечами и повернулась к Аззи:
– Ну что с ними поделаешь? На прошлой неделе я застукала Атропос за тем, что она завязывала нити жизни узлами перед тем, как перерезать их. Спрашиваю ее: ты зачем проказничаешь? А она мне в ответ: хочу поглядеть, как люди отреагируют, если их жизнь завязать в узел. И ты только подумай, Клото все это видела – и хоть бы слово ей сказала! Ей тоже наплевать!.. Я так взбесилась, что потребовала от Главного кадрового управления заменить Атропос, даром что она моя подруга с незапамятных времен. Но мне отвечают: согласно какому-то там параграфу трудового кодекса только Атропос уполномочена выполнять данную работу, замена ее другим работником противоречит традициям и установлениям! Можно подумать, что главное – соблюдать традиции и установления, а там хоть трава не расти!
– Вижу, у вас тут хлопот полон рот, – сказал Аззи, вручая Лахесис подарок. – Мне просто неловко беспокоить такую занятую даму по пустякам.
– Да ладно уж, брось, – сказала Лахесис, любуясь серебряным чайным ситечком. – Ах, какая прелесть – и очень кстати! Выкладывай свой «пустяк».
Аззи рассказал ей о Тысячелетнем Турнире и том, какой двусмысленный договор составил архангел Михаил.
– Что ты не доверяешь архангелу Михаилу, правильно, – сказала Лахесис. – В последнее время он рьяно взялся творить добро в убеждении, что для этого все средства хороши. Такая прыть рано или поздно получит свою оценку, и его скоро поставят на место. Но тем временем он способен вытащить на свет Божий старые теории: мол, свободная воля – штука ненадежная и ее проявления весьма трудно правильно оценить. Эти рассуждения – отличная дымовая завеса, чтобы исключить свободную волю из Турнира, ввести в игру Фауста, а точнее, марионетку псевдо-Фауста. Но хотела бы я знать, как Ананке сумеет правильно оценить истинные мотивы поведения испытуемого, если тот не волен в своих поступках, если на того оказывают мощное давление со всех сторон? Придется ей судить не побуждения, а результаты. При таком раскладе архангелу Михаилу предпочтительнее иметь такого участника Турнира, действия которого будут абсолютно предсказуемы.
– А чем настоящий Фауст не годится в этой ситуации?
– С настоящим Фаустом могут возникнуть разные сложности, – сказала Лахесис. – Мы слышали немало историй про этого человека, и понятно, что характер у него – гремучая смесь противоречивых качеств. С одной стороны, он слывет шарлатаном и хвастуном, с другой – могущественным магом и глубоким мыслителем. Архангел Михаил был уверен, что Мефистофель без долгих препираний согласится на участие Фауста в Турнире. Трудность была в другом: как поведет себя непредсказуемый Фауст? А линия поведения Мака Дубинки вычисляется куда проще: монах-недоучка, которого жизнь изрядно потрепала, на чьей совести немало темных дел, но из чьей души еще не вытравлено тайное страстное желание стать когда-либо богатым и почтенным буржуа. По крайней мере именно такую характеристику выдали ему небесные детективы, которым архангел Михаил велел секретно прощупать подноготную Мака Дубинки.
– Вы хотите сказать, что это архангел Михаил втравил Мака Дубинку во всю эту историю? – недоверчиво спросил Аззи. – То есть нарочно вложил в голову этого проходимца мысль двинуть Фауста по башке и забраться в кабинет доктора – с сознанием того, что Мефистофель явится туда и примет ворюгу за настоящего Фауста?
– Помалкивай, что узнал от меня, – сказала Лахесис, – но эта история дошла до меня именно в таком виде. Многие небесные духи весьма довольны проделкой архангела Михаила и рады, что самодовольный Мефистофель так глупо купился. Насколько я знаю, всю черную работу для архангела Михаила проделал ангел Бабриэль. Представь. Он является Маку в трактире и предлагает провернуть все это дельце: обещает, что оно зачтется Маку как доброе деяние. Мак, к его чести, артачится: дескать, как может убийство быть зачтено как доброе деяние, даже если оно осуществлено ради самых благих целей? Ну тут ангел Бабриэль закатывает глаза в ханжеском ужасе и восклицает: «Да кто же говорит об убийстве! Ни в коем случае! Об этом и речи нет! Просто стукни Фауста по голове, отбери кошелек и потом укради кое-что из его комнаты». Тогда Мак спрашивает: «Но ведь вы меня толкаете на кражу!» Бабриэль отвечает: «Конечно, это в некотором отношении кража. Но пожертвуй десять процентов украденного на нужды бедняков, и сей грех тебе простится».
Лахесис еще раз полюбовалась ситечком, отложила его и заключила свой рассказ словами:
– За правдивость не отвечаю, но я ничего не утаила, рассказала все, что слышала.
– Крайне любопытные новости, – произнес Аззи. – Трудно выразить, как я благодарен вам за предоставленную информацию.
– Я рассказала это для общего блага, – заявила Лахесис. – Мы, богини судьбы, сохраняем нейтралитет и ни к кому не пристрастны, ни к силам Тьмы, ни к силам Света. Но если мы видим, что кто-то затевает надувательство, мы полагаем своим долгом вывести его на чистую воду – кто бы он ни был. Случится тебе задумать пакость, я и тебя выведу на чистую воду, ничего про тебя не утаю. Так что ты уж заранее меня извини!
– Конечно, я не буду держать на тебя зла, – сказал Аззи. – По мне, это справедливый закон: воруй да не попадайся, а попался – не скули. Пора мне, матушка, прощай!
– И как ты используешь то, что узнал? – осведомилась Лахесис.
– Пока не ясно, – ответил Аззи. – Сперва мне надо поразмыслить над этим, покрутить в голове – глядишь, до чего-нибудь и додумаюсь.
И с этими словами он улетел восвояси.
Приводя в порядок свою одежду и пытаясь хоть как-то расчесать волосы, немилосердно спутанные ветром во время недавнего упоительного полета, Маргарита прощебетала:
– Что это за место?
Они мягко приземлились прямо из ниоткуда возле холма, на котором высилось величественное здание с колоннами. Совсем рядом раскинулся небольшой рынок, где невысокого роста смуглые мужчины продавали ковры, половики, разнообразные ткани и многие другие товары. За торговыми рядами теснились шатры – коричневые, серовато-коричневые и черные, отчего это место напоминало лагерь бедуинов-кочевников.
– Так где же мы? – повторила свой вопрос Маргарита.
– В Афинах, моя дорогая, – ответил Фауст. – Вон то здание из мрамора – Парфенон.
– А что там за люд толпится? – спросила Маргарита, указывая на торговцев коврами.
– По-моему, купцы.
– Ах, – горестно вздохнула Маргарита, – и это все, что осталось от прославленной Греции? Ничего от той картины, которую нам рисовали в начальной школе.
– Ты рисовала в своем воображении античную Грецию, – усмехнулся Фауст. – А это Греция нынешняя. Кое-что существенно переменилось. Однако Парфенон никуда не пропал, и его высокие дорические колонны по-прежнему тянутся в небеса, словно немые стражи всего того, что было прекрасно, величаво и ценно в том отжившем мире.
– Очень милая руина, – согласилась Маргарита. – Но зачем нас сюда занесло? Я-то думала, что мы направляемся прямиком к переправе через Стикс.
– Да будет тебе известно: Стикс протекает как раз в Греции, – сказал Фауст.
– Как? Прямо тут, в Афинах?
– Нет. Где-тов Греции. Вот я и решил сперва заглянуть в Афины и выяснить, как добраться до места.
Маргарита задумалась и затем сказала:
– Знаешь, меня одно смущает. В школе нам говорили, что никакого Стикса вообще не существует. Как мы будем спрашивать дорогу в место, которого не существует?
Фауст покровительственно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
– А как по-твоему, архангел Михаил существует?
– Разумеется.
– А Чаша Святого Грааля? Она есть в природе?
– Говорят, что есть.
– Ну так вот, поверь мне, что и Стикс существует. Если одна придуманная вещь реально существует, следовательно, должна существовать и любая другая придуманная вещь.
Маргарита наморщила лобик, пытаясь понять логику своего ученого друга, потом беспомощно фыркнула и согласилась:
– Тебе виднее.
– Действительно, мне виднее, – улыбнулся Фауст. – Я не зря угробил столько времени на изучение черной магии!
– Да, ты великий чародей, – кивнула Маргарита. – Не обращай внимания на мои глупые замечания.
Из древних атласов Фауст знал, что Стикс – река, текущая из океана в Подземный мир, – выходит на поверхность земли где-то в Греции, а затем уходит вглубь и продолжает свое течение сквозь время и пространство по замкнутому кольцу до самого Тартара – мрачной бездны в глубине земли, нижней части Преисподней. Те же атласы поведали, что Стикс изливается из пещеры, затем короткое время струится по темной равнине и наконец низвергается почти вертикально в бездну, глубина коей непредставима человеком, ибо равняется тому же расстоянию, что разделяет землю и небо. Это и есть та дорога в Подземное царство, которую прославили классические писатели. По ней, например, прошел Тезей, когда пытался похитить Елену у Ахилла.
– А что за Елена? – спросила Маргарита, когда Фауст вспомнил вслух об этой истории.
– Прославленная красавица, – пояснил доктор. – Из-за Елены Прекрасной вспыхнула знаменитая война, и один великий город был разрушен до основания.
– А, одна из этих, – промолвила Маргарита. – На что она нам сдалась?
– Ну, мы ее вряд ли встретим. Но если она нам повстречается, мы могли бы выяснить кое-что очень важное для нашего путешествия, например, как попасть в Константинополь одна тысяча десятого года, как прогнать взашей Мака Самозванца и занять мое законное место в грядущих приключениях.
– Кстати, кого ты собираешься расспрашивать? – спросила Маргарита. – Здешняя публика, похоже, и про свой-то город ничего не сможет толком рассказать, не говоря уж о неведомой мифической реке под названием Стикс.
– Пусть тебя не обманывает их внешний вид, – возразил Фауст. – Они напускают на себя суровую тупость, чтобы держать на расстоянии чужаков. Бьюсь об заклад, тут любой может показать нам дорогу.
Он повел Маргариту к группе мужчин, толпившихся вокруг человека с кофейником.
– А, что я говорил! – воскликнул Фауст. – Кофе! Маргарита, местные жители отнюдь не дураки. Этот напиток еще практически неизвестен в других районах Европы!
Доктор протолкался в гущу толпы и громко спросил на локальном наречии – с несколько жеманным коринфским акцентом, который он приобрел, еще мальчишкой изучая греческий:
– Добрые граждане! Не могли бы вы указать мне дорогу к прославленной реке по имени Стикс, которая находится где-то на просторах Эллады?
Мужчины в очереди к продавцу кофе недоуменно переглядывались, но тут один из них обратился к другому на дорийском наречии:
– Эй, Альф, а не про тот ли Стикс идет речь, который протекает возле фермы твоего дядюшки, неподалеку от Феспротии?
– Ты путаешь с Ахероном, – отозвался Альф. – Эта река – действительно приток Стикса, но вливается в него аж у Гераклеи Понтийской, а это неближний путь от Феспротии. Ахерон вьется ужом, поэтому следует двигаться не по его течению, а срезать дорогу – идите сперва к Колон, а потом спуститесь по течению Коцита. Речушка ныряет в пещеры у озера Ахерузии, где, говорят, находятся врата в Преисподнюю, а затем сливается со Стиксом.
– Да, это наилучший путь, – подтвердил его приятель. – Он сам приведет вас к цели. Когда вы заметите, что по берегам ничего больше не растет, кроме злато-цветника и осокоря, тут вы и поймете: пришли к Стиксу. Ну а потом, когда река потечет отвесно вниз и станет жутковато, тогда уже и самый глупый догадается, что это за река.
Фауст поблагодарил простодушных селян и отправился с Маргаритой в дальнейший путь: при помощи чародейства понесся на север вдоль береговой линии полуострова Аттика. Маргарита путешествовала у него на спине, потому что никакие чары не помогли бы доктору удержать ее на руках, до того был силен встречный ветер. Снова волосы Маргариты безнадежно спутались, и она втихомолку опасалась, что от этих скоростных перелетов у нее обветрится и покраснеет кожа лица. И все же Маргарита была неимоверно счастлива: ведь она, думается, единственная женщина, которой довелось летать по воздуху вместе с волшебником! И какая это честь для необразованной девушки!
Фауст пронесся над Коринфом, над высокой крепостью этого города, затем пролетел над развалинами Фив, которые мало изменились за тысячу лет, с тех пор как город был разрушен Александром Македонским. Далее, по пути в направлении Фракии, местность стала менее гористой. Вскоре внизу появились две большие реки, и Фауст, опознав в одной из них Ахерон, начал незамедлительно спускаться.
– Почему мы останавливаемся? – спросила Маргарита, стараясь перекричать вой ветра. – Это уже Стикс?
– Нет, это тот самый Ахерон, который впадает в Стикс.
– А почему бы нам не пролететь остаток пути до Стикса?
Фауст отрицательно помотал головой. Они уже сделали такие концы, что большая часть чар была израсходована. Требовалось некоторое время, чтобы восстановить магическую силу заклинаний.
Впереди, на речном берегу, всего лишь в нескольких сотнях ярдов, доктор заметил покосившиеся строения старой фермы и плоскодонный ялик, привязанный у пристани в бухточке. Поблизости не оказалось ни живой души. Фауст быстро отвязал ялик, посадил Маргариту впереди, сам сел на корму, и вот они уже плыли вниз по течению к вожделенному Стиксу.
Их ялик двигался, словно во сне, по глади хмурой реки. Фауст догадывался, что они плывут по Флегетону, самому преддверию Стикса. Мало-помалу поток сужался, окрестности становились все угрюмей и пустынней, и вскоре вся растительность по берегам исчезла, остались только златоцветник и осокорь.
– Приближаемся к цели, – отметил Фауст. На протяжении всего пути ему пришлось работать шестом, дабы продвигать ялик вперед, однако остаточные чары по перемещению в пространстве слегка помогали ученому мужу, как бы подталкивая его руки незримым мускулом.
Флегетон плавно сужался, пока стал не шире обычной канавы. Вечерело, спускались сумерки.
Фауст понял, что они достигли цели, когда берега вдруг раздались и впереди зачернело что-то вроде озера, хотя течение все еще оставалось медленным. Они проплыли мимо внушительных размеров транспаранта, где на нескольких языках было написано:
«РЕКА СТИКС. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЛЮБЫХ ЧАСТНЫХ ПЛАВУЧИХ СРЕДСТВ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО».
– Тут нам следует остановиться, – сказал Фауст Маргарите. – Только Харон имеет право заниматься перевозом через реку. И ни один маг, даже самый одаренный, не в силах самостоятельно преодолеть этот поток. Без сделки с Хароном дальше не пробраться. Пойдем поищем перевозчика.
– Ой, неужели Харон взаправду существует? – протянула Маргарита. – Ведь это же никак не вяжется с тем, что говорят священники!
– Религия тут ни при чем, – терпеливо пояснил Фауст. – Просто в здешних местах с древних времен остались сгустки энергии, которые принимают определенные видимые формы. Никакого противоречия с церковными догмами.
Как раз в этот момент он заметил, что через черный поток к ним движется небольшое судно. По мере его приближения Фауст разглядел, что это нечто вроде плавучего дома или прогулочной яхты. Судно двигалось благодаря тому, что сзади его толкали носами пять дельфинов. А поскольку в дополнение к этому движителю из брюха судна торчали весла и несколько гребцов усердно налегали на них, то паром двигался с завидной скоростью. Само судно – с высокими бортами, обшарпанное – не производило впечатления крепкого и устойчивого. Из окошек в бортах струился желтый свет фонаря, доносились звуки музыки и веселый говор.
– Эй, кто такие? – раздался окрик Харона, судно которого приближалось к ялику Фауста.
Перевозчик оказался долговязым мускулистым стариком, с заросшим седой щетиной лицом и впалыми крохотными черными глазками. Венчик седых волос топорщился вокруг шишковатого черепа. Рот был опутан глубокими морщинами. Харон отвлекся от разговора с Фаустом, чтобы отдать приказ гребцам:
– Табань! Возьмите левее! Убрать парус! Поскольку у Фауста было отменное классическое образование, он помнил, что гребцы на судне Харона – мертвые греческие герои: Тезей, Персей, Геракл, Ясон и прочие, чьих имен Фауст просто не знал.
– Итак, чего вам тут надобно? – вновь обратился к нему Харон.
– Мы хотели бы переправиться через Стикс, – ответил доктор. – Нам необходимо попасть в определенное время и в определенное место – в 1204 год, в Константинополь.
– Мы больше не плаваем в Константинополь 1204 года, – заявил Харон. – Слишком беспокойное время, много горя и беспорядка. И слишком много душ ждут переправы оттуда. У меня нет ни малейшего желания соваться на своем судне в такие горячие точки.
– Но мне очень нужно, – возразил Фауст. – Что вы хотите за перевоз?
Харон расхохотался:
– Чего я хочу, того у вас нету! Все эти россказни, что я перевожу за один обол, – бабьи сказки. Любые перевозки через Стикс стоят чертовски дорого, потому как я тут единственный законный перевозчик и как монополист заламываю, сколько взбредет в голову. Это мои воды, не вздумайте соваться в них на своем ялике. И по берегу вам путь заказан – я его засадил дурман-травой. Тебе, горе-чародей, придется прибегнуть к чертовски сильным чарам, чтобы продраться сквозь заросли дурман-травы.
– Я вовсе не собираюсь действовать в обход вашей монополии, – с достоинством прервал его Фауст. – Я уверен, что нам удастся договориться.
– С какой стати вы так уверены?
– Потому что у меня есть то, что вам очень хотелось бы иметь!
– Ха-ха! И что бы это могло быть?
– А вы заметили, с кем я сюда явился? – сказал Фауст.
Харон покосился на Маргариту.
– Ну, с бабой. Что с того?
– Славная бабенка, а?
– Мне случалось перевозить многих славных бабенок, – ответил Харон.
– Может быть, и случалось. Да только не живых. Харон тупо вытаращился на него. Фауст добавил:
– Надеюсь, вы понимаете разницу между живой женщиной и мертвой?
– Ты хоть и живой, – сказал Харон, – но не надо тут форсить передо мной! Я ничем не хуже тебя, такой же реальный, пусть я и не существовал никогда – в вашем обычном понимании бытия.
– А я и не кичусь. Просто предлагаю вам живехонькую женщину.
– Эй, погоди, ты что несешь? – вмешалась Маргарита.
Фауст поспешно крикнул Харону: «Подождите минутку, доверьтесь мне!» После этого подхватил Маргариту за локоть и быстро шепнул:
– Милашка моя, не путайся, я не имею в виду ничего непристойного, когда предлагаю тебя Харону. Мне бы такое и в голову не пришло! Но отчего бы тебе не отужинать в его компании? Вы могли бы потанцевать вместе.
Для него это будет приятным развлечением среди однообразной жизни, а тебе никакого ущерба.
– С чего ты взял, что я мечтаю о развлечениях среди однообразной жизни? – спросил Харон, до которого донеслись обрывки шепота.
– Любой человек, живой или мертвый, обожает все, что нарушает однообразие, – сказал Фауст. – Такова суть жизни.
– Вообще-то я не прочь убежать от рутины на какое-то время. Я мог бы устроить себе… у вас есть такое новомодное словечко…
– Отпуск, – подсказал Фауст.
– Да, я мог бы устроить себе отпуск. В нашем древнем мире у нас не было подобного понятия.
– Пора привыкать к новомодным понятиям, – нравоучительно произнес Фауст. – Только тот, кто поспевает за новшествами, не выглядит дураком в глазах окружающих. Почему бы нам не отправиться в Константинополь 1204 года? Во время путешествия вы могли бы попировать за одним столом с Маргаритой, всласть наплясаться с ней…
– А ты чем будешь заниматься? – подозрительно спросил Харон.
– А я уединюсь в вашей каюте и с удовольствием посплю, – сказал Фауст. – У меня был тяжелый день.
