Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Пока Фауст шел по улице Казимирчика, удаляясь от Флорианских ворот в сторону мануфактурных рядов, расположенных на большой рыночной площади, колокола многочисленных краковских церквей усердно вызванивали «Тебя, Господи, славим». Доктор уже научился различать голоса колоколов: монастырские забирают высоко и божественно мелодичны, им вторят чистыми стальными полутонами колокола на звоннице церкви св. Венцесласа, раскатисто бухают колокола св. Станислава, а над всем плывет басистый перезвон больших колоколов костела Девы Марии, который громоздится на углу рыночной площади.
Чудеснейшее Пасхальное воскресенье! Похоже, ласковые солнечные лучи пронизывают каждый дом, не оставляя ни одного темного уголка под островерхими крышами. Голубым шатром раскинулось небо с живописными редкими снежно-белыми облачками-барашками – точь-в-точь такими, на которых живописцы любят помещать херувимов и аллегорические фигуры. Столь восхитительный денек не мог не взбодрить Фауста, и он энергично зашагал к рыночной площади кратчайшим путем – по малолюдному переулочку, известному в простонародье как Дьяволова щель. Тут два человека едва могли разминуться и дома стояли друг против друга, словно пузатые толстяки в бане, почти соприкасаясь оттопыренными вторыми этажами. Свесы крыш съедали последний свет, и даже в самый солнечный день переулочек был погружен в полумрак. Фауст не успел пройти и десяти ярдов, как горько раскаялся в выборе маршрута. Что бы ему не пойти широкой улицей? Ну, потерял бы несколько минут – пристало ли алхимику и философу так скупердяйски относиться ко времени?
Он чуть было не повернул назад, но была в его характере дурная упрямость, которая велела продолжать путь. Да и конец переулочка не так уж далеко – вот-вот за поворотом откроется совсем уж шумная рыночная площадь.
Фауст прибавил шагу, разбрасывая тощими щиколотками полы своего длинного докторского плаща, и скоро дошел до конца Дьяволовой щели. Здесь он повернул сперва направо, потом налево, минуя отворенные калитки, и шел совсем уж темными дворами, пока впереди не забрезжил свет.
В это мгновение голос за его спиной произнес:
– Простите, господин хороший, не угодно ли вам уделить мне минуту времени…
Фауст обернулся, готовый грубо отшить неизвестного наглеца, который посягал на его драгоценное время. За спиной никого не было. Никто не прятался и в ближайшем дверном проеме. Фауст хотел было идти дальше, но слух резанул странный звук – как бы свистящего вихря поблизости. Его быстрый ум подсказал, что тут что-то неладно, однако в то же самое мгновение мысль прервал удар в висок тупым тяжелым предметом. В глазах Фауста полыхнули искры, словно пред ним взорвалась шутиха, и забытье запахнуло над доктором свою черную мантию.
А тем временем в другой части города в маленьком трактире, называемом «Пестрая корова», за грубо сколоченным столом сидел русоголовый кудрявый верзила, гладко выбритый по последней итальянской моде – словом, по всему видно, малый не промах и к тому же щеголь, даром что одет в сюртук с барского плеча. Он энергично хлебал борщ из миски, добросовестно работая ложкой и вместе с тем то и дело внимательно поглядывая через окно на улицу.
Трактир «Пестрая корова» был расположен как раз напротив комнат, которые занимал Фауст. Ни на какую роскошь обстановки это тихое заведение не претендовало, но своей домашней атмосферой притягивало мускулистых бродяг со всех концов Европы, которых Краков манил богатством и благополучием – город переживал золотые деньки в промежутке между вторжением гуннов и бойней, которую устроят венгры, и гремел на континенте не только как университетский центр учености, чем привлек Фауста, но и довольством своих жителей, сказочным богатством купцов, которые вели торговлю предметами роскоши от Германии до Италии.
Щеголь явился в Краков искать счастья неизвестно откуда: одни говорили, из французского городка Труа, Другие – будто бы из Лондона, что в далекой Англии. Звали его Мак, а прозвище Дубинка он получил по предмету, который всегда носил за поясом и пускал в ход, пожалуй, чаще, нежели следует почтенному человеку. Мак Дубинка был нетерпелив, не мог он просто сидеть и ждать, когда счастье улыбнется ему. Проучившись год в монастыре искусству писца, он наконец сообразил, что этим не разбогатеешь, и пустился во все тяжкие, будучи парнем не особенно совестливым, зато смекалистым и неглупым.
Прослышав о докторе Фаусте, он принялся следить за ученым мужем. Говорили, что этот человек искусен в черной магии, скопил несметное состояние, создавая путем алхимических опытов драгоценные металлы, да к тому же его щедро одаряли благодарные короли и вельможи, которых доктор успешно пользовал от множества тяжких недугов.
Мак задумал ограбить Фауста, здраво рассудив, что такому великому магу просто ни к чему много земного добра, коль скоро его душа устремлена к небесному. Земное добро только тяготит его, и тут Мак Дубинка придет на помощь. Для дела потребовался сообщник, и Мак остановил свой выбор на Летте, неотесанном парне, ни к каким ремеслам не способным, кроме одного – укладывать прохожих одним-единственным ударом палицы. Теперь Мак был полон решимости избавить Фауста от его наиболее движимого имущества сегодня же.
В течение последней недели Мак и Летт прилежно изучали окрестности квартиры славного ученого, его привычки и маршруты прогулок. Фауст как на грех оказался человеком изменчивых настроений, в его поведении не наблюдалось тех постоянных привычек, которые делают ограбление честного человека плевым делом. Самое досадное, он немыслимо много времени проводил дома, занятый магическими опытами. Но даже такой затворник, как Фауст, иногда покидает свою келью – и тогда уж он проявлял похвальный педантизм, всегда следуя к Ягеллонскому университету одним и тем же маршрутом: по улице Казимирчика к большой рыночной площади, срезая угол через Дьяволову щель.
Когда Фауст наконец изволил выйти из дома в Пасхальное воскресенье, у Мака уже все было на мази. Летт успел затаиться во мраке дверного проема в проходном дворе, а Мак сел хлебать борщ и наблюдать за улицей в трактире «Пестрая корова» – напротив дома, где жил доктор Фауст.
Теперь наступило время действовать – по уговору, Летт примчался бы предупредить приятеля, случись что не по плану.
Покончив с борщом, Мак положил на столешницу медный грош, неспешной развалистой походкой вышел из трактира и, дрожа от возбуждения, направился к жилищу доктора Фауста. Скользнув взглядом направо и налево вдоль улицы, Мак убедился, что окрестности пустынны – людей вымело на пасхальную службу в церкви. Под мышкой смышленый парень нес несколько книг, в которых приводились какие-то советы по черной магии, Мак стянул их в монастырской библиотеке. Если случится непредвиденное и кто-нибудь спросит, зачем он идет к доктору, Мак соврет, что пришел продать эти книги Фаусту или же принес заказ от книготорговца. Всем известно, что доктор собирает книги такого рода, надеясь в одной из них найти вожделенную формулу получения философского камня.
Подойдя к двери, Мак на всякий случай постучал и подождал. Разумеется, никто не отозвался. Он сам видел, как хозяйка дома ушла на заутреню; она не дура выпить и даже в столь ранний час вышла веселая и в криво повязанном платке. В руках сия достойная женщина несла корзинку с лечебными травами и кореньями – стало быть, собиралась после службы навестить свою больную тетку и напичкать деревенскими снадобьями.
Мак толкнул дверь. Она была заперта большущим чугунным ключом самого примитивного образца. Мак вынул из кармана припасенную отмычку и быстро вставил в замочную скважину. Ключ не проворачивался. Мак подвигал его вперед и назад, потом вынул и проворно смазал барсучьим жиром из масленочки, которую он столь же предусмотрительно держал в кармане. Барсучий жир – славное средство ублажить ржавый замок. Теперь запор поддался, и Мак распахнул дверь.
Внутри старинного дома с высокими потолками царил полумрак. Мак осторожно двинулся по коридору влево и оказался у двери, про которую давным-давно знал, что это вход в кабинет ученого. Он надавил ладонью на дверь, та оказалась не заперта.
Узкие небольшие оконца пропускали мало света, и в кабинете было темновато. Бледно-серый бюст Вергилия, казалось, настороженно наблюдал за Маком, пока парень бесшумно обходил комнату – он до того понаторел в этом искусстве, что ни одна половица не скрипнула. В кабинете все еще стоял крепкий дух паров ртути и серы, сквозь который пробивался запах сгоревших свечей и мышиного помета. Один из столов был уставлен стеклянными сосудами, ретортами и прочими алхимическими диковинами, лучи света играли на стеклянных поверхностях. В дальнем углу комнаты стояла лежанка доктора – просто две широкие доски на низких козлах, зато на них была брошена горностаевая мантия – свидетельство, что доктор отнюдь не чурался роскоши.
Впрочем, все это не более чем декорации, а искать следовало вещи крохотные, но исключительно ценные и красивые, потому что Мак Дубинка был тоже на свой манер знатоком и ценителем драгоценностей. К примеру, вот такого бриллианта, который с небрежностью оставлен в одиночестве между хрустальным шаром и черепом на большом рабочем столе доктора Фауста. Неплохая добыча для начала.
Мак шагнул в сторону бриллианта, протянул к нему свои длинные пальцы с траурной каймой под ногтями и уже готов был схватить камушек, как вдруг раздался невероятно громкий грохот.
Воришка так и обмер с протянутой рукой. Сердце у него упало, а по спине пробежал холодок. Звук был такой же силы и того же характера, что осенний гром – ликующий вопль матушки природы, раскаты которого приносят бури, налетающие с севера. Однако гром этот раздался не снаружи. Страшно громыхнуло прямо в комнате – в нарушение всех законов природы!
И уж совсем не по себе Маку стало, когда сразу вслед за оглушительным грохотом опять же тут, в комнате, полыхнула молния – посередине затемненной лаборатории над деревянным полом поднялись высокие оранжевые и красные языки пламени. Что за дьявольщина?!
Мак не смел и пошевельнуться. Челюсть у него отвалилась от ужаса и удивления. Языки пламени дополнились облаком дыма, которое быстро рассеивалось, и вот стала видна проступившая из дыма и пламени мужская фигура. У мужчины было лошадиное вытянутое лицо, прямые черные волосы с пробором посередине, небольшие усики и узенькая козлиная бородка, которую в приличном обществе называют эспаньолкой. На незнакомце был черный костюм – мрачно-торжественный. В руке затянутого в черный мрачно-торжественный костюм незнакомца дрожащий от страха Мак заметил свиток пергамента, перехваченный красной ленточкой.
– Приветствую вас, доктор Фауст, – сказал пришелец, выступая из языков пламени, само по себе тут же погасшего. – Я – Мефистофель, Князь Тьмы, трижды лауреат вселенского конкурса «Худший поступок века», который проводится Ассоциацией дьявольских профсоюзов, крупнейшей из трансвременных объединений.
Мак опомнился от шока и смог вымучить из себя несколько слов. Обычно такой бойкий, теперь он мучительно заикался.
– А-а… До-добрый день. Рад по-познакомиться с в-вами.
– Неужели вас смутил мой несколько необычный способ появления?
– Ах нет, что вы, нисколько, – пролепетал Мак. Хотя его мозг разморозился еще не в достаточной мере и работал со сбоями, Мак уже смекнул, что с такого рода незнакомцем надо быть предельно вежливым. – Появляйтесь как желаете, я не в претензии. Дело хозяйское…
– Мне пришлось ограничиться помпезным появлением второй категории – ваша лаборатория тесновата для помпезного появления первой категории, мог бы и весь дом развалиться, потому что первая категория сопровождается взрывами фейерверков и бочек с порохом, зато и рекомендует меня сразу с наилучшей стороны – первоклассная визитная карточка! Надеюсь, и малое помпезное появление в достаточной степени убедило вас, что я действительно бес по имени Мефистофель, повелитель демонов, и прибыл сюда из Потустороннего мира, дабы сделать вам одно заманчивое предложение.
Мак к этому моменту уже взял себя в руки – полная превратностей жизнь искателя приключений научила его не бояться неожиданных поворотов судьбы. Разумеется, трудно сохранять хладнокровие в присутствии дьявола – даже если твои приятели сущие черти. С другой стороны, эпоха была такая, что чудес ждали в любой момент: о проделках ведьм судачили на всех углах, а священники твердили, что демоны так и шныряют вокруг каждого человека. Так что Мак был отчасти готов к рандеву с нечистой силой.
– Итак, доктор Фауст, – прогремел Мефистофель, – прошу вас выслушать мои предложения.
Мак, разумеется, уже сообразил, что великий Мефистофель серьезно оплошал и принял его, молодого неуча с замашками мошенника и разбойника, за многоученого и пожилого доктора Фауста. Выходит, даже бесы могут совершать глупейшие и очевидные промашки!
Но он не спешил поправить Мефистофеля. Во-первых, открыть демону глаза может оказаться бестактным и небезопасным делом – после того как Мефистофель предпринял все эти хлопоты с малым помпезным появлением, он, верно, здорово осерчает, узнав о своей ошибке. Во-вторых, надо было поглядеть, нельзя ли извлечь какой-либо выгоды из этого недоразумения.
– С удовольствием выслушаю ваше предложение, – сказал Мак. – Пожалуйста, присаживайтесь, вот раскладной стул, он достаточно прочен, если вы не прожжете его насквозь. Расскажите, с чем пожаловали.
– Благодарю за любезный прием, – промолвил Мефистофель, быстрым движением откинул фалды фрака и сел. При этом стоявшая на столе погашенная сальная свеча в дубовой плошке вспыхнула от близости существа из Преисподней; за ней загорелись сами по себе еще несколько свечей. Теперь, когда лицо Мефистофеля было освещено так, как ему хотелось, и на нем заиграли длинные зловещие тени, он стал излагать свои предложения:
– Как бы вам понравилось – для начала, лишь для начала! – получить в свое владение сокровища огромные и неисчислимые, о которых никто и мечтать не смел с тех пор, как великий римский полководец Фабий Максим Кунктатор разграбил сказочно богатый Карфаген? Пусть это будут шкатулки с золотом чистейшей пробы, столь высокой, какой не добивались ни на одном земном монетном дворе. И вдобавок лари, набитые драгоценными камнями: жемчугом величиной с яйцо, алмазами размером с гранат, да еще изумруды, которые ни в какие лари не поместятся, ибо на каждом изумруде можно сервировать трапезу на шестерых! Ну и нитка из десяти искусно подобранных пламенеющих рубинов размером с лошадиное яблоко! И еще многое, многое можете вы получить, ценность и блеск чего не в силах описать даже дьявольски подвешенный язык и что лучше предоставить дорисовать вашему собственному воображению…
– О, я улавливаю, что вы имеете в виду, – ответил Мак. – Заманчивое предложение, что и говорить! Было бы наглостью с моей стороны просить вас уточнить количество ларей с драгоценными камнями и шкатулок с золотом. Даже один ларь и одна шкатулка были бы восхитительным подарком.
– Это не подарки, – возразил Мефистофель. – Это плата за некоторую услугу, которую я прошу мне оказать, и еще кое за что.
– Вот именно это «кое-что еще» меня очень тревожит, потому что требует уточнения, – сказал Мак. – Поймите, я не хочу обидеть вас неуместным вопросом, однако же…
– Я не обижаюсь. Мне крайне приятно говорить с вами без обиняков, откровенно. Но, поверьте, Фауст, тут нет подвоха. Подумайте сами, могли ли темные силы пойти на такие издержки, отрядить меня к вам и взять на себя хлопоты по проведению малого помпезного появления – и все с одной целью: подшутить над вами! Вашу доверчивость можно было бы проверить более быстрым и дешевым способом.
– Это самое… не поймите меня неправильно… Ваши посулы очень даже заманчивы, но как насчет прочего? То есть я про то, что капитальцем приятственнее наслаждаться на парочку.
– Что до этого, – воскликнул Мефистофель, и глаза демона похотливо зажглись, как только в его уме мелькнула мысль о женском поле, – мы всенепременно представим вам компаньоночку, а еще лучше двух, причем писаных красавиц – таких, что свет еще не видел и ни один холостяк не осмелился представить в самых сладостных снах. У нас имеется широкий ассортимент девиц, и каждая достойна царского ложа. Фигуры на любой вкус, цвет кожи по выбору, прически – какие возжелаются клиенту. На вид эти красавицы – целомудренные скромницы, а на деле – настоящие львицы в постели, превзошедшие науку любви. Кожа – шелк: в холод греет, в жару студит и круглый год горячит мужскую кровь. Имеются в наличии интеллектуалки, способные развлечь вас, любезный Фауст, подлинно содержательной беседой; а также дурочки и кошечки, с которыми можно быть просто самцом или, если угодно, сюсюкать и ребячиться; наконец, есть и такие, которых роль одна, и не из худших, – подать борщ, вовремя и непростывшим. И эти куколки славны бесценнейшим качеством, ненаходимым в прочих бабах: помимо вас они любят лишь одно – вкушать дремотный покой в прохладной комнате по соседству с вашей, пока они вам не занадобятся – тогда они тут как тут, без слова возражения! Вызвал из прохладной комнаты, попользовался и вернул на место без страха, что тебе наставят рога в промежутке. Разве не мечта? А сверх того, что они сами бездонные колодцы чувственности, у наших красоток имеются подружки, сестрички, мамаши, из коих многие еще в соку, и из этих ключей также можно утолять жажду, ибо вся эта сисястая рать слаба на передок.
– Чудесно, чудесно, – только и мог промолвить Мак. – Я просто в восторге от того, с какой легкостью и ловкостью вы разрешили исконное мужское затруднение.
Он хотел добавить: «Господин Мефистофель, ваши доводы отмели мои последние сомнения, давайте сюда ваших порхающих чаровниц – и просто назовите, кого мне надо зарезать, удавить или утопить. Для вас я готов на все!»
Однако врожденная осторожность опять подала голос, и вслух он сказал совсем другое и совсем другим тоном:
– А не угодно ли вам уточнить, где именно я буду наслаждаться новообретенным богатством и предаваться любовным утехам с многочисленными красотками?
– Что за вопрос! Выбирайте любое место, – ответил Мефистофель. – Если ни одно из ныне существующих мест вас не устраивает – извольте, можем перенести вас в любое иное время и в любую часть Земли. Да хотя бы и в будущее или в придуманный мир, ибо существует закон, согласно которому все, что есть в сознании, то уже есть в действительности. Стоит вам зачать в уме какой-нибудь невиданный край – глядь, а он уже существует. Можем послать вас не только кудаугодно, но и кемугодно. Хотите – будете ученейшим из ученейших профессоров, или князем, у которого под рукой обширнейшие земли, или утопающим в роскоши клириком, или… Да кем пожелаете! Мы считаем себя крупными специалистами также и в области трудоустройства, так что, если вам вздумается поработать на новом месте жительства, всегда пожалуйста. Не будет подходящей вакансии – немедленно откроем для вас. По одному вашему слову мы сварганим цель жизни, которая будет вам точнехонько по темпераменту и по росту. Фирма также гарантирует беспрерывные даровые поставки всяческих снадобий, притирок и микстур, которые позволят вам, сохраняя молодость, бодрость и молодецкий вид, прожить бесконечно долгую и беспечальную жизнь с постепенным, практически незаметным и безболезненным угасанием.
– Ну, конец-то поневоле заметишь, – трезво указал Мак.
– Вы правы. Свою смерть трудно прозевать.
Мак задумался на мгновение-другое, потом спросил:
– А как насчет бессмертия, можете предложить?
– Однако вы умеете торговаться, любезный Фауст! Нет, бессмертия предложить не можем. С какой стати? Тут вы уж очень размахнулись. Мы вам предлагаем первоклассную сделку, в ее параграфы войдут все вообразимые блага – хотя, конечно, неуемное воображение способно взалкать еще чего-либо невиданного и неслыханного… Но, извините, за уже предложенное нами – и даже за ничтожную часть предложенного нами – можно купить триллион таких, как вы!
– Ах, как вы знаете человеков! – вздохнул Мак. – Мудрецы, воистину мудрейшие из мудрых.
На самом деле про себя он думал, что Мефистофель не более чем надутый индюк, чванливый и даже глуповатый. Мак вообразил, что уже подобрал ключики к этому духу Зла – не ведая, что попался на тонкую игру адских сил.
– Мне просто подумалось, – сказал Мак вслух, – что у вас этого самого бессмертия навалом. Ну, обронили бы мне крошку-другую – ведь не убыло бы, а? Для вас пустячок, а мне приятно…
– Тогда бы утратил смысл весь наш договор. Что мне за радость, если в итоге я не получу вашу душу?
– Резонно. Если посмотреть на дело с этой точки зрения, то, конечно, резонно… Что ж, долголетие тоже вещь недурственная.
– Как раз долголетие мы и предлагаем – с предварительным омоложением.
– Смущает пунктик насчет моей души…
– Поймите раз и навсегда: ваша душа в конце концов переходит в мою собственность, и эта статья – главная в нашем договоре. Она может быть нарушена в единственном случае – если я не сумею удовлетворить все ваши запросы в процессе совместной работы. Тогда ваша душа останется вам, мы пожмем друг другу руки и распрощаемся навеки, оставшись, впрочем, друзьями. Как видите, я предельно откровенен с вами.
– Да я что, я не спорю, – пробормотал Мак. – А что я должен сделать взамен?
– Мы хотели бы, чтобы вы приняли участие в маленьком турнирчике, который я затеваю совместно с друзьями.
– Что за турнир?
– Нечто под условным девизом «времена и нравы». Мы поставим вас в серию ситуаций, где вы будете призваны сыграть серьезную роль. Будем забрасывать вас в разные эпохи и места. В прошлое или в будущее – это уж как игра повернется. У вас будет некая роль в каждом эпизоде. Как вы будете действовать в ситуации выбора, к каким действиям склонитесь, по каким мотивам и с какой конечной целью в уме – за всем этим будут наблюдать и всему этому будут выносить оценки. Да, любезный Фауст, мы будем судить ваши поступки и мотивы, но не как конкретной личности, а как представителя всего рода человеческого, так сказать, образчика вида. Вы избраны нами для уяснения практических принципов человеческой морали, этики и прочих подобных тонкостей людской натуры. Я стараюсь выражаться предельно точно, дабы вы, любезный Фауст, еще до начала Турнира разобрались в сути того, что и зачем будет происходить. Когда вы попадете в вихрь событий, вам не останется времени размышлять, что, да как, да почему, – придется вертеться и вертеться, чтобы спасти свою шкуру.
– Понятненько, – пробормотал Мак, стараясь осмыслить услышанное.
– Итак, по рукам? Машинисты сцены на местах, декорации за занавесом установлены, актеры замерли у кулис, и драма готова быть разыгранной. Скажите «да», и мы тотчас начнем.
Ну и краснобай же этот дьявол, подумалось Маку. Столько времени мозги полощет! Мефистофель казался ему простодушным идеалистом, цинизм которого – дутый. Но предложение было сделано всерьез, тут сомневаться не приходилось. И раз в душе Мак был нисколько не против, было бы глупо тянуть с ответом.
– По рукам. Начнем.
– Подпишите вот здесь, – сказал Мефистофель, развернул вынутый из-за пояса немного смятый пергаментный свиток, протянул собеседнику гусиное перо и указал длинным заостренным ногтем на локтевой изгиб руки Мака – туда, где проходила вена.
