Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Фауст и Маргарита, несколько ошарашенные и взъерошенные после полета через эфирные пространства, очутились на огромном темном лугу в предместьях Рима, где, по обычаю, происходил Ведьмин шабаш.
Луг находился в долине между двумя высокими холмами, вершины которых напоминали горгулий. От заходящего солнца, красного, огромного, раздутого, над горизонтом остался лишь краешек – знак того, что празднество только что закончилось. Повсюду валялись пустые мехи из-под вина и бумажные шляпы-колпаки. Оркестранты складывали в мешки инструменты и собирались в обратный путь. Высоченный алтарь в центре луга был завален приношениями. Но сами дьяволопоклонники уже разошлись, а бесы-служки одаряли мясом нищих злых духов – да-да, свои голодранцы есть повсюду, и на Земле, и выше, и ниже.
Фауст и Маргарита спустились по склону к той части луга, где полегшая высокая трава указывала на место ведьминых плясок. Доктор едва не плакал от откровенного разочарования. Опять опоздал на какую-то малость!
Переместиться на этакое расстояние, предпринять такие труды, подвергнуться такому риску – и все впустую! Впрочем, Фауст быстро пришел в себя и строго-настрого приказал себе не раскисать, не падать духом – быть может, еще не все потеряно.
Он подошел поближе к одному из работников, которые уничтожали следы празднества. Это был бородатый гном на коротких тонких ножках, перехваченных кожаными подвязками. На его голове красовался рогатый шлем, вроде тех, что носят скандинавские рыцари. А за спиной болталась дорожная сумка с привязанной к ней лопаткой.
– Как поживаете? – осведомился Фауст.
– Ни к черту, – отозвался гном. – Один бес приволок меня с товарищами прибираться после празднества, но, известное дело, бесы чертовски прижимисты и такая пьянь… Глядите, ни в одной чаше не осталось недопитого вина!
– Ах, вы не прочь промочить горло, – сказал Фауст, приподнимая руку с мехом испанского вина, который он благоразумно не обронил, когда спешно покинул Тайное хранилище Ягеллонского музея. – Отведайте моего винца.
– Какой добрый господин! Спасибочки за угощеньице. Меня зовут Рогнир, к вашим услугам.
Гном потянулся к меху, но Фауст чуть отвел кожаный мешок с вином и сказал:
– Не торопись, браток. Сперва окажи мне услугу.
– Ну вот, так я и знал, – вздохнул Рогнир. – Ничего за спасибо не получишь. Что за услуга?
– Мне нужны кое-какие сведения.
Рогнир, который было нахмурился, распустил морщины, вскинул брови и ухмыльнулся:
– Сведения, господин хороший? Да спрашивайте, чего хотите! Я испугался, что вы бриллианты потребуете. А кого продать, так с моим удовольствием.
– Ну-ну, браток, ты уж и губы раскатал, – осадил его Фауст. – Мне просто надо выяснить, куда подевались двое типов, которые принимали участие в празднестве. Один такой высокий, блондинистый, а другой черноволосый бес по прозванию Мефистофель.
– Были тут такие, были, – кивнул Рогнир. – Веселились и ржали что было мочи, будто впервые на Ведьмином шабаше.
– А куда они отправились после? – спросил Фауст.
– Ну, об этом гномам, знаете ли, не докладывают! – сказал Рогнир. – Но у меня, господин хороший, имеется Цидулка, которую Мефистофель оставил вон тому рыжему черту.
Рыжий черт (Рогнир повел в его сторону бровью) был не кто иной, как бес по имени Аззи Эльбуб, вертлявый щеголь с вытянутой как у лисы мордой, в прошлом – ответственный со стороны темных сил за проведение предыдущего Тысячелетнего Турнира. Увы, креатура Аззи – Прекрасный принц – не то чтобы провалилась с треском, а закончила столь неубедительной победой, что судья Ананке, богиня Необходимости, дисквалифицировала бедолагу и объявила условия Турнира подстроенными в пользу темных сил. Все это пришлось весьма не по душе повелителям Тьмы, которые мечтали одержать победу, дававшую им право распоряжаться судьбой человечества на протяжении следующего тысячелетия. При организации нового Турнира с опальным Аззи даже не посоветовались, возложив все дело на Мефистофеля и архангела Михаила.
Фауст удивленно переспросил:
– А каким образом эта цидулка оказалась у тебя, он сам тебе вручил?
– Не совсем так, – ответил Рогнир. – Этот рыжий черт смял пергамент и в ярости швырнул на землю, едва Мефистофель и его дружок, такой молоденький, такой новехонький – видать, только что с Ведьминой кухни! – исчезли в клубах дыма и пламени.
– Давай послание!
– Давай мех!
Оба боялись обмана и настороженно наблюдали друг за другом, пока в один и тот же момент Фауст не схватил цидулку из руки гнома, а тот – мех вина из руки Фауста.
Рогнир немедленно присосался к меху, а ученый доктор развернул пергамент и обнаружил на нем список местностей и дат. В некоторых из указанных мест он бывал – например в Париже. В других местах ему бывать не доводилось – в Лондоне или в судебном курултае китайского Великого Хана. Даты имели немалый разброс: одни относились к прошлому, другие – к будущему. Одно бросалось в глаза: первой строкой в списке был Константинополь, время – 1204 год. Фауст сразу припомнил, что как раз в том году состоялся злополучный Четвертый крестовый поход. В подслушанном разговоре Мефистофеля и Мака демон упоминал как раз этот поход.
Покуда доктор внимательнейше изучал листок, стараясь разгадать его тайны, слева за его плечом раздался чей-то голос:
– Мне показалось, что вы толковали обо мне? Фауст поднял глаза и увидел подошедшего Аззи, того самого рыжего черта.
– Как вы угадали? Ведь я говорил шепотом; – воскликнул Фауст.
– Злые духи всегда чувствуют, когда о них говорят. Ломаете голову над этим куском пергамента? Извольте, поясню. Мефистофеля назначили распорядителем Тысячелетних Игр, от которых будет зависеть судьба человечества в следующие десять веков. Предпочли его, а мне шиш. Мне – который дважды сорвал приз! Мефистофель сговорился с архангелом Михаилом, что поставит Фауста в пять затруднительных ситуаций. Каждое решение, которое примет доктор, пытаясь выпутаться из этих положений, его мотивы и последствия, будет тщательно рассмотрено на предмет Добра и Зла беспристрастной богиней Необходимости, которая также известна под именем Ананке.
– Но Фауст – это я! – вскричал доктор. – Мефистофель перепутал и прихватил не того человека!
Аззи уставился на него. Его сверкающие глаза сузились, и поджарое бесовское тело напряглось подобно тетиве – признак, по которому наблюдатель с более цепким взглядом, нежели взгляд Фауста, мог бы догадаться, что в голове черта промелькнула какая-то дьявольская мысль.
– Многоученый профессор – это вы?
– Да! Я! Именно я!
Тут Маргарита со значением дернула своего любовника за рукав, и он счел нужным добавить:
– А это моя подруга Маргарита.
Аззи любезно кивнул и снова обратился к Фаусту:
– Весьма любопытный поворот событий…
– Любопытный, но не для меня, – резонно заметил Фауст. – Я горю желанием восстановить справедливость. Ведь Мефистофель хотел, чтобы именно я принял участие в Турнире. Вот я и требую того, что принадлежит мне по праву! Вы мне поможете?
Аззи в задумчивости зашагал взад-вперед по примятой траве. Он старался обуздать свою обычную склонность действовать очертя голову; на сей раз можно было напороться на множество острых углов, следовало сперва все хорошенько разузнать и хорошенько взвесить, прежде чем кидаться в авантюру. Но если ход его мыслей правилен, то подворачивается чертовски заманчивая возможность…
– Я свяжусь с вами через некоторое время, – наконец произнес Аззи.
– Дайте по крайней мере совет! Подскажите, куда направиться, чтобы нагнать Мефистофеля и самозванца.
– Ладно, – сказал Аззи, – Мой совет таков: чтобы догнать эту парочку, вам надобно совершить путешествие во времени. Стало быть, вам надлежит посетить Харона и сговориться о переправе в его лодчонке.
– Как я вам благодарен! – воскликнул Фауст.
Он подхватил за талию свою подружку, произнес вторую часть заклинания, которое начал еще в Тайном хранилище Ягеллонского музея, и оба растворились в воздухе.
Аззи пронаблюдал за отбытием Фауста, отметив для себя, как мастерски тот исчез. Сработано четко, без помарок: то был тут, потом вдруг хлоп – и сгинул без следа; никаких кончиков одежды, которые еще какое-то время засасываются в пустоту, никаких медленно угасающих красок на месте пропадания, – словом, никаких огрехов, свойственных исчезновениям второсортных магов. Этот тип владеет магической техникой очень сносно для смертного. Разумеется, Фауст – особый случай. Про Фауста Аззи был давно наслышан…
Команды уборщиков закончили очистку луга, где происходил шабаш Черной Пасхи, лишь за полночь. Специальная группа санации простерилизовала места, где закопали нечистых зверей, которых использовали в бесовских действах. А духи-экологи бережно восстановили деревья и траву – деревья были искорежены ударами молний и обожжены адским огнем, а травы вытоптаны. Попутно духи-экологи очистили почву от всякой мерзости, попавшей на землю во время разнузданного празднества.
– Грязищи-то сколько убрали! – ворчал Рогнир, бригадир команды гномов. – Заблевали округу хуже, чем в прошлый раз.
– Да, славно погуляли, – рассеянно отвечал Аззи. По отрешенному взгляду беса угадывалось, что мысли его далеко.
– Теперь-то мы наконец свободны? – спросил раздраженный Рогнир.
Ему такая работа была совсем не по вкусу. Прежде чем появился этот чертов черт, Рогнир направлялся на ежегодную пирушку упсальских гномов, которую на сей раз затевали в далеком французском городке Монпелье. Шел себе тихо-мирно по подземному ходу (существует целая сеть подземных коммуникаций, построенных гномами) и тихонько напевал. Предстоял самый большой для гномов праздник года, когда они похваляются придуманными вариациями в своих старинных танцах и новыми мелодиями, сочиненными для старых песен. Гномы – большущие консерваторы, обожают свое древнее искусство и терпеть не могут всякие новшества, которые всегда оказываются недолговечными. Гномы любят переделывать старое: тут прибавили словцо, тут фигуру в танце. В течение последних месяцев Рогнир с товарищами по клану прилежно репетировал несколько вариаций тарантеллы. (Стоит объяснить, что в клан входят пять-семь гномов, и такой клан заменяет гномам семью, а главное, позволяет следить, чтобы каждый по очереди ставил выпивку для всех.) Рогнир собирался встретиться с остальными членами своего клана неподалеку от Монпелье. Итак, он поторапливался, как всегда опаздывая, – и нате вам: перед ним вырастает этот Аззи и загораживает проход.
– Привет! – говорит чертов Аззи. – Мы кажется, знакомы, а?
– Встречались разок, – отзывается Рогнир, узнавая беса. – Вы обещались выгодно вложить мои сбережения. Позвольте воспользоваться случаем и осведомиться: где нынче мои сбережения?
– Так я же как раз и бегу по вашим делам! – заявляет Аззи. – Не беспокойтесь о своих денежках, ведь один раз вы уже получили проценты, помните? – Тут он по-свойски кладет свою лапищу Рогниру на плечо и медовым голосом спрашивает: – Сдается мне, вы в данный момент без дела?
– Я спешу на встречу, – отвечает Рогнир.
– Это может подождать, – говорит Аззи. – Вы мне нужны – предстоит прибраться после Ведьм иного шабаша.
– А почему бы вам самому не заняться уборкой?
– Я в чине надзирателя, а не работника, – терпеливо объясняет Аззи. – Пошли, будьте паинькой.
Словом, пришлось быть паинькой и согласиться, хотя Рогнир был полон желания отказаться. Но, сами посудите, у какого гнома хватит духу, оказавшись один на один с бесом, послать того куда подальше. Черти, они опасные бестии, куда опаснее гномов… которые, говоря по совести, хотя и умеют делать страшные рожи, сами по себе нисколечко не страшны.
Неприязнь между гномами и чертями уходит корнями в древнюю историю. С незапамятных времен гномы и черти совместно проживают в подземном царстве, но отнюдь не на равных правах. Черти всегда были правящим классом. Им даже в голову не приходила идея о равенстве. Гномы полагали, что ими постоянно помыкают. Никогда ни один гном не мог продвинуться на руководящую должность. Никто не хотел иметь своим начальником гнома. Даже сами гномы не могли долго терпеть над собой власти своего товарища-гнома.
Какое-то время зрел мятеж против чертей-притеснителей, однако до дела так и не дошло: гномы по натуре своей – народец, помешанный на традициях, и раз уж повелось от предков покоряться и терпеть, стало быть, и надо покоряться, а не бунтовать. Их сердца пылали любовью к накатанной колее, они все норовили делать так, как делалось прежде.
Бесы же, наоборот, новаторы, просто шило в одном месте. И надменные, глядеть тошно. И политиканы.
Что касается гномов, они простые, им этой политики век бы не знать. Они что было мочи избегали всяческих запутанных ситуаций и конфликтов, тогда как черти, казалось, только и норовили все запутать, всех перессорить и извлечь выгоду из любых неурядиц. Гномы жили под землей, чтобы ни с кем не сталкиваться; к тому же там видимо-невидимо драгоценных металлов. А чертей хлебом не корми – дай пожить на поверхности Земли или того выше, в Царстве духов. Гномы не любили ни то, ни другое место. О Царстве духов они все знали, изредка бывали там по делам, хотя тамошнюю публику не уважали. У гномов, больших материалистов, были свои теории насчет жизни: весьма практичные, весьма приземленные, можно даже сказать, весьма приподземленные, учитывая их сознательное стремление жить под землей. У гномов имелась своя философия, пусть карликовая, но своя, и стройная, законченная, отторгавшая посторонних, всех негномов.
Увы, Вселенная полна всяческой нечистью – людьми, чертями. Когда-то гномы жили на поверхности Земли, но им это осточертело, и они решительно и навсегда ушли в мир подземный; по выражению одного карликового мудреца, последний целинный край, где гномов никто не будет беспокоить, там они будут жить-поживать, добывать драгоценные металлы, растить своих овечек и мохнатых малюсеньких пони. Однако бесы, на беду, и в подземном царстве могут передвигаться беспрепятственно, дерзко нарушая границы обиталища гномов и портя их уединение. На взгляд чертей, подземный мир был просто ничейным грязевым шаром.
– Как насчет оплаты? – спросил Рогнир.
– Мешки с серебряными монетами уже поступили на ваш счет в сберегательном банке «Дьявол и К°».
– Но он же находится черт знает где, у входа в Ад! – возмутился Рогнир. – Гномы сроду туда не ходили!
– Придется смотаться, ежели хотите получить денежки.
– Когда мы все-таки добираемся до врат Ада, нас гоняют в банке от окошка к окошку и требуют удостоверения личности. Им, похоже, и в голову не приходит, что у гномов не имеется водительских удостоверений!
– Хватит ныть, тошно! – отрезал Аззи с хулиганской интонацией и с угрозой в голосе, то и другое было его обычной манерой.
– И никто не позаботился накормить нас или дать нам вина, – плаксиво пожаловался Рогнир.
– Сами себе купите! На то и существуют деньги!
Рогнир поспешил прочь и собрал своих товарищей-гномов, которые между собой не переставали возмущаться условиями работы и отсутствию вина.
Гномы вообще путешествуют исключительно под землей, прокладывая новые туннели, если старые не ведут в нужном направлении. Рытье туннелей – работа, конечно, нешуточная и порой совершенно излишняя, так как на поверхности существуют вполне пригодные дороги и тропы, связывавшие все со всем. Но гномы, как уже было сказано, страшные традиционалисты, для них все освященное обычаем неприкосновенно… К тому же под землей ты точно знаешь, что никуда не улетишь и никуда не провалишься.
Итак, команда гномов-уборщиков исчезла в зеве подземного хода, и последний из них прикрыл лаз куском дерна. Теперь луг имел самый обычный вид неухоженного поля, и Аззи мог убираться восвояси.
Однако черт с вытянутой лисьей рожей никуда не торопился, весь в мыслях о существовании двух Фаустов. Что происходит? Судя по всему, Мефистофель – с одобрения архангела Михаила и по поручению Комитета по выработке тысячелетнего плана – вручил Фаусту листок с маршрутом, то есть с указанием тех ключевых точек во времени и пространстве, где доктору предстоит своим поведением повлиять на будущий ход человеческой истории. Фауст дал согласие. Надо полагать, именно сейчас он и Мефистофель, так сказать, выходят к стартовой черте, чтобы начать Турнир. А между тем человек, которому предстоит участвовать в затее такого масштаба, вовсе не Фауст! Он самозванец, а Мефистофель, похоже, и ведать не ведает об этом. Занятненько…
Выходит, и на самого-рассамого умнейшего демона бывает проруха, он способен иногда оплошать и самым глупым образом сесть голой задницей на ежа? А нет ли, часом, за всем этим каких-либо глубинных стратегических соображений?
Последнее время Аззи пребывал в весьма раздраженном состоянии. Хотя он всегда слыл добродушным и жизнерадостным бесом, недавние события внесли нотки ожесточения и угрюмости в его в общем-то почти ангельский характер. То, что его отстранили от участия в проведении очередного Тысячелетнего Турнира, нисколько не улучшало настроения. Аззи мучила досада, что для работы, с которой он справился бы наилучшим образом, повелители Тьмы выбрали Мефистофеля – самого тупоголового из злых духов, даром что злые духи по определению не могут быть глупыми! И вот Мефистофель уже явил образчик своего ума – разгуливает по миру не с тем человеком!
Как этот самозванец повлияет на исход Турнира? Какая из сторон выиграет от того, что вместо подлинного Фауста в игре будет задействован неизвестно кто? И, наконец, главный вопрос: кто за всем этим стоит?
По мере размышлений в Аззи крепла уверенность, что все это кем-то подстроено. Теория о том, что миром движут заговоры и сговоры, была главным философским открытием адских сил, и Аззи, будучи в прочих вопросах независимым мыслителем, был ярым приверженцем этой теории повсеместных заговоров.
Да, тот, кто все это спланировал, хитрейшая бестия! Но Аззи тоже не лыком шит, он все вынюхает и повернет ситуацию в свою пользу!
Как только Аззи дошел до этих выводов, его дурное настроение как рукой сняло, он снова стал прежним веселым бузотером. Ведь для черта нет ничего сладостнее, чем разведать о чьих-либо секретных планах и разрушить их, заодно блеснув своим умением перехитрить самых хитрых.
Аззи был рад возможности применить свои таланты, в последнее время ему мало поручали настоящей работы. Он был так уверен в своем назначении распорядителем грядущего Турнира, что не позаботился заранее припасти себе интересное занятие, и теперь маялся без стоящего дела. А тут наклевывается первоклассная интрига. И у него уже подготовлен первый ход – коварный и ловкий.
Он в последний раз окинул взглядом луг, где прошумел Ведьмин шабаш, убедился, что все следы аккуратно уничтожены, и взмыл в воздух. Раскрутился винтом до бешеной скорости и ракетой рванул прочь, оставив после себя фонтан огромных красных и белых искр. А ну-ка, пусть какой-нибудь смертный попробует убраться со сцены с таким же шиком!.. Слабо!
Его полет (а в небесном эфире Аззи двигался скромнее, без фонтанов искр) привел прямехонько в знакомые районы Южного Ада, где располагались Инфернальные архивы. Эти архивы были закрыты для рядовых адских жителей, но Аззи знал способ, как нарушить запрет и заглянуть в нужные бумаги.
Аззи пролетел мимо здоровенных серых зданий главного хранилища, под крышами которых многочисленные обреченные на вечное проклятие души стучали по клавишам компьютеров. Приговоренным на веки вечные к тупому изнуряющему труду грешникам разрешали устраивать только краткие перерывы, чтобы выкурить сигарету, и только потому, что темные силы всегда рады потакать вредоносному препровождению времени. Аззи взял немного вправо от этих зданий и опустился возле небольшой сельского типа таверны. Оттуда он позвонил Уинфрид Фэй, знакомой смазливой чертовке, заведовавшей этажом в Отделе пактов.
– Привет, малышка, как делишки, не текут соплишки? – спросил Аззи в том легком шутливом стиле, который так нравился Уинфрид.
– Аззи! О тебе сто лет не было слышно!
– Сама знаешь, Уинни, я вечно в замоте. Если хочешь всерьез творить зло в этом мире, приходится вкалывать не покладая рук.
Они сговорились о встрече и вскоре уже сидели за загородкой в уютном отделении таверны, а хозяин принимал от них заказ: виски с ядом тарантула для Уинни и чашу чертовой вихрянки для Аззи.
В столь приятной и расслабляющей обстановке друзья вспомнили общих знакомых: старину Фоксворса, который с недавних пор работает в Отделе вечных пыток – чинит тамошние железные орудия; мисс Магглз, которая все еще трудится секретаршей у Асмодея; юного Силвера Фокске, который нынче подвизается в должности младшего пакостника в столовой для нераскаявшихся грешников…
В камине играл яркий огонь, слепой певец в углу исполнял собственную песнь о Троянской войне, аккомпанируя себе на лире, – все это придавало ужину атмосферу романтической старины.
– Ах, Аззи, – сказала Уинни, когда они пропустили не один бокал спиртного, – мы классно посидели! Но мне пора бежать обратно на работу. Как досадно, что мы так редко видимся!
– Досадно, – согласился Аззи. – Хотя как знать, может, удастся разгрести дела, и мы будем встречаться почаще. Слушай, Уинни, не окажешь мне одну маленькую услугу? Я тут пишу статейку для «Сатанинской правды» о пактах и соглашениях между силами Тьмы и силами Света. Есть одно новое соглашение, которое еще не опубликовано в широкой прессе. Касательно Тысячелетнего Турнира.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Два дня назад я самолично подшила его в соответствующую папку.
– Был бы очень благодарен за возможность взглянуть на это соглашение.
Уинни встала из-за стола. Даже для чертовки она была невысокого росточка, но с дьявольски милой мордашкой – большие темные глазищи, овал лица сердечком и стрижена по последней моде, под фею.
– Я принесу тебе нужную бумагу в следующий перерыв.
– Уинни, ты прелесть. Жду ответа, как соловей лета!
Смазливая чертовка ушла, повиливая бедрами в короткой юбчонке, демонстрируя свои стройные ножки. Аззи остался в таверне коротать тягучие часы до возвращения подруги.
Посетителей было немного, лишь время от времени забегали служащие из Министерства адских дел, чтобы по-быстрому пропустить стаканчик. Эта часть Ада днем и ночью была освещена одинаково, но неярко: тут как бы вечно царил пасмурный зимний полдень. Кстати, иногда действительно моросил дождик, и Аззи наблюдал, как снаружи по оконным стеклам стекают капли воды.
Он нашел номер «Пекло-Таймс» двухнедельной давности, ведомственной газеты Службы адских дел, и без особого интереса прочел заметки о вещевой лотерее среди сотрудников, о пикнике, а также пролистал новое приложение «Вилы в бок». При этом выпил не одну чашку ведьминого кофе с добавкой кокаина – сей напиток был не только вполне легален в Аду, но служащие Министерства адских дел просто были обязаны употреблять его ежедневно, так гласила запись в их трудовом соглашении – «Кодексе об обязательном распущенном образе жизни». И вот наконец торопливой походкой в таверну вошла Уинни – и опять Аззи не мог оторвать взгляда от ее аппетитных, почти неприкрытых ляжек.
– Достала! Но только с возвратом и на недолго! Она протянула ему толстый конверт.
– Мне-то и нужно лишь глазами пробежать, – сказал Аззи. Он взял свиток пергамента, концы которого придерживала Уинни, и быстро нашел нужный текст соглашения между Фаустом и Мефистофелем.
Документ был составлен в такой по-идиотски педантичной манере и так путано-многословно, что допускал, как это ни парадоксально, невероятно широкое толкование. Начало выглядело так: «Сим заключается соглашение о том, что Иоганнес Фауст, житель различных городов Земли, а ныне находящийся, по слухам, в Кракове…» А в условиях сделки стояло буквально следующее: «Сказанный Фауст или человек, откликающийся на имя Фауст, обязан не покидать усердия…»
«Человек, откликающийся на имя Фауст»?Аззи почуял, что такая дурацкая формулировка тут неспроста, это нарочно оставленная лазейка для превратного толкования в случае, если будет обнаружено, что место Фауста занимает совсем другой. Согласно здравому смыслу, если не имеет значения, кто именно будет участвовать в Турнире, зачем вообще ставить имя Фауста?
Аззи читал дальше, и продолжение также озадачивало: «Сей Фауст (какой именно Фауст? тот, что действительно Фауст, или тот, что отзывается на его имя? снова эта двусмысленность!) будет представлять самого себя в пяти приключениях, кои обозначены в дополнении к сему документу. В каждом из оных приключений ему будет предоставлена свобода выбора, дабы он без всякой подсказки со стороны действовал по своему усмотрению. Вершить суд над его поступками препоручается Ананке, и оная будет оценивать их на предмет пропорции Добра и Зла, Света и Тьмы, равно как и прочих враждебных друг другу составных частей. А также признается обеими подписывающими сторонами, что названный Фауст вступает в сие соглашение по доброй воле, каковая добрая воля понимается в общепринятом смысле…»
Аззи отодвинул пергамент и спросил Уинни:
– Кто сочинял эту галиматью? Явно не архангел Михаил.
– Он самый.
– Мне и в голову не приходило, что Михаил способен намарать подобный документ. Здесь столько двусмысленностей, что даже профессора из нашей Академии передового крючкотворства могли бы завистливо ахнуть!
– Да будет тебе известно, архангел Михаил специально изучает казуистику, – сообщила Уинни. – По крайней мере, ходят такие слухи. Говорят, будто он считает, что добрые духи бесконечно проигрывают из-за своего простодушия и неумения вилять и хитрить, и пора им кое-чему научиться.
– Это соглашение составлено с отменной коварностью… М-да. – Аззи еще раз перечитал документ и сказал: – А рассуждения о доброй воле… Тебе не кажется, что они подброшены нарочно, чтобы бросаться в глаза и отвлекать внимание от чего-то другого? От чего именно?
– Без понятия, – сказала Уинни, наивно хлопая длинными ресницами.
– Не огорчайся, голубушка, – подмигнул Аззи, сворачивая пергамент и возвращая свиток своей подружке. – Я знаю того, кто может оказаться «с понятием».
