Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Мак проснулся с чувством, что он в палатке не один. Уже стемнело. Стало быть, он проспал несколько часов. Чья-то заботливая рука зажгла свечу, горевшую в глиняном кувшинчике. Сквозняк колебал пламя свечи, и по стенам палатки металась странная тень. Очертаниями эта тень напоминала человека: фантастического человека в серо-черном одеянии, с пронзительным взглядом, развевающимися волосами – словом, страшилище, которое не хотелось бы встретить в ночной час. Мака озадачило, до чего эта тень похожа на настоящего человека из плоти и крови. Он протянул руку и коснулся ее. И тут же отпрянул. Призрак оказался плотным на ощупь.
– Ткнул меня в ребра, – сказал призрак, – а поздороваться не поздоровался. Тебя где воспитывали, олух?
– Простите, – сказал Мак, – мне показалось, что вы видение.
– А я и есть видение. По крайней мере, отчасти. Да и ты что то вроде видения – выдаешь себя за другого.
– Кто вы?
– Не буду себя называть, ты и сам знаешь.
Видение придвинулось ближе к огню, и Мак действительно узнал знакомые черты – еще бы ему забыть человека, за которым он следил несколько дней, прежде чем его сообщник Летт не огрел того дубинкой по голове в темном краковском переулочке.
– Вы доктор Фауст, – ахнул Мак.
– А ты проклятый самозванец! – с ненавистью процедил Фауст.
На какое-то мгновение Мак перетрусил – до того яростно звучало это обвинение. Но тут же взял себя в руки. У прохвостов тоже есть свой кодекс чести, совсем как у людей добродетельных, и даже в затруднительных положениях они норовят не ронять лицо, сохранять гордо поднятую голову и некоторый апломб.
Как раз теперь положение было чрезвычайно щекотливым: всегда неприятно, когда тебя ловят за руку под чужой личиной, и уж совсем плохо, когда тебя разоблачает тот, чью личину ты присвоил. В такой ситуации люди со слабыми нервишками теряются, начинают бледнеть и лепетать: «Простите покорно, господин хороший, я это сделал по глупости, сам не знаю, какой черт попутал, я уже осознал и исправился, только избавьте меня от петли!» Но Мак пошел на обман сознательно и не собирался сдаваться при первой же трудности. Он собрал в кулак всю свою волю – тот, кто решил разыграть Фауста на мировой сцене, обязан иметь хоть частицу его характера и мужества, если намерен хоть чего-то достичь!
– Кажется, мы говорим о разном, – с достоинством изрек он, вставая с койки. – Я нисколько не сомневаюсь, что вы – Фауст. Однако же я тоже Фауст – в силу того, что не кто-нибудь, а сам Мефистофель считает меня Фаустом.
– Мефистофель простофиля! Он допустил ошибку!
– Великие мира сего не совершают ошибок. Их ошибки становятся законами, по которым живет мир.
Фауст вскочил на ноги и выпрямился во весь рост перед Маком, который оказался на голову выше его.
– О, не хватало мне выслушивать этот казуистический бред от мерзавца, который присвоил мое имя! – неистовствовал доктор. – Клянусь адскими силами, если ты сейчас же не уберешься отсюда и не освободишь то место в игре, которое предназначается мне, то берегись – я поквитаюсь с тобой!
– Много о себе воображаете, – сказал Мак. – Меня выбрали для этой игры, а вам кукиш с маслом. Можете спорить с пеной у рта до самого Страшного суда, но вам ничего не переменить.
– Спорить? Да кто с тобой собирается спорить, козявка? Я сотру тебя в порошок при помощи магии, истолку в ступке и по ветру пущу! И такое наказание будет вполне адекватным!
– Чего-чего? – нахмурился Мак.
– Адекватным. То есть заслуженным. Я тебя покараю, мерзкий сквернавец!
– Подумать только, сколько вы знаете всяких слов, которые неведомы нам, простым людям! – ахнул Мак. – Только я всех этих ваших слов не боюсь, господин Фауст. На моей стороне, да будет вам известно, поддержка всех злых сил. Мне ли бояться вашего доморощенного колдовства? Если все хорошенько взвесить, я куда фаустеевас.
У Фауста глаза налились кровью от бешенства, он с трудом сдерживался, чтобы не кинуться на наглеца. Но скандал с криком и дракой в его планы не входил. Ученый муж решил любой ценой занять свое законное место в Тысячелетнем Турнире, и все же было очевидно, что пробовать запугать Мака неосуществимыми угрозами – пустая трата времени.
– Извините, что сорвался, – произнес Фауст, резко меняя тон разговора. – Давайте поговорим более рассудительно.
– Как-нибудь в другой раз, – сказал Мак, потому что в этот момент полог палатки распахнулся и в нее вошел Василь. Слуга замер на пороге, с подозрением уставившись на Фауста.
– Что это за человек? – спросил он.
– Старый знакомый, – ответил Мак. – Его имя тебе ничего не скажет. К тому же он уже покидает нас.
Василь повернулся в сторону Фауста, который заметил в руке толстенького паренька обнаженный кинжал. На его подобострастной роже прочитывалась угроза.
– Да, – поспешно кивнул Фауст, – договорим в следующий раз. – Тут он сделал еще одно усилие над собой и добавил: – До следующей встречи… Фауст.
– До следующей встречи. Василь спросил:
– Что это за женщина ждет у входа в палатку?
– А, это Маргарита, – сказал Фауст. – Она со мной.
– Не забудь забратьее с собой, – сказал Василь. – Нам тут всякие шлюхи в лагере не нужны.
Фауст прикусил язык – не стоило лезть на рожон. Сперва надо встретиться и переговорить с Мефистофелем. Вряд ли великому демону понравится, что кто-то норовит сорвать запланированный Турнир.
Доктор вышел из палатки и зашагал прочь. Маргарита едва догнала его.
– Что случилось? – спросила она.
– Пока что ничего, – ответил Фауст.
– Как это – «ничего»? Ты сказал ему, кто ты такой?
– Естественно.
– Почему же ты не занял его место?
Фауст остановился, взглянул на нее и тяжко вздохнул:
– Все не так просто. Сперва мне надо переговорить с Мефистофелем, а он как на грех куда-то пропал.
Доктор зашагал дальше и заметил троих солдат в стальных шлемах с пиками наперевес, которые пристально приглядывались к нему.
– Эй, вы! – окликнул его один из них.
– Вы мне?
– Других поблизости нет, а с бабами я не разговариваю.
– Что вы хотите? – раздраженно спросил Фауст.
– За какой нуждой вы в нашем лагере?
– Не ваше дело! Пошли вы куда подальше!
– А вот и наше. Нам велено приглядываться ко всяким типам, которые шныряют по лагерю без дела. Пройдемте-ка с нами!
Фауст понял, что язык его – враг его. Вначале сказать, а потом подумать – это его характерная черта. И Мак выгодно отличается от доктора именно умением вовремя прикусить язык. В будущем следует говорить с большей осторожностью.
– Достопочтенные, я сейчас все разъясню, – начал было Фауст.
– Капитану нашему объяснишь! – перебил его один из солдат. – Вперед, и пошевеливайся, а не то поторопим концом пики!
И они повели Фауста и Маргариту на допрос.
– Ну, какие новости? – спросил Мак, как только Фауст и Маргарита вышли из палатки.
– Первосортные! – сказал Василь. – Сам дож Энрико Дандоло желает вас видеть!
– Ах вот как? И что же он хочет?
– Он со мной не откровенничает. Но я кое о чем догадываюсь.
– Поделись-ка своими догадками, а я покуда ополосну лицо и пройдусь гребнем по волосам. – Умываясь, Мак подумал, что неплохо бы Мефистофелю и ведьмам регулярно заботиться о чистом белье для него, коль скоро он теперь вращается в обществе дожей. – А что за человек этот Дандоло, как он выглядит?
– Грозный старик, – сказал Василь. – В подчинении дожа Венеции один из самых могучих и дисциплинированных флотов во всем христианском мире. Что касается вопросов перевозки по морю и денег на провиант и амуницию, тут мы, крестоносцы, целиком и полностью зависим от него. И он не забывает напоминать нам об этой зависимости. Дандоло нынче уже за восемьдесят лет, он слеп и хил телом. В его возрасте другие вельможи удаляются на покой в свои поместья и едят сладкую кашку, доживая свой век в окружении многочисленных слуг. Но не Энрико Дандоло! Он мотается по Европе, словно юноша. Его видели на поле битвы в Задаре, где дож в самой гуще боя призывал крестоносцев покорить этот гордый венгерский город, а взамен обещал профинансировать их поход в Святую землю. И он свое обещание держит, но ворчит и гнет свою линию и уже, как многие говорят, превратил святой поход в коммерческую аферу. Что до меня, мое мнение насчет его действий совпадает с вашим. Хоть я вашего мнения пока и не слышал.
– Ты умный малый, – промолвил Мак, приглаживая пятерней непокорную прядь волос.
– Встреча с дожем сулит великие возможности.
– Еще бы.
– Если вы решите, что в ваших интересах сотрудничать с Венецией, вас может ждать неслыханное богатство. Хотя есть и другие варианты.
– К примеру? – осторожно осведомился Мак, наблюдая за Василем, который вынул свой кинжал из ножен, подушечкой большого пальца проверил, насколько остр его конец, и неспешно положил оружие на стол перед хозяином.
– Ваша милость, этот инструмент изготовлен из лучшей толедской стали, и может пригодиться, если вы решите, что сотрудничать с Венецией не в ваших интересах.
Мак также проверил конец клинка подушечкой большого пальца – в те времена таков был обычай оценивать готовность оружия. И сунул кинжал в рукав со словами:
– Что ж, возможно, этот аргументмне пригодится.
Василь отрядил двух солдат с факелами проводить хозяина в шатер дожа. Он и сам хотел сопровождать Мака, однако тот отклонил его предложение – наступала пора действовать, и на этом этапе даже верный слуга мог оказаться помехой. Кто знает, как повернутся события и не сообразит ли Василь в какой-то момент, что его интересы не совпадают с интересами его нового хозяина.
По пути к шатру дожа Мак обратил внимание на сумятицу в лагере. В разные стороны пробегали отряды пехоты, галопом проносились из конца в конец одетые в броню всадники. Ярко полыхали костры, и по настроению людей вокруг них чувствовалось, что затевается нечто серьезное.
Многочисленные лампы внутри принадлежащего дожу шатра просвечивали через белое шелковое полотнище. Самого грозного старика Мак застал на низком стуле подле походного столика. Перед дожем стоял поднос с неоправленными драгоценными камнями, и старец ощупывал их проворными пальцами. Большой и грузный, Энрико Дандоло выглядел все еще внушительно, невзирая на чрезвычайно преклонный возраст. Огромная накидка из тяжелой материи с золотым шитьем по краю придавала дополнительное величие его облику. Лысый череп прикрывала небольшая вельветовая шапочка с пером венецианского ястреба, торчащим под лихим утлом. Узкое морщинистое лицо заросло седой щетиной, которая серебрилась в отблесках огня в походном камине. Узкие губы ввалившегося рта были плотно сжаты, открытые незрячие серо-голубые глаза были затянуты дымкой катаракты. Когда слуга возвестил о приходе сеньора Фауста, новоприбывшего гостя с Запада, глаза дожа остались неподвижны.
– Проходите, садитесь, любезный Фауст, – произнес Энрико Дандоло гулким, слегка дребезжащим голосом на правильном немецком языке с едва заметным акцентом. – Слуги поставили вино на стол, не так ли? Выпейте стакан доброго вина, милейший, и чувствуйте себя как дома в моем скромном жилище. Как вам нравятся эти камушки? – Дож повел рукой в сторону подноса с драгоценными камнями.
– Похожие камни мне доводилось видеть, – сказал Мак, наклоняясь, чтобы получше разглядеть драгоценности, – но такое великолепие вижу впервые. Какая чистота, какие размеры, воистину бесподобные камни!
– Рубин особенно хорош, а? – сказал дож, легко отыскивая на подносе камень размером с голубиное яйцо и вертя его в своих толстых белых пальцах, будто любуясь игрой света на его гранях. – Прислан мне тапробанским набобом. А этот изумруд, – пальцы Дандоло безошибочно выхватили зеленый камень, – вы только посмотрите, какая в нем искра! Согласитесь, для камня такого размера это нечто невиданное!
– Тут не может быть двух мнений! – подтвердил Мак. – Я могу только дивиться, как вы видите больше любого зрячего и так тонко оцениваете достоинства сих бесценных камней! Смею думать, ваши пальцы имеют дар зрения!
Дандоло хрипловато-дробно рассмеялся, словно закашлялся, и действительно закончил сухим кашлем.
– Глаза на кончиках пальцев! Занятная фантазия! А все же временами не могу не чувствовать правдивость этого – мои руки до того любят нежить теплую плоть драгоценных камней, что научились видеть и верно оценивать. Да и в тонких материях мои пальцы разбираются, ведь я люблю хорошие ткани… Впрочем, какой настоящий венецианец их не любит? О добротности и чистоте выделки тканей я мог бы рассказать не меньше самого искусного фламандского ткача… Ну, да Господь с этим, это все старческая болтовня. А вот что у меня есть действительно ценного…
– И что же? – подобострастно спросил Мак.
– Взгляните.
Тут старец повернулся, за своей спиной ловко нащупал и поднял крышку большого деревянного ларца и вынул оттуда икону, аккуратно завернутую в кусок бархата.
– Знаете, что это такое? – спросил он гостя.
– Увы, не ведаю.
– Это икона с изображением св. Василия. Говорят, пока она в Константинополе, городу ничего не грозит и его процветание незыблемо. Догадываетесь, зачем я вам ее показываю?
– Никак нет, ваша светлость.
– Чтобы вы отвезли послание вашему повелителю. Вы меня внимательно слушаете?
– Я весь внимание, ваша светлость, – произнес Мак, теряясь в догадках, куда клонит слепой старик.
– Когда прибудете в Рим, передайте его святейшеству: я плюю и на него самого и на то, что этот недоумок отлучил меня от церкви. С тех пор как чудотворная икона оказалась в моих руках, мне чихать на папское благословение.
– Вы хо-хотите, чтобы я передал ему э-это? – промямлил Мак.
– Слово в слово.
– Непременно передам, если мне посчастливится повидаться с его святейшеством.
– Не прикидывайтесь дурачком. Меня не проведете. Как ни таитесь, все равно я проведал, что вы посланник римской курии.
– Позвольте возразить, ваша светлость, – сказал Мак. – Я не имею никакого отношения к папе. Я представляю совсем другие интересы.
– Так вы в самом деле не папский лазутчик?
Старец так яростно уставился на него слепыми глазами, что, будь Мак действительно папским лазутчиком, он, возможно, со страху и выдал бы себя.
– Клянусь! Я, можно сказать, совсем наоборот! – вскричал Мак.
Престарелый дож насупил брови и после молчания переспросил:
– «Совсем наоборот»? Ой ли?
– Да, именно! Именно!
– Тогда кого же вы представляете?
– Я полагаю, вы и сами уже догадываетесь, – сказал Мак, решив прибегнуть к подлинно фаустианским обинякам.
– Пожалуй что да! – произнес дож после некоторого размышления. – Вы явились от Зеленой Бороды по прозвищу Безбожник. У него одного нет представителя в крестовом воинстве.
Мак впервые слышал о Зеленой Бороде, но решил попробовать и разыграть эту карту.
– Не буду говорить ни «да», ни «нет». Но будь я действительно его посланцем, что бы вы хотели ему передать через меня?
– Скажите Зеленой Бороде, что мы с радостью приняли бы его в свои ряды, ибо знаем, что он способен сыграть в нашем деле роль, в коей его никто другой заменить не может!
– Думается, хозяина заинтересуют ваши слова… Но в чем эта роль должна состоять?
– Ему следует обрушиться со своими молодцами на Варварский берег не позднее чем через неделю. Вы сумеете вовремя доставить ему сие послание?
– Если потребуется, я на многое способен, – со значительным видом изрек Мак. – Но сначала мне следует знать, зачем надо обрушиться на этот самый Варварский берег.
– Цель яснее ясного. Если пелопоннесские пираты, которыми командует Зеленая Борода, не разгромят пиратов, чьи суда прячутся в тамошних бухтах, то эти головорезы могут помешать осуществлению наших планов.
– Несомненно, – согласился Мак. – А каковы наши планы, к слову сказать?
– Захватить Константинополь, разумеется! Часть франкских крестоносцев мы уже отправили на венецианских галерах на азиатский берег, чем основательно ослабили наш флот. Случись пиратам атаковать наши владения в Далмации, пока мы заняты сражением под стенами Константинополя, и мы окажемся в чрезвычайно затруднительном положении!
Мак кивнул с понимающей улыбкой, но внутри его так и трясло от возбуждения. Выходит, Дандоло вознамерился завоевать Константинополь! Эк хватил старик! Под видом защиты города – взять да и прикарманить его! Хороша защита! Маку вдруг стало ясно, что планам дожа необходимо помешать, и немедленно – лучше случая не представится: он наедине со слепцом, стражники снаружи, в лагере франков царит суматоха… Мак неслышно вынул кинжал из рукава.
– Итак, вы видите, – продолжал Дандоло, – какую судьбу я готовлю этому дивному городу и как далеко заходят мои планы. Однако о моих намерениях никто не должен знать, за вычетом вас и вашего повелителя – Зеленой Бороды.
– Большая честь, что вы посвятили меня в свои планы… – сказал Мак, примериваясь, куда сподручнее вонзить кинжал – в спину или в грудь.
– У Константинополя великое прошлое, – говорил Дандоло. – Но его лучшие дни позади. Из-за глупости и алчности императоров осталась только тень от той могучей державы, что наводила страх на весь мир. Пора открыть новую страницу в истории этой империи. Нет, я не стану самолично править Константинополем. С меня достаточно забот о родной Венеции. Но я посажу на византийский трон своего человека, которому будет велено восстановить прежнее могущество и славу государства. Конец разрушительным войнам – Венеция и обновленная Византия будут союзниками, и весь мир с изумлением увидит, как наступает золотой век процветания торговли и наук.
Рука Мака, занесенная для удара, застыла в воздухе. Только что Дандоло нарисовал картину восстановления былой мощи великого города, который, по его идее, станет раем для ученых и купцов, первым ростком великой будущности человечества.
– А какому Богу будут поклоняться эти греки? – вдруг спросил Мак.
– Хоть я во многом расхожусь с папой, – сказал Дандоло, – однако же я добрый христианин. И юный Алексей поклялся самой торжественной и страшной клятвой, что его подданные вернутся в лоно римской церкви, как только он взойдет на престол. И тогда его святейшество поторопится снять с меня отлучение. Нет, он просто-напросто канонизирует меня, ибо переход сразу такой массы людей в истинную веру – дело небывалое в нашу эпоху!
– Ваша светлость! – воскликнул Мак. – Вы задумали такое святое и прекрасное дело!.. Ваша светлость, да я теперь ваш верный слуга, для вас я сделаю все, что в моих силах!
Старик потянулся к собеседнику и крепко обнял его. Мак ощутил колючее прикосновение седой щетины, и на его щеку упала теплая соленая старческая слеза. Дож возносил хвалу небу за новообретенного друга. Мак незаметно сунул кинжал в рукав и тоже хотел помолиться – отчего бы не сказать пару добрых слов Господу Богу? – но тут в шатер вбежали несколько рыцарей в боевых доспехах.
– Ваша светлость! – закричали они. – Атака начинается! Виллардуэн повел своих солдат на штурм городских стен!
– Ведите меня на поле битвы! – вскричал Дандоло. – Сегодня такой день, что я сам ринусь в бой! Где мои доспехи? Фауст, передайте приказ Зеленой Бороде, а с вами мы еще когда-нибудь побеседуем! Непременно!
При этих словах дож подхватил чудотворную икону, и явившиеся на зов слуги подхватили его и вынесли из шатра.
Мак неожиданно остался наедине с россыпью драгоценных камней на подносе. В сумятице все про них забыли.
На шелковых стенах шатра плясали тени от огня, а Мак быстро соображал. Он, разумеется, обязательно спасет Константинополь и поимеет на этом прибыль – по примеру Энрико Дандоло. Но если что-нибудь не заладится, на этот случай… Тут Мак заметил небольшой мешочек, сгреб в него самые крупные камни и вышмыгнул прочь из шатра – в ночную тьму.
Солдаты отконвоировали Фауста и Маргариту в приземистый деревянный домик, сбитый из толстых некрашеных досок. Доктор с первого взгляда узнал в этом строении «походную тюрьму» испанского образца – в книгах ему не раз встречалось ее изображение. Такие темницы изготавливали андалузские мавры-ремесленники: сборная конструкция, которую везли за войском на повозке, а при разбивке постоянного лагеря – на несколько недель и месяцев – собирали и получалось что-то вроде гигантского ящика с двумя камерами, пыточным отделением и коридорчиком. «Портативную тюрьму» наполовину зарывали в землю, и она была готова к приему пленников.
Внутри тюремки солдаты приоткрыли дверь в небольшое пыточное отделение – миниатюрное чудо, произведение искусных столяров и кузнецов.
– Мы тут не можем обслужить по высшему классу и распотрошить всего человека, как это делают в столицах, – сказал один из солдат. – Зато без труда выкрутим и переломаем руки-ноги. Эти крохотные щипчики для выдергивания ногтей размером не больше тех, какими орехи щелкают, а справляются с делом не хуже огромных, чугунных. А вот кобыла с шипами – или лучше сказать, кобылка, – она поменьше нюрнбергской, зато глядите, сколько шипов! Где наш мастер воткнет дюжину шипов, эти мавры ухитряются вбить две дюжины. А что шипы такие мелкие – не беда, мелкие лучше впиваются, когда вас на них разложат, а палач навалит сверху чугунную чушку! А вот щипцы для вырывания кусков мяса – на вид как игрушечные, но клочья так и летят, так и летят…
– Вы не смеете нас пытать! – заорал Фауст.
– Мы не смеем, потому как простые солдаты достаточно колют и рубят на поле битвы, – терпеливо произнес командир патруля. – А вот прикажет начальник тюрьмы – и его молодцы над вами потрудятся.
Пересмеиваясь, солдаты заперли за собой тяжелую дверь и ушли. Фауст схватил палочку, валявшуюся в углу, опустился на четвереньки и стал поспешно рисовать пентаграмму на пыльном полу. Маргарита присела на табурет – другой мебели в клетке не было – и, пригорюнившись, наблюдала за суетой своего друга-чернокнижника.
Фауст произнес заклинание – и ничего не случилось. Беда заключалась в том, что он, торопясь догнать самозванца, прихватил с собой слишком мало ингредиентов для магических действий. Однако доктор не отчаивался и попытался снова. Он опять что-то чертил в пыли, переползал с места на место, шепча то ли ругательства, то ли заклинания. Маргарита вскочила и заходила из угла в угол, как разъяренная пантера в тесной клетке.
– Не наступи на пентаграмму, – предупредил ее Фауст.
– Да не наступлю, не бойся, – сказала Маргарита голосом, полным отчаяния. – У тебя что-нибудь получится?
– Я стараюсь, – пробормотал Фауст. На дне своего мешка он нашел пучок белены и веточку белой омелы, что завалялись там после зимних занятий магией. За обшлагами рукавов нашлись крупинки сурьмы, а в башмаках – несколько свинцовых дробин. Чего еще не хватало? Он соскреб немного грязи с пола – вполне сойдет вместо кладбищенской земли. А вместо истолченного кусочка мумии придется использовать собственные сопли.
– Какая мерзость! – охнула Маргарита.
– Помалкивай! Это может спасти твою шкуру.
Все было готово. Фауст замахал руками и запел слова заклинания. В центре пентаграммы появилось розоватое, быстро растущее свечение.
– Получилось! – радостно вскричала Маргарита. – Ты чудотворец!
– Цыц! – зашипел Фауст. Обратясь к розовому пятну света, он произнес: – О дух, томящийся во глубине глубин, заклинаю тебя во имя Асмодея, во имя Вельзевула, во имя…
Внезапно из розового пятна раздался женский голос, который поразил своей обыденной интонацией:
– Эй, там, прекратите заклинания. Я не тот дух, которого вы вызываете.
– Не тот дух? – ошарашенно спросил Фауст. – Тогда кто ты такой – или что ты такое?
– Я представитель Инфернальной службы связи. Должна уведомить вас, что в настоящей форме ваше заклинание не может быть удовлетворено. Проверьте правильность магических действий и, если обнаружите ошибку, повторите заклинание. Спасибо за внимание. Желаю всего наилучшего.
Голос умолк, а розовый свет мигнул и погас.
– Погодите! – крикнул Фауст. – Я знаю, что мне не хватает некоторых ингредиентов. Но ведь большинство – в наличии! Можно же хоть раз сделать исключение…
Никакого ответа. Розовый свет исчез бесследно, в камере царила полная тишина, слышалось лишь дробное тук-тук-тук – это Маргарита нервно постукивала носком сапожка по дощатому полу.
Зато снаружи стал доноситься все нарастающий шум. Топот бегущих. Звон и бряцание доспехов и оружия. Взвизги больших деревянных тележных колес, которые вращались на несмазанных осях. Громкие распоряжения офицеров. Но в этом хаосе звуков был один совсем странный. Кто-то громко, монотонно произносил заклинание – и, кажется, где-то совсем рядом. Фауст шикнул на Маргариту, чтобы она не лезла к нему с вопросами и слушала, а сам прижался ухом к доскам. Да, громкое монотонное бубнение слышалось из соседней камеры-ячейки. Только это было не заклинание, а молитва.
– Услышь меня, Господи, – произносил сдавленный голос, – я ничем не согрешил, но погружен в двойную темноту – в темноту своей слепоты и в темницу. Я – Исаак, в бытность византийским императором был известен многими богоугодными делами и заботой о церкви и передал соборам Константинополя превеликое множество ценных предметов, а именно…
Далее голос стал перечислять дары как соборам, так и отдельным клирикам. Список оказался таким длинным, что Фауст успел повернуться к Маргарите и сказать:
– Ты можешь вообразить, кто сидит в соседней темнице?
– Плевать. Мне бы из своей вырваться!
– Помолчи, девчонка! С нами рядом томится Исаак, бывший император Византии, которого согнал с трона и ослепил его коварный брат, сам севший на престол.
– Да, что и говорить, наше путешествие протекает в изысканном обществе, – язвительно буркнула Маргарита.
– Тс-с! Кто-то открывает дверь его темницы! Фауст прислушался – в двери повернулся ключ, дверь распахнулась, затем закрылась. Послышались шаги (дощатая стена была достаточно тонкой), вслед за чем наступила тишина и донесся плаксивый голос Исаака:
– Кто здесь? Палач? Говори, я ничего не вижу!
– Я тоже слепой, – произнес другой голос, старческий, надтреснутый. – Но тебе не понадобятся глаза, чтобы возрадоваться тому, что я принес. Я принес облегчение.
– Что ты принес?
– Облегчение. Помощь. Спасение. Ты что – не узнаешь моего голоса? Я Энрико Дандоло!
– Вот так так! – прошептал Фауст в ухо своей подружке. – Могущественный Энрико Дандоло, венецианский дож! – Тут он громко вскричал: – Дож Дандоло! Умоляем вас вмешаться! Мы здесь, в соседней темнице!
Раздалось сразу несколько голосов, шум шагов. Дверь камеры Фауста распахнулась, и вошли двое солдат. За ними показалась высокая фигура грузного, но по-прежнему прямого старца. На Энрико Дандоло была царственно-роскошная пурпурно-зеленая накидка с вышитыми краями, в руке он держал чудотворную икону св. Василия.
– Что ты за человек? Как ты посмел призывать меня? – громыхнул Дандоло.
– Я – Иоганнес Фауст. Я прибыл сюда с целью поправить великую несправедливость, учиненную со мной. Некий самозванец твердит, будто он – это я, и так преуспел в своем обмане, что даже легковерные адские силы поверили его байке. Он ложно представляется великим магом, тогда как искусством чародейства владею я, подлинный Фауст! Умоляю вас, выпустите меня из темницы, и в моем лице вы найдете вернейшего и ценного союзника!
– Коли ты такой великий волшебник, отчего же ты по сю пору не освободился?
– Даже последняя ведьма нуждается в подручном материале, – пояснил Фауст, – а у меня тут нет необходимых компонентов для ворожбы. Имей я на руках хотя бы еще один ингредиент, и чары подействуют – таким ингредиентом может стать икона, которую вы держите в руках…
Энрико Дандоло вскипел яростью и уставил на него свои незрячие глаза.
– Чтоб чудотворная икона св. Василия участвовала в твоем богомерзком заклинании?!
– Иконы для того и существуют, чтобы помогать в магических действиях!
– Единственное предназначение иконы св. Василия, – рявкнул Дандоло, – защищать Константинополь от всех напастей!
– Похоже, она плохо справляется со своей обязанностью!
– Не твое дело, пес!
– Пусть это не мое дело, – покорно согласился Фауст, – только отпустите нас. Мы вам не враги и никакого вреда не причинили.
– Сперва я проверю, искусен ли ты в волшебствах или бесстыдно врешь, – сказал Дандоло. – Я еще вернусь.
С этими словами он повернулся и, в сопровождении солдат, вышел вон. Дверь захлопнулась, и щелкнул замок.
– Этих дубинноголовых венецианцев никакие разумные доводы не берут! – возмущенно воскликнул Фауст.
– Боже правый, что с нами станется! – расплакалась Маргарита.
Фауст еще петушился, но и он был подавлен не меньше своей подруги. Правда, причиной его терзаний был не столько животный страх, сколько ущемленная гордыня. Доктор шагал из конца в конец тесной клетушки, ломая голову в поисках выхода. Как глупо, что он ринулся догонять Мефистофеля, не собрав достаточного запаса магических причиндалов! Ведь в своих странствиях по Европе он неизменно имел при себе целый мешок, набитый всем необходимым для качественного волшебства. Всегда такой предусмотрительный, как он так опростоволосился на этот раз? Неужели годы всеобщего поклонения сделали его чрезмерно самонадеянным? Может, он с годами поглупел? Если это правда – как это выяснить?
Фауст опять завозился с пентаграммой – не столько надеясь на удачу, сколько с целью занять руки. К его приятному изумлению, внутри начертанных линий вновь появилось свечение. Снова небольшое пятнышко света стало разрастаться, только на этот раз оно было красновато-оранжевого цвета, который указывал, что на заклятие отзывается какой-то дух высокого ранга.
Как только пятно разрослось и стало принимать очертания человеческого тела, Фауст воскликнул:
– О дух, я вызвал тебя из глубины глубин…
– Ниоткуда вы меня не вызвали, – сказал дух, который теперь принял отчетливую форму невысокого ростом беса с лисьей физиономией и козлиными рожками. Он был одет в тесный камзол, отороченный котиковым мехом, который подчеркивал его ладную фигурку.
– Ты явился не благодаря моему заклятию?
– Еще чего! Я явился по собственной воле. Я черт по имени Аззи.
– Приятно познакомиться, – сказал Фауст. – Меня зовут Иоганнес Фауст, а это моя подруга Маргарита.
– Я в курсе. Уже давно наблюдаю за вашими действиями, а также за делами Мефистофеля и того парня, что выдает себя за вас.
– Выходит, вы знаете, что он самозванец! Истинный Фауст перед вами!
– Знаю, знаю.
– И что же?
– Я уже думал над тем, как крепко вам не повезло. У меня есть идея, как исправить положение.
– Наконец-то! – вскричал Фауст. – Наконец-то я признан в своих законных правах! Наконец-то я отомщу! Какое счастье!
– Не торопитесь, – перебил его Аззи. – Вам еще неизвестны условия сделки.
– Не томите, выкладывайте свое предложение!
– Только не в этом месте, – возразил Аззи. – Мне не по нраву вести переговоры в походной тюрьме франков.
