Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Мак оказался на дороге между двумя ровными рядами тополей и зашагал вперед. Взойдя на пригорок, он увидел неподалеку шпили великого города. Стояла теплая солнечная погода. На дороге было довольно оживленно; прохожие ходили в примерно таких же штанах, кафтанах и мягких туфлях, которые носили жители Кракова, но здесь их приукрашивали с особым итальянским щегольством. Мак скользнул взглядом по самому себе и с удовлетворением обнаружил, что Мефистофель позаботился одеть его согласно местной моде. В отличном настроении он вошел в ворота чудесной, кипящей жизнью Флоренции.
На узких улочках царило праздничное оживление: казалось, все жители высыпали из домов в своих лучших нарядах. В этот прекрасный весенний день Флоренцию переполняли праздничные чувства. Едва ли не на всех балконах и крышах развевались разноцветные флаги и флажки, у каждой городской общины – свои. На улицах кишели торговцы маленькими кружками горячей пиццы – она была совсем недавним кулинарным изобретением, подарком Возрождения всем будущим эпохам. Конные латники в стальных шлемах и с копьями наперевес курсировали по улицам, покрикивали на прохожих, заставляли людей посторониться – словом, вели себя с дурацкой надменностью полицейских всех времен.
Мак проходил мимо торговых рядов, полки которых ломились от одежды на продажу, кухонной утвари, восточных пряностей, мечей и кинжалов на любой вкус. Тут продавали фарфоровую посуду, там арбузы, а дальше – речную рыбу.
Глаза у Мака разбегались от множества интересных вещей, но он решил прежде всего снять комнату в гостинице. Первым делом он заглянул в кошелек и удовлетворенно хмыкнул: денег было более чем достаточно – скупой на советы, в финансовом отношении Мефистофель был щедр. Маку приглянулся постоялый двор в аккуратном доме, выкрашенном в нежные пастельные тона; рядом с золотым листом на вывеске красовалось название «Парадизо».
Хозяин, краснолицый детина с примечательным прыщом на носу, вначале отнесся к Маку с подозрением – порядочные путешественники посылают вперед себя слугу, чтобы тот снял номер в гостинице. Но когда Мак протянул ему золотой флорин, хозяин «Парадизо» сразу же подобрел и рассыпался в любезностях.
– Мои лучшие комнаты к вашим услугам, драгоценнейший доктор Фауст! Вы прибыли в благодатное время, в разгар праздника – нынче флорентийцы жгут все, что тешит земное тщеславие.
– Слыхал о вашем обычае, слыхал, – сказал Мак. – Костер разожгут далеко отсюда?
– Рукой подать – пройдете две улицы, до пьяцца делла Синьория, там все и происходит, – ответил владелец «Парадизо». – Вам посчастливится наблюдать одно из замечательнейших событий нашей эпохи. Джироламо Савонарола пообещал, что в этом году обряд сожжения будет по-настоящему впечатляющим!
– Что за человек этот Савонарола? – осведомился Мак.
– О, среди нищенствующих монахов нет святее его! Он настоятель монастыря доминиканцев и великий проповедник. Доступный, простой человек, не то что прочие церковники. А в каких крепких выражениях он обличает зажравшихся клириков – заслушаешься. И индульгенциями, дескать, они торгуют, и на симонии они наживаются, не говоря уже о прочих мерзостях. К тому же Савонарола горячий сторонник крепкого союза с Францией.
– А что дает этот союз?
– Французский король обязался по договору защищать нас от папы, который хочет вернуть к власти флорентийскую династию Медичи.
– А сами вы не любите Медичи? – спросил Мак.
– Отчего же, правители они неплохие, – сказал владелец постоялого двора. – Скажем, Лоренцо Медичи прозвали Великолепным вполне по заслугам. При нем процветали искусства. Да и весь город превратился в один из красивейших городов подлунного мира.
– И тем не менее народ не очень-то его любит? Я правильно уловил?
Его собеседник пожал плечами:
– А чьими мозолями все это великолепие создано-нажито? Простой народ горбатится, а много ли видит награды? Да и вообще мы, флорентийцы, вольные люди и не потерпим над собой власти одного семейства, пусть даже такого прославленного, как семейство Медичи.
Мак наскоро осмотрел свои комнаты и остался доволен. Он уже освоился с жизнью на широкую ногу. Теперь следовало найти Маргариту.
Содержатель постоялого двора подсказал гостю, что рынок, где продаются шелка, находится на небольшой площади на фьезольской дороге. Маку этот рынок напомнил восточный базар сгрудившиеся лавчонки, видимо-невидимо всяких притирок и снадобий для использования в банях, узкоглазые физиономии китайских купцов с волосами, собранными сзади в косицу. Здешний рынок был завален муаровыми шелками, в которых щеголяла вся фландрская и нидерландская знать, а также шелками двойной покраски, самыми модными в том году в Амстердаме, и готовыми сорочками и рубахами из шелка-сырца. Между рядами лавок затесалось множество столов, у которых можно было выпить кофе, отведать спагетти – их рецепт привез в Италию не кто иной, как Марко Поло, только в Китае их упрямо называли лапшой.
Мак нашел Маргариту в просторном магазинчике, нисколько не похожем на тесные, заваленные товаром лавки. Владелец магазинчика был явно одним из родоначальников будущей системы бутиков, столь изменившей обычаи богатых покупателей. Девушка любовалась приглянувшейся обновкой в высоком зеркале.
Хозяин, юркий коротышка с заячьей губой, но – видимо, в порядке компенсации – с отменными жемчужными зубами, держал огромное зеркало в руках и проворно, с готовностью забегал с ним то с одной стороны покупательницы, то с другой.
– Ах, синьор, вы верно подгадали свое появление! – почти пропел он, увидев Мака. – Ваша дама хороша как никогда!
Мак снисходительно улыбнулся. Деньги не его потом заработаны, так что можно позволить себе быть щедрым.
– Бери, малышка, тебе очень к лицу, – сказал он Маргарите.
– Погляди, – защебетала Маргарита, – я отобрала вот эти прелестные бальные наряды. Иоганн, тебе надо непременно взглянуть на мужскую одежду. У синьора Энрико широкий выбор самых модных камзолов и фуфаечек.
– Фуфаечек? – переспросил Мак.
Синьор Энрико заулыбался еще пуще, ласково сияя карими глазами:
– Фуфаечки для повседневной носки – последний крик моды из Венгрии. Имеются также божественные узкие панталоны с гульфиками восхитительного фасона, которые не грубо выпячивают мужские достоинства, а лишь намекают, дразнят.
– Он просто душка, этот синьор Энрико! Умеет про все сказать такие милые слова, – умиленно восхитилась Маргарита.
Мак почувствовал себя в слегка дурацком положении – в науке нежного пустословия он был не весьма сведущ. Но тут же утешился тем, что женщин надо баловать дорогими подарками, и щедрость мужчины привлекает к нему больше миллиона галантных слов.
Как только Маргарита подобрала себе достаточно нарядов, Мак занялся примеркой обновок для себя – если денег не хватит, решил он, всегда можно попросить авансик у Мефистофеля. Правда, хитрый бес не называл конкретного размера грядущей награды. Надо было еще раньше надавить на Мефистофеля, подосадовал про себя Мак, и узнать точную сумму. Ну да ладно, при первой же встрече поговорим об этом. А пока Мак решил наслаждаться богатством на полную катушку – чтобы загодя прочувствовать всю прелесть предстоящего золотого дождя. А ну как он останется равнодушным к роскоши – чего тогда стараться заработать капитал, время терять!
– Душечка, ты выглядишь еще красивей, чем обычно! Но теперь заканчивай с покупками, у меня много дел.
– Что ты думаешь предпринять, любовь моя?
– Надо найти картину Боттичелли. Если найду, могу получить за нее весьма хорошую цену.
– Вам нужен Боттичелли? – спросил синьор Энрико. – Возможно, я могу пособить. У меня много знакомых среди художников. Что касается живописи, я на многое способен, уж положитесь на мое мнение. Впрочем, что это я говорю! Синьор, наверное, сам большой знаток живописи и прекрасно во всем разбирается.
– Думаю, ваша помощь мне все-таки пригодится, – сказал Мак.
Он уже направился к выходу, когда в лавку вбежал запыхавшийся грузный пожилой мужчина, одетый как могут одеваться слуги только очень знатных синьоров. Он с порога закричал:
– Мне нужен Фауст! Немецкий доктор! В «Парадизо» сказали, что он отправился сюда, на рынок шелков.
– Я тот, кого вы ищете, – произнес Мак. – Зачем я вам понадобился, дружище, – и, судя по всему, спешно?
– Не мне, моему хозяину. Он при смерти! Как только он услышал, что в город прибыл новый немецкий доктор, тут же послал меня разыскать вас. О, если бы вам удалось его вылечить, он бы вас озолотил!
– Да я вроде бы несколько занят… – смущенно пробормотал Мак. Ему нисколько не улыбалась возможность публично обнаружить свое лекарское невежество. В таком приятном городе, как Флоренция, почему-то особенно противно сесть в лужу. – Кстати, кто твой хозяин, дружище?
– Лоренцо Медичи по прозвищу Великолепный. Мак невольно повернулся к Маргарите и сказал:
– Погляди-ка, события развиваются с захватывающей быстротой! Сразу в водоворот! Так что бери покупки, голубушка, и ступай в гостиницу. А мне предстоит сделать благое дело – помочь больному человеку.
Мак поспешил за слугой Лоренцо Медичи, который привел его к небольшому, но роскошному особняку, расположенному в тихом квартале на берегу Арно, где находилась большая часть дворцов флорентийской аристократии. Дворец украшали белые мраморные колонны, портик был выполнен в античном стиле, огромные двери из полированного красного дерева были украшены резными фигурками в духе Дамиато Проклятого. Внутри сновали слуги в ливреях и белых накрахмаленных кружевных сорочках – по поздненеаполитанской моде. Расфуфыренная челядь косилась на Мака презрительно – на городских улицах его наряд казался богатым, но здесь, в гнезде безудержной роскоши, он ощущал себя одетым в лохмотья. Однако по знаку слуги, который привел его во дворец, Мака беспрекословно пропустили во внутренние покои.
Старый слуга, возбужденно размахивая руками, вытирая время от времени слезы и сетуя на злую болезнь хозяина, повел Мака по погруженным в тишину коридорам, украшенным бесчисленными написанными маслом картинами. Наконец они остановились у высокой двери, слуга постучал и ввел Мака в покои, в которых не постыдился бы жить и король: прекрасные картины на стенах, восхитительные скульптуры на высоких мраморных подставках, на полу – огромный восточный ковер невиданной красоты, и повсюду свечи в хрустальных шандалах. Просторная комната была ярко освещена, несмотря на то что окна закрывали тяжелые темные шторы и ни один луч солнца не проникал внутрь. Спертый воздух в комнате припахивал серой и нездоровым телом, ароматы вина и яств на большом столе мешались с вонью собачьего кала – несколько крупных собак разных охотничьих пород мирно лежали в изножье постели или глодали кости по углам.
В центре стояла огромная высокая кровать с резными колоннами и дорогим балдахином. На низких столиках горели длинные свечи. А чуть поодаль ярко горели дрова в камине.
– Кто там? – спросил человек, полулежащий на подушках на огромной кровати.
Это был сам Лоренцо Медичи, сорокатрехлетний, но выглядевший на все семьдесят.
Изнурительная водянка высасывала из него последние силы. На сером заплывшем жиром обрюзгшем лице Лоренцо Медичи продолжали жить маленькие живые глазки, которые не желали видеть стоящую у изголовья смерть, смотрели повелительно, цепко и надменно, ибо принадлежали человеку, с колыбели причастному к абсолютной власти. На нем была длинная белая хлопковая сорочка, украшенная орнаментом из единорогов, и согревающий голову черный чепец из бобинного кружева, закрепленный тесемкой под двойным подбородком. На лице больного странным образом перемежались одутловатые области и места, где кожа туго обтягивала череп. Его губы – гордо поджатые, полнокровные в годы, когда один из Медичи восседал на папском престоле и семейство заправляло земными и небесными делами, – эти губы теперь увяли до узкой безвольной синей полоски, словно ссохнувшись от горечи, испитой за годы более чем двадцатилетнего правления. Артерия на шее Лоренцо билась так отчаянно, что Маку казалось – вот-вот разорвется. Немощный, в бабьем чепце, Медичи все равно производил грозное впечатление. Пальцы на его левой, почти парализованной руке чуть шевелились, подобно подбитому крылу птицы.
– Я доктор Фауст, – сказал Мак. – Что вас беспокоит?
– Я один из богатейших людей в этом мире, – произнес умирающий негромко. Но этот голос так привык басисто греметь, что и сейчас доля его энергии сохранилась – и частички пыли в свете ближних свечей запрыгали от содрогания воздуха.
Хорошенькое начало разговора! Но Мак уже немного набил руку в общении с сильными мира сего, стал тертым калачом и не дал себя смутить.
– А я, – сказал он, – один из самых дорогих лекарей в этом мире. Стало быть, это большая удача, что мы встретились.
– Как вы намерены лечить меня? – пророкотал Медичи так властно, что боль в его теле, заслышав такие повелительные интонации, на время испуганно притихла.
Мак знал, что вылечить больного проще простого – достаточно влить в горло Медичи содержимое пузырька, полученного от Мефистофеля. Но было бы глупо не поводить Лоренцо за нос: кто выложит состояние за одну склянку эликсира? Нет, снадобье следует оставить для финального акта излечения, а начать с эффектных и длительных процедур, которые, по мнению Галена и прочих медицинских светил, составляют основу излечения. И процедуры должны быть как можно более впечатляющими.
– Для начала нужна ванночка из золота, – изрек Мак. – Притом из золота самой чистой пробы.
Он сказал это неспроста – ему вдруг пришло в голову, что золотая ванночка пригодится ему самому в качестве трофея, если события повернутся совсем худо. Можно только диву даваться, какие бывают озарения в драматические моменты!
– Принести! – велел Лоренцо слугам.
Те забегали, засуетились. После небольшой заминки, пока искали ключ от сундука с золотой утварью, золотая ванночка была принесена вместе с алхимическими веществами, затребованными Маком.
Алхимические компоненты нашлись сразу – Лоренцо, меценат и поэт, был к тому же заядлым коллекционером и не чужд ученым опытам; у него имелась алхимическая лаборатория, оборудованная по последнему слову этой науки. Один перегонный куб чего стоил – произведение искусства из сверкающего стекла и начищенной до сияния бронзы! А печь творила такие чудеса, что Мак мог только гадать – отчего с таким оборудованием и во всеоружии знаний Лоренцо сам не сумел вылечить себя.
Мак расставил колбы и горелки и готовился начать магические действия, когда раздался стук в дверь и в комнату решительным шагом вошел Фра Джироламо Савонарола – самый знаменитый нищенствующий монах своей эпохи.
Монах-проповедник, о котором судачила вся Италия, был высок и бледен как призрак. Он впился в Лоренцо Медичи горящим взглядом и произнес:
– Мне сказали, что вы желали меня зачем-то видеть.
– Да, брат, – произнес Медичи. – Я знаю, наши взгляды во многом расходятся, но мы оба согласны в том, что Италия должна быть крепкой державой, лира – твердой валютой, а клирикам пора умерить их алчность. Я хотел бы исповедоваться вам и получить отпущение грехов.
– Сделаю это с превеликой охотой, – сказал Савонарола, доставая из-за пазухи свиток пергамента, – но лишь после того, как вы подпишете документ, по которому все ваше движимое и недвижимое имущество перейдет благотворительному фонду, организованному мной. Все ваши богатства будут розданы бедным.
Он проворно подскочил к постели, быстро наклонился и положил развернутый свиток перед слезящимися глазами Медичи. Это проворство было нехарактерно для тощего, изнуренного лихорадкой Савонаролы. Распрямляясь, он невольно охнул от боли. Бедняга страдал от множества болезней – в том числе и от гнилых зубов, и никакие молитвы не спасали его.
Медичи внимательно прочел документ, подозрительно щурясь на каждое слово.
– Брат, – наконец произнес он, – ты предлагаешь суровые условия сделки. Я готов щедро одарить церковь, но и о родственниках не могу не позаботиться.
– О них Господь позаботится, – сказал Савонарола.
– Боюсь, у Господа дел невпроворот, он может и забыть о моих родственниках, – твердо возразил Медичи.
– Полагаю, я готов начать лечение, – ввернул Мак, замечая, что новый пришелец оттесняет его на задний план.
– Подписывайте документ! – выкрикнул Савонарола. – Признайте себя великим грешником!
– Я решил, Джироламо. Я поговорю с Господом напрямую. А тебе ничего не скажу!
– Я монах, слуга Господень!..
– Ты полон суетного тщеславия и гордыни, – сказал Медичи. – Можешь идти к черту! Фауст! Начинай лечение!
Мак поспешно достал склянку со снадобьем и попробовал вынуть пробку. Но это оказалось делом сложным и долгим – пробку придерживала проволочка, такую не открыть без щипчиков. А какие щипчики в ту эпоху, когда не существовало стольких полезных вещей – в том числе и циркуля!
Тем временем Медичи и Савонарола громко пререкались, слуги робко жались по углам, снаружи доносился колокольный звон… Наконец пробка поддалась, Мак торжествующе хмыкнул и повернулся в сторону Медичи, который за секунду до этого как-то странно замолчал на середине фразы.
То, что Мак увидел, ошеломило его. Лоренцо Медичи лежал неподвижно, с отвисшей челюстью. Его глаза слепо смотрели в пустоту – казалось, они все еще слезятся, уже подернутые молочной пеленой смерти.
Умер?!
– Вы не смеете, не смеете! Не подкладывайте мне такую свинью! – бормотал Мак, дрожащей рукой вливая содержимое пузырька в приоткрытый рот Медичи. Жидкость пузырясь выливалась обратно. Великий тиран был мертв, окончательно и бесповоротно.
Слуги беззастенчиво костерили горе-лекаря, и их крики мешались с проклятиями, которыми осыпал покойного Савонарола, потрясая рукой с неподписанным документом. Мак то бочком-бочком, то пятясь поспешил вон из комнаты и, оказавшись в коридоре, вприпрыжку понесся прочь.
Шагах в ста от палаццо он внезапно остановился – с ощущением, что забыл внутри что-то важное. Ах, черт! Золотую ванночку со страху позабыл прихватить! У Мака хватило отваги повернуть назад, но куда там – его подхватила, завертела в водовороте и поволокла прочь праздничная толпа флорентийцев – крутом хохотали, визжали, улюлюкали, горланили псалмы с интонациями непристойных песен. Приближался момент сожжения вещей в пламени очистительного костра, и весь город ополоумел в ожидании великого события.
Толпа мчалась к центру города, гулко стуча башмаками по булыжнику мостовой. Повсюду царила самая праздничная атмосфера. Множество пьяниц успели уже хорошенько набраться и дремали под деревьями или в арках подъездов. Детей было видимо-невидимо, они весело резвились и упивались всеобщей суматохой. Все лавки были для безопасности не просто закрыты – даже двери в них были заколочены досками. Позвякивали копыта лошадей под стражниками в сверкающих доспехах и ало-черных кафтанах, и Маку приходилось время от времени вжиматься в ближайший дверной проем, чтобы его не раздавили.
– Эй, дурья башка, поосторожней! – услышал он задиристый голос.
– Простите, солдаты меня толкнули…
– Какие к черту солдаты, вы мне ногу отдавили!
Мак невольно задержал взгляд на мужчине, которому он наступил на ногу. Высокий, статный, голова идеальных пропорций, словно у статуи греческого Аполлона. Одет богато и со вкусом – в плащ, отороченный темным мехом, в шляпе торчит страусиное перо – такое можно достать только у заморских купцов или в местном зверинце. Мужчина тоже пристально уставился на Мака большими ясными глазами.
– Извините, – сказал он, – мы с вами, часом, не знакомы?
– Сомневаюсь, – ответил Мак. – Я нездешний.
– Забавно. Тот, кого я разыскиваю, тоже нездешний. Позвольте представиться, меня зовут Пико делла Мирандола. Быть может, вы слыхали обо мне?
Разумеется – от Мефистофеля, который назвал Мирандолу одним из величайших алхимиков Ренессанса. Но Мак – лишь бы не навлечь на себя какую-нибудь неожиданную беду – решил соврать.
– Боюсь, что не слыхал. И мне не думается, что я именно тот, кого вы разыскиваете. Это было бы слишком большим совпадением.
– Ну, это в обычной жизни потрясающие совпадения большая редкость, – сказал Пико. – Но когда в ход пускается магия, совпадения становятся вещью почти обыкновенной. Итак, я намеревался кое-кого встретить. Не вас ли?
– Кого вы намеревались встретить?
– Иоганна Фауста, великого мага из Виттенберга.
– Сроду не слыхал о таком, – без заминки отчеканил Мак. Он мигом сообразил, что этому человека мог назначить встречу настоящий Фауст, которого Мак предпочитал называть про себя ВторойФауст. У Пико делла Мирандолы была слава великого чародея со злодейскими замашками. Откуда Маку знать, быть может, Фауст и этот алхимик переписывались сквозь столетия, с них станется, они, чародеи эти, на всякое способны. Поговаривают, им даже смерть нипочем, они ее преодолевают путем магии.
– Так вы точно не Фауст? – спросил Пико.
– Вы сомневаетесь, помню ли я свое имя? Ха-ха-ха! Нет, я никакой не Фауст. Простите, мне надо поторапливаться: не хочу пропустить всеочищающий костер.
Он поспешил прочь. Однако Пико последовал на некотором расстоянии за ним.
Через некоторое время Мак вышел на огромную открытую площадь. В центре ее возвышалась гигантская куча всякого добра – деревянная мебель, картины в рамах, женские зеркальца и коробки с косметическими средствами, всякого рода безделушки в невероятном количестве.
– Что происходит? – спросил Мак ближайшего соседа по толпе.
– Савонарола и его монахи собираются сжечь всю ту дребедень, что тешит глупое людское тщеславие, – отвечал сосед.
Мак протолкался поближе к костру. Среди вышитых пеленок, ползунков и скатертей с кружевами виднелись кованые подсвечники, картины второсортных художников. Были вещи и поценнее – у Мака сердце слегка екнуло при виде некоторых из них, брошенных в общую кучу.
Но когда Мак еще поработал локтями и пробился к самому краю кучи, которую уже успели поджечь, ему бросилась в глаза одна большая картина в тяжелой раме, украшенной позолоченной резьбой. Благодаря познаниям в искусстве, которые Мефистофель вложил в его голову, Мак в секунду узнал в картине полотно Боттичелли, написанное художником в середине жизни. Оно стоило бешеных денег, да и просто было очень красиво.
Столько картин тут навалено, подумал Мак, что убудет, если я стащу одну-единственную?
Он воровато оглянулся по сторонам – кажется, никто на него не смотрит – и потянул край рамы на себя. Надо было спешить – огонь достаточно быстро растекался по всей куче. Мак тихонько подтащил картину к себе, поставил возле ноги и забегал глазами по куче в поиске других шедевров. Когда он заметил картину Джотто, было уже поздно – она уже пошла пузырями от жара. Его взгляд заметался в поисках других ценных картин. Спасти одну работу Боттичелли – дело благое, а спасти парочку шедевров – благое вдвойне. Тем паче это спасение – дело весьма прибыльное! И к тому же никто не найдет ничего дурного в том, что он хотел послужить искусству! Особенно в тот момент, когда бессмертные произведения были брошены в огонь! Все остальные варианты Поступка, на которые намекал Мефистофель, казались Маку слишком путаными – еще бабушка надвое сказала, погладят ли его за них по головке или намылят холку. А тут яснее ясного: спасти произведения искусства – однозначно прекрасный поступок.
И вдруг кто-то тронул его за плечо. Мак обернулся – на него сурово смотрел худощавый элегантно одетый человек с короткой холеной бородкой.
– Эй, господин, вы чем это заняты?
– Вы мне? – осклабился Мак. – Наблюдаю за прелестным праздником, как и все прочие.
– Я видел, как вы вытащили картину из огня.
– Картину? Ах, вы имеете в виду вот это, – сказал Мак, небрежно указывая на полотно Боттичелли и ухмыляясь. – Знаете ли, слуга по ошибке утащил из дома. Я приказал снять со стены и почистить от грязи, а глупый парень поволок на костер. Это же работа Боттичелли. Сами понимаете, Боттичелли не жгут в кострах ради развлечения, даже на кострах, где уничтожают предметы тщеславия.
– А кто вы такой, позвольте спросить? – не унимался человек с бородкой.
– Я местный дворянин, – сказал Мак.
– Странно, что я вас никогда не встречал.
– Я был в разъездах и долго отсутствовал. Позвольте узнать ваше имя?
– Никколо Макиавелли, служу в городском совете Флоренции.
– Какое удивительное совпадение! – воскликнул Мак. – Меня просили передать вам, чтобы вы ни в коем случае не писали вашу книгу под названием «Государь».
– У меня нет книги с таким названием, – сказал Макиавелли. – Но название мне очень по душе. Обязательно использую его, если начну писать книгу.
– А, делайте что хотите, – вздохнул Мак. – Только помните, что я вас предупреждал!
– А кто предупредил вас? – спросил Макиавелли.
– Увы, не могу открыть его имени, – сказал Мак, – могу только сказать, что он дьявольскитолковый парень.
Макиавелли недоуменно уставился на Мака, потом покачал головой и пошел прочь. Мак с облегчением подхватил картину и намеревался пробиться через толпу вон с площади, но тут подоспел Пико делла Мирандола.
Он остановил Мака грозным взглядом и проговорил:
– Только что я навел о вас справки у кой-каких адских сил. Что вы сотворили с настоящим Фаустом, а?
Пико с угрожающим видом подошел к нему вплотную, Мак отшатнулся и попятился. В руке Пико он увидел недавно изобретенный пистолет, стреляющий такими огромными пулями, что они могут разнести человека на части. Мак заметался в толпе, стараясь за чужими спинами укрыться от преследователя. Но люди бросились врассыпную, спрятаться было некуда, и Мак оказался на мушке, а Пико уже положил палец на курок.
В это мгновение из ниоткуда появился Фауст собственной персоной.
– Стой, Пико, не делай этого! – прокричал он.
– Почему? Этот подлец – самозванец!
– Но нам нельзяубивать его. Он играет мою роль, и, пока он в моейроли, ему ни в коем случае нельзя погибать!
– А что за роль, Иоганн?
– Это откроется несколько позже. А пока, старый добрый друг, опусти пистолет, воздержись от насилия.
– Уступаю твоей мудрости, Фауст!
– Я обязательно встречусь с тобой при первой же возможности, Пико. У меня есть кой-какой план.
– Если нужна помощь, можешь рассчитывать на меня, – сказал Пико делла Мирандола.
Фауст исчез. Вслед за этим появился Мефистофель.
– Вы готовы? – спросил он Мака. – Тогда убираемся отсюда. На что это народ так дико таращится?
Мак счел за лучшее помалкивать о появлении второго Фауста.
– А, дуракам лишь бы на что смотреть!
Мак подхватил картину, и они с Мефистофелем мгновенно исчезли.
