Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 17"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Мефистофель возник из ниоткуда в клубах сернистого желтого дыма. Для знающего человека сам способ появления в покоях княжны Ире говорил о его дьявольски скверном настроении.
Он уютно сидел себе в мягком кресле у камелька с «Воспоминаниями о детских пакостях» – самой увлекательной книгой из всех тех, что попадались ему в последнее время, – и только-только дочитал до места, когда принц-бесенок открыл для себя прелести предательства и начал гадить родным и близким направо и налево при всяком удобном случае.
И тут зазвонил телефон, вырывая Мефистофеля из сладостного мира фантазии к прозаической реальности. Один из его шпионов, невидимкой наблюдавший за ходом Турнира, докладывал о злостном нарушении правил – имело место дерзостное и существенное вмешательство в естественный ход состязания, а именно: главный участник был незаконно изъят из экспериментальной ситуации и помещен в комнату зеркал-обманок.
Мефистофель отшвырнул книгу и понесся сломя голову в Пекин, невзирая на то что формально он не был на дежурстве. Но на такие мелочи настоящий дух Зла внимания не обращает – профессиональный бес должен смириться с тем, что служба может потребовать его в любое время суток и, если вдруг выпадает возможность совершить подлинное, крупное, весомое зло, всякий бес обязан позабыть о тихих домашних радостях и устремиться на свой пост.
– Илит! – рявкнул Мефистофель, очутившись рядом с ведьмой-ангелом. – Ты что себе позволяешь! За каким рожном ты заперла Фауста?
– Я исправляю серьезный грех, – храбро огрызнулась Илит, хотя под гневным проницательным взглядом Мефистофеля у нее мурашки побежали по спине.
– Что ты сотворила с Фаустом?
– Заключила его в камеру предварительного следствия по подозрению в нарушении норм морали и нравственности, – отчеканила Илит.
– Женщина, да как ты посмела! Кто тебе позволил соваться в ход Турнира? Тебе, простой наблюдательнице!
– В качестве наблюдательницы, – отчеканила Илит с неожиданной твердостью, – я обязана делать наблюдения. И, согласно моим наблюдениям, вы пообещали Фаусту золотые горы и надули ему в уши, что он волен нарушать все заповеди и творить что угодно, а не следовать узкой тропкой к назначенной цели. Если я не права, объясните мне, как вышло, что Фауст занят соблазнением невинной княжны, тогда как его дело – совершить поскорее эпохальный выбор в сложной исторический ситуации!
– Да как ты смеешь обвинять меня! Что за нелепый поклеп! Я ни сном ни духом не ведаю о его художествах! – горячо заспорил Мефистофель. – Если он завалил какую-либо потаскушку – это дело его собственной совести. Я не имею к этому ни малейшего отношения!
Тут оба одновременно вспомнили о присутствии почти сомлевшей от испуга княжны Ире. Они сперва уставились на нее, потом переглянулись и пришли к безмолвному соглашению. Илит повела бровью, Мефистофель кивнул. Затем Илит проворно накинула на княжну малые сонные чары – невесомые, как ночная сорочка феи. Эти чары несли с собой не только крепкий сон, но и забвение всего того, что произошло в последние полчаса перед засыпанием.
Таким образом, княжна Ире была устранена и в безопасности, Мак заточен в Зеркальной темнице, и Илит могла дальше изливать свой гнев на Мефистофеля.
– Это все ваша вина, – прошипела она, яростно сверкая синими глазищами. – И не пытайтесь умаслить меня льстивыми речами и псевдоучеными разговорами. Знаю я эти бесовские уловки, сама была в вашем лагере!
– Женщина, образумься! – взвыл Мефистофель. – Если я одарил Фауста временной способностью понимать все языки, то лишь для того, чтобы он не сник в этом хаосе восточной абракадабры. Но что бы он ни натворил, вы не смеете выдергивать его посреди драмы. Это вина похуже всего того, что может натворить Фауст!
– Гнусный лжец! – отрезала Илит.
– Да, и горжусь этим, – согласно кивнул Мефистофель. – Но это не имеет отношения к данному делу.
– Я требую, чтобы Фауста заменили существом с более высокими моральными критериями!
– Ну, баба! Ты вышла за все разумные рамки! Ни Рай, ни Ад не приемлет узкодогматическую трактовку морали! Немедленно освободи Фауста!
– Дудки! Я вам не подчиняюсь!
Мефистофель вперился в нее, словно хотел испепелить взглядом, потом вытащил из-под одежды походный мешок и достал портативный телефон. Он набрал номер вызова ангельской срочной помощи – 999, перевернутый номер апокалиптического зверя.
– Кому вы звоните? – забеспокоилась Илит, пока Мефистофель, нервно постукивая носком туфли, со все растущим раздражением ждал появления представителя добрых духов.
– Тому, кто, надеюсь, сумеет образумить тебя. Хотя бы слегка.
Через пару мгновений возникло облачко светлого дыма, раздались звуки небесной мелодии, исполняемой на арфе, и появился почти голый архангел Михаил. Выглядел он весьма раздраженным: с его тела стекала вода, а из одежды на нем было только белое полотенце вокруг чресел.
– Кому так неймется? – сказал он самым злым тоном, который может позволить себе архангел. – Я как раз принимал ванну.
– Когда вас ни хватишься, вы все купаетесь! – зло откомментировал Мефистофель.
– Что в этом плохого? Конечно, я знаю ваше предубеждение относительно чистоты…
– Канальство! Сколько раз я должен объяснять, что нечистая сила соблюдает гигиену не в меньшей степени, чем чистая! Чистота тела не имеет никакого отношения ни к добру, ни ко злу! А, некогда затевать спор!
– Верно, не время спорить. Зачем вызывали?
– Эта мегера, – сказал Мефистофель, указывая длинным заостренным ногтем на Илит, которая стояла, гордо вскинув голову, поджав губки, с недобрым блеском в глазах; руки она сложила кренделем на небольшой, но острой и крепкой грудке. – Эта глупая бабенка, ангелочек-стажер, эта ведьма, которая нынче подвизается святошей, вообразила себя неизвестно кем, позволила себе умыкнуть Фауста прямо из гущи событий и вздумала упечь его в тюрягу, что застопорило Тысячелетний Турнир. Вот почему я позволил себе побеспокоить вас.
Архангел Михаил повернулся к Илит. На его челе отразился гнев, который редко видят на челе одного из предводителей добрых духов. С выражением неприятного удивления на лице он переспросил:
– Умыкнула Фауста? Это правда?
Илит отозвалась голосом менее уверенным, чем прежде, но все еще не без вызова:
– А что мне оставалось делать? Фауст попытался соблазнить княжну Ире!
– Княжна Ире? Это что за птица? Нет, ничего не рассказывайте мне, плевать я хотел. Кто дал вам право ставить на грань срыва Тысячелетний Турнир только из-за того, что какую-то там княжну пару раз игриво ущипнули?!
– Да еще неизвестно, как там было на самом деле! – ввернул Мефистофель.
– Более того, – продолжал архангел Михаил, – мы назначили вас надзирать за Турниром по слезной просьбе Бабриэля, который совсем помешался на вас. И вы вдруг осмеливаетесь дерзко превысить свои полномочия рядового наблюдателя – по какой такой веской причине? Из-за этакой малости, как соблазнение девицы, к тому же недоказанное!
– Нас учили, что соблазнение девушки – большой грех, – пролепетала Илит, опустив голову и роняя руки.
– Грех, тут никто не спорит, – согласился архангел Михаил. – Но разве вы не в курсе последнего веяния в нашей небесной политике – не вмешиваться, когда кто-нибудь совершает грех; противная сторона, соответственно, не вмешивается, когда кто-нибудь творит Добро. Неужели вы не читали разделы о теории моральной относительности и единства противоположностей в вашем учебном пособии… как бишь его название?.. «Практическое руководство для ангелов: повседневные земные дела».
– Боюсь, я пропустила эти главы, – виновато сказала Илит. – Пожалуйста, не кричите на меня. Я стараюсь творить Добро и следить, чтобы все кругом творили только Добро…
– Не стройте из себя наивную простушку, не поможет, – отрезал архангел Михаил. – Ангелам предписано творить Добро с умом,а не лишь бы как. Иначе Добро превращается в неразумную всеразрушающую силу, приобретает элементы слепого тоталитаризма, а то и чего похуже. Нам такое извращение природы Добра не нужно.Ясно?
– Я не понимаю, чем плохо тотальное Добро… – робко не согласилась Илит.
– Со временем поймешь. Короче, сейчас же освободи доктора и верни на прежнее место. А затем явишься в Отдел по остужению служебного рвения, где тебя хорошенько накажут, после чего пройдешь повторный курс обучения.
– О, не будьте так строги с бедной девочкой, – сказал Мефистофель, который не преминул щегольнуть великодушием, характерным для злых духов. – Пусть остается наблюдателем. Лишь бы больше не вмешивалась в события.
– Слышала? – строго спросил архангел Михаил.
– Слышала и повинуюсь… Мне такое и в страшном сне не могло присниться: чтобы архангел приказал мне беспрекословно повиноваться нечистой силе…
– Разговорчики! – одернул ее архангел Михаил. – Сперва повзрослей, а там суди. – Он поправил полотенце и спросил: – А теперь вы позволите мне домыться?
– Приятно искупаться, – пожелал Мефистофель. – Извините, что побеспокоил вас.
Архангел Михаил наставительно обратился к Илит:
– А тебе, девочка, советую: продолжай быть доброй, но не слишком… Словом, не гони волну. Это приказ.
С этими словами он исчез, а Илит поспешно разрушила стены Зеркальной темницы. Мак снова возник в покоях княжны Ире и ошарашенно моргал. Мефистофель торжествующе усмехнулся и был таков.
– Похоже, я вернулся, – пробормотал Мак. – Вы беседовали с княжной?
– Ладно, руки впредь не распускай! – сказала Илит и в свою очередь бесследно исчезла.
Как только Илит пропала, Мак сказал «всего наилучшего» спящей княжне Ире и поспешил к Марко Поло, которого следовало как можно скорее предупредить о покушении.
Однако обратный путь оказался намного труднее. Мак не вовремя задумался, сбился с дороги и стал плутать по незнакомым коридорам, спиральным лестницам и покатым переходам с этажа на этаж.
В широких незнакомых коридорах было так много всякого пестрого люда, что Маку подумалось: а не забрел ли он в галереи крытого базара, который опоясывал дворец и занимал изрядное число акров. Но тут совсем близко затрубили ханские трубачи, раздалась барабанная дробь, и Мак сообразил, что он на правильном пути. Он отыскал покои Марко Поло и ворвался внутрь без стука, тяжело отдуваясь и стирая пот со лба.
– Марко! У меня к вам срочный разговор! – прокричал он – увы, пустой комнате.
Очевидно, Мак провел в Зеркальной темнице не один час, и уже наступил вечер, хотя угадать время дня во внутренних коридорах невозможно – окон нет, днем и ночью одинаково горят факелы на стенах. Мак кинулся прочь и без приключений, быстро и благополучно добрался до Пиршественного чертога.
Когда он прошел мимо стражников, охраняющих вход, пир был уже в разгаре.
Кублай-хан и самые знатные придворные восседали на помосте в том же порядке, что и утром, когда Мак увидел их впервые. Тут же находились и Марко Поло, и княжна Ире, и придворный чародей в усыпанной звездами мантии. Негромко наигрывал небольшой оркестр, а на тесных подмостках актеры-монголы разыгрывали спектакль; один из них – в огромных шароварах из козьей кожи, с раскрашенным носом – как раз канючил:
– Возьми себе моего яка… умоляю, забери себе моего яка…
Но неожиданное появление встрепанного Мака отвлекло внимание всех присутствующих. Все глаза устремились на него.
Мак был слегка смущен установившейся в зале тишиной и всеобщим вниманием к появлению его персоны. Он откашлялся, прочищая глотку, и произнес:
– Это здорово, Марко, что я вовремя нашел вас. Против вас существует заговор. Я подслушал, как два солдата во время занятий воинской муштрой сговаривались совершить убийство. Оба мерзавца из Тира, и один говорил другому…
Марко Поло остановил его жестом и показал в сторону от помоста. Там стояли два бородатых солдата – те самые, чей разговор Мак подслушал на плацу.
– Вы говорите об этих солдатах? – спросил Марко Поло.
– О них, о них!
– Занятно. А вот онипришли сюда с сообщением, что это вызадумали убить меня.
– Какая-то чепуха! – опешил Мак.
– По их словам, вы заплатили им, чтобы они лишили меня жизни.
– Эти проходимцы норовят свалить все на меня, чтобы спасти свою шкуру! Поверьте, Марко, я не лгу!
– Как знать. Ваше поведение кажется мне весьма подозрительным, – сказал Марко Поло и добавил, поворачиваясь к Кублай-хану: – Будет ли мне позволено предоставить доказательства двуличности сего человека?
– Позволяю, – кивнул Кублай-хан, – меня всегда занимала искусность, с которой европейцы распутывают всякие темные и загадочные дела.
– Княжна Ире, расскажите нам о происшедшем с вами.
Княжна Ире встала со своего приземистого небольшого трона, стоявшего на основном помосте, неподалеку от ханского трона. Она успела переодеться в небесно-голубое одеяние с вышитыми лютиками и с видом совершенной невинности защебетала на ломаном монгольском:
– Этот длинноногий фат незваным ввалился в мои покои, куда всем мужчинам доступ строжайше запрещен. Он стал делать мне неприличные предложения на моем родном языке – не просто на нашем языке, а на том жаргоне, которым пользуются наши отбросы общества – воры и головорезы. Я просто обмерла от страха: человек, который так обращается к княжне, может иметь в голове одно – убийство! Я лишилась чувств и упала, а когда пришла в себя, он пропал. При всем своем свирепом виде парень оказался трусливым, очевидно, какой-то шум в коридоре спугнул его. Я же надела этот голубой наряд и поспешила сюда.
– Вранье, ужасное вранье! – задохнулся от возмущения Мак. – Да разве не вы сами, Марко, послали меня побеседовать с княжной!
– Вы хотите сказать, что это япослал вас к княжне? – пророкотал Марко Поло, как заправский комедиант: закатывая глаза и со значением косясь на хана. Затем он обратился к присутствующей знати: – Почтенные люди, вы меня знаете на протяжении семнадцати лет. Хотя бы раз я позволил себе поступок, противоречащий монгольским законам и обычаям? Мог ли я подбивать доктора Фауста столь возмутительно нарушить простейшие требования приличия?
В мертвой тишине все присутствующие в Пиршественном чертоге решительно замотали головами: нет, не мог, конечно же, не мог!
Казалось, что даже отрубленные головы, сложенные аккуратными пирамидами, задвигались и завозмущались: нет, не мог, не мог!
– Все было подстроено! – возбужденно вскричал Мак. – Теперь-то мне ясно: по каким-то своим причинам Марко Поло решил погубить меня! По всему видно, он не желает терпеть соперника при ханском дворе! И, думается, он ощутил себя на вторых ролях – ведь он всего-навсего венецианский купчик, а я офирский посол!
– Касательно последнего утверждения, – сказал Марко Поло, – дадим высказаться придворному чародею.
Чародей встал, поправил расшитую звездами мантию, неспешно водрузил на нос очки в проволочной оправе, дважды откашлялся, прочищая горло, несколько раз презрительно хмыкнул в сторону «доктора Фауста» и произнес:
– Я имел беседу со всеми пекинскими учеными мужами, сведущими в географии. Они в один голос утверждают, что такой страны, как Офир, не существует. А если она и существовала в легендарные времена, то сгинула в результате некоего стихийного бедствия. И, наконец, общее мнение сведущих людей таково: существуй Офир на самом деле, своим послом он выбрал бы кого угодно, только не германца!
Мак в отчаянии замахал руками. Волна ярости помутила ему рассудок, он в бешенстве сжимал кулаки и притопывал ногами, но не мог сказать ничего членораздельного в свою защиту.
Кублай-хан торжественно провозгласил:
– Всем ведомо как мое милосердие, так и мягкость наших судей, но сейчас я принужден сказать, что судом моих ближайших придворных, из коих никто по знатности не стоит ниже его, сей человек признан самозваным послом выдуманной страны, другая его вина – попытка соблазнить девушку ханских кровей. Согласно решению упомянутого суда достойных людей, сего преступника следует незамедлительно схватить и препроводить в тюрьму, где его должно пытать пытками, положенными всякому самозванцу, после чего удушить, выпотрошить, разорвать на куски, после чего предать сперва воде, затем огню.
– Прекрасный и мудрый приговор, – одобрил Марко Поло. – Но так следует поступать с неродовитым преступником. Преступник благородного происхождения заслуживает иного отношения. Осмелюсь предложить – в виде знака ханского снисхождения – казнить оного самозванца и блудодея без промешки, прямо в этом чертоге. Это развлечет присутствующих вельможных персон и станет прелестной прелюдией к последующим забавам.
– Восхитительное предложение! – согласился Кублай-хан. Он поднял свой магический скипетр и потряс им. Мгновенно из глубины зала на середину вышел бородатый толстяк, одетый в короткие замшевые штаны и что-то вроде куцего замшевого кафтана.
– Великий хан, палач вашего величества готов исполнить свою службу!
– Удавка при тебе? – деловито спросил Кублай-хан.
– Не расстаюсь с ней, о великий хан, – произнес палач, развязывая тонкую веревку, которой было перехвачено его огромное брюхо. – По опыту знаю, что она может пригодиться в любой момент.
– Стража! – приказал Кублай-хан. – Схватить этого человека! Палач, делай свое дело.
Мак кинулся прочь из зала – в надежде укрыться в бесчисленных коридорах замка и там, на досуге, придумать выход из тупикового положения. Но Марко Поло со злорадной улыбкой подставил ему подножку, Мак полетел кувырком и растянулся на полу. Лучники схватили его, подняли и держали стальной хваткой.
Брюхо палача колыхалось все ближе и ближе – он медленно приближался, ловко поигрывая тонкой удавкой.
Мак так и взвыл:
– Ваше величество, вы делаете прискорбную ошибку!
– Ошибку так ошибку, – усмехнулся Кублай-хан. – В том-то и прелесть подлинно безграничной власти, что она вольна, ни перед кем не отчитываясь, делать что угодно, в том числе и ошибки.
Палач обошел Мака и набросил удавку ему на шею. Крик ужаса и отчаяния рвался из груди Мака, но язык не повиновался. Говорят, что в последний момент у осужденного на смерть успевает промелькнуть в голове вся его прошедшая жизнь.
Мак мог убедиться, что все это враки. Пока удавка стягивалась на его шее, он думал об одном: как давным-давно, мальчишкой, школьником, лежал на берегу Везера и с философским видом говорил своему однокашнику: «Знаешь, человеку не дано знать, где и когда он помрет». О, как он был прав! Мог ли он четырнадцатилетним мальчуганом даже в самом кошмарном сне вообразить, что ему суждено погибнуть двумя столетиями раньшеот руки придворного палача восточного владыки вследствие того, что его подло подставит легендарный Марко Поло во время Турнира, затеянного добрыми и злыми духами…
И в эту роковую секунду вдруг полыхнул исполинский столб пламени и в клубах густого пестрого дыма возник Мефистофель.
Мефистофель был в отвратительном расположении духа – в такие моменты он обставлял свое появление максимально эффектно: устраивал целый фейерверк, а в клубах дыма наблюдателям виделись всякие диковины, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись. Он резонно полагал, что в трудных случаях можно потратить несколько лишних секунд на процесс появления, произведенный ошеломляющий эффект зачастую экономил в дальнейшем минуты и часы. Короче, надо сразу так шмякнуть по мозгам, чтоб никто потом и вякнуть не смел.
– А ну-ка освободите этого человека! – прогремел Мефистофель.
При виде внезапно возникшего перед ним шайтана палач выронил из рук удавку и рухнул навзничь, словно в него молния ударила. Лучники ссыпались с Мака и бросились наутек. Кублай-хан вжался в спинку трона. Марко Поло нырнул под ближайший стол. Княжна Ире ойкнула и сползла без чувств со своего трона.
Только Мак, внезапно очутившийся на свободе, торжествующе повел плечами и приосанился.
– Готов следовать за мной? – спросил его Мефистофель.
– Готов как никогда, хозяин! – крикнул Мак. – Дайте мне только чуточку времени на последнее дело.
Мак подбежал к онемевшему от страха Кублай-хану. Тот завертел головой в поисках подмоги, но Мак уже вырвал у него из руки волшебный скипетр и злорадно прошипел: «Поглядим, сколько ты, гад, проправишь без этой штуки!» Мефистофель тут же взмахнул руками, и оба, демон и его подопечный, мгновенно исчезли.
Какое-то время в Пиршественном чертоге царила мертвая тишина. Медленно приходила в себя стража, выползали из-под столов перепуганные придворные. Наконец Кублай-хан взял себя в руки и обратился к Марко Поло, который стряхивал пыль со своих штанов:
– Марко, это что за чудеса?
– Полагаю, мы наблюдали вполне естественное сверхъестественное явление. Что-то похожее приключилось однажды со мной, когда я, будучи в окрестностях Ташкента и любуясь на полевые цветы, совершенно неожиданно…
На этом месте его несколько сбивчивой речи двери Пиршественного чертога распахнулись. На пороге стояла Маргарита. На ней был недавно приобретенный китайский наряд из переливчатого шелкового муара – с высоким воротником, узкий, эффектно подчеркивающий соблазнительные прелести фигуры. Она успела принять ванну, подвести глаза и губы, надушиться, сделать прическу и маникюр. Очевидно, преподаватели местного языка при дворе Кублай-хана не слишком изнуряли своих учеников – или по крайней мере между уроками хватало переменок для того, чтобы девушка успевала позаботиться о своей красоте.
– Привет всем! – провозгласила Маргарита весело и простодушно. – Я только что закончила очередной урок. Хотите послушать, что я выучила? – И она продолжила на ломаном монгольском: – Карл у Клары украл кораллы.
Девушка очаровательно улыбнулась в ожидании всеобщего одобрения.
– А не казнить ли нам ее, на худой конец? – задумчиво изрек Марко Поло, стряхивая последнюю пыль со своего костюма.
– Почему бы и нет! – с энтузиазмом отозвался Кублай-хан. Мысль о новом душегубстве вернула ему уверенность в себе и бодрое настроение. – Хоть какая-то забава.
– Стража! Палач! – выкрикнул Марко Поло.
Опять произошла небольшая свалка. Лучники вцепились в девушку, а палач поднял с пола оброненную удавку и на все еще шатких ногах стал приближаться к Маргарите.
И тут Мефистофель появился вновь.
– Прости, голубушка, совсем про тебя позабыл, – торопливо сказал он, взмахивая руками, после чего исчезла сперва Маргарита, а затем и он сам.
На этот раз Кублай-хан и придворные не успели даже как следует испугаться и сообразить, что произошло. Пока они стояли с открытыми ртами, появилась череда слуг с очередными кушаньями…
