Текст книги "Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918"

Автор книги: Робин Нилланс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 58 страниц)

По правде говоря, вспышки Ллойд Джорджа объяснялись страхом – не за себя и даже не за пост премьер-министра, но страхом дальнейших ужасных потерь, если он одобрит продолжение мессинского наступления. Потери 1916 года были устрашающи, и он больше не верил оптимистическим прогнозам Хейга относительно грядущей кампании. «На протяжении почти трех лет войны я ни разу не слышал, чтобы какому-нибудь наступлению не сулили успеха, – сказал он, – однако за блестящими успехами вначале следуют недели безнадежной и кровавой борьбы… заканчивающейся ничем, кроме продвижения на несколько миль и устрашающего списка потерь». Это была совершенная правда, и все знали это, но какова была приемлемая альтернатива? Если ее не было и Ллойд Джордж не хотел проиграть войну, как он думал ее закончить?

Ллойд Джордж знал, что у него нет аргументов. Он знал также, что его администрация не удержится, если он отправит фельдмаршала Хейга в отставку, была у него также потаенная мысль, что, если принудить Хейга выйти в отставку и после смены главнокомандующего произойдет еще одна катастрофа, публичные протесты покончат с ним. У Хейга и Робертсона не было намерения подавать в отставку, но прежде чем совещание пришло к какому-либо заключению, 1-й морской лорд адмирал сэр Джон Джеллико, командовавший флотом в Ютландском сражении, поднялся и сказал, что наступление Хейга во Фландрии должно продолжаться, поскольку, «если армия не сможет в этом году выбить немцев из Зеебрюгге, война проиграна; мы не сможем продолжать войну из-за отсутствия флота».

Трудно сказать, чем был вызван взрыв Джеллико. Возможно, неверные данные разведки, поскольку в Зеебрюгге базировались только десять германских подводных лодок и их роль в подводной войне была невелика. Он мог быть вызван желанием предостеречь Ллойд Джорджа, настаивавшего на введении системы конвоев, против чего морское ведомство решительно возражало. Это могло быть желание профессионального военного помочь армейским коллегам в споре со «штатскими» политиками. Но каковы бы ни были причины, заявление Джеллико сильно ударило по больному месту Ллойд Джорджа и его комитета: урон, причиняемый немецкими подводными лодками, – десятки тысяч тонн водоизмещения ежемесячно – был главной заботой правительства в 1917 году. Поддерживая кампанию во Фландрии в качестве основной, Джеллико ломился в открытую дверь.

Члены Комитета военной политики оказались в затруднительном положении, разрываемые между страхом получить еще одно сражение на Сомме, опасениями краха всех военных усилий в результате подводной войны и предоставлением права действовать военным по собственному усмотрению с непредсказуемыми последствиями. Как любой комитет, этот решил отложить решение, однако Хейгу было сказано, что он может продолжать приготовления, ожидая формального распоряжения. Это потребовало времени, много того драгоценного времени, когда почва во Фландрии была сухой и твердой, а хорошая погода проходила. Самое главное, что следует сказать об этом собрании, так это, что оно не утвердилоплана наступления Хейга, а только позволило ему продолжать его готовить.

Только через месяц, 20 июля, через пять недельпосле окончания сражения у Мессин, комитет вышел из подполья – губительная задержка для наступления, которое планировалось как быстрое развитие первоначального успеха у Мессин. Решение состояло в том, что Хейгу разрешалось начать наступление, но если оно будет обнаруживать признаки превращения в очередное длительное сражение, в новое сражение на Сомме, оно должно быть остановлено. Это был повтор первоначального предложения Нивеля: сражение должно быстро приводить к результату или прекращаться, после чего тяжелые орудия и 12 дивизий можно было перебросить в Италию.

Через пять дней, 25 июля, Ллойд Джордж вновь изменил мнение. Теперь он предлагал немедленно отправить военную подмогу в Италию. Однако, как ему пришлось записать в своих «Военных мемуарах», начальник Генерального штаба генерал Робертсон, которому надоели его постоянные колебания, «стоял насмерть и отказывался сойти с места… требуя, чтобы Кабинет придерживался принятого решения. Таким образом, мы могли отправить в отставку Хейга и Робертсона и назначить менее упрямых генералов, или проводить остендскую операцию». Когда было принято последнее решение, Робертсон отправил Хейгу телеграмму: «Военный кабинет уполномочил меня сообщить вам, что, утвердив ваши планы для исполнения, кабинет понимает, что вы нуждаетесь в его безоговорочной поддержке, поэтому когда и если кабинет вновь пересмотрит свой взгляд на ситуацию, они спросят вашего совета, прежде чем принять какое бы то ни было решение об окончании операции».

Через шесть дней 3-е сражение у Ипра – сражение под Пасшендэлем – наконец началось.

3-е сражение на Ипре продолжалось с 31 июля по 10 ноября и в действительности включало восемь официально учитываемых сражений: под Пилкемом (31 июля – 2 августа); Лангемарком (16–18 августа); у холма дороги на Менин (20–25 сентября); у леса «Полигон» (26 сентября – 3 октября); под Брудзенде (4 октября); под Пелькапелем (9 октября); 1-е сражение под Пасшендэлем (12 октября) и 2-е сражение под Пасшендэлем (26 октября – 10 ноября). Эти «сражения» правильнее рассматривать как фазы непрекращающегося боя, уже тогда было замечено, что продолжительность этих фаз была различной, а между ними были паузы. Некоторые сражения длились всего один день, другие по несколько дней, последнее – целых две недели, однако, хотя бои никогда не прекращались, эти фазы не следовали друг за другом непрерывно. В задачи этой книги не входит детальный анализ каждого сражения, ее цель – изучение того, как общий план Хейга и планы его генералов для различных фаз выполнялись и какие шли успешно, а какие нет.

Если внимательно посмотреть на карту, названия отдельных сражений дают правильное представление о развитии наступления в целом. Сражение под Мессинами 7-14 июня дало 2-й армии обращенный на север плацдарм вдоль гряды холмов, идущих к плато Хелувель. Захват возвышенности Мессин – Вишэте предоставил высокую позицию, господствующую над выступом, что позволило 2-й армии прикрывать фланг «Северной» – 5-й армии Гофа, – когда она пыталась совершить прорыв. Возвышенность, огибающая Ипр с востока, шла на север и восток от Вишэте по направлению к деревне Пасшендэль и обеспечивала 2-й армии твердые дороги и обзор позиций, занимаемых немцами между возвышенностью и британскими передовыми позициями перед Ипром.

Если продвижение 5-й армии продолжилось бы далее Пасшендэля, она перерезала бы железные дороги, ведущие в Штаден и Рулер, через Турут, из Брюгге и с севера, железнодорожные линии, бывшие главным каналом снабжения германских армий, расположенных вдоль бельгийского побережья и под Ипром. Следует повторить, что моторизованный транспорт в 1917 году был в младенческом состоянии. [60]60
  Несмотря на то что ко времени Второй мировой войны германская армия была технологически передовой, она в значительной степени полагалась на гужевой транспорт; в 1945 году на службе находилось около 2 миллионов лошадей.


[Закрыть]Железные дороги были единственным способом снабжения огромных армий, которым ежедневно требовались сотни тонн боеприпасов и снаряжения. Перерезав железнодорожные линии, Хейг мог двигаться вперед, чтобы взять Брюгге, Остенде и Зеебрюгге.

План Хейга, таким образом, преследовал несколько целей, и даже если только одна из них была бы достигнута, это было бы ценно. Если бы удалось взять возвышенность Вишэте – Пасшендэль, германские позиции вокруг выступа невозможно было бы удерживать. Если бы железнодорожные линии на Рулер и Турут были перерезаны, германские позиции на северном фланге были бы обречены. Если бы были взяты Брюгге, Остенде и Зеебрюгге, силы противника в Северной Бельгии были бы вынуждены капитулировать или отойти, и помимо всего прочего это доставило бы удовольствие Адмиралтейству. И даже если бы все это не удалось, наступление привело бы к тяжелым потерям германской армии и облегчило бы положение французской.

Все это было вполне разумно, но был еще один фактор: несмотря на всю свою строгость, Хейг, как мы видели, был великим оптимистом. Он верил, что при небольшой толике удачи и после упорных сражений его армии могут совершить здесь прорыв и кавалерия хлынет на открытые равнины Восточной Фландрии и Бельгии. Поэтому Гоф и 5-я армия казались ему лучшим сочетанием для северного наступления, чем 2-я армия Плюмера, и эта мысль лежала в основе плана, который Гоф получил от Хейга для ведения наступления во Фландрии.

5-я армия должна была занять возвышенность и образовать плацдарм на линии северо-восточнее Ипра, приблизительно между Пасшендэлем, Штаденом и Клеркеном. Эти позиции должны были удерживаться Второй армией, продвигающейся с юга, тогда как 5-я армия должна была двигаться далее на Рулер и Турут, чтобы перерезать железнодорожные линии и взять оборонительные германские укрепления на побережье с тыла. Это решительное наступление, которое, разумеется, должно было встретить упорное сопротивление, надо было поддержать морским десантом в Мидделькерке, которым командовал генерал Роулинсон, атакой на север бельгийской армии и вылазкой французской армии из Ньюпорта. Это был жизнеспособный, хотя и чрезвычайно оптимистический план, и он вполне мог бы сработать. Препятствиями служили почва, погода, способность противника быстро восстанавливать свои силы, глубина обороны и характер генерала Гофа.

Главной чертой в характере генерала Гофа была запальчивость. Он родился в августе 1870 года в семье военного, в которой никогда не было сомнений, что он предназначен для армейской карьеры. Из Итона он поступил в Сандхэрст, откуда был в 1889 году выпущен в 16-й уланский полк. Гоф был тщеславен: в мемуарах, опубликованных в 1954 году и посвященных «британскому народу», он пишет, что был самым молодым кадетом в Сандхэрсте и, окончив его «с отличием», был последовательно самым молодым капитаном, командиром части, командиром бригады, генералом и командующим армией, хотя у него и хватило ума приписать, что, «возможно, более медленное и постепенное продвижение пошло бы мне на пользу».

Столь быстрое продвижение показывает, что Гоф не был глуп, однако его тщеславная натура вскоре доставила ему много неприятностей. Во время службы в Индии он увлекся охотой на кабанов и в первый же выезд, преследуя дикого вепря в кустарнике, он загнал своего пони в нуллах (русло пересохшего ручья), пони погиб, а Гоф едва выбрался живым. Позднее, вернувшись в Англию, он так сильно упал во время скачек с препятствиями, что пролежал несколько дней без сознания. Более того, он был склонен опрометчиво пренебрегать опасностями, угрожающими как другим, так и ему самому. На войне, как и на охоте, и на скачках, и на действительной службе, эта черта его характера вновь обнаружила себя. Однажды во время англо-бурской войны, командуя полком драгун, он послал своих людей без всякой предварительной разведки в атаку, как оказалось, на большой диверсионный отряд буров. Большая часть его солдат были убиты, а Гоф попал в плен. Через несколько часов ему удалось бежать и добраться до британских позиций, однако на некоторое время он оказался не в фаворе, хотя в конце концов Китченер простил его.

Даже не находясь на действительной службе, Гоф продолжал причинять неприятности, и, как мы видели, он был одним из главных участников инцидента в Кюрра в 1914 году, в результате которого он был вовлечен в конфликт с французами и тогдашним военным министром сэром Джоном Сили. В британской армии было много ирландских офицеров, очень многие из них имели старшинство перед Гофом, и не было никакой действительной необходимости ему предлагать свои услуги в качестве мученика в Ольстере. Учитывая его вполне заслуженную репутацию «загонщика» и тот факт, что он был хорошо знаком с ситуацией в Ольстере, его действия были в некоторой степени неизбежны.

В автобиографии «Солдатская служба» ( Sodiering On), опубликованной в 1954 году, Гоф утверждает следующее: «в характеристике многих лиц, с которыми я встречался, мне приходится прибегать к весьма неблагоприятным отзывам, поскольку я осознаю, насколько важно, описывая события, в значительной степени ставшие историческими, говорить без страха, благосклонности или страсти». Это верно, однако он гораздо более скрытен, когда пишет о многочисленных обвинениях, которые предъявляли ему самому. Такие сюжеты, как его отношения с Канадским корпусом, его действия и решения под Буллькуром, благодаря которым и по причине которых Хейг вынужден был передать ведущую роль под Пасшендэлем от Гофа Плюмеру, упоминаются лишь кратко или не упоминаются совсем.

Генерал ведет сражение в соответствии с теми приказами, которые он получил, однако образ его действий, осторожный, решительный или бесшабашный, по крайней мере отчасти, зависит от его характера. Солдатская служба проявляет характер человека, требуя немедленных действий, отражающих, каков он на самом деле есть, а не каким он по зрелом размышлении хотел бы быть и каким он хотел бы предстать перед миром. В качестве рядового кавалериста и младшего офицера Гоф бросался на препятствия, не думая об опасности и последствиях. Теперь он бросал в наступление своих людей, невзирая на риск, и цена была непомерно высока.

Два поколения сурово критиковали фельдмаршала Хейга, часто несправедливо, за действительные и мнимые изъяны его характера или за подозреваемый недостаток профессиональных способностей. На самом деле Хейг не был ни бессердечным человеком, ни плохим генералом. Как и у большинства людей, у него были недостатки, и одним из них была избыточная преданность подчиненным и друзьям. Преданность – превосходное качество, излишняя преданность может быть опасна. С трудом заводя друзей, Хейг чрезвычайно дорожил теми, с кем стал близок, и хотя в 1917 году некоторые из его подчиненных, которых он считал своими друзьями – например, начальник его разведки генерал Чартерис или начальник штаба генерал Киггел, – не давали ему поддержки и совета, в которых он нуждался, они, возможно, давали ему советы, которые он хотелуслышать, что далеко не одно и то же. Роль Чартериса и Киггела в Третьем сражении под Ипром мы будем обсуждать ниже, однако главной ошибкой, совершенной Хейгом в начале сражения, было назначение своего друга и товарища, кавалериста генерал-лейтенанта сэра Губерта Гофа, для подготовки и командования передовыми частями наступления.

Нет нужды подробно останавливаться на этом вопросе, поскольку с этим согласен сам Гоф: «Было ошибкой не поручить операцию Плюмеру, который был на этом фронте более двух лет, а вместо этого отправлять меня на этот пятачок земли, с которой я был практически незнаком». Заявление честное и достойное, но не открывающее всей правды, поскольку неприятности начались, когда Гоф изменил первоначальный план Хейга. Цели этого плана мы уже перечислили, однако предполагалось также, что Гоф будет наносить главный удар по возвышенностям, через Хелувельт, Брудзейнде и Моорследе, на территории, которую потом должна будет занять 2-я армия. Эта армия затем должна будет прикрывать фланг и тыл 5-й армии, движущейся к северу, так чтобы обойти проволочные заграждения в лесу Хутулст, к северо-западу от Пасшендэля.

Гоф взялся все переиграть, заявив, что принял решение не наступать прямо на север, а повернутьармию вокруг ее левого фланга, взяв лес Хутулст и позволив только правому флангу пройти по возвышенности Пасшендэля. Это, добавил Гоф, исключит Рулер из числа целей наступления 5-й армии. Это было равносильно радикальному изменению плана и находилось в прямом противоречии с приказами фельдмаршала Хейга.

Хейг считал железнодорожный узел Рулера в четырех милях за Пасшендэлем, первейшей целью 5-й армии, однако необходимо было захватить высоты под Пасшендэлем, поскольку в противном случае все остальные цели не могли быть достигнуты. Хейгу следовало немедленно отправиться к штаб Гофа и настаивать на точном исполнении своего плана – или отправить Гофа в отставку. Он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он, как обычно, изобразил стремление предоставить полевым командирам принимать окончательные решения о наступлении, поскольку им эти решения реализовывать. Однако этот принцип был неприложим, когда затрагивал стратегию наступления в целом.

Хейг встретился с Гофом 28 июня, «убеждая его в важности правого фланга. Главное сражение должно было развернуться за высоты, и наши планы должны были быть согласованны. Я высказал Гофу важность упомянутых высот (высот Пасшендэля) и что продвижение к северу должно быть ограничено, пока не обеспечена безопасность правого фланга».

В результате Гоф проигнорировал эти указания, а Хейг не исполнил своих обязанностей. Он не должен был «убеждать» командующего 5-й армией; Гоф был его подчиненным, и Хейг должен был приказать ему перенести основную тяжесть наступления на правый фланг; а если подчиненный отказывался исполнить приказ, он должен был заменить его. Конечным итогом этих колебаний было наступление под Пасшендэлем, которое вместо сильного удара на север вдоль высот, чтобы достичь жизненно важных и очевидных целей, превратилось в круговое движение к северу и востоку. Гоф ошибался, когда не мог понять, что высоты Пасшендэля имеют решающее значение и на овладение ими должны быть направлены все силы, которых, как он потом утверждал, было недостаточно. Хейг был неправ, когда не смог удержать в повиновении подчиненного и позволил изменить свой план. Хейг не вмешивался до тех пор, пока сражение очевидно не пошло неправильно.

Другая проблема, последствия которой будут видны позднее, заключалась в том, что все эти дискуссии и споры в Лондоне и Бельгии привели к очередной задержке, и даже когда приказ о наступлении был получен, Гоф не был готов. Наступление было назначено на 25 июля, однако Гоф попросил отсрочки до 28-го – а затем генерал Антуан, командующий французской 1-й армией справа от Гофа, попросил отсрочить его до 31-го. И только в этот день, через семь недель после взятия высот Мессины – Вишэте, 3-е сражение на Ипре наконец началось.

Наступлению на высоты Пилькем, с которого начинается 3-е Ипрское сражение, предшествовал самый интенсивный артобстрел за всю войну. Он продолжался с 17 по 30 июля, и за это время не менее 4 300 000 снарядов всех калибров было выпущено по германским позициям. Этот обстрел причинил немцам значительный урон и серьезно повредил германские окопы. Около 30 000 солдат противника были убиты или ранены в эти дни до начала наступления пехоты, а их передовые позиции были сровнены с землей, однако немцы далеко продвинулись в своих оборонительных приготовлениях за несколько недель после мессинского сражения. Их позиции вокруг выступа всегда были сильны, а теперь весь фронт к востоку от Ипра был усеян бетонными дотами и рядами колючей проволоки и прикрывался перекрестным огнем сотен пулеметов. Кроме того, в результате этого обстрела была изрыта земля, повреждены маленькие дамбы на дренажных канавах и образовались глубокие воронки. В полночь 30-го обстрел усилился, и в течение следующих трех часов шквал артиллерийских снарядов обрушился на германские позиции. Пехота 5-й армии вышла из укрытий перед рассветом, в 3 часа 50 минут, и когда она покидала траншеи, начался дождь.

Наступление 31 июля был успешным. Успешным по меркам Первой мировой войны. Пехота перешла передовую линию немцев, не встретив сильного сопротивления, взяла более 5000 пленных, большая часть которых была ошеломлена артиллерийским огнем, и продвинулась в среднем на 3 км на фронте в 25 км. И хотя это были значительные успехи, они были недостаточны для достижения целей, поставленных на этот день, поскольку германская тактика обороны позиций артиллерийским огнем была усилена чудовищным обстрелом, который падал на головы атакующих войск. А хуже всего был то, что дождь лил и лил.

Хотя дождь шел уже несколько дней, ливень произвел почти немедленный эффект. К концу первого дня воронки были полны до краев, а земля превратилась в болото под непрерывным обстрелом. Влияние дождя на наступление под Пасшендэлем в целом часто упоминается в исторических работах, но редко подчеркивается, хотя продолжительный дождь был темфактором, который мешал наступлению и сдерживал продвижение пехоты. Наступление, предпринимаемое в сухую погоду, обычно приносит успех; предпринимаемое в грязи захлебывается с большими потерями.

Генералам это было хорошо известно, уже на первом вечернем совещании со своими дивизионными командирами 31 июля генерал Гоф говорил о дожде как о «проклятии», а на следующий день Хейг записал в дневнике, что это был «ужасный день дождя. Земля похожа на трясину в низине». 4 августа он вновь отмечает в дневнике, что «ввиду плохой погоды и сырой почвы генерал Гоф отозвал разосланные им приказы о продолжении наступления». 5-я армия уже увязла в грязи, и наступление остановилось.

Бригадный генерал Чартерис записывал свои впечатления в дневнике в тот же день. «Все мои опасения насчет погоды сбылись, и она убьет наступление… Утром я вышел на передовую. Все ручьи вздулись, и земля – сплошное болото». Эта запись представляет особый интерес, поскольку часто утверждается, что штаб Хейга никогда не выходил на передовую и никогда не знал – или не придавал значения – состоянию почвы. Записи Чартериса, очевидно, опровергают эти обвинения, и кажется по крайней мере весьма маловероятным, поскольку они ели за одним столом, что он не сообщил о своих наблюдениях Хейгу и Киггелу. Если это позволяет снять одно несправедливое обвинение, тот факт что дождь заставил Гофа отменить наступление на Пилькем, позволяет приблизиться к развенчанию мифа, согласно которому наступление под Пасшендэлем форсировалось любыми средствами и любой ценой, невзирая на погоду и состояние почвы.

Погода играла столь значительную роль во время 3-го Ипрского сражения, что насчет этого даже разгорелась полемика. Чартерис утверждал, что метеорологические наблюдения показывали, что плохая погода «наступает во Фландрии в августе всякий раз с регулярностью индийского муссона». Существует множество частных свидетельств, которые опровергают это утверждение, самое очевидное состоит в том, что наступление и отступление под Монсом близ Эно в августе 1914 года происходили в ужасную жару, изматывающую войска. В составе Генерального штаба было метеорологическое управление, и его начальник генерал-полковник Голд, оспорил утверждение Чартериса, заявив, что погода во Фландрии совершенно непредсказуема; он добавил также, что заявление начальника разведки не заслуживает формального опровержения. Истина, кажется, лежит где-то посредине. Фландрия не наделена благословенным климатом. Дождь может идти и идет там во всякое время, и особенно осенью, однако дожди, которые пролились в конце лета 1917 года, были тяжелее и продолжительнее, чем можно было ожидать.

Сухая почва важна, она позволяет пехоте быстро двигаться по развороченной земле, подтягивать артиллерию, выдвигать подкрепления, поддерживать пехоту танками, эвакуировать раненых. Танки значились в плане сражения под Пилькемом, 117 машин должны были поддерживать атаку, однако большинство из них сломались или завязли. Дождь и грязь быстро заливали машины, и 3 августа их командиры просили Гофа и Хейга вывести их с поля боя. Как и на Сомме, однако, там, где танки могли двигаться, они оказались очень полезными и оставались на поле боя до начала октября.

Армия Гофа трижды атаковала в августе: под Пилькемом, Лангемарком и вдоль дороги на Менин. Каждый раз, когда начиналось наступление, дождь возобновлялся с удвоенной силой, так что солдаты начинали верить, будто пушечная пальба заставляет тучи проливаться ливнем. Но, несмотря на это, 5-я армия продвигалась, медленно, уныло и с трудом, однако без – опять-таки, разумеется, по меркам Первой мировой войны – значительных потерь. Потери всех видов к концу августа достигали 68 000 человек, которые можно сравнить с 57 000 человек погибших только в первый деньсражения на Сомме. Однако хотя потери были меньше, они не казались меньшими. Глубокая грязь, бесконечный дождь и настильный огонь германских пулеметов означали, что мертвых невозможно было похоронить, а раненых – вытащить, вследствие чего дорога на Пасшендэль приобрела новое измерение ужаса: гниющие тела, мертвые и умирающие лошади и мулы, разорванные тела, оторванные конечности и жалкие раненые, покрытые грязью и лежащие непокрытыми под бесконечным проливным дождем.

Месяц боев в ужасных условиях переполнил чашу терпения генералов 5-й армии, их терпимость в отношении генерала Гофа, никогда не бывшая чрезмерной, испарилась. Долгие и громкие протесты бригадных и дивизионных генералов против условий, в которых находились их солдаты, и против методов работы штаба 5-й армии вскоре достигли ушей фельдмаршала Хейга. Они стали причиной глубокого беспокойства, поскольку дивизионные командиры 3-й армии протестовали против наступления Алленби в Аррасе, и были опасения, что эти протесты старших командиров являются симптомами гораздо более глубокого недовольства. Сам Гоф вскоре пришел к убеждению, что какое-либо наступление в таких условиях невозможно, и позднее говорил, что сообщил о своем взгляде Хейгу: «Тактический успех невозможен или обойдется слишком дорого в таких условиях, наступление следует остановить».

Главнокомандующий не согласился. Он полагал, что слишком рано отказываться от наступления, не достигшего ни одной из первоначальных целей, а единственный способ выиграть – продолжать наносить удары по фронту противника, поскольку, как он сказал Гофу и Плюмеру, «этими мерами и только этими мерами можно обеспечить окончательную победу, измотав сопротивление противника».

Отнюдь не все противники Хейга были на фронте перед ним. За спиной у него стоял премьер-министр, и после недели 3-го Ипрского сражения Ллойд Джордж вновь переменил мнение. Теперь он планировал изменить ситуацию на Западном фронте и сделать что-нибудь с фельдмаршалом сэром Дугласом Хейгом. Наступление во Фландрии захлебнулось в грязи, и пришло время испробовать иную стратегию. Срочно собранное совещание в Лондоне 8 августа должно было утвердить альтернативный план посылки тяжелой артиллерии и двенадцати британских дивизий в Италию. Робертсону удалось отсрочить обсуждение этого плана на время, но от него не отказались совсем. Ллойд Джордж говорил правду, когда указывал, что приказ наступать во Фландрии был отдан в расчете на то, что оно принесет скорые результаты, и оно должно быть остановлено ради усиления борьбы в Италии, если его цели окажутся недостижимыми. Хотя он был сторонником Хейга, начальник Имперского Генерального штаба считал этот аргумент существенным, и сформулировал это в письме Хейгу: «Власти начинают чувствовать неловкость ситуации. Потери увеличиваются, и министры настойчиво интересуются, приведут ли потери, скажем, в 300 000 человек к действительно заметному результату, поскольку, если этого не произойдет, нам следует удовлетвориться чем-то меньшим, нежели то, что мы делаем сейчас».

Триста тысяч человек! Почти столько убитыми потеряла армия Великобритании за шесть лет Второй мировой войны. Какие результаты, если не рассматривать те, о которых пишут только в бумагах, перевесят гибель или ранение 300 000 человек? Кроме того, и это подкрепляло идею посылки помощи в Италию, генерал Луиджи Кадорна, начальник итальянского Генерального штаба, казалось бы, успешно вел наступление – 11-е сражение на Изонцо, – в результате чего на Хейга и Робертсона снова оказывали давление, дабы побудить их отправить больше тяжелых орудий итальянцам. 4 сентября Хейг согласился послать 100 тяжелых пушек в Италию из французской 1-й армии на фронте под Ньюпортом при условии, что они будут возвращены к моменту планировавшегося наступления в районе Остенде. Ллойд Джордж был в восторге от этого жеста, но его ликование было недолгим. Прежде чем французские пушки оказались в Италии, наступление Кадорны захлебнулось, и итальянская армия вернулась на зимние квартиры.

Сражение во Фландрии, однако, продолжалось, но изменений не произошло. Хейг не мог принудить себя отправить в отставку генерала Гофа, который был теперь совершенно непопулярен в британских войсках, однако принял решение передать общее командование под Ипром Плюмеру. Перемена произошла 25 августа и привела к изменению задач обеих армий. Теперь 2-я армия Плюмера находилась на острие главного удара на Пасшендэль, а 5-я армия Гофа должна была прикрывать ее фланг. Этот план был гораздо более разумным, однако он не мог быть приведен в действие немедленно. Большую часть артиллерии и инженерных запасов, в том числе дощатых настилов, без которых нельзя было двигаться по грязи, и материалов для постройки дорог, без которых армия не могла двигаться совсем, следовало передать из армии Гофа в армию Плюмера.

Результатом стала новая задержка. Сражения на Западном фронте не ограничивались Ипрским выступом, и 15–20 августа Канадский корпус 1-й армии генерал-лейтенант Артур Карри в секторе южнее выступа взял высоту 70 севернее Ланса, хотя и понес большие потери – 8000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Бой за высоту 70 был первым сражением Карри в качестве командира Канадского корпуса, и он был проведен по всем классическим правилам с точки зрения подготовки, тщательного планирования, неоднократных репетиций на ландшафтах, похожих на поле реального боя. Целью, поставленной перед Карри командующим 1-й армией Горном, был город Ланс, однако Карри убедил его заменить его на высоту 70 на северной окраине города. Карри не хотел, чтобы его солдаты сгинули в уличных боях в большом промышленном городе, и был уверен, что немцы болезненно отреагируют на потерю высоты 70, господствующей над городом, и предпримут нескончаемые контратаки, чтобы вернуть ее. Карри предложил соответствующий план превращения высоты 70 в артиллерийскую цитадель, дополнительно оснащенную 160 пулеметами.

Атака началась 15 августа, и канадцы быстро овладели высотой 70. В течение следующих трех дней немцы предприняли не менее 21 контратаки, все они были отбиты с ужасающими потерями для атакующих, более 20 000 против 8000 у канадцев. Немцам так никогда и не удалось отбить высоту 70, и Карри записал в своем дневнике, что «это была крупная и блестящая победа. Генеральный штаб рассматривал ее как одно из лучших действий за время войны» (полковник Терри, письмо к автору, 1997).

В начале сентября бывший командующий Канадским корпусом, а теперь командующий 3-й армией генерал Бинг сообщил Хейгу детали своего плана наступления на Камбре силами своей армии, которая держала фронт к югу от 1-й армии, однако ему сказали, что, хотя фельдмаршалу понравилась его идея, любые наступательные действия должны быть отложены до окончания наступления во Фландрии.