Текст книги "Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918"

Автор книги: Робин Нилланс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 58 страниц)

Эти два человека впервые столкнулись, когда министр военного снабжения Ллойд Джордж, совершая поездку по Франции летом 1916 года, пребывал в состоянии раздражения по поводу жалоб на нехватку тяжелых орудий и на качество амуниции. Он не поладил с Хейгом, что и неудивительно: они были словно два полюса – непреклонный, неразговорчивый генерал из шотландского приграничья, солдат, который принял решение и выполнил задание, несмотря на все трудности, и говорливый, деятельный валлийский политик, уверенный, что любую проблему можно решить, если только есть мозги. Ллойд Джордж пришел в ужас от потерь на Сомме и обвинил британских генералов, в особенности Дугласа Хейга, в том, что наступательная операция была слишком затянута и что она обошлась дорогой ценой, а закончилась горьким разочарованием. Но и в то время, и десятилетия спустя другие приходили к тем же заключениям.

Ллойд Джордж был не тем человеком, кто прислушивается к советам или объяснениям профессионального солдата, тем более такого, который не может ни вразумительно изложить свои аргументы на совете, ни одерживать реальные победы на Западном фронте. Одним из первых действий Ллойд Джорджа на посту премьер-министра стало создание Военного кабинета, который он возглавил как председатель, – комитета, который должен был принять руководство стратегией ведения войны и выдавать ордера главнокомандующим через начальника Имперского Генерального штаба, генерала Робертсона. Таким образом, на плечи Хейга, который стал фельдмаршалом 1 января 1917 года, свалилось новое бремя – недоверие политических деятелей. Но и Хейг не полагался на Ллойд Джорджа. Он считал его абсолютно невежественным в военном искусстве человеком, к тому же лишенным прямодушия. У Хейга было достаточно оснований для такой оценки, но Ллойд Джордж на данном этапе был его политическим хозяином. Это была неприятная ситуация, которая вскоре еще более осложнилась.

До конца войны Хейгу пришлось находиться в состоянии конфронтации с политическим руководством, поскольку Ллойд Джордж сомневался в его способностях, не видел в его лице достойного командующего армиями и постоянно пытался добиться его замены. Впрочем, такая позиция Ллойд Джорджа парадоксальна, так как, коль скоро Хейг был неспособен умело вести войну, то что мешало премьер-министру его сместить? Ллойд Джордж хотел отделаться – и это несомненно – от командующего британскими войсками во Франции, и ему как премьер-министру, стоило всего лишь отдать распоряжение или потребовать отставки Хейга. Позднее Хейг признавался, что, если бы правительство потребовало его отставки, он тут же ушел бы, но по собственному желанию не собирался это делать.

Ллойд Джордж ничего не предпринимал, чтобы отстранить Хейга, по двум причинам. Во-первых, при всей смелости у него не хватало решимости отделаться от Хейга, поскольку общественное мнение британцев было целиком на стороне фельдмаршала. Что бы Ллойд Джордж ни думал, армия, многие министры и политики, король и общественность полагали, что Хейг хорошо справляется со своими обязанностями в столь трудных обстоятельствах. В случае его отставки и непродуктивной замены ярость пала бы на Ллойд Джорджа, его решение было бы воспринято как просчет, ему пришлось бы оставить свой пост и, возможно, навсегда. Также он мог проиграть войну.

Во-вторых, Ллойд Джорджу никак не удавалось подыскать замену своему неугодному главнокомандующему. И это не потому, что он этим не занимался. Премьер-министр даже пытался узнать мнение Фоша и Жоффра насчет британских генералов и засылал своих доверенных лиц на Западный фронт выяснить, как Хейг справляется с командованием и нет ли лучшей кандидатуры. Козни премьер-министра против главнокомандующего, мягко говоря, непорядочны, более того, верно то, что Ллойд Джордж собирался сделать главнокомандующим Британской армией Фреда Карно, [53]53
  Сценическое имя Фреда Джона Уэсткотга, комедийного актера и продюсера бурлесков, которые пользовались в то время огромной популярностью в Британии. Новая армия были прозвана «Армией Фреда Карно», а британские солдаты распевали пародийную песенку под этим названием.


[Закрыть]если бы кто-либо в принципе поддержал идею смещения Хейга. Хейг прекрасно знал обо всем этом, но, хотя это огорчало его и он оказывался на грани отставки, он не подавал вида и оставался на своем посту, будучи уверен, что никто, кроме него, не справится с делом лучше.

Премьер-министр, постоянно изводя Хейга, надеялся, что спровоцирует его уход, а сам останется в стороне, но непреклонность – качество, которое определяло военные методы Хейга, – помогала ему выдерживать давление и не реагировать на провокации Ллойд Джорджа. Хейга любили солдаты и население страны, он оставался популярным до самой смерти. Он и Робертсон никогда не пользовались расположением Ллойд Джорджа, но если от Вилли Робертсона в конечном счете избавились, то Хейг командовал британскими частями во Франции до самой победы. С наступлением 1917 года, однако, Ллойд Джорджу удалось обрести союзника в необъявленной войне против фельдмаршала Хейга. Им оказался генерал Роберт Нивель. В самом начале 1917 года премьер-министр встречался в Лондоне с Бертье де Совиньи, французским офицером связи при Военном министерстве. Во время доверительной беседы Ллойд Джордж признался, что он готов уволить Хейга, но не в силах сделать это сам, а потому намерен обратиться к Нивелю, чтобы тот помог избавить министерство от фельдмаршала. Это прощупывание почвы было весьма коротким, но, несомненно, французы были в заговоре с самого начала.

С Хейгом Нивель впервые встретился в Касле, штаб-квартире 2-й армии Плюмера, 20 декабря 1916 года. Они, вероятно, друг другу понравились: в своем дневнике Хейг описывал Нивеля как «самого прямодушного военного человека». За два часа встречи Хейг получил информацию о том, что Фош, генерал Эдуард де Кастельно и генерал Луи Франш д’Эспери – трое блестящих генералов Франции – покинут свои посты, а люди Нивеля примут на себя командование армиями. Кроме того, предполагалось внести существенные коррективы в план англо-французской кампании на 1917 год. Если ранее разбить немецкую армию планировалось на Западном фронте, то теперь это должно было быть осуществлено крупномасштабным – на самом деле массированным – наступлением на Шеми-де-Дам в секторе Эны, которое было задумано в качестве повторения успешной атаки при Вердене. Главная роль в этой операции отводилась французам, но англичане должны были поддержать наступление сильным ударом восточнее на реке Скарп, к югу от гряды Вими.

Войска, зажав натиском неприятеля, получали возможность сломать линию обороны и уничтожить резервы, после чего армия перешла бы в стремительную атаку, поскольку в линии немецких войск силами артиллерии будет пробита брешь. Затем наступала финальная фаза сражения – прорыва. По словам Нивеля, для этого должно создать огромный французский резерв – masse de manoeuvre– из трех укомплектованных армий или по крайней мере из 27 дивизий. Поэтому, однако, англичане должны занять по французскому фронту большую территорию, 30 км левее настоящего расположения французов, по крайней мере до дороги Амьен-Руа. Это развертывание должно было быть закончено к 20 января.

С целью пробить линию фронта неприятеля предполагалось воспользоваться частью плана Жоффра, а именно – британской атакой между Бапумом и Вими. Нивель добавил, что намеченная высадка на бельгийский берег отложена, поскольку, если наступление пройдет успешно, немцы и так будут вынуждены освободить побережье. Отпадает нужда и в дальнейших атаках британских войск в районе Соммы, хотя в любом случае суровые зимы исключают решительные атаки.

В целом Хейг одобрил план Нивеля. Он не возражал против главной роли Франции в предстоящей кампании. На его взгляд, британцы должны наступать в районе Ипрского выступа, чтобы отбить Мессине, а затем, поддержанные войсками, высадившимися с моря, прорваться на север и взять Остенде и Зебрюгге. Сражение Нивеля, по разумению Хейга, должно развиваться в три фазы. На первом этапе французы и англичане наступают по линии своих фронтов и истощают резервы противника. А затем masse de manoeuvreфранцузов из трех армий прорывают центр немецкого фронта. Наконец, французские и британские армии используют все имеющиеся ресурсы для прорыва и преследования проигравшего противника. Хейг настаивал лишь на том, что в случае провала наступления Нивеля он, Хейг, должен быть свободен для развертывания собственной атаки в районе Ипрского выступа, а французы отчасти передислоцируются, чтобы освободить для наступления британские дивизионы. Казалось, по всем пунктам была достигнута договоренность, но затем Хейг получил письмо, в котором Нивель заметил, что предстоящее наступление может перейти в затяжное сражение – une duree prolongee, а не означать «успешной-в-двое-суток-или-как-мы-его-называем-сокрушительной» атаки, хотя прежде Нивель обещал осуществить именно такое наступление.

Хейг вовсе не желал очередного изнурительного сражения, даже ценой истощения сил противника. Он предполагал, что первая фаза должна закончиться в одну-две недели, после чего вступят в действие три французские резервные армии. Затем, и только в случае успешного проведения второго этапа, если можно будет рассчитывать на полную победу, начнется завершающая фаза. Другими словами, все зависело от того, насколько стремительным будет прорыв французов в результате masse de manoeuvre. В случае провала или осложнений все наступление должно быть свернуто, а Хейг сможет перебросить войска для атаки в каком-либо другом направлении, в частности на Ипр, чтобы освободить бельгийское побережье.

С этого момента отношения между двумя генералами стали более натянутыми. Хейгу очень хотелось поддержать наступление Нивеля, но новый Военный кабинет в Лондоне, в свою очередь, давил на него, желая уже летом очистить бельгийское побережье от немцев и захватить порты Остенде и Зебрюгге, которые, по мнению Адмиралтейства – что было ошибочно, были главными базами немецких подлодок, которые доставляли неприятности британским кораблям. Кроме того, Хейгу хотелось быть уверенным в том, что кампания Нивеля будет ограничена во времени. Поскольку последний обещал, что наступление либо пройдет в считаные дни, либо будет свернуто, то Хейг не усматривал здесь никакого подводного камня, разве что Нивель лукавил. Но это, хотя и казалось простой задачей, невозможно было выяснить, несмотря на постоянные встречи двух главнокомандующих.

Затем наступила заминка. На межсоюзнической конференции в Риме 4–7 января 1917 года Ллойд Джордж предложил итальянской армии несколько сотен тяжелых орудий для весеннего наступления и выразил уверенность, что французы поступят так же. С мыслью о том, чтобы уступить почти 700 тяжелых артиллерийских орудий непосредственно перед тем, как развертывать собственное наступление, не мог смириться ни Хейг, ни Нивель, поэтому после ряда обсуждений с идеей пришлось расстаться. Однако, возвращаясь из Рима в Великобританию, Ллойд Джордж и Нивель серьезно обсуждали проблему грядущего наступления во Франции.

Отличное владение английским языком французским генералом, его четко сформулированные фразы и хорошая аргументация на английском языке – это, несомненно, сильно отличалось от грубоватых манер и односложной речи фельдмаршала Хейга и генерала Робертсона – совершенно покорили Ллойд Джорджа. Наконец-то появился генерал, с которым он смог бы работать, кто понимал суть проблемы, генерал, который сулил победу и который уже доказал, что выполняет свои обещания. И пока британский премьер-министр был в нем заинтересован, Нивель мог получить все, что считал нужным, а Ллойд Джордж, в свою очередь, понял, что Нивель на самом деле стремился к полному контролю над фельдмаршалом Хейгом и британскими армиями во Франции, и это показалось ему решением обоюдных проблем. Тут же были предприняты шаги в этом направлении: начальнику Имперского Генштаба Робертсону была дана инструкция написать Хейгу распоряжение следовать желаниям Нивеля «по форме и по существу».

Развязка назрела несколькими неделями позже на конференции в Кале в понедельник 26 февраля 1917 года. Эта конференция, созванная под предлогом решения конкретных вопросов, касающихся определения железнодорожных путей и составов, на самом деле была ловушкой, в которую Хейг и Робертсон попали стараниями Ллойд Джорджа и Нивеля. После часового обсуждения проблемы транспортировки Ллойд Джордж сообщил собравшимся, что обеспокоен разногласиями, которые возникли между Хейгом и Нивелем, и что он призывает их прояснить ситуацию с «предельной откровенностью».

Нивель снова изложил свой план: наступление британцев между Аррасом и Бапумом, французов – между реками Уазой и Авром, главный удар французских войск между Реймсом и Эной и стремительное завершение прорыва через пробитые бреши соответственно двумя армиями – et voila. Затем Нивель заявил, что единственным разногласием с Хейгом является вопрос о развертывании действий на флангах: последний хотел нанести удар на север и взять гребень Вими, который Нивель считал неприступным, а Нивель, в свою очередь, предполагал провести атаку южнее, предпочтительно ниже реки Скарп, которая течет по Аррасу.

Затем Хейг изложил свои доводы относительно Вими, наступление следует развернуть в этом направлении хотя бы потому, что если он поведет атаку южнее Скарпа, то тут же натолкнется на новые оборонные рубежи, которые, по сведениям французской разведки (RFC), немцы возводят на востоке Арраса. Кроме того, занятие гребня Вими предохранит левый фланг от атаки восточнее Арраса, и, наконец, гряда была важной позицией, поскольку это была доминирующая высота, которая нужна была союзникам. Генерал Луи Лиоте, французский военный министр, высказался в поддержку предложений Хейга.

И тут Ллойд Джордж защелкнул капкан. Погрузившись в раздумья, он затем предложил Нивелю уйти в отставку и изложить на бумаге свои идеи для «Системы командования» – правил, которые бы регулировали отношения между Нивелем и Хейгом. Коль скоро Нивель управится с этим до обеда, сказал Ллойд Джордж, то тогда они с Хейгом и Робертсоном обсудят эти предложения за вином. Это, несомненно, была уловка, потому что французы – и об этом Ллойд Джордж прекрасно знал – уже подготовили свои предложения и имели соответствующий документ при себе. Но спектакль должен был быть разыгран до конца, поэтому французам пришлось удалиться и вернуться со своими планами позже. Их предложения, мягко говоря, оказались дерзкими.

С 1 марта, заявил Нивель, французскому главнокомандующему – то есть ему самому – должно быть вверено командование над британскими армиями во Франции по всем вопросам, связанным с проведением операций, разработкой планов и их выполнением, численным составом и размещением различных английских армий, снабжения и подкрепления. Для исполнения приказов французский главнокомандующий будет иметь при штабе британского начальника Генерального штаба и генерал-квартирмейстера, которые станут осуществлять связь Нивеля с Военным министерством Великобритании, возглавляемым Ллойд Джорджем, и с британскими полевыми армиями, которым начальник британского Генштаба будет передавать распоряжения французского командования. Пять британских армий отныне переходят под непосредственное командование генерала Нивеля, при том что главнокомандующий Великобритании сохранит за собой контроль над дисциплиной и персоналом британских войск. Это означало, что фельдмаршал Хейг лишался своих армий, а Вилли Робертсону, начальнику Имперского Генштаба, не оставалось ничего другого, как перекладывать бумаги в Уайтхолле.

Повисло напряженное молчание. Затем генерал Уильям Робертсон, который всегда отличался умением говорить без обиняков, заявил Ллойд Джорджу, что, чем соглашаться на эти предложения, лучше уж уйти в отставку. Ллойд Джордж, в свою очередь проанализировав план Нивеля, сказал, что тот слишком напорист. Похоже, так оно и было, поскольку Нивель был не первым и не последним французским генералом, который предлагал Англии далеко идущие проекты – в данном случае собственный план Ллойд Джорджа, – на деле в полной мере неосуществимые, и который самонадеянно допускал, что английская сторона согласится с его поправками пусть из-за соображения корректности либо из-за замешательства. С другой стороны, непохоже, чтобы Ллойд Джордж, который с самого начала был в центре интриги, совершенно не догадывался о замыслах французов. Так или иначе, конференцией в Кале на долгое время были подорваны основы доверия, которое должно было существовать между британским главнокомандующим и его политическими хозяевами.

В действительности доводы Нивеля, хотя бы частично, могли найти оправдание. Отрешившись от национального патриотизма, следовало признать, что Западный фронт нуждался, хотя бы в какой-то форме, в объединенном командовании. Хотя силы двух стран вполне слаженно действовали с 1914 года, в этом не было вынужденной необходимости, и успехи союзников были весьма фрагментарны. С другой стороны, именно французы часто не соглашались на то, чтобы задействовать свои силы в англо-французских наступлениях, или действовали несинхронно, или внезапно прекращали атаку, когда это было им на руку, или, пообещав помощь, ее не оказывали. Примеры поражений из-за несогласованности действий не замедлили сказаться при Сомме и Лоосе и в двух Ипрских сражениях.

Но в целом следует отметить, что на Западном фронте в нескольких безусловно крупных и множестве локальных сражениях верная долгу Франция поддерживала своего союзника Англию, часто дорогой ценой, и тогда каждый британский солдат имел возможность узнать, что значит неукротимая отвага простого французского пуалю. [54]54
  Poilus – прозвище французского солдата в годы Первой мировой, букв, «длинноволосый». – Прим. пер.


[Закрыть]Но факт остается фактом, что французы в своих помыслах и действиях руководствовались прежде всего интересами Франции; англо-французский альянс был вторичен, а интересы Англии и британской армии и вовсе мало значили.

Кроме того, нельзя сказать, что у французов был хоть один выдающийся фельдмаршал, чей бы талант затмил способности других генералов, так чтобы его признали в Ставке и чтобы он снискал одобрение общественности. Ни одна страна не родила генерала Великой войны, которого можно было поставить в один ряд со знаменитыми полководцами в истории, такими личностями, как Наполеон, Веллингтон или Мальборо, хотя многие старшие французские офицеры были убеждены, что французский генерал, причем любой, само собой разумеется, лучше любого генерала-иностранца и неизмеримо лучше любого английского генерала.

За первые годы войны Жоффр легко создал себе имя военного стратега, с мнением которого как «генералиссимуса» считались фельдмаршалы Френч и Хейг, поскольку англичане сражались на французской земле, а также поскольку французская армия была многочисленнее, чем британская, а британским командующим велено было взаимодействовать с Жоффром. Теперь, когда не было Жоффра, а армия Великобритании имела численный перевес, была опытнее и лучше оснащена, прочие французские генералы, которые за последние два года терпели поражение за поражением, сопровождавшиеся огромными людскими потерями, не могли вызвать уважения. Одна только мысль о том, чтобы передать руководство своими пятью армиями под французское командование, была невыносима для британских военачальников, отчасти из принципа, а отчасти из-за страха перед возможными последствиями.

Нивель, в отличие от Хейга, не усматривал необходимости общего руководства союзными войсками на фронтах, подобно тому, которое осуществлял Фош в 1918 году, не говоря уже о том, которое сложилось при генерале Эйзенхауэре, стоявшем во главе экспедиционных войск союзников в 1944 году. Напротив, Нивель искал возможности сместить всю верхушку британского командования, поставить английский генералитет в прямое подчинение французов и таким образом увеличить численность французских войск на пять армий, или 1 500 000 человек, что пополнило бы поредевшие в сражениях 1915–1916 годов ряды войск. Ллойд Джордж не задавался вопросом, что означали бы эти предложения для английских полевых войск, в особенности для контингентов доминионов, мнениями правительств которых не поинтересовались. А идея поставить своих людей под командование французов могла вовсе не понравиться правительствам Австралии, Канады, Новой Зеландии и Южной Африки.

В результате сопротивления со стороны Робертсона и Хейга в ряде дискуссий предложения Нивеля были сведены к одному: Хейгу вменялось подчиняться приказам французского главнокомандующего только на время предстоящего наступления. Однако уже спустя день после того, как было достигнуто это соглашение Нивель попытался добиться большего, в том числе – неизбежно – чтобы генерал сэр Генри Вильсон, непреклонный франкофил, был назначен главой британской миссии при Верховном командовании союзников, став «Британским начальником Генштаба», на должности которого Нивель настаивал на день раньше и идею чего английские генералы категорически отвергли.

Слухи о махинациях Ллойд Джорджа достигли наконец Военного кабинета, который дотоле оставался в неведении относительно его интриги. С коллегами свой план, или подоплеку, премьер-министр не обсуждал, король также не был в курсе дела. Когда в Военном министерстве узнали о том, что затевается, они согласились с Хейгом и Робертсоном, что условия Соглашения в Кале, как его теперь стали называть, нуждались по крайней мере в тщательной проработке и что нельзя позволить французам их передергивать или изменять.

Французы, однако, уже приняли на себя бразды правления в полной мере. 27 февраля Нивель отправил Хейгу письмо, которое, как последний отмечал в своем дневнике, было написано в «командном тоне», «письмо, – читаем далее, – которое не вышло бы из-под пера джентльмена». Заручившись поддержкой Ллойд Джорджа, Нивель, очевидно, намеревался сохранить подчиненное положение Хейга и тем временем уговаривал французского премьер-министра Бриана выразить правительству Великобритании недовольство по поводу Хейга, который действовал «столь же скрытно, как и прежде», и до сих пор не представил свои планы на одобрение Нивелю. «Печально, – добавляет Хейг в своем дневнике, – что в такое критическое время пришлось сражаться не только с врагом на поле боя, но и с одним из союзников и собственным правительством».

В итоге на конференции в Лондоне были выработаны более четкие формулировки Соглашения в Кале. Французский главнокомандующий отдавал приказы британской армии через английского главнокомандующего. В свою очередь, последний должен был отсылать копии своих распоряжений во французскую ставку и докладывать об их исполнении. Британские войска во Франции оставались под командованием своих генералов и своего главнокомандующего. Британская миссия при Верховном командовании должна была осуществлять контакт между двумя главнокомандующими, но ее – или генерала Вильсона – могли использовать для составления инструкций фельдмаршалу Хейгу, которые шли за подписью Нивеля; более того, миссия должна была ставить в известность Нивеля о положении британских войск во Франции, о приказах, отданных Хейгом и командующими армиями, и о развивающейся ситуации на британском фронте. Таким образом, наконец, проблема командования союзными войсками была решена. Этот итоговый документ потребовал много времени и энергии, которые могли бы уйти на анализ действий Германии, а были направлены на то, чтобы выбить почву из-под ног самоуверенного Нивеля в его весеннем наступлении.

В конце октября 1916 года, по информации французской разведывательной службы Франции (RFC), немцы были заняты сооружением новой линии обороны восточнее их настоящей передовой линии, приблизительно между Аррасом и Куеаном, в 30 км к юго-востоку от Арраса, и еще одной линии – в 22 км к востоку от деревни Монши-ле-Пре, непосредственно к югу от реки Скарп. Рекогносцировка RFC этих земляных работ была прервана из-за плохой погоды, а также потому что британцы потеряли преимущество в воздухе с появлением двух новых немецких самолетов – двухорудийных «Альбатроса» и «Хальберштадта». Мощные эскадрильи этих самолетов, одной из которых – «Воздушным цирком» – командовал ротмистр «Красный барон» Манфред фон Рихтгофен, – легко вытеснили британскую авиацию.

Тем не менее зимой 1916–1917 годов удалось получить новые сведения от немецких дезертиров, от пленных и от спасшихся военнопленных союзных войск: к востоку сооружается оборонительная линия неприятеля, линия с таким неимоверным количеством проволочных заграждений, блиндажей, опорных пунктов и пулеметных гнезд, на которое только хватило немецких рук и изобретательности. Эта линия стала известна как «позиция Зигфрида», и хотя англичане прозвали ее «линией Гинденбурга», немецкое название предполагало указание на то, что немцы в действительности сооружали.

«Stellung»– позиция, линия или земляные работы, которые предполагают сильные укрепления, а таких оборонительных сооружений, которые немцы возводили восточнее от Арраса и Соммского поля сражения по линии, которая должна была пройти от Невиль-Сен-Ваас близ Вими и на юг вплоть до Мисси, западнее Шеми-де-Дам, дотоле на Западном фронте не видывали. Немцы пришли к тому же заключению, что и генералы Антанты, что линию фронта можно прорвать при наличии достаточного количества артиллерии и войск; более того, они поняли, что координированная атака, выжатая до конца с танками, артиллерией и существенными резервами пехоты, позволит в один прекрасный день сделать такой прорыв, к которому французы и англичане стремились вот уже два года. Наконец, для немецких генералов стало очевидно, что выдвижение войск вперед для отражения такой атаки попросту ведет к колоссальным потерям под всевозрастающим шквалом артиллерийского огня.

Их решением стала «эшелонированная оборона», основанная на системе опорных пунктов и широких – порой до сотен метров – проволочных поясов, которые, простреливаясь перекрестным пулеметным и артиллерийским огнем, были покрыты траншеями и опорными пунктами с блиндажами; в дополнение к этому на возвышенностях сооружались хорошо замаскированные наблюдательные посты, коммуникационные и телефонные линии шли глубоко под землей, а также предусматривались достаточные запасы продовольствия, воды и амуниции. На этих позициях должны были быть размещены хорошо обученные решительные солдаты. Смысл обороны заключался в ее глубине, и эти немецкие укрепления – «Передовая зона сражения», «Зона тыла», линии блиндажей и окопов, перекрестные поля огня – растягивали линию Зигфрида во многих местах до 5500–7500 м, т. е. на 5,5–7,5 миль. Сравнивать эту позицию с оборонительными укреплениями, которые уже видывали близ Ипра на Сомме, в Шампани и у Вердена, бессмысленно, так как линия Зигфрида несопоставима с ними по размаху.

Немцы рассчитывали на то, что при попытке прорвать глубинную оборону линии Зигфрида союзные войска понесут столь значительные потери, что провалится всякое наступление. На севере, вокруг Ипра, где невозможно было рытье глубоких траншей из-за высокого уровня грунтовых вод, немецкая линия уже вся была армирована бетонными огневыми убежищами с большим количеством пулеметов и проволочных заграждений. Позиция Зигфрида, однако, и простирающаяся вглубь линия, известные англичанам как «Соединительная линия Дрокур-Куеан», а немцам – как «Позиция Вотана», служила бастионом немецкой обороны фронта с весны 1917 до конца войны.

На сооружение этой линии зимой 1916–1917 годов немцы бросили огромное количество русских военнопленных – таким образом нарушив Гаагское соглашение, – равно как и бельгийских граждан и тысячи своих солдат. С конца зимы 1917 года, начиная примерно с 23 февраля, на Анкре вплоть до середины марта французские и английские войска постоянно обнаруживали, что против их линий нет неприятеля. Медленно, нерешительно войска союзников продвигались вперед и натыкались на неприятельский арьергард, неся потери из-за засад, обнаруживая, что местность, по которой они столь осмотрительно передвигались, совершенно истощена и разорена: уничтожены деревья, мосты, берега обвалены, земля затоплена, дороги разрушены. Все, что восточнее бывшей линии фронта могло бы быть использовано продвигающейся армией, было исковеркано, изничтожено или увезено, и все это – всего за три недели, отведенные на наступление Нивеля.

Решение немцев отступить к линии, теперь известной как линия Гинденбурга, было вызвано рядом причин. Во-первых, это суживало германский фронт километров на сорок, что позволяло им отвести в резерв 14 полных дивизий. Это также устраняло два клина: один – между Аррасом и Бапумом, образованный в результате продвижения британцев на Сомме прошлым летом, и клин в районе Нуайона, давно существующий, пробитый в линии союзников между Пероном и Эной. Во-вторых, хотя немцы и не знали об этом, их отход сместил объекты в наступлении Нивеля, план которого теперь предстояло пересмотреть по всем направлениям, за исключением дороги на Вими на севере и на юге вдоль Эны, где все еще существовали старые немецкие рубежи. Невозможно было разворачивать наступление на оставленной немцами территории: на этом разоренном пустынном пространстве требовалось протянуть дороги, наладить переправы, прорыть вспомогательные и коммуникационные траншеи.

Эти работы немедленно были начаты вдоль линии британского фронта, который, после снятия слева французской 3-й армии 13 февраля, проходил от Бесине на севере по Ипрскому выступу вплоть до Женермона, деревни, расположенной к югу от дороги Амьен-Руа, ниже Соммы. План весеннего наступления был пересмотрен: армия Нивеля должна была начать Второе сражение при Эне 16 апреля атакой к востоку от Суассона, а начало действий британских, канадских и австралийских войск в районах Вими, Арраса и по обе стороны Скарпа назначено было на 9 апреля. Подготовка к этому наступлению шла полным ходом, когда союзникам пришли хорошие новости.

Поскольку мирные предложения Германии в январе были отклонены, она вновь развязала неограниченную подводную войну. Этот ход мог спровоцировать на вступление в войну Америки, но также давал возможность вывести Англию из войны до того, как американцы предпримут решительную интервенцию. Немецкие подводные лодки топили суда по всей Северной Атлантике, даже в американских прибрежных водах. Немцы подрывали в том числе и корабли нейтральных стран, и корабли под флагом США. В результате 6 апреля 1917 года, за три дня до наступления британской пехоты в Аррасе и Вими, США объявили имперской Германии войну.