Текст книги "Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918"

Автор книги: Робин Нилланс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 58 страниц)

Военные цели Антанты включали восстановление в полном объеме суверенитета Бельгии, возвращение территорий, захваченных центральными державами в прошлом, освобождении чехов, сербов, славян и румын от власти Австро-Венгрии и вытеснении Оттоманской империи из Европы. Цели Германии основывались на том, что она предполагала достигнуть хотя бы некоторых приобретений, на которые рассчитывала в начале войны. Столкнувшись с непримиримыми стремлениями обеих сторон, полковник Хаус вновь вернулся в США, не имея что предложить президенту.

Немцы все еще боялись, что Америка в конце концов присоединится к странам Антанты зимой 1916–1917 года, и, стараясь, чтобы США занялись домашними проблемами и не выступили на стороне союзников, пытались спровоцировать конфликт между США и Мексикой. Немецкие дипломаты и политики тайно подговаривали Мексику, в случае если Америка объявит войну Германии, вторгнуться в Соединенные Штаты и вернуть «утраченные» мексиканские территории в Нью-Мексико, Техасе и Аризоне, обещая ей помощь в этой борьбе, – факт, неожиданно открывшийся для президента и Конгресса США из телеграммы Циммермана, перехваченной англичанами, раскодированной и пересланной в Государственный департамент. Тем временем война в Европе и на Ближнем Востоке продолжалась.

Начиная с 1914 года было предпринято множество попыток вести боевые операции на различных театрах военных действий, и к концу 1916 года некоторые из этих кампаний все еще продолжались. Дарданелльская операция завершилась в январе этого года, однако кампания против турок продолжалась в Месопотамии, где в мае 1916 года гарнизон Кут-эль-Амары в 100 милях от Багдада на реке Тигр, состоящий из британских и индийских войск, был принужден сдаться после продолжительной осады. Британский командующий в Кут-эль-Амаре генерал-майор Чарлз Таунсенд был одним из генералов Первой мировой войны, который, кажется, полностью укладывается в распространенный стереотип командира некомпетентного и безразличного к судьбе своих солдат, которых победители жестоко пытали после капитуляции, однако разбор его промахов выходит за рамки этой книги. Война против турок в Междуречье, Палестине и на Аравийском полуострове продолжалась, втягивая в себя британские войска, войска доминионов и империи, которые могли бы быть использованы на Западном фронте, где Гинденбург и Людендорф теперь приняли на себя командование армиями Германии.

Начальник германского Генерального штаба и 1-й генерал-квартирмейстер взаимодействовали очень эффективно, почти как Фош и его начальник штаба полковник (позднее генерал) Максим Вейган. Они работали как поддерживающие друг друга команды, каждый из них обладал спектром талантов, которые вместе составляли превосходное целое, но если на Вейгана смотрели не иначе как на подпорку генерала Фоша, то Гинденбург и Людендорф были равноправными партнерами. В то время как фельдмаршал был старшим офицером – действительно эффективным главнокомандующим германской армии, номинальным главой которой числился кайзер, – Людендорф de factoбыл командующим полевой армии, человеком, непосредственно ответственным за планирование и проведение операций.

Гинденбург родился в 1848 году и был в отставке уже три года, когда разразилась Первая мировая война. Он был один из тех типичных прусских офицеров и юнкеров, членов аристократического, землевладельческого, хотя часто обедневшего, военного класса, который властвовал в Германии во времена империи: целью этого класса было сохранение своей идентичности, а также огромных социальных и политических привилегий. Он участвовал в австро-прусской (1866) и франко-прусской (1870–1871) войнах, где обнаружил по крайней мере способности, и ушел в отставку в 1911 году в чине генерала пехоты. В 1914 году он был вновь призван на службу и отправлен командовать 8-й армией, действовавшей на Восточном фронте против России; Людендорф, тогда генерал-майор, отправился с ним в качестве начальника штаба. Их успех привел к производству Гинденбурга в генерал-фельдмаршалы и назначению его главнокомандующим на всем Восточном фронте. Его действия были настолько успешными, что, когда в августе 1916 года возникла необходимость сменить Фалькенгайна на посту начальника Полевого Генерального штаба, только один человек мог претендовать на его место. Это был Пауль Гинденбург, и он отправился на запад вместе с Эрихом Людендорфом.

Людендорф был, по крайней мере внешне, еще одним юнкером, типичным прусским офицером с коротко подстриженными волосами, суровыми манерами и непреклонным взглядом прусского генерала. Это впечатление, однако, было обманчивым, поскольку он никак не принадлежал к типичному офицерству. Он был скромного происхождения; родился в семье торговца, и его восхождение по служебной лестнице в прусской армии совершалось не благодаря аристократическому влиянию или патронажу, но благодаря способностям, которые он проявил на целом ряде штабных постов. Родившись в 1865 году, он был еще совсем ребенком, когда прусская армия сокрушила Францию и Бисмарк создал Германскую империю. Работящий, умный и энергичный, Людендорф заслужил внимание и похвалы как от Шлиффена, так и от Мольтке-младшего, который назначил его в 1904 году главой оперативного управления Генерального штаба. После начала войны Людендорф подтвердил свои способности на поле боя, во время осады и взятия Льежа в 1914 году.

Во время пребывания в России эти двое образовали прекрасно действующую команду. Хотя позже Людендорф был начальником штаба Гинденбурга, он фактически был душой их общего успеха. Гинденбург глубоко восхищался Людендорфом, в своих воспоминаниях он отдает дань «интеллектуальной мощи, сверхчеловеческой способности к упорной работе, неистощимой решительности своего начальника штаба». Когда они прибыли на Запад в 1916 году и Гинденбург стал начальником Генерального штаба, Людендорф получил звание второгоначальника Генерального штаба, от которого решительно отказался, приняв звание первого генерал-квартирмейстера, чтобы продемонстрировать, что он по отношению к кому бы то ни было не является вторым.

Оба генерала были компетентны, профессиональны, безжалостны и привычны к командованию, однако это можно было сказать о многих генералах по обеим сторонам колючей проволоки. Особенно грозными их делали схожие и взаимодополняющиехарактеры. Гинденбург был флегматик, спокойный и обладающий способностью совершенного самоконтроля. В тяжелые времена или при возникновении крупных затруднений он один придавал стойкости своим более впечатлительным товарищам, поскольку Людендорф был беспокойным, темпераментным, нервным и склонным к депрессии. Несмотря на это, он был военным гением, хотя и несколько ограниченного свойства, но прежде всего он был человеком действия, человеком, который должен идти в атаку, офицером, для которого оборонительный бой был почти пыткой. Кроме того, он не верил, что можно выиграть войну, находясь в постоянной обороне. В своих мемуарах он так сформулировал это свое убеждение: «Мы могли – на самом деле мы должны были атаковать. Наступление – наиболее эффективный способ ведения войны; только оно дает решительную победу. Военная история доказывает это на каждой странице. Наступление – символ власти».

У Людендорфа были блестящие тактические идеи и превосходная хватка командующего, однако Гинденбург отнюдь не был только формальным главой в этом союзе, по крайней мере на первоначальном этапе. У Людендорфа были важные недостатки; при всей своей твердости и решительности он имел обыкновение впадать в панику во время кризисов и не всегда мог выдержать напряжение, связанное с исполнением его обязанностей. Гинденбург придавал кораблю остойчивость; он всегда был готов поддержать своих товарищей в минуты испытаний, он был камнем фундамента, стоящим твердо и надежно, когда Людендорфов более хрупкий фасад, казалось, был готов обрушиться. Их сочетание было одновременно надежным и эффективным. Эти два грозных воина вместе совершили немало великих дел в России и боролись с переменным успехом за изменение положения на Западном фронте, после того как в результате крушения России в их распоряжении оказалась значительная масса опытных бойцов.

Война, однако, тянулась и в 1917 году, Россия продолжала воевать, хотя и из последних сил. До Октябрьского переворота оставалось еще десять месяцев, но несмотря на то что она могла еще ставить крупные, хотя и кратковременные задачи вроде Брусиловского прорыва 1916 года, Россия теряла силы, не в последнюю очередь потому, что ее армии недоставало тяжелых орудий и боеприпасов, чтобы противостоять наступательным действиям Германии и Австро-Венгрии. Этот факт подтвердил провал Дарданелльской кампании, которая в случае успеха позволила бы транспортам союзников с боеприпасами и снаряжением приходить в черноморские порты России. Но несмотря на все это, пока Россия не вышла из войны, ее влияние на положение Западного фронта было значительным.

Немцы в 1914 году обнаружили, что могут побеждать крупные российские силы. Со своей стороны, русские были способны разбить любую австрийскую армию, но быстро откатывались назад перед лицом немецкого наступления, и это положение сохранялось и после того, как Гинденбург и Людендорф уехали на Запад. Оно обязывало Германию держать на Восточном фронте для поддержки своего австрийского союзника большое число войск, которые в противном случае она могла бы использовать на Западном фронте. Когда война вступила в фазу 1917 года, Россия очевидным образом клонилась к упадку; однако обязательства перед ее армией и необходимость сковывать на Восточном фронте немецкие резервы были еще одним пунктом в длинном списке факторов, почему англо-французские силы вынуждены были продолжать наступательные действия на Западном фронте.

На Балканах, там, где уже начались боевые действия, война также продолжалась. Сербия вела затяжную тяжелую борьбу с австрийцами, однако генеральное австро-немецкое наступление в октябре 1915 года, за которым последовала зимняя кампания, привело к разгрому сербской армии, остатки которой весной 1916 года присоединились к англо-французскому экспедиционному корпусу в Салониках, в нейтральной Греции. Эти войска под командованием французского генерала Мориса Саррайля были отправлены в октябре 1915 года для помощи сербам в борьбе с болгарами, однако прибыли чересчур поздно, чтобы предотвратить поражение Сербии. Тем не менее англо-французские силы оставались в Салониках следующие три года, поглощая войска, которые с большей пользой могли быть использованы в другом месте, а здесь только несли большие потери, главным образом от болезней; боевые потери союзников в Салониках составили 18 000 человек, а 481 000 погибли от малярии.

Другая балканская страна – Болгария – в сентябре 1915 года подписала договор о союзе с Центральными державами и вступила в войну, начав наступление на Сербию уже через месяц. Теперь, в конце 1916 года, она также была разгромлена. Интересы Болгарии как младшего партнера игнорировались ее союзниками, и значительная часть ее продукции, которой едва хватало для прокормления ее собственного населения, уходила для пропитания голодающего населения Германии; в правительстве Болгарии уже раздавались голоса о необходимости выхода страны из войны. Албания, которая приобрела независимость от Турции только в 1913 году, раздиралась противоборством политических партий. В конце 1915 года армия Австро-Венгрии вторглась в страну и оккупировала большую часть ее территории, присоединив часть или почти всю Албанию как военную добычу.

Военные действия на Ближнем Востоке и на Балканах отвлекали значительную часть внимания и внушительное количество войск французской и английской армий; зато они по крайней мере связывали большое число турецких, болгарских, австро-венгерских и немецких войск, а также большую долю ресурсов противника. К концу 1916 года, однако, стало ясно, что центр войны теперь находится на Западном фронте и что предпосылкой заключения мира становится полный разгром германской армии на этом театре военных действий. Это было осознано политиками и верховным командованием Франции и Великобритании, и здесь также произошли большие перемены.

В Великобритании либеральное правительство Герберта Асквита было сменено в мае 1915 года коалиционным «национальным правительством», которое также возглавил Асквит. В кабинет вошел еще один либерал – пламенный и проницательный Дэвид Ллойд Джордж. Пробыв недолго на посту министра боеприпасов и военного министра, Ллойд Джордж в декабре 1916 года сменил Асквита на посту премьера. Хватка Асквита, а вместе с ней и военные усилия Великобритании постепенно ослабевали, и потеря сына, погибшего в сражении на Сомме, видимо, сыграла решающую роль в его решении уйти в отставку. В то же время консервативные члены его кабинета уговаривали его уйти, к чему и Ллойд Джордж приложил большие усилия. Возникшая в результате длительная размолвка между двумя политиками к 1925 году совершенно подорвала влияние Либеральной партии как политической силы.

К концу 1916 года будущий ход войны был уже абсолютно ясен. Ни одна из сторон не могла, или не хотела, начать переговоры, и поэтому борьба на Западном фронте неминуемо должна была продолжаться до тех пор, пока одна из сторон просто не могла бы дальше воевать. То обстоятельство, что все смирились с таким положением дел, можно сказать, ясно указывало на полный упадок политической воли или человеческой изобретательности; по крайней мере это вновь отдавало решение проблемы завершения войны в руки сухопутных и флотских военачальников.

Задача генералов теперь состояла в том, чтобы истощить неприятельскую армию и тысячами и десятками тысяч убивать его солдат, пока у противника не иссякнут воля к борьбе или просто средства для ее ведения. Тем временем адмиралы должны были нападать на мирных жителей, топить корабли и блокировать порты до тех пор, пока голод не сделает с гражданским населением то же самое, что снаряды, пули и удушливые газы – с их мужьями, сыновьями и братьями на поле боя. Когда эта политика действительно возымела успех, проклятия посыпались на головы победоносных британских генералов, тогда как политики, подтолкнувшие их к такому образу действий, отошли в тень незапятнанными, чтобы позднее присоединиться к хору, поносящему генералов.

Помимо того что политика наступления на Германию на Западном фронте полностью поддерживалась французами, она также хорошо обосновывалась незыблемым положением стратегической доктрины, в соответствии с которой страна или коалиция стран, по которым враги нанесли удар, должны попытаться сразить сначала сильнейшего из противников. Как только это сделано, слабейшие элементы падут духом и с ними будет легко разделаться. Эта верная доктрина приводила к противоречиям, поскольку у союзников были разные приоритеты. Кроме того, борьба с сильнейшим противником приводила к наибольшим потерям и порождала естественное стремление поискать менее затратный путь для победы над противником, разрушая его вспомогательные, подчиненные опоры.

План наступления на Западном фронте в 1917 году обсуждался на конференции в Шантильи 15 ноября 1916 года. Пока военачальники встречались в Шантильи, их политические руководители были на конференции в Париже, а на следующий день 16 ноября обе группы сошлись для совместных заседаний. Если верить «Официальной истории», атмосфера этой конференции была «сдержанно-оптимистической». Хотя французы понесли чудовищные потери, немецкое наступление под Верденом было отбито; британцы все еще нажимали в эти последние дни сражения на Анкре; в результате наступления в России генерала Алексея Брусилова в июне 1916 года было взято 400 000 пленных, по большей части австрийцев, и захвачено 400 орудий. После вступления в войну в мае 1915 года итальянцы на крайнем участке северо-восточной границы Австрии (ныне это часть Словении) провели несколько сражений на реке Изонцо, и хотя и не овладели Триестом – целью этого наступления, – но по крайней мере оттянули на себя значительные австро-венгерские силы.

Что касается англичан, то хотя сражение на Сомме было ужасным и кровопролитным, армия, вышедшая из него, была гораздо более эффективной и мощной, нежели та, которая вступала в бой 1 июля; а на этот факт часто не обращают внимания. Более того, моральный дух британской армии не упал, несмотря на потери на Сомме. Артиллерия стала более мощной и приобрела опыт, прекратились перебои с поставкой боеприпасов. Тактика управления пехотой также усовершенствовалась благодаря таким военачальникам, как генерал Макс, давшим образцы тактики, которым остальные должны были следовать. Королевский летный корпус, удерживавший превосходство в воздухе на протяжении большей части сражения на Сомме, стал более мощным и более эффективным, летчики обстреливали и бомбили вражеские траншеи и коммуникации, наблюдали за результатами артиллерийской стрельбы и корректировали огонь артиллерии, доставляли разведчиков и патрульные команды пехоты, фотографировали оборонительные сооружения противника и его расположение. Более того, под руководством Тренчарда Летный корпус превратил ВВС в стратегическую силу, которая вскоре сможет достичь пределов Германии и бомбить цели там.

Инженерные войска, эти храбрые и трудолюбивые саперы, без которых армия совсем не могла бы продвигаться, стали теперь мастерами минирования, строительства дорог, сооружения траншей и оборудования все более совершенных средств связи и коммуникации. Наконец, появились танки, приход которых на поле боя если и не был решающим в это время, давал надежду на перелом хода дел к лучшему после технического усовершенствования этого вида оружия и расширения его корпуса.

Что касается пехоты, то хотя она и мучительно страдала, в ней тоже совершались значительные перемены. Ее тактика была изучена, модифицирована и улучшена; огневая мощь усилена широкомасштабным выпуском пулеметов Льюиса; а ее наступательные действия были поддержаны огневыми валами и дымовой завесой. Проблемы, доставляемые противником, выходящим из глубоких укрытий после первого наступления и изводящим следующую линию наступающих или стреляющим в спину войскам, продвинувшимся вперед, были решены благодаря применению «волны зачистки», небольших групп солдат, вооруженных гранатами и пулеметами Льюиса, обязанность которых заключалась в очистке всех вражеских траншей и укрытий после прохода первой волны наступающих.

Атаки пехоты, если и сопровождались по-прежнему большими жертвами, тем не менее достигали большего успеха благодаря постепенной, более точной координации между продвижением пехоты и смешением артиллерийского огня – артиллерийской подготовки. Более того, английская артиллерия располагала теперь большим числом тяжелых орудий, в декабре 1916 года их было 1517 против 7611 июля; постоянно поступали новые орудия, и устаревшие и изношенные 4,7-дюймовые орудия были заменены на 60-фунтовые. Снаряды для уничтожения заграждений из колючей проволоки были теперь общедоступны, и поскольку артиллерия систематически и надежно разрушала проволочные заграждения, по крайней мере одно из препятствий для пехотных атак было устранено.

Оставалась нерешенной наиболее сложная проблема – проблема коммуникаций, несмотря на многочисленные и постоянные усовершенствования. Сотни километров траншей глубиной от 1,8 до 2,5 м, в которых укладывались телефонные кабели, отрывались позади передовой линии, дабы уберечь их от разрывов снарядов. Эта мера имела очень ограниченный успех, и доставка сообщений на передовую в большей степени зависела от удачи, чем от техники и опыта, хотя посыльные, почтовые голуби, флажки, сигнальные фонари и даже примитивное радио регулярно использовались командирами. Беспроводные средства связи были все еще ненадежны, громоздки и очень тяжелы, обычно они располагались на грузовиках или самолетах, хотя вскоре в качестве транспортного средства для радиостанций стали использовать танки. В целом связь продолжала путать все планы генералов до самого конца войны.

Широко распространенное убеждение, что генералы продолжали использовать одни и те же методы во всех сражениях и тем самым причиняли большие потери из-за неспособности учиться и менять тактику, просто неверно. Наиболее важное усовершенствование к 1916 году заключалось в том, что британские командиры, особенно на уровне корпуса и дивизии, научились управлять большими массами войск в этой новой и постоянно меняющей формы войне. Они овладели основными элементами атаки и обороны в окопной войне и осознали жизненную важность координации действий пехоты и артиллерии, а позднее – взаимодействия с авиацией и танками. Они научились преодолевать трудности, возникающие из-за отсутствия надежной связи, и начали точно рассчитывать, что возможно и чего невозможно достигнуть при помощи каждой атаки. Новые приемы в тактике пехоты и ведении артиллерийского огня вроде использования и усовершенствования огневого вала, впервые примененные в сражении на Сомме, были приняты на вооружение и оказались действительно полезными.

Таким образом, несмотря на потери последних двенадцати месяцев, было неудивительно, что атмосфера в Шантильи 15 ноября была «сдержанно-оптимистической». Жоффр и Хейг были едины в своем убеждении, что война будет выиграна на Западном фронте, где при некоторой удаче и правильном расчете танки давали им в руки средства взламывать немецкие фортификационные сооружения и гарантировали англо-французским армиям долгожданный прорыв в 1917 году.

Численность британских сил во Франции достигала теперь 1 500 000 человек в составе 5 кавалерийских и 56 пехотных дивизий. Эти дивизии были организованы в пять армий, имевших номера с 1-й по 5-ю. Планы развертывания и действий этих сил в 1917 году готовились, как обычно, совместно с французами и, как обычно, начались с того, что англичане заняли большую часть французского фронта. Войска Хейга держали всю линию к северу от Соммы 12 декабря, расширив фронт 4-й армии Роулинсона почти на 16 км. На конференции в Шантильи было также решено, что британская армия продолжит операции и зимой, там, и когда это окажется возможно. Это было разумное решение, поскольку было чрезвычайно важно не дать германской армии времени пополниться резервами на Сомме и под Верденом.

План весенней кампании, предложенный Жоффром, включал наступление на двух участках фронта, английского – на сорокакилометровом участке между Бапумом и Вими, причем главный удар должен был направляться на гребень Вими, и французского – между Уазой и Соммой. При этом между участками двух наступлений оставался зазор в восемь миль, приблизительно от Бапума до Перона, на этом участке фронта англичане должны были держать оборону. Этот план был согласован союзниками без лишних споров, и была установлена предварительная дата наступления ранней весной. Однако англичане держали про запас дополнительный план – морской десант на побережье Бельгии для нейтрализации баз немецких подводных лодок, а затем продвижение в глубь территории Брюгге с целью овладеть выходами из каналов Остенда и Зеебрюгге, через которые подводные лодки выходили в Северное море. Этот проект – или другие очень похожие – выдвигался регулярно на протяжении всей войны. Из всех военных операций, однако, морской десант – самая трудновыполнимая, и, возможно, к счастью, что этот план, часто выдвигавшийся, так никогда и не был принят, [52]52
  В апреле 1918 гола, однако, отважная совместная операция английского флота и морской пехоты была проведена против Зебрюгге и Остенде с целью блокировать каналы. Блокирующие корабли были успешно затоплены в Зебрюгге, однако в Остенде операция не удалась, и вторая попытка была предпринята здесь в мае, с частичным успехом. В результате крупные подводные лодки и множество эсминцев были заперты в каналах.


[Закрыть]хотя десант был бы полезен армиям Хейга в операциях 1917 году.

В Париже 17 ноября Жоффр и Фош, вместе с премьер-министром Франции Аристидом Брианом и другими членами французского правительства встречали Асквита, тогда еще премьер-министра, и военного министра Ллойд Джорджа. Жоффр ознакомил политиков с результатами переговоров в Шантильи, а Ллойд Джордж поднял вопрос о поддержке англо-французских сил в районе Салоник, но главный результат этой встречи заключался в одобрении предложений, выдвинутых в Шантильи. После состоявшейся затем встречи командующих Британского военно-морского флота с армейскими командующими в Лондоне 22 ноября тем не менее Жоффру было отправлено письмо от генерала начальника Имперского Генштаба сэра Уильяма Робертсона, в котором настаивалось на том, чтобы в планах союзников на 1917 год было зафиксировано прибытие подводных лодок для поддержки предстоящего наступления сухопутных войск во Фландрии. А спустя всего лишь несколько недель после этих плодотворных встреч все опять пошло наперекосяк.

7 декабря Дэвид Ллойд Джордж сменил Асквита на посту премьер-министра и главы Коалиционного правительства. Через пять дней генерал Жоффр был снят с поста главнокомандующего французской армией, даже несмотря на то что Хейг лично обращался к премьер-министру Бриану, настаивая на том, что Жоффр незаменим при взаимодействии сил союзников.

Увольнение Жоффра объяснялось катастрофическими потерями, которые понесла французская армия в сражении при Вердене. В качестве меры по сохранению amour-propreЖоффра произвели в маршалы Франции, а затем отстранили от оперативной деятельности, переведя его на самый высокий почтенный пост президента Высшего военного совета (сначала ему был предложен пост военного советника во французском правительстве, от которого он отказался). Хейг был потрясен этой отставкой, которая, хотя и опосредованно, привела к одной из катастроф союзников в войне. Жоффр снискал благодарность французского народа за упорное сопротивление на Марне в 1914 году, а британские военачальники, которые с ним с тех пор сотрудничали, относились к нему с большим уважением и поэтому весьма сожалели по поводу его ухода. Жоффра сменил генерал Робер Нивель, герой Вердена, на которого политическая верхушка сделала ставку как на человека, от которого ожидали великих побед и повседневных решений. Генерал Нивель был офицером артиллерии. За один 1914 год пятидесятивосьмилетний Нивель сделал стремительную карьеру от командующего артиллерийским соединением до командующего армейским корпусом. Его стратегия была основана на использовании мощной поддержки артиллерии, которая неожиданно наносила сокрушительный удар по неприятельской артиллерии и обороне, а затем следовал перемещающийся на большую глубину огневой вал, что позволяло пехоте разрушить всю фортификационную систему «в один день, включая батареи противника»(другими словами, это означало прорыв в немецкий тыл). Успешность предприятия вынудила бы немцев отступить и означала бы действительный прорыв. Нивель утверждал, что именно так и было при Вердене: штурм форта Дюомон был тщательно спланирован и обеспечен артиллерийской поддержкой, благодаря чему объекты были взяты за несколько часов.

В начале декабря 1916 года он снова прибегнул к подобным действиям, стремительно возвратив три бывшие французские позиции близ Вердена и захватив при этом более 10 000 пленников. Хитрость Нивеля заключалась в том, что, избегая фронтальных атак на хорошо укрепленные позиции, он стремился захватить по возможности больше территории, пользуясь произведенным ошеломляющим эффектом, а затем прекратить атаку и укрепиться на завоеванном. В стратегии Нивеля было достаточно здравого смысла, чтобы его рассуждения убедили французских политиков в том, что такие методы сыграют свою роль в крупных операциях на любом участке Западного фронта. Став командующим французской армии, Нивель был убежден, что, получи он контроль над всеми соединениями Западного фронта, британскими и бельгийскими, а не только французскими, он сумел бы на поле сражения обеспечить победу за двое суток без особых потерь, а при неблагоприятном разворачивании событий, если победу нельзя было бы одержать, он бы просто прекратил атаку.

Нивель недолго был главнокомандующим, но он запомнился как обаятельная сильная личность, кроме того, он превосходно владел английским языком, поскольку его мать была англичанкой. Самое главное заключалось в том, что он обещал скорую победу без ощутимых потерь. Одно это расположило к нему Ллойд Джорджа, которому уже были хорошо знакомы начинавшиеся было успешно атаки, которые оказывались безрезультатными и при этом сопровождались огромными людскими потерями. «У нас есть доктрина», – заверил Нивель политиков, и Ллойд Джордж поверил в него.

Дэвид Ллойд Джордж, один из видных деятелей Либеральной партии, впервые стал заметным широкой общественности в 1908 году. Занимая пост министра финансов в течение семи лет, он разработал «народный бюджет» 1909 года, который до сих пор считается важной вехой в достижении социального благосостояния, а также принял такие популярные меры, как пенсия по старости. Родившись в Англии, он воспитывался в Уэльсе и, получив юридическое образование, стал членом парламента от Карнарвона – место, которое он занимал более 50 лет.

Ллойд Джордж был невысоким, эмоциональным человеком, производящим яркое впечатление, блестящим оратором и прозорливым государственным деятелем. В нем, юристе по образованию и политике по призванию, сочетались худшие черты обеих профессий: хитрость, колебания, убедительность и расчетливость в соответствии с ситуацией. Он мог быть чрезмерно требовательным и мстительным, о чем свидетельствует его кампания против генералитета, в частности Хейга. Он появился на Даунинг-стрит в возрасте пятидесяти четырех лет, твердо намереваясь контролировать ведение войны и избавиться от тех генералов, которые хоть и обещают победу, вряд ли могут ее одержать. Ллойд Джордж жаждал выиграть войну в той же мере, как Хейг или Клемансо (который станет премьер-министром Франции в ноябре 1917 года), но в отличие от них – выиграть без потерь. А достичь такой победы он собирался, сев за стол мирных переговоров с главным врагом, при этом, возможно, ведя успешные боевые действия против союзников Германии на Балканах.

Разделение на две группировки относительно взгляда на стратегию – на «запад» (французы, король Георг V, Хейг и начальник Имперского Генштаба Робертсон), которые видели в Германии главного врага, а Западный фронт рассматривали как главный театр военных действий, с одной стороны, и «восток» (Ллойд Джордж, итальянцы и греки), которые считали, что победа достижима где угодно, но не на Западном фронте, – с другой, иначе – на «генералов и сюртуков», как Генри Вильсон называл министров, выбравших сюртук в качестве предпочтительной одежды, – сохранялось до конца войны. Именно эти расхождения во взглядах и привели к глубокому разрыву между Хейгом и Ллойд Джорджем, который и долгие годы после войны служил поводом, позволявшим премьер-министру нападать на репутацию Хейга и прочих ориентированных на Западный фронт генералов, хотя столь глубокая и неутихающая неприязнь должна была, несомненно, объясняться другими, более личными причинами.