Текст книги "Зеркало Медузы"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Глава 6

Стук в дверь показался Бенвенуто излишне настойчивым, а голос, окликавший его имя, был в равной степени безапелляционным. Руки мастера, покрытые теплым воском, сжались в кулаки. Он работал с натурщицей. Обнаженная Катарина стояла на помосте, подняв над головой венок, как будто предлагая его небесам. Челлини потребовалось полдня, чтобы успокоить ее, и она согласилась позировать только при условии, что скроет под платком поседевшие волосы.

– Кто там? – рявкнул он. – Что нужно?

Его взгляд по-прежнему был прикован к девушке. Он уже послал ученика Асканио к аптекарю за краской для волос, сделанной из лука-порея и вареных грецких орехов. Катарина заявила, что не выйдет наружу, пока ее волосы снова не станут черными. И теперь в доме не осталось никого другого, кто мог бы ответить на чертов стук в дверь.

– Это капитан Лукаси. Я здесь по приказу его светлости герцога Козимо де Медичи.

Герцог, богатый правитель Флоренции, был покровителем всех великих художников города – в том числе и Челлини. Что касается Лукаси, то Бенвенуто знал по прошлым ссорам с ним, что разноцветные шары на эполетах – знаки отличия Медичи – сильно испортили характер офицера и превратили его в нахального педанта.

– Вся работа насмарку! – вскричал он, вытирая руки и бросая тряпку на верстак. – Впусти его.

Катарина завернулась в простыню и, уверившись, что из-под платка не выбивалось ни клочка седых волос, открыла дверь. Лукаси надменно осмотрел ее с головы до ног, и на его губах появилась похабная улыбка.

– Где твоя желтая вуаль? – спросил он, намекая на головной убор, который полагалось носить городским проституткам.

Катарина поморщилась и отступила в сторону. Поднявшись в студию, капитан обвел помещение взглядом.

– Я чему-то помешал?

Подойдя к очагу и заглянув в горшок с белым теплым и тягучим воском, он попытался сунуть туда палец.

– Отойди оттуда, увалень! – взревел Челлини.

Капитан притворился, что ничуть не обиделся. Он повернулся к мастеру и с холодной улыбкой сказал:

– Сейчас ты пойдешь со мной.

– Куда? Зачем?

Лукаси пожал плечами.

– Все, что ты имеешь здесь, приобретено на деньги герцога, – ответил он, указав широким жестом на серебряные чаши и драгоценные камни, лежавшие на столе, и даже на Катарину, сидевшую на крышке сундука. – Поэтому, когда он велит тебе прийти во дворец, ты должен выполнять его приказ без промедления.

Как бы Челлини ни хотелось возразить, он не мог позволить себе этого. Когда Медичи вызывал к себе, лучше было повиноваться. Иначе тебя ожидала тюремная камера в Стинке – он уже попадал туда за уличную драку и больше не желал смотреть на мир через решетку.

– Подожди минуту, – проворчал он, направляясь к тазу с водой.

Счистив воск с запястий и ладоней, он сменил рубашку и накинул на плечи синюю мантию. Под его широким поясом хранилась «Медуза», которую он отныне поклялся держать при себе.

– Выгреби угли из очага, – сказал он Катарине. – Кувшин с воском закрой крышкой.

Направившись к двери, он кивнул Лукаси.

– Я готов. Пойдем.

Капитан скептически взглянул на его штаны и ботинки, забрызганные воском.

– Может быть, переоденешься?

– Я думал, ты спешишь, – спускаясь по лестнице, ответил Челлини.

Если герцог находил возможным по любой прихоти вызывать к себе лучших мастеров города, то пусть он привыкает к признакам их нелегкой профессии.

Узкая улочка перед домом была безлюдной и тихой. Жара загнала всех под крыши. Солнце медленно клонилось к западу, и тени от других мастерских уже пересекали булыжную мостовую. Через дорогу у скобяной лавки лежал бродячий пес. Его бока вздымались, он тяжело дышал. Помахивая хвостом, осел тащил повозку бакалейщика. На балконе соседнего здания старуха выбивала коврик.

Капитан пропустил Челлини вперед, как будто тот был под конвоем. Они прошли по Понте алла Каррайя – старому мосту, где торговцы из Фландрии и Франции продавали шерсть и прочие товары. Флоренция славилась окраской шерсти и качеством холстов. Красильщики с испачканными в синий и зеленый руками полоскали пряжу в Арно. В это время года их работа превращалась в адские муки. Уровень воды падал так низко, что рыба в агонии шлепала хвостами в лужах у берегов. Данте называл их реку, делившую город почти пополам, «проклятой несчастной канавой», и Челлини часто соглашался с таким определением.

Когда они вышли на пьяцца делла Синьория, широкую городскую площадь с выставленными на всеобщее обозрение шедеврами величайших скульпторов – непревзойденный «Давид» Микеланджело или «Юдифь и Олоферн» Донателло, – Бенвенуто помимо воли замедлил шаг, как всегда любуясь потрясающим мастерством современников. Капитан Лукаси подтолкнул его в спину. Повернувшись на каблуках, Челлини сердито предупредил:

– Если еще раз так сделаешь, то горько пожалеешь.

– Шагай вперед! Без разговоров!

– Варвар!

Палаццо герцога – огромная крепость из светло-серого камня, увенчанная зубчатой башней – возвышалось над площадью, словно гигантская наседка. Достойный символ власти и влияния, которое семейство Медичи распространяло на всю Тоскану и окрестные территории. Челлини, бывавший здесь несчетное количество раз, всегда поражался тишине, мгновенно наступавшей в тот момент, когда он проходил под арочным сводом. Словно он, покидая привычный мир, вступал в другую, более разреженную область существования. Впрочем, она не пугала его. С тех пор как он появился на свет и отец окрестил его Бенвенуто – «желанный», – ему было не ведомо чувство страха. Он с гордостью говорил, что не боялся ни одного человека и, кроме нескольких гениев – его друга Микеланджело и живописца Мазаччо, – считал себя выше любого встречного, включая герцогов, пап и принцев. Он часто заявлял, что может преклонить перед ними колени, но не свою мятежную голову.

Едва капитан открыл рот, чтобы объявить об их прибытии, лакей, узнав Челлини, распахнул перед мастером двери. Бенвенуто поднялся по мраморным ступеням и направился к гостиным, которые окружали внутренний двор. У художника были сильные ноги, и при ходьбе он пригибал вниз голову, напоминая быка, готового смести на своем пути любое препятствие. Годы резьбы по камню и металлу наградили его широкими и крепкими плечами. Мышцы рук и пальцы стали узловатыми и твердыми от постоянной работы с золотом и серебром. В свои тридцать восемь он выглядел моложе многих сверстников и в драках часто расправлялся с двумя-тремя мужчинами.

– Куда пошел? – закричал ему вслед капитан. – Подожди меня!

На верхней площадке лестницы Челлини повернул налево, выбирая наиболее короткий путь к приемной герцога. Маршрут пролегал через несколько комнат и крытых галерей. Всюду, на стенах и потолках, в глубоких нишах и цоколях над дверьми, он видел прекрасные произведения искусств – фрески Беноццо Гоццоли, статуи Мино да Фьезоле, картины Уччелло и Поллайоло. Челлини никогда не упускал возможности полюбоваться шедеврами мастеров старой школы, которых стремился превзойти.

– Бенвенуто, это ты? – услышал он приятный голос в одной из галерей.

Ему пришлось остановиться, хотя подобная встреча не предвещала ничего хорошего. Из коридора вышла герцогиня Элеонора де Толедо, одетая в плиссированную гамурру и белый сатиновый чепец. Он приветствовал ее со всей доступной для него почтительностью. Ласковое обращение герцогини всегда имело причину, и данный случай не был исключением.

– Я хочу, чтобы ты взглянул на эти жемчужины и сказал мне, сколько они, по-твоему, стоят.

Она протянула ему нить мелкого жемчуга.

– Вы хотите их продать? – осторожно спросил Челлини.

Он заметил, что некоторые из жемчужин уже теряли блеск.

– Нет, мне предлагает их мессир Антонио Ланди. Всего за шесть тысяч скудо.

– Они стоят гораздо меньше указанной суммы.

Заметив, как она нахмурилась, Челлини понял, что его слова не понравились ей.

– Ты уверен? Мне кажется, они достаточно красивы.

Элеонора поднесла их к шее, подставляя нить под свет, идущий от окна.

– Синьорина, жемчуг отличается от драгоценных камней. Он не держит цвет, как алмазы и сапфиры. На самом деле жемчужины являются костями рыбы.

Бенвенуто думал, что такое замечание вразумит герцогиню.

– В результате они портятся со временем. Взгляните на них. Они уже начали тускнеть.

Она сердито поджала губы, крепко держа жемчужную нить.

– Я собираюсь пойти к герцогу, чтобы попросить у него денег на покупку. Если он поинтересуется твоим мнением…

«Что вполне вероятно», – подумал Челлини.

– Ты должен дать ему более благосклонную оценку и тем самым поддержать меня.

Капитан Лукаси, ожидавший на почтительном расстоянии, тихо покашлял, и Челлини был впервые рад его подсказке.

– Прошу прощения, синьорина, – сказал он, пятясь назад. – Герцог назначил мне встречу. Я не хотел бы рассердить его опозданием.

Войдя в приемную Козимо, он увидел на персидском ковре большую корзину. Герцог сидел за столом, работая с документами. Его семейство управляло городом, в котором имелось семьдесят банков. Медичи заслуженно считались государственными финансистами. Без какой-либо посторонней помощи они превратили золотой флорин в самую надежную валюту континента.

Лукаси объявил об их прибытии. Герцог поднял голову и пригладил черные волосы, свисавшие по обе стороны лица, как уши бассета.

– Сожалею, – сказал он. – Я не слышал, как вы вошли.

Козимо был одет в малиновый бархатный костюм и сапоги для верховой езды. Он указал кивком головы на большую корзину.

– Эту находку привезли сегодня из Палестрины. Я хочу, чтобы ты взглянул на нее.

Услышав название места, откуда прибыл груз, Челлини понял, о какой находке шла речь. Палестрина, город к югу от Рима, считалась сокровищницей античных реликвий. Каждый раз, когда крестьянин копал колодец, в земле обнаруживалось что-нибудь ценное.

– Вы позволите?.. – произнес Бенвенуто, и герцог кивнул головой.

Отбросив крышку в сторону, Челлини порылся в соломе, заполнявшей корзину. Когда его пальцы нащупали твердые контуры холодного мрамора, он с бесконечной осторожностью вынул торс античной статуи юноши. Без головы, рук и ног она выглядела искалеченным обрубком, но тело было выполнено безукоризненно. Торс имел не больше пары браккий в длину – размером с лошадиную голову – но ах как ему хотелось бы увидеть целую скульптуру!

– Что ты думаешь? – спросил Козимо.

– Я уверен, что создатель этого шедевра был великим мастером, – ответил Челлини, покачивая мраморный торс, как грудного младенца. – И хотя реставрация античных древностей не мое ремесло, я счел бы за честь, если бы вы поручили мне такую работу.

Герцог удовлетворенно рассмеялся.

– Ты считаешь, что статуя этого стоит?

– При наличии нужного куска греческого мрамора я мог бы выполнить ее копию. Конечно, отсутствующие части восстановить невозможно. Нам доступно лишь то, что принес орел. Однако мы можем вернуть остальную часть Ганимеда.

Челлини намекал на прекрасного троянского принца, которого орел Зевса унес на небеса.

– Ты собираешься делать Ганимеда из этих никчемных обломков? – услышал он голос, донесшийся с порога.

Бенвенуто оглянулся и увидел Баччо Бандинелли – самого преуспевающего скульптора при дворе Медичи. Извинившись за вторжение и бросив презрительный взгляд на разбитую статую, Бандинелли громко фыркнул.

– Прекрасный пример несовершенства, о котором я часто рассказывал вашей светлости. Все эти древние каменотесы ничего не смыслили в анатомии! Они просто смотрели на человеческое тело, а затем долбили камень своими резцами. В результате получались вот такие вещи – никому не нужные и полные изъянов.

– Бенвенуто считает иначе. Он очень впечатлен скульптурой.

Бандинелли вяло отмахнулся, демонстрируя абсолютное пренебрежение к словам конкурента. Челлини с трудом удержался от желания удушить этого надменного мужлана с длинной бородой. По его мнению, с которым согласился бы почти каждый художник Италии, Бандинелли был перехваленным поденщиком, чьи работы бесчестили любое место, где их выставляли. Хуже того, одна из его поделок – двойная статуя Геракла и Какуса (огнедышащего титана, убитого позже героем) – портила площадь прямо за воротами дворца Медичи. Каждый раз, когда Челлини видел ее бок о бок с работами божественных Донателло и Микеланджело, он печально пожимал плечами.

– Повальное распространение дурного вкуса, – со вздохом ответил Бандинелли. – Вот почему на торжественном открытии моего «Геракла» нашлись люди, которые не оценили его по заслугам.

Дурной вкус? Не оценили? Челлини был поражен самомнением этого человека. По обычаю, при демонстрации новой статуи сотни флорентийцев выражали свое мнение о ней. Однако вместо сонетов и похвал они единодушно устроили разнос низкопробной форме «Геракла». Челлини и сам писал о неудачной работе Бандинелли, сокрушаясь, что папа Климент VII первоначально присудил награду мраморной статуе Микеланджело, а затем почему-то изменил свое решение. «Геракл» Бандинелли! Какой напрасный расход прекрасного камня!

– Бенвенуто, ты что-нибудь скажешь? Ведь ты все равно не сдержишь свой язык.

На губах герцога играла улыбка. Он знал о вражде между двумя художниками и понимал, каких усилий стоило Челлини усмирять свой нрав.

– Ваше превосходительство, когда речь идет о дурном вкусе, я вполне полагаюсь на мессера Бандинелли. Никто не знает об этом больше, чем он.

Герцог засмеялся и звонко захлопал в ладоши. Бандинелли ограничился снисходительной улыбкой.

– Вашим шуткам грош цена, – возразил он Челлини. – Вы никогда не сможете сделать что-то похожее на моего «Геракла».

– Вы правы, – ответил Бенвенуто. – Для этого я сначала должен ослепнуть.

– Ваша милость! – запротестовал Бандинелли. – Велите ему замолчать!

– Если вы уберете волосы с головы вашего Геракла, что у вас останется? – не унимался Челлини. – Картошка! А что за внешность у него? Лицо человека или морда быка?

Почувствовав симпатию герцога, он не желал останавливаться.

– Плечи выглядят, как лука перекосившегося седла! Грудь похожа на мешок с арбузами. А руки? Они висят без всякой грации. И, кстати, если не ошибаюсь, у Геракла и Какуса одинаково напряжены все мышцы икр. Остается лишь удивляться – что я и делаю, – как они вообще могут пребывать в своих позах!

Герцог прислушивался к его критическим замечаниям, забавляясь гневом Бандинелли, который корчился и фыркал от злости. Когда последний предложил Челлини найти хотя бы несколько изъянов в дизайне статуи – а Бандинелли безмерно гордился своей композицией, – Челлини начал последовательно перечислять ее слабые места. Бандинелли не выдержал и закричал:

– Заткнись, проклятый содомит!

В комнате воцарилась тишина. Козимо нахмурился, ожидая, что Челлини бросится в драку. Но Бенвенуто сдержал приступ ярости. Он знал, что потасовка оскорбила бы герцога. Собрав всю волю в кулак, он холодно ответил:

– Похоже, вы совсем потеряли голову. Если верить слухам, тот постыдный обычай, о котором вы только что упомянули, довольно популярен при дворах великих королей и императоров. Говорят, сам Юпитер предавался содомии с юным Ганимедом. Но, в отличие от вас, я скромный человек естественных нравов и ничего не знаю об этих извращениях.

Козимо облегченно вздохнул. Очевидно, Бандинелли понял, что зашел в споре слишком далеко. Он заметно сконфузился и отступил на шаг. Через открытую дверь Челлини увидел, что в коридоре появилась герцогиня. Она держала в руке злополучную нить жемчуга. Чтобы не вступать в очередную перебранку, Бенвенуто быстро попрощался с герцогом.

– Ваша светлость, спасибо, что дали мне возможность полюбоваться античной статуей. К сожалению, я должен вернуться в студию. Работа над медальоном в самом разгаре, и мне не хотелось бы надолго прерывать ее.

Когда герцогиня в сопровождении одной из придворных дам вошла в помещение, Бандинелли раболепно склонился перед ними, едва не подметая пол своей бородой. Челлини поспешил к выходу. Элеонора, явно рассчитывавшая на поддержку мастера, бросила на него сердитый взгляд, но он притворился, что не понял ее намека. Он даже не стал задерживаться на лестнице, чтобы еще раз осмотреть фреску Джотто. И только оказавшись на площади перед Лоджией деи Ланци с пантеоном выставленных скульптур, Челлини остановился, уперся руками в колени и попытался выровнять дыхание. Он по-прежнему злился. Бандинелли осмелился бросить ему оскорбление – причем в присутствии герцога де Медичи. Он не мог оставить это без ответа. Его сердце билось так сильно, что он чувствовал, как «Медуза» на толстой серебряной цепи раскачивалась под его рубашкой. Металл холодил его кожу.

– Бенвенуто, тебе плохо?

Он приподнял голову и увидел ювелира Ланди, направлявшегося во дворец Медичи. Тот, наверное, хотел проконтролировать продажу жемчужного ожерелья.

– Нет-нет, я в полном порядке, – ответил Челлини.

– Ты случайно не знаешь, ее милость получила мое ожерелье?

– Она получила.

Ланди сузил глаза и улыбнулся.

– И какое у нее настроение? Она купит его?

– А когда она была не в настроении покупать блестящие побрякушки?

– Благослови ее господь за это, – прошептал ювелир, а затем с важным видом направился к дворцовым воротам.

Уже наступали сумерки, и статуи, установленные в лоджии, бросали длинные тени на мостовую. «Юдифь» – прекрасное творение Донателло – стояла, подняв меч над головой ассирийского генерала Олоферна. «Давид», созданный Микеланджело Буонарроти, держал пращу на плече и бесстрашно осматривал площадь. Челлини был признанным мастером во многих искусствах, но ему вдруг страстно захотелось сделать такую скульптуру, которая могла бы пополнить эту августейшую компанию. Его идеально задуманная и прекрасно выполненная бронзовая статуя еще больше украсила бы лоджию и площадь, превзойдя изяществом все остальные скульптуры.

А тема? Может быть, герой Персей? В крылатых сандалиях, подаренных ему Гермесом, с мечом Гефеста, дарованным Афиной для победы над горгоной. Какой еще образ обладал таким величием и драматизмом? Проклятый Бандинелли повесится от зависти!

Идея привела его в восторг. Он с радостной улыбкой направился к Понто Веккьо, где по обе стороны моста располагались лавки ремесленников. Помимо прочих припасов ему хотелось купить какой-нибудь подарок для Катарины – возможно, кружево или янтарный гребень. Сейчас она очень расстраивалась из-за поседевших волос, но Бенвенуто верил, что через несколько месяцев они постепенно вернут свой былой цвет.

Что касалось самой Катарины… Он даже не знал, как ему поступить. Интересно, когда она поймет всю важность произошедшего? Когда она заметит воздействие лунного света, отразившегося от магического зеркала? Через год? Через пять лет? Что она подумает, когда узнает правду? Как сообщить ей о том, что ее ждет?

Он совершил большую глупость, оставив чертеж замков на верстаке… Катарина оказалась умнее, чем он ожидал. Она не только обнаружила его тайник, но и догадалась, как открыть замки шкатулки. Он должен был признать, что девушка обладала острым умом. Возможно, поэтому она и покорила его сердце. Прекраснейшая в мире женщина, наделенная смекалкой и мудростью! Он познакомился с ней во Франции, где проектировал фонтан для короля. В ту пору Катарину опекал какой-то дворянин из Фонтенбло. Однако хватило одного лишь взгляда, чтобы Челлини поклялся себе отвоевать ее – как музу, натурщицу и, естественно, любовницу.

Купив необходимые припасы – воск и проволоку для арматуры, – он заметил в ювелирной лавке маленький сапфир, неудачно вставленный в кулон с серебряной цепочкой. Фольга на задней части крепления, предназначенная для подсветки камня, наоборот, лишь затемняла его. Бенвенуто решил сделать другую оправу. Ювелир, старый добрый приятель, сбавил цену, еще больше улучшив его настроение. Выходя из лавки и уже подумывая об ужине, он почувствовал запах дыма. Несколько человек, встревоженно принюхиваясь к воздуху, смотрели на южную сторону Арно, откуда дул ветер.

Челлини ускорил шаг, а затем, перейдя через мост и ступив на мостовую Борго Сан Якопо, заторопился еще больше. Запах дыма стал сильнее. Он доносился с запада – с того направления, где находилась его студия. Заметив проходившего мимо цыганенка, Бенвенуто схватил его за руку.

– Где пожар?

– На Санто Спирито, – вырвавшись, ответил мальчик.

Челлини помчался к студии. От запаха дыма свербело в носу. Многие люди тоже спешили поглазеть на чужую беду. Повернув за угол, он увидел пожарную повозку, стоявшую около его мастерской. Асканио и дюжина других мужчин носили ведра с водой, но огонь поднимался все выше. Бенвенуто выронил из рук покупки и, сжав в кулаке ожерелье, начал проталкиваться через толпу зевак. Первым делом он метнулся к Асканио.

– Все целы? Где Катарина? Она в безопасности?

Его ученик, с перепачканным копотью лицом, прокричал сквозь треск бушующего пламени:

– Да! Мы успели выбросить из окон некоторые ценные вещи!

И действительно – несколько книг, чертежей и даже медальонов все еще валялись на мостовой.

– Я сложил драгоценности в карманы!

– А остальное? – спросил Челлини, зная, что Асканио поймет смысл его слов.

– Это тоже припрятано в надежном месте.

Бенвенуто почувствовал огромное облегчение. Катарина уцелела. Его самые ценные вещи были спасены. Потеря остального имущества теперь не представлялась такой уж важной. Он схватил пустое ведро, наполнил его из бочки в телеге и выплеснул воду через горевшую оконную раму. Но за завесой дыма бушевало пламя. Ничто не могло остановить пожар. Соседи начинали выносить из своих домов одежду, сундуки и мебель. Они боялись, что огонь распространится и на их жилища. В этой суматохе к Бенвенуто подбежали несколько рослых мужчин. Один из них, вооруженный саблей, крепко ухватил его за плечо и спросил:

– Ты Челлини?

Он не успел ответить, потому что в тот же миг ему на голову надели черный мешок. Опытные руки затянули на его шее кожаный ремень. Он услышал крик Асканио, за которым последовали звуки яростной драки. Бенвенуто отмахнулся ведром от того человека, который удерживал его сзади. Удар попал в цель. Он услышал тихий стон и злобную ругань. Затем ремень затянули еще сильнее. Он едва мог дышать. Его сбили наземь, ударив в челюсть чем-то крепким и тяжелым – возможно, эфесом сабли. Челлини отчаянно замолотил ногами по воздуху. Его протащили по мостовой и затолкали в крытый экипаж. Услышав щелканье кнута, он почувствовал резкий рывок. Карета тронулась в путь. Бенвенуто снова попытался вырваться из цепких рук, но кто-то прижал колено к его груди и прошептал у самого уха:

– Лучше попробуй вызвать своих демонов.