Текст книги "Зеркало Медузы"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 28

Эшер вышел из метро на станции «Пигаль». Он был доволен проделанной работой. Вломиться в номер в отеле «Крийон» оказалось проще простого. И хотя Дэвид взял драгоценную сумку с собой, они с Оливией оказали ему большую услугу, оставив в комнате свои ноутбуки. Эрнст несколько часов перекачивал на сервер их файлы. Ему даже пришлось заказать себе в номер обед – омара, шампанское и прекрасное лимонное суфле. А почему бы и нет?

Их файлы были очень странными. В ноутбуке Франко хранилась всякая муть, начиная от портретов Бронзино и кончая трактатами по древним технологиям стеклодувов. Компьютер девчонки выглядел не лучше. Чего он только не нашел в ее материалах! Безумная подборка документов самого разного толка от мифологии до месмеризма, от египетских практик захоронения усопших до справочных указаний нацистских ученых. Это все напоминало книжные полки в ее квартире. Для Эшера, который всегда внимательно изучал подборку информации как основу для анализа, экскурсия в номер его подопечных дала прекрасное, пусть и не совсем понятное указание на то, чем они занимались. Теперь он догадывался, что именно искали таинственные подопечные Шиллингера. Эрнст всегда хотел знать больше, чем того требовали его наниматели.

Переходя улицу, он взглянул на верхний этаж гостиницы. В их номере горел свет. Значит, Янтцен тоже вернулся. Когда он вошел в фойе, консьержка украдкой поманила его к себе. Она только что ела конфеты, и ее пальцы были липкими от карамели.

– У вас гости, – прошептала она.

– Сколько?

– Точно не знаю. Было трое или четверо. Но сейчас, мне кажется, осталось двое.

Эшер не ожидал посетителей. Он попросил пожилую даму подождать пять минут и затем подняться наверх, чтобы предложить тому, кто откроет, свежие полотенца. Вернувшись назад на улицу, Эрнст быстро поднялся по пожарной лестнице. Добравшись до верхнего этажа и подкравшись к окну, он осмотрел комнату сквозь щель, оставшуюся между шторами. Юлиуса нигде не было видно. Но на стуле между кроватями сидел мужчина в белой рубашке и с красным галстуком. В правой руке он держал пистолет Эшера.

Черт возьми! Эрнст украл это оружие со стола одного из луврских охранников и, уходя в «Крийон», оставил его в номере.

Послышался стук в дверь. Мужчина молча встал, держа оружие обеими руками. Он не был любителем. Консьержка открыла дверь своим ключом и вошла, держа перед собой кипу свежего белья. Мужчина торопливо сунул оружие под покрывало на постели. Эшер услышал, как пожилая дама извинилась за вторжение. Турок ответил, что он ожидает возвращения своих друзей. Воспользовавшись тем, что стрелок отвлекся, Эрнст просунул пальцы под раму окна и поднял ее на фут или больше. Когда консьержка ушла, мужчина бросил полотенца на кровать и снова сел на стул. Эшер больше не сомневался, зачем его оставили здесь.

Через пару минут стрелок заметил сквозняк и развевавшуюся штору. Какое-то время он размышлял, вставать ему или не вставать. Затем, бросив пистолет на кровать, он поднялся, потянулся всем телом и покрутил шеей в разные стороны. Эшер, выжидая, прижался к кирпичной стене. Через несколько секунд шторы задернулись плотнее, но парень не стал закрывать окно. Наоборот, будто оказывая Эшеру услугу, он еще больше приоткрыл его. Эрнст сунул руку в проем, схватил мужчину за галстук и одним рывком вытянул его голову из окна. Другой рукой он нанес удар в лицо. Турок попытался сопротивляться, но Эшер просунул руку под его галстук и, что было силы, сдавил горло парня. Когда мужчина начал задыхаться, Эрнст опустил раму на его лопатки, затем привстал и ударил пяткой по затылку стрелка. Послышался отвратительный хруст. Второй удар был завершающим. Тело еще подергивалось, но Эрнст вытащил его из окна и перекатил, как тяжелый тюк с бельем, через край ограждения пожарной лестницы. Труп с грохотом рухнул на мусорные баки и соскользнул в черный проем у стены. Эшер затаил дыхание, ожидая какой-либо реакции от соседей или прохожих, однако в эту прохладную ночь все окна были закрыты, а люди по соседству знали, что не стоит совать нос в чужие дела.

Согнувшись, Эрнст забрался в комнату. Он вернул себе «глок» и осмотрелся по сторонам. Пепельницу наполняли сигаретные окурки. Любимые марки выходцев с востока – «Самсун» и «Мальтеп». Держа наготове оружие, он направился к двери в ванную комнату. Она была приоткрыта, и Эрнст услышал, как из крана капала вода. Он осторожно переступил порог. Полупрозрачная ширма была задернута, но он знал, кого там найдет.

Юлиус с разбитым лицом лежал в воде – полностью одетый, с полоской белой пены, собравшейся вокруг его подбородка. Посиневшая кожа говорила о том, что его утопили. Эшер почувствовал себя оскорбленным. Не потому, что ему нравился Юлиус. И не потому, что он доверял ему. Просто Эрнста унизили как профессионала. Его партнер, пусть даже и неопытный, не должен был умереть. Эшер быстро собрал свои вещи и все то, что могло помочь в опознании Янтцена – его мобильный телефон и наладонник. Он не знал, какая информация была записана на них. Выбравшись через окно на пожарную лестницу, Эрнст спустился к мусорным бакам. Тело турка уже привлекло внимание нескольких любопытных крыс.

На улице он еще раз осмотрелся по сторонам и, удаляясь от гостиницы, подумал, что стоит послать консьержке не только пару сотен евро, но и коробку ее любимых карамелек.

Глава 29

После казни голову и труп Марии Антуанетты бросили обратно в повозку и отвезли на кладбище Мадлен, некогда принадлежавшее бенедиктинскому монастырю. Хотя дорога занимала меньше километра, рю д’Анжу была немощеной, и колеса повозки все время увязали в грязи. К тому времени, когда телега в сопровождении пешего маркиза приехала на кладбище, наступила середина дня. Могильщики, не желая прерывать свой обед, велели кучеру бросить груз на траву. Они неделями рыли траншеи, забрасывали в них тела и присыпали их небольшим количеством извести, чтобы останки быстрее разлагались. Труп королевы был для них рядовой работой, которая могла подождать.

Маркиз остановился на безопасном расстоянии. Он пытался рассмотреть отрубленную голову, лежавшую на траве, но белая шляпка, окрашенная кровью, прикрывала ее черты. Стоя рядом с каменной скамьей, установленной здесь монахами, которых недавно всех истребили, он вспоминал счастливые мгновения, когда юная Мария Антуанетта, оторванная от родных и близких ей людей, охотно приняла его руководство и дружескую помощь в постижении хитросплетения интриг самого пышного королевского двора в истории континента. И хотя эта женщина имела свои недостатки (она действительно бывала фривольной и экстравагантной, мелочной и завистливой, переменчивой и неверной), но скажите, кто из смертных их лишен? Несмотря на внешнее великолепие, ее жизнь была наполнена одиночеством, отчаянием и холодом. Рожденная во дворце, она умерла на эшафоте.

Теперь она лежала в нескольких ядрах от него – на куче грязи, обезглавленная и оскверненная. Когда он убедился, что могильщики увлеклись едой, вином и яблоками, не обращая больше внимания на останки королевы, он осмелился приблизиться. Любой разумный человек не стал бы даже говорить об этом, но он должен был увериться, что королева не попала под магические чары и что она теперь была действительно мертвой. Он вытянул руку, чтобы отогнать рой мух и приподнять шляпку с ее лица. Внезапно рядом послышался крик:

– Надеюсь, мы вовремя!

Вскочив на ноги, он увидел Эбера. Комиссар и два его помощника направлялись к могильщикам. Шпага лихо раскачивалась на боку газетчика. За ними едва поспевала молодая женщина с платком на голове. Она несла в руке тяжелую корзину.

– О, гражданин Эбер! – стряхивая крошки с рубашки, приветствовал его старший могильщик. – Мы ожидали вас.

– Черта лысого вы ожидали, а не меня, – ответил Эбер. – Но это даже хорошо, что вы не закопали ее. Мадемуазель Тюссо должна немного поработать над трупом.

Он щелчком пальцев направил женщину к телу королевы. Сант-Анджело нахмурился. Какую еще подлость придумал этот мерзавец?

Пока глава Комитета общественного спасения развлекал могильщиков похабными историями, мадемуазель Тюссо опустилась рядом с останками Марии Антуанетты и покопалась в своей корзине. Маркиз стоял рядом, едва смея дышать. Она казалась ему смутно знакомой. Затем он вспомнил, что видел ее в Версале, когда она давала уроки рисования сестре короля, принцессе Елизавете.

Теперь она скрывала под платком бритую голову. Значит, ее тоже арестовали, подумал Сант-Анджело. Члены Трибунала отсрочили ее казнь при условии, что она будет выполнять их отвратительные поручения. С ловкостью, которой восхитился бы любой мастер, она расстелила кусок холста на земле и разложила на нем инструменты. Не зная о присутствии маркиза, она повернулась спиной к хохотавшим мужчинам.

– Прошу вас, простите меня, мадам, – тихо прошептала она отсеченной голове. – Я не желаю вам зла.

Быстро перекрестившись и сняв шляпку королевы, она отложила ее в сторону. Присмотревшись, маркиз с облегчением увидел, что голова не подавала никаких признаков жизни. Глаза были закрыты. Дряблые и увядшие губы Габсбургов криво изогнулись. Мадемуазель Тюссо, смочив тряпку в воде, вытерла с них грязь и засохшую кровь.

– Я извиняюсь за грубость, – прошептала она, словно привыкла к таким беседам с мертвыми людьми. – Они не дали мне достаточно времени. А маску нужно сделать прямо сейчас, или уже ничего не получится.

Посмертные маски известных жертв выставлялись в Париже уже несколько месяцев кряду. Маркиз видел маску безжалостно убитой княгини де Ламбаль, выставленную, словно призовой поросенок, на витрине мясного магазина. Маркиз боялся, что маска королевы, став трофеем Эбера, украсит типографию газеты.

С помощью тряпок молодая женщина просушила лицо Марии Антуанетты и установила голову перед собой.

– Наверное, цирюльник брил вам голову тупым тесаком, – шептала она. – Ах вы, бедняжка! Но это не важно. Я сделаю вас красивой.

Взяв щетку, Тюссо начала расчесывать остатки спутавшихся волос королевы. Ей приходилось буквально выдирать ее колтуны. Сант-Анджело уже успокоился, решив, что его худшие опасения не подтвердились. Но на третьем взмахе щетки закрытые глаза Антуанетты широко открылись и рот округлился от изумления и ужаса. Казалось, что она желала остаться в каком-то сне, под белой шляпкой. Однако забота Тюссо не позволила ей сохранить навеянные грезы. Ее губы шевелились, пытаясь что-то сказать. Единственным звуком было мокрое чмоканье. Увидев ожившую голову, мадемуазель упала в обморок на траву. Взгляд знаменитых голубовато-серых глаз королевы в отчаянии метался по кладбищу. В нем сквозили изумление, растерянность и ужас.

Маркиз понял, что она смотрела в зеркало «Медузы». И он знал, что нужно было делать.

Рот королевы открылся еще шире. Это был безмолвный крик. Зубы окрасились в розовый цвет ее крови. Если Сант-Анджело хотел спасти ее от вечных мук, он должен был действовать решительно и быстро. Подбежав к открытой траншее, он схватил голову первой казненной женщины, которую смог найти. И эта голова не возражала, когда он бросил ее на расстеленное полотно. Затем невидимыми руками он поднял голову Марии Антуанетты, из жалости накрыл ее глаза белой шляпкой и произнес:

– Покойтесь с миром, ваше величество.

С этими словами он бросил ее в бочку с негашеной известью. Послышалось шипение и бульканье. Как только голова погрузилась в раствор, едкое варево начало растворять кожу и кости. В течение минуты плоть исчезла, и череп распался на части. Лишь несколько прядей волос всплыли из кипящей жидкости.

– Что ты там сидишь? – кричал Эбер, обращаясь к Тюссо, которая пришла в себя. – Я не собираюсь торчать тут целый день.

Он передал бутылку вина своему помощнику – мужчине, который все еще носил белое перо, вколотое в красную вязаную шапку. Кончик пера был теперь алым, и Сант-Анджело знал, чем оно покрашено.

– Эта королева даже мертвой заставляет всех ждать, – проворчал помощник, и все засмеялись.

– Нам нужно записать этот каламбур, – сказал Эбер. – Жером, достань бумагу.

– Я и так не забуду, – ответил третий член комиссии, чьи руки были перепачканы чернилами.

Юная Тюссо нервно сглотнула и посмотрела на голову, лежавшую на ткани. Она поняла, что эта часть тела принадлежала другой женщине, но ей хватило ума промолчать. Она быстро обернула сырую муслиновую ткань вокруг лица, покрыла ее ровным слоем гипса и позволила маске высохнуть на ветру. Тюссо сняла ее с лица и положила в корзину, затем собрала материалы, вытерла руки обрывком бумажного полотенца и, отряхнув юбку, сказала Эберу:

– Я закончила, гражданин.

– Вовремя! – похвалил он, поднимая шпагу, которая лежала на траве. – Мне еще нужно проследить за выпуском газеты.

Он надел треуголку и прихлопнул ее рукой.

– Завтрашний тираж раскупят полностью, – елейным тоном предсказал старший могильщик.

– Я сам напишу передовицу, – пообещал ему Эбер.

Щелкнув пальцами в сторону Тюссо, он добавил:

– Октав, иди помоги ей, ради бога. Или мы никогда не вернемся в редакцию.

Когда они ушли, Сант-Анджело, как безмолвный друг и свидетель, дождался момента погребения. Могильщики бросили останки королевы в открытую траншею. Он с облегчением увидел, что в обезглавленном теле жизнь угасла полностью и навсегда. Ударом ноги старший могильщик опрокинул бочку с известью на верхний слой тел и подождал, пока варево не покрыло всех жертв революционной резни. После этого могильщики начали забрасывать траншею землей. Маркиз повернулся и зашагал обратно в Консьержери. Ему предстояло отомстить за королеву Франции.

* * *

Сант-Анджело, как и каждый житель Парижа, знал, где издавалась газета «Папаша Дюшен». Он прождал несколько часов на улице, наблюдая, как Эбер, сидевший у окна, на виду у всех прохожих писал передовую статью. В ней звучала и манерная речь испорченной титулованной особы, и прямота разгневанного крестьянина. Маркиз видел мельком и его помощников. Жером и Октав набирали шрифт, работали с прессом и читали верстку.

Когда работа была закончена и время близилось к полуночи, они отправились пировать в один из бывших бараков швейцарской гвардии. Теперь, когда гвардия погибла при защите королевской семьи, это место называлось «Таверной гильотины». Оттуда открывался бесподобный вид на эшафот. Ежедневно на обратной стороне меню здесь публиковались списки именитых людей, которых собирались казнить в ближайшие часы.

Маркиз по-прежнему оставался в венке. Он сидел за одним из столов и прислушивался к неистовому хохоту людей, пока Эбер читал вслух отрывки из завтрашнего номера газеты.

– Когда вдова Капет увидела, что вместо кареты с четверкой лошадей ей подали навозную телегу, она, топнув ножкой, потребовала, чтобы кто-то ответил за это безобразие.

И затем:

– С характерной грубостью, к которой мы уже привыкли, эта сучка подло отдавила каблуком больную ногу мсье ле Париж…

Так в народе называли известного всем палача.

– …и она закатила бы истерику, если бы только могла сохранить при себе мозги и голову.

Так продолжалось не меньше часа. За это время гнев и решимость маркиза удвоились. Он уже держал на коленях гарпу, похожую на меч, который был создан им для руки «Персея».

Когда комиссар – он же и издатель подлого листка – вышел из таверны с двумя своими помощниками, Сант-Анджело последовал за ними. Вскоре он понял, что они направлялись к Консьержери – наверное, чтобы выбрать новые жертвы для казней на следующий день. На улицах было темно. С берега Сены тянуло сыростью. Тропа, шедшая вдоль реки, вела мимо полуподвальных окон тюремных камер. Там, как скот в загоне, содержали «навоз». Лица заключенных были прижаты к решеткам из железных прутьев. Воздух почти не проникал в тюремные застенки. Расстояние от окон до тропы было относительно небольшим. И в этот час тут никого не было, кроме узников, смотревших на Эбера через прутья. Многие из арестантов угрюмо молчали, когда он проходил мимо. Глава комитета не только обвинил их в преступлениях, но и обрек на казнь. Однако некоторые люди не могли сдержать себя. Они тянули к нему руки, умоляя о пощаде или возможности доказать свою невиновность. Их испуганные лица, мокрые от пота и слез, блестели в свете факелов, тускло освещавших подземные камеры.

Маркиз решил, что вряд ли есть более подходящее место, чем это. Встав за спиной печатника Жерома, он тихо прошептал ему в ухо:

– Не хочешь смыть краску с рук?

Мужчина оглянулся и увидел лишь мокрую мостовую, сиявшую в свете луны.

– Кто здесь? – крикнул он.

Эбер и Октав, по-прежнему носивший окровавленное перо, обернулись.

– Что ты разорался? – с пьяным смехом спросил Эбер. – Разве ты не видишь, что эти люди нуждаются в покое?

Пожилой узник окликнул его:

– Гражданин Эбер… Одно слово, я вас умоляю… Только одно слово!

– Тут кто-то был, – ответил печатник. – Он только что говорил со мной.

– И что он сказал? – ухмыляясь, спросил Октав.

– Он спросил… не хочу ли я смыть краску.

Затем, прежде чем Эбер и Октав успели как-то отреагировать, маркиз схватил печатника за ворот и потащил его к каменному парапету, возвышавшемуся над рекой. Сапоги Жерома волочились по камням.

– Помогите! – закричал печатник. – На помощь!

Мощным толчком Сант-Анджело послал его кувырком через ограду. Жером упал в Сену. Послышался громкий всплеск. Октав и Эбер подбежали к парапету. Они осмотрели стремительный поток воды, но не заметили никаких признаков своего товарища. Октав достал из-за пояса пистоль. Эбер вытащил шпагу из ножен. Но они никого не видели. Им не с кем было сражаться.

Маркиз прокрался за спину Октава. Его шаги не были слышны из-за возбужденных криков узников. Многие из них теперь прижимались к прутьям. Руки осужденных цеплялись за решетки. Их глаза расширились от изумления. Каким бы странным ни казалось происходящее на берегу реки, они единодушно одобряли его.

– Значит, тебе нравится этот сувенир? – прошептал Сант-Анджело, сорвав окровавленное перо с вязаной шапки Октава.

Подбросив перо, он заставил его кружиться в воздухе. Октав выстрелил наугад. Маркиз почувствовал, как пуля пролетела под его рукой. Он взмахнул гарпой и одним круговым движением отсек кисть, сжимавшую пистоль. Она упала на землю. Октав не сразу понял, что произошло. Он застыл на месте, глядя на пульсирующее кровью запястье, затем взвыл от боли, сунул обрубок руки под мышку и побежал обратно на площадь.

Узники, восхищенные происходящим, заколотили по перекладинам решетки оловянными ложками и кулаками. Комиссар отступил назад. Его шпага рассекала воздух во всех направлениях.

– Где ты? – крикнул Эбер. – Кто ты?

Маркиз не желал использовать чары в этом последнем акте мщения. Ему хотелось, чтобы Эбер знал, кто будет убивать его. Сняв венок, он медленно обрел видимость, словно образ, сплетенный лучами лунного света.

– Священник? – вскричал Эбер.

Порыв ветра распахнул черную мантию маркиза. На его боку блеснула окровавленная гарпа.

– Стража! – закричал Эбер во всю мощь своих легких. – Стража!

Сант-Анджело без слов придвинулся ближе. Эбер, отступая назад, размахивал шпагой. Один из выпадов едва не угодил маркизу в грудь. Он парировал его клинком сабли. Удар прозвенел в ночной тишине. Узники закричали:

– Убей его, отче! Убей эту падаль!

Треуголка слетела с головы Эбера и покатилась по камням. Его лицо побледнело от ужаса. Он отпрыгнул к оконным решеткам так близко, что несколько заключенных вцепились в его воротник и плечи. Эбер быстро развернулся и ударил шпагой по рукам, тянувшимся из окон. Затем он снова оказался лицом к маркизу. В конце тропы послышался цокот подков. Сант-Анджело увидел, что к ним приближался отряд верховых жандармов.

– Эй? – закричал капитан. – Что там происходит?

– Застрелите его! – отозвался Эбер. – Я приказываю вам! Стреляйте в священника!

Один из мушкетов опустился, и из него вырвалось облачко дыма. Пуля, просвистев над головой маркиза, звякнула о железную перекладину. Он ловким выпадом клинка выбил шпагу из руки Эбера. Пара выстрелов едва не зацепили его. Жандармы галопом помчались по тропе. Сант-Анджело толкнул Эбера в грудь, и тот отлетел к решетке, сквозь которую к нему тянулись руки. Сотни узников жаждали растерзать главу комитета. Они вцепились в него, словно стая гарпий. Одни срывали с Эбера одежду и вырывали волосы, другие царапали кожу и впивались ногтями. Старый арестант яростно кусал комиссара за руку. Девушка с выбитым глазом вонзала вязальную иглу в загривок Эбера – с таким воодушевлением, будто плела кружевной воротничок.

Маркиз надел венок на голову и поднял руки, будто бы сдавался жандармам. Он решил, что узники сами расправятся с Эбером. Через несколько секунд маркиз слился с ночной темнотой. Вокруг него ржали кони. Жандармы направляли мушкеты в разные стороны и недоуменно посматривали друг на друга.

– Где священник? – прокричал их капитан, размахивая саблей. – Куда он делся?

Сант-Анджело пошел домой. Большинство гуляк, отмечавших этот праздничный день, уже спали или лежали пьяными в канавах. На какое-то время они утолили свою жажду крови.