Текст книги "Зеркало Медузы"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Мария Антуанетта полагалась на мнение отважного маркиза во многих вопросах, имевших отношение к архитектуре, изящным искусствам, меблировке и, превыше всего, ювелирным изделиям. Именно по этой причине и отдавая дань его утонченному вкусу, придворные ювелиры совершили столь опасное путешествие в замок Пердю. Если бы им удалось уговорить его посоветовать королеве украшение, которое они привезли с собой, это сильно повлияло бы на решение Марии Антуанетты. Им требовалось рекомендательное письмо, подписанное рукой маркиза.

Во время ужина беседа плавно перешла к теме драгоценных королевских украшений, многие из которых создали Бомер и Бассанж. Откупорив очередную бутылку сансера, маркиз начал расспрашивать о новых предметах, недавно появившихся при дворе. В королевской казне имелось много всякой всячины, но Сант-Анджело проявлял особый интерес к старинному серебру, выполненному в стиле старомодной черни. Бомер был польщен расспросами. Ибо кто еще пользовался таким доверием Марии Антуанетты, как маркиз?

– Вам известно, что королеве нравятся… блестящие вещи, – сказал он, подготавливая почву для того, что должно было случиться дальше.

Но тут подали бренди. Слуги принесли подносы с засахаренными фруктами и ароматным «фей де дре» – мягким плоским сыром, прикрытым сверху каштановыми листьями. Более умеренный в пище Бассанж поймал алчный взгляд партнера и постучал пальцем по ореховой шкатулке, которую он поставил на стол рядом с собой. Маркиз тоже заметил этот сигнал.

– Нам понадобится хорошее освещение, – сказал он. – Пожалуйте в мой кабинет.

Они поднялись по большой лестнице, два белых пролета которой вытянулись вдоль стен главного зала. Сант-Анджело провел их по длинному коридору, украшенному шпалерами от братьев Гобелен (верный глаз еще никогда не подводил Бомера). Шпалеры покачивались от сквозняка из створчатых окон. Сильный ветер снаружи хлопал железными ставнями и врывался в щели рам. В конце коридора сиял теплый свет. Оба ювелира вошли в салон маркиза, который мог бы соперничать с версальским Зеркальным залом.

Стены с позолоченными бронзовыми украшениями покрывала плитка из прессованного стекла. Большие зеркала, способные отражать человека в полный рост, чередовались с книжными полками, на которых стояли коллекционные тома в богатых переплетах. Помещение имело странную пятиугольную форму. Стоимость собранных здесь предметов могла достигать невероятной суммы. Над столом висел огромный канделябр, украшенный множеством мелких кристаллов. Они играли и искрились в сиянии, по меньшей мере, сотни восковых свечей. На полу лежали изысканные обюссонские ковры. Дюжий слуга, подойдя к овальному столику в углу комнаты, поставил на него поднос с серебряным кувшином и китайскими чашечками.

– Мне подумалось, что вам может понравиться горячий шоколад, – сказал маркиз. – Лично я к нему уже пристрастился.

Бомер тоже ценил этот напиток. Бассанж, который был равнодушен к гастрономическим изыскам, направился к книгам и, склонив голову набок, принялся разглядывать названия томов. Бомер выпил чашку густого ароматного шоколада и подошел к стеклянной двери, чтобы полюбоваться ночным пейзажем. Он приблизил лицо к стеклу и поднес ладонь к бровям, чтобы избавиться от отражения.

Они находились в одной из башен. Снаружи располагался небольшой балкон, за которым виднелись кроны высоких и древних дубов, терзаемых сильным ветром. За деревьями начинался утес, отвесно спускавшийся к Луаре. Самая длинная река Франции, поблескивая в лунном свете, напоминала огромную змею, ползущую по черной земле. Бомер представил, каким чудесным это зрелище могло быть днем, хотя сейчас оно, скорее, вызывало беспокойство и головокружение.

– Вы еще не устали носить вашу шкатулку? – спросил маркиз у Бассанжа, который ни на миг не расставался со своим сокровищем.

Тот с сожалением отошел от книжного шкафа и приблизился к столу в центре комнаты Сант-Анджело, освобождая место, сдвинул в сторону бронзовый бюст Данте. Бассанж взглянул на партнера, и Бомер кивком головы подтвердил, что момент настал.

– Откройте ее, Поль, – сказал он.

Шкатулка по своим размерам походила на сложенную шахматную доску. Она запиралась на шесть латунных замков, которые громко щелкали, когда на них нажимали пальцем. Бассанж приподнял полированную крышку и осторожно вытащил, словно некое живое существо, великолепное бриллиантовое ожерелье такого невероятного блеска, что оно затмило сияние канделябра над их головами. Бомер должен был гордиться тем, как камни улавливали и усиливали свет.

Бассанж держал его тонкими пальцами за кончики верхней низки. Всего нитей было три. Ожерелье состояло из шестисот сорока семи африканских бриллиантов, купленных у известных поставщиков в Амстердаме, Антверпене и Цюрихе. Их общий вес равнялся 2800 каратам. Некоторые из крупных камней напоминали по величине фундук. К низкам крепились красные шелковые ленты, подчеркивавшие красоту бриллиантов. На данный момент это было самое изысканное и дорогое ожерелье в мире – предмет, который могла приобрести только королева Франции.

Именно для нее оно и предназначалось. Первоначально Бомер и Бассанж изготовили его для Людовика XV как дар для фаворитки Дюбарри. Но король умер, так и не успев приобрести ожерелье – точнее, не заплатив за него и оставив этот ценный шедевр без владелицы.

Бомер наблюдал за маркизом, пока тот рассматривал украшение. Он надеялся, что Сант-Анджело восхитится ценностью и огранкой камней. Будет ли он настолько впечатлен, что согласится рекомендовать ожерелье? И сможет ли он убедить Марию Антуанетту приобрести это изделие? Сумма в два миллиона ливров была огромной даже для королевы Франции. Но если она не купит украшение, то кому еще они могли бы предложить его?

– Интересно, остались ли в мире другие бриллианты? – наконец пошутил маркиз.

– Ни одного такого, который мог бы равняться с качеством этих камней, – с улыбкой ответил Бомер.

– Вы позволите? – спросил Сант-Анджело.

Он взял ожерелье и поднес его к свету, мягко вращая то так, то эдак. Его глаза рассматривали отблески на тысячах гранях, ловивших и преломлявших сияние свечей. Бомер вдруг заметил, что маркиз носил на пальце простое серебряное кольцо, отлитое в форме лица разъяренной Медузы. Бассанж тоже увидел его.

– Прямо как у графа Калиостро, – понизив голос, сказал он партнеру.

– Вы что-то говорите о самозваном графе? – спросил маркиз, по-прежнему разглядывая ожерелье.

– Он стал в Версале всеобщем любимцем, – дипломатично ответил Бомер.

– Мне так и доложили, – презрительно произнес Сант-Анджело.

– Дело в том, что его медальон напоминает ваше кольцо, – пояснил Бассанж.

Маркиз встрепенулся, затем застыл на месте как вкопанный и уже через миг спросил с показным безразличием:

– У него такой медальон?

Бомер кивнул в подтверждение.

– А вы знаете, что это кольцо я сделал сам?

– Я всегда подозревал, что вы, ваше превосходительство, искусны в нашем ремесле, – ответил Бомер.

Впрочем, честно говоря, он не понимал, зачем богатый дворянин тратил время на серебро. Хотя вот и король имел пристрастие к слесарному делу. Нет, простому человеку не разобраться в капризах пресытившейся знати.

– И вы говорите, что медальон Калиостро напоминает мою «Медузу»? – спросил Сант-Анджело, держа ожерелье одной рукой и вытягивая другую, чтобы ювелиры могли рассмотреть его кольцо.

– Да, – ответил Бомер. – Осмелюсь сказать, что они идентичны.

– С рубинами в глазах?

– Нет, если только они не удалены. В медальоне нет драгоценных камней.

Лицо Сант-Анджело по-прежнему не выдавало эмоций. Он осторожно опустил алмазное ожерелье обратно в покрытую бархатом шкатулку, затем предложил гостям еще одну порцию горячего шоколада.

– Скажите, мой друг, – произнес он, наливая напиток в чашку Бомера. – Зачем мне писать рекомендательное письмо? Я лучше сам сопровожу вас завтра в Версаль.

– И поговорите с королевой об ожерелье? – вне себя от радости спросил Бомер.

Неужели он мог рассчитывать на успех? И на то, что деньги, вложенные в изделие, могли вернуться к нему обратно?

– Я не обещаю вам, что она купит его, – ответил маркиз. – Но я обязательно поговорю с ней об этом украшении.

* * *

Всю ночь, ожидая рассвета, маркиз Сант-Анджело мерил шагами деревянный пол. Если бы он мог подбросить солнце в небо, то сделал бы это голыми руками. Когда Бомер и Бассанж ушли спать в отведенные им покои, он вернулся в зеркальный салон и то и дело выходил на балкон, где холодный ветер неистово трепал рукава его рубашки и ерошил черные волосы. Голые ветви старых дубов жалобно скрипели, как несмазанные петли, а стая волков, охотившихся на берегах Луары, тревожно выла на луну. Небо было ясным, и яркие звезды мерцали, словно бриллианты на ожерелье, которое ему показали несколько часов назад.

Но он думал не об ожерелье. Мария Антуанетта знала, что украшение сделали для ее соперницы. Уже по этой причине, будь оно самым прекрасным в мире, королева никогда не купила бы его. Нет, маркиз думал о «Медузе», теперь украшавшей камзол величайшего шарлатана во Франции – человека, заявлявшего, что ему три тысячи лет. Бессовестный обманщик, претендовавший на мудрость древнего Египта. Как, во имя небес, он завладел медальоном? И знал ли он магический секрет? Нашел ли он его?

Уже две сотни лет маркиз Сант-Анджело – как он назвал себя в ту ночь, когда уехал из Флоренции – искал это зеркало. Но с того дня, как герцог Кастро сорвал медальон с шеи Челлини и передал его римскому папе, оно бесследно исчезло. Подкупленные им люди в Ватикане не смогли обнаружить «Медузу», и вскоре маркиз решил, что, подобно многим папским сокровищам и нескольким его личным творениям, медальон переплавили для банальных и насущных нужд. Возможно, вся мощь, заключенная в волшебном амулете, была уничтожена людьми, которые ничего не смыслили в оккультных силах.

Катарина – его натурщица и любовь всей жизни – знала о магических свойствах зеркала. Случайно обнаружив их, она стала жертвой своего любопытства. Но как годы назад уверял его папский вассал, хрипя на кончике кинжала, она погибла во время кораблекрушения. Убегая от инквизиторов герцога Кастро, Катарина встретилась с другой бедой. В качестве доказательств Бертольдо передал ему декларацию груза и списки пассажиров того несчастного судна, которое, отбыв из Шербурга, было пущено ко дну английским фрегатом. Катарина изменила имя, но Челлини узнал ее особый, едва разборчивый почерк. В то время слухи о гибели корабля широко обсуждались в Италии и Франции. Возможно, море даровало ей прощение и милость.

Иногда он размышлял о другой возможности. Не лучше ли было умереть во Флоренции? Он мог бы сейчас покоиться в могиле под сенью базилики делла Сантиссима Аннунциата и пребывать там до второго пришествия. Но можно ли было верить в возвращение Христа? Можно ли было верить вообще во что-то?

Ястреб, сжимая в когтях пищавшую мышь, устроился на ветке дуба и приступил к ночному пиршеству. Таков закон мироздания, подумал Сант-Анджело. Каждое живое существо служило пищей для кого-то другого. И никто, кроме него, не видел более скверного и бесконечного спектакля. Века назад он открыл секреты, о которых не догадывался ни один ныне живущий человек. Он окунулся в глубины материи, недоступные даже для такого некроманта, каким был доктор Строцци. Он сотни раз убегал от смерти. Но какой ценой?

Насколько он понял, жизнь имела свои ограничения. Когда ей следовало оборваться, она обрывалась. И все остальное время превращалось лишь в пустое нарушение естественных законов. Да, Сант-Анджело жил. Но, перейдя грань уготовленного богом срока (где-то около 70–75 лет), он стал таким же отвратительным обманщиком, как граф Калиостро. Не потому ли он всегда питал такую неприязнь к обычным людям?

Он поднял к лицу широкие ладони – все еще шишковатые с тех дней, когда его считали великим и всеми признанным мастером. Куда подевался талант? В ту ночь, когда в его могиле погребли старого нищего, гений Челлини оказался похороненным там же. Он мог ваять скульптуры, мог плавить металл и обтесывать камень. Однако для подобной работы сгодился бы любой бестолковый и необученный ученик в его мастерской – любой человек, имевший пару глаз и десять пальцев. А вот шедевры, достойные мастера, уже не получались. Через какое-то время Сант-Анджело сдался и прекратил дальнейшие попытки. Он чувствовал боль и унижение, создавая нечто меньшее, чем непреходящую красоту.

Воды вечности и свет древней луны, объединившись в «Медузе», даровали ему бессмертие, которое он так искал. Но сам он стал пустым сосудом. Его жизнь лишилась цели, а судьба – достойного завершения. Он хохотал бы до слез, если бы сам не оказался обманутым.

Глава 21

Когда скорый поезд прибыл на Лионский вокзал в Париже, Дэвид помог Оливии подняться с полки.

– Голова болит, как будто по ней стучали кувалдой, – пожаловалась она.

Они потащили свой багаж в тамбур вагона. Когда дверь с шипением открылась, Дэвид спрыгнул на платформу, подал руку Оливии и осмотрелся по сторонам. Лысый грабитель и его сообщник – тот мужчина, который подсыпал в их напитки снотворное – были где-то среди пассажиров, выходивших из поезда. И скорее всего, они не собирались отказываться от задуманного. Дэвид закинул ремень сумки на плечо и, обняв Оливию за талию, направился к стоянке такси. Там, как обычно, стояла длинная очередь. Он объяснил собравшимся людям, что его жена нуждается в срочной медицинской помощи и ее следует немедленно отвезти в ближайшую больницу. Сев в такси, они помчались в отель «Крийон». Предприимчивый агент миссис Ван Оуэн уже заказал им там номера.

В отеле Оливия приободрилась и без посторонней помощи прошла через фойе к кабинам лифтов. Они поднялись на верхний этаж, где располагался их двуспальный номер с видом на площадь Согласия. Эта парижская достопримечательность, первоначально известная как площадь Революции, имела печальную историю. Камни мостовой были некогда омыты кровью гильотин. Всего в нескольких сотнях ярдов от дворца Крийона обезглавили Людовика XVI и Марию Антуанетту, а вместе с ними и тысячи других людей.

– Мне нужен горячий душ и плотный завтрак, – сказала Оливия.

– Что ты хочешь?

– Начнем с дюжины яиц, бекона, круассанов, сыра и кофе – очень черного и крепкого. И еще пусть принесут пистолет.

– Вряд ли у них имеется в меню оружие.

– Я должна обзавестись чем-то серьезным, чтобы убить эту парочку негодяев, если увижу их снова.

Дэвид сделал заказ, затем попробовал связаться с Гэри по мобильному телефону. На этот раз звонок прошел, и хотя в Чикаго была середина ночи, Гэри ответил без единого намека на сонливость в голосе.

– Я просто хотел оставить тебе сообщение, – сказал Дэвид.

– Все нормально. Я не спал.

– Где ты сейчас?

– В своем логове. Смотрю какой-то старый фильм по «Ти-си-эм».

– Как она себя чувствует?

Гэри помолчал, затем уныло ответил:

– Я полагаю, сносно. Она проходит ежедневные процедуры, но ей, по крайней мере, разрешают жить дома. И медсестры не будят ее через каждые два часа, чтобы взять очередной анализ крови.

– Как держится Эмма?

– Она рада, что ее мамочка вернулась к нам. Так же, как и я.

– Мне хотелось бы быть рядом с вами, чтобы чем-то помочь.

– Послушай, ты делаешь нужное дело. Постарайся получить эту хорошую должность. Я буду информировать тебя о здоровье Сары. Но она рада, что ты ходишь по разным красивым местам. Где ты сейчас?

– В Париже.

– Уже в Париже! – воскликнул Гэри, и Дэвид представил, как он кивнул головой в одобрении. – Я расскажу об этом Саре, когда она проснется.

– Может быть, послать ей открытку? Хотя я надеюсь вернуться домой еще до того, как она дойдет.

– Было бы неплохо, – ответил Гэри. – Эмма тренируется на игровой приставке. Похоже, она хочет обставить дядюшку Дэвида в теннис и в пинг-понг.

– Скажи ей, что я уже готов для реванша.

Закончив разговор, Дэвид с тоской посмотрел в окно.

В настоящий момент их с сестрой разделяло огромное расстояние. Его тянуло к ней, как магнитом. Но что изменится, если он сейчас вернется в Чикаго? Что хорошего это даст Саре или кому-то еще? Нет, он должен был найти «Медузу».

Дверь спальной открылась, и к нему вышла его спутница – в махровом халате и с полотенцем на мокрых волосах. Через минуту портье вкатил в номер тележку с заказанным завтраком. Оливия налила в чашку горячий кофе и задумчиво сказала:

– Знаешь, к какому выводу я пришла? Мне кажется, что именно эта парочка избила Джорджо.

Дэвид тоже предполагал нечто подобное.

– Даже если это сделали не они, я готов поспорить, что наши преследователи играют в одной команде с теми парнями, которые ограбили твою квартиру.

Оливия поставила перед собой серебряный поднос и осмотрела содержимое тарелок и хлебной корзинки. Аромат был потрясающим.

– Я тоже так думаю, – сказала она, наливая кофе для Дэвида.

Ворот ее халата широко распахнулся, приоткрыв часть груди. Кожа казалась такой же гладкой, как масло, которое Оливия намазывала на хлеб. Дэвиду пришлось приложить немало усилий, чтобы отвести взгляд в сторону.

– Мне нужно извиниться перед тобой, – смущенно произнес он.

Оливия, нисколько не смущаясь, поглощала яйца и бекон. Во время еды она превращалась из нежной газели в жадную львицу.

– За что ты извиняешься?

– За то, что втянул тебя в эту заваруху.

– Ты считаешь, что нас преследуют из-за тебя? – спросила она, помахав перед ним аппетитным кусочком бекона. – А вдруг это моя заваруха?

Она хмыкнула с наигранным возмущением.

– Не забывай, что грабители вломились в мою квартиру. И они избили моего бывшего парня. Пока получается, что они гоняются за мной.

Дэвид с радостью принял бы такой вариант. По крайней мере, это избавило бы его от чувства вины. Но Оливия ошибалась. И он знал, что пришло время рассказать ей истину. Если девушка согласилась помогать ему в поисках зеркала – вопреки любым опасностям, ожидавшим их впереди, – он должен был объяснить ей, во что она вляпалась. Он должен был раскрыть свои карты.

– Мою клиентку зовут Кэтрин Ван Оуэн, – начал рассказывать он.

Оливия внимательно выслушала его объяснения. Пока все было понятно и рационально.

– Дело в том, что она верит в силу «Медузы», – подвел он итог.

– Она верит, что зеркало может даровать бессмертие? – невозмутимо спросила Оливия. – Я сразу так подумала.

Прочитав «Ключ к жизни вечной», она знала, для чего было сделано зеркало. Тем не менее Дэвид ожидал от нее другой реакции – хотя бы удивления.

– Так уж и сразу?

– Конечно. Иначе почему бы она согласилась на такие траты?

Оливия взмахнула рукой, указывая на их роскошный номер.

– Настоящий вопрос заключается в том, насколько веришь в это ты?

Дэвид никак не мог отважиться на конкретный ответ. Оливия подождала немного и затем, поняв его смущение, мягко спросила:

– Почему ты веришь в магию зеркала?

– Потому что должен верить, – наконец ответил он.

Когда он начал рассказывать ей о болезни сестры, его голос стал хриплым от накативших эмоций. Оливия поднялась со стула, обошла стол и обхватила руками его плечи. От нее пахло мылом и горячими круассанами. Закончив свою историю, Дэвид тихо произнес:

– Поэтому, если ты хочешь завязать…

– Я не знаю, что ты хочешь сказать этой фразой.

– Ну, если ты хочешь вернуться во Флоренцию и заняться своей обычной…

Прижав пальцы к губам Дэвида, она заставила его замолчать.

– Послушай, все, что случилось с нами… включая тех мужчин в поезде, заставляет меня почувствовать себя… возродившейся.

– Возродившейся? В каком смысле?

Он не ожидал услышать от нее такого слова.

– Всю свою жизнь я провела наедине с книгами, блокнотами и теориями, – по-кошачьи скользнув ему на колени, ответила Оливия. – С годами я начала сомневаться в их важности. Кого они заботили, кроме меня? Но теперь я вновь понимаю, как важна истина. Теперь я точно знаю, что существуют люди, желающие извратить историческую правду.

– Они снова попытаются вмешаться в наши поиски.

Она пожала плечами и погладила его по щеке.

– Пусть пытаются, – сказала Оливия. – Истина найдет себе дорогу. Так происходит всегда.

Когда Дэвид заговорил о возможной опасности, она строго добавила:

– Если ты задумал избавиться от меня, то я сразу скажу, что у тебя ничего не получится.

Она ущипнула его подбородок.

– Ты понял, что возражать бесполезно?

– Да.

– Хорошо, – сказала Оливия, поцеловав его в губы.

Вернувшись на свою сторону стола, она с улыбкой посмотрела на него.

– Теперь поешь что-нибудь. Сегодня мы поедем в Лувр. Нас ожидают королевские сокровища.