Текст книги "Зеркало Медузы"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Когда соитие закончилось и он камнем провалился в пьяный сон, Катарина медленно восстановила дыхание. Сердце вновь билось размеренно. Ночной ветерок холодил ее тело. Лунный свет, проникая сквозь ставни, освещал нетесаные доски противоположной стены. Там, за одной из планок, Челлини прятал железную шкатулку – достаточно большую, чтобы в ней вместилась куча золота. Когда в последний раз он доставал шкатулку, Катарина притворилась спящей. Но она приоткрыла один глаз и наблюдала, как Бенвенуто проверял свой тайник. Как права была мама, убеждая ее никогда не закрывать оба глаза!

Что бы ни находилось в шкатулке, она должна была увидеть это. В Катарине пробудилось любопытство кошки.

И теперь, когда Челлини так громко храпел, что мог бы разбудить весь город, обнаженная дева бесшумно ступала по скрипучим половицам. Она тихо прошла мимо рабочего стола, заваленного инструментами: резцами, молотками и щипцами. Здесь же лежала восковая форма для медальона, который заказал герцог Медичи. Катарина часто поражалась чудесным вещам, созданным руками Бенвенуто – всем этим серебряным подсвечникам, золотым солонкам, кольцам и ожерельям, монетам и медалям, статуям в мраморе и бронзе. Но ее не удовлетворяла собственная роль в работах мастера – слишком мелкая и незначительная. Несмотря на волевой и раздражительный характер Челлини, Катарина считала себя его музой, объектом вдохновения одного из величайших скульпторов в мире. Она часто слышала, как его величали этим званием… Впрочем, он тоже нередко называл себя так.

Доска ничем не отличалась от других. Только знавший о тайнике человек мог обратить на нее внимание. Катарина обладала длинными и крепкими ногтями – ей еще мама говорила, что мужчинам нравится, когда им царапают спины. Подсунув кончики ногтей под незакрепленный край, она потянула доску на себя. Второй конец держался на скрытом шарнире. Челлини славился своей точностью в изготовлении устройств и механизмов. Железная шкатулка плотно входила в углубление, сделанное в каменной стене, однако свободные пазы в дюйм шириной легко позволяли вынимать ее из тайника. Катарина взяла шкатулку в руки и изумилась ее немалому весу. Она отнесла ларец к окну – в пятно яркого лунного света. Храп Челлини внезапно прервался, и она застыла на месте, словно одна из его скульптур. Пьяный любовник повернулся на другой бок, проворчал что-то во сне и снова захрапел.

Катарина села на пол, поставила шкатулку между коленей и попыталась открыть крышку. Ее нисколько не удивило, что ларец оказался запертым. Она даже не нашла скважины для ключа. Челлини был хитроумным изобретателем. Но и она не уступала ему в сообразительности. Иногда в пылу работы Бенвенуто не замечал, что Катарина рассматривает его многочисленные наброски, чертежи и записи – он всегда писал, писал и писал… Однажды она пошутила, что на этом поприще Челлини мог бы превзойти своего кумира Данте. Среди прочих бумаг она обнаружила прямоугольный чертеж, напоминавший крышку этого ларца. Там было нарисовано четыре круга, окруженных большим количеством цифр и букв. Круги походили на те, что она видела сейчас на крышке шкатулки. А буквы «Г-А-Т-О» составляли ее прозвище. Она вспомнила расположение букв и решила повернуть соответствующие круги. Да, они действительно вращались! Катарина не сомневалась, что как только слово будет составлено, крышка откроется. Она улыбнулась, похвалив себя за то, что перехитрила мастера.

Первый круг, для которого она отвела букву «Г», располагался в верхнем левом углу. Она без труда повернула его и перешла на круг «А», который находился справа. Буква «Т» пришлась на нижний левый угол. Катарина повернула круг и закончила буквой «О». Она прислушалась, ожидая, что щелкнет замок. Однако крышка не открылась.

Ей не хотелось сломать ногти, но ситуация требовала решительных действий. Она попыталась найти хотя бы маленькую щель, чтобы поднять крышку. К ее разочарованию, щелей в ларце не оказалось. Она повторила всю процедуру сначала, повернула круги, и у нее опять не получилось открыть замок. Мастер предусмотрел какую-то защиту от глупцов. Ей захотелось швырнуть чертову шкатулку в его храпящую голову.

Она снова осмотрела ларец, размышляя, не взломать ли его с помощью стамески и молотка. Но для этого ей необходимо уединение. Придется ждать, когда Челлини покинет студию, а его ученики уйдут по своим делам. Да и тогда она вряд ли добьется успеха. Железная крышка плотно прилегала к шкатулке. Надежные запоры не давали слабины, и весь ларец казался монолитным блоком. Она даже не представляла, куда тут можно было просунуть стамеску.

Снаружи на Вна Санто Спирито она услышала медленное цоканье копыт. Шаловливый женский голос окликнул проезжавшего путника:

– Уже поздно, мессир. Не хотите ли в постель?

Катарина поморщилась. Никогда, подумала она. Никогда она не позволит себе опуститься до этого. Не для того она приехала сюда из Франции, чтобы закончить жизнь обычной шлюхой. Но уже через миг Катарина едва не захохотала, представив себе яркую картину: обнаженная натурщица сидит на полу в темной комнате, обвив ногами железную шкатулку, которую она никак не может открыть.

Легкий сквозняк разгонял горячий летний воздух, холодил кожу на руках и плечах. Она могла бы вернуть шкатулку на место и забыть о ней на время. Но когда у нее появится другая возможность? «Думай, – говорила она себе. – Думай, как Челлини».

У ворот затявкала собака. Через пару минут один из учеников швырнул в нее камень. Бенвенуто вновь перекатился на другой бок, и его рука несколько раз дернулась на подушке. Казалось, он пытался нащупать лицо своей любовницы. Затем его ладонь вяло опустилась на край тюфяка. В этот самый момент Катарина разгадала головоломку.

Челлини всегда восторгался покойным мастером Леонардо. Он часто упоминал, что да Винчи делал записи задом наперед. Его рукописи проще всего было читать, держа их перед зеркалом. Как-то раз Бенвенуто решил научиться этой хитрости, но ему не хватило терпения. «Увы, я обделен таким божьим даром», – пожаловался он Катарине. Челлини вечно сравнивал себя с друзьями и конкурентами – с Бронзино, Понтормо, Тицианом и, конечно же, с Микеланджело Буонарроти. Он настолько чтил его, что однажды заявил: «Из всех художников Италии только Микеланджело был избран богом для создания столь величайших работ!» Челлини считал, что мраморная статуя Давида была доказательством сказанных слов.

Да, Бенвенуто так и не научился писать задом наперед. Но он мог использовать этот трюк для настройки замка. Катарина быстро повернула круги в обратном порядке и услышала звонкий щелчок. Мощная пружина освободила язычки двух запоров. Она едва не вскрикнула от радости.

Приподняв крышку, она увидела на внутренней стороне квадратное зеркало. Хороший знак. Катарина наклонила шкатулку, чтобы подставить ее под лунный свет, но именно в этот момент большое облако закрыло ночное светило. Она ощупала пальцами боковые стенки. Те были покрыты бархатной прокладкой – наверное, для того, чтобы защитить содержимое ларца от ударов о металл. Еще один обнадеживающий знак. Челлини не стал бы так утруждаться, если бы ларец предназначался только для монет и документов. Кончики ее пальцев прикоснулись к холодному обручу. Она вытащила его из шкатулки и поднесла к лицу.

В руках поблескивал серебряный венок, имитировавший плетение из камыша. Вещь выглядела восхитительно, но, насколько она понимала, металл был слишком тонким. Красивая безделушка, которая могла стать забавным подарком для какого-нибудь аристократа, но она не шла ни в какое сравнение с богатствами, имевшимися в студии. Возможно, Челлини хранил венок в ларце как памятную вещь.

Она сунула руку в шкатулку и нащупала большой округлый предмет. Между ним и стенкой находилось какое-то украшение размером с женский кулак. Ожидая, когда облако откроет луну, она еще раз взглянула на постель, чтобы увериться в крепком сне Бенвенуто. К счастью, щелчки замков не разбудили его. Он неподвижно лежал на тюфяке. Его грудь ритмично вздымалась и опускалась в такт спокойному сопению.

Ночное небо прояснилось, и внезапно вещь под ее рукой тускло блеснула в лучах лунного света. Катарина вытащила ее из шкатулки, ожидая увидеть самое ценное украшение из тех, что ей встречались в жизни: прекрасную брошь или браслет, с ошеломляющим набором искрящихся драгоценных камней. Это могли быть изумруды, сапфиры и алмазы, вставленные в кованое золото. Несмотря на отговорки Бенвенуто, он считался во Флоренции одним из лучших и искусных мастеров по золотым украшениям, а город славился этим искусством. Но медальон в ее руке имел простую серебряную цепочку и был таким же непритязательным, как железный ларец, в котором он хранился.

Амулет довольно мастерски изображал голову Медузы – ужасной горгоны, чей взгляд мог обратить любого смертного в камень. Ее волосы в виде извивающейся массы змей заворачивались вокруг краев медальона. Свирепые глаза и приоткрытый рот располагались в центре. Украшение было выполнено чернью, довольно обычным для того времени приемом – все детали вырезались на серебряной основе остро заточенным резцом, а затем углубления промазывались черной лигатурой из серы, меди и свинца. Катарина часто наблюдала этот процесс. В результате изображение получалось глубоким и рельефным, хотя ей больше нравилось, когда ее серебро – та малая горстка, которой она обладала – выглядело более ярким.

Тем не менее этот амулет, как и серебряный венок, был прекрасной тонкой работы. Она могла поклясться, что все предметы, созданные руками Бенвенуто, поражали своей красотой. Но зачем хранить в ларце такие вещи? В студии имелась дюжина перстней и кубков гораздо большей ценности. Катарина перевернула медальон и с удивлением обнаружила твердую прокладку, покрытую черным шелком. Она аккуратно крепилась к корпусу крохотными серебряными зажимами. Катарина отогнула их и, приподняв прокладку, вдруг увидела свое лицо с приоткрытым от любопытства ртом.

На обратной стороне медальона размещалось маленькое круглое зеркало. Несмотря на хорошо обработанные края, оно имело странный дефект. Катарина приподняла медальон, подставила зеркало под лунный свет и, чуть наклонив, поймала в него свое отражение. Стекло имело кривизну. Его поверхность немного выгибалась наружу. От этого черты ее лица казались безжалостно четкими и чуть-чуть искаженными. У Катарины закружилась голова. Чем дольше она смотрела в зеркало, тем глубже ее затягивало в отражение. И как бы ей ни хотелось отвести взгляд в сторону, она не могла это сделать.

Катарина поднесла зеркало к лицу – так близко, что ее дыхание затуманило нижнюю половину стекла. Она не могла оторваться от своих блестящих глаз, смотревших на нее из глубины. Казалось, что не она разглядывала себя в зеркале, а образ внутри сверлил ее взглядом, словно отражение ожило и теперь дышало по своей собственной воле. Лунный свет омывал стекло серебряным приливом, то затмевая ее образ, то высвечивая с новой силой… И это было последним впечатлением, которое она запомнила.

Когда Катарина очнулась, она лежала на полу. В окна бил яркий утренний свет. Петух кукарекал на ограде. А сам Челлини – в широких светлых подштанниках – стоял перед ней на коленях.

– Что ты натворила! – прошептал он, и в глазах его читались страх, гнев и забота. – Зачем ты это сделала?

Она осмотрелась по сторонам, но зеркало, серебряный венок и железный ларец исчезли. Бенвенуто помог ей подняться на ноги, набросил простыню на ее обнаженные плечи, и она, спотыкаясь, словно неделями плыла на корабле по бурному морю, прошла через студию. Около постели стоял оловянный таз. Взяв кувшин с комода, Катарина наполнила таз водой. Кожу пощипывало, будто она оцарапала лицо песком. Склонившись вниз, чтобы зачерпнуть в ладони холодную воду, она увидела свое отражение, и испуганный крик застрял в ее горле. Пышные черные волосы, которые она считала одним из своих лучших достоинств, стали белыми, как снег, поседев от страха – словно сама Медуза напугала ее до потери сознания. Она обернулась и посмотрела на Бенвенуто, умоляя его объяснить ситуацию.

– Что я такого сделала? – вскричала она. – И что за зеркало ты создал?

Он просто стоял, не говоря ни слова.

– Это одна из твоих глупых шуток? – не унималась она. – Потому что если это так, я не нахожу ее смешной.

Он покачал головой, подошел к ней и взял ее лицо в свои грубые ладони.

– Если бы так, il mio gatto… если бы так.

Глава 5

Едва Дэвид повесил свой плащ на дверь кабинета, как ему позвонила доктор Армбрастер.

– Представляете, дружок, что курьер принес нам этим утром?

Обычно она не беседовала с ним в такой игривой манере, поэтому Дэвиду потребовалась пара секунд на ответ:

– Не имею ни малейшего понятия.

– Щедрый чек от посла Шиллингера и его супруги! Для реставрационного фонда нашей библиотеки! Похоже, ему понравилось ваше выступление на прошлой неделе.

– Прекрасно, – согласился Дэвид, гадая, как это повлияет на его карьерный рост и станет ли он директором отдела.

– У меня имеются и другие хорошие новости.

Наконец-то!

– Кое-кто из ваших слушателей хотел бы прийти сегодня и встретиться с вами.

Не успел он обрадоваться, как его надежды рассеялись в воздухе. Теперь он молил небеса, чтобы гость не оказался каким-нибудь скучающим профессором, которому вдруг захотелось обсудить заимствования Данте у Овидия.

– Кто этот человек?

– Вашу поклонницу зовут Кэтрин Ван Оуэн.

Любой, кто жил в Чикаго, знал Ван Оуэнов. В ту пору их семейство владело большей частью района Луп. Недавно овдовевшая Кэтрин Ван Оуэн тоже была известной в свете особой, хотя газетчики часто жаловались на ее непонятную скрытность.

– До сих пор она просила сохранять ее анонимность, – продолжила доктор Армбрастер. – Наверное, вы уже поняли, что именно она является дарительницей флорентийского издания Данте.

Дэвид интуитивно догадывался, что она была той самой дамой в черном платье и вуали, которая опоздала на его лекцию.

– Миссис Ван Оуэн приедет к нам сегодня вечером вместе со своим адвокатом. Надеюсь, что она привезет с собой еще один раритет для вашей последующей оценки. И мне не нужно говорить вам, что эта книга может оказаться в нашей коллекции.

– Вы хотите, чтобы я приготовил для встречи что-то особенное?

– Не думаю, что это нужно. На вас приличная рубашка?

– Да, – ответил он, быстро осмотрев рукава и пуговицы. – А она сказала вам, какую книгу собирается пожертвовать нам?

Дэвид представил, как доктор Армбрастер пожала плечами.

– Миссис Ван Оуэн принадлежит к семейству, богатства которого не снились даже Крезу. К сожалению, ее покойный супруг не проявлял большого интереса к культуре и искусству. Он построил в Элк Гроув большой музей автомобилей, но я думаю, что миссис Ван Оуэн дарит нам книги из собственной коллекции. Скорее всего, вы найдете ее…

Доктор Армбрастер сделала паузу, подыскивая нейтральный термин.

– Необычной женщиной. Вы поймете, о чем я говорю, когда познакомитесь с ней. Без пятнадцати три я буду ждать вас в конференц-зале.

Дэвид повесил трубку и провел рукой по подбородку – этим утром он вставил в бритву новое лезвие. На экране компьютера был открыт сайт о Данте. Ему хотелось проверить, что знали другие библиотеки и архивы о флорентийском издании. Это могло пролить свет на личность иллюстратора. Вот бы поделиться с миссис Ван Оуэн чем-то новым, думал Дэвид, рассказать о книге такие подробности, которые он не указал во время публичной лекции. Тогда при первой встрече он произвел бы на нее благоприятное впечатление. И, возможно, она открыла бы ему какие-то детали относительно истории этой книги.

Текст, написанный на народном итальянском, имел стандартный шрифт. Прежде, вплоть до ранних 1300-х годов, когда создавалась «Божественная комедия», для эпических произведений использовалась только высокая латынь. Но Данте изменил этот порядок. Написав поэму в новаторских трехстрочных строфах и на обычном разговорном языке, он бросил вызов консервативной традиции и даровал законность народному языку, которым пользовались его современники. В сравнении со стихами древних греков и римлян он совершил новаторский прорыв в поэзии. Но в флорентийском издании, о котором Дэвнд пока не нашел упоминаний в других библиотеках, его прежде всего интересовали иллюстрации. В них чувствовались жизнь и сила, не имевшие аналогов. Они разительно отличались от прочих иллюстраций, которые он видел в бесчисленных изданиях на разных языках.

В половине третьего, не найдя ничего нового о книге, Дэвид снял с гвоздика пиджак и галстук, предназначенные для официальных мероприятий. Забежав в комнату отдыха, он осмотрел себя в зеркале. Оставалось лишь поправить узел галстука. Да и побриться он мог бы получше – особенно в такой день. Его густые каштановые волосы, топорщившиеся над воротником, тоже нуждались в руке парикмахера. Он кое-как пригладил их и направился в конференц-зал, где его ожидала встреча с таинственной миссис Ван Оуэн.

Доктор Армбрастер позвонила секретарше и распорядилась подать им чай во время переговоров. Они вошли в зал, обшитый деревянными панелями. Приятное освещение создавало уютную атмосферу. На задней стене висел масляный портрет основателя библиотеки. Мистер Вальтер Лумис Ньюберри был изображен в черном костюме, со свисавшими из нагрудного кармана серебряными часами. Доктор Армбрастер осмотрела Дэвида с головы до ног. Он чувствовал себя так, словно в нем выискивали следы порока.

– Проявляйте к гостье максимальную любезность. Не вступайте с ней в какие-либо переговоры и не комментируйте условия для ее пожертвования. Это мы оставим для наших юристов.

– Понял.

В три часа дня секретарша сопроводила в зал двух гостей – миссис Ван Оуэн и ее адвоката, которого она представила как Юджина Хаджинса. Этот флегматичный мужчина с красноватым лицом занял место во главе стола, словно уже привык к такой позиции и перечить ему не было смысла. Миссис Ван Оуэн села справа от него. Доктор Армбрастер и Дэвид устроились с другой стороны. Пока секретарша разливала чай в чашки, он рассматривал важную гостью.

Сегодня она пришла без вуали, и Дэвид был потрясен ее красотой. Он никогда не видел столь привлекательных женщин. Белая кожа миссис Ван Оуэн казалась такой идеально гладкой, что он не мог определить ее возраст. Неужели она действительно была молода, как свежая роза? Или это объяснялось чудесным воздействием какого-то косметического средства, о котором он еще не слышал? Дэвид знал, что миссис Ван Оуэн недавно потеряла мужа. Новость о его трагической гибели разнесли все газеты. Но она не проявляла никаких признаков печали. Ее черные, как смоль, волосы, собранные в плотный узел, придавали ей царственный и чужеземный вид… не соответствовавший месту и времени. И это впечатление еще больше подчеркивалось самой изумительной частью ее лица – фиолетово-синими глазами. Дэвид даже не представлял, что человеческие глаза могут иметь такой цвет. Вот, наверное, почему на публике она носила вуаль. Возможно, траурный наряд давал ей передышку, не позволяя людям досаждать ей назойливыми взглядами. Внезапно Дэвид понял, что он как раз этим и занимается. Сняв очки, он притворился, что протирает их платком.

Хаджинс открыл пухлый портфель и вытащил объемный запечатанный конверт. Затем он положил на стол стандартную папку, на которой черными крупными буквами было напечатано название его юридической фирмы: «Хаджинс и Дандар».

– Вы прочитали очень интересную лекцию, – сказала миссис Ван Оуэн, и Дэвид, подняв голову, увидел легкую улыбку на ее губах. – Я узнала много нового о Данте.

Казалось, ее что-то забавляет, но выражение лица говорило, что она о чем-то размышляет. В ее речи чувствовался легкий акцент, однако Дэвид, хорошо разбиравшийся в языках, не мог определить страну его происхождения. Он казался явно трансатлантическим, хотя мог быть французским, итальянским или даже испанским.

– Большое спасибо, – ответил Дэвид. – Такая похвала многого стоит. Особенно из уст дарительницы чудесной книги. Пользуясь случаем, я хотел бы спросить, откуда у вас появилось это издание?

– Его напечатали во Флоренции. Впрочем, вы уже знаете.

– Но как эта книга стала вашей?

– Она много лет хранилась в моей семье, и мне подумалось, что пришла пора ознакомить с ней остальную часть мира. Кроме того, она нуждалась в реставрации и изучении.

– А как насчет иллюстраций? – настаивал он. – Вам известно, чьи это рисунки? Я проконсультировался с дюжиной источников и проверил сотни архивов, но все еще не нашел соответствий с каким-либо известным изданием.

– И думаю, не найдете.

– Правда? Почему?

– Потому что она единственная в своем роде.

– Вы уверены? Вы знаете, что это единственная сохранившаяся копия? Откуда вам это известно?

Он с трудом скрывал свое возбуждение. Однако миссис Ван Оуэн небрежно взмахнула рукой.

– Просто я всегда так говорю.

Дэвид разочарованно поморщился. Как оказалось, все его догадки и предположения цеплялись за фамильное наследие. Несомненно, это издание «Божественной комедии» являлось редким и ценным приобретением, но возможно, в мире существовала другая копия – например, в запасниках Ватиканской библиотеки. Хотя вряд ли можно было найти столь хорошо сохранившийся экземпляр.

Похоже, мистер Хаджинс чувствовал себя неловко во время этой непосредственной беседы. Прочистив горло, он вмешался в разговор:

– Теперь, когда вы получили ответы на свои вопросы, мы могли бы приступить к делам, ради которых собрались. Нам хотелось бы вручить вам еще один материал.

Он кивнул на большой конверт, лежавший на столе, и жестом дал понять, что Дэвид может вскрыть его. Когда тот потянулся к конверту, адвокат продолжил:

– Миссис Ван Оуэн решила передать этот манускрипт и рисунки на попечение библиотеки «Ньюберри». На ее взгляд, они достойны изучения и экспертной оценки. Более того, миссис Ван Оуэн заинтересована в таких исследованиях и готова финансировать работу ваших специалистов над этими материалами.

Конечно, Дэвид обрадовался тому, что богатая дама брала расходы на себя, но ему не понравилась та небрежная манера, в которой она передавала им старинную и, возможно, очень ценную рукопись. Он озабоченно нахмурился, когда, открыв конверт, почувствовал явственный запах дыма.

– Однако их окончательная передача библиотеке остается под вопросом, – добавил мистер Хаджинс. – Многое зависит от результатов работы ваших специалистов и от того, будут ли завершены исследования. Если они увенчаются успехом, на что мы и надеемся, «Ньюберри» не только станет законным обладателем данной рукописи, но и получит щедрую дотацию для поддержания библиотеки. Если исследования не будут завершены…

Он сделал паузу и фраза повисла в воздухе.

– Мы изменим свои условия.

Дэвид осторожно вытащил из пухлого конверта желтые страницы манускрипта. Он изумился их древности. Судя по чернилам и текстуре бумаги, этот документ был написан сотни лет назад, примерно в пятнадцатом или шестнадцатом веке. Рукопись напоминала многие ricordanze, которые он годами изучал в университете, – воспоминания и дневники итальянских торговцев, документы, воссоздававшие картины повседневной жизни в эпоху Ренессанса. Текст был написан на итальянском языке. Буквы потускнели от времени, но читались вполне разборчиво. Страницы с опаленными краями пахли дымом и плесенью. Тут и там виднелись коричневые точки, напоминавшие старческие пятна на руках пожилого человека.

Когда он отложил одну страницу и взглянул на другую, ему стало ясно, что рукопись была настоящим сокровищем. Она радикально отличалась от торговых отчетов о покупке зерна или продаже шерсти. Перед ним лежал старинный манускрипт со множеством пояснений на полях и зачеркнутыми строками в тексте. Он назывался «La Chiave alla Vita Eterna». «Ключ к жизни вечной». На многих страницах рукописи имелись рисунки и схемы, технические ссылки на процессы плавления и выдувания стекла. Дэвид даже нашел чертеж печи для обжига – достаточно большой, чтобы отлить в ней статую в человеческий рост. Сердце Дэвида забилось. Прежде чем осмотреть очередной чертеж, сложенный в несколько раз, он смущенно снял очки и протер их своим галстуком.

Заметив его нерешительность, миссис Ван Оуэн добродушно сказала:

– Разверните этот лист.

Он по-прежнему не решался прикоснуться к документу, боясь нанести ему вред. Обычно Дэвид делал это на лабораторном столе, с помощью ватных тампонов и пинцетов, под тусклым непрямым освещением. Но доктор Армбрастер не могла сдержать любопытства.

– Давайте, Дэвид, – настойчиво велела она. – Не заставляйте нас ждать!

Встав с кресла, он развернул большой чертеж – возможно, в два квадратных фута. С его губ сорвался вздох изумления. Это был красивый эскиз, выполненный черными и красными чернилами. На круглой крышке медальона была изображена Медуза – мифологическая горгона, чей взгляд превращал людей в камень. Обратная сторона круглой основы имела углубление, но, очевидно, оставалась недоработанной. Ее набросок находился в нижнем правом углу. Но какой художник создал чертеж? Дэвид не сомневался, что он видел перед собой произведение мастера. Рафаэль, Верроккьо или Микеланджело? Судя по форме, эскиз предназначался для медальона, монеты или декоративной застежки плаща.

– Это маленькое зеркало, – сказала миссис Ван Оуэн, отвечая на его безмолвный вопрос. – Как вы понимаете, оно называлось «Медуза».

Он быстро отыскал название на чертеже. Все действительно совпадало. На задней стороне медальона располагалось зеркало.

– Вы знаете, чей это чертеж?

Он осмотрел страницу в поисках подписи, но ее не было. Как не было и на других страницах.

– Да, знаю, – ответила миссис Ван Оуэн.

Дэвид ждал.

– Переданные вам материалы, в том числе и редкое издание Данте, когда-то принадлежали очень талантливому и многостороннему человеку, – произнесла гостья. – Я имею в виду величайшего мастера, который когда-либо жил на земле. Его звали Бенвенуто Челлини.

Ее фиолетовые глаза пронзали Дэвида пристальным взглядом. Он ошеломленно опустился в кресло. Чертеж по-прежнему лежал перед ним на столе. Он не верил своим ушам. Неужели Челлини? Один из его кумиров со времен Амхерстского колледжа! Он вспомнил, как на курсе изобразительных искусств Ренессанса впервые прочитал его знаменитую автобиографию. Мятежный дух, создававший величайшие скульптуры своего времени. Именно его работы побудили Дэвида выбрать карьеру реставратора. Несколько секунд он не мог произнести ни слова.

– О каких исследованиях вы говорили? – наконец спросил он у миссис Ван Оуэн. Ему уже не терпелось приступить к работе. – Вы хотите подтвердить подлинность рукописи и авторство Челлини?

Она нахмурилась от такого предположения.

– Я не сомневаюсь в них. Об этом даже нет вопросов.

Дэвид понял, что она не относилась к той категории людей, которые легко воспринимали чужие доводы. И он сожалел, что вызвал ее недовольство. Даже доктор Армбрастер испуганно поджала губы.

– Тогда что же вы хотите от меня?

Постукав по чертежу лакированным ногтем и притопнув ногой для пущей убедительности, миссис Ван Оуэн решительно сказала:

– Я хочу, чтобы вы нашли его.

– Это зеркало?

За кого она принимала его? За Индиану Джонса? Доктор Армбрастер тоже выглядела удивленной таким требованием, но она и не думала возражать богатому спонсору.

– Разве гемолог или специалист по античным драгоценностям не лучше подошел бы для этой задачи? – спросил Дэвид.

– Я уже шла таким путем, – поморщившись, ответила миссис Ван Оуэн. – Они ничего не нашли. Теперь у меня нет сомнений, что для таких поисков необходим ученый вашего уровня.

– Возможно, они не нашли его, потому что зеркала… вообще не существует?

Он едва набрался храбрости, чтобы закончить эту мысль.

– «Медуза» существует, – ответила их гостья тоном, не допускающим возражений.

Посмотрев в ее фиолетовые глаза, блестевшие, как две льдинки, Дэвид поверил ей на слово. Он не смел сомневаться.

– Вы должны доставить его мне, – закончила миссис Ван Оуэн.