Текст книги "Дух демона"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 40 страниц)

Добравшись до места, где они оставили лошадей, Пони сразу же вытащила спрятанные самоцветы.

Джоджонах попросил у нее гематит, чтобы помочь Смотрителю, но кентавр наотрез отказался.

– Вы бы лучше дали мне поесть, – сказал он.

И действительно, он выглядел вполне здоровым, только сильно исхудавшим. Смотритель погладил красную магическую повязку эльфов у себя на руке.

– Хорошую штуку ты мне подарил, – подмигнув, сказал он Элбрайну.

– Путь у нас неблизкий, и ехать придется быстро, – предупредил его Элбрайн, но Смотритель лишь похлопал себя по впалому животу и засмеялся.

– Чем меньше брюхо у коня, тем он быстрее бежит.

– Тогда в путь, – сказал Элбрайн. – Не будем мешкать и дожидаться, пока монахи бросятся нас искать. К тому же нам надо вовремя доставить магистра Джоджонаха в Сент-Прешес.

– Садитесь на Грейстоуна, – сказала магистру Пони, отдавая ему поводья.

Джоджонах не возражал, понимая, что кентавру легче нести на себе изящную женщину, чем его грузное тело.

Но Пони направилась не к Смотрителю, а опрометью бросилась бежать назад к монастырю, зажав в руке самоцветы.

Элбрайн догнал ее через двадцать футов и попытался удержать. Ее плечи тряслись от рыданий. Пони отчаянно вырывалась. Судя по всему, она была полна решимости вернуться в монастырь и отомстить.

– Тебе не совладать с ними, – сказал Элбрайн, крепко сжимая ее в своих руках. – На их стороне – численность и сила. Только не сейчас.

Пони продолжала отбиваться и даже, сама того не желая, поцарапала Элбрайну лицо.

– Ты не имеешь права оскорблять память Эвелина, – сказал ей Элбрайн.

Пони затихла. Тяжело дыша и заливаясь слезами, она недоверчиво взглянула на него.

– Он отдал тебе камни, чтобы ты сберегла их, – продолжал Элбрайн. – Если ты сейчас вернешься в монастырь, с тобой легко справятся, а камни попадут в руки наших и Эвелина врагов. Их заберет тот, кто погубил семью Чиличанк. Ты готова сделать ему такой подарок?

Казалось, силы разом оставили Пони, и она обмякла, повиснув на руках у любимого, уткнувшись ему в грудь. Элбрайн тихо повел ее к остальным и посадил на Смотрителя. Сзади на спину кентавра уселся Джуравиль, чтобы приглядывать за Пони.

– Дай мне солнечный камень, – попросил Элбрайн.

Взяв камень, он передал его Джоджонаху, попросив возвести магическую завесу. Магистр заверил его, что легко справится с этим. Элбрайн взобрался на Дара. Два коня и кентавр пустились вскачь, и к полудню стены Санта-Мир-Абель остались далеко позади.

– Найти их! – бушевал отец-настоятель. – Осмотреть каждое помещение, каждый коридор. Позакрывать все двери и поставить возле них охрану! Выполняйте! Живо!

Монахи, толкая друг друга, бросились выполнять приказ. Часть из них направилась по тому же пути, каким они сюда пришли, чтобы начать поиски в книгохранилище.

Когда Маркворту сообщили, что попыток открыть нижние ворота не обнаружено, он потребовал усилить поиски в помещениях книгохранилища. Еще до полудня монастырская братия обшарила каждый закоулок и закуток своего громадного монастыря. Сам Маркворт находился в просторном храме, где он устроил подобие штаба. Вокруг него толпились магистры, каждый из которых командовал отрядом монахов.

– Пришельцы проникли в монастырь через нижние ворота и через них же ушли, – заключил один из магистров, не обращая внимания на скептические взгляды собратьев.

Старший разведчик из его отряда только что вернулся и доложил: попыток проникнуть через какие-либо другие двери нигде не обнаружено.

– Находясь снаружи, невозможно открыть закрытые на тяжелый засов ворота и поднять опускную решетку, – возразил кто-то из магистров.

– Если только они не применили магию, – предположил другой.

– Или если кто-то в монастыре не поджидал их, чтобы впустить, а затем выпустить и закрыть за ними ворота, – бросил Маркворт, и от его замечания всем стало не по себе.

Вскоре, когда стало понятно, что враги давным-давно покинули монастырь, Маркворт приказал половине разведчиков продолжить поиски за стенами. Еще двум десяткам братьев роздали кварцы и гематиты, велев искать с помощью магии.

Маркворт сознавал тщетность подобных усилий, ибо только теперь он по-настоящему понял ум и силу своих истинных врагов. Состояние беспомощности, в котором он оказался, породило в нем приступ неукротимой ярости. Сколько он себя помнил, никогда еще он не был до такой степени разгневан и взбешен.

Успокоение пришло к отцу-настоятелю во второй половине дня, когда он расспросил Фрэнсиса и двоих монахов, стоявших на страже возле камер Чиличанков. Теперь он получил более ясное представление о тех, кто вторгся в Санта-Мир-Абель. Несомненно, среди них был некто, хорошо знавший лабиринты монастырских подземелий.

Возможно, думал Маркворт, теперь ему уже не нужны ни кентавр, ни трупы Чиличанков. Теперь вина преступников станет еще тяжелее. Он сумеет доказать, что похищение Эвелином камней было лишь частью более серьезного и опасного заговора внутри ордена. Отец-настоятель понимал ход своих дальнейших действий. Итак, он нашел козла отпущения.

Пусть только Джеховит приведет с собой отряд «Бесстрашных Сердец».

Поздним вечером Маркворт стоял в своих покоях и глядел в окно.

– Мы еще посмотрим, – произнес он, и усмешка тронула его лицо. – Мы еще посмотрим.

– Вы даже не попросили вернуть камни, – сказала Пони.

Она, Элбрайн и магистр Джоджонах стояли на одной из улиц Палмариса. Ранним утром они высадились к северу от города, переправившись через пролив на борту «Сауди Хасинты». По чистой, но счастливой случайности корабль капитана Альюмета оказался в гавани Эмвоя. Альюмет откликнулся на просьбу Джоджонаха и бесплатно, без каких-либо расспросов, перевез их на другой берег Мазур-Делавала, пообещав, что никто не узнает об этом плавании.

Джуравиль и Смотритель остались ждать за городом, а Элбрайн, Пони и Джоджонах направились в Палмарис. Магистру пора было возвращаться в Сент-Прешес, а воины хотели проведать старых друзей.

– Камни находятся в надежных руках, – искренне улыбнувшись, ответил Джоджонах. – Моя церковь в большом долгу перед вами. Боюсь только, что от таких, как Маркворт, награды вам не получить.

– А вам? – спросил Элбрайн.

– А мне предстоит иметь дело хоть и не со столь умным, но не менее коварным настоятелем, – ответил магистр. – Жаль, что монахи Сент-Прешес взамен Добриниона получили Де'Уннеро.

Они расстались друзьями. Джоджонах зашагал к монастырю, а Элбрайн и Пони пошли по улицам, пытаясь хоть что-то разузнать о беженцах с севера. И вновь чистая случайность столкнула их с Белстером О'Комели. Тот буквально взвыл от восторга, увидев друзей живыми.

– Что слышно о Роджере? – спросил Элбрайн.

– Отправился вместе с бароном в Урсал, – ответил Белстер. – Говорят, поехали прямо к королю.

В Палмарисе еще не знали о злодейском убийстве барона, поэтому новость обрадовала Элбрайна и Пони, вселив в них надежду.

Потом все трое пошли во «Встречу друзей». Пони вела их к трактиру, долгие годы бывшему ей родным домом. При виде знакомого места ей стало нестерпимо больно. Пони умоляюще взглянула на Элбрайна, прося поскорее увести ее из города. Ей хотелось на север, в их родные места.

Элбрайн не возражал.

– А ты непременно зайди туда, – сказал он бывшему трактирщику. – Ты же говорил мне, что собираешься осесть в Палмарисе. В этом трактире для тебя найдется дел по горло. Уверен, лучшего хозяина им не найти.

Белстер хотел было возразить, но Элбрайн слегка кивнул в сторону Пони, и тот догадался.

– Мне говорили, это лучший трактир во всем Палмарисе, – сказал Белстер.

– Был когда-то, – мрачно добавила Пони.

– И обязательно будет снова! – с жаром проговорил Белстер.

Он потрепал Элбрайна по плечу, крепко обнял Пони и бодро зашагал к дверям «Встречи друзей».

Пони проводила его глазами и даже сумела улыбнуться.

Затем она взглянула на Элбрайна.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

В ответ Элбрайн тоже улыбнулся и нежно поцеловал ее в лоб.

– Пошли, – сказал он. – Друзья заждались нас на дороге в Кертинеллу.

ЭПИЛОГ

Солнце светило все так же ослепительно ярко, но утро было довольно холодным. Дувший ветер не был пронизывающим, и все же Пони ощущала его прикосновение каждым уголком своего обнаженного тела. На ковре из разноцветных листьев она танцевала би'нелле дасада. Сегодня, как и много дней подряд, она танцевала одна, без Элбрайна. Эти минуты одиночества и глубокой сосредоточенности помогали ей переживать горе.

Кружась между охапками листьев, она видела Петтибву, Грейвиса и даже Греди. Она вспоминала дни юности и, отталкиваясь от них, стремилась протянуть оттуда цепочку к последующим событиям. Ощущая тяжкий груз вины, разумом Пони понимала, что не сделала ни единого ложного шага. Она избрала путь, который, доведись ей выбирать сейчас, она бы выбрала снова.

Так она танцевала каждое утро и плакала, а когда горе наконец стало уходить и голос здравого смысла заглушил ощущения вины, у нее осталось лишь одно чувство…

Ярость.

Глава Абеликанской церкви стал ее врагом. Этот человек начал войну, в которой Пони не собиралась участвовать. Но Эвелин отдал ей самоцветы. Он доверил ей самоцветы, и потому Пони была во всеоружии.

Сохраняя равновесие тела, она сделала поворот. Из-под ног взметнулись опавшие листья, но она их почти не заметила. Пони была предельно сосредоточена и глубоко погружена в себя. Схожее чувство охватывало ее, когда она уходила в камень. Она становилась сильнее.

У Пони не было намерений обойти стену ярости; она решила прорваться сквозь эту стену.

Зима в этом году наступила рано, и к середине калембра пруды к северу от Кертинеллы покрылись сверкающей коркой льда, а к утру землю нередко покрывал тонкий слой снега.

Вдалеке от тех краев над заливом Всех Святых клубились угрюмые тучи, и зимние ветры угрожали штормами. Вода потемнела, и на ее фоне резко выделялись белые барашки волн, ударявших о прибрежные скалы. Из тридцати настоятелей, съехавшихся на Коллегию Аббатов, лишь двое прибыли морем – Олин из монастыря Сент-Бондабрюс, что в Энтеле, и настоятельница Деления из Сент-Гвендолин. Оба они рассчитывали прогостить у Маркворта всю зиму, ибо в это время редкие корабли отваживались вступать в единоборство с коварными волнами.

Несмотря на прибытие множества высших иерархов церкви и вести о скором окончании войны, настроение, царившее в Санта-Мир-Абель, было мрачным и угрюмым под стать погоде. Многие настоятели были личными друзьями Добриниона. Вдобавок общее мнение, подогреваемое слухами, склонялось к тому, что нынешняя Коллегия окажется судьбоносной и даже поворотной для будущего церкви. Произведенное Марквортом назначение Маркало Де'Уннеро главой Сент-Прешес и выдвижение монаха девятого года в ранг безупречных вызывали много споров и пересудов.

Все знали, что на предстоящей Коллегии будут присутствовать «гости» иного рода: отряд свирепых бойцов из «Бесстрашных Сердец» – королевских гвардейцев, направленных сюда королем по просьбе настоятеля Джеховита. В истории церкви подобное уже бывало, но почти всегда присутствие солдат предвещало какие-либо тревожные события.

По традиции Коллегия открывалась в пятнадцатый день калембра, сразу после вечерних молитв. В течение этого дня всем участникам, в особенности магистрам и настоятелям, предписывалось проводить время в тишине и размышлениях, разумом и духом подготавливая себя к предстоящим испытаниям. Нередко слова «предстоящие испытания» воспринимались лишь формально, однако магистр Джоджонах принял их близко к сердцу и постарался исполнить предписание. Он закрылся в отведенной ему келейке и, опустившись возле койки на колени, молился о даровании ему водительства свыше. В течение всего времени, проведенного им под началом Де'Уннеро, магистр вел себя тихо, стараясь ничем не раздражать нового настоятеля и не давать тому ни малейшего намека о бунте, который зрел в его сердце. Разумеется, ему тогда сильно досталось от Де'Уннеро за самовольный уход, но после гневной тирады, обрушившейся на голову магистра, больше об этом не было сказано ни слова. По крайней мере, самому Джоджонаху.

Магистр знал: настало его время. Возможно, ему дается последний шанс. Но хватит ли у него мужества открыто выступить против Маркворта? Джоджонаха мало волновали вопросы, которые предстояло решить Коллегии, однако у него были сильные подозрения (и они еще усилились, когда он увидел «спутников» настоятеля Сент-Хонс), что Маркворт воспользуется открывающейся возможностью официально объявить Эвелина еретиком.

Конечно же, у Маркворта имелись союзники, и весьма могущественные. И все равно Джоджонах знал, каким путем велит идти ему совесть, если Маркворт выступит с заявлением против Эвелина.

А если не выступит?

По просьбе Джоджонаха обед ему принесли прямо в келью, постучав один раз в дверь. Он пошел открывать и был немало удивлен, когда увидел Фрэнсиса с подносом в руках.

– Значит, слухи подтвердились, – недовольно пробурчал Джоджонах. – Что ж, поздравляю, безупречный брат. Весьма неожиданно.

Джоджонах взял поднос в одну руку. Другой он держал дверь, явно намереваясь закрыть ее перед самым носом Фрэнсиса.

– Я слышал вас, – тихо произнес Фрэнсис.

Джоджонах непонимающе уставился на него.

– Там, в коридоре, возле камер, – напомнил Фрэнсис.

– Прости, брат, но я не знаю, о чем ты говоришь, – вежливо сказал магистр, отступая на шаг.

Он стал закрывать дверь, но Фрэнсис быстро проскользнул внутрь.

– Закройте дверь, – почти шепотом попросил он.

Первым инстинктивным желанием Джоджонаха было как следует отчитать назойливого молодого монаха, но он не мог просто так отмести заявление Фрэнсиса. Поэтому магистр закрыл дверь и сел на койку, поставив поднос с едой на столик.

– Я знаю, это вы предали нас и впустили налетчиков, – прямо сказал Фрэнсис. – Я до сих пор не решил, кто же открыл вам ворота и потом закрыл их за вами. Браумин Херд здесь ни при чем, это я проверил.

– Возможно, их впустил сам Господь Бог, – бесстрастным голосом произнес Джоджонах.

Похоже, шутка не слишком понравилась Фрэнсису.

– Впустил не только их, но и вас тоже, – глядя прямо на магистра, сказал он. – До того как потерять сознание, я слышал вас. Поверьте, я узнал ваш голос.

Улыбка на лице Джоджонаха сменилась насупленным, решительным взглядом.

– Зря вы не позволили тому человеку убить меня, – сказал он.

– Тогда бы я оказался похож на тебя, – тихо возразил магистр. – А это, боюсь, было бы хуже любого наказания, страшнее самой смерти.

– Откуда вы узнали? – настоятельным тоном спросил Фрэнсис.

Дрожа от гнева, он приблизился к Джоджонаху, словно намеревался ударить его.

– Узнал о чем? – спросил магистр.

– О том, что я убил его! – выпалил Фрэнсис, отступая назад и тяжело дыша. – Греди Чиличанка. Откуда вы узнали, что именно я убил его на обратном пути?

– Я не знал, – ответил удивленный и возмущенный Джоджонах.

– Но вы же говорили, – запротестовал Фрэнсис.

– Я говорил о твоем поведении, а не о конкретных поступках, – перебил его Джоджонах.

Он видел, что новоявленный безупречный буквально раздавлен.

– Не имеет значения, – произнес Фрэнсис, махнув рукой. – Это был несчастный случай. Я сам узнал не сразу.

Джоджонах понял, что безупречный не верит его словам, и воздержался от расспросов. Фрэнсис шатаясь, вышел из кельи.

Глубоко захваченный словами Фрэнсиса, Джоджонах даже не притронулся к еде. Он понял, что его ждет, и вернулся к молитвам. Он исповедовался перед Богом с искренностью обреченного и просил о водительстве свыше.

Коллегия открылась длинной и скучной церемонией перечисления собравшихся настоятелей и прибывших с ними магистров. Все эти помпезные и пустые речи вполне могли растянуться до рассвета. Открытие было единственным заседанием Коллегии, на которое допускались все монахи данной обители. В громадном зале Санта-Мир-Абель собралось более семисот братьев. Здесь же находились гвардейцы из «Бесстрашных Сердец», сопровождавшие настоятеля Джеховита.

Джоджонах сидел на задних рядах, поближе к выходу. Он пытался следить за Марквортом, который после вступительной молитвы и приветственной речи удалился в конец зала. Церемония продолжалась. Джоджонаху несколько раз представлялась возможность незаметно выбраться из зала. Интересно, как далеко он сумеет уйти, прежде чем Маркворт и другие сообразят, что он скрылся?

Это было бы самым простым решением.

Джоджонах думал, что ночь так и пройдет в цветистом пустословии, и предвкушал, как проведет еще один долгий день, молясь у себя в келье. Однако незадолго до рассвета Маркворт вновь занял главное место.

– Есть одно дело, которое нам надлежит решить до того, как мы отправимся на отдых, – начал отец-настоятель. – Дело, о котором должны услышать и узнать все молодые братья, прежде чем им велят покинуть Коллегию.

Джоджонах вскочил с места и двинулся к первым рядам, идя по центральному проходу. Он специально пошел таким путем, чтобы пройти мимо Браумина Херда.

– Слушай внимательно, – шепнул он, наклонившись к Браумину. – Записывай себе в память каждое слово.

– …Для всех вас не секрет, что Санта-Мир-Абель, равно как и весь наш орден, уже несколько лет, словно от чумы, страдает от ужасного преступления. Вся злокозненная глубина этого преступления проявилась в пробуждении демона-дракона и последовавшей за ним ужасающей войне, принесшей нашим землям столько горя и страданий, – громко и напыщенно говорил Маркворт.

Джоджонах продолжал медленно идти к передним рядам. Многие оборачивались, узнавая его, за его спиной слышались перешептывания. Магистра это не удивляло: он знал, что его симпатии к Эвелину не являются тайной и за пределами Санта-Мир-Абель.

Он увидел, как гвардейцы – послушные марионетки в спектакле Маркворта – встали сбоку и вытянули шеи.

– Вы слышите наиболее важное заявление, какое только возможно во время нынешней Коллегии Аббатов, – гремел Маркворт. – Итак: человек по имени Эвелин Десбрис открыто и официально объявляется преступником по отношению к церкви и государству.

– Это обвинение в ереси, отец-настоятель? – спросил настоятель Джеховит, сидящий на первом ряду.

– Ничуть не меньше, – подтвердил Маркворт.

Во всех концах зала зашептались; одни одобрительно кивали, другие, наоборот, качали головой. Настоятели и магистры, наклонившись, переговаривались между собой.

Джоджонах проглотил подступивший к горлу комок, понимая, что следующий шаг подведет его к краю пропасти.

– Не тот ли это Эвелин Десбрис, который в свое время был удостоен высших почестей, какие только существуют в Абеликанской церкви? – громко спросил он, обращая на себя внимание всех собравшихся и прежде всего – Браумина Херда. – Разве не сам отец-настоятель Далеберт Маркворт назвал Эвелина Десбриса Приготовителем священных камней?

– Это осталось в прошлом, – спокойным, холодным тоном ответил Маркворт. – Тем большего сожаления достойна участь этого человека и тем глубже его падение.

– Воистину, тем глубже падение, – ответил Джоджонах, выходя к подиуму, навстречу судьбе. – Но только отнюдь не Эвелин впал в ересь.

Где-то там, в центре зала, Браумин Херд осмелился улыбнуться и кивнуть своему наставнику. Молодому монаху показалось, что, судя по перешептываниям, сидевшие рядом с ним одобряют слова Джоджонаха.

– Вы, видимо, хотели сказать – не только Эвелин! – вдруг злобно проговорил Маркворт.

Джоджонах, ошеломленный этими словами, умолк, и Маркворт воспользовался столь необходимой ему паузой, чтобы вновь завладеть вниманием собравшихся.

– Да будет вам известно, что нынешним летом безопасность Санта-Мир-Абель вновь была поставлена под угрозу, – вскричал отец-настоятель. – Пленники, которые должны были свидетельствовать перед вами против Эвелина, были буквально вырваны у меня из рук.

В зале шумно задышали.

– А теперь позвольте представить вам брата Фрэнсиса, недавно возведенного в ранг безупречного.

Собравшиеся уже не раз слышали это имя. Маркворт знал: на последующих заседаниях Коллегии ему явно придется выдержать натиск обвинений в преждевременном продвижении Фрэнсиса.

Браумин Херд по лицу Джоджонаха понял, каково ему, и закусил губу. Он помнил об обещании, данном своему любимому наставнику, и без конца твердил себе, что все развивается именно так, как предсказывал Джоджонах. Из любви и уважения к магистру он должен молчать. И все же Браумин чувствовал: появись хоть малейший намек на то, что Коллегия заняла сторону Джоджонаха, он немедленно ринется вперед и встанет рядом с наставником.

Чуда не произошло. Расспрашивая Фрэнсиса об исчезновении пленников, Маркворт задавал вопросы быстро и по существу. Фрэнсис подробно описал, как выглядит Элбрайн, затем подтвердил, что в Чиличанков вселились демоны.

Потом Фрэнсис посмотрел Джоджонаху прямо в глаза и… замолчал.

Джоджонаху едва верилось, что этот человек его не предал!

Но здесь вновь заговорил Маркворт. Он поблагодарил и отпустил Фрэнсиса, пояснив, что рассказ безупречного предварил показания другого свидетеля – одного из стражников, на которого напал Элбрайн. Оказалось, этот монах сумел немного выползти из бокового прохода и мельком увидеть заговорщиков. Среди них находился и… магистр Джоджонах.

Джоджонах смолк. Он понял: никакие, даже самые громкие возражения теперь не помогут.

Следующим выступил настоятель Де'Уннеро. Он подробно рассказал о событиях, приключившихся по пути в Палмарис, которые позволили Джоджонаху исчезнуть под внешне благовидным предлогом. Де'Уннеро представил произведенный им расчет времени, показав, что магистр вполне мог побывать в Санта-Мир-Абель.

– Мне довелось разговаривать с тем купцом. Его имя – Неск Рич. Так вот, он подтвердил, что магистр Джоджонах более не появлялся на месте стоянки его каравана.

Джоджонахом начало овладевать странное спокойствие, странное приятие того, что в этом сражении ему не победить. Маркворт отлично подготовился к атаке.

Он бросил взгляд на фанатичных гвардейцев из «Бесстрашных Сердец» и улыбнулся.

Следующим Маркворт вызвал одного из спутников Джоджонаха по экспедиции в Барбакан. Можно было не сомневаться, что этот брат поведает собравшимся, как Джоджонах ловко сумел тогда не позволить им выкопать тело Эвелина.

И каждый фрагмент упадет точно в нужное место общей картины обвинения против него.

– Довольно! – закричал Джоджонах, нарушая ход затеянного Марквортом спектакля. – Да, злодей Маркворт, я действительно был в твоих застенках.

Восклицания в зале стали громче. Послышались гневные выкрики, и их было не так уж мало.

– Да, я помогал освобождению пленников, незаконно и бесчеловечно захваченных тобою, – признался Джоджонах. – Я достаточно насмотрелся на твои злодеяния. Я видел, сколько чудовищной лжи обрушилось на кроткого – да, кроткого и благочестивого Эвелина! И эти же наиболее зримо проявились в судьбе «Бегущего по волнам».

Магистр Джоджонах умолк и громко рассмеялся, припомнив только что произнесенные слова. Каждый настоятель, магистр и безупречный, сидевший в этом зале, знали о судьбе «Бегущего по волнам» и в свое время молчаливо согласились с ней. По сути, каждый иерарх был соучастником преступлений.

Джоджонах знал, что обречен. Он хотел выступить против Маркворта, показать древние свидетельства, доказывающие, что в те времена камни собирали совсем не так. Ему хотелось крикнуть, что брат Пеллимар, участвовавший в последнем сборе камней, также был убит этой якобы святой церковью.

Но он понимал, что в этом нет никакого смысла, и, что важнее, он не хотел раскрывать все карты. Магистр посмотрел на брата Браумина и улыбнулся: вот кто подхватит его факел.

Маркворт вновь закричал об объявлении Эвелина еретиком, добавив, что Джоджонах, согласно его собственному признанию, является предателем церкви.

Затем поднялся настоятель Джеховит, второй по могуществу человек в ордене. Он поддержал предложение отца-настоятеля и, получив утвердительный кивок Маркворта, махнул гвардейцам.

– По вашим собственным словам, вы совершили измену против церкви и короля, – заявил Джеховит Джоджонаху, которого уже окружили солдаты. – Имеете ли вы что-либо сказать в свое оправдание?

Джеховит повернулся к залу:

– Желает ли кто-нибудь высказаться в защиту этого человека?

Джоджонах обвел глазами собравшихся и взглянул на Браумина Херда; тот, верный обещанию, молчал.

«Отважные Сердца» набросились на магистра и потащили к выходу. К ним, с благословения Маркворта и Джеховита, присоединились многие монахи, бившие и пинавшие Джоджонаха. Когда его волокли по проходу, он увидел брата Фрэнсиса. Тот выглядел подавленным и беспомощным; он стоял отстраненно, не принимая участия в происходящем.

– Я прощаю тебя, – сказал ему Джоджонах. – И Эвелин прощает тебя. И Бог тоже.

Магистр чуть было не добавил сюда имя Браумина Херда, но удержался, ибо недоверие к Фрэнсису все же оставалось.

Когда беснование монашеской толпы достигло высшей точки, Джоджонаха выволокли из зала.

Однако «праведный» гнев обуял не всех. Немало братьев, включая и брата Браумина, оставались на своих местах, сидя тихо и оцепенело. Браумин поймал на себе взгляд Фрэнсиса, но в ответ лишь сердито сверкнул на него глазами.

Спустя несколько часов, когда наступил серый, холодный день, магистра Джоджонаха, раздетого догола, поместили в открытую клетку. Клетку поставили на повозку, несколько человек впряглись в нее и покатили по улицам близлежащей деревни. При этом возницы громко возвещали возбужденным жителям о грехах и преступлениях магистра.

Со всех сторон в Джоджонаха летели проклятия, плевки и камни. Кто-то подскочил к повозке с остроконечной палкой и ударил магистра в живот, серьезно ранив.

Все монахи Санта-Мир-Абель, включая Браумина, Винсенти и Делмана, а также все приехавшие настоятели и магистры молча наблюдали за этим зрелищем. Одних оно ужасало, других – радовало.

Так прошло более часа. К тому времени в избитом и оплеванном магистре едва теплилось сознание. Наконец гвардейцы вытащили его из клетки и, подгоняя плетьми, повели к столбу.

– Будь же ты проклят за свои деяния, – перекрывая рев возбужденной толпы, объявил Маркворт. – Сомневаюсь, чтобы Бог явил тебе свою милость.

Под ногами Джоджонаха вспыхнул костер.

Он чувствовал, как языки пламени обжигают кожу, как бурлит кипящая кровь и легкие наполняются удушливым дымом. Но так продолжалось совсем недолго, ибо потом Джоджонах закрыл глаза и увидел…

Он увидел брата Эвелина, протягивавшего к нему руки…

Ни стона, ни крика не вырвалось из груди Джоджонаха, и это очень раздосадовало Маркворта.

Браумин Херд следил за казнью до конца. Он видел, как пламя становится все выше, окутывая его самого дорогого друга и наставника. Виссенти и Делман отвернулись и хотели уйти, но Браумин крепко схватил их за руки.

– Запомните это, – сказал им Браумин.

Все трое были последними, кто покинул жуткое место. Когда костер догорел, Браумин сказал:

– Теперь идемте. У меня есть книга, которую вы должны увидеть.

Еще одним свидетелем казни Джоджонаха был Роджер He-Запрешь. Он стоял в толпе деревенских жителей. С того времени, когда в придорожном лесу тигр напал и разорвал барона Билдебороха, а он сам спасся бегством, Роджер многое повидал и многое узнал. Даже за эти несколько часов он узнал о Джоджонахе и освобождении кентавра. И хотя эта новость дала ему надежду, зрелище казни повергло его в отчаяние.

Однако Роджер досмотрел все до конца. Отец-настоятель Абеликанского ордена – вот кто его настоящий враг. Теперь Роджер это знал.

Далеко от тех мест, к северу от Палмариса, Элбрайн и Пони, крепко обнявшись, смотрели, как всходит полная луна. Война с гоблинами, поври и великанами закончилась. Но война с более серьезным и коварным врагом только начиналась.