Текст книги "Дух демона"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

– Как же, рассказывайте!

– Подумай, ведь я бы мог поступить по-иному, – изменил тактику Коннор. – Я бы мог привести солдат, и эта дверь недолго оставалась бы запертой.

– Дейнси здесь нет, – послышалось из-за двери. – Я ее сестра и не знаю, о чем таком вы говорите.

Коннор застонал и ударил дверь лбом.

– Ну что ж, ладно, – сказал он. – Я ухожу. И тебе не советую здесь засиживаться и ждать, пока эти монахи явятся за тобой.

Чуть отойдя от двери, Коннор зашагал на месте. С каждым шагом он ступал все тише, и создавалось впечатление, что он удаляется. Как он и предполагал, дверь вскоре приоткрылась. Коннор быстро просунул в щель ногу и со всей силой уперся плечом в дверной косяк.

Дейнси была горячей девчонкой, а тяжелые подносы, которые ей приходилось таскать, сделали ее сильной. Поэтому без потасовки не обошлось. Наконец Коннору все же удалось пробраться в комнату и быстро закрыть за собой дверь.

– Я буду кричать! – пригрозила испуганная Дейнси, отступая вглубь комнаты.

Под руку ей попалась сковорода, стоявшая на ночном столике. Дейнси схватила ее и перевернула, забыв про находившиеся там разбитые яйца. Те с брызгами полетели на пол.

– Убирайтесь! – потребовала она, размахивая сковородкой.

– Дейнси, да что с тобой? – спросил Коннор.

Он сделал шаг вперед, но под натиском мелькавшей в воздухе сковороды поспешно отступил и поднял обе руки.

– Где семья Чиличанк? Ты должна мне сказать.

– А то вы не знаете? – с упреком сказала Дейнси. – Небось, ваш дядюшка с ними заодно!

– Заодно… в чем? – спросил ошеломленный Коннор.

– Да в том, что хозяина с хозяйкой арестовали! – заплакала Дейнси, и слезы потекли по ее пухлым щекам.

– Арестовали? – повторил Коннор. – Так они арестованы? Городской стражей?

– Нет, – всхлипнула Дейнси. – Теми монахами.

Услышанное столь поразило племянника барона, что он не мог говорить.

– Арестовали? – наконец спросил он. – Ты в этом уверена? Значит, их не просто пригласили в Сент-Прешес, чтобы уладить какой-то пустяк?

– Молодой хозяин пытался спорить, – сказала Дейнси. – Говорил, что он – ваш друг, и все такое, но они только смеялись. А когда господин Греди хотел схватить свой меч, один монах… ну, костлявый такой, как вдарит ему, и молодой хозяин упал как подкошенный. И тут появился старый монах, злющий-презлющий…

– Отец Добринион?

– Нет, старше его на целую коровью жизнь, – ответила Дейнси. – Старый, весь высохший, и лицо в морщинах. А сутана была как у Добриниона, только позатейливее. Красивый наряд, даже на таком противном, сморщенном старике. Но лицо у него отвратительное…

– Дейнси, – строгим голосом произнес Коннор, пытаясь вернуть ее к главному.

– Так вот, старик сильно накричал на молодого, а потом как взглянет на господина Греди и говорит, что если он еще какую глупость сделает, то ему руки повырвут. Этот шутить не будет. Молодой хозяин тоже это понял. Весь побледнел и задрожал.

Коннор доплелся до постели и уселся в полном оцепенении, пытаясь хоть как-то разобраться в услышанном. Где-то пару лет назад в трактире вдруг появился невероятно толстый монах из Санта-Мир-Абель и завел разговор с Петтибвой. Но тогда все проходило спокойно, хотя этот человек говорил о Джилл и чем-то расстроил обычно веселую Петтибву. Тем не менее, монах вел себя довольно учтиво и был обходителен с хозяйкой.

– Они хоть сказали, зачем сюда явились? – спросил Коннор. – В каких прегрешениях обвинили твоих хозяев? Ты должна сказать мне, я настаиваю.

– Они расспрашивали насчет хозяйской дочки, – ответила Дейнси. – Сначала они подумали, что это я, и двое молодых монахов уже хотели меня схватить. Но старик сказал им, что они ошибаются, да и хозяин с хозяйкой тоже сказали, что я им не дочка.

Коннор подпер рукой подбородок, отчаянно и безуспешно стараясь переварить слова Дейнси. Джилл. Они искали Джилл? Но зачем?

– Потом они стали говорить, что хозяева, наверное, прячут свою дочку, и пошли шарить по всему дому, понаделав беспорядку, – продолжала Дейнси. – А после всех троих увели.

Коннор Билдеборох был человеком находчивым и изобретательным. Друзья и доверенные лица имелись у него повсюду: от дворца и монастыря до «Дома Бэтлброу» – наиболее знаменитого в городе борделя. Он принадлежал едва ли не к самому могущественному и влиятельному роду.

Он понял: настало время прибегнуть к помощи друзей и добыть хоть какие-то ответы.

Если церковь с такой силой ополчилась на семейство Чиличанк из-за Джилл, то он сам тоже может попасть под подозрение. Времена были опасные, и Коннор, проживший все свои тридцать лет среди тех, кто властвовал и повелевал, прекрасно знал, насколько серьезными могут оказаться подобные интриги.

– Ты, Дейнси, оставайся здесь, – сказал он девушке. – Дверь держи на запоре и никому, кроме меня, даже не отвечай, кто бы ни позвал.

– А как же я узнаю, что это вы зовете?

– У нас с тобой будет особое слово, – загадочно произнес Коннор и понял, что завладел вниманием Дейнси.

Лицо ее просветлело и разгладилось, сковородка вернулась на ночной столик, а сама Дейнси плюхнулась на кровать рядом с Коннором.

– Ой, как интересно-то, – с восторгом сказала она. – А что за слово такое?

Коннор ответил почти не раздумывая:

– Это слово – «нубожемой».

Он хитро улыбнулся, увидев, как густо покраснели щеки Дейнси.

– Еще не забыла это слово?

Дейнси захихикала и покраснела еще гуще. Разумеется, она хорошо знала это слово и частенько повторяла его, когда они с Коннором оставались вдвоем в ее комнатке.

Коннор слегка пощекотал ей подбородок, затем поднялся и подошел к двери.

– Ни с кем не говорить, – на прощание велел он. – Если хозяева вернутся…

– Их-то уж я впущу, – вставила Дейнси.

– Разумеется, впустишь, – сухо ответил Коннор. – И скажешь Греди, чтобы разыскал меня. Не забудешь?

Дейнси радостно закивала.

– Нубожемой, – подмигнув ей, произнес Коннор, выходя из комнаты.

Дейнси еще долго сидела на постели и хихикала.

– Ты думаешь, что это игра? – закричал Маркворт, вплотную приблизившись к несчастному Греди Чиличанку.

Глаза старика, налитые кровью, так и сверлили пленника.

Греди приковали к стене за запястья, причем кандалы находились настолько высоко, что молодому человеку приходилось стоять на цыпочках. Здесь, в одном из подвальных помещений Сент-Прешес – тесной и приземистой комнатенке, – было жарко от полыхавшего в очаге огня. Рядом лежали мехи, чтобы раздувать пламя.

– Я терпеть ее не мог, – выдавил пленник, брызгая слюной и обливаясь потом. – Я не просил у родителей сестру!

– Тогда говори, где она? – гремел Маркворт.

– Если бы я знал, то сказал бы, – ответил Греди.

Ему удалось совладать со своим голосом, но не с волнением.

– Вы должны мне поверить!

Отец-настоятель Маркворт повернулся к находившимся вместе с ним в застенке Фрэнсису и Данделиону. Последний был облачен в плащ с капюшоном, что вполне соответствовало мрачной обстановке этого места.

– Ты ему веришь? – спросил у Фрэнсиса Маркворт.

– Кажется, он говорит искренне, – честно ответил брат Фрэнсис.

Он сознавал, что лицемерит, поскольку просто не хотел продолжения допроса – самого жестокого из всех, когда-либо виденных им. Фрэнсис был готов поверить Греди и надеялся, что Маркворт сделает то же самое.

Лицо узника просветлело, и тень улыбки тронула уголки его рта.

– Кажется? – недоверчиво переспросил Маркворт. – Дорогой мой брат Фрэнсис, считаешь ли ты, что в столь важном деле мы можем довольствоваться видимостью правды?

– Конечно же нет, отец-настоятель, – бессильно вздохнув, ответил Фрэнсис.

Маркворт кивнул закутанному в плащ Данделиону.

– Мы должны быть уверены, – сказал он и отошел от пленника.

Вслед за ним отошел и брат Фрэнсис.

Данделион тут же оказался возле Греди и ударил его своим тяжелым кулаком по проступающим под кожей ребрам.

– Прошу вас, – пробормотал Греди, но удары продолжали сыпаться на него один за другим, пока слова узника не превратились в нечленораздельные стоны.

– Когда закончишь, сходи наверх за кочергой и положи в очаг, пусть погреется, – велел Данделиону Маркворт. – Мы должны проверить искренность этого молодца, а заодно – преподать ему урок послушания церкви.

– Нет! – закричал Греди, но еще от одного сильного удара у него перехватило дыхание.

Маркворт не оглядываясь вышел из помещения. Брат Фрэнсис, наоборот, задержался и оглянулся. Греди Чиличанк оказался не единственным, кому сейчас преподали урок.

Снова удар, и снова жалобный стон. Фрэнсис поспешил прочь, догоняя Маркворта.

– Отец-настоятель, вы же не станете на самом деле пытать этого дурня раскаленной кочергой? – спросил он.

От взгляда Маркворта лицо брата Фрэнсиса побелело.

– Я сделаю то, что сочту нужным, – спокойно ответил он. – Пойдем. Мне кажется, старый Чиличанк того и гляди упадет без чувств. Попробуем магический камень, может, удастся влезть к нему в мысли.

Маркворт умолк и изучающе посмотрел на брата Фрэнсиса. На лице молодого монаха явно читалось сомнение.

– Когда то, чем нам приходится заниматься, становится невыносимым, думай о большем благе, и этого будет достаточно, – наставительно произнес Маркворт.

– Но если они все-таки говорят правду… – осмелился возразить Фрэнсис.

– Тогда их, конечно, жаль, – согласился Маркворт. – Но насколько значительнее будут наши сожаления, если окажется, что эти трое упорно лгали, а мы не решились копнуть глубже? Можешь себе представить последствия? Помни о том, что является большим благом, брат Фрэнсис. Большим благом.

Но в глубине сердца Фрэнсису все равно было трудно примириться с недавним зрелищем. Однако он ничего не сказал, а достал магический камень и покорно поплелся за своим наставником в следующий застенок.

Прошло чуть более часа, принесшего немало мучений Греди и Грейвису. Фрэнсис и Маркворт скрылись за массивной дверью, выходящей на узкую каменную лестницу, которая вела в часовню монастыря. На верхней ступеньке их поджидал настоятель Добринион.

– Я должен знать, чем вы занимаетесь там, внизу, – потребовал взбешенный Добринион. – Это мои прихожане, послушные церкви.

– Послушные? – переспросил Маркворт. – Они покрывают преступников.

– Если бы они знали…

– Они прекрасно это знают! – рявкнул Маркворт прямо в лицо настоятелю. – И можете не сомневаться, они сознаются в этом!

Неистовство Маркворта и неподдельная свирепость в его голосе заставили Добриниона отступить на несколько шагов. Он пристально глядел на отца-настоятеля, стараясь прочесть по лицу или просто угадать, насколько далеко все зашло.

– Отец-настоятель, – наконец заговорил Добринион, кое-как справившись с бурлившим внутри гневом, – я не сомневаюсь в важности ваших дознаний, но я не намерен стоять в стороне, тогда как вы…

– Тогда как я начинаю процесс канонизации нашего дражайшего Аллабарнета из Сент-Прешес? – договорил за него Маркворт.

Добринион умолк. В голове у него бешено неслись мысли. Нельзя позволить Маркворту превратить канонизацию в орудие давления на него.

– Брат Аллабарнет заслуживает… – начал возражать настоятель.

– Как будто это имеет значение! – выплюнул слова Маркворт. – Их сотни – тех, кто заслуживает. Так, отец Добринион? И только считанные единицы причисляются к лику святых.

Добринион затряс головой, словно отметая каждое слово.

– Довольно! – сказал он. – Хватит! Канонизация брата Аллабарнета должна определяться его жизнью и делами, а не тем, согласен или нет нынешний настоятель Сент-Прешес с вашими методами запугивания! Семья Чиличанк – семья добросердечных и добропорядочных людей.

– Да что вы вообще знаете обо всем этом? – взорвался Маркворт. – Когда враги церкви камня на камне не оставят от Сент-Прешес или когда ржавчина, проникшая в церковь, сгноит вас внутри стен, которые вы привыкли считать священными; когда гоблины начнут свободно разгуливать по улицам Палмариса, может, тогда настоятель Добринион пожалеет, что не позволил отцу-настоятелю Маркворту взяться за дело железной, но справедливой рукой? Вы хоть немного представляете последствия, которые могут вызвать украденные камни? Есть ли у вас хотя бы зачаточное понимания того, какую силу они способны дать нашим врагам?

Маркворт покачал головой и сделал презрительный жест рукой.

– Меня начинают утомлять попытки вразумить вас, настоятель Добринион, – сказал он. – Поэтому хочу вас предупредить. Дело это слишком важное, чтобы позволить вам совать туда свой нос. Ваши действия не останутся незамеченными.

Добринион расправил плечи и в упор посмотрел на старика. Кое-что в словах Маркворта о возможной угрозе поколебало уверенность настоятеля, однако сердце ему подсказывало, что варварские действия по отношению к семье Чиличанк и кентавру нельзя считать оправданными. Но у него сейчас не было никаких веских аргументов против Маркворта. Иерархия Абеликанской церкви не позволяла ему, простому настоятелю, даже в стенах его собственной обители оспаривать власть и действия отца-настоятеля. Добринион коротко поклонился и ушел.

– Кто в Сент-Прешес является вторым по рангу после Добриниона? – спросил Маркворт у брата Фрэнсиса, как только они остались одни.

– Вы имеете в виду возможных претендентов на сан настоятеля? – уточнил Фрэнсис.

Маркворт кивнул. Фрэнсис покачал головой и пожал плечами.

– Никого, – ответил он. – Сейчас у них нет даже ни одного магистра.

Маркворт поморщился от удивления.

– У них было два магистра, – пояснил Фрэнсис. – Один погиб во время сражения на севере, а другой несколько месяцев назад умер от лихорадки.

– Забавная пустота, – отметил отец-настоятель.

– По правде говоря, сейчас в Сент-Прешес нет никого, кто бы мог заменить Добриниона, – добавил брат Фрэнсис.

Услышав это, Маркворт злорадно улыбнулся. У него в Санта-Мир-Абель есть вполне подходящий магистр, который мог бы стать здешним настоятелем. Да и рука у того не менее железная, чем у Маркворта.

– Лишить Добриниона его сана будет очень трудно, – сказал Фрэнсис, заметив направление мыслей отца-настоятеля.

– Что? – настороженно спросил Маркворт, словно подобная мысль никогда не приходила ему в голову.

– Учитывая то обстоятельство, что в Сент-Прешес у Добриниона нет непосредственных преемников, Коллегия Аббатов не согласится сместить его.

– В Санта-Мир-Абель достаточно магистров, вполне готовых принять сан настоятеля, – ответил Маркворт. – Да и в Сент-Хонс тоже.

– Но история ясно свидетельствует, что Коллегия Аббатов обычно не идет на смещение действующего настоятеля, если в стенах монастыря нет того, кто смог бы принять этот сан, – стал спорить брат Фрэнсис. – Двенадцатая Коллегия, проходившая в Сент-Аргрен, оказалась в схожем положении. Но тогда речь шла о настоятеле, чьи преступления были просто вопиющими.

– Разумеется, я не оспариваю твою осведомленность в этих вопросах, – довольно нетерпеливо прервал его отец-настоятель.

Маркворт, сохраняя на лице все ту же улыбку, посмотрел на дверь, за которой скрылся Добринион.

– Жаль, – пробормотал он.

Затем отец-настоятель покинул часовню. Брат Фрэнсис, как и внизу, не сразу последовал за ним. Молодой монах не без удивления обнаружил, что отцу-настоятелю в чем-то даже импонируют мысли о смещении Добриниона. Однако лишение настоятеля своего сана – дело очень и очень сложное! За тысячелетнюю историю церкви такое происходило раз пять или шесть. В двух случаях настоятели были повинны в серьезных преступлениях. Один из них совершил несколько изнасилований, включая и нападение на настоятельницу женского монастыря Сент-Гвендолин. Другой был повинен в убийстве. Остальные случаи смещения настоятелей относились к ранним дням Абеликанского ордена, когда этот сан нередко являлся предметом купли-продажи и политических интриг.

Брат Фрэнсис глубоко вздохнул, успокаивая нервы, и вновь покорно направился вслед за Марквортом, напоминая себе, что идет война и потому церковь и все королевство переживают тяжелейшие времена.

Настроение у брата Браумина Херда было довольно скверным. Вниз его, естественно, не пускали, но он знал о том, что творится в застенках монастыря. Хуже того, он сознавал собственное бессилие. Решись он сейчас выступить против отца-настоятеля Маркворта – он окажется в одиночестве. Магистр Джоджонах давно уехал. Все случилось так, как и предрекал его наставник. Маркворт знал своих врагов и обладал значительной властью, с которой не намеревался расставаться.

Брат Браумин избегал общения с собратьями, опасаясь, что они тут же донесут Маркворту о любых разговорах. Поэтому он проводил время в обществе монахов Сент-Прешес. Он обнаружил, что здешние братья намного жизнерадостнее замкнутых и серьезных монахов из Санта-Мир-Абель. На их веселость не повлияли даже военные действия, которые уже много недель велись довольно близко от Палмариса. И вообще в Сент-Прешес дышалось легче. Может, думал брат Браумин, это связано с климатом, поскольку солнце в Палмарисе светило гораздо чаще, чем на берегах залива Всех Святых. Может, дело было еще и в том, что Сент-Прешес стоял на более высоком месте и имел больше окон и балконов, по которым гулял ветерок. А может, просто здешние монахи были менее отгорожены от мирской жизни; ведь их монастырь стоял в самом центре большого города.

Существовало еще одно возможное объяснение, и его брат Браумин считал наиболее достоверным. Каждый из двух монастырей отражал настроение своего настоятеля. Ему представлялось, что более легкая атмосфера, царившая в Сент-Прешес, объяснялась личностью самого Добриниона Калисласа. Здешний настоятель был человеком улыбчивым, а его раскатистый смех знали во всем Палмарисе. Знали и о его любви к вину. Как говорили, Добринион предпочитал «болотное вино» эльфов. Не чурался он и азартных игр, но лишь в кругу друзей. А еще настоятель Сент-Прешес любил устраивать пышные свадьбы, на которые не жалел средств.

Маркворт улыбался редко. Когда же на его лице появлялась улыбка, тем, кто находился у него в немилости, становилось просто дурно.

Сейчас брат Браумин Херд стоял в устланной коврами передней, перед дверью, ведущей в покои настоятеля Добриниона. Много раз он поднимал руку, готовый постучаться в дверь, но тут же опускал ее. Браумин понимал, насколько он рискует, если решится на разговор с Добринионом и расскажет ему обо всех опасениях по поводу Маркворта, а также о тихой оппозиции, существующей против отца-настоятеля. Браумин понимал, что при нынешних обстоятельствах выбирать ему особо не из чего. Магистр Джоджонах уехал, и возможно, на несколько лет. Браумин был бессилен бороться против решений отца-настоятеля Маркворта и прежде всего – против решения услать Джоджонаха. Поэтому союз с Добринионом, который и сам не был в восторге от действий Маркворта, значительно укрепил бы силы их обоих.

Вместе с тем Браумин Херд был вынужден признать, что не слишком-то хорошо знал настоятеля Добриниона и его намерения. Возможно, Добринион и Маркворт пререкались из-за пленников всего лишь потому, что каждый из них жаждал славы и мечтал заявить о возвращении похищенных камней. А может, Добринион просто был недоволен тем, что Маркворт явился в Сент-Прешес и узурпировал значительную часть его власти.

Брат Браумин простоял в передней не менее получаса, размышляя о своих действиях. Но, в конце концов, решающими оказались мудрые слова магистра Джоджонаха. Он вспомнил, как его любимый наставник на прощанье сказал: «Кротко распространяй слово, но не против отца-настоятеля и подобных ему, а слово во имя Эвелина и тех, кто обладает таким же сердцем и щедростью души».

Терпение, – напомнил себе брат Браумин. Он знал, что людям предстоит еще долгая война – внутренняя битва между добром и злом. И сторона, на которой он находился – сторона добра и благочестия, – в конечном итоге победит. Ему необходимо в это верить.

Пусть сейчас ему плохо и очень одиноко, но таков тяжкий груз истины, хранимой в его сердце. И потому он не пойдет к настоятелю Добриниону. Слишком опасные нынче времена.

Впоследствии брат Браумин Херд не раз пожалел, что не постучал тогда в дверь покоев настоятеля Сент-Прешес.

ГЛАВА 15
ГОРДЫНЯ

– Оба наших главных врага Мейер Дек и Коз-козио мертвы, – сказала Пони, довольная исходом сражения в Кертинелле.

Они с Элбрайном, а также Белстер О'Комели и Томас Джинджерворт сидели у костра в лагере беженцев и с нетерпением ожидали возвращения Роджера Не-Запрешь и других разведчиков. Тем предстояло в полной мере оценить результаты недавнего удара по врагам. Все ждали хороших новостей. Помимо двух вражеских главарей было убито немало гоблинов и поври. Враги лишились связующей силы. Особого внимания заслуживало то, что Мейер Дек уничтожил Коз-козио прямо на глазах у его солдат! До появления демона-дракона великанов и поври едва ли можно было назвать союзниками. Они ненавидели друг друга так же, как ненавидели людей. Бестесбулзибар приостановил эту вражду, однако с падением дракона альянс между великанами и поври продолжался лишь по необходимости, поскольку обе армии глубоко вторглись в земли людей.

Но все равно отношения между теми и другими оставались напряженными, и требовался лишь какой-нибудь повод, чтобы былая вражда вспыхнула вновь.

– Даже если бы мы убедили Мейера Дека присоединиться к нам, он бы не сумел помочь нам больше, чем уже помог, – с усмешкой заметил Элбрайн. – Когда я увидел, как Коз-козио полетел в огонь, мои надежды воспарили.

– Теперь, когда и Мейер Дек, и трое других великанов мертвы, можно ожидать, что поври, обозленные на великанов, одержат верх, – добавила Пони.

– Верно, только вот гоблины лучше относятся к великанам, чем к этим поганым карликам, – заметил Томас Джинджерворт. – Хотя великаны частенько закусывают гоблинами!

– Что верно, то верно, – согласился Элбрайн. – Возможно, сейчас силы равны, поскольку в Кертинелле полно гоблинов. Но если не появится новый главарь, причем скоро, они сцепятся между собой.

– Будем надеяться, что эти твари перебьют друг друга до последнего, – заявил Белстер О'Комели.

С этими словами он поднял кружку с элем (кружка была одним из трофеев, уворованных Роджером в Кертинелле) и залпом осушил ее.

– Они понесли потери, а наши силы возросли на двадцать настоящих бойцов, готовых сражаться, – вставил Томас.

– Готовых помочь остальным обойти города и двигаться на юг, – поправил его Элбрайн. – Все мы достаточно навоевались.

– В Палмарис! – загремел Белстер, закончив призыв громкой отрыжкой.

Мысли Томаса Джинджерворта были иными.

– Месяц назад, даже неделю назад… да что говорить, каких-нибудь пару дней назад я был бы удовлетворен таким ходом событий, – сказал он. – Но Кертинелла – наш родной город, и теперь, когда враги ослабели, возможно, настало время отбить его. У нас ведь был такой замысел, а? Дождаться удобного момента и ударить!

Элбрайн и Пони беспокойно переглянулись, затем с пониманием и симпатией посмотрели на решительного Томаса.

– Об этом мы поговорим позже, – спокойно сказал Элбрайн, – Пока мы не знаем, намерены ли враги оставаться в Кертинелле надолго.

Томас хмыкнул.

– Тебе это лучше знать. Насколько сокрушительнее было бы нападение, если бы наши воины сражались бок о бок с тобой!

– Боюсь, оно оказалось бы сокрушительнее для обеих сторон, – сказала Пони. – Мы уничтожили великанов и освободили пленников лишь благодаря внезапным действиям. Если бы Мейер Дек увидел приближающийся отряд, он приказал бы убить всех пленных, а оборона Кертинеллы была бы куда ожесточеннее.

Томас снова хмыкнул, не желая выслушивать мрачные предположения. Ему казалось: если Элбрайн и Пони вместе с их маленьким другом Джуравилем, а также Роджер смогли нанести такой ущерб врагам, тогда с участием его воинов победа была бы окончательной.

Элбрайн и Пони вновь переглянулись и молча условились больше не трогать эту тему. Они понимали чувства Томаса: ему необходимо верить, что родной дом для него не потерян. Но он достаточно рассудителен и способен прислушаться к их доводам, если окажется, что разумнее будет обойти города и двигаться на юг.

Белстер О'Комели, опасаясь нарастающей напряженности, увел беседу в другое русло, заговорив о судьбе вражеской армии.

– Если мы отчаянно бьем их здесь, сдается мне, что в других местах люди тоже не зевают. А это значит, что к следующей весне я вернусь в Дундалис и вновь открою «Унылую Шейлу». Клянусь! – закончил он, опрокидывая очередную кружку эля.

– Вполне возможно, – откровенно согласился Элбрайн, немало удивив своим оптимизмом Пони. – Если вражеская армия распадется, король пожелает быстрого возвращения Тимберленда.

– И «Унылая Шейла» вновь будет полным-полна! – пробасил захмелевший Белстер.

Сейчас он начисто позабыл все обещания провести остаток своих дней в тишине и спокойствии Палмариса. Его состояние передалось и другим беженцам, которые с едой и напитками потянулись к костру.

Разговор принял совсем иное направление. Стали вспоминать истории прежних счастливых времен, и ожидание новостей от разведчиков превратилось в празднование победы. Элбрайн и Пони говорили мало, предпочитая слушать других. Они часто переглядывались и кивали друг другу. Вечером они уже встречались с Джуравилем на лугу, возле сосен. Рассказ эльфа помог им оценить истинную силу врагов в обоих городах и принять свое решение.

Время шло. Костры догорали, и большинство беженцев отправилось спать. Разведчики вернулись только под утро. Впереди шел сияющий Роджер.

– Все великаны убрались, – возвестил парень. – Все до единого! Поври их выставили, а те даже не стали сопротивляться!

– Прежде всего, великанов не слишком-то сюда и тянуло, – заметила Пони. – Им куда приятнее в Вайлдерлендсе, в своих горных норах.

Томас Джинджерворт издал победный клич.

– А как насчет гоблинов? – спокойно спросил Элбрайн, не давая разгореться новому празднованию.

Элбрайну не хотелось, чтобы возбуждение Роджера передалось Томасу и остальным беженцам и вновь заставило их строить гибельные планы. Даже без великанов силы врага оставались достаточными.

– У них произошла стычка, и часть гоблинов поубивали, – ответил Роджер, не давая застать себя врасплох. – Другие разбежались по лесу.

– А третьи остались с поври, – заключил Элбрайн.

– Да, но…

– И убитых поври можно пересчитать по пальцам, так? – не отступал Элбрайн.

– Оставшиеся гоблины разбегутся при первых звуках битвы, – убежденно произнес Роджер. – И эти-то пока остаются лишь из-за страха перед «красными шапками».

– Нередко страх заставлял армии одерживать величайшие победы, – сухо заметила Пони.

Роджер сверкнул на нее глазами.

– Да их хоть сейчас можно брать голыми руками, – ответил он.

– А мы пока повременим делать подобные утверждения, – быстро вмешался Элбрайн.

Он махнул рукой Томасу, уже готовому что-то сказать, и встал перед Роджером.

– На нас лежит слишком большая ответственность, чтобы делать такие поспешные суждения.

– А не ты ли их сделал, отправившись в Кертинеллу один? – тут же нашелся парень.

– Я сделал то, что считал необходимым, – спокойно ответил Элбрайн.

Он чувствовал, как взгляды собравшихся остановились на нем и Роджере. Любой конфликт сейчас был бы крайне нежелателен. Эти люди любили Роджера и привыкли доверять ему. Действительно, за время изгнания он немало сделал для них. Но если сейчас он ошибался и желание повести отряд на бой затмевало здравый смысл, тогда все его прежние подвиги были ни к чему, ибо подобное сражение явно грозило гибелью всем беженцам.

– Не я ли спас тридцать пленных солдат? – громко и сердито спросил Роджер.

– Один, без чьей-либо помощи? – тут же напомнила ему Пони.

Элбрайн поднял руку, чтобы успокоить Пони и всех остальных.

– Пока еще слишком рано решать, нападать нам на города или обойти их, – заявил он. – Дождемся дня, тогда положение дел станет намного яснее.

Надеясь, что спор на этом прекратится, Элбрайн повернулся и пошел прочь.

– Мы вернем Кертинеллу, – провозгласил Роджер Не-Запрешь, и немало голосов поддержало его. – И Ландсдаун тоже, – продолжал парень. – Когда оба города вновь станут нашими, мы пошлем гонца в Палмарис и попросим подкрепления у королевской армии.

– Королевская армия не пойдет сюда, – возразила Пони. – Во всяком случае, не стоит ставить нашу жизнь в зависимость от их подмоги. Сейчас не то время. Пока враг не окажется у стен Палмариса, они никуда не двинутся.

– Откуда ты знаешь? – недовольно спросил Роджер.

– Я служила в королевской армии, а также в береговой охране. Я знаю, что является предметом их первостепенной заботы. Палмарис – второй по величине город в Хонсе-Бире, ворота Мазур-Делавала. Если Палмарис падет, врагам открывается прямая дорога на столицу королевства. А до Кертинеллы и Ландсдауна королевским войскам пока нет дела.

Эти слова несколько умерили пыл Роджера. Он ерзал на месте, обдумывая ответ, но в это время заговорил Томас Джинджерворт:

– Мы все устали, – громко произнес он, обращая на себя внимание собравшихся. – Говорят, что хорошие новости могут быть столь же утомительными, как и плохие, и сил они забирают не меньше, чем неделя тяжелого труда.

– Это уж точно, – согласился Белстер О'Комели.

– Мы все воспрянули духом. У нас появились новые надежды, – продолжал Томас. – Но Элбрайн с Джилсепони правы. Сейчас не время принимать решение.

– Наши враги лишились командиров и готовы разбежаться, – упирался Роджер.

– И, по крайней мере, один-два дня будут находиться в таком состоянии, – резко ответил Томас. – Мы все равно не станем нападать на города при свете дня. Так давайте как следует отдохнем, а утром, я надеюсь, картина прояснится.

Элбрайн встретился глазами с Томасом и молча поблагодарил его за разумные и взвешенные слова. Потом он махнул Пони, и они направились на лужайку, чтобы встретиться с Джуравилем и узнать свежие новости.

Роджер немного обождал и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, поспешил за ними вслед.

Он догнал Элбрайна и Пони на лужайке, окаймленной соснами. Увидев, как они крепко обнялись и поцеловались, парень густо покраснел и усомнился, надо ли ему было сюда идти. Когда же пара разомкнула объятия, он вздохнул с облегчением.

Будь Роджер повнимательнее к своим чувствам и честнее с самим собой, ему пришлось бы признать, что этот поцелуй задел его сильнее, чем он ожидал. Ему пришлось бы сознаться и в том, что ему вовсе не хочется подглядывать за личной жизнью других людей и в особенности – следить за этой красивой женщиной. Но Роджер был слишком молод для подобных углубленных размышлений и вдобавок – не мог беспристрастно относиться к Элбрайну и Пони. Поэтому, как только они перестали обниматься, парень подполз ближе и ничуть не удивился, когда откуда-то сверху, с сосновой ветки, раздался мелодичный голос эльфа.

– В эту ночь судьба благоволила к нам, – сказал Джуравиль. – Все великаны ушли, да и немалое число гоблинов – тоже. Лучше этого могла бы быть лишь открытая схватка между великанами и поври.