355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Энтони Сальваторе » Дух демона » Текст книги (страница 26)
Дух демона
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:16

Текст книги "Дух демона"


Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

– Мэтью, помоги нашему другу устроиться, – послышался голос Альюмета, – И позаботься о нем.

Джоджонах и Мэтью долго и неспешно разглядывали друг друга. Одежда мальчика была поношенной, как почти у всех матросов на кораблях. Однако все сидело на нем очень ладно, лучше, чем на большинстве матросов, которых доводилось встречать магистру. И, в отличие от большинства юнг, этот мальчик был чище. Его выбеленные солнцем волосы были аккуратно подстрижены. Кожу юнги покрывал золотистый загар. Единственным, что сразу бросалось в глаза, была черная нашлепка на его предплечье.

Джоджонах представил себе величину раны и подумал: ох и больно же тогда было мальчишке. Нашлепка появилась в результате применения одной из «медицинских» жидкостей, имевшихся на каждому корабле, – смолы. Таких жидкостей насчитывалось три: ром, смола и моча. Ром помогал убивать червей, неизбежно заводившихся в провизии, а также коротать длинные и праздные часы плавания. Мочу использовали для мытья тела, головы и стирки. Но какой бы отвратительной ни была эта жидкость, ее запах отступал перед мучениями, связанными с жидкой смолой. Смолой заливали раны и порезы. Вот и Мэтью где-то поранил предплечье, и матросы, не имея других снадобий, залили его рану смолой.

– Можно мне посмотреть твою рану? – ласково спросил Джоджонах.

Мэтью помешкал, но не осмелился перечить и осторожно поднял вверх руку.

Искусная работа, отметил про себя магистр. Смола была залита вровень с кожей, и нашлепка скорее представляла собой аккуратную черную заплатку.

– Болит? – спросил Джоджонах.

Мальчик решительно затряс головой.

– Он не разговаривает, – объяснил недоумевающему Джоджонаху появившийся Альюмет.

– Твоя работа? – спросил Джоджонах, указывая на черный круг.

– Нет, это Коуди Беллауэй, – ответил Альюмет. – Когда мы в море, он у нас за лекаря.

Магистр Джоджонах кивнул и больше не стал задавать вопросов. Но черная нашлепка на предплечье Мэтью не давала ему покоя. Сколько гематитов лежит мертвым грузом в Санта-Мир-Абель? Пятьсот? Тысяча? Во всяком случае, число их значительно, и Джоджонах это знал. В свои молодые годы он занимался подсчетом этих камней – самых распространенных среди самоцветов, привезенных за все годы экспедиций на Пиманиникуит. Большинство мелких магических камней обладали гораздо меньшей силой, чем те, которые караван брал с собой, отправившись в Барбакан. Но сколько добра они способны были бы принести, если бы их раздать по кораблям и обучить одного-двух человек из команды использовать их целительные силы. Будь у него гематит, Джоджонах с легкостью мог бы исцелить рану Мэтью с помощью магии, а не смолы. Незначительное усилие, а сколько страданий и боли мог бы избежать этот мальчишка.

Размышления увели Джоджонаха еще дальше. Почему бы в каждом селении не иметь по гематиту? Если не в каждом, то хотя бы в одном на округу. И почему бы не найти среди местных жителей тех, кто способен к целительству, и не научить их пользоваться силой камней?

Джоджонах никогда не говорил об этом с Эвелином. Но почему-то он знал: если бы выбор принадлежал Эвелину Десбрису, тот распорядился бы раздать мелкие гематиты по городам и селениям и открыл бы некоторые секреты магии для простых людей. Во всяком случае, он согласился бы отдать камни, слишком слабые для разного рода дьявольских нужд, например таких, как одержание. Словом, те камни, которые годились для добрых дел и были слишком слабы для злодеяний.

Джоджонах знал: будь у Эвелина такая возможность, он сделал бы это, однако Маркворт никогда не дал бы ему подобной возможности!

Магистр провел рукой по белобрысой голове мальчика и попросил, чтобы тот проводил его в каюту. Альюмет покинул их и пошел готовиться к отплытию.

Вскоре «Сауди Хасинта» вышла из Бристоля. Ветер быстро надул паруса каравеллы и погнал ее против сильного течения пролива. Альюмет заверил Джоджонаха, что плавание будет удачным: ветры дуют с юга, ничем не предвещая шторм, и чем дальше, тем Мазур-Делавал становится шире, а сила течения ослабевает.

Большую часть дня магистр провел в своей каюте. Он спал, набираясь сил, которые, как чувствовал Джоджонах, скоро ему понадобятся. Потом он ненадолго проснулся и дружеским жестом предложил Мэтью сыграть в кости, убедив мальчика, что капитан не станет возражать, если юнга немного передохнет от тягот службы.

Жаль, что мальчик не говорил и даже не смеялся, играя с ним в кости. Джоджонаха интересовало, откуда он и как в столь нежном возрасте оказался на корабле.

Впрочем, магистр и так знал ответ. Скорее всего, родители-бедняки продали мальчишку. Джоджонах даже вздрогнул от этой мысли. Но ведь именно так и появлялись юнги на многих кораблях. Джоджонах лишь надеялся, что Альюмет не купил мальчика. Капитан называл себя верующим, а верующий человек не позволит себе подобного.

Ночью пошел мелкий дождь, но ничто не мешало бегу «Сауди Хасинты». Команда была опытной и знала каждый изгиб пролива. Корабль плавно скользил по воде. Нос разрезал волны, и пенные брызги светились в лунном сиянии. И в эту ночь, когда прекратился дождь, магистр Джоджонах, стоя у палубного ограждения, в полной мере принял истины, рождавшиеся у него в сердце. Он стоял один, во тьме. В лицо ударяли долетавшие на палубу брызги. Где-то на берегу раздавались крики ночных зверей. В парусах шелестел ветер. И вдруг Джоджонах почувствовал, что его жизненное плавание становится яснее.

Словно сам Эвелин находился с ним сейчас, паря над ним и напоминая слова обета – не те, привычно произносимые три слова, но стоящий за ними смысл, направлявший всю жизнь Абеликанского ордена.

Джоджонах провел на палубе всю ночь и отправился спать уже на рассвете, предварительно уговорив заспанного Мэтью принести ему поесть.

Он проснулся лишь к обеду, который и разделил с капитаном Альюметом. Тот сообщил, что ранним утром они подойдут к Палмарису.

– Наверное, вам не захочется опять простоять на палубе всю ночь, – с улыбкой сказал капитан. – Утром вы сойдете на берег, и если не выспитесь, какой же из вас путешественник?

Однако вечером капитан Альюмет снова застал Джоджонаха на том же месте. Глаза магистра смотрели в темноту, а внутренний взор был обращен в сердце.

– А вы – мыслящий человек, – сказал капитан, подходя к нему. – Мне это нравится.

– Ты говоришь так только потому, что я стою здесь один? – спросил Джоджонах. – Я ведь могу просто стоять и ни о чем не думать.

– Только не возле этого ограждения, – возразил капитан, вставая рядом с магистром. – Мне знакомо возвышенное состояние, которое появляется, когда здесь стоишь.

– Откуда у тебя Мэтью? – вдруг спросил Джоджонах, произнеся слова раньше, чем подумал о них.

Удивленный Альюмет искоса поглядел на него. Потом перевел взгляд на белую пену разлетающихся брызг и улыбнулся.

– Вам очень не по душе мысль, что я, человек, принадлежащий к вашей церкви, мог купить мальчика у родителей, – сказал проницательный капитан. – Однако именно так и обстояло дело, – добавил он, выпрямляясь и пристально глядя на магистра.

Джоджонах отвел глаза.

– Этот мальчишка – из семьи нищих, что жили возле Сент-Гвендолин и кормились объедками со стола ваших абеликанских братьев, – продолжал капитан, и тон его голоса становился все мрачнее и суровее.

Теперь уже Джоджонах сердито взглянул на Альюмета.

– Между прочим, это та самая церковь, в которую пришел и ты, – сказал он.

– Но это не значит, что я соглашаюсь со всеми теми, кто нынче распространяет ее учение, – спокойно ответил Альюмет. – А кто касается Мэтью, да, я купил его, причем за хорошую цену, потому что он мне – как сын. Мальчишка постоянно крутился в порту, точнее, всякий раз, когда ему удавалось сбежать от своего злобного папаши. Мэтью не было еще и семи лет, а его спина хорошо знала, что такое отцовские побои. Этот мерзавец лупил его без всякого повода. Вот я и купил мальчишку, взял на корабль и стал учить достойному ремеслу.

– Тяжкая у него жизнь, – заметил Джоджонах, но в его голосе уже не звучало ни упрека, ни враждебности.

– Это верно, – согласился бехренец. – Одним жизнь моряка по нраву, другие ее ненавидят. Когда Мэтью подрастет и начнет разбираться, что к чему, пусть сам решает. Если к тому времени он, как и я, полюбит море, что ж, тогда лучшего выбора, чем остаться на корабле, и не придумаешь. Я надеюсь, что он останется со мной. «Сауди Хасинта» явно переживет меня. Я буду только счастлив, если Мэтью продолжит мое дело.

Альюмет повернулся к магистру и замолчал, дожидаясь, пока Джоджонах взглянет ему в глаза.

– А если окажется, что запах моря и шторма ему не по душе, пусть идет своей дорогой, – искренне сказал капитан. – И какой бы путь в жизни он ни выбрал, я позабочусь, чтобы Мэтью начал его по-доброму. Даю вам честное слово, магистр Джоджонах.

Джоджонах поверил словам этого человека и чистосердечно улыбнулся в ответ. Капитан Альюмет разительно отличался от большинства грубых и не всегда честных своих собратьев по ремеслу.

Некоторое время оба молчали, глядя на брызги за бортом и слушая шум ветра.

– Я знал настоятеля Добриниона, – нарушил молчание Альюмет. – Хороший был человек.

Джоджонах удивленно посмотрел на него.

– Парень, который привез вас в Бристоль, успел нам рассказать, пока вы ходили и искали корабль, – пояснил капитан.

– Да, Добринион и в самом деле был хорошим человеком, – ответил Джоджонах. – Какая потеря для церкви.

– Огромная потеря для всего мира, – добавил Альюмет.

– А откуда ты его знаешь?

– Я знаю многих отцов церкви. При моей профессии это неудивительно. Я провел немало времени в разных храмах и часовнях. Бывал я и в Сент-Прешес.

– А в Санта-Мир-Абель тебе приходилось бывать? – спросил Джоджонах.

Сам он, однако, сомневался в этом, иначе он запомнил бы бехренца.

– Однажды мы проходили вблизи от вас, – ответил капитан. – Но погода менялась, и я не решился зайти в вашу гавань. К тому же было не так уж и далеко до Сент-Гвендолин.

Джоджонах улыбнулся.

– А вот с вашим отцом-настоятелем я встречался, – продолжал капитан. – Правда, один раз. Было это не то в восемьсот девятнадцатом году, не то в восемьсот двадцатом. Годы мелькают так быстро, что и не упомнишь. Отец-настоятель Маркворт искал корабль для плавания в открытое море. Я ведь привык плавать по морю, а не по таким лужам. Просто в прошлом году нас долбанули поври со своей «бочки». Проходу не стало от этих поганых тварей. Вот и простояли в порту дольше обычного.

– Так значит, ты предложил отцу-настоятелю свой корабль, – догадался Джоджонах.

– Да, только он выбрал другой, – коротко и как бы нехотя ответил Альюмет. – Наверное, причина была в цвете моей кожи. Думаю, ваш отец-настоятель не доверял бехренцу, который к тому же еще не был тогда членом вашей церкви.

Джоджонах утвердительно кивнул: уж Маркворт явно не доверил бы плавание на Пиманиникуит человеку, принадлежащему к религии дальних южных земель. По странной иронии судьбы это уберегло Альюмета и его корабль от предрешенного трагического конца.

– Оказалось, что вашему Маркворту лучше подходил капитан Аджонас и его «Бегущий по волнам», – признался Альюмет. – И то сказать: он плавал по Мирианскому океану уже тогда, когда я зеленым мальчишкой только сел на весла.

– И ты знаешь, что случилось с капитаном Аджонасом дальше? – спросил Джоджонах. – Ты слышал о гибели «Бегущего по волнам»?

– Любой матрос с Извилистого Берега знает об этой утрате, – ответил капитан Альюмет. – Рассказывают, что они потонули на самом выходе из залива Всех Святых. Точнее, их накрыло волной, хотя меня это удивляет: Аджонас был настоящим морским волком, и чтобы потонуть на мелководье…

В ответ Джоджонах только кивнул. Он не мог решиться поведать Альюмету страшную правду, что Аджонас и его матросы были попросту убиты монахами той самой церкви, в которую бехренец пришел по доброй воле. Оглядываясь назад, магистр Джоджонах с трудом мог поверить, что и он когда-то соглашался с этой жестокой и бесчеловечной традицией. Неужели, как утверждала церковь, так было всегда?

– Замечательный был корабль, и команда тоже, – почтительно произнес Альюмет.

Джоджонах кивнул, хотя, по правде говоря, он не знал матросов с погибшего корабля. Он встречался лишь с капитаном Аджонасом и его помощником Бункусом Смили, но тот ему совсем не понравился.

– Вам бы лучше поспать, святой отец, – сказал капитан Альюмет. – Завтра вам предстоит нелегкая дорога.

Джоджонах тоже решил, что сейчас – самое время закончить беседу. Альюмет, даже не подозревая об этом, дал магистру немало тем для размышлений. С его помощью былые воспоминания предстали перед Джоджонахом в новом свете. «Но это не значит, что я соглашаюсь со всеми теми, кто нынче распространяет учение церкви». Так сказал ему Альюмет, и слова капитана звучали поистине пророчески для разочарованного магистра.

Спал Джоджонах хорошо, лучше, чем когда-либо с тех пор, как караван прибыл в Палмарис и мир вокруг покатился неведомо куда. На заре его разбудил крик матроса, увидевшего огонь портового маяка. Магистр собрал свои нехитрые пожитки и поспешил на палубу, надеясь увидеть палмарисский причал.

Однако его взору предстала лишь серая пелена густого тумана. Все матросы сгрудились на палубе. Большинство из них стояли возле ограждения и размахивали фонарями, всматриваясь в рассветный сумрак. Наверное, боятся налететь на скалы или столкнуться с другим кораблем, подумал Джоджонах, и у него по спине пробежали мурашки. Правда, присутствие капитана Альюмета успокоило его. Высокий бехренец держался спокойно, словно все шло так, как и должно быть. Джоджонах подошел к нему.

– Я слышал, что кто-то из матросов увидел маяк, – объяснил магистр. – Хотя сомнительно, чтобы в таком тумане можно было бы что-то разглядеть.

– Мы действительно его видели, – с улыбкой успокоил его капитан. – Мы совсем близко, и с каждой секундой подходим все ближе к берегу.

Джоджонах устремил взгляд туда, куда смотрел капитан, – в пелену тумана. Он чувствовал: что-то здесь не так, словно произошел какой-то сбой во внутренних ощущениях. Он простоял довольно долго, пытаясь разобраться и сориентироваться по солнцу, едва просвечивавшему впереди.

– Мы подходим к восточному берегу, – наконец объявил магистр, поворачиваясь к Альюмету. – Но ведь Палмарис лежит на западном.

– Я решил сберечь вам несколько часов и избавить от утомительного плавания на переполненном пароме, – пояснил Альюмет. – Хотя сомневаюсь, чтобы какой-нибудь паром решился плыть в таком мраке.

– Капитан, но ведь не стоило из-за меня…

– Пустяки, друг мой, – ответил Альюмет. – Нам все равно не разрешат зайти в палмарисский порт, пока не рассеется туман. Поэтому, вместо того чтобы встать на якорь, мы решили завернуть в Эмвой. Пусть там причал поменьше, зато правила помягче.

– Вижу землю! – раздался крик с мачты.

– Подходим к эмвойскому причалу! – подхватил другой.

Джоджонах взглянул на Альюмета, который лишь улыбнулся и подмигнул магистру.

Вскоре «Сауди Хасинта» плавно причалила к берегу, и проворные матросы быстро выбросили канат и привязали корабль к причальной тумбе.

– Желаю вам доброго пути, магистр Джоджонах, – сказал на прощание Альюмет, помогая ему спуститься по сходням на берег. – Пусть утрата досточтимого Добриниона укрепит всех нас.

С этими словами капитан крепко пожал Джоджонаху руку, и магистр повернулся, готовый ступить на пристань.

На последней ступеньке он вдруг задержался. Внутри его происходила отчаянная борьба совести с благоразумием.

– Капитан Альюмет, – наконец позвал он, поворачиваясь назад.

Джоджонах заметил, что матросы тоже подняли головы. Он понимал: они услышат каждое его слово, но это не остановило магистра.

– В грядущие месяцы ты, скорее всего, услышишь о человеке по имени Эвелин Десбрис. Брат Эвелин был монахом в Санта-Мир-Абель.

– Такое имя мне неизвестно, – ответил капитан Альюмет.

– Ты о нем обязательно услышишь, – с убеждением сказал Джоджонах. – И услышишь отвратительные истории об этом человеке. Будут говорить, что он – вор, убийца и еретик. Ты услышишь, как неоднократно его имя будут предавать проклятию.

Капитан Альюмет молчал. Джоджонах тоже приумолк; слова давались ему с трудом.

– Но говорю тебе со всей откровенностью, – продолжал магистр, понимая, что сейчас он переступает очень тонкую грань. Он опять замолчал, с трудом проглатывая слюну, – Эти истории – ложь. Либо их станут рассказывать так, чтобы опорочить брата Эвелина. Уверяю тебя, все поступки этого человека были продиктованы совестью, а совесть его всегда вдохновлялась свыше. Не побоюсь сказать, что она вдохновлялась Богом.

Матросы пожали плечами, посчитав, что к ним эти слова не имеют никакого отношения. Но капитан Альюмет почувствовал, как тяжело дается Джоджонаху каждое слово, и понял, что для магистра настал поворотный момент в его жизни. Бехренец был достаточно проницательным, чтобы понять: истории об этом не известном ему монахе действительно могут иметь какое-то отношение к нему самому и ко всем, кто связан с Абеликанской церковью. Капитан кивнул в ответ.

– Никогда еще в недрах Абеликанской церкви не появлялось столь честного и достойного человека, как Эвелин Десбрис, – твердо произнес Джоджонах и сошел с трапа «Сауди Хасинты».

Он понимал, чем рискует. Может случиться, что однажды корабль зайдет в Санта-Мир-Абель, и капитан Альюмет, а скорее – кто-нибудь из матросов, слышавших слова Джоджонаха, заведет разговор с монахами или даже с самим отцом-настоятелем Марквортом. Глупо было бы теперь пытаться как-то смягчить сказанное или, хуже того, отказаться от своих слов. Он сказал об Эвелине во всеуслышание. Значит, так тому и быть.

Слова, произнесенные Джоджонахом, продолжали звучать в его ушах, когда он шагал по Эмвою. Душу магистра переполняли сомнения. Джоджонаху удалось найти повозку, направлявшуюся на восток. Возница оказался членом церкви и, подобно капитану Альюмету, человеком дружелюбным и щедрым. И все же, когда через три дня они расстались в нескольких милях от ворот Санта-Мир-Абель, Джоджонах не решился рассказать ему правду об Эвелине.

Сомнения магистра рассеялись лишь тогда, когда впереди выросла громада монастыря. Санта-Мир-Абель был внушительным и впечатляющим местом с его древними крепкими стенами, являвшимися как бы продолжением прибрежных гор. Всякий раз, когда Джоджонах глядел на монастырь издали, он вспоминал о долгой истории церкви, о традициях, сложившихся задолго до Маркворта и доброго десятка отцов-настоятелей, правивших до него. И вновь у Джоджонаха появилось ощущение, словно над ним парит ясно осязаемый дух Эвелина. Сомнения сменились желанием проникнуть как можно глубже в прошлое ордена и узнать, как все происходило многие века назад. Магистр Джоджонах не верил, что церковь в ее нынешнем состоянии могла бы сделать свое учение господствующим. Сегодня люди приходили в церковь по привычке, становились «верующими», поскольку таковыми были их отцы, деды, прадеды и так далее. Таких, как Альюмет, обратившихся к вере по велению сердца, а не по привычке, были единицы.

Но не могло же быть так в те давние, изначальные времена, – рассуждал Джоджонах. И если бы горстка людей сегодня приняла сердцем вероучение современной церкви, им бы ни за что не удалось построить громадное и впечатляющее здание Санта-Мир-Абель.

Воодушевленный своим новым пониманием, магистр Джоджонах подошел к массивным воротам монастыря. Здесь он провел две трети своей жизни. Но сейчас это место казалось ему лишь красивой декорацией. Он пока еще не нащупал истину, однако с помощью духа Эвелина, направлявшего его действия, намеревался ее отыскать.

ГЛАВА 20
ПО СЛЕДУ

Оставив позади знакомую и до недавнего времени вполне безопасную жизнь в Палмарисе, Коннор Билдеборох не испытывал ни малейшего волнения. Он часто бывал в глуши северных земель и потому не сомневался, что сумеет избежать любых неожиданностей, связанных с враждебными тварями. А их в этих местах хватало. Но великанов со смертоносными булыжниками почти не осталось; что же касается гоблинов и поври – лошадей у них отродясь не было, и потому им просто не угнаться за быстроногим Грейстоуном.

Когда Коннор, отдалившись от Палмариса миль на тридцать, остановился на ночлег, он и тогда особо не тревожился. Прятаться он умел, а летом можно обойтись и без костра. Он устроился под густыми ветвями какого-то кустарника. Рядом пасся Грейстоун, изредка нарушая тишину негромким ржанием.

Следующий день и ночь также прошли без треволнений. Коннор избегал ехать прямо по дороге, но с пути не сбивался и двигался достаточно быстро.

Настал третий день путешествия. Когда расстояние, отделявшее Коннора от Палмариса, перевалило за сотню миль, ему попались развалины крестьянского дома и амбара. Для опытного следопыта не составило труда понять, что в минувшие дни здесь побывало не менее двух десятков гоблинов. Однако куда они направились, сказать было сложно. Эта неопределенность, а также низкие тучи, предвещавшие дождь, заставили молодого аристократа не мешкая продолжить путь. Он избрал легкую дорогу и где-то под вечер догнал отряд гоблинов. К этому времени пошел легкий дождь. Хорошо хоть, что отряд состоял из одних гоблинов. Но в своих предположениях Коннор ошибся: гоблинов было в два раза больше – вооруженных и обладающих неким подобием боевой дисциплины. Они двигались на северо-запад, и Коннор счел благоразумным поехать вслед за ними. Если слухи верны, тогда, глядишь, эти придурковатые твари выведут его к отряду, действующему на севере, и к тому человеку, который владеет силой магических камней.

Коннор остановился на ночлег в полумиле от лагеря гоблинов. Когда совсем стемнело, он отважился приблизиться к самой границе лагеря. И вновь его поразила выучка этих обычно расхлябанных тварей. Коннору удалось подойти настолько близко, что слышались обрывки разговоров. В основном это были жалобы и сетования, но ему удалось подслушать и кое-что поинтереснее. Коннор узнал, что большинство великанов убралось восвояси, а поври слишком озабочены собственными проблемами и судьба гоблинов их не волнует.

Двое гоблинов заспорили о том, куда идти дальше. Коннор сообразил, что один из них намерен отправиться в сторону занятых врагами городов – в Кертинеллу и Ландсдаун.

– А-аа! – завопил другой. – Ты чё, не слыхивал про Коз-козио? Мейер Дек спалил его в костре, а потом и того порешили! Да там никого, окромя Полуночника и его головорезов! Дурняк ты, крышка ихним городам. Валяй туда, ежели хотишь огненным шаром схлопотать!

Коннор широко улыбнулся. Он вернулся к месту своего ночлега и даже сумел на несколько часов вздремнуть, но уже до рассвета вновь был на ногах. Он опять двинулся вслед за отрядом гоблинов, намереваясь вместе с ними дать широкий крюк на запад, а затем вернуться и обследовать местность близ Кертинеллы и Ландсдауна.

Снова пошел дождь, и сильнее, чем вчера, но Коннора это заботило мало.

Беженцы славно отдохнули на отвоеванной у врагов крестьянской усадьбе. В колодце была чистая вода. Удалось полакомиться не только свежими яйцами, но даже свежим молоком. В амбаре они обнаружили повозку и пару волов, а также точильные камни и вилы. Томас подумал, что вилы окажутся подходящим оружием, если придется сражаться с каким-нибудь великаном. Роджер, обшаривший все закутки амбара, наткнулся на тонкую, но прочную веревку и небольшой подъемный механизм с колесиком. Парень не очень представлял себе, где может пригодиться эта находка. Может, если придется вытаскивать повозку из грязи. Но на всякий случай он взял подъемный механизм с собой.

Ближе к ночи беженцы покинули усадьбу, чувствуя себя отдохнувшими и готовыми к последнему этапу их перехода в Палмарис.

Роджер с Джуравилем, как всегда, отправились на разведку. Эльф путешествовал по нижним ветвям деревьев, а неутомимый Роджер двигался по мху и хвое, чуткий к малейшим признакам опасности.

– Хорошо у тебя сегодня получилось, – вдруг сказал Джуравиль, и его слова застали Роджера врасплох.

Парень с удивлением уставился на эльфа. С того момента, как Джуравиль задал ему взбучку, их разговоры ограничивались лишь обсуждением планов совместной разведки.

– Обнаружив усадьбу, ты безоговорочно принял ту роль, которую отвел тебе Полуночник, – пояснил Джуравиль.

– А что еще мне оставалось делать?

– Ты мог бы увязнуть в спорах, – ответил эльф. – Роджер, которого я встретил вначале, отнесся бы к распоряжению охранять караван как к пренебрежению его истинными способностями. Тот Роджер начал бы ворчать и спорить или все равно отправился бы туда. По сути, прежний Роджер даже не стал бы сообщать такую новость ни Полуночнику, ни другим, пока не попытался бы расправиться с гоблинами и поври самостоятельно.

Роджер призадумался и понял, что возразить ему нечем. Когда он наткнулся на крестьянскую усадьбу, что-то внутри подталкивало его провести более тщательную разведку, а если удастся, то и слегка поразвлечься. Но какой-то другой голос кричал, предупреждая об опасности, и не столько для самого Роджера, сколько для беженцев. Даже если бы его не поймали (а парень считал наиболее вероятным именно такой исход), ему пришлось бы затаиться где-нибудь и сидеть не шевелясь. Никто не предупредил бы беженцев, и никто не знает, сколько крови пролилось бы напрасно.

– Теперь ты понимаешь, – продолжал эльф.

– Я знаю, как я действовал, – коротко ответил Роджер.

– И знаешь, что действовал правильно, – сказал Джуравиль и с лукавой улыбкой добавил: – Ты быстро учишься.

Глаза парня сузились, и он бросил на эльфа сердитый взгляд. Ему явно не требовалось напоминаний об «уроке».

Джуравиль все так же продолжал улыбаться, и его улыбка победила гордость Роджера. Парень понимал, что им с эльфом придется научиться взаимопониманию. Да, он усвоил тот урок. Поведи он себя как прежде, за провал пришлось бы заплатить не только собственной жизнью, но гораздо дороже. Поэтому он должен был принять распоряжение тех, кто опытнее его. Роджер погасил свой недовольный взгляд, заставив себя кивнуть и кое-как улыбнуться.

Вдруг Джуравиль навострил уши.

– Кто-то приближается, – произнес он и с этими словами почти мгновенно скрылся в листве.

Роджер тоже поспешил укрыться. Вскоре он догадался, кто это, и с облегчением вздохнул. То была одна из их разведчиц. Когда парень внезапно выскочил из-за дерева, она не на шутку перепугалась и едва не ударила его кинжалом в грудь.

– Мне кажется, ты уже была чем-то напугана, – понимающе сказал он.

– Враги, – ответила женщина. – К югу от нас, движутся в западном направлении.

– И сколько их?

– Порядочно. Наверное, четыре десятка наберется.

– А кто они? – прозвучало сверху.

Женщина вскинула голову, хотя прекрасно знала, что все равно не увидит неуловимого эльфа, друга Полуночника. Лишь немногие из разведчиков видели его, однако мелодичный голос Джуравиля время от времени слышали многие.

– Гоблины, – ответила женщина. – Всего лишь гоблины.

– Возвращайся на свое место, – велел ей эльф. – Найди следующего в цепи разведчиков, пусть он найдет следующего и так далее, чтобы можно было побыстрее передать вести.

Разведчица кивнула и исчезла.

– Можно было бы и пропустить их, – предложил Роджер, когда Джуравиль вновь оказался на нижней ветке.

Эльф глядел не на него, а куда-то вдаль.

– Иди и скажи Полуночнику, чтобы подготовил сюрприз, – сказал он Роджеру.

– Полуночник сам же говорил, что нам не обязательно ввязываться в сражение, – возразил Роджер.

– Всего лишь гоблины, – ответил Джуравиль. – Если они – лишь часть более крупного отряда, тогда они смогут окружить нас, а потому их надо уничтожить, и побыстрее. Скажи Полуночнику, что я настаиваю на сражении.

Роджер смерил эльфа пристальным взглядом, и на мгновение Джуравилю подумалось, что парень откажется выподнять приказ. Но Роджер совладал с собой, кивнул и собрался бежать к Элбрайну.

– Постой, Роджер! – позвал его Джуравиль.

Парень, не успевший сделать и пяти шагов, остановился и обернулся.

– Скажи Полуночнику, что это был твой план, – объявил Джуравиль, – и что я полностью его одобрил. Скажи, что, по твоему мнению, мы должны нанести по гоблинам сокрушительный удар. Не стесняйся, это твой план.

– Но это ложь, – возразил Роджер.

– Неужели? – удивился эльф. – А когда ты услышал про гоблинов, разве ты не подумал о нападении? И не было ли твое повиновение Элбрайну единственным, что помешало тебе высказать свое мнение?

Парень выпятил губы, задумавшись над справедливостью этих слов.

– В твоем несогласии нет ничего дурного, – уверил его Джуравиль. – Ты неоднократно доказал весомость своего мнения в подобных делах. Полуночник это понимает. И Пони. И я тоже.

Роджер вновь повернулся и бросился в лагерь, но в этот раз – куда быстрее.

– Мой малютка! – закричала женщина. – Нет, не трогайте его, умоляю!

– Чё? – спросил предводитель гоблинов.

От неожиданности он запустил руку в волосы и поскреб голову. Эти гоблины пришли из Вересковых Пустошей и плохо знали здешний язык. Правда, пообщавшись с поври и набравшись от них достаточно слов, общий смысл они кое-как понимали.

Гоблин увидел, как его воинство заволновалось. Все жаждали крови, хотя никто не был настроен сражаться по-настоящему. А тут легкая добыча словно сама шла им в руки: чик – и готово.

В это время сквозь тучи проглянула луна и залила ночной лес ярким светом.

– Прошу вас, – умолял невидимый женский голос. – Они же совсем дети!

Дальше гоблинам было уже не сдержаться. Не успел их вожак вымолвить и слова, как гоблины со всех ног бросились в лес. Каждый стремился первым добраться до жертвы и убить ее.

Из темноты раздался новый крик, но ничуть не ближе, чем предыдущий. Гоблины продолжали наносить удары вслепую, продираясь сквозь кусты и спотыкаясь о жилистые корни деревьев. Однако упрямые твари подымались и бежали дальше. Наконец все они добрались до опушки. На противоположном конце ее громоздились валуны. Слева опушку окаймляли сосны, а справа – раскидистые дубы и клены.

Откуда-то из-за сосен вновь послышался женский голос, но то был не неистовый крик отчаяния или боли, а дерзкая песенка:

 
Ну-ка, гоблины, скажите:
Вы куда стремглав бежите?
Игр беспечных прошел черед —
Каждый смерть свою найдет!
 

– Чё? – снова спросил у вожака кто-то.

Песенку подхватил мелодичный и звонкий голос эльфа, раздавшийся откуда-то с дуба:

 
Удар стрелой, удар мечом,
Удар магическим лучом.
Нет, не сносить вам головы;
За всех, кого убили вы,
Ждет ночью месть любого из вас,
Чтоб утро настало – светлый час.
 

Зазвучали и другие голоса. Когда слышались особо оскорбительные для гоблинов слова, раздавался дружный смех. Наконец зазвучал глубокий и сильный голос. Слова лились спокойно и неотвратимо, и лес замер, вслушиваясь в них:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю