Текст книги "Жуткие байки (ЛП)"

Автор книги: Ричард Карл Лаймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Расплата с Джо

Люди любят говорить, что всё вокруг меняется, только всё это фигня полная. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, и мне кажется, что гриль-бар «У Джо» не изменился за всё время ни капельки.

Всё тот же громоздкий стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты. Эти старомодные столики возле стен не сильно отличаются от тех, что были здесь тридцать лет тому назад, когда бар только открылся, – просто выглядят пообшарпаннее. Лет семь назад обновили обивку на диванчиках в кабинках, только вот Джо выбрал в точности такой же красный винил, что и раньше, так что разницы почти не заметно.

А знаете, что изменилось в заведении Джо, а? Люди. Некоторые из старожилов продолжают заглядывать сюда регулярно, как на работу. Но время, оно ведь никого не щадит. Лестер Кейхо, например, превратился в дряхлую развалину после того, как его жена склеила ласты. А старого Хромого Седжа попёрли с работы. Теперь бывший проводник каждый день просто смотрит, как поезд приходит и уходит без него, а потом тащит в бар свою тощую задницу, чтобы заливать за воротник и трепаться ни о чем с Лестером.

Джо тоже всё. Ну не в том смысле, что совсем всё. Просто вышел на пенсию и отошел от дел. Последние три года – с тех пор как мне исполнился двадцать один год – это заведение держу на плаву я. Когда Джо не гоняет по горам оленей с ружьем в руках, он каждое утро заходит выпить кофе и съесть булочку с корицей. Ему нравится присматривать за всем.

Как бы мне хотелось, чтобы он по своему обыкновению охотился на оленей в то утро, когда в заведение ворвалась Элси Томпсон.

В баре было пусто, если не считать меня и Лестера Кейхо, который сидел за стойкой, на своем постоянном месте, собираясь как обычно начать свой ежедневный алкомарафон.

Я протирал стойку полотенцем, когда увидел через окно, что подъехала машина. Это был старый «Форд», который выглядел так, словно на нём дюжину раз из конца в конец проехались через преисподнюю. После того как водитель повернул ключ в замке зажигания, автомобиль фыркал, шипел и дребезжал еще, наверное, в течение минуты.

Я просто пялился наружу, бросив полотенце. Это и вправду было редкостное зрелище – из «Форда» выпрыгнула старая кошёлка, невысокая и кругленькая, одетая в брюки цвета хаки, с седыми волосами, подстриженными как у Бастера Брауна[39]. и в больших очках в проволочной оправе. Она жевала жвачку с таким остервенением, словно хотела её прикончить. С руки у нее свисала мятая плетеная сумка.

– Ты только погляди на это, – бросил я Лестеру, но он даже не поднял глаз.

Сетчатая дверь распахнулась, и живописная гостья решительно направилась к стойке, громко топая своими пыльными ботинками. Она запрыгнула на табурет прямо передо мной. Её челюсть несколько раз дернулась вверх-вниз. В один из моментов, когда её рот был открыт, отрывисто прозвучало слово «кофе».

– Да, мэм, – тут же сказал я и отвернулся, чтобы налить ей напиток.

– Это заведение принадлежит Джозефу Джеймсу Лоури из Чикаго? – спросила она мою спину.

– Совершенно верно, – ответил я, оборачиваясь, и замолчал, в ожидании глядя на нее.

За круглыми стеклами очков ее глаза открывались и закрывались в такт жующему рту. Её рот растянулся от уха до уха, изобразив что-то наподобие улыбки.

– Это хорошая новость, молодой человек. Просто замечательная. Мне пришлось объехать чуть ли не все захудалые городишки к западу от Чикаго в поисках этого места, в поисках Джо Лоури и его чертовой таверны. В каждой такой дыре обязательно есть кабак или харчевня под названием «У Джо». Но я знала, я была уверена, что рано или поздно найду заведение Джо Лоури, и знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему! В какое время он появляется?

– Ну… А у вас к нему какое-то дело?

– Так он придёт, или нет?

Я кивнул.

– Вот и здорово. Я так и думала. Хотя вообще-то даже удивилась, что не обнаружила его за прилавком.

– Так вы что, знакомы что ли?

– О, да. Бог ты мой, конечно да. – За секунду по её лицу пробежала тень грусти. – Когда-то давно мы очень хорошо знали друг друга, еще в Чикаго.

– Ну, так давайте я позвоню ему, и скажу, что вы здесь?

– В этом нет необходимости. – Щелкнув жвачкой и еще раз ощерившись, она открыла сумочку, лежавшую у нее на коленях, и вытащила револьвер. И не какую-то жалкую пукалку, а настоящую длинноствольную пушку 38-го калибра. – Я ему сюрприз сделаю, – сказала она. Её коротенький пухлый пальчик оттянул курок, и, не казавшаяся уже такой забавной, тётка направила дуло на меня.

– Мы вместе сделаем ему сюрприз. Вот он удивится!

Слова застряли у меня в горле, единственное, что я смог сделать – это кивнуть.

– Так во сколько придет Джо? – резко спросила она.

– Уже очень скоро. – Я судорожно вздохнул и спросил: – Но вы же не собираетесь застрелить его? Ведь нет?

Притворившись, что не расслышала меня, она снова спросила:

– А поточнее?

– Ну… – Вдалеке раздался гудок поезда, отправляющегося в 10:05 из Паркервилля. – Что ж, думаю, с минуты на минуту.

– Отлично. Уж я-то его дождусь. А это что за обормот?

– Это Лестер.

– Эй, Лестер! – повысив голос, позвала она.

Тот медленно повернул голову и без всякого интереса посмотрел на неё. Тётка оскалилась, продолжая чавкать, и залихватски помахала перед ним пистолетом, что, впрочем, не произвело на Лестера никакого впечатления. Выражение его лица нисколько не изменилось. Оно выглядело таким же, как всегда, вытянутым и обвисшим, как морда у бладхаунда, но более мрачным.

– Слушай сюда, Лестер, – с нажимом в голосе сказала она, – просто сиди на своем стуле и не дёргайся. А попробуешь встать или хоть задницу от сидушки оторвать – получишь пулю.

Несколько секунд он смотрел на нее, а затем кивнул, снова повернулся лицом вперёд и пригубил свой полупустой стакан.

– Так. А тебя как зовут? – этот вопрос был уже ко мне.

– Уэс.

– Уэс, следи, чтобы стакан Лестера был полным. И не делай ничего такого, что заставит меня пристрелить тебя. Если заявятся еще клиенты – обслуживай их как обычно. Как будто ничего не происходит. В этом револьвере шесть патронов, и каждый может оборвать чью-то жизнь. Мне этого не надо. Мне нужен только Джо Лоури. Но если ты попробуешь что-нибудь выкинуть – будь уверен: я завалю этот бомжатник трупами от стены до стены. Понятно объясняю?

– Более чем. – Я наполнил стакан Лестера, затем вернулся к женщине. – А могу я поинтересоваться?

– Валяй.

– Почему вы хотите убить Джо?

Женщина даже перестала жевать. Она, прищурившись, злобно зыркнула на меня.

– Он разрушил мою жизнь. Я считаю, это достаточная причина, чтобы убить человека. Разве нет?

– Нет достаточно веской причины, чтобы убить Джо.

– Ты так думаешь?

– Да что конкретно он вам сделал?

– Он сбежал от меня с Мартой Дипсворт.

– С Мартой? Это же его жена. Была.

– Была? Неужели умерла?

Я кивнул.

– Хорошо. – Тетка просияла и снова ожесточенно заработала челюстями. – Это меня радует. Джо совершил ошибку, не женившись на мне – я-то до сих пор жива здорова, и мы были бы счастливы в браке по сей день, если бы у него хватило ума остаться со мной. Только вот никогда у него не было ни капельки здравого смысла. Знаешь, какая у него была самая заветная мечта? Уехать на запад и открыть таверну. Марта считала, что это великолепная идея. Помню, как я сказала ей: «Ну и выходи тогда за него замуж. Уезжайте на запад и растрачивайте свои жизни в захолустье. Если Джо такой романтичный дурак, что вот так готов загубить свою жизнь, он мне не нужен. В море полно рыбы». Вот так и сказала, слово в слово. Это было больше тридцати лет назад.

– Но если вы так сказали… – Я осекся и поспешил захлопнуть рот. Не такой уж я дурак – спорить с вооруженной женщиной.

– Что?

– Нет-нет. Ничего.

Она отправила жевательную резинку в уголок рта и шумно отхлебнула немного кофе.

– Давай. Что ты там собирался сказать?

– Просто… ну, уж если вы дали им добро на женитьбу, то с вашей стороны не очень-то справедливо винить их в том, что они так и сделали.

Она поставила чашку и стрельнула глазами в сторону Лестера. Он всё также сидел на своем месте, только взгляд его был теперь прикован к пистолету.

– Когда я сказала, что в море полно рыбы, я думала, что это только вопрос времени, когда такая «рыба» на меня клюнет. Что ж, должна признаться – из этого ничего не вышло.

Тётка чавкнула несколько раз, глядя на меня снизу-вверх с какой-то странной отстраненностью во взоре, как будто взгляд её устремился назад на много лет в прошлое.

– Я продолжала ждать. Была просто уверена, что подходящий мужчина где-то рядом, практически за углом и вот-вот объявится, буквально в следующем году. И в конце концов до меня дошло, Уэс, что другого мужчины у меня уже никогда не будет. Это был Джо, и я потеряла его. Именно в тот момент я и решила его застрелить.

– Это…

– Что?

– Это безумие.

– Это справедливость.

– Может быть, вы двое могли бы еще быть вместе. С тех пор, как умерла Марта, у него никого нет. Ну как вариант.

– Нет. Для этого уж слишком поздно. Слишком поздно чтобы завести ребёнка, слишком поздно чтобы…

Внезапно Лестер спрыгнул с табурета и опрометью бросился от стойки к двери. Старушенция крутанулась на сидушке, долю секунды следила за ним, а затем молниеносно вскинула ствол и выстрелила. Пуля оторвала Лестеру мочку уха. Взвизгнув, он резко развернулся и метнулся обратно к своему табурету, прижимая ладонь к тому, что осталось от его уха.

– Молитесь, чтобы никто не услышал выстрела, – прошипела просроченная снайперша нам обоим.

Я-то знал, что такого не произойдет. Мы были на самом краю городка, и ближе всего к нам была заправка в полуквартале отсюда. Проезжающие по шоссе машины создавали много шума. А еще у нас, при поголовном увлечении охотой, никто из местных не обратил бы внимания на одиночный выстрел, если б только не пальнули у него прямо возле уха.

Но всё равно немного струхнул. Минут пять мы все ждали, не произнося ни слова. Единственным звуком было её чавканье.

Наконец она довольно ухмыльнулась и прищурилась, как будто только что выиграла в лотерею.

– Что ж, нам повезло.

– А вот Джо – нет, – хмуро огрызнулся я. – И Лестеру тоже.

Лестер предпочел промолчать. Одной рукой он сжимал свое разорванное ухо, а в другой держал стакан, который осушал.

– Им не следовало убегать, – сказала тетка. – В этом и была их ошибка – в том, что они решили от меня убежать. Вот ты же не собираешься убегать?

– Нет, мэм.

– Ну и молодчинка. Потому что, если только попробуешь, тут же получишь пулю. Больше никаких предупреждений. Пристрелю любого. Это мой день, Уэс. День, когда Элси Томпсон отплатит Джо.

– Я не побегу, мэм. Но я не позволю вам застрелить Джо. Я остановлю вас так или иначе. – Я подошёл, чтобы наполнить стакан Лестера.

– Ты не можешь остановить меня. Никто не может меня остановить. Никто и ничто. А знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему.

Загадочно улыбнувшись, она трижды чавкнула своей жвачкой и произнесла:

– Сегодня я умру. Это дает мне всю власть в мире. Понимаешь? Как только я пристрелю Джо, я уеду из этого зачуханного городка, разгоню свой старый «Форд» до семидесяти-восьмидесяти, а потом выберу самое большое дерево.

Я не смог сдержать усмешки, возвращаясь к ней.

– Думаешь, я тут шуточки шучу? – гневно вскрикнула она.

– Нет, мэм. Просто забавно, что вы выбрали такой способ – врезаться в дерево. Забавно не в смысле смешно, а скорее – странно. Понимаете, о чём я?

– Вообще нет.

– О. Это потому, что вы не знаете о том, что произошло с Джо. Он ведь как раз и врезался в дерево – осину, недалеко от шоссе № 5. Это было года три назад. Марта была с ним. Тогда-то она и погибла. Джо тоже очень сильно досталось, и док Миллс не давал ему особых шансов. Но Джо выкарабкался. Его лицо было настолько изуродовано, что он стал сам на себя не похож, и к тому же потерял глаз. Левый, а не тот что для прицела. Знаете, он теперь носит на лице такую повязку. И иногда, когда бывает навеселе, он снимает ее и старается продемонстрировать свой шрам каждому, кто поблизости.

– Всё, хватит.

– А еще он лишился ноги.

– Я не хочу об этом слышать.

– Как скажете, мэм. Простите. Просто… ну, не все, кто врезается в дерево, умирают.

– А я умру.

– Никакой гарантии. А вдруг вы закончите так же, как и Джо – будете ковылять полуслепая на искусственной ноге, с таким изуродованным лицом, что даже лучшие друзья не будут вас узнавать.

– Заткнись, Уэс, – прошипела тётка, ткнув пистолетом мне в лицо.

Поэтому я притормозил и тихо закончил:

– Я просто имею в виду, что если уж вы хотите быть уверены, что умрёте – примерно в миле вверх по дороге есть бетонная опора моста.

– Подлей мне кофе и держи свой рот на замке.

Я обернулся, чтобы взять кофейник и именно в этот момент услышал шаги снаружи. Кто-то приближался, топая ботинками по деревянным доскам перед входом. Я повернулся к Элси. Она победно скалилась мне в лицо, еще ожесточеннее двигая своей челюстью. Ее глаза прищурились за стеклами очков, когда неровный стук подошв стал громче.

Через окно я увидел всклокоченные седые волосы и изуродованное шрамами лицо с повязкой на левом глазу. Мужчина заметил, что я смотрю, улыбнулся и в приветствии вскинул руку.

Я взглянул на Лестера, который всё так же прижимал бумажную салфетку к уху, а стакан – ко рту.

Элси прижала пистолет к моей груди.

– Даже не шевелись, – прошептала она.

Сетчатая дверь распахнулась.

Элси крутанула табурет.

– Пригнись, Джо! – крикнул я.

Вошедший даже не попытался уклониться. Он просто застыл в дверном проеме с озадаченным видом, когда Элси спрыгнула с табурета, ссутулилась, расставив для удобства ноги, и выстрелила. Первые две пули вошли ему прямо в грудь. Следующая угодила в горло. Затем одна попала ему в плечо, закрутив и развернув его так, что последний выстрел пришелся в поясницу.

Всё это произошло за каких-то пару секунд, пока я собрался и бросился на Элси. Я был в воздухе, когда она проворно повернулась в мою сторону и с размаху врезала мне стволом по лицу. Я тряпичной куклой неуклюже рухнул вниз.

Пока я пытался встать, тётка перепрыгнула через тело и стремительно выбежала наружу. Я добежал до двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как её машина дала задний ход, выехала на дорогу, взвизгнула шинами, рванула с места, оставляя на асфальте чёрные полосы сгоревшей резины, и исчезла.

Вздохнув, я вернулся внутрь.

Лестер всё еще сидел у стойки. Только его табурет был повернут, и он смотрел на тело со своим неизменно печальным выражением на лице. Я плюхнулся на диван в ближайшей кабинке, закурил сигарету и составил компанию Лестеру, пялясь на труп.

Мы просидели так довольно долго. Не знаю через сколько я услышал сирену шерифа. Затем завывание скорой помощи. Машины с визгом пронеслись мимо по шоссе и скрылись в направлении опоры моста.

– Наверное, Элси сделала то, что обещала, – сказал я.

Лестер не ответил, продолжая таращиться на мертвеца.

Затем в очередной раз распахнулась сетчатая дверь.

– Боже мой! – Ворвавшийся здоровяк посмотрел на меня, потом на Лестера и, опустившись на колени перед телом, перевернул его.

– Седж, – пробормотал он… – Хромой Седж. Вот бедолага. – Похлопав мертвого проводника по плечу, мужчина поднялся. Его глаза вопросительно посмотрели на меня.

Я покачал головой и пробормотал:

– Какая-то сумасшедшая тётка. Заявилась сюда с твёрдым намерением свести с тобой счёты, папа.

Шуба

В тот вечер Джанет пришла в театр в своей белой горностаевой шубе. Давали «Кошек»[40].

Она пошла одна.

Этот вечер должен был стать для нее сигналом к новому началу. Она не баловала себя посещением спектаклей с тех пор, как умер Гарольд. Он обожал театр. За восемь лет их брака они много раз смотрели «Кошек» вместе. Теперь, когда он был мёртв уже больше двух лет, Джанет решила, что ей нужно перестать скорбеть, прекратить жалеть себя и продолжать жить дальше.

Посещение «Кошек» было со стороны Джанет последней данью уважения Гарольду.

Горностаевую шубу она надела также в знак уважения к нему.

Это была великолепная шубка с мехом белым, как свежевыпавший снег, и мягким, как пух. Подарок Гарольда. Она взвизгнула от восторга в то утро, когда нашла её под рождественской ёлкой. Поскольку у них не было детей и они отмечали праздник в одиночестве, Джанет сразу же сбросила халат и ночную рубашку. Она приласкала своё обнаженное тело роскошным мехом шубы, затем просунула руки в рукава и закружилась, демонстрируя себя Гарольду. И с благодарностью скользнула ему в руки. Поцеловала его. Крепко обняла. Раздела. Толкнула на пол. Там, стоя над ним на коленях в одной только своей новой замечательной шубке, она гладила его, целовала повсюду, лизала и покусывала и, наконец, приняла его в себя.

Позже он сказал:

– Боже мой. Жаль, что я не купил тебе эту шубу много лет назад.

– Ты не мог себе этого позволить.

– Ну и что? Долг, где твое жало?[41]

В течение следующих несколько месяцев Джанет надевала шубку каждый раз, когда Гарольд брал ее с собой на ужин или в театр. Несколько раз, когда на их вечерних мероприятиях не нужно было снимать верхнюю одежду, она надевала под шубку только подвязку и чулки, что буквально сводило Гарольда с ума.

Шубка всегда заставляла Джанет чувствовать себя особенной. Она предполагала, что отчасти это было из-за того, что Гарольд потратил на её покупку небольшое состояние. Отчасти потому, что она выглядела такой чистой и красивой, была такой мягкой и гладкой на ощупь. Но главным образом потому, что она изменила их брак. Шуба не только провоцировала их на грубую животную похоть, но и вызывала приливы нежности, смеха, вдохновляла придумывать всё новые и новые сюрпризы и авантюры.

В первую ночь, когда она осталась в доме одна после несчастного случая с Гарольдом, Джанет взяла шубу с собой в постель. Она рыдала, зарывшись лицом в шелковистую шерсть и заснула, сжимая её в объятиях.

Однако вскоре шуба перестала приносить ей утешение, стала лишь напоминанием о её потере. Она не могла смотреть на неё, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней, носить ее.

И поэтому Джанет убрала ее в шкаф.

Оставила её там и не доставала.

Не доставала уже более двух лет.

До того дня, когда она, расчёсывая свои густые каштановые волосы перед зеркалом на туалетном столике, не заметила серебряную нить.

Её первый седой волос.

Но мне всего тридцать шесть! Тридцать шесть – это еще не старость!

Хотя, видимо, тот самый возраст, чтобы начать седеть.

Именно тогда Джанет решила, что нужно продолжать жить дальше. Она позвонила в театр Баркли и забронировала место на мюзикл «Кошки» в субботу вечером. Затем она достала из шкафа свою горностаевую шубу.

В «Bullock’s»[42] она купила по этому случаю элегантное чёрное вечернее платье.

В день представления Джанет отправилась в салон красоты. Она подумывала о том, чтобы покрасить волосы. Но ей нравился её естественный цвет. Кроме того, идея закрасить седину показалась ей трусливой. Лучше было принять это, смириться с осознанием того, что её жизнь продолжается, идет своим чередом, и использовать каждый следующий день с максимальной пользой.

Она подстриглась очень коротко. Отчего стала выглядеть дерзко и чуточку моложе.

В тот вечер, перед выходом, она некоторое время стояла перед большим – в полный рост – зеркалом в прихожей и разглядывала себя.

Элегантное платье с глубоким вырезом было совершенно новым. Горностаевая шуба тоже выглядела новой. И Джанет чувствовала себя совершенно по – новому.

«Если бы только Гарольд мог видеть меня сейчас», – подумала она.

Её глаза наполнились слезами.

Перед выходом из дома ей пришлось заново накрасить ресницы.

Поездка в Голливуд заняла полчаса. Вместо того чтобы искать свободные места на парковке, она оставила свой «Мерседес» на ярко освещенной платной стоянке в четырёх кварталах от театра.

Дул холодный осенний ветер. Джанет чувствовала себя комфортно в своей шубе.

Она забрала свой билет в кассе. В тепле фойе «Баркли» сняла шубку и перекинула её через руку. Сев на свое место, она сложила её, положила на колени и гладила во время спектакля. Будто кошку, лежавшую у нее на коленях. Но ни у одной кошки никогда не было такого великолепного, приятного меха.

Джанет никуда не пошла во время антракта. Вместо этого она встала перед своим креслом и огляделась по сторонам. Конечно, она не увидела знакомых лиц. Но заметила нескольких женщин в мехах. В основном в палантинах, а не в шубах. Большинство женщин, носивших меха, были значительно старше Джанет. Некоторые – очень старыми.

Неужели она была единственной женщиной в театре моложе шестидесяти лет, пришедшей на спектакль в меховой одежде?

Выглядело именно так.

Всегда ли так было?

Джанет так не думала.

Могло ли все так сильно измениться за столь короткое время? Менее чем за три года?

«Может быть, все из-за этих фанатиков-зоозащитников, – подумала она. – Неужели они смогли отвратить целое поколение от ношения мехов? Похоже на то. Что-то вдруг изменилось».

Если только дело не в спаде экономики, и большинство людей попросту не могут позволить себе такую роскошь…

Свет начал гаснуть.

Джанет села на место.

В конце представления она плакала и хлопала в ладоши. Затем вытерла слезы, прижала шубу к животу и вышла в боковой проход.

Направляясь в фойе, она испытывала чувство гордости.

Прийти сюда было для нее таким большим шагом. Она сама всё организовала, нарядилась и пришла в театр. И ей понравилось выступление. Всё было почти идеально. Если бы только Гарольд был с ней…

«Я сама по себе, – мысленно сказала она. – И я отлично справляюсь».

Теперь все будет проще.

На следующей неделе она попробует новую пьесу. И, может быть, рано или поздно она наберется достаточно смелости, чтобы пообедать одной в хорошем ресторане.

В конце концов, она даже может встретить такого замечательного мужчину, как Гарольд.

Влюбиться.

Боже, разве это не было бы восхитительно?

Вздохнув, Джанет снова надела шубу. В вестибюле было жарко, поэтому она не стала застёгивать пуговицы. Застряв в толпе, ожидающей выхода, она пожалела, что вообще её надела. Люди прижимаясь, давили со всех сторон. Воздух казался горячим, тяжелым, удушливым.

Пока она, наконец, не добралась до двери.

Прохладная осенняя ночь была великолепна.

Джанет глубоко вздохнула. Воздух под театральным шатром был наполнен благоуханием множества духов, мужскими мускусными ароматами лосьонов после бритья и ликёра, дымом сигарет и сигар. Будь то экзотические, приятные или отвратительные запахи, они возбуждали Джанет. Это были старые, хорошо знакомые друзья. Она набрала воздуха в лёгкие и улыбнулась.

«Это так чудесно, – подумала Джанет. – Наконец-то я снова вышла в свет».

Посмотри на меня, Гарольд. Я не зачахла и не умерла. Я хотела этого, но не смогла. Я выжила.

Толпа рассеивалась, люди расходились в разные стороны. Джанет сделала паузу, чтобы вспомнить, где она припарковала свою машину.

На стоянке. Значит мне сюда.

Она повернула направо.

И сделал всего три шага, прежде чем чей-то голос крикнул:

– Убийца!

Джанет обернулась и увидела на обочине женщину, которая кричала: «Нет!» Хрупкая седовласая старушка, закутанная в норковый палантин, всплеснула руками, когда на неё набросились две молодые женщины.

Эти двое выглядели весьма злобно.

– Убийца! – кричала тощая девица в лицо старухе.

– Злобная сука! – вопила её напарница, толстушка с вьющимися каштановыми волосами. – Эти норки умерли за твои грехи!

Обе девушки рылись при этом в своих сумках. Сердце Джанет заколотилось. Она подумала, что они собираются выхватить оружие. Но они достали баллончики с краской.

– Нет, пожалуйста! – захныкала пожилая женщина.

Красная краска брызнула ей на руки, когда она попятилась назад, пытаясь убежать. Часть краски прошла мимо её рук, заливая её волосы, лоб и очки.

По меньшей мере человек двадцать замерли под театральным шатром, наблюдая за нападением.

Почему никто не пытался помочь?

Потому что нападавшие были женщинами? Или все зрители были на их стороне, ненавидя старушку за то, что она носит мех?

Пожилая дама зажатая между нападающими, скулила и прикрывала голову, пока её обрызгивали. Красная краска капала с её волос. Мех её палантина слипся алыми шипами.

– Оставьте её в покое, чёрт бы вас побрал! – закричала Джанет.

Головы обоих нападавших повернулись в её сторону. Пухлая прищурилась сквозь очки, заляпанные красной краской. Круглые линзы в проволочной оправе. Старомодные старушечьи очки.

– Она ничего вам не сделала! – кричала Джанет. – А посмотрите, что вы с ней сотворили! Да что с вами не так?

Та, что в старушечьих очках, ухмыльнулась.

Тощая подняла свой баллончик высоко над головой.

– Слушайте все вы, богатые капиталистические ублюдки! Мы – ударный отряд Фронта защиты животных. То, что вы здесь увидели, – это урок. Это то, что мы делаем с придурками, которых ловим одетыми в мёртвых животных. Вы достаточно долго насиловали Мать-Землю! Вырубали её леса, отравляли её воздух и воду, убивали её невинных созданий. Убивали её детей! Разбивали им головы! Перерезали им глотки. Ставили на них эксперименты! Поедали их плоть! Одевались в их шкуры! Хватит! Прекратите это!

– Хватит! – присоединилась к ней толстуха.

– Фронт защиты животных навсегда!

– Фронт защиты животных навсегда!

– Хватай её! – Худая отшвырнула старушку в сторону и бросилась к Джанет.

Вторая усмехнулась.

Джанет кинулась прочь.

Узкая юбка вечернего платья сковывала движения её ног, но не долго. На третьем шаге колено прорвало ткань спереди. Следующий рывок довершил дело. Юбка лопнула от подола до талии, дав ей возможность бежать.

Люди поблизости уворачивались, некоторые испуганно вскрикивали, другие наблюдали, будто забавляясь, но никто не пытался помочь.

Джанет оглянулась через плечо. Ее преследовательницы бежали бок о бок, не более чем в пятнадцати футах позади.

Какой радиус действия у этих баллончиков? Я умру, если они испортят мою шубу!

Но она знала, что не сможет убежать от них – не на этих каблуках.

Но туфли, как и платье, можно будет заменить.

Не замедляя бега, она сбросила правую туфлю. С левой возникла заминка, но после нескольких шагов Джанет сумела избавиться и от нее. Без обуви ей показалось, что ноги стали лёгкими и быстрыми.

Она помчалась по тротуару, беззвучно, если не считать прерывистого дыхания, шлёпанья ног и шуршащих звуков, которые издавали колготки, когда её ноги одна за другой вырывались через разорванную спереди юбку.

Девицы позади нее шумели гораздо сильнее. Одна из них, казалось, хрипела, запыхавшись. Сандалии на ногах шлёпали по тротуару с резкими хлопками. Звенели рождественские колокольчики. Из баллончиков с краской доносились дребезжащие звуки, как будто в каждом из них не было ничего, кроме металлических шариков.

Звуки, издаваемые этой парочкой, казалось, не становились ближе. Но и не отдалялись.

Пока что Джанет держалась впереди.

Прямо перед ней путь преграждала кучка людей, стоявших на углу в ожидании перехода улицы.

– Помогите!

Некоторые оглянулись на неё.

– В чём дело? – спросил молодой человек в свитере, похожий на невинного школьника.

– Они преследуют меня! – воскликнула Джанет.

– Почему?

– Фронт защиты животных! – крикнула одна из девушек. – Не вмешивайся!

– Чего? – Он наморщил нос.

Но слишком поздно. У Джанет уже не было времени останавливаться и объяснять. Дай только нападавшим две-три секунды, и её шуба станет алой от краски.

Не добежав до столпившихся людей, она свернула направо.

– Да что происходит-то? – крикнул парень ей вдогонку.

Джанет не потрудилась ответить, а только прибавила скорость.

Тротуар перед ней был пуст. «Это и к лучшему», – подумала она. В любом случае, никто, скорее всего, не стал бы ей помогать – по крайней мере, без объяснения причин. А объяснить быстро у нее бы не получилось. Они добрались бы до неё гораздо быстрее.

Если бы только кто-нибудь мог остановить двух этих идейных стерв!

Разве не очевидно, кто здесь жертва?

Видимо не очевидно.

Или людям просто всё равно.

Всё было бы по-другому, если бы за мной гнались парни.

Да мужчины передрались бы друг с другом за возможность спасти меня.

Но за мной бегут девицы. Так что я в полной заднице.

Замечательно.

Судя по звукам, её преследовательницы отстали. Подумав, что она начинает обгонять их, Джанет рискнула оглянуться.

И вскрикнула от ужаса.

Тощая была ближе, чем прежде. От Джанет её отделяло не более семи или восьми футов.

Толстуха была гораздо дальше. Весь шум был от нее. Именно на ней были сандалии с колокольчиками. Именно она хрипела и держала в руках две грохочущие банки с краской.

Её подруга, вырвавшаяся вперед, бежала почти бесшумно. Длинные светлые волосы развевались за спиной. Растянувшиеся губы обнажили зубы, которые казались очень белыми в свете уличных фонарей. Никаких серёжек, ожерелья, браслетов или колец. Без лифчика. Без туфель и носков. Из одежды только белая футболка, старые обрезанные джинсы и, видимо, больше ничего. Самый минимум для бесшумной погони и драки.

– Оставь меня в покое! – выпалила Джанет.

– Живодёрка!

– Я не такая.

– Отдай шубу!

– Нет! Отвали!

– Ага! После того, как я… сдеру этот мех… с твоей грёбаной спины!

Джанет повернулась боком и швырнула свою сумочку-клатч. Как и шуба, это был подарок Гарольда. Но ей больше нечего было бросить.

Внутри черной атласной сумки было несколько мелочей: немного наличных, салфетки, тампон, парковочный талон, корешок билета в театр, сложенная афиша и водительские права. А также связка ключей, пудреница и театральный бинокль, которые придавали сумке некоторый вес.

Её преследовательница увидела летящую в неё сумку. Она вскинула руку, чтобы отбить клатч, но промахнулась. Попыталась отдернуть голову в сторону. Сумка угодила тощей в правый висок, отчего её лицо исказилось. Она, пошатнувшись, споткнулась и упала, ударившись плечом и пробороздив им тротуар.

Джанет бросилась обратно к ней и подняла свою сумочку.

– Я предупреждала тебя, чтобы ты оставила меня в покое! – сказала она, когда девица, постанывая, попыталась приподняться.

– Эй! – крикнула мордастая. – Ты чё с ней сделала? Оставь её в покое!

– Это вы оставьте меня в покое! – огрызнулась Джанет, пятясь. В то время как толстуха, пыхтя, приближалась к ней, другая поднялась на колени. При падении рукав её футболки оторвался. Стиснув зубы, она бросила быстрый взгляд на своё испачканное, ободранное плечо.

– Ты ранена? – спросила ее подруга, замедляя бег.

– Хватай её!

– Нет! – закричала Джанет. – Прекратите это! Одна уже пострадала.

– Чёрт возьми, Глори, залей уже краской её сраную шубу!

Глори, пошатываясь, протиснулась мимо нее, позвякивая колокольчиками.

– Нет, – повторила Джанет. – Не делайте этого. Пожалуйста.

Глори продолжала приближаться, поэтому Джанет бросилась наутёк. Когда она перешла на бег, послышалось шипение распылителей. Она оглянулась. Глори, распрыскивавшая краску из обоих баллонов, была скрыта по грудь за облаками красного тумана. Краска, казалось, не долетала до Джанет.