Текст книги "Кол"

Автор книги: Ричард Карл Лаймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава 25

Джессика проснулась. Приоткрыв один глаз, она покосилась на настольную лампу у кровати. Затем на часы. Почти три. Утра?

«В чем дело, – удивилась она. – Почему горит свет?»

Джессика повернулась на спину и села.

Спиной к закрытой двери ее спальни стоял обнаженный Крамер. Его левая рука лежала на выключателе. В опущенной правой руке он держал опасную бритву.

Сердце Джессики бешено заколотилось.

– Разве ты не рада видеть меня? – спросил Крамер. Он говорил не шепотом, а в полный голос. В тишине он прозвучал особенно громко.

Джессика с трудом перевела дыхание, затем прошептала:

– Вас могут услышать мои предки.

– Ты так думаешь? – сказал он громче.

«Может и нет», – подумала она. Ее дверь была закрыта. Комната родителей находилась в противоположном конце коридора, а спали они очень крепко.

Крамер убрал руку с выключателя. Он медленно подошел к спинке ее кровати.

Джессика не сводила глаз с бритвы в его руке.

Зачем она ему?

Он ведь предупреждал ее, что может вернуться с бритвой.

Она задыхалась. Казалось, ей было никак не набрать достаточно воздуха в легкие.

– Я ничего не говорила, – прошептала она. – Я не… говорила про вас. Чего вы хотите?

Крамер ничего не ответил. Лишь ухмыльнулся уголком рта. Он остановился в ногах кровати. Не сводя глаз с Джессики, протянул левую руку и стянул с нее одеяло.

Джессика боялась шевельнуться.

Одеяло и простыня соскользнули с ее коленей, с ее ног и упали где-то в конце матраца. Во время сна ее короткая ночная рубашка сбилась и поднялась до самой талии.

– Чудесно, – сказал Крамер. – А теперь ляг и расслабься.

Джессика отрицательно покачала головой. Она подняла левую руку и опустила ее между ног, чтобы прикрыться от взгляда учителя.

– Ты плохо себя ведешь. Так можно получить плохую оценку за поведение. – Крамер поднял бритву к своему лицу и сделал жест, показывая, что может случиться.

Джессика убрала руку. Легла на спину.

Матрац весь затрясся, когда Крамер залезал на него. Он встал на колени между ее ног. Приподнял ее ночную рубашку и разрезал посередине, разделив на две части у грудей. Концом лезвия он откинул ткань в сторону.

– Только не режьте меня, – прошептала Джессика. – Пожалуйста.

– Но ты не приносишь мне счастья, Джессика.

– Я ничего не говорила.

– Я знаю.

Она застонала, когда холодная сталь скользнула по ее животу. Приподняв голову, Джессика увидела, что это тупая сторона лезвия.

– Но еще можешь это сделать, – сказал Крамер.

– Нет. Никогда.

– Я видел, как ты посмотрела сегодня на Лейн. Ведь ты подумала об этом, не так ли?

– Нет.

– Хотела предупредить ее.

– Нет. И не собиралась. Какое мне дело до того, что вы намерены с ней делать? К тому же, я терпеть не могу эту сучку.

Крамер приподнял лезвие и полоснул им по животу. Быстрый, волнообразный порез. Было не очень больно, но Джессика вздрогнула и посмотрела на свой пупок. Над пупком появилась красная буква 8. Ее волнообразная линия расширялась. Из нее ручейками стекала кровь. Они начали расплываться, так как глаза Джессики застилали слезы. От ее всхлипываний ручейки подрагивали и переливались.

– Пожалуйста! – задыхаясь, молила она.

– Незачем было называть Лейн сучкой.

– Простите меня!

Крамер склонился над ней. Опершись на локти и подняв свой зад, он пил выступавшую кровь. Кончиком языка он углублял мелкий разрез. Джессика вся дрожала, когда его язык растягивал болезненные края раны.

Вскричав от боли, пронзившей ее руку, она стукнула его по виску.

От неожиданного удара его голова отлетела в сторону. Изловчившись, Джессика коленом двинула его в пах. Он опрокинулся навзничь, скатился с кровати и, исчезнув из виду, шмякнулся об пол.

Джессика перевернулась, ухватилась за край матраца и посмотрела вниз. Крамер лежал на спине, правое колено приподнято, левая нога вытянута, одна рука около бедра, а другая, расслабленная, отлетела в сторону, ладонь раскрылась, бритва лежала в нескольких дюймах от кончиков его пальцев, челюсть отвисла назад. Открытые глаза закатились кверху, как будто он смотрел на что-то под верхними веками.

«Он в ауте», – подумала Джессика.

Она сразу же догадалась, как только посмотрела на него, – она довольно часто ходила с Райли на матчи по боксу.

Судорожно глотая воздух, вся дрожа и подавляя подкатившуюся к горлу тошноту, Джессика спустила вниз ноги. Она поднялась и встала над ним. Одной рукой она прижала его правое запястье к ковру, присела и подняла бритву. Теперь, когда бритва была у нее, она поставила свою пятку рядом с его запястьем.

Он застонал.

Приходит в себя! Сердце Джессики екнуло. Она сжалась от ужаса и вся похолодела.

Она убрала ногу от его запястья, повернулась и глянула на него. Глаза его были закрыты, зубы оскалены.

Надо что-то срочно предпринимать!

Она набрала побольше воздуха, чтобы крикнуть «Папа!» Но остановилась.

Крамер все расскажет. Если останется жив, то все откроется. И все узнают, что она спала с ним. Все. Ее предки, ученики в школе, Райли.

Нельзя, чтобы он заговорил.

Джессику колотило от озноба. Кожа ее покрылась мурашками.

«Никто не будет обвинять меня. Это самозащита. Он ворвался в дом и напал на меня».

Она посмотрела на свою рану. Из V – образного пореза все еще сочилась кровь. Под ним кожа была ярко – красного цвета. Волосы на лобке спутались, и с них по внутренней стороне бедер капельками стекала кровь.

«Вот мое доказательство, – думала она. – Он изрезал меня. Он пришел, чтобы изнасиловать и убить меня. Я вынуждена была защищаться».

Крамер открыл глаза.

Джессика бросилась к нему, ударила его ногой, вонзив пятку прямо в живот. У него перехватило дыхание. Глаза выкатились из орбит. Он начал приподниматься. Джессика упала на него, придавив коленями ему грудь и желудок. Едва его спина опрокинулась на пол, она занесла лезвие над его горлом.

Его левая рука взлетела быстрее, чем она могла себе представить. Он перехватил ее опускающуюся руку как раз выше запястья. Плечо пронзила боль. Бритва выпала из ее онемевших пальцев.

Другая рука Крамера ударила ее по позвоночнику. От боли Джессика выгнулась, и он схватил ее за волосы. Он с силой дернул за них и, ударив ее чуть ниже колен, опрокинул на спину. Джессика сильно стукнулась об пол, подскочив от удара, дыхание у нее перехватило.

Крамер схватил ее за одну ногу и высоко задрав ее, потащил к кровати.

Приподняв голову, Джессика увидела, что ее правая нога, вытянутая вперед, пяткой лежит на краю матраца. Прежде, чем она успела шевельнуться, Крамер наступил на ее колено. Словно ее нога была какой – нибудь веткой. Она услышала сухой треск. Агонизирующая боль сначала все превратила в красный цвет, а потом в черный.

Когда она очнулась, она была на своей кровати. Сверху на ней, точнее в ней, был Крамер, постанывающий от удовольствия. Правая нога вся горела изнутри, будто ее держали над огнем. Боль была невероятно сильной, поэтому то, что делал с ней Крамер, казалось несущественным. У нее было лишь одно желание, – чтобы он поскорее закончил и перестал подпрыгивать на сломанной ноге.

Попытавшись пошевелить онемевшими руками, Джессика поняла, что руки привязаны. Вероятно, к ножкам кровати.

Никаких шансов бороться с ним не оставалось.

Наконец, Крамер закончил.

Но она поняла, что это еще не все, что ей бы следовало подумать об этом. Но в голове ее стоял туман, она ни на чем не могла сосредоточиться, кроме боли.

Хуже, чем эта боль, считала она, уже ничего быть не может.

Оказывается, может.

Боль стала невыносимой, когда он подступил с бритвой. Настолько невыносимой, что она закричала и подумала, почему же она не кричала раньше. Отец услышит ее. Он спасет ее.

Крамер заткнул ей рот тряпкой.

И продолжал резать ее тело.

Где же отец?

Она потеряла сознание.

Придя в себя, она увидела склонившегося над ней Крамера, который лизал и высасывал кровь из ее ран. Когда он поднял голову и глянул на нее, все лицо его кроме глаз было в крови. Красными были даже зубы.

Он вытащил кляп изо рта Джессики и упал на нее, крепко обхватив руками. Его член проткнул ее, а язык заполнил ее рот.

Позднее она увидела, что он, уже умытый и одетый, стоит у ее кровати. Под мышкой у него была пачка газет. Он присел и исчез из виду.

Джессика услышала шорох бумаги.

Услышала, как чиркнула спичка.

Крамер стоял над ней.

– Желаю тебе крепкого сна, – проговорил он. – И чтобы клопы не кусали.

Уходя, он выключил свет.

Но в комнате еще долго было светло.

Глава 26

К нему пришла Бонни. Она молча приблизилась к его кровати. Она была прекрасна, восхитительна, лицо ее обрамляли белокурые волосы. На ней была плиссированная синяя юбка и золотистый свитер, – ее костюм со снимка, только сейчас она была босиком.

Стоя возле кровати Ларри, она смотрела на него серьезными глазами.

– Я ждала тебя, – сказала она нежным, ласкающим слух голосом. – Почему ты не пришел ко мне?

– Я… я не знаю. Я хотел, но…

– Разве ты не знаешь, что я люблю тебя?

Ее слова заставили сердце Ларри забиться сильнее.

– Это правда? – спросил он.

– Конечно. Как же мне тебя не любить?

– За что ты должна меня любить? – спросил он. – Мы ведь даже не знакомы.

Легкая улыбка приподняла уголки ее губ.

– Мы знаем друг друга нашими сердцами. Я так тебя люблю, Ларри. И ты любишь меня, правда?

– Да, – сказал он и почувствовал, что весь переполнен радостью. – Да, я люблю тебя.

И вдруг ему в голову пришла мысль, которая, казалось, сейчас разобьет его сердце.

– Но ведь ты мертва, Бонни.

Ее смех был легче дуновения ветерка.

– Не будь таким глупым. Разве я похожа на мертвую?

– Ты выглядишь… Просто божественной.

Бонни подошла еще ближе. Она наклонилась над ним. Ее волосы упали вниз, и локоны приятно щекотали щеки Ларри. Их губы встретились. У нее были мягкие, теплые, чуть влажные губы. Когда она отняла их, Ларри почувствовал ее свежее дыхание.

Ларри вынул руки из – под одеяла. Он слегка обнял Бонни, поглаживая ее через свитер, ощущая тепло ее тела, легкий изгиб ребер.

Она высвободила губы.

– Ну как, я мертва?

– Теперь уж точно нет, – прошептал он сквозь ком в горле. – Ты потрясающа.

– Я так стремилась к тебе, Ларри.

– Я тоже стремился к тебе.

Руки Ларри скользнули под ее свитер. Его всего пронзила дрожь, когда он дотронулся до бархатистой кожи над ее бедрами.

Тут он вспомнил кое – что еще, и опять его радость перешла в страдание. Он так хотел ее, но вынул руки из – под ее свитера и опустил на матрац.

– Ведь я женат, Бонни.

– Ты ее любишь?

Ему бы хотелось сказать «Нет». Но он не смог.

– Да, – ответил он. – Мне очень жаль. Боже, мне очень жаль. Я люблю Джину, но и тебя люблю тоже.

– Все в порядке, – прошептала она, ее теплое дыхание тронуло его губы. – Ты можешь любить нас обеих.

– Не думаю, чтобы Джине это понравилось.

– Она никогда не догадается об этом. Я обещаю. Это будет нашей тайной.

Ларри почувствовал, как покрывало соскальзывает с его тела, ощутил, как прохладный утренний воздух холодит его кожу. Бонни поцеловала его сбоку в шею. Она целовала его плечи, грудь.

– Нет, – шептал он.

– Дорогой, не думай об этом. – Ее мягкие губы прижались к его пупку.

Он застонал от мучительной боли желания и невозможности его удовлетворения.

– Это будет нечестно, – сказал он.

– Любовь всегда права.

– Не знаю.

– Да, – прошептала она. – Да, моя любовь. – Бонни забралась на него верхом, подогнув колени, ее легкая хлопчатобумажная юбка накрыла их, предохраняя от утренней прохлады. Казалось, тепло их тел соединилось под ней. Каким-то образом, Ларри понял, что трусиков на ней не было. Он так хотел, чтобы она опустилась вниз, пронзила себя, позволила ему утонуть в ее скользящем, объемлющем тепле.

Но она не позволила. Еще рано.

Улыбаясь ему, она стала снимать с себя свитер. Ларри наблюдал, как он медленно поднимался, приоткрывая ее атласный живот, грудную клетку, ее груди. Это были два одинаковых холмика кремового цвета, с розовыми тугими сосками. Они немного приподнялись, когда Бонни снимала свитер через голову. Подняв вверх руки, она выскользнула из рукавов. Свой свитер она бросила на пол.

Ларри протянул руки к ее грудям. Он нежно поглаживал их. У нег было такое чувство, что никогда в жизни он не касался ничего более восхитительного.

Улыбаясь ему, Бонни провела его ладонью по гладкой ложбинке между грудками. Она водила ею вверх и вниз, поглаживая себя его пальцами.

– Даже шрама нет, – прошептала она.

Ларри вспомнил про кол.

– О, – сказал он. – Все в порядке.

– Я – совсем как новенькая, – сказала она. – И принадлежу тебе. Я твоя навеки.

Она начала постепенно спускаться вниз.

Ларри застонал.

«Нехорошо это, – подумал он. – Не надо этого делать. Даже если Джина никогда не узнает об этом…»

Но Бонни медленно опускалась все ниже и ниже. Он держал ее груди. Еще ниже. Вот – вот его засосет в темный ожидающий центр.

Зазвонил будильник.

Ларри открыл глаза.

Бонни исчезла.

Сон. Это оказалось всего лишь сном, и будильник прервал его на самом лучшем месте. В груди у него ныло, и он чувствовал, что готов заплакать.

И все же он чувствовал себя счастливым. Еще несколько секунд, и они бы слились в единое целое.

Ларри лежал на спине, накрытый лишь простыней. В области паха простыня была приподнята.

Если бы только Бонни скользнула ниже еще чуть – чуть…

Он повернулся на бок. Джина приподнялась на локте, спиной к нему. Как только будильник умолк, она плюхнулась на подушку и закрыла глаза.

Ларри потянулся к ней и положил руку ей на живот. Через тонкую ткань ее ночной рубашки он ощутил ее горячее тело. Она повернула к нему голову, чуть приоткрыла глаза и лениво улыбнувшись, прошептала:

– Доброе утро, дорогой.

Он сказал:

– М-м-м, – и рука его скользнула по ткани ночной рубашки к груди. С Бонни было по – другому. Сейчас огонь не пронзил его, как тогда. Но грудь Джины была мягкой, теплой и знакомой, и когда соски Джины напряглись под его ладонью, он ощутил свежий прилив крови. Ларри спустил с ее плеча лямочку и скользнул рукой под свободно лежащую ткань. Джина застонала под его ласками и повернулась к нему.

– Какое сегодня замечательное утро, – прошептала она.

– Да.

Ее пальцы скользнули вдоль его тела вниз.

– Надо бы закрыть дверь. Лейн может встать в любую минуту.

Ларри закрыл дверь и, возвращаясь, увидел, что Джина отбросила простыню к ногам и снимает ночную рубашку. Когда та закрыла ее лицо, в воображении Ларри промелькнул вид Бонни, снимающей с себя свитер.

Их тела казались очень похожими.

«Не надо думать о Бонни, – приказал он себе. – Это был всего лишь сон».

«Нечестно думать о ней. Это как обман, как прелюбодеяние».

Но он ничего не мог поделать, а если быть честным, то и не хотел.

Занимаясь любовью с Джиной, он закрыл глаза, и женщина под ним перестала быть его женой. Это была Бонни, Бонни с фотографий ежегодника, Бонни из его сна: восемнадцатилетняя, невинная, прекрасная, извивающаяся в его объятиях от вожделения. Его Бонни, его «Королева красоты».

Когда все было кончено, она обвила его своими ногами, словно желая оставить его в себе навсегда и крепко обняла его. Ларри открыл глаза.

На него смотрела Джина. Она выглядела усталой и счастливой.

Он поцеловал ее в губы, чувствуя себя последней сволочью.

– Что – нибудь не так? – спросила она.

Ларри покачал головой.

– Просто сегодня опять надо идти в библиотеку, а я ненавижу терять время на всяческие исследования.

– Тогда почему бы мне не приготовить тебе хороший плотный завтрак, прежде чем ты уйдешь?

– Великолепно!

Лейн, влезая в свои джинсы, учуяла запах жарящегося бекона.

«Они готовят завтрак? – удивилась она. – По какому такому случаю?»

Она не стала застегивать молнию, чтобы можно было дышать, села на край кровати и натянула новенькие голубые кроссовки, которые купила вчера после уроков.

Поднявшись и оглядев себя, она одобрила, как они смотрятся с ее белыми джинсами.

«Жаль, что я не оделась так вчера», – подумала она. У нее даже кровь прилила к лицу, когда она вспомнила, как стояла на высоком табурете в свой коротенькой юбочке и свободной кофточке, а мистер Крамер стоял внизу, да еще этот беспорядок в ее одежде после падения. Потом она вспомнила его прикосновения. Она все еще ощущала жар, но ее смущение перешло в удовольствие.

«Если бы знать, что он будет изображать из себя доктора, то я упала бы еще раньше».

Лейн улыбнулась и покачала сама себе головой, проходя мимо зеркала шкафа.

Она сняла с вешалки голубую в желтую клетку блузку, встала перед зеркалом и стала застегивать ее.

И остановилась.

А что, если снять бюстгальтер?

От этой мысли где-то в желудке пробежала дрожь.

«Для кого ты стараешься? – подумала она. – Этого никто не заметит, разве что Джим, а ему непременно захочется облапать меня. Мистер Крамер, скорее всего, даже не заметит разницы.

Мистер Крамер не имеет к этому никакого отношения, – говорила она себе. – Он просто добр ко мне, вот и все.

К тому же у меня до сих пор болят ребра.

Этой причины вполне достаточно».

Лейн сняла блузку и оглядела себя в зеркало. Конечно же, бюстгальтер сбоку давил на синяки на ее ребрах.

Лейн потянулась назад, расстегнула бюстгальтер и сняла его. Зажав его между колен, она опять скользнула в свою блузку. Застегнула пуговицы на ней, заправила в джинсы и застегнула молнию.

Она улыбнулась себе.

«Разве у меня не задорный вид?»

Мягкая ткань, туго обтягивающая ее грудь, создавала приятное ощущение.

«Надо все время так делать», – подумала она.

Не получится. С большинством ее блузок все будет видно. Только эта была ярких темных расцветок с карманами на груди с обеих сторон. Из – за двойной ткани ее выступающие соски почти не были заметны.

«Никто ничего не заметит, – подумала она. – Даже я».

Но ощущение был приятным.

Напоследок она крутнулась перед зеркалом еще разок, чтобы убедиться, что все в порядке, затем вернула свой бюстгальтер на место в ящик комода. Схватив сумку, вышла в коридор.

«А что, если мама с папой заметят?

Не заметят. Успокойся».

Когда она вошла в кухню, от аромата бекона и кофе у нее потекли слюнки. Ее родители, все еще в халатах, сидели за столом, на тарелках лежал бекон и глазунья.

– А что это у нас сегодня с завтраком? – спросила Лейн. – Вроде сегодня не воскресенье?

Они оба глянули на нее. Кажется, ее грудью никто не заинтересовался.

– Я проведу сегодня весь день в публичной библиотеке, – сказал отец. – Мама решила набить меня поплотнее.

– Я не могу позволить ему умереть с голоду среди этих томов.

Остановившись около отца, Лейн сказала:

– Там ты мог бы поддерживать свое существование книжными червями.

– Прекрати, я ем.

– Обиделся? – спросила она и потянулась за кусочком бекона на его тарелке.

Он слегка уколол ее своей вилкой.

– Не нравятся мне такие шутки, – недовольно сказала мама. – Вилка могла бы и соскользнуть.

– Да, действительно, – согласился он.

Лейн взяла кусок бекона и откусила половину.

– Но это мой завтрак.

– А у меня растущий организм.

– Я могла бы приготовить завтрак для тебя, – предложила мама. – Скажи только слово.

– Этим словом будет «нет». Кто сможет переварить пищу в такую рань?

– Кажется, мой бекон ты переваришь вполне благополучно, – сказал отец.

– Пора идти. – Лейн наклонилась и поцеловала его в щеку. Он подшлепнул ее по попе. Она обежала вокруг стола, поцеловала мать, схватила из холодильника свой пакет с ленчем и выскочила из кухни.

– Пока, ребята. Я, наверное, сегодня задержусь снова.

– Удачного дня, дорогая, – крикнула вслед мама.

– Желаю хорошо поразвлечься. – Это уже отец.

– Я еду в школу, ребята, – крикнула она из гостиной. Лейн проверила свою школьную сумку, сунула туда свой ленч, затем достала из кошелька ключи от машины и вылетела на улицу.

Солнышко пригревало плечи. Легкий ветерок развевал волосы. День просто великолепный.

Спинка сиденья машины холодила ей через блузку спину, напомнив Лейн об отсутствующем бюстгальтере. Ожидая, пока разогреется мотор, она потерлась об обивку сиденья, наслаждаясь приятным ощущением.

Замечательно.

Она опустила окно и медленно выехала по подъездной дорожке.

Лейн направлялась к дому Бетти. По радио Анна Мюррей пела песенку «Птичка – дрозд». Лейн подпевала ей. Она выставила в окно руку и почувствовала, как блузка приятно натянулась на ее левой груди.

Просто здорово.

Повернув руль одной рукой, она свернула за угол.

«Птичка – дрозд» закончилась.

Прозвучали позывные сигналы передачи новостей.

– В эфире Белинда Бернар с основными новостями, поступившими к этому часу.

– Доброе утро, Белинда, – сказала Лейн.

– …рано утром погибли в результате пожара в своем доме на Кактус-Драйв.

Лейн глянула на радио. Кактус-Драйв? Погибли в результате пожара?

– …Потерпевшими оказались Джерри и Роберта Паттерсон и их семнадцатилетняя дочь Джессика.

– Господи, – прошептала Лейн.

«Пламя было замечено соседями около 4:30 утра. Пожарные, прибывшие на место пожара, уже не могли войти в дом, чтобы попытаться оказать помощь. Однако поскольку пожар был очень сильным, семья задохнулась от дыма еще до прибытия пожарного подразделения. Это подтвердилось, когда пожар был потушен. Все члены семьи были обнаружены в своих постелях. Причина пожара еще изучается, но скорее всего он начался в спальне дочери, Джессики».

«Курила в постели?» – подумала Лейн.

«Вчера вечером заседал Совет по образованию…»

Она выключила радио.

Внутри стало как-то холодно и пусто.

Джессика мертва.

Она, конечно, была не подарок, но Боже! Мертва.

Как могло случиться подобное?

Джессика курила, как паровоз. Провела полжизни в женском туалете, пуская клубы дыма. Должно быть, уснула с сигаретой.

Разве у них не было противопожарной сигнализации?

Лейн повернула за угол. Бетти поджидала ее на тротуаре. Лейн остановила машину, перегнулась через пассажирское сиденье и отперла дверь.

– Ты уже слышала? – спросила Бетти, распахивая дверь.

– Да.

– Докурилась! – Бетти кинула свою сумку назад и плюхнулась на сиденье. Машина задрожала. – Я так и знала, что эта шлюха плохо кончит. – Она захлопнула дверь.

– Она умерла, – прошептала Лейн.

– О, Господи, я догадываюсь.

Лейн нажала на газ.

– Она не заслужила этого.

– Курение в постели всегда этим заканчивается.

– Боже, никак не могу поверить.

– А я могу. Вполне могу. Скатертью дорога. Знаешь, что было вчера? После третьего урока захожу я в туалет, а она сидит там на унитазе, дверь нараспашку, сосет свой окурок. Я ей: – «Ты так себе заработаешь рак». А она на меня вот так посмотрела… – Бетти продемонстрировала, сморщив нос и презрительно скривив губы, – и говорит: «Пошла к черту и ты сама и твой жеребец, на котором ты ездишь верхом, жирнячка». Так какую симпатию я могу к ней испытывать? Сама заработала.

– И ее родители.

– Да. Очень жаль, что Райли Бенсон не спал там. Этому дерьму с засаленными волосами пошла бы на пользу хорошая доза ингаляции дымом. Понимаешь, что я имею в виду?

Лейн кивнула. Ей казалось несправедливым такое наказание Джессики и Бенсона. Но защищать их ей не хотелось. Они действительно были противные.

Она подумала, действительно ли Бенсон любил Джессику?

Трудно представить, что он способен вообще кого – нибудь любить.

А, может, и действительно любил.

– Эта детка была какая-то ненормальная, – продолжала Бетти. – Сначала устраивает у себя на голове взбитые сливки, а потом выясняется, что она – противница завитых волос.

Лейн включила радио, сделала погромче звук. Уилли Нельсон и Рей Чарльз пели «Семьи испанских ангелов».

– Намек? Тонкий, но заметный.

– Я просто подумала, что не стоит сейчас сплетничать о ней.

Впереди Генри уже махал им со своего поста на валуне перед домом. Он спрыгнул и поднял свой портфель.

– Салютик, девочки, – сказал он, когда Лейн остановила машину.

Бетти вылезла из машины. Она придерживала сиденье, пока Генри забирался назад. Проследовав за ним, она захлопнула дверцу.

Лейн оглянулась на них. У Бетти просто глаза горели от нетерпения.

– Так ты еще ничего не слышал? – сказала она.

– Чего не слышал? – спросил Генри.

Лейн тронула машину с места.

– Ночью Джессика поджарилась.

– Что?

– Загорела, обжарилась, испеклась, превратилась в пепел.

– Хочешь сказать, что она умерла? – Он был озадачен.

– Умерла, умерла, умерла. Сыграла в ящик. Превратилась в кусок копченой сосиски. Умерла.

– Не может быть! – прошептал Генри.

– По всей видимости мисс Конгениальность уснула, покуривая сигаретку.

– Мы говорим о Джессике Паттерсон?

– О ком же еще, тупица?

– Не может быть, – повторил он. Он оперся рукой об угол спинки сиденья Лейн. – Она, что, разыгрывает меня?

– Нет, – сказала Лейн. – Это правда. Джессика и ее родители сегодня ночью погибли при пожаре.

– О, Боже.

– Тем лучше! – сказала Бетти.

– Эй, помолчи лучше!

– О, и теперь, поджарившись, она вдруг превратилась в святую?

По радио голос Белинды Бернард сказал: «К нам поступили самые последние новости о пожаре, произошедшем в доме…»

– Так значит это не… – начал Генри.

– Тихо! – сказала Лейн. – Новости.

Они замолчали.

«…сообщают, что предварительное обследование обгоревших трупов свидетельствует о том, что еще до пожара всем троим членам семьи Паттерсонов были нанесены обширные, возможно, смертельные телесные повреждения. Все детали пока неизвестны, но, по – видимому, преступник убил всех троих, затем преднамеренно устроил пожар, чтобы скрыть следы преступления. Кроме того, нам стал известно, задержан для допроса юноша, которого видели входящим в дом вчера вечером. О личности несовершеннолетнего подозреваемого не сообщается».

– Бенсон, – сказала Бетти.

«А теперь вернемся к…»

– Боже мой, – прошептал Генри. – Так они были убиты.

– Бьюсь об заклад, это был Бенсон. Без этого слизняка ничего не обходится.

– Это ужасно, – прошептала Лейн.

– Говори сама за себя.

– Да остынь ты, – сказал Генри. – Это вовсе не смешно.

– Может и не смешно, но… где-то в глубине души радует.