Текст книги "Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга"

Автор книги: Петр Киле

АКТ  III

Санкт-Петербург. Таврический дворец. «Историко-художественная выставка портретов». Публика из светских дам, офицеров, студентов, курсисток, чиновников и художников в постоянном движении на фоне портретов XVIII-XIX веков и начала XX века.

 
               1-я  д а м а
Мне кажется, мы были здесь.
 

 
                2-я  д а м а
                                                  Мы кружим
По веку восемнадцатому, будто
Отправились к праотцам, даже жутко.
 

 
                1-я  д а м а
Век девятнадцатый нам ближе будет,
Да нет уж сил, рябит в глазах от лиц,
Столь строгих, важных, умных и надменных,
С достоинством взирающих на нас,
Не снисходя до нашего вниманья.
 

 
              1-й  о ф и ц е р
Начнем мы с восемнадцатого века,
С времен Петра, преобразивших Русь,
И, вместо лика Спаса и святых,
И богородицы, икон в церквах
И дома по углам живые лица
Из тьмы веков на белый свет впервые,
Как в зеркале, явились на портретах.
 

 
              2-й  о ф и ц е р
Как некогда в эпоху Возрожденья,
Замкнув Средневековье в храмах.
 

 
              1-й  о ф и ц е р
                                                          Да!
Смотри! Две барышни премиленькие.
Ну, прямо просятся на холст... во вкусе
Левицкого?
 

 
              2-й  о ф и ц е р
                      Нет, Сомова скорее.
Но я «два века ссорить не хочу».
В них юность, свежесть хороша, не спорю.
С искусством жизнь прекрасней предстает.
 

 
            1-й  л и т е р а т о р
На пьедестале царского служенья
Екатерина всюду величава.
Но женщина, страстей своих не скроешь.
 

 
            2-й  л и т е р а т о р
Мала и ростом, и полна, но ум,
Лукавый, женский ум, как у Дашковой,
Обеих несомненно украшает
И сходит за величье у царицы.
 

 
            1-й  л и т е р а т о р
Петр Третий, ну, какой забавный, право.
Фигляр несчастный, прототип Петрушки,
Героя балаганных интермедий.
 

 
             2-й  л и т е р а т о р
Вот Павел Первый, рыцарь и капрал,
Полубезумный Гамлет русской сцены,
Со скипетром российским и в короне,
Судьбы своей избегнуть не посмел,
Чтоб славой осенить отцеубийцу.
Скажи, ужель по воле Провиденья?
 

 
          1-й  л и т е р а т о р
А если Рока, Рока над Россией,
Что вновь взывает к жертвоприношеньям,
И царь благословляет действо Смерти
Во имя знает ли чего, о Боже?
 

 
          Х о р  у ч е н и к о в
     Границы разума и веры
С усмешкой и в сомнениях измерив,
Век восемнадцатый меж тем
      Старел, в плену фривольных тем.
И, кажется, впервые на арену
Выходит юность, как на сцену,
Неся души высокий идеал,
Весь в пламени сияющий кристалл.
Но мир дряхлеющий, в руинах
Воздушных замков, как в садах старинных,
        На рубеже веков
В борьбе страстей извечных и убогих
Не принял юности завет и зов
Взошедшей романтической эпохи.
 

Дягилев в окружении художников, среди которых и Серов.

1-й  х у д о ж н и к. Это воистину настоящий праздник. И ваш триумф, Сергей Павлович!

2-й  х у д о ж н и к. Однако столь не ко времени, что даже не верится. Как у вас не опустились руки?

Г о л о с а. Виват, Дягилев!

3-й  х у д о ж н и к. Пир во время чумы.

Д я г и л е в. Нет сомнения, что всякое празднование есть символ и итог, всякий итог есть конец... И с этим вопросом я беспрерывно встречался за последнее время моей работы. Не чувствуете ли вы, что длинная галерея портретов великих и малых людей, которыми я постарался заселить великолепные залы Таврического дворца, – есть лишь грандиозный и убедительный итог, подводимый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду нашей истории?

2-й  х у д о ж н и к. Несомненно!

Д я г и л е в. Я заслужил право сказать это громко и определенно, так как с последним дуновением летнего ветра я закончил свои долгие объезды вдоль и поперек необъятной России.

           Серов, рассмеявшись, жестами винится.

                                                                                         Что, Валентин Александрович?

С е р о в. Не обращай внимания. Я представил, как ты заезжал в уездные и губернские города и дворянские усадьбы, производя немалый фурор. Совсем, как Чичиков. Да не чета ты ему.

Д я г и л е в ( высокомерно). Спасибо. (Продолжает в прежнем тоне.) И именно после этих жадных странствий я особенно убедился в том, что наступила пора итогов. Это я наблюдал не только в блестящих образах предков, так явно далеких от нас, но главным образом в доживающих свой век потомках.

3-й  х у д о ж н и к. Замечательно!

Д я г и л е в. Конец быта здесь налицо. Глухие заколоченные майораты, страшные своим умершим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милыми, средними, невыносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот когда я совершенно убедился, что мы живем в страшную пору перелома, мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, которая возьмет от нас то, что останется от нашей усталой мудрости.

1-й  х у д о ж н и к. Пророк!

Д я г и л е в. Это говорит история, то же подтверждает эстетика.

2-й  х у д о ж н и к. Изумительно, право!

Д я г и л е в (направляясь в буфет). И теперь, окунувшись в глубь истории художественных образов, и тем став неуязвимым для упреков в крайнем художественном радикализме, я могу смело и убежденно сказать, что не ошибается тот, кто уверен, что мы – свидетели величайшего исторического момента итогов и концов во имя новой неведомой культуры, которая нами возникает, но и нас же отметет. А потому, без страха и неверья, я поднимаю бокал за разрушенные стены прекрасных дворцов, так же как и за новые заветы новой эстетики!

Г о л о с а. Виват, Дягилев!

Кружение публики по залам и явление портретов, вплоть до современных, продолжается.

Москва. Квартира Андреевой М.Ф. и М.Горького на Воздвиженке. Мария Федоровна и Горький.

 
        М а р и я  Ф е д о р о в н а
Сейчас придет Серов. Одет ты так же,
Как в прошлый раз?
 

 
                Г о р ь к и й
                                      А как еще? Наряд,
Изысканно простонародный мой,
Не мною выдуман; фасон извечный.
 

 
        М а р и я  Ф е д о р о в н а
Тебе идет, я знаю, как мальчишке,
Который любит пофрантить, и он
Хорош в любом костюме.
 

 
                 Г о р ь к и й
                                               В самом деле?
Серова я не знал, хотя и слышал,
Царей все пишет, да еще из знати...
 

 
         М а р и я  Ф е д о р о в н а
   ( неприметно приводя порядок в гостиной)
Отец его – известный композитор
И критик; умер он давно, когда
Серову было очень мало лет,
И мать его была столь молода,
Что сына оставляла у родных -
Творить и всякому придти на помощь.
Не просто музыкантша, композитор,
Да где, в России; вместе с тем в деревне
Народа музыкальным просвещеньем
Уж много лет увлечена, а ныне
Столовую открыла для рабочих,
Бастующих и бедных; сын ей в помощь
Ведет сбор средств по всей Москве.
 

 
               Г о р ь к и й
                                              Ах, вот как!
Да вы из одного, я вижу, поля.
Какая только ягода, не знаю.
 

 
        М а р и я  Ф е д о р о в н а
Ну, да, конечно. Я его боюсь,
Как, впрочем, и тебя боялась страшно,
Пока не потеряла голову.
Он щепетилен, говорят, и прям.
 

 
              Г о р ь к и й
Шаляпин дружен с ним и то боится,
Как я заметил, друга своего;
Развеселясь при нем, шалит с оглядкой.
Да это Человек! Не бойся, он
Все видит, прост и даже весел с нами,
Решив, друзья друзей – мои друзья.
 

 
         М а р и я  Ф е д о р о в н а
Он строг, как режиссер, как Станиславский,
Но взглядом выразительным и жестким,
Артист мог выйти из него прекрасный,
Пусть ростом невысок и неуклюж,
Все кажется, он плотен и подвижен,
Артист во всем, в художнике то диво.
 

 
              Г о р ь к и й
Рисует он уверенно и быстро,
Все схватывает разом хорошо.
Казалось бы, и лучше невозможно,
А взял и стер – все сызнова начать.
 

 
         М а р и я  Ф е д о р о в н а
Вот он идет. Могу ль остаться я
На первые минуты, как хозяйка?
 

 
               Г о р ь к и й
Я думаю, ему приятно будет.
 

Входит Серов и молча раскланивается, тут же приступая к приготовлениям к работе. У художника столь непринужденный вид, что ясно, ничто и никто его не стесняет, и Мария Федоровна, отступив к двери, невольно останавливается; Горький, усевшись по жесту Серова, оглядывается на нее, при этом рукой касается груди, словно желая остановить кашель.

 
               С е р о в
А, хорошо! Глядите на нее.
Мария Федоровна, вы могли бы
Пока остаться?
 

 
        М а р и я  Ф е д о р о в н а
                            Да, конечно. Здесь?
 

 
               С е р о в
Нет, можете присесть. Подчистить нужно.
 

 
              Г о р ь к и й
             ( раскашлявшись)
Простите.
 

 
                С е р о в
                   Нет, не вам просить прощенья.
Рабочих расстреляли, понимаю,
Глаза у страха велики. Но после
Не осознать, какое злодеянье
Допущено? Заступников несчастных,
Людей невинных, засадить в тюрьму?
 

 
                Г о р ь к и й
Не страшно. Власть в жестокости своей
Достигла лишь обратного. Хуже,
Мария Федоровна разболелась
В то время в Риге; не успел приехать,
С жандармами обратно в Петербург
И в казематы – удостоен чести.
 

 
        М а р и я  Ф е д о р о в н а
Честь хороша, да грудь слаба. За месяц
Болезнь столь развилась, что я, боюсь,
Еще бы месяц – и всему конец.
 

 
                  С е р о в
Вступился за писателя весь мир.
Приятно знаменитым быть?
 

 
                 Г о р ь к и й
                                                    Полезно,
Быть может, но приятного в том мало.
 

 
          М а р и я  Ф е д о р о в н а
Вы знаете, ведь знаменитость сами.
 

 
                   С е р о в
Да, видно, слава светит, но не греет.
     ( Показывает жестом вернуться к исходному.)
 

Мария Федоровна проходит к выходу, а Горький, оглянувшись на нее, подносит руку к груди.

М а р и я  Ф е д о р о в н а. Приятно было поговорить с вами, Валентин Александрович. Я бы охотно осталась здесь стоять, да у меня дела.

С е р о в. Алексей Максимович будет несомненно видеть ваш образ, и я буду ощущать ваше присутствие, Мария Федоровна.

М а р и я  Ф е д о р о в н а (с улыбкой). Еще говорят, что вы молчаливы и не любезны.

С е р о в. У меня есть разные способы обращения с моделью для наилучшего результата. Ну-с, приступим.

                                 Пауза.

Г о р ь к и й ( откашлявшись). Однако какая хитрая бестия этот Витте! Обошел всех – и японцев, и американцев.

С е р о в. А причем тут американцы?

Г о р ь к и й. Он повел себя в Америке, как конгрессмен, что метит в президенты, и всем понравился. Выходя из поезда, он шел к паровозу и пожимал руки машинистам.

С е р о в. Это высший царский сановник? Что ни говори, времена переменились.

Г о р ь к и й. Еще как! Самодержец всея Руси сидит в Петергофе, как пленник, а Россия охвачена всеобщей стачкой. Заключив мир с Японией, Витте теперь вообразит себя спасителем отечества, как Наполеон.

С е р о в. Он теперь граф, он монархист. Но царь недолюбливает Витте. Он найдет другого на роль диктатора, и кровь прольется на этот раз по всей России.

Г о р ь к и й. Пусть прольется у тех, у кого голубая, как говорят, кровь, а поэт сказал, черная.

С е р о в. Как ни рассуди, все это ужасно. Нельзя ли остановиться на конституционной монархии без гражданской войны?

Г о р ь к и й. Где такое было? В той же Англии сначала отрубили голову Карлу, а уже после восстановили монархию с парламентом и правительством, которые и управляют страной. Принцессе Дармштадтской надо бы знать историю Англии. Ведь она росла при английском дворе.

С е р о в. Боюсь, с православием императрице привили и самовластье с идеей власти от Бога.

Александрия. Нижний дворец. Кабинет Николая II. Николай; входит петербургский генерал-губернатор и товарищ министра внутренних дел  Трепов.

Т р е п о в. Ваше величество! Я счел своим долгом доложить о совещании, которое провел у себя граф Витте – с петербургским генерал-губернатором...

Н и к о л а й. То есть с вами.

Т р е п о в. ... и военным министром. Обсуждался один вопрос – вопрос о диктатуре.

Н и к о л а й. И кто же из вас готов взять на себя диктаторские полномочия и подавить сопротивление силой? Не вы ли, генерал?

Т р е п о в ( вытягиваясь и вращая глазами). Если прикажете, ваше величество! Но...

Н и к о л а й. У вас очень бравый вид, но, похоже, вы умеете лишь стращать нас, а не бунтовщиков. Почему нельзя возобновить железнодорожное сообщение между Петергофом и столицей?

Т р е п о в. Ваше величество! Можно восстановить движение, выставив солдат вдоль железной дороги, но зачем? Прибывание в столице не безопасно. В Александрии надежнее, охрана береговая и морская усилена. В случае необходимости всегда морем можно уйти в одну из соседних стран.

Н и к о л а й. Ах, вот до чего вы все напуганы! Старик Победоносцев, которого я привык слушать с детства, толкует о бездне, куда  обезумевшая толпа несет его с собою, и спасенья нет. Мне говорят и пишут: то, что происходит, не одно волненье молодежи, не мятеж, а революция.  И тут мне сообщают о предстоящем шествии рабочих к Зимнему дворцу. Что мне думать?

Т р е п о в. Я говорю всего лишь о мерах предосторожности, государь.

Н и к о л а й. Это в компетенции коменданта. Так, к чему же вы пришли на совещании у графа Витте?

Т р е п о в. Ваше величество! Я прямо заявил, что рассчитывать на успокоение через войска невозможно и не потому, что это средство само по себе, конечно, длительного и здорового успокоения дать не может, а вследствие отчасти неблагонадежности, а главное, слабости этой силы.

                  Царь молча глядит перед собой.

                               Армия все еще на Дальнем Востоке, а запасные полки из резервистов настроены, как все общество. Военный министр подтвердил мои выводы, а графа Витте, похоже, удовлетворило то, что я не рвусь в диктаторы.

Н и к о л а й. В таком случае, что же остается? Уплыть на яхте "Штандарт" в Данию?

Т р е п о в. Можно и уплыть, ваше величество. Между тем поручить графу Витте навести порядок в стране, облачив его полномочиями премьер-министра, как в Англии.

Н и к о л а й. Он этого и добивается.

Т р е п о в. Ваше величество, это назревшая необходимость. Если своевременно не пойти ей навстречу, все пропало.

Н и к о л а й. А ведь граф Витте не захочет видеть вас в должности петербургского генерал-губернатора и товарища министра внутренних дел?

Т р е п о в. Ваше величество, не задумываясь, пожертвуйте мной. Сегодня еще можно спасти корону, завтра будет поздно думать о спасении жизни царственных особ. Бушует не обезумевшая толпа, государь, смутой охвачены все слои общества сверху донизу. Кровопускание не принесло успокоения, а лишь ожесточило всех. Необходимо примирение, как после грозы и бури наступает затишье, и в души снисходит благодать.

Н и к о л а й (ободряясь). А разве пароход прибыл уже?

Т р е п о в. Ваше величество, я прискакал на лошади, чтобы быть здесь раньше графа Витте и успокоить голову.

Николай кивком головы отпускает Трепова и вынимает зажигалку; входит Александра Федоровна.

 
      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Как мы спокойно жили здесь все лето,
Не глядя на эксцессы и восстанья,
С надеждою на заключенье мира,
С тем воцарится в государстве мир.
 

 
               Н и к о л а й
Как пленники в Александрии милой,
И в том была своя отрада, знаешь.
 

 
    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Или уплыть на яхте к финским шхерам,
Как в небеса, отверстые для счастья
В кругу семьи, с наследником-младенцем.
 

 
               Н и к о л а й
Но именно туда явился Витте
С известием о мире, торжествуя,
Как победитель. Что же делать было?
Я в графское достоинство его
Возвел, ну, по обычаю, конечно,
А он обмяк от милости такой.
 

 
    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Да, честь и слава головы всем кружат,
И выше, чем ступень, все тянет выше,
Уж не остановиться и пред бездной.
 

 
                Н и к о л а й
Довериться ему мы можем, Аликс.
Все до смерти напуганы вкруг нас
И видят в нем спасителя престола.
 

 
    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Ты плохо слушаешь меня, ах, Ники!
Есть в небе Бог, а ты – его наместник, -
В том смысл самодержавия и прелесть, -
Мне эта мысль была всегда по сердцу,
И с верой в Бога я люблю тебя,
Как часть его, подобье высшей силы,
Со страстью богородицы земной.
 

 
               Н и к о л а й
               ( целуя жену)
Прекрасно! Так и я тебя люблю.
Мы избранники божьи, как святые,
При том мужчина, женщина вполне.
 

 
    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
С ответственным правительством граф Витте
Возьмет всю власть и изничтожит нас
Руками обезумевшей толпы.
 

 
               Н и к о л а й
Ну, полно, Аликс! Он нас защитит,
Как графское достоинство свое,
Иначе сам все потеряет тоже.
 

Дежурный генерал докладывает о прибытии графа Витте. Александра Федоровна усаживается в кресло. Входит граф Витте и раскланивается со смущением.

 
               Н и к о л а й
Мне ваши доводы известны, граф.
Давайте взвесим снова... Положенье
К тому обязывает...
 

 
                 В и т т е
                                   Несомненно.
Россия ныне словно море в бурю.
Решений нет иных, как диктатура,
Броженье усмирить военной силой
(На роль диктатора я не гожусь.),
Иль то, что принято – с созывом Думы
И преобразований в этом плане.
Правительство должно едино быть,
С премьером во главе, и действовать
Решительно, от имени закона,
А не отдельных лиц, и водворенье
Спокойствия в стране возможно,
С опорой на общественные силы,
Стремящихся к порядку. Ведь таков,
Как видим, ход истории в Европе -
Чрез смуты, революции, что делать?
 

Николай молчит, Александра Федоровна краснеет.

 
Так люди созданы, да и народы:
Стремлением к свободе жизнь жива,
И дух свободы неискореним.
 

              Пауза.

 
И лучше дать разумную свободу,
Как детям подрастающим, иначе
Нормальный ход вещей нарушен будет.
 

Александра Федоровна краснеет, сохраняя неподвижность.

 
В России все реформы в этом смысле,
Нельзя не видеть это, запоздали.
Вот где причина смуты и брожений,
Что сотрясает государство столько
Уж лет. Да невозможно бесконечно
Противиться прогрессу бытия.
 

Александра Федоровна молча встает и уходит, вся красная.

Н и к о л а й. У меня есть ваш доклад, граф, и первоначальный набросок манифеста. Вы говорите, никакого манифеста не нужно, достаточно утвердить всеподданнейший доклад и дать вам право сформировать правительство. Хорошо, я подумаю. Но одними увещаниями вы не успокоите толпу?

В и т т е. Государь, я не остановлюсь и перед применением военной силы, чтобы остудить горячие головы. Важно одно: ваше полное доверие ко мне, и тогда у меня будут развязаны руки, чтобы водворить порядок в стране, как в финансовом состоянии Российского государства мне удалось это сделать при полной поддержке государя императора Александра Третьего, вашего незабвенного родителя. Если же вы станете колебаться в отношении меня, как в последние годы, столь несчастные для России, я ничего не в силах буду сделать, и лучше вам призвать кого-то другого.

Николай кивком головы отпускает графа Витте, и тот со вздохом сожаления уходит.

Александрия. У Нижнего дворца. Граф Витте и министр двора барон Фредерикс.

 
               В и т т е
Ну, что, барон, вы передали все
Его величеству, как я просил,
Из нашего ночного разговора?
 

 
            Ф р е д е р и к с
Все передал и в точности, надеюсь,
Чтоб недоразумений не возникло.
 

 
               В и т т е
Ну, слава Богу! Думаю, теперь
Меня оставят наконец в покое.
 

 
            Ф р е д е р и к с
Нисколько! Манифест подписан будет,
Не тот, составленный бог знает кем,
А вами, граф, и также ваш доклад.
 

 
                В и т т е
Но манифест тем более не нужен.
Его величеству я говорил,
Доклада одного довольно будет,
А манифест возбудит только страсти,
Когда в стране броженье через край!
 

 
              Ф р е д е р и к с
Здесь мысль какая: с вашею программой
Вы остаетесь под верховной властью,
Дарующей свободы.
 

 
                 В и т т е
                                      Ну, конечно.
Барон! Да как же это все случилось?
 

Барон Фредерикс оглядывается по сторонам.

Ф р е д е р и к с ( снижая голос, доверительно). Вот как: утром я подробно передал государю наш ночной разговор; государь ничего не ответил, вероятно, ожидал приезда великого князя Николая Николаевича. Как только я вернулся к себе, приезжает великий князь. Я ему рассказываю все происшедшее и говорю ему: следует установить диктатуру, и ты должен взять на себя диктаторство. Тогда великий князь вынимает из кармана револьвер и говорит: ты видишь этот револьвер, вот я сейчас пойду к государю и буду умолять его подписать манифест и программу графа Витте; или он подпишет, или я у него же пущу себе пулю в лоб из этого револьвера, – и с этими словами он от меня быстро ушел. Через некоторое время великий князь вернулся и передал мне повеление переписать в окончательный вид манифест и доклад и затем, когда вы приедете, привезти эти документы государю для подписи.

В и т т е ( в крайнем изумлении, не веря своим ушам). Как! Великий князь Николай Николаевич довершает дело декабристов?

Ф р е д е р и к с ( в крайнем смущении и явно заговариваясь). Нет, я не вижу иного выхода, как принятие программы графа Витте, я все рассчитывал, что дело кончится диктатурой и что естественным диктатором является великий князь Николай Николаевич, так как он безусловно предан государю и казался мне мужественным. Сейчас я убедился, что я в нем ошибся, он слабодушный и неуравновешенный человек. Все от диктаторства и власти уклоняются, боятся, все потеряли головы, поневоле приходится сдаться графу Витте.

   Показывается великий князь Николай Николаевич; все входят в Нижний дворец и проходят в кабинет государя.

Н и к о л а й. Граф, я решил подписать манифест и утвердить доклад. ( Перекрестившись, усаживается за маленький рабочий стол и подписывает бумаги.)

В е л и к и й  к н я з ь. Знаменательный день! Сегодня 17-е – второй раз в это число спасается императорская семья.

Ф р е д е р и к с. Я тоже вспоминал о крушении царского поезда в Борках все время, а число забыл.

Н и к о л а й. При крушении, даже спасшись, не радуются. Жертвы вопиют. ( Кивком головы отпускает всех.)

В и т т е (уходя). Столь обыденно подписан величайший акт? Царь даровал России конституцию? Или это всего уловка, которая лишь собьет всех с толку?

Николай проходит в покои императрицы; Александра Федоровна сидит в кресле неподвижно, глядя в одну точку.

 
             Н и к о л а й
Ты все сидишь вот так?
 

 
      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
                                       Ты подписал?
 

 
             Н и к о л а й
Да, порученье Витте подавить
В России смуту, навести порядок,
Как мира он с Японией достиг.
Все только на него и уповают,
Не в силах сами ни на что решиться.
 

 
      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Ну, я-то склонна уповать на Бога,
Пусть испытаниям все нет конца.
 

 
              Н и к о л а й
Все будет хорошо, поверь мне, Аликс,
Как после бурь яснеют небеса.
 

 
      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Я не о том печалюсь, что мне смута?
Все дочери рождались ведь недаром;
Природа избегает нарушений
Непоправимых. Почему ни я,
Ни дочь – мы не могли взойти на трон
По праву, только сын, младенец милый,
Отмеченный, как я боялась, роком?
Природу обмануть не удалось.
 

 
              Н и к о л а й
Ты знала? Ты боялась?
 

 
       А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
                                            Разве ты
Не ведал о болезни, что в наследство
По линии мужской передается,
Как трон?
 

 
              Н и к о л а й
                   Я слышал и не верил слухам.
Любовь влекла и больше, чем престол.
 

 
       А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Чего боялась я, то и случилось.
Но и престол не шутка, разве нет?
 

 
              Н и к о л а й
Вот почему отец хотел, чтоб я
Наследство отдал брату, коль женюсь
По склонности сердечной на тебе?
Но умирающий, хоть царь, не волен
Менять установления от Бога.
 

 
       А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а
Все Провидением предрешено -
И воцаренье наше, и любовь.
Помолимся Всевышнему за участь,
За лучшую, за высшую из всех,
И ею не поступимся вовеки!
 

 Опускаются на колени и молятся, неясно произнося привычные слова.