Текст книги "Собрание сочинений. Том 6"

Автор книги: Петр Павленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

Письма Юрия Крымова

Юрий Крымов вошел в советскую литературу не как начинающий. Ему пришлось не начинать что-то на этом новом для себя жизненном этапе, а только по-новому продолжать себя, уже сложившегося и цельного советского деятеля, все на том же, давно им избранном пути практического строителя социализма.

Его «Танкер Дербент» поразил читателя легкостью, свободой письма и простотою изображаемых автором человеческих чувств, иным показавшимися слишком облегченными, обыденными для столь серьезной темы, как социалистическое соревнование, социалистический энтузиазм.

Тем из литераторов, которые в течение ряда лет тщетно трудились над подобными же темами, стоя далеко в стороне от них и больше воображая их, чем осязая, казалось легкомыслием писать так обыкновенно о столь необычайных вещах.

Но в этом обыкновенном и была сущность Крымова, и отсюда начиналось то, что составляло главную прелесть его дарования.

Он пришел в литературу, как в соседнюю с его прежним делом область живого строительства, пришел с жизнеощущением человека, умеющего создавать вещи своими руками и хорошо знающего цену и тяготам и радостям достижений.

Он оформился в годы сталинских пятилеток, и мир трудовой героики был его бытом. Ему не приходилось брать изнурительных командировок в жизнь, он жил в той среде, которую сам же и создавал, и жизнь казалась ему простой, легкой и прекрасной, потому что он видел ее изнутри.

Вслед за «Танкером Дербентом» последовала повесть «Инженер».

Юрий Крымов и во второй вещи показал себя писателем деятельным и строгим, выбирающим темы, как молодой инженер выбирает себе задачу: поответственнее и порискованнее, ибо, пройдя хорошую школу передового советского труженика, иначе он и не умел действовать.

Все это сразу стало отличать его среди многих, и, сам того не ведая, он становился выразителем новых течений в литературе.

Началась Великая Отечественная война с фашистами. С первых же дней Юрий Крымов оказался в Красной Армии в качестве военного корреспондента военной газеты.

По опыту своей жизни он был глубоко штатским человеком, войну знал по книгам, за его плечами не было ни испытаний четырнадцатых – восемнадцатых годов, ни переживаний войны гражданской. Такому трудно сразу же найти свое место в гигантском фронтовом механизме, трудно освоиться с непривычной обстановкой и сохранить, в условиях постоянной опасности, спокойный строй души.

Но Юрий Крымов и здесь остался самим собой.

Война не нарушила цельности его натуры, не убавила жадности к впечатлениям живой жизни, не вырвала его из круга деятельных забот о родине, не бросила его в ряды малодушных. Война раскрыла его как патриота и героя.

Вот перед нами его письма родным, все, вплоть до последнего, пробитого вражеской пулей или пронзенного вражеским штыком и залитого кровью Крымова. В этих коротких письмах с поразительной четкостью рисуется нам идейный облик покойного – кристально чистый, светлый, полный эпического патриотизма, спокойного и легкого, как дыхание.

Вспомним дни июля и августа 1941 года, когда один из наших командиров говорил Крымову:

– Я каждый вершок отданной врагу нашей земли выкраиваю из своего сердца.

В те дни Крымов пишет домой, имея в виду отходящую под жестокими ударами немцев Красную Армию:

«Такая армия может только победить, и она победит».

Он писал, как почувствует каждый читатель писем, не для успокоения своих близких, и совсем не для самоуспокоения, а сообщал это как непреложный закон действительности, подсмотренный им собственными глазами.

Война быстро сформировала из Юрия Крымова выносливого и неутомимого воина, чему он и сам удивлялся в письмах, но что еще более важно и дорого, она предстала перед ним такою, какою ее увидел и принял весь советский народ – войной за свое будущее. Он не испугался ее тягот. Ее опасности не надломили твердости его духа. Каждый день войны был для Крымова не материалом для будущих сочинений, а самой действенной формой жизни, где он оказывался в самых активных рядах.

«Пожалуй, такой осмысленной жизнью я еще никогда не жил», – писал он домой.

«Роман Ремарка «На Западе без перемен», – сообщает он в другом письме, – совершенно не соответствует моему восприятию. Гораздо ближе «Война и мир». Я вижу, как разгорается в людях великая ненависть, как с каждым днем в них все меньше страха и все яснее проступает решимость и презрение к смерти. Великая Отечественная война еще только проходит свою начальную фазу».

И это – в дни, когда некоторые перепуганные интеллигентишки готовы были уже вообразить себе из дальних тыловых щелей чуть ли не начало разгрома нашей родины. И это – в дни, когда перед нашими войсками и нашим народом еще не встали величественные контуры битвы за Москву и обороны Сталинграда. И это тогда, когда фронт, где сражался Юрий Крымов, переживал тяжелые дни, способные смутить душу мало-мальски нервного и впечатлительного человека, тем более, если он молодой воин. То были дни жестоких сражений за Киев, за правобережную Украину, когда под ударами превосходящей нас численно и технически армии немецких бродяг наша Красная Армия отходила, вгрызаясь в землю, и терпеливо и упорно копила силы для своего ответного удара, загодя чувствуя силу его богатырского замаха.

В те поры вполне понятна была бы тревога в письмах, вполне уместно упоминание о перенесенных опасностях. Но крымовские письма спокойны, как его повесть и как она – легки, просты, непорочно чисты и в каждой строке деловиты.

Трудно читать без волнения его настойчивые просьбы, адресованные своим родным, позвонить таким-то и таким-то, разыскать таких-то и обязательно сообщить им, что их сыновья и братья, товарищи Крымова по части, живы и здоровы. Или – обязательно прислать письма тем из его товарищей, кто растерял семьи и завидует получающим нести из тыла.

«Давно я не был в таком коллективе, где бы я чувствовал полную связь и спайку с товарищами, несмотря на все их различие. Это отнюдь не ангелы, но это мои настоящие товарищи, боевые. У нас общая судьба. Это очень много значит». Этим бесхитростным высказыванием Крымов открывает нам всю характерную свою особенность как писателя, весь свой, как бы сказать, «секрет», всю тайну своей творческой индивидуальности.

«У нас общая судьба».

У него, у Крымова, всегда была общая судьба со своей страной, с ее народом. В дни мира Крымов был инженером – писал повести, в дни войны он сражался, ибо что же иное мог делать передовой патриот, как не взять на свои плечи самое важное и трудное в трудные для родины дни?

Делал он это так же просто и спокойно, как и все в своей жизни. Не много знаем мы писем, проникнутых светлым крымовским оптимизмом и подлинной любовью к родине и к своим товарищам.

И как характерно, что его последнее, оставшееся незаконченным письмо обрывается на фразе, посвященной тоже не себе, а другу. «Сейчас подошел ст. политрук Гриднин и сунул мне два печенья. Откуда он их достал, не представляю. Но не съел, а принес мне».

Крымов как бы даже удивлен такой лаской в трудный момент и не ленится упомянуть о ней, в том последнем письме, которое набрасывает, находясь в окружении. И это тоже крымовская черта. О людях, о людях, больше о людях – только в них он хотел найти себя.

Юрий Крымов был молод как писатель, но очень монолитен. Его короткая литературная жизнь заслуживает внимательного и любовного изучения, а сам он, как человек, надолго сохранится в памяти знавших его своей чистотой, прямотой, мужеством и благородством.

1944

Книга о Порт-Артуре

Осада и падение Порт-Артура принадлежат к числу событий, интерес к которым не ослабевает с годами. Надо всячески поэтому приветствовать выход в свет исторического повествования А. Степанова «Порт-Артур», созданного на основе личных впечатлений и переживаний автора, участника порт-артурской обороны. Книга А. Степанова обладает несомненными художественными достоинствами. Всем своим содержанием она напоминает читателю о той огромной дистанции, какая существует между Россией эпохи Порт-Артура и Россией эпохи Сталинграда.

Вскоре после капитуляции Порт-Артура В. И. Ленин писал: «Безвозвратно канули в вечность те времена, когда войны велись наемниками или представителями полуоторванной от народа касты… Войны ведутся теперь народами, и потому особенно ярко выступает в настоящее время великое свойство войны: разоблачение на деле, перед глазами десятков миллионов людей, того несоответствия между народом и правительством, которое видно было доселе только небольшому сознательному меньшинству».

И далее:

«Падение Порт-Артура подводит один из величайших исторических итогов тем преступлениям царизма, которые начали обнаруживаться с самого начала войны и которые будут обнаруживаться теперь еще шире, еще более неудержимо… Царизм оказался помехой современной, на высоте новейших требований стоящей, организации военного дела, – того самого дела, которому царизм отдавался всей душой, которым он всего более гордился, которому он приносил безмерные жертвы, не стесняясь никакой народной оппозицией».

«Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению», – так формулировал В. И. Ленин свои выводы о капитуляции Порт-Артура.

Надо оказать, что большинство авторов, и русских и иностранных, писавших с театра русско-японской войны, высоко оценивали качества русского солдата и среднего офицерства. В широко известной у нас и за рубежом книге «Осада и сдача Порт-Артура» английского военного корреспондента Э. Ашмед-Бартлетта, состоявшего при армии генерала Ноги и выражавшего явные симпатии японцам, встречаются целые страницы восхищения храбростью и боевой инициативой русского солдата. Корреспондент не скрывает своего удивления перед тем, как мало сделало русское командование для настоящей защиты крепости. Еще откровеннее другой англичанин Б. В. Норригаард в своей книге корреспонденций «Великая осада Порт-Артура и его падение». Что касается русских авторов, то и они в громадном своем большинстве склонялись к убеждению, что войну за Порт-Артур проиграли военные деятели царской России, а не русская армия. Порт-артурские события как бы измерили глубину пропасти, существовавшей между народом и царским правительством.

Книга А. Степанова «Порт-Артур» рисует нам трагедию Порт-Артура изнутри, от лица ее доблестных защитников, и является как бы иллюстрацией к тем выводам, какие сделал великий Ленин еще в те далекие годы.

Книга А. Степанова «Порт-Артур» принадлежит к тому же популярному жанру художественно-исторической повести, что и «Цусима». Книга Новикова-Прибоя стала образцом того, как разрозненные впечатления отдельного участника крупного исторического события перерастают в эпический сказ, в голос своей эпохи.

Книги этого жанра, конечно, ближе всего к воспоминаниям. Это – своеобразный доклад потомству о пережитом и передуманном, но не только с точки зрения своего личного опыта, а как бы от имени множества людей, глядевших на события с тех же самых позиций, что и автор.

Матросу Новикову-Прибою, участнику цусимской битвы, вполне удалось создать грандиозную эпическую панораму одного из самых трагических событий военно-морской истории царской России. На фоне разложения правящих и командных верхов автор показал читателю беззаветный героизм матросов и молодых офицеров в борьбе с сильным и хорошо вооруженным противником. Они не победили при Цусиме, но они могли и должны были обязательно победить, если бы сделано было все для использования их стойкости и героизма.

Несколько лет тому назад, познакомившись с рукописью «Порт-Артура», А. С. Новиков-Прибой прислал А. Степанову теплое, дружеское письмо, в котором настойчиво советовал продолжать работу: «Придет время, и ваш труд будет оценен по достоинству, – писал он, – ваша книга не может не получить самого широкого признания». И действительно, советский читатель по достоинству оценивает идейно-политическую и художественную ценность работы А. Степанова.

Участнику порт-артурских событий А. Степанову вслед за Новиковым-Прибоем удалось рассказать о другой трагедии 1904–1905 годов – обороне и сдаче Порт – Артура. На том же социальном фоне авантюризма и продажности старших начальников, таких, как Стессель, Фок, великий князь Кирилл, он показывает подвиги рядового русского воина, солдата и моряка, и той части среднего и младшего офицерства, которое не отделяло себя от народа и его судеб.

Порт-Артур пал, но он мог обороняться и мог быть не сдан – вот к какому выводу приходит автор.

Автор в то время был еще подростком, однако неотлучно присутствовал на батареях, которыми командовал его отец, исполнял при нем обязанности связного и ординарца, помогал солдатам и артиллеристам. В 1914–1918 годах А. Степанов был уже офицером лейб-гвардии стрелковой артиллерийской бригады и провел всю войну строевым артиллерийским офицером. После Октябрьской революции А. Степанов по выборам временно исполнял должность командира бригады. Перейдя сразу же в Красную Армию, он участвовал в боях под Нарвой 23 февраля 1918 года; всю гражданскую войну работал в различных артиллерийских частях и организациях.

Знание жизни в Порт-Артуре и вообще быта русского офицерства старого времени весьма помогло А. Степанову в его работе.

Повествуя о днях осады Порт-Артура, автор, естественно, хочет сказать о них как можно больше и полнее. Он рассказывает нам о беззаветном героизме молодых офицеров армии и флота и рисует очень правдивые портреты артиллеристов – поручика Борейко и прапорщика Звонарева, моряков – лейтенанта Дукельского и мичмана Акинфиева, солдат – Блохина, Ярцева, Зайца, Родионова.

События романа так тесно увязаны с ходом обороны Порт-Артура, что она становится фундаментом всего повествования, она драматизирует отношения между людьми, для которых жизнь – это защита крепости. Автор ведет читателя от события к событию, начиная от 27 января по старому стилю, когда подорвались на минах броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада», и кончая 20 декабря, когда состоялась сдача крепости предателем и изменником Стесселем.

Книга А. Степанова становится как бы эмоциональным путеводителем по дням Порт-Артура. В ней, помимо основных персонажей романа, проходят и все исторические деятели порт-артурской трагедии. Нет ни одного более или менее значительного факта из летописи осады, о котором автор забыл бы упомянуть в той или иной связи со своими основными героями.

Атаки японских брандеров, высадка первого японского десанта, отступление войск изменника Фока к Цзинь-Чжоу и оставление им Дальнего, бои за гору Высокую, атака на Зеленые Горы, контр-апрошные работы впереди Китайской стены, закладка минных галлерей, изобретение порт-артурцами сухопутных мин и митральез – нет, повторяем, ни одного значительного факта, который бы не нашел отражения в книге, самое заглавие которой как бы подчеркивает, что автор ставил своей задачей не просто воспроизведение характеров и типов той эпохи, но имел в виду главным образом восстановление подлинных событий обороны Порт-Артура.

Множество картин, нарисованных автором, убедительно показывают нам, что в Порт-Артуре был побежден не русский солдат, не великий наш народ, а прогнивший царский строй. Русские солдаты стойко и до конца защищали крепость, но их предали генералы-царедворцы, сиятельные изменники, титулованные лежебоки и бездарные начальники.

«Порт-Артур» построен автором как историческое повествование, главным стержнем которого является осада крепости. Книга раскрывает перед нами мир воинской доблести и отваги, самопожертвования одних и наглой измены других в суровый канун событий 1905 года. Перед нами встает во весь богатырский рост личность героя Порт-Артура генерала Кондратенко. Автор нашел верные краски для этой незаурядной фигуры. Вместе с лучшими представителями тогдашнего русского флота мы, читатели книги, от всего сердца переживаем их стыд за своих бездарных и трусливых начальников, погубивших 1-ю Тихоокеанскую эскадру. Мы погружаемся в далекий от нас и чужой, а для молодежи и совершенно неизвестный мир царизма. Мы чувствуем, что не страна была разбита, а ее бездарный и насквозь прогнивший режим.

Читая книгу А. Степанова, невольно переносишься в наши дни. Читатель, перевертывая последнюю страницу исторического повествования А. Степанова, подумает о великой силе советского строя, преобразившей нашу страну и сделавшей невозможным повторение Порт-Артура. Именно к такому политическому итогу подводит нас книга Степанова, и в этом ее идейно-воспитательное значение.

Когда свободный народ сам правит страной и выступает на защиту своей чести и независимости, тогда совершаются чудеса, и вместо порт-артурской трагедии наша родина вписывает в летопись своей славы Сталинград и Ленинград. Объяснение этих чудес нужно искать в том монолитном морально-политическом единстве, которое царит в нашей стране. Оно является лучшим памятником всем безвестным героям Порт-Артура, честно сложившим голову за) славу и мощь, своего отечества, в которое они верили даже в час горьких и тягостных неудач.

1944

Могучий художник

Прервалась жизнь замечательного художника слова. Замер звучный ключ русской речи, со стремительной силой вливавший свою кристально-чистую влагу в океан нашего искусства. Тридцать пять лет звучала музыка его книг, и как много оставила она в нашей памяти – и все же не все сказала нам, что должна была сказать, что обещали нам последние страницы его недописанной книги о Петре, о России, о глубоких корнях широкой, просторной русской жизни, о богатейшем русском характере, о нашей скромно-прекрасной, и молчаливо-выразительной, и сдержанно-стихийной природе.

Алексей Николаевич Толстой появился в русской литературе всего спустя пять лет после Антона Павловича Чехова, в годы ослепительной славы молодого Максима Горького, и сразу же, с первых своих литературных шагов был замечен и никогда уже более не выпадал из поля зрению русского, а затем и зарубежного читателя. Литературный путь его шел неуклонно в гору: он брал темы трудней и сложней, он с каждою новою книгой проявлял все более высокое мастерство, упрямо расширяя поле своей творческой битвы.

Он начал со стихов и легко перешел к бытовой прозе. Его «Хромой барин» и «Заволжье», написанные в дни, когда примерно о том же писал такой крупнейший стилист, как Иван Бунин, а жанр бытового рассказа искусно формировал Куприн, были книгами автора не начинающего, а как бы свершающего давно в нем назревшее и выношенное.

Он сразу начал как мастер, пройдя в себе путь ученика. Он попробовал свои силы в драме – и без блужданий и неудач оказался недюжинным драматургом.

В дни прошлой войны с немцами он – журналист.

От рассказа к повести, от повести к роману стремится его ненасытная душа художника. Он хочет писать все – и рассказы, и пьесы, и сказки, и публицистику. Его увлекает роман бытовой, жанровый, но в той же мере влечет его и соблазнительная ширь истории, и роман приключений, и фантастическая повесть, и он пишет трилогию «Хождение по мукам», пишет «Петра», пишет «Аэлиту», «Гиперболоид инженера Гарина», пишет «Черное золото», редактирует русские сказки, создает новый для себя во всех смыслах – и главным образом в социальном смысле – роман «Хлеб», работает на театре и в кино. Он не знает деления на высокие и низкие жанры литературы, он ни от чего не отказывается и ничего не боится. Это былинный Василий Буслаев в русской литературе, разудалый молодец бесшабашной удали и жадной творческой силы. Его плодовитость огромна. Его интерес к жизни и темам литературы всеобъемлющ и не убывает с годами. Для него не существовало слов: «не мой жанр».

И в этом стремительном, как Волга, разбеге – тончайшее искусное письмо, с годами все прозрачней, уж не письмо, а словопластика. Годами лепятся фигура Петра, образ России, прорубающей окно в Европу, и с годами мужают они на страницах Алексея Толстого, где, кажется, каждая запятая осязаемо барельефна.

Отечественная война порождает в Алексее Толстом неукротимый дух бойца. В нем просыпается волгарь. Его статьи 1941–1942 годов, в дни обороны Москвы, незабываемы по тяжелой богатырской силе, по звучности зова, по языку, торжественно величественному, как клятва в разгар сражения. Богата впечатлениями была его жизнь. И круто, по-русски правил он ладьей своей.

Тридцать пять лет шла Волга его жизни. Тридцать пять лет провел он в строю, как созидатель характеров и картин русской природы. И так уж скроен человеческий мозг – казалось, веку не будет этой реке и всегда будет звучать голос Толстого, и всегда будут рождаться его книги.

И вот – Алексей Николаевич Толстой, могучий художник, умер. Мы без него беднее на одну чудесную, полную глубоких и дерзновенных замыслов голову. Но сквозь боль обиды за утрату кто не скажет: как длинна, как прекрасно длинна была эта неукротимая жизнь, которая оставила после себя след на столетие вперед! Прожив мало, но свершив много, он долго будет жить среди нас и, пережив нее бренные сроки, еще заглянет в далекое будущее своими уже перешагнувшими через смерть книгами.

1945